Творчество как функциональный вторичный ресурс организма, как возникновение опосредованного – через непосредственное
Название статьи непривычно для читателей психологических и психофизиологических текстов, посвященных анализу механизмов опосредования, типов медиаторов-посредников и их роли в актах творчества. В отечественной традиции исследования опосредования связаны с культурно-исторической психологией С. Выготского и его последователей. Сам Выготский стремился к «вершинной или акмеистической» психологии. Период его увлечения биологической и физиологической тематикой был чрезвычайно краток. Автор настоящей статьи предпринял поиски филогенетических корней опосредования, с тем чтобы представить, каким образом непосредственное мотет трансформироваться в опосредованное. Такой ход мысли позволил ему прийти к неожиданному результату. Эта мысль относится к проблеме энергетики или энергийности как актов опосредования, так и энергии самих медиаторов. Энергия (можно было бы говорить жизненная сила, энтелехия) непосредственного очевидна. Энергия опосредованного зачаточна. Вместе с трансформацией непосредственного в опосредованное, согласно В. Е. Вифляеву, происходит и своего рода вычерпывание энергии с последующей трансформацией и возможным энерговыигрышем. Отсюда и некоторая непривычность терминологии, используемой автором статьи (вторичный функциональный ресурс и пр.). Уверен, что ход мысли автора представит интерес для читателей, занимающихся проблематикой опосредованного, происхождения и структуры высших психических функций, произвольности и энергетических аспектов поведения живых систем.
Достижение обществом и человеком опосредованных форм в психических процессах доказано в отечественной психологии, прежде всего в школе Л. С. Выготского и его последователей. Между тем существует научно-методологическая трудность, которая заключается в необходимости раскрыть механизм генерации опосредованного, являющегося одновременно генерацией культурного знака, еще ни разу не интериоризованного.
Обобществленная деятельность, коллективный труд ни сами по себе, ни в их культурно-историческом значении не определяют зарождения психологических орудий. Механизм генерации впервые возникающего опосредованного, его логическая конструкция не вырастают напрямую исключительно из социального. Утверждение об их культурно-историческом происхождении декларативно оно оставляет вне поля зрения роль творческой личности, которая интегрирует всеобщий труд. Однако пока неизвестен конкретный механизм такой интеграции.
В культурно-исторической психологии идея усвоения культурных средств (медиаторов) и норм оперирования ими заслонила идею их порождения индивидом. Отсюда и то сравнительно малое внимание, которое уделяется изучению механизмов творчества, в принципе являющихся индивидуальными. Общество может побуждать индивида к творчеству, оценивать результаты его творчества, признавать их. Однако каким бы ни было его влияние, сам творческий акт (озарение) есть акт всецело индивидуальный. Это всегда личностный акт.
Главный смысл опосредованного, высших психических функций состоит в достижении организмом гигантского энергооблегчения. Об этом говорил еще Гегель: «Разум столь же хитер, сколь могуществен. Хитрость состоит вообще в опосредующей деятельности, которая дав объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель» (цит. по: Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982. Т. 3. С. 89). Существует и другая характеристика опосредованного: опосредованное знание – знание, получаемое через посредство другого знания.
Частичные синонимы опосредования «универсализм» и «рациональность», а также само опосредование составляют ряд, где общим «множителем» является старое функциональное отправление живой системы, выступающее в новом более энерговыгодном применении.
Мы предполагаем, что механизм генерации опосредованного – высшей психической функции – следует искать в психике индивида и что любое опосредование, любой культурный знак есть слепок с индивидуального творческого акта. Таким образом, пусть пока априорно, творческое – это впервые рожденное опосредованное. Индивидуальные творческие акты как бы держат конкурсный экзамен на лучшее произведение, которое обществом принимается, усваивается и закрепляется. Любой творческий акт – от микрорацпредложения до гениального открытия, в том числе в художественной сфере, артистической деятельности, – имеет автора, и механизм этих творческих актов, механизм «озарения» один.
В подлинно художественном произведении, являющемся культурным знаком, скрыт своего рода феномен: находящимися в распоряжении автора формообразующими средствами раскрывается сущность социальных коллизий и социальных надежд. Феномен, однако, заключается в том, что в распоряжении автора имеются, как правило, старые, многократно бывшие в употреблении в разных комбинациях формообразующие средства. Между тем именно с помощью этих средств находится уникальная опосредованная связь, решается труднейшая задача раскрытия социальной сущности того или иного явления эпохи. Очевидно этот феномен составляет своеобразие языка[6] произведения. Мы еще раз хотим подчеркнуть опосредованную сущность языка творчества. Иное дело, что этот язык создается не через опосредованное, усилием воли или рассудка, а через непосредственное, в моменты вдохновения, и лишь затем может осознаваться как опосредованное.
Единство творческого озарения и впервые генерированного опосредованного включает целый комплекс компонентов-феноменов: отторжение шаблонных психических механизмов, открытие новых путем использования для решения новой задачи любых фрагментов, частей, комплексов находившихся в употреблении механизмов, применяемых ранее к совсем другим целям. Итогом является принципиально кратный энерговыигрыш (облегчение), опосредование, подключение (ввод в действие) низового уровня психоструктуры. Возникновение перечисленных феноменов одномоментно и совпадает с моментом времени творческого акта озарения.
Однако остается главный вопрос: каким образом, при помощи каких конкретных биологических механизмов и каких функциональных затрат может состояться первичное нахождение организмом и в дальнейшем многократное использование им неординарного энерговыигрыша, приводящего к акселерированному накоплению негэнтропии в своем филогенетическом развитии? Согласно И. М. Сеченову, аналогом такого механизма, очевидно, и явится механизм первичного возникновения опосредованного, высшей психической функции как средства достижения энерговыигрыша.
Нахождение механизма творчества и генерированного опосредованного в психических процессах позволит точно установить подлинный вклад личности и вклад общества в создание культурного знака.
Надо внимательнее присмотреться к феномену доминанты, в особенности к главному ее проявлению – бесконечным доминантным корроборациям. В настоящем изложении необходимо понимание доминанты как функционального органа, т. е. органа как всякого экстрацеребрального «временного сочетания сил, способного осуществить определенное достижение» (см.: Зинченко В. П., Матардашвили М. К. Проблема объективного метода в психологии // Вопросы философии. 1977. № 7. С. 125). Всегдашнюю способность и готовность доминантной функции корроборировать Л. В. Крушинский, имея в виду доминантную основу поведенческого акта в интегральном поведении, назвал ответом доминанты на неспецифический раздражитель, в отличие от единственного специфического, ради которого доминанта возникла. Дополняя Крушинского, можно сказать, что для одной специфической доминантной констелляции существует один-единственный специфический раздражитель. И для этой же одной констелляции (если ее считать неспецифической) существует множество неспецифических раздражителей.
Однако в этом море неспецифических связей существует одна-единственная уникальная связь: доминантные корроборации, как увидим, существуют в значительной мере для ее нахождения, последнее сопровождается рядом уникальных событий. Так, бесконечные корроборации доминантной констелляции находят такое ее единственное неспецифическое расширенное применение, по сравнению с узким специфическим применением (отправлением), при котором возникает кратный энерговыигрыш. Это уникальное расширенное применение есть по сути дела применение отработанного специфического отправления функционального органа, но на единственный искомый неспецифический раздражитель. Уникальность этого неспецифического раздражителя состоит в том, что организм при решении новой задачи (частью которой раздражитель является) вдруг «узнает» в нем элементы старой задачи, именно раздражитель помогает организму решить его новую задачу – удовлетворить потребности на неожиданно высоком энергоуровне. Указанный энергоуровень также можно назвать уникальным: многократное энергооблегчение – выигрыш энергии, многократно большей по сравнению с затраченной.
Итак, уникальная неспецифическая констелляция замыкается на уникальный неспецифический раздражитель, и этот уникальный контакт – кратный энерговыигрыш – навсегда закладывается в память организма, что тоже по-своему уникально. Память организма становится обладателем двух форм доминантного реагирования: обычного специфического и уникального неспецифического с ярким энергоэффектом. Обе формы сосуществуют в организме, действуя в порядке взаимодополнительности, главная цель которой – все то же достижение наибольшего энергоэффекта. Именно этой форме уникального реагирования суждено было сыграть в эволюции главную роль.
Необходимо отметить, что все вышеперечисленные уникальные события, в рождении которых организм имеет решающее значение, совершаются одновременно и составляют единое целое.
Подчеркнем, что организм получает уникальный энерговыигрыш посредством старого отправления, применяя его расширенно, т. е. в новом применении негэнтропической акции. Несколько забегая вперед, назовем это условным или неосознанным опосредованием. Если установилась (и заложена в память) такая негэнтропическая, подкрепленная кратным энергоэффектом, уникальная связь, то она обязательно явит собой доминантный механизм; опосредование в своем генезисе (высшая психическая функция) есть аналог этого физиологического механизма. Последний (в своем интегральном, не только физиологическом, но и биологическом виде), как станет яснее ниже, является детерминантой биологической активности. Его существование помогает понять, что спектр отправления функции намного уже ее спектра применения.
Это положение – центральное и имеет далеко идущие выводы.
Необходимо дифференцировать облегчение и опосредование на внутреннее и внешнее. Внешнее облегчение достигается за счет внешнего уникального неспецифического раздражителя; внутреннее облегчение есть эффект от «неучреждения» новой функции, принципиальное использование старой. Внешнее опосредование – опосредование, достигаемое через окружающую внешнюю среду – уникальный неспецифический раздражитель; внутреннее – есть опосредование, достигаемое старой доминантной констелляцией, которая ранее употреблялась для других целей.
Необходимо также дифференцировать в опосредованном его встречные ходы – прямой и обратный: опосредованное воздействие организма на реальность (прямой ход) и опосредованное использование организмом воздействия внешней реальности на себя (обратный ход), что означает использование уникального неспецифического раздражителя для корроборирования соответствующей уникальной неспецифической констелляции с определенной целью. Это означает, что посредством части окружающей реальности, четко дифференцированной организмом, осуществляется тренаж и укрепление функционального органа, всего организма для достижения актуальной задачи. Уникальность происходящего каждый раз заключается не только в относительно привычном использовании отмеченного организмом повторяющегося случая как такового, но и в том, что указанный «тренирующий» отрезок реальности и возникающее «состояние наилучшей готовности и натренированности» нельзя ничем заменить, например, создать волевым способом. Таким образом, уникальный неспецифический раздражитель, его нахождение и дальнейшее использование есть незаменимое условие развития функционального органа и живой системы. Особое значение имеет обратный ход опосредованного в репродуцирующем творчестве, представляющем собой целую сферу человеческой деятельности.
В науках биологического ряда есть феномены, представляющие собой как бы бесцельное повторение функции. Однако во всех случаях такие повторения не бесцельны, это – непрестанный поиск положения, при котором отправления старой функции могли бы быть применены вновь для новой задачи.
В известном феномене растормаживания заключена отнюдь не негативная сторона деятельности. Это – не редукция, не «мешающие» издержки организма. Растормаживание – это процесс, оказывающий в зависимости от состояния и организма, и внешней реальности, от силы растормаживающего агента и субъективной оценки этой силы, целостное воздействие на организм.
Поэтому растормаживание действует по определенному вектору, дающему приоритет в восстановлении (укреплении) части дифференцировок, вплоть до строго определенного, тончайшего их среза, перед всеми остальными, восстанавливает любые комбинации дифференцировок как симультанно, так и сукцессивно. Ведь что-то всегда должно восстанавливаться от растормаживающего агента и растормаживания, и в этом смысле сохранение тонких, вернее, необходимых и достаточных дифференцировок есть не что иное, как их укрепление, восстановление. Это особенно важно, когда такое восстановление проходит на фоне яркого энергоэффекта. Очевидно, для улавливания подобного энергоэффекта феномен растормаживания и существует. В чем и заключается его главный смысл. Именно эта скрытая сторона растормаживания является основной; в ней обнаруживается тождественность растормаживания как восстановления дифференцировок доминантным корроборациям на неспецифический раздражитель. Таким образом, растормаживание и корроборация представляют в физиологии одно и то же явление и тем самым методологически предельно разведены.
И. П. Павлов исследовал растормаживание на механизме создания условного рефлекса, однако «имеется определенная зависимость образования условного рефлекса от развития доминантных процессов в нервной системе. Только с той воспринимающей поверхности можно образовать условный рефлекс, при воздействии на которую в центральной нервной системе возникают функциональные взаимодействия доминантного характера» (курсив мой. – В. В.) (см.: Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1962. Т. IV. С. 290).
Психофизиологический феномен Н. А. Бернштейна «повторение без повторения», возникающий при построении движения и улучшения его с каждой последующей попыткой[7], этологический феномен смещенного поведения, экспериментально-психологический феномен переноса должны рассматриваться под тем же углом зрения, под каким рассматривается непрестанный поиск в онтогенезе отмобилизованных филогенетических механизмов на текущую и изменяющуюся реальность[8].
Зарождение двигательных энграмм (Н. А. Бернштейн) стоило дорогого опыта организму, уяснившему, что энерговыгоднее расширительно применять не столько прошлые отработанные заготовки – отправления, конгруэнтные контуры движений, сколько их обобщенный моторный образ – энграмму. Две геометрических (метрических) фигуры одного топологического класса могут отличаться друг от друга больше, нежели обобщенный топологический образ класса поочередно от каждой из них. Поэтому двигательная энграмма – свернутая без времени и готовая развернуться во времени программа применения к определенному целому классу объектов реальности – принципиально топологична. Организм путем «неосознанного умозаключения» приходит к выводу о наибольшей энерговыгодности моторного образа при оставлении его как бы… в «незаконченном состоянии», состоянии «полуфабриката».
Опуская здесь подробные доказательства, скажем лишь, что в основе всех этих феноменов лежат механизмы, являющиеся аналогами механизмов восстановления доминанты в ответ на действие неспецифического раздражителя. В дальнейшем мы увидим, что и восстановление доминанты на неспецифический раздражитель и перечисленные феномены обнимаются одним интегральным биологическим механизмом.
[9]
Исследование матчей по футболу, хоккею с шайбой и другим видам спорта с результатом > 1:0 и стало быть голов, забитых в этих матчах, проведенное нами в 1970 г., показало, что голы располагаются во времени следующим образом: наибольшая плотность вероятности появления гола, следующего за предшествующим, приходится на наименьший временной интервал; с увеличением интервала эта плотность вероятности снижается. В основе такой временной закономерности лежит закономерность физиологическая. Предыдущий гол воздействует на последующий по типу растормаживающего агента, достигая тем самым оптимального варианта владения мастерством, т. е. гола. Временные интервалы брались между соседними по времени голами – предыдущим и последующим. Графико-математической моделью – накопительной кривой[10] показана как сама временная закономерность[11], так и то обстоятельство, что временных интервалов между голами, забитыми в ворота какой-то одной команды – одноименные ворота – на 20–25 % больше, чем интервалов между голами, забитыми в разноименные (имеются в виду противоположные ворота команд противников и интервалы только между отквитывающимися голами). Меньшее количество временных интервалов между отквитывающимися голами объясняется тем, что гол, пропущенный командой, является стимулом, действующим по типу растормаживающего агента заведомо не средней (не оптимальной) силы, по сравнению с предыдущим голом, забитым командой, который стимулирует игроков команды с большей силой. Таким образом, исследование показало, что волевые усилия игроков (отквитывающийся гол – самый волевой) не являются определяющим фактором в забивании ими голов. Это положение противоречит выводам теории установки, ставящей во главу угла лишь волевые усилия в достижении цели. Этой теорией в данном случае, а стало быть и во всех подобных случаях, представляющих целый пласт человеческой деятельности, неправильно прочтена психическая реальность.
Приведенные феномены есть повторение функции организмом с определенной целью: получение от реальной, уникальной ситуации разительного (на N порядков) энерговыигрыша. Необходимо всем этим феноменам дать новое название. Если фигурально назвать мозг заводом, производящим организмические функции различных свойств, качеств, уровней сложности, то абсолютный приоритет на этом заводе будет отдан производственному принципу предельно высокого уровня «безотходной технологии», недосягаемого никакой индустрией материальных благ: все, что годится, – в дело!
Функциональный вторичный ресурс – такое название мы дали нашему механизму-интегралу, объединяющему приведенные феномены (физиологический – доминантных корробораций и растормаживания, психофизиологический – «повторения без повторения», этологический – смещенного поведения, экспериментально-психологический – переноса), вбирающему в себя все их характеристики, в том числе главную – генерацию энерговыигрыша. Механизм функционального вторичного ресурса представляет собой аналог механизма вторичного материального ресурса, только в нашем случае разница «лишь» в том, что место бывшего в употреблении материала занимает бывшая в употреблении функция. Функциональный вторичный ресурс – целостный процесс организма – есть детерминанта биологической активности: все ее формы – не что иное, как бесконечный поиск его живой системой; это акселерированный (и единственный) путь накопления негэнтропии[12]. Функциональный вторичный ресурс – интегральная функция, наиболее остро из всех функций организма затрагивающая интересы взаимоотношений между миром органических и неорганических систем, между живой и неживой природой. Анализ функционального вторичного ресурса облегчит понимание того, каким образом происходит победа бесконечно слабых сил организма над бесконечно могучими силами окружающей реальности. Бесчисленны примеры эвристических возможностей функционального вторичного ресурса, поскольку сам он лежит в основе впервые возникшего творческого опосредованного акта. Констатация, например, того факта, что открытия обязаны иметь «аналогокартинное замещение» (см.: Зинченко В. П., Матардашвили М. К. Проблема объективного метода в психологии // Вопросы философии. 1977. № 7. С. 121), основана на функциональном вторичном ресурсе: наша психика без этого не может существовать и т. д. и т. п.
Функциональный вторичный ресурс раскрывает еще неизвестную диалектику взаимодействия иерархических уровней в структуре строящегося движения. Традиционное мнение исходит из того, что вышестоящий уровень спускает команду нижестоящему, которую, как часть общего движения, последний начинает исполнять под контролем высшего уровня, т. е. относительно автономно. Между тем нижестоящий уровень сам находит собственную новую подзадачу из заданного верховным смысловым уровнем с предельным несовершенством как по замыслу, так и по воплощению общего движения; лишь с предельным компромиссом его эффекторику можно посчитать правильной. В этой новой подзадаче нижний уровень «узнает» элементы старой задачи и подключается к ней. Это подключение – решение настолько неожиданное и, самое главное, настолько энерговыгодное, что ассоциируется со скачком (по Н. А. Бернштейну). Подключение регистрируется смысловым уровнем, действующим в данном случае (т. е. пропускающим данный вариант движения) как стохастический механизм, и принимается им[13]. Это – «революция» нижнего уровня, его «звездный час». Он становится ведущим в этот момент и, властно изменяя структуру движения, где уровни ее «хора» начинают исполнять уже иные партии, входит в нее компонентом. Механизм подключения берет свое начало от доминанты и доминантных процессов переориентации порогов возбудимости.
Неспецифическая констелляция, с каждым разом изменяясь и укрепляя все более энерговыгодный вариант, замыкается на уникальный неспецифический раздражитель, выбранный из огромного множества внешних реактивных инерционных сил. Найденный вариант подключения и творческое откровение имеют один и тот же механизм. Переключение-подключение – двуединый процесс взаимодействия уровней иерархии, осуществляемый одновременно. Он отражает специфику верхнего уровня в переключении и нижнего в подключении к конкретной подзадаче. Данный процесс связан с понижением порогов нижнего уровня, изменением всего порогового состояния системы, с результативным ее энергооблегчением. Это целостный процесс организма.
Выбранный нижним уровнем вариант движения в момент подключения применяется опосредованно, т. е. обязательно в 100 % случаев задача выполняется опосредованным способом: отправления нижнего уровня никогда еще не испытывали таких применений, которые хоть и инспирированы верховным уровнем в ультранесовершенном показе, но не им реализованы. Краеугольным камнем является момент реализации движения – найденный нижним уровнем самый энерговыгодный вариант подключения, так называемая мышечная формула (Н. А. Бернштейн), разительно отличающаяся как от контура самого движения, так тем более от его несовершенного первоначального варианта, экспонируемого в прошлом смысловым уровнем. Возможные возражения, что верхний уровень спустил команду-комбинацию, компоненты которой хоть и имеются в нижнем уровне, но не могут быть им скомбинированы, являются в контексте нашего изложения несущественными: во главе угла проблемы – нахождение варианта подключения, реализация, которую не может осуществить верховный уровень. Мысль об относительной несущественности значения верховного уровня в конкретной акции реализации нахождения конечного варианта движения (подключение) подкрепляется еще и историческим развитием двигательных навыков, т. е. созданием принципиально новых в истории какой-либо деятельности, какого-либо ремесла (инструментального исполнительства), неизвестных до того структурных движений-навыков, где вообще неизвестна эффекторика верховного уровня, не говоря уже о ее правильности или неправильности. Приоритет здесь по праву принадлежит низовым уровням. Верховный уровень со своей логикой шаблонов может лишь испортить дело[14].
Таким образом, прежде чем верховный предметносмысловой уровень «Д» «открыл» (на самом деле вовсе и не открывал) опосредованно примененное двигательное отправление нижнего уровня (решение задачи) и облегчение, нижний уровень уже прикоснулся к нему (т. е. подключился), применил и показал, как это делается. Смысловой уровень в данном случае был лишь регистратором события. Невозможность нахождения этого варианта подключения интеллигибельным путем или усилиями только верхнего смыслового уровня имеет принципиальное методологическое значение.
Такое же значение имеет и тот факт, что если живое движение, обладающее пространственно-временными и предметно-смысловыми чертами, является единицей психической реальности и единицей анализа психики (см.: Зинченко В. П. Проблемы единиц анализа психики // Зинченко В. П., Смирнов С. Д. Методологические вопросы психологии. М., 1983. С. 106–124), то генерация опосредованного как высшей психической функции происходит по той же схеме, что и при построении движений, в том числе предметно-смысловых, путем подключения к опосредованному результату нижнего уровня психоструктуры, т. е. через непосредственный результат.
Впервые генерированное творческое опосредованное открывается только через непосредственное и осознается уже тогда, когда совершено. Сознание может лишь регистрировать, осознавать (не регистрировать, не осознавать) опосредованное, которое не может быть генерировано интеллигибельно; во всех случаях, однако, организм регистрирует энергооблегчение или, пользуясь термином Н. А. Бернштейна, своеобразный скачок. Генерация опосредованного есть откровение, «озарение», творческий акт, переорганизация всех уровней психоструктуры, т. е. переосмысление. Опосредованное от своей низшей формы как низшая психическая функция (неосознанное условное опосредование) до высшей формы философского обобщения основано на интегральном биологическом механизме – функциональном вторичном ресурсе.
Создатель теории установки Д. Н. Узнадзе в качестве важной задачи видел преодоление постулата непосредственности в объяснении психической жизни. Установка в его логике выступала в качестве своего рода медиатора, феномена, опосредствующего реакции и акции субъекта. Его учение об установке создавалось в то же время, что и учение А. А. Ухтомского о доминанте. Позднее ученики Д. Н. Узнадзе неоднократно указывали на феноменологическую близость установки и доминанты и рассматривали последнюю как возможный физиологический механизм первой. В свою очередь, А. А. Ухтомский рассматривал доминанту то как физиологический механизм, то как психологическое образование, например, как воспоминание или интегральный образ. Однако связь между вербальной установкой и доминантой просматривается слабо.
Между тем актуальная и вербальная установки предельно отличны друг от друга по своей психологической сущности. Физиологический механизм должен здесь не столько отражать эти сущности, сколько сам, будучи единым, генерировать правильное единое представление о них. Аналогом ответа доминанты на специфический раздражитель, очевидно, является актуальная установка, а аналогом ответа на неспецифический – вербальная. В нашем, наиболее распространенном случае вербальной установки, жизненно важной для индивида – фиксированной установки, – имеющей для него социальную значимость, аналогом неспецифического раздражителя является реальная ситуация, в которой ее (установку) можно и не получить, т. е. ситуация, антиципированная личностью как социальная опасность для нее, для ее престижа. Это, а не только волевое усилие, рождает целостное личностное состояние (вербальную установку), проявлением которого может быть, например, тревожность за вероятностный исход.
По теории установки опосредовать можно все, что вздумается, а отсутствие структуры появления опосредованного (подключение, энергооблегчение) у ее авторов привело к следствию – точный момент времени генерации опосредованного не определяется. Он может не учитываться субъектом[15], так как нет специфического психического состояния озарения. Позволительно думать, что опосредованное возникает одновременно с возникновением самой вербальной установки. Однако эта мысль наталкивается на ряд возражений, которые сводят ее на нет. В самом деле, авторы теории установки не объясняют известного состояния «актера в ударе», для них это состояние – случайность. Для нас существо опосредованного основано на уникальных вариантах физиологических механизмов и окружающей реальности. Это – наделение реальности тем или иным свойством и одновременно открытие этого свойства. Для авторов теории установки опосредованное ординарно, базируется на памяти, на вербальной установке и воле. Для нас опосредованное – многопорядковый энерговыигрыш; для авторов теории установки – чрезвычайные (Р. Г. Натадзе) энерготраты организма, которые вряд ли делают существование органической системы возможным (она идет вразнос).
Таким образом, налицо следующая картина. Вербальная установка может образоваться как добросовестное заблуждение, но не повлечь за собой актуализации, в том числе откровения и опосредования. Между тем данная установка проводится субъектом в жизнь благодаря его «личностному весу» (Чхартишвили), что имеет место в научной деятельности. Если считать (как авторы теории установки) творческий процесс генерации опосредованного длящимся (объективация[16]), как и процесс генерации вербальной установки, то точный момент генерации все равно неизвестен. В нем существует, очевидно, лишняя ступень: объективация или «теоретическая целесообразность» (Д. Н. Узнадзе). Мало того, у авторов теории установки генерация опосредованного находится интеллигибельно, «теоретически целесообразно», а затем идет «в серию». У нас же – и это не парадокс – вариант творческого опосредованного находится и осознается post factum, т. е. когда он уже применен, когда подключение нижнего уровня психоструктуры состоялось.
Конец ознакомительного фрагмента.