Вы здесь

О Русах. Глава 1. Об историографии по вопросу формирования русской нации (В. А. Мазуров, 2015)

Глава 1. Об историографии по вопросу формирования русской нации

Наиболее ранние сведения о наших далеких предках содержатся в работах историков, географов, философов, писателей, полководцев Древней Греции. В их трудах упоминаются народы Северного Причерноморья, на побережье которого было немало греческих городов – колоний. Имеется немало сведений о предках славян и у римских авторов. Однако все они носят отрывочный, фрагментарный характер как упоминания в связи с какими-либо событиями, затрагивающими Древнюю Грецию или Рим. В этих источниках народы, проживавшие в районах, ныне заселенных восточными славянами, назывались последовательно – гипербореями, киммерийцами, скифами, сарматами, венедами (венетами, вендами), антами. И лишь в V–VI вв. н. э. как-то внезапно под своим собственным именем появились славяне. Причем оказалось, что славянами заселен огромный район от Эльбы до Волги и от Балтики до Черного моря и что они являлись здесь самым многочисленным и автохтонным, то есть коренным, народом. Поэтому есть основания полагать, что под именами гипербореи, киммерийцы, скифы, сарматы, венеды, анты во многих случаях скрыты преимущественно предки славян.

В более поздних византийских, западноевропейских и арабских источниках наши предки уже упоминаются под именами славян, русов (русенов, рутенов, ругов, рушенов и т. п.).

Некоторые материалы об истории славян имеются в работах германских, польских и чешских историков Средневековья, часть из них использована в данной работе.

Некоторый экскурс в прошлое Руси сделан в русском летописном своде XII в., известном как Повесть временных лет, и Велесовой книге, о которых будет сказано ниже.

Первая попытка восстановить раннюю историю русского народа предпринята в трудах русских историков П.Н. Крекшина (1684–1763), В.Н. Татищева (1686–1750), В.К. Тредиаковского (1703–1768), М.В. Ломоносова (1711–1765) и многих других. Хотя работы этих историков написаны устаревшим языком и выглядят порой наивными, однако особая их ценность заключается в том, что в них использованы как ныне утерянные летописные материалы, так и не переизданные или не переведенные на русский язык зарубежные исторические материалы. Кроме того, доказательная база приводимых ими аргументов не утеряла актуальности и в настоящее время. К сожалению, в современных официальных учебниках практически не используются труды этих авторов, а также работы по ранней истории Руси, выполненные в последние десятилетия как в России, так и за рубежом. Учебники по истории России начинают ее с IX в. – с призвания на княжение в Великий Новгород князя Рюрика, а о том, что было ранее на Руси, не сообщается.

В народной памяти (в легендах, былинах, сказаниях, песнях, наговорах и других видах народного творчества) сохранились сведения о древних временах, однако привязать их к конкретным событиям, районам и времени весьма затруднительно.

Народная память должна пополняться историографией и наоборот. К сожалению, в официальной историографии русского народа существует огромный пробел. Причиной забвения древних времен Руси являются не только объективные обстоятельства, такие как утеря историографических материалов в связи с их недолговечностью, гибель их в результате войн, пожаров и природных катаклизмов, но и сознательные действия правящих кругов Руси, России, направленные на прерывание её исторической памяти.

К факторам, препятствовавшим изучению истории Древней Руси, относятся, во-первых, официально укрепившаяся в российской исторической науке норманнская теория о происхождении государства восточных славян – Руси, которая отрицает существование каких-либо государственных образований на Руси до XI в., а во-вторых, действия отдельных представителей великокняжеской династии Рюриковичей (Игоревичей) – правителей Руси – по стиранию в народе памяти о предшествующих княжеских родах.

Определенную роль в забвении прошлого русского народа в период христианизации Руси сыграла и Церковь. В борьбе с язычеством она уничтожала памятники языческой культуры, в том числе и письменные, а порой и волхвов, являвшихся носителями и хранителями древних знаний. Кроме того, Церковь четко связывала появление письменности на Руси исключительно с христианизацией Руси. Следует отметить, что в дальнейшем, после своего укрепления на Руси, Церковь стала сберегать старинные рукописи. В связи с этим есть необходимость кратко сообщить о появлении христианства и происхождении письменности на Руси.

О норманнской теории происхождения Руси

О норманнской теории и ее критике за последние три века издано много работ как в нашей стране, так и за рубежом. Однако широкой публике они мало известны, поэтому необходимо кратко рассмотреть основные положения норманнской теории в связи с ее существенным негативным влиянием на историографию Руси, а также аргументы сторонников этой теории и контраргументы ее противников.

Согласно норманнской теории, в северо-западной части Восточной Европы до IX в. н. э. проживали враждовавшие между собой разрозненные славянские, финно-угорские и балтские племена. В IX в. эти племена пригласили на княжение в Северо-Западной Руси скандинавского варяга Рюрика, который прибыл со своим родом – русью. По этой гипотезе Рюрик объединил славянские и финно-угорские племена в единое государство. От Рюрика, по мнению норманистов, пошла киевская княжеская династия Рюриковичей, а его род варягов – руси составил господствующую верхушку государства восточных славян. Норманисты объявляют, что от имени рода этих варягов – руси произошло и название государства – Русь и нации – русские.

Автором норманнской теории считается немецкий филолог и историк Готлиб Зигфрид Байер (1694–1738). Он прибыл в Россию в 1726 г. по приглашению Петербургской академии наук как специалист по семитским и китайскому языкам, с целью собрать и исследовать античные и средневековые источники по истории Руси. В Петербургской академии Г.З. Байер проработал около 6 лет, возглавляя кафедру греческих и римских древностей. Байер не знал русского языка и для освещения истории Руси использовал западноевропейские источники и переводы на немецкий язык русских летописей. По возвращении на родину Г.З. Байер опубликовал статью «Dissertatio de Varagis» («Сочинение о варягах»). В этой работе он и высказал гипотезу, что государственность на Русь принесли скандинавы. В России статья Байера была опубликована в 1735 г. в «Комментариях Академии наук», издававшихся в Санкт-Петербурге в те времена на латинском языке. На русский язык она была переведена в 1747 г.

Теоретическую базу под гипотезу Байера подвел российский академик немецкого происхождения Герард Фридрих Миллер (1705–1783), живший в России с 1725 г. Он выступил в 1749 г. на заседании Российской академии наук с докладом «Происхождение народа и имени российского». В своем докладе Г.Ф. Миллер изложил гипотезу Байера и заявил, что «скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили». М.В. Ломоносов и многие другие академики, в том числе и нерусские по национальности, такие как профессора И.З. Фишер, Ф.Г. Штрубе, резко раскритиковали доклад Г.Ф. Миллера. А профессор И.Д. Шумахер назвал работу Миллера «галиматьей». На этом заседании гипотеза Байера была отклонена, а доклад Миллера, уже напечатанный, был уничтожен.

Работу Г.Ф. Миллера опубликовали только в 1768 г., после смерти М.В. Ломоносова. В течение короткого времени норманнская гипотеза о становлении Руси стала официальной теорией. Однако следует отметить, что для теории эта гипотеза не имела необходимых оснований. Она не содержала анализа источников и обзора всех известных к тому времени фактов, базировалась только на отдельных фразах, выбранных из западноевропейских источников и из списков с русских летописей, без анализа их истинности. При этом в норманнской гипотезе полностью игнорировалось все, что ей противоречило в этих же списках.

Борьба между историками по вопросам ранней истории Руси развернулась сразу после появления норманнской теории. В ходе полемики и сопутствующих исследований как норманистами, так и антинорманистами было получено немало информации, касающейся начальной истории Руси. Но соотношение сил между этими двумя направлениями было таково (не с точки зрения убедительности и обоснованности аргументации, а властных возможностей), что норманнская теория стала преобладающей.

К сожалению, и официальная российская историческая наука XIX в., от Н.М. Карамзина до С.М. Соловьева, приняла норманнскую теорию. Защита этой теории от критики стала официальной политикой. Известный русский историк XIX в. профессор Н.П. Загоскин, автор «Истории права русского народа», пишет, что сторонники норманнской теории создали такую обстановку, что «поднимать голос против этого учения (“норманнской теории”) считалось дерзостью, признаком невежества и отсутствием эрудиции, объявлялось почти святотатством» (67. С. 87).

Немецкий историк Байер был не первым, кто использовал легенду о призвании варягов на Северную Русь для обоснования решающей роли скандинавов в формировании Русского государства. Первым был шведский король Юхан III. Он в переписке с Иваном Грозным, в ответ на его укор в своем низком происхождении, заявил, что варяги и Рюрик, призванные новгородцами, были из Швеции. Вслед за королем и шведские историки стали писать о шведском происхождении Рюрика. В 1611 г. шведы, захватив Новгородские земли, объявили, что новгородцы еще в IX в. призвали для управления своей землей шведского короля Эрика Упсальского. На этом основании шведы навязали новгородцам договор, в котором те признали шведского короля Карла IX своим покровителем и приглашали на княжение его сыновей.

В исторической литературе первым выдвинул норманнскую теорию шведский дипломат и историк Петр Персей (Пер Персон). В 1615 г. он издал в Стокгольме «Историю о великом княжестве Московском». В этом труде он и объявил варягов шведами, хотя и признал, что он не смог «отыскать, что за народ были варяги» (105. С. 18, 19). Персей пишет, что «шведы… взяли страну их и области вооруженной рукой, покорили, разорили, опустошили и погубили ее огнем и мечом до самой реки Танаиса и сделали ее данницей». Теорию Персея использовали и другие шведские историки, она даже вошла в шведские учебники. Но, учитывая полное отсутствие доказательной базы и явную политическую заказанность, она не вышла за пределы Швеции.

Норманнская теория оказалась востребованной в России в середине XVIII в.

Поселения иностранцев в Москве появились еще при Василии III, а после походов Ивана Грозного в Ливонию в Москве было поселено много пленных немцев из Ливонии. Для их размещения в Москве был выделен участок земли, получивший название Немецкая слобода. Петр I и его преемники уже целенаправленно приглашали иностранных специалистов для преодоления отставания в научно-техническом и культурном развитии России, возникшем вследствие трехсотлетнего ига Золотой Орды и изолированности России от западноевропейских и арабских культурных центров. В Россию приезжали преимущественно выходцы из Голландии, Дании, Англии, Германии и Швейцарии. Большинство иностранных специалистов действительно оказали существенную помощь в развитии науки, техники и культуры России. Многие из них оставили о себе добрую память, нашли здесь вторую родину, а их дети не просто стали писаться русскими, но и считали себя таковыми. Так, например, главный доктор Николаевского порта Иоганн Христиан Дале (Иван Матвеевич Даль), отец будущего известного этнографа, военного врача, друга А.С. Пушкина и патриота русского слова Владимира Ивановича Даля, в прошении о поступлении своих сыновей в Морской кадетский корпус писал о себе: «Из дворян российской нации». Также считали себя русскими адмиралы И.Ф. Крузенштерн и Ф.Ф. Беллинсгаузен и многие другие.

Однако во времена императрицы Анны Иоанновны (1730–1740) в Россию хлынул целый поток выходцев из Германии, преимущественно жителей Курляндии. В значительной степени они и составили двор императрицы. Этот период в России известен как бироновщина, по фамилии фаворита государыни Анны Иоанновны Э.И. Бирона (1690–1772). При нем иностранцы, и в первую очередь выходцы из Германии, заняли важнейшие посты в государстве. Так, внешней и внутренней политикой России руководил вице-канцлер А.И. Остерман, а армией и военной политикой России занимался президент Военной коллегии Б.К. Миних. Во времена бироновщины и началось распространение норманнской теории. Она была как бы идеологической подпоркой бироновщины, попыткой доказать неспособность русского народа к самостоятельному развитию. Советский историк М.Н. Тихомиров писал, что норманнская теория «выполняла заказ правительства Бирона, поскольку… стремилась исторически объяснить и оправдать засилие иноземных фаворитов при дворе Анны Иоанновны».

В Российской академии наук также было много иностранных ученых. Заметим, что более 30 лет все печатные работы Академии наук издавались не на русском, а на немецком языке или на латыни.

Вот среди таких выходцев из Германии и нашла своих первых сторонников норманнская теория. Значительное влияние иностранцы сохранили и после ухода со сцены императрицы Анны Иоанновны, Бирона и их сподвижников. И не просто сохранили свое влияние, а активно старались его укрепить, преувеличивая роль иностранцев, особенно германцев, в истории России. Мнение российских немцев о себе достаточно красноречиво выразил один из героев книги В.В. Крестовского «Петербургские трущобы» Карл Иванович: «Кто дал России просвещение и администрацию, кто взял преимущество интеллигенции в высшем ученом собрании русских – немец, …везде немец».

Не хочу преуменьшить роль иностранцев, привлеченных в Россию, особенно в XVIII в., для преодоления её отставания в развитии науки и техники. Она велика. Достаточно вспомнить только некоторых из них – Фонвизин, Фет, Крузенштерн, Беллинсгаузен, Рихтер и многие другие. С именами многих из них связаны в России создание кораблестроения, горного дела, фармакологии, базовых наук и многое другое. Да и сами создатели норманнской теории внесли свой вклад в развитии историографии России. Г.З. Байер, пожалуй, первым использовал западноевропейские и скандинавские источники для изучения истории России. Кроме того, Байер, обнаруживший в «Бертинских анналах» сообщение о русском посольстве, четко сформулировал, что «задолго до Рюрика народ русский имел правителя, титул которого (хакан), привлекая греческие и арабские источники, можно расценивать как равнозначный титулам император, автократор (самодержец)». А следовательно, было и государство русов, которое имело дипломатические отношения с Византией. Почему-то норманисты игнорируют этот вывод Г.З. Байера.

Первый в России выступивший с изложением норманнской теории Г.Ф. Миллер – крупнейший собиратель русских архивов – был и первым ректором первого русского университета. Миллер хорошо изучил русский язык и свои работы писал на русском языке. А.Л. Шлёцер – систематизатор русских архивов – в 1764 г. представил в Академию наук записку «Обзор русских древностей в свете греческих материалов», в которой обосновал необходимость создания свода древнейших иностранных материалов по истории Руси. И такой свод (византийских источников) был создан в 1771–1779 гг. И. Шриттером. А.Л. Шлёцер через 40 лет после возвращения в Германию издал в Геттингенском университете пятитомный труд, в котором проанализировав 21 список Повести временных лет, попытался восстановить первоначальный текст Нестора. Шлёцер считается основоположником критического анализа русских летописей. То есть заслуги этих ученых перед русской историографией несомненны. Однако и Миллер, и Шлёцер были воспитанниками геттингенской исторической школы, преувеличивавшими роль германцев в истории Европы, что сказывалось и на их трудах.

Повторюсь, норманнская теория только зародилась среди иностранных ученых в России, но и первые ее противники (кроме Ломоносова и Татищева) были также среди иностранных членов Российской академии, причем преимущественно выходцев из германских же государств.

Своих основных сторонников эта теория нашла в других кругах.

Автор не отождествляет сторонников и пропагандистов норманнской теории с немецкими гражданами России, основную массу которых составили потомки переселенцев из германских государств, приглашенных в Россию при Екатерине II для освоения пустующих земель в Причерноморье и Поволжье. Они служили верой и правдой своей новой родине и участвовали во всех войнах, которые вела Россия, в том числе и с кайзеровской Германией. Автору неизвестно о фактах предательства со стороны немецких граждан России в полевых войсках.

Казалось бы, что с уходом иностранцев с ключевых постов в России норманнская теория должна бы кануть в вечность, однако эта теория, особенно ее положение об иноземном происхождении правящего слоя Руси, нашла немало сторонников среди аристократических правящих слоев России. Многие представители русских аристократических родов, чуждаясь своего народа, пытались свои родословные вести от каких-либо выходцев из-за рубежа. В этом-то и состоит главная причина быстрого распространения и укрепления норманнской теории, а не в исторических фактах.

Приведем характерный пример. Романовы, как известно, ведут свой род от Андрея Кобылы, командира отряда дружины московского князя Симеона Гордого. Так вот, боярин Шереметев в своей родословной без каких-либо оснований указал, что Андрей Кобыла приехал в Москву из Прус. Придворные историки, развивая эту гипотезу, заявили, что Андрей Кобыла является потомком германского рода прусских королей Камбилов и что прозвище Кобыла (чисто русское прозвище, конь всегда был в почете на Руси) произошло от искаженного имени Камбила (47). При этом творцы таких родословных считали племя пруссов немецким племенем, в то время как пруссы – народность, проживавшая в долине реки Неман, ранее называвшейся Руса, а ее окрестности – Порусье. Отсюда, вероятно, происходит и название племени. Пруссов относят к балтийской языковой группе и полагают их близкородственными литовским племенам. Некоторые филологи отмечают также близость пруссов к венедским западнославянским племенам, но никак не к германским.

Подобным образом создавались псевдозападные корни и многих других аристократических родов. Среди представителей этих родов норманнская теория и находила своих сторонников.

Существенное влияние на распространение этой теории среди русских историков оказал вполне заслуженный авторитет Г.Ф. Миллера как выдающегося собирателя русских архивов.

Основной вред норманнской теории для историографии России заключается в утверждении как непреложного факта, что до IX в. истории русского народа не было и быть не могло. Любые попытки узнать, что же было на Руси до Рюрика, пресекались как бессмысленные, так как, согласно этой теории, до прибытия варягов на их территории жили полудикие люди. Унижение русского народа и его истории в высших слоях российского общества в те времена было настолько велико, что не только аристократы, но и среднепоместное дворянство пытались в своих родословных корнях найти выходцев с Запада и объявить их основателями своих родов. Для своего обособления от народных масс представители аристократии в общении между собой использовали иностранные языки, преимущественно французский.

За рубежом противники России активно поддержали и пропагандировали норманнскую теорию. Они использовали ее для морального обоснования своей агрессии против России. Норманнская теория была в памятке каждого гитлеровского солдата. Эта теория и в дальнейшем будет использоваться врагами России для обоснования необходимости установления внешнего управления над народами, которые, согласно ее догмам, не способны как к самоорганизации, так и эффективному использованию своих ресурсов. Писатель-историк русского зарубежья говорит так: «Норманнская доктрина пошла на вооружение тех русофобских сил западного мира, которые принципиально враждебны всякой сильной и единой России, вне зависимости от правящей там власти, – и служит сейчас политическим целям: с одной стороны, как средство антирусской обработки мирового общественного мнения, а с другой – как оправдание тех действий, которые за этой обработкой должны последовать».

В основу норманнской теории положены:

– предвзятая трактовка легенды о призвании варягов русского летописного свода XII в., известного как Повесть временных лет, и преувеличенная роль наемного новгородского князя Рюрика;

– сообщения «Бертинских анналов» (летописи при дворе франкского короля Карла Великого) о представителях народа rhos, которых король Людовик I счел шведами;

– имена бояр великого киевского князя Олега, упомянутых в его договоре с Византией, которые норманисты трактуют как скандинавские;

– названия Днепровских порогов, перечисленные византийским императором Константином Багрянородным и объявленные норманистами скандинавскими.

По мнению основателей норманнской теории, до IX в. н. э. на территории Восточной Европы проживали разрозненные славянские, балтские и финно-угорские племена, которых пришлые варяги – скандинавы объединили и создали государство Русь.

Однако многочисленные западноевропейские и арабские источники свидетельствуют о том, что на территории Восточной Европы издавна существовали сильные славянские государства с развитой культурой.

Об этом свидетельствует главный исторический труд средневековой Руси середины XVI в. – «Степенная книга», которую игнорируют сторонники норманнской теории. «Степенная книга» написана во времена царя Ивана Грозного (1533–1584). Она представляет собой выборку из русских летописей (в том числе и не сохранившихся до XVIII в.) с некоторыми дополнениями. Названа книга «Степенной» потому, что в ней обозначены поколения, или, иначе, «степени», великих князей и государей Руси. В книге говорится: «И аже и преже Рюрикова пришествия в Словенскую землю не худа бяше держава Словенского языка»; «И во всех тех землях мнози силыя грады и многи велики области и сии вси Русская бяше единая держава, иже ныне на многия власти разделися, древле же Словении именовахуся».

Заметим, что в арабских средневековых источниках, а также в некоторых германских Северная Русь (то есть Новгородская земля) также называется Словенией.

Кстати, в тексте Повести временных лет, которую используют норманисты, перечисляются славянские княжества, существовавшие на Руси задолго до призвания Рюрика, и указывается, что все княжества имели своих князей. Среди этих княжеств упоминается и Новгородская земля, причем сообщается об её многонациональном составе. К сожалению, к настоящему времени история Древнего Новгорода еще не написана. Как образовалась эта многонациональная феодальная республика, занявшая огромную по европейским масштабам территорию от Прибалтики до Урала и от Белого моря до верховьев Волги и Оки? Заселение славянами такого обширного края и объединение в единое государство проживавших здесь народов балтийской и финно-угорской групп происходило явно в течение нескольких веков.

Вот как выглядит легенда о призвании варягов в Повести временных лет в переводе на современный русский язык академика Д.С. Лихачева (82).


В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей…

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву».

И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро.


Рассмотрим, насколько достоверно отражено это событие в указанном списке Повести временных лет.

О Повести временных лет и её тексте о призвании варягов

Повесть временных лет (ПВЛ) является древнейшим сводом русских летописей, изложенных в хронологическом порядке. Основой ПВЛ является летопись, написанная в 1110–1111 гг., предположительно Нестором – монахом Киево-Печерского монастыря. Эта часть летописного свода (Несторовская) получила название – Начальная летопись.

Начальная летопись – это произведение, в котором содержатся выписки из Библии, переложение народных преданий и сказаний, выписки из византийских хроник, рассказы о событиях очевидцев, комментарии к ним летописца и изложение событий, свидетелем которых был сам летописец и его знакомые современники. Участвовал в написании и правке Начальной летописи также игумен монастыря Иларион. Исследования русских летописей русским историком А.А. Шахматовым и советскими историками М.Н. Тихомировым, Д.С. Лихачевым и др. показали, что Нестор использовал для своей работы более раннюю киевскую летопись, доведенную до 996 г., Киевский летописный свод (1037–1039) и Первый Киево-Печерский свод (1073). Авторы их неизвестны, да и сами летописи до нас не дошли. Исследователи летописного дела Руси полагают, что была еще более древняя летопись, а может быть, и не одна, то есть летопись Нестора является по меньшей мере пятой по счету.

Считается, что летописание на Руси началось после Собора в Болгарии в 894 г., на котором было принято решение о переложении богослужебных книг на славянский язык. Однако А.А. Шахматов полагает, что летописание на Руси началось только в конце 30-х гг. XI в., когда Русская церковь перешла в константинопольское подчинение, где летописание было обязательным.

Начальная летопись в том виде, в каком она вышла из-под пера Нестора, до нас не дошла.

В 1116 г. игумен Михайловского Выдубецкого монастыря в Киеве Сильвестр составил летописный свод, в который включил и летопись киево-печерского инока Нестора. Этот свод и получил название Повесть временных лет.

Киевско-Печерский монастырь, в котором трудился Нестор, находился в некоторой оппозиции к княжескому двору, поэтому в его летописи (Начальной летописи) содержались тексты, которые, как показал советский исследователь русских летописей М.Д. Приселков, не могли устраивать Владимира Мономаха. А Михайловский Выдубецкий монастырь был великокняжеским. Он выражал интересы Владимира Мономаха. Видимо, поэтому Сильвестр и включил в свой летописный свод летопись Нестора не в ее подлинном виде, а с некоторыми изменениями и добавлениями (59).

Известный русский историк В.О. Ключевский пишет: «Нестор был составителем древнейшей киевской летописи… а Сильверст – составителем начального летописного свода… и редактором вошедших в состав свода устных народных преданий и письменных повествований, в том числе и самой Несторовой летописи» (57).

Труд игумена Сильвестра в дальнейшем также подвергся редакции. Выдающийся русский языковед и историк древней культуры академик А.А. Шахматов (1864–1920) высказал предположение, что окончательное редактирование Повести временных лет (уже после Сильвестра) осуществлено около 1118 г. под наблюдением князя Мстислава Владимировича. Этот свод известен в историографии как вторая редакция ПВЛ. Мстислав Владимирович был связан родством с датским и норвежским дворами, был внуком английского короля и мужем шведской принцессы. Возможно, именно Мстислав Владимирович и был инициатором преувеличения роли варягов в истории Руси.

К такому же выводу пришли и русский историк Б.А. Рыбаков, и советский историк М.Д. Приселков, которые исследовали несколько десятков сохранившихся списков этого летописного свода (84, 86). Поколения исследователей списков ПВЛ также отмечают наличие в них многочисленных вставок, пропусков и исправлений Несторовой летописи, в том числе и в рассказах о призвании в Новгород Рюрика, об овладении Киевом новгородским князем Олегом и о князе Аскольде (в некоторых источниках он именуется Оскольд). В ПВЛ Аскольд назван воеводой Рюрика, который отпросился у Рюрика для похода в Константинополь и по пути захватил малый городок Киев. Однако, по оценке византийских авторов, Киев в то время был уже достаточно крупным городом и не уступал Новгороду. Арабские современники Аскольда сообщают, что Киев был крупным городом, больше столицы волжских булгар. Археологические раскопки подтверждают, что к тому времени Киев представлял собой объединение как минимум четырех больших поселений. И Нестор знал это. Поэтому он, будучи патриотом киевской земли, не мог назвать Киев – малый городок. Это свидетельствует о том, что текст о захвате Аскольдом Киева не принадлежит Нестору.

Известные русские историки Д.И. Иловайский (1832–1920) и А.А. Шахматов (1864–1920), как и многие другие, исследуя тексты летописей о призвании варягов, делают вывод, что все сказание о варягах является более поздней вставкой в Повесть временных лет. Причем исследования Д.И. Иловайским и А.А. Шахматовым были выполнены в разное время, с использованием отличных друг от друга методик. Каждый летописец имел свой стиль письма, использовал свой набор слов и иные особенности изложения, дающие возможность филологам-исследователям определять авторство тех или иных текстов. Свои методики имеются и у историков.

Монах Нестор писал историю Киевского княжества. У него не было необходимости рассказывать о найме князей в иных славянских княжествах, в том числе и Новгородском. Избрание князя и заключение с ним договора (ряда) было обычным явлением среди славянских княжеств. Подобный договор заключали и киевские князья, в том числе отдельный договор со своей дружиной. Поэтому мала вероятность, что Нестор в своей летописи писал о призвании Рюрика в Новгород. Исследователи Повести временных лет обращают внимание на следующее принципиальное противоречие в её тексте. Под 852 г. указывается, что греки уже в то время называли Киевское княжество Русью (при этом Нестор ссылается на греческие источники), а через несколько страниц, в легенде о призвании варягов в Новгород в 866 г., сообщается, что государство восточных славян – Русь получила свое название от имени этих варягов, то есть много позже 852 г. Если верить норманнской теории, Русь могла быть так названа не ранее конца IX в. Такого явного и принципиального противоречия Нестор не мог допустить. Это также свидетельствует о том, что он не является автором легенды о призвании варягов. Кстати, не было и государства под названием Киевская Русь, была просто Русь. Термин «Киевская Русь» является изобретением историков для обозначения определенного периода в истории Руси.

По-видимому, великий князь Мстислав Владимирович является автором и текста обращения послов Новгорода к Рюрику. Этот текст, как сообщает российский историк С.Ф. Платонов (80), почти дословно воспроизводит сказание скандинавского летописца Видукинда о призвании бриттами англосаксов.

Причем и землю свою в этом сказании бритты хвалят теми же словами, что и новгородцы свою (по версии ПВЛ). Такое совпадение не может быть случайным. Мстислав, мать которого была дочерью английского короля нормандского происхождения, а жена – дочерью шведского короля, в молодости часто бывал при шведском дворе и мог знать скандинавские сказания. Этого нельзя сказать о монахе Несторе, который с 17 лет жил в киевском монастыре.

Некоторые исследователи ПВЛ (А.А. Шахматов, Б.А. Рыбаков и др.) предполагают, что легенда о призвании варягов в Новгород включена в ПВЛ на основе 1-й Новгородской летописи, с определенной корректурой. Маловероятно, чтобы киевляне помнили достаточно достоверно о событии, произошедшем в Новгороде за несколько поколений до времени написания ПВЛ, и уж тем более слова обращения новгородцев к Рюрику. Поэтому летописец или тот, кто его контролировал, имел достаточную свободу в изложении новгородских событий.

Владимир Мономах, его сын Мстислав, как и другие потомки князя Игоря, были заинтересованы в обосновании права рода Игоря на управление Русью. Кроме Игорева княжеского рода на Руси были и другие княжеские роды (древлян, дреговичей и других племенных объединений русских племен) со своими длительными родословными. Они отнюдь не приветствовали возвышения потомков Игоря. Поэтому для Игоревичей, кроме силы, необходима была и какая-то правовая основа для своего верховенства. Вот таким обоснованием их права и явилась легенда о призвании варягов.

Эта легенда была благоприятна для Руси, так как была направлена на ликвидацию соперничества за власть местных княжеских родов. Одновременно она утверждала родовое единство русских князей, что в какой-то степени ограничивало их братоубийственную борьбу. Фраза «владей и управляй нами» была очень удачным изобретением. Характерно, что, хотя среди сотен списков Повести временных лет нет ни одной полностью одинаковой, даже легенда о призвании варягов излагается по-разному, эта фраза переходит из одного списка в другой практически без изменений. Однако заметим, что в списках новгородских летописей сказано не «владей и управляй нами», а «приходи княжить». А это две большие разницы. В те времена в Новгороде княжить означало быть военным начальником, заниматься вопросами обороны государства, для чего Рюрик и был приглашен.

Летописи в те времена являлись важным средством массовой информации, играли важную роль в обосновании княжеской власти в Древней Руси. Летописи, как правило, велись в монастырях при княжеских дворах. Новые летописи обычно составлялись как своды предшествующих летописей, различных исторических материалов из других источников и дополнялись изложением событий, современных летописцу. Все события, как правило, излагались последовательно, по годам (летам), отсюда и название – летопись. Летописные своды переписывались и распространялись по всем княжествам.

Фраза «владей и управляй нами» также предполагала возможность наследования великокняжеского престола, а не избрание князя киевлянами, как то было принято ранее. А народная мудрость говорит, «что написано пером, то не вырубишь топором».

До историков не дошли ни свод самого Сильвестра, ни вторая редакция Повести временных лет. Сохранились только списки со списков этих сводов, прошедшие через руки поколений переписчиков, причем не сохранилось ни одного списка киевского происхождения. Списков Повести временных лет, выполненных разными переписчиками, имеется огромное множество. Они имеют разный объем и разную достоверность. Почти все сохранившиеся списки выполнены преимущественно в северных княжествах. Следует отметить, что термин «рюриковичи» по отношению к первым поколениям киевских князей в этих списках не используется.

Даже наиболее древние своды – Лаврентьевский, законченный в 1377 г. (восходящий к Владимирскому летописному своду начала XII в.), и более поздний Ипатьевский (1425), выполненные, как считают специалисты, на основе текста Сильвестра, прошли через руки многих переписчиков. Переписчики же, как отмечал русский историк В.О. Ключевский, «не были бесстрастными и даже беспристрастными наблюдателями, а у каждого были… свои сочувствия и антипатии». Более того, летописцы, трудившиеся в монастырях при тех или иных княжеских дворах, допускали вполне осознанные искажения описываемых событий. Они учитывали интересы своих князей, которые часто враждовали или воевали с другими князьями.

По оценке исследователей, и текст о варягах в списках Повести временных лет неоднократно подправлялся и уточнялся. Как выглядел изначальный текст, можно только предполагать. И сообщал ли вообще Нестор о призвании варягов, неизвестно. Ведь он писал историю Киевского княжества, «кто первее в Киеве княжить стал», а не историю всей Руси. В Киеве же, согласно Нестору, первым князем был Кий, а не Олег, как считают норманисты. И как произошло вокняжение Олега в Киеве, достоверно мы не знаем.

Вставок, правок текста Начальной летописи в ПВЛ немало, и не только в эпизодах о варягах. Так, например, явно не принадлежит Нестору и сообщение ПВЛ о пропагандистской деятельности на Руси апостола Андрея, так как в Житии Бориса и Глеба Нестор (с. 62) пишет, что апостольские проповеди до русов доходили, но сами они на Руси не были. Такой же смысл имеет и его фраза в ПВЛ «Аще и телом апостолы не суть где были» (82. С. 63).

В более ранних летописях и сводах, в том числе новгородских (а кому бы, как не новгородцам, и писать об этом?), описание призвания на княжение Рюрика либо вообще отсутствует, либо излагается по-иному. То есть можно сделать вывод, что легенда о призвании варягов в том виде, как она изложена в списках Повести временнных лет, использованных норманистами, не является достоверной. Хотя само призвание, или, что более точно, найм, Рюрика на княжение в Новгороде не вызывает сомнений.

Норманисты допускают неточности и в изложении использованных ими фраз из текста самого Лаврентьевского списка. Так, широко тиражируется искаженная фраза из обращения послов Великого Новгорода к Рюрику в отношении своей страны «а порядка в ней нет». Но в самых старых списках с Лаврентьевского списка эта фраза звучит по-другому, а именно «а наряда в ней нет» (в некоторых – «а нарядника в ней нет»), что имеет совсем другое смысловое содержание. Под словом «наряд» в те времена подразумевалось в основном вооруженное формирование. Слово «нарядник» означало наемный руководитель, то есть тот, с кем заключен «ряд» – договор.

Русский историк В.Н. Татищев, открывший Лаврентьевскую летопись, сомневался в достоверности описания в ней призвания Рюрика. Тверской монах Вениамин, хранитель монастырских летописей, сделавший для Татищева выписку из Иоакимовской летописи, так отзывается о Несторовской летописи в части, касающейся новгородских событий: «О князех руских старобытных Нестор монах не добре сведем бе, что ся деяло у нас славян во Новограде, а святитель Иоаким, добре сведомый, написа».

Первый новгородский епископ (991–1030) Иоаким Корсунянин – таврический рус – написал свою летопись почти на 100 лет раньше Нестора. В своей работе он ссылался на не дошедшую до нас «Великую летопись». Во вступлении Иоаким так и пишет: «…начнем повесть сию вкратце из Великого Летописания». Информация о Великом Новгороде епископа Иоакима, надо полагать, более достоверна, чем в более поздних киевских летописях.

Русский историк Д.И. Иловайский, автор «Истории России», по оценке Н.И. Костомарова, «самый талантливый деятель по отечественной истории», также считал, что обычно приводимый летописный текст ПВЛ не первоначальный, а позднейший, когда Киевский летописный свод подвергся искажениям и домыслам переписчиков, и главным образом в сказании о призвании варяжских князей.

Он приводит группу летописных сводов и сборников, сохранивших иной вариант сообщения о призвании Рюрика. В самом древнем из них – летописце патриарха царьградского Никифора сказано: «Придоша Русь, Чудь, Словене, Кривичи к Варягом, реша» В одном из используемых Д.И. Иловайским текстов есть такая фраза в обращении к Рюрику «Земля наша рекомая Словенская Русь, добра». Это свидетельствует о древности наименования Новгородской земли Русью, и ни о каком привнесении скандинавами имени Русь восточным славянам и речи быть не может. Кстати, германский историк Гельмгольд (XVI в.) именовал Новгородское княжество «Славия».

Следует обратить внимание на то, что и в тексте Никифора сообщается: к варягам пошли представители народов «Русь, Чудь, Словене и Кривичи». И нет там никакого народа «варяги-русь». Д.И. Иловайский, исследовав большое количество списков летописей, показал, как из оборота «реша варягам Русь, Чудь, Словене…» (Ипатьевский, Троицкий и Переяславские списки. 48. С. 529) сознательно или из-за механической ошибки получилось: «Реша варягам Руси Чудь, Словене…» Вот в таком виде и стала звучать эта фраза в Радзивилловском списке и списках, выполненных с него. Отсюда и возникло предположение, что «русь» – иной, отличный от новгородцев народ. Следующие переписчики уже были вынуждены искать объяснения этому обороту «варягам-руси». И из используемого норманистами списка получается, что Рюрика приглашал в первую очередь народ чудь (предки или сородичи предков эстонцев), а уж потом славяне.

Кстати, в Иоакимовской летописи при перечислении народов Новгородской земли указываются «русь, словене, чудь и пр.». В Троицком и Переяславском списках сказано: «Реша Русь, Чудь, Словене, Кривичи и Весь, земля наша…» Очередные переписчики продолжали допускать ошибки в этой фразе. Так, например, кто-то из них, видимо, уже не зная такой народ, как «весь», вместо весь, кривичи, записал «и все кривичи», тем самым исключив еще один народ Новгородской земли.

Можно предположить, что заселение славянами Северной Руси осуществлялось и с запада, и с юга, отсюда и три наименования русских народностей (три племенных союза).

В летописи Никифора не упоминается о какой-либо междоусобице между народами Новгородской Руси. Никифор сообщает, что новгородцы ввиду старости их князя Гостомысла и отсутствия прямых потомков по мужской линии (сыновья Гостомысла к тому времени погибли или умерли) рассматривали несколько вариантов избрания князя.

Приглашение князя на «правление по ряду», как отмечают историки, было многовековым обычаем не только Великого Новгорода как союза ильменских славян и балтских и финно-угорских племен, но и многих других славянских союзов племен. В исторических материалах (как в древнеславянских, так и в западноевропейских) упоминается, что князья славянских племен избирались собранием старейшин родов (обычно на 10 лет). Причем избирался князь, как правило, из княжеских родов, сыновья которых с детства осваивали воинскую науку и науку управления. О заключении ряда (договора) князя с народом (вече) и дружиной сообщается и в ПВЛ.

Согласно Никоновской летописи, вначале новгородцы рассматривали вариант избрания князя из других княжеских родов Новгородской земли. (Кроме княжеского рода Гостомысла были и иные местные княжеские роды. Так, например, был род изборских князей, из которого происходила княгиня Ольга.) В Никоновской летописи говорится: «И по сем собравшеся реша о себе… Поищем меж себе, да кто бы в нас князь был и владел нами, поищем и установим такого». Однако этот вариант был отклонен из-за опасности возвышения какой-либо местной новгородской группы над другими. Затем рассматривался вариант избрания князя из неновгородских княжеских славянских родов: «или от Козар, или от Полян, от Дунайцев или от Варяг». Возможно, эти разногласия в выборе князя (а горячие новгородцы, как не раз бывало и в более поздние времена, могли при этом и подраться) и превращены одним из переписчиков в междоусобицу уже между народами, населявшими Новгородскую землю. Обращает на себя внимание фраза «…или от Полян», что свидетельствует о том, что в Киевской земле существовал княжеский род.

Следует отметить, что в этот период кроме Киевской Руси княжеские славянские роды имелись и в низовьях Дуная, в Поволжье, в Южной Прибалтике, на Среднем Дону и в других районах.

Окончательно новгородцы остановились на кандидатуре, которую предложил перед своей смертью их князь – Гостомысл, сам происходивший из древнего венедского княжеского рода (в девятом поколении).

По версии Иоакимовой летописи, Гостомысл, чувствуя по старости свою неспособность управлять Новгородской землей, предложил избрать своим преемником Рюрика – внука от своей младшей дочери – сына князя ободричей (ободритов). По словам этой летописи, его внук от старшей дочери – Храбр по каким-то причинам не устраивал новгородскую старшину.

А вот как об этом говорится в «Изборнике» А.Н. Попова по хронографу 1679 г.: «Гостомысл в глубокую старость прииде и не могий уже разсуждати, ниже владети… многочисленными народы… сей премудрый муж, седый умом и власы, призывает к себе вся властетиля русския, иже под ним, и рече к ним… по смерти моей идите за море в Прусскую землю и молите тамо живущих самодержцев… кровницы суще, да идут к вам княжитити …несть вам срама таковых покоритися и в поддании у них быти». Здесь достаточно четко указано, что новгородцы направлялись на южное побережье Балтики к родственному народу, чтобы выбрать себе князя.

История – дисциплина политическая, и изложение ее меняется в зависимости от того, кто и с какими целями ее излагает. Это своего рода мост из прошлого в будущее. Поэтому официальная история является инструментом правящей династии или класса по укреплению или узакониванию своей власти. Так и миф о призвании варягов для управления русским и другими народами, проживавшими в северо-западной части современной России, был нужен роду киевских князей для обоснования своих прав на власть, своего первенства по отношению к другим княжеским родам. А их было немало. ПВЛ сообщает, что перечисленные в ней славянские племена имели своих князей и называет некоторые династии (у древлян – Мал, у северян – Черный, у вятичей – Ходота и др.). О наличии князей у славянских объединений племен сообщают и зарубежные источники. Называемые в ПВЛ древляне, северяне и другие были к тому времени уже не отдельными племенами, а объединениями племен. Князья киевской династии стремились стереть память о княжеских родах других союзов племен, что привело к потере информации о предыдущей истории нашего народа, о ранее существовавших государственных образованиях, к стиранию исторической памяти поколений.

Следует заметить, что со временем Рюриковичи почти все другие древние княжеские роды свели до уровня бояр. А великий князь Ярослав Мудрый вообще поделил Русь на уделы между своими сыновьями. Вот этим князьям и было необходимо обоснование своего первенства по отношению к другим княжеским родам, своей призванности к управлению Русью.

Итак, можно сделать вывод, что используемая норманистами версия о призвании варягов является искаженной легендой, созданной во времена Владимира Мономаха. В этой легенде такое рядовое для Новгорода событие, как избрание очередного князя, норманистами превращено в призвание некоего чужеземного рода для владения и управления Русью.

Следует также отметить, что ни о каком привнесении восточным славянам неизвестным чужеземным родом имени русь и речи быть не может. Как уже отмечалось, под именем Словенская Русь Новгородская земля именовалась задолго до призвания Рюрика. Кроме того, и в самом раннем списке Лаврентьевского свода, и в других летописных материалах, в том числе и приведенных выше, среди перечисленных народов Новгорода перед призванием Рюрика указывается и русь. Более того, и в списке Повести временных лет, который использовали норманисты, под 852 г. указывается, что уже тогда жителей Киева греки называли русью. Ниже будет показано, что под именами рос, рус и производных от них часть восточных славян была известна западноевропейцам и арабам многими веками раньше. Например, в Болгарии в те времена была область Русия с самостоятельной митрополией константинопольского подчинения. Возможно, именно жителей этой области и имел в виду летописец, упоминая их под именем дунайцев.

О Рюрике, варягах и их роли в становлении Руси

В том, что легендарный Рюрик был исторической личностью, нет сомнений, однако о его происхождении высказываются разные мнения. Даже норманисты, объявляя его скандинавом, до сих пор имеют различные точки зрения о национальной принадлежности Рюрика. Одни из них полагают, что Рюрик – датчанин, другие считают его шведом, норвежцем и даже финном. В этом одно из слабых мест норманистов, поскольку в используемых ими материалах для обоснования родины Рюрика не найдено сведений о призыве их Рюрика в Новгород. Наиболее близким новгородскому Рюрику по времени можно считать фрисландского Рорека, происходившего из скандинавского рода Съелдунгов. Полное имя его – Herraud-Hrorek Ludbrand Signjotr Thruvar. Этот Рорек на правах вассала Карла Великого управлял Фрисландией (территория современных Нидерландов). После смерти Карла Великого Рорек, потеряв свои владения, сумел собрать эскадру кораблей и в течение нескольких лет грабил побережья Англии и Франции. Впоследствии преемник Карла Великого император Лотарь отдает Рореку в управление Ютландию. Однако этот Рорек погиб в конце 873 г. при нападении на один из франкских городов, похоронен в Дании, и о каких-либо походах его на Восток сведений нет. Рюрик же новгородский умер в 879 г. и, согласно летописям и «Степенной книге», похоронен в Новгородской земле. Таким образом, эта версия представляется маловероятной. Тем не менее ряд норманистов именно этого Herrfud-Hroreka объявляет новгородским князем.

Подлинное имя легендарного Рюрика также неизвестно. В летописных сводах он известен как Рюрик, Рурик, Ререк. В Велесовой книге он назван Рореком. Д.И. Иловайский упоминает в составе ободричей народность рериги, ререги, что в переводе с западнославянского означает «сокол». Возможно, от этого наименования и происходит имя Рюрик. Возможно, есть какая-то связь между реригами и наименованием приднепровских славянских племен соколоты. Известно, что венеды пришли в Прибалтику из Приднепровья. Соответствует этому и герб Рюрика – стилизированное изображение пикирующего сокола. Этот знак, как клеймо на домашних животных, неоднократно обнаруживался в захоронениях начала нашей эры в Северном Причерноморье.

Представляется, что наиболее близка к истине версия немецких историков – хронистов XVII – XVIII вв., считавших Рюрика сыном ободритского князя, потомком древней венедской династии.

По мнению историка Церкви и богослова С. Ляшевского, Рюрик был сыном князя славян-ободричей Годлава (в немецких хрониках Годлиб, Готлейб), женатого на дочке Гостомысла Умиле, то есть Рюрик был внуком Гостомысла. По своему происхождению Рюрик не имеет никакого отношения к скандинавам – норманнам, хотя и нельзя исключить какие-то династические связи между княжескими родами Новгородской земли, прибалтийских славян и Скандинавии.

С. Ляшевский сообщает также о династическом родстве и самого Гостомысла с княжеским домом ободричей, который, в свою очередь, был связан родством с киевским княжеским родом.

Немецкий историк Бернгард Латом (1560–1613) в своем труде «Genealochronicon Vtgapolitanum» (1610), включавшем генеалогию Мекленбургской герцогской династии упоминает князя Рюрика как сына вагрского и ободритского князя Годлиба.

В «Генеалогии мекленбургских герцогов» Фридриха Хемница (1611–1689) Рюрик и его братья указаны как сыновья венедско-ободритского князя Готлейба. В генеалогиях Иоганна Хебнера, изданных в 1725 г., Рюрик с братьями Сиваром и Трувором отнесены к роду герульских, венедских и вандальских князей, как и Боривой и его сын Гостомысл. О происхождении Рюрика из вагров-варягов сообщается и другими западноевропейскими историками XVI–XVII вв., такими как французский историк А. Дюре, польский М. Стрыйковский, римский дипломат А. Мейерберг, прусский историк М. Преторием и многие другие.


Ободричи, ободриты – это объединение прибалтийских племен, которые относятся к венедам, или, более точно, к русичам. Русичи пришли в междуречье Южной Прибалтики как одно из племен (или племенных объединений) западных славян, известных в Западной Европе как венеды. Ободричи (немцы их называли ободриты) проживали в бассейне реки Одер (Одра по-славянски) до побережья Балтийского моря. Балтийское море в I тысячелетии н. э. западноевропейцы называли Венедским (у Цезаря – Венедский залив), а славяне – Варяжским. Свое наименование ободричи получили по названию реки Одра, в низовьях которой они поселились, хотя в то же время они имели и общеплеменное имя русь. Немецкие источники в составе ободритов упоминают вагров, варнов, травян, линян, полабов, древан, но наиболее часто встречаются руги, рутены, раны. При этом немецкие средневековые авторы Гельмгольд и Адам Бременский сообщают, что все они говорят на славянском языке.

В германских источниках жителей южного побережья Балтики обычно называли rugi и ruteni (rutini), где слог gi традиционно заменяет труднопроизносимое для германцев сочетание «жи». Рутены – латинизированный вариант написания имени русены, употребляемый через слог ti, читаемый как «ци». В житии Оттона Бамберского сообщается, что руги еще имеют имя русены и страна их называется Русиния. В исторической литературе встречается и такое наименование прибалтийских славян, как ружане, рушане. Может быть, отсюда и название русских у англичан ruschen, ведь в I тысячелетии н. э. англы и саксы жили еще на южном побережье Балтики и были соседями русичей.

В немецких средневековых источниках встречается также наименование района проживания прибалтийских славян как Рустения, Рутения, Русия, Ругия. А средневековый автор XII в. Гервазий называет «Ruthenia» Южную Русь (Киевскую), а Северную Русь – «Russia». Это свидетельствует о близком родстве населения этих регионов, поэтому и путаница в их наименованиях.

Центром этой прибалтийской Руси, после разрушения Рерика, по-видимому, был город Млекоград (после захвата германцами – Мекленбург). В памяти онемеченных жителей Мекленбурга сохранилась легенда о призвании на Русь сыновей князя ободричей Годослава (сына князя Витислава), зафиксированная в немецких исторических материалах.

М.В. Ломоносов отмечал, что в то время верхняя половина реки Неман именовалась Руса. В исследовании А.Г. Кузьмина (60. С. 291–292) приведена информация датских источников XII–XIII вв. о народах Прибалтики, а также обращение римского папы Иннокентия IV к духовенству, в которых Южная Прибалтика называется Руссией. Папа Бенедикт XI, обращаясь к последним рюгенским князьям Вышеславу и Самбору, называет их «знаменитыми мужами, князьями русских» (1). Их имена красноречиво говорят о том, к какому народу относятся князья. Эти-то имена никак нельзя назвать скандинавскими. Однако если два-три раза перевести их с одного языка на другой, то можно, при желании, сделать и их близкими к скандинавским.

В германских хрониках упоминается король ободритов Витислав как союзник короля Карла Великого. После смерти Витислава князем ободритов (в немецких источниках его называли королем) стал его сын Траскон. Центром ободритов в то время был город Рерик на южном побережье Балтики, недалеко от современного города Росток. В 808 г. датский король Годофрид разрушил Рерик, в войнах с данами погиб и князь ободритов. Новым князем ободритов стал Славомир, брат Траскона. В 842 г. в войнах с данами погиб князь ободричей Годослав, сын Витислава и отец Рюрика.

В 844 г. немецкий король Людовик покорил ободричей и присоединил их княжество к Священной Римской империи. В сражениях погиб князь ободричей Гостомысл, сын старшей дочери новгородского князя Гостомысла. Князем ободричей и вассалом Священной Римской империи стал представитель другой ветви рода ободритских князей – Славомир. Поэтому у Рюрика уже не было права на главный престол, и уход со своми сородичами на самостоятельное княжение в Новгород был для него естественным выходом из сложившегося положения.

В Германии в Средние века проводились серьезные генеалогические исследования, в том числе был исследован на несколько поколений и род князей ободритов (ободричей), из которого вышел Рюрик, так как некоторые королевские и герцогские германские династии считали себя потомками этого княжеского рода.

Генеалогия вендско-ободритских королей (князей), согласно немецким хроникам, приведена в Приложении 1.

Термин варяги не является синонимом скандинавов, как полагают норманисты. Значение этого термина менялось со временем. В IX–X вв. он имел уже географический смысл, являсь синонимом слова поморцы, и применялся по отношению к жителям южного, славянского побережья Балтики. В этот же период новгородцы называли варягами и военно-торговые сообщества, которые существовали на южном побережье Балтики. Когда почти все южное побережье Балтики было захвачено германскими племенами тевтонов, термин варяг приобрел уже иное значение – наемник. Он применялся первоначально ко всем наемным воинам, в первую очередь к выходцам с южного побережья Балтики, и лишь в XI–XII вв. так стали называть и наемников из Скандинавии. Исландская «Сага о людях из Лаксделя» сообщает, что в варяжской дружине в Константинополе (существовавшей с IX в.) первый норманн появился в не ранее середины XI в. (107. С. 171). Основной же состав этой дружины представляли славяне.

С XIII в., когда наем зарубежных воинов на Руси прекратился, значение этого термина вновь изменилось. По В.И. Далю, слово варяг уже означало «скупщик всячины по деревням… перекупщик… коробейник». Киевляне же вплоть до XI в. варягами называли всех новгородцев.

Использование термина «варяг» для обозначения жителей Скандинавии является творчеством норманистов. В торговом Новгороде хорошо знали жителей соседних стран и называли их свеи, норманны, даны и т. д. В летописи, которую использовали норманисты, эти народы также четко названы свеи, норманы, даны, англы и т. д.

Российский исследователь В.Н. Демин обосновал версию о том, что термин варяг означает «солнцепоклонник».

В Германии варягов (иногда их называли варинами) относили к славянским племенам вандалов и венедов. Некоторые немецкие и польские историки, изучавшие более ранние исторические и генеалогические хроники, пришли к выводу, что указанные племена являются родственными.

Германский историк-хронист Гельмгольд в своей работе «Славянская хроника», впервые изданной во Франкфурте в 1556 г., упоминает государство Вагрия, которое, по его мнению, находилось на южном побережье Балтийского моря и было населено ваграми. Он пишет, что главным городом в земле вагров явлется «Альденбург, тот, что на славянском языке зовётся Старигард, то есть “старый город”, расположен в земле вагров, на западной стороне Балтийского моря, и является пределом СлавииГород же этот… некогда населяли храбрейшие мужи, так как, находясь на переднем крае всей Славии, они имели соседями датчан и саксов и все военные столкновения или сами первыми начинали, или, если нападали другие, принимали удар на себя» (90).

Другой немецкий историк, Сигизмунд Герберштейн, в 1526 г. посетил Русь в качестве венского посланника и после возвращения издал обстоятельный труд «Записки о Московии». Он пишет, что на южном побережье Балтики ранее был «знаменитый город Вагрия» и что по имени этого города славяне и Балтийское море называли Варяжским. С. Герберштейн в своей работе сообщает, что, согласно русским летописям, именно отсюда и происходит новгородский князь Рюрик.

Известный просветитель немецкий учёный Г.В. Лейбниц предполагал, что варяг – это искажённое производное от названия Вагрии. Он пишет, что в IX в. там жили племена одритов, но позднее эта область была подчинена норманнами и датчанами.

О варягах, как славянах, упоминали французские и польские историки Средневековья.

Французский учёный Клод Дюре в 1613 г. издал в Кёльне «Всеобщий исторический словарь». В нем он указывает, что «варяги были тождественны вандалам, которых также называли вендами».

Польский историк Станислав Сарницкий в труде «Польские анналы», изданном в Кракове в 1587 г., сообщает, что венды, населявшие южное побережье Варяжского моря, являются предками русов.

Другой польский историк, М. Стрыйковский, в работе «Хроника польская, литовская, жмудская и… Руси», изданной в Варшаве в 1582 г., отмечал, что «издавна славный город Вагрия, основанный недалеко от Любека вандалитами», являлся местом, откуда «руссаки выбирали себе князей из этих вагров или варягов и вандалитов».

Таким образом, западноевропейские историки и дипломаты до распространения норманнской теории достаточно уверенно определяли население Южной Прибалтики, в том числе и варгов (варягов), как славян. Вышеприведенные высказывания средневековых историков и дипломатов, подтверждающих, что балтийские варяги – это славяне, – лишь только часть свидетельств о славянстве варягов русских летописей.

Историк Л.П. Грот (Швеция) выдвинула новую гипотезу о летописных варягах. Она предполагает, что варяги – это прямые потомки праиндоевропейского населения севера Восточной Европы. Об этом, по ее мнению, свидетельствует наличие в древнерусском языке «субстрата дославянского языка, языка праиндоевропейского народа», проживавшего в полосе от Урала до Южной Балтики. От них пришедшие с юга славяне, смешавшись с народом, сохранившим язык их общих предков, и восприняли топонимику района, частично лексику и верования. Л.П. Грот обращает внимание на большое количество топонимов, особенно гидронимов, в указанном районе с корнем вар. Причем их количество в Новгородской и Архангельской областях в несколько раз больше, чем в Южной Прибалтике.

В какой-то степени версию Л.П. Грот подтверждает исследователь псковских и новгородских берестяных грамот А.А. Зализняк. По его мнению, истоки новгородско-псковского диалекта должны отыскиваться на праславянском уровне в праиндоевропейском языке.

Советский и российский историк А.Г. Кузьмин отмечает, что корень «вар» в индоевропейских языках издревле связан с обозначением воды, водных пространств. То есть можно полагать, что варяги – это люди, живущие у моря, поморяне. Возможно, это и имел в виду летописец, когда писал, что те варяги (поморяне) и звались русью.

В Повести временных лет о варягах написано: «Сице бо ся зваху тьи варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзие же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си». В этой летописи достаточно четко обозначено, что варяги – это не этническая принадлежность, а жители приморья и островов. На современном языке приведенная из летописи фраза звучит примерно так: «Зовутся те варяги (приморцы) – русь, как другие – (варяги, приморцы) – шведы, норвежцы, англичане». Когда составлялась Повесть временных лет, в Киеве варягами уже называли воинов – наемников.

В XIV–XVI вв., когда летописи переписывались, этот термин имел уже значение, указанное В.И. Далем. Поэтому и потребовалось уточнение, что такие варяги. Для новгородцев в период написания летописей такое уточнение не требовалось.

Норманисты же утверждают, что приведенная выше фраза указывает на то, что под варягами в летописи подразумеваются скандинавы. Байер не оспаривал, что варяги жили на южном побережье Балтики, но он полагал, что этой территорией в то время владели норманны и жили шведы – русы. Но это противоречит как немецким и польским хроникам (их непосредственных соседей), так и шведским историческим источникам.

В Новгородской первой летописи достаточно четко написано: «Варяги – мужи словене». Русский историк С.А. Гедеонов в своем двухтомном труде «Варяги и Русь» также относит варягов к прибалтийским славянам – ваграм. Первый русский историк В.К. Тредиаковский указывает, что «варяги – русы словенского звания, рода и языка».

На конкретного адресата обращения новгородцев указывает Воскресенская летопись. В ней указывается, что создателем государства по побережью и в бассейне реки Неман является легендарный Прус «и до сего часа по имени его зовется Прусская земля. А от Пруса четвертое на десять колено Рюрикъ».

Заметим, что легендарный торговый гость Садко также назван «варяжским гостем», но никто не объявляет его норманном. В том же Лаврентьевском списке, используемом норманистами, буквально сразу после фразы о прибытии Рюрика следует сообщение о том, что и сами новгородцы являются потомками варягов: «Ти суть людье ноугородцы от рода варяжска». Это наиболее вероятно напоминание о том, что пришли новгородцы на Волхов с Поморья (то есть с побережья, из Вагрии). Норманисты такую характеристику происхождения новгородцев, приведенную в том же списке летописи, который они используют, игнорируют.

В настоящее время у археологов и лингвистов нет сомнений в том, что древние новгородцы – это западные славяне, которые довольно давно отделились от основной массы западнославянского населения. Путь их с берегов Вислы на Ильмень-озеро четко прослеживается по многим характерным признакам. О происхождении новгородцев из балтийских славян свидетельствует анализ результатов раскопок в Новгороде и Пскове (домостроительство, фортификационные сооружения, антропологические материалы и др.). Язык новгородских берестяных грамот, по оценке филологов, также указывает на западнославянские корни новгородцев. Краниологические материалы свидетельствуют, что наиболее близки к новгородским славянам балтийские славяне, в том числе и ободриты.

Русский историк В.Н. Татищев в своем труде по истории России отмечает, что, согласно шведским источникам, «славяне из Вандалии в Северную Русь около 550 лет по Христе пришли… безсумненно письмо имели и с собой в Русь принесли».

Он пишет также: «Другие того дивнее, что рассказывают, якобы в Руси до Владимира никакого письма не имели, следственно древних дел писать не могли, обосновывая это тем, что Нестор более 150 лет после Владимира писал, но никоего прежнего писателя истории не воспоминает. Впрочем, это мнение, думается, от таких произошло, которые не только других древних славянских и русских историй в Руси, но даже оную Несторову никогда не видели или читая понять и рассудить не могли, как, видимо, и преславный писатель Байер, который хотя в древностях иностранных весьма был сведущим, но в русских много погрешало… Подлинно же славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, в чем нам многие древние писатели свидетельствуют и, во-первых, то, что вообще о всех славянах рассказывается» (95).

Со временем земли бывшей Вагрии были захвачены немцами, и термин «варяги» потерял географический смысл. Поэтому более поздние переписчики Повести временных лет, сообщая о посольстве новгородцев за Рюриком, пишут, что они «пошли к немцам», а в некоторых списках, а также в «Сказании о князьях владимирских» – в Пруссию. Это довольно точно указывает географический адресат посольства новгородцев. Кстати, в этом «Сказании…» для усиления авторитета рода киевских князей Рюрик объявлен потомком Александра Македонского.

Размещение народов на территории Скандинавии в IX в. отличалось от их расселения в начале XII в., когда была написана Повесть временных лет.

В IX в. норманны (предки норвежцев) жили в юго-западной части Скандинавии, даны (предки датчан) занимали полуостров Ютландия, Датский архипелаг и юго-восточный выступ Скандинавии. Севернее данов располагались свеи (шведы).

Шведы в это время еще только осваивали восточное побережье Ботнического залива. Здесь находились лишь их редкие опорные пункты. В начале IX в. шведы заложили свой первый торговый пункт на Северном побережье Финского залива (будущий город Турку) и около 850 г. – другой, на восточном побережье Прибалтики, в районе современного города и порта Лиепая.

Скандинавские саги сообщают о периодических набегах отрядов датчан и шведов на восточное побережье Балтики, в первую очередь на земли эстов (Эстландия) и куршей (Курландия). Причем эти набеги не всегда были успешными. Так, в первом набеге на эстов в начале VII в. конунга Ингвара шведы были разбиты, а сам конунг Ингвар погиб. В сагах также отмечены и набеги эстонских викингов на шведское побережье (113. С. 30–32).

Отдельные шведские отряды также проникали на побережье Ладожского и Онежского озер, где, вероятно, занимались грабежом во владениях Новгорода. Эти отряды, по-видимому, были достаточно крупными, так как они смогли нанести поражение дружине новгородского князя Буривоя – отца князя Гостомысла.

Первые набеги на «Восточные земли» (так указано в сагах) связаны с шведским конунгом Эйриком Упсальским. Саги сообщают, что он совершил несколько летних набегов на восток. По мнению известного историка Б. Нермана, эти походы Эйрика относятся к 850–860 гг. Скандинавские источники отмечают, что действия шведских походов на восток носили исключительно набеговый характер. Целью набегов был грабеж приморских селений и получение откупа от грабежей (дани) с ближайших к ним селений. Возможно, именно о набегах Эйрика Упсальского и сообщает Повесть временных лет. В шведских источниках упоминается еще поход в Восточную Прибалтику во второй половине IX в. некоего конунга Регнвальда. Ни о каких-либо походах как шведов, так и других скандинавов на восток с целью захвата земель и строительства каких-либо крепостей в скандинавских источниках не упоминается.

Археологи отмечают наличие нескольких шведских могильников в Восточной Прибалтике (в частности, вблизи Лиепаи), относящихся к VII–VIII вв., однако каких-либо следов постоянных скандинавских колоний или факторий на восточном побережье Балтики археологи не обнаружено (Там же. С. 33).

Движение скандинавских народов на восток началось после формирования у них единых государств – Дании (середина X в.), Швеции (начало XI в.), Норвегии (середина XI в.). Швеция была объединена в единое королевство (Свитьод) при Улафе Шетконунге в начале XI в., тогда же Улаф с дружиной принял и христинство. С этого времени отмечается экспансия Дании в земли поморских славян и Восточную Прибалтику, а Швеции – в Финляндию, Карелию и Эстонию.

То есть скандинавы не могли создать государство славян в Северо-Западной Руси, так как они к этому времени еще и свои национальные государства не сформировали. В этот период в Скандинавии существовало множество небольших «дружинных государственных образований» во главе с избираемым дружиной предводителем – конунгом (rex в германских источниках)

Первое же сообщение о посещении норвежцами восточного побережья Прибалтики относится только к 80-м гг. IX в., когда норвежский мореход Вульфстан достиг устья Западной Двины, о чем он сообщил как об открытии новых земель (73). К концу IX в. относятся и первые упоминания Руси в сагах, под названием Gardarika.

Для новгородцев из Волхова идти «за море» означало пересечь море и не только в западном направлении, но и в южном, то есть на южное побережье Балтики к родственному народу ваграм (по летописи варягам – русам). Торговый Новгород был знаком и со свеями, и с данами, и с норманнами, знал их разбойничьи повадки. Новгородцы не раз отбивали их нападения на свои северные владения. Шведы к этому времени завершали покорение финских племен и вышли к Северному Приладожью. Дальше перед ними лежали новгородские земли. Новгородская республика знала намерения своих северных соседей, и она никогда не нанимала их в князья. Новгород знал также Рюрика и то, что он воевал с данами и свеями. Такой князь и был нужен новгородцам в то время.

Из всего изложенного следует, что варяги летописи – это славяне южного побережья Балтики.

Все положения норманской теории базируются исключительно на предположениях.

Г.З. Байер для объявления варягов скандинавами использовал сообщение, записанное в «Бертинских анналах» (хроники времен Франкской империи) под 839 г. В нем сообщается о прибытии представителей народа рос (rhos) в составе посольства византийского императора Феофила к франкскому императору Людовику I. Феофил просил Людовика помочь им «через его империию безопасно вернуться (на родину) так как путь, по которому они прибыли в Константинополь пролегал по землям варварским и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов (вероятно, имеются в виду печенеги, появившиеся к этому времени в Приднепровских степях) и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь этим путем, подвергались опасности». Людовик же предположил, что эти представители народа «рос» относятся к враждебной для него народности свеонской (Sueonum) и являются разведчиками. Свои опасения Людовик сообщил Феофилу, а также что он «решил задержать их у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда или нет и если они окажутся людьми благожелательными… то они будут отправлены на родину с охраной». Если его предположение подтвердится, то он вышлет этих представителей обратно к Феофилу, чтобы тот сам принял решение об их дальнейшей участи.

Результаты проверки посольства представителей народа phos и их судьба неизвестны. Тем не менее этого сообщения оказалось достаточно Г.З. Байеру и его последователям для вывода, что народ rhos – это шведы и, следовательно, указанные в ПВЛ варяги-русы – это шведы.

Однако сам текст «Бертинских анналов» свидетельствует о противоположном. Людовик I заподозрил, что под видом послов народа rhos скрываются лазутчики народа Sueonum (по мнению норманистов – шведов), а из этого следует, что народ rhos не относится к народу Sueonum, ибо нельзя скрываться под своим именем.

Кстати, самоназвание шведов – svenskar, немцы их называют «shcweden», англичане – «swedens», славяне – свеи.

А.Г. Кузьмин выявил, что термином Sueonum во Франкской империи в IX в. называли жителей Южной Прибалтики независимо от их национальной или племенной принадлежности, а предков шведов они называли «свевами». Свевы во времена Людовика I проживали в средней части современной Швеции. Людовик с ними не воевал и не мог воевать, так как их отделяло от него Балтийское море и южное побережье Балтики, населенное преимущественно славянскими племенами, в том числе и ободричами. Вот с ними-то как раз франки и воевали. Гостомысл – старший брат Рюрика и погиб в войнах с франками. Именно с прибалтийскими славянами и могли спутать посольство русов при дворе Людовика I, поскольку еще Иордан отмечал, что славяне одинаковы по языку и обычаям.

Г.З. Байер допустил ошибку в прочтении «Бертинских анналов». Определенного созвучия в словах sueonum и «шведы» для него и его последователей оказалось достаточно, чтобы объявить Рюрика скандинавом.

Кроме того, в послании императора Феофила содержится еще одно опровержение предположения Байера, что народ «рос» – это шведы. В этом послании владетель народа «рос» назван хаканом. Такой титул в Византии использовался только по отношению к Хазарскому и Тюркскому каганатам и Руси. Он означал верховного владыку независимого государства, в состав которого входили и иные государственные или племенные формирования. По отношению к Руси титул «Русский хаган» использовался в византийских хрониках уже с VII в. (63). О том, что царь русов (Поднепровья) зовется «хакан» сообщает и арабский географ Ибн-Руст. Также и Абдаллах Ибн Хордабег пишет в 847 г. (то есть восьмью годами позже записи в «Бертинских анналах»), что у русов «есть царь, называемый хакан русов». На Руси титул «каган» соответствовал великому князю, поскольку были и иные князья. В договорах Руси с Византией упоминаются «светлые князья» и просто «князья», находящиеся «под рукой» великого князя. В «Слове о Законе и Благодати», написанном в 30-х годах XI в., киевский князь Владимир Святославич назван «великим каганом нашей земли». Титул «хакан» в ПВЛ применялся к Ярославу Мудрому и его сыновьям. Использование же в Византии титула «хакан» по отношению к скандинавским предводителям не отмечено.

Представляется невероятным, что какой-либо из предводителей небольшого государственного формирования предков шведов (ярл или конунг, а их в будущей Швеции было несколько десятков) мог послать своих разведчиков в Константинополь, где они выдали бы себя за представителей народа «рус» с целью проникнуть ко двору Людовика I. Напомним, что шведского королевства еще не было. А в Византии к этому времени уже хорошо знали русов Причерноморья и Приазовья. Русы не только торговали и воевали с Византией, но в отдельных случаях были и ее союзниками. В столице Византии постоянно находились купцы русов. Об этом свидетельствуют византийские хроники. Да и разведка в Византии была поставлена неплохо. Поэтому в Константинополе не могли перепутать русов-славян с предками шведов.

Да и не было необходимости предкам шведов посылать своих разведчиков таким кружным путем. У них давно были налажены контакты через Балтийское и Северное моря. Известно, что в 830 г. Бьерн – конунг свевов, проживавших в Средней Швеции (Свеаланд), послал посольство к Людовику с просьбой о присылке к нему священников для проповеди христианства. И Людовик Благочестивый послал к свевам епископа Ансгара, который вернулся через год, не достигнув особых успехов, однако первую церковь в Швеции в г. Бирки он построил. Время для христианизации шведов еще не пришло. Христианизация Швеции началась в начале XI в., после ее объединения в единое государство.

Таким образом, первый аргумент обоснования норманнской теории, что народ «рос», упомянутый в «Бертинских анналах», – это шведы, ошибочен, а следовательно, ошибочно и предположение, что «варяги-русы» Повести временных лет – шведы. Да и не найдено «росов» среди скандинавских племен. Были среди будущих шведов еты, геты, свевы и др., только русов не было.

Из вышеизложенного следует вывод, что запись в «Бертинских анналах» 839 г. о народе rhos не может служить основанием для объявления «варягов-русов» Повести временных лет шведами или иными скандинавами.

Следующий аргумент норманистов – это якобы скандинавские имена бояр князей Олега и Игоря.

В договорах Византии с великим киевским князем Олегом, а позднее и великим киевским князем Игорем упоминаются имена их ближайших бояр. Многие эти имена не имеют смыслового содержания в современном русском языке. Поэтому норманисты объявили их скандинавскими. Однако в Скандинавии таких имен также не существовало, и они также не имеют смыслового значения. Еще М.В. Ломоносов обратил внимание на то, что в скандинавских языках имена бояр Олега и Игоря не имеют никакого смыслового значения: «Сии имена не имеют никакого знаменования» (70. С. 30, 31). Он пришел к выводу, что теоретики норманизма просто перекроили искаженные в договорах славянские дохристианские имена на скандинавский лад.

Проведенное А.Г. Кузьминым исследование имен бояр, указанных в договорах с Византией, показало, что две трети их имеют западнославянские, кельтские и иранские корни. По его мнению, некоторые из имен бояр явно принадлежат финно-угорским племенам, которые входили в состав русских княжеств. Три имени явно эстонские. Часть имен бояр имеют иллирийские корни. Происхождение некоторых имен нельзя объяснить однозначно. Чисто скандинавских имен в упомянутых договорах нет, поэтому нет и оснований для объявления имен бояр Олега и Игоря скандинавскими.

Впрочем, исследователи слов-имен отмечают, что у германских и славянских племен был распростанен обычай брать понравившиеся по звучанию имена из соседних племен. Поэтому не всегда имя соответствует национальности его носителя. У нас и в настоящее время значительная часть населения носит имена, перенятые у других народов.

Заметим, что в X–XI вв. в составе дружин русских князей служило немало профессиональных воинов-наемников и из других стран, в том числе и скандинавских. Археологические исследования подтверждают наличие в составе русских дружин представителей северогерманских племен, но только со второй половины X в., со времен Владимира Мономаха. В некоторых захоронениях на Руси обнаружены мечи предположительно скандинавского производства. Однако это еще не означает, что они однозначно принадлежали скандинавам. Русские купцы закупали в Скандинавских землях мечи и иное вооружение, а туда поставляли русские изделия, в том числе и мечи и в больших количествах изделия гончарного производства.

Кстати, тексты договоров киевских князей Олега и Игоря с Византией свидетельствуют о наличии давних, задолго до Аскольда и Олега, договорных отношений Византии именно с Киевской Русью, а не с некими пришлыми варягами.

Очевидна искусственность объявления скандинавскими и названий отдельных порогов Южного Днепра. Император Византии Константин Багрянородный, описывая путь из Черного моря до Новгорода, приводит, как у него сказано, «славянские и русские» наименования Днепровских порогов. Причем те названия порогов, которые Константин Багрянородный назвал славянскими, имеют вполне понятный смысл в современном русском языке. А те, что он назвал русскими, не имеют в современном русском языке никакого смыслового значения. Поэтому норманисты сочли, что эти, «русские», наименования Днепровских порогов даны варягами-русами, которые, по их мнению, являются скандинавами – шведами. Однако ни в шведском, ни в других скандинавских языках эти наименования также не имеют никакого смыслового содержания.

Все попытки норманистов дать названиям порогов скандинавское объяснение настолько надуманны, что даже сторонник норманнской теории российский историк Г. Эверс иронизировал, что «кто-то может объяснить их и из мексиканского языка». В Повести временных лет четко сказано, что славянский и русский языки являются одним языком. И это у переписчиков летописного свода не вызывало никаких сомнений. Следовательно, в «русские» наименования порогов информаторы Константина вкладывали иной смысл, не имеющий к русам Приднепровья, и тем более к прибалтийским русам, никакого отношения. Наиболее вероятно, что «русские» наименования Днепровских порогов даны им ираноязычной частью скифов, которые в течение нескольких веков кочевали в районе между Доном и Днепром. Отметим, что название и самого Днепра состоит из двух слов – «Непра», как эту реку называли славяне, и «дан» («дон»), что у ираноязычных скифов означало «река». Археологические материалы свидетельствуют, что часть скифов переселились в лесостепную зону Приднепровья, перешли на оседлый способ жизни и постепенно смешались со славянами.

Русский историк Д.И. Иловайский нашел объяснение некоторых «русских» наименований Днепровских порогов в осетинском языке. Осетины (их предки именовались аланами) являются потомками ираноязычных скифов. Так, «русское» (по мнению Константина Багрянородного) название одного из Днепровских порогов Ессупи на старом осетинском языке означает «не спи». «Ес» на старо-осетинском означает отрицание «не». Славянское название этого порога, по Константину Багрянородному, «Не спи». То есть оба наименования по смыслу полностью совпадают. Во времена появления норманнской теории данный порог уже имел название «Будило», также близкое по смыслу с более древним «Не спи». Используя осетинский язык, Д.И. Иловайский нашел объяснение еще двух так называемых «русских» наименований Днепровских порогов. Причем по смыслу они также совпадают со славянскими названиями. Остальные «русские» наименования в их греческом написании настолько искажены, что пока никак не объяснимы.

В результате исследований Д.И. Иловайского норманисты XX в. в обоснованиях своей теории наименования Днепровских порогов практически уже не используют.

Можно предположить, что информатор Константина Багрянородного ранее бывал в Тмутараканской Руси и был знаком с местными русами. В те времена в Византии все население этой Руси называли русами (росами), хотя там проживало много народностей. Вторыми по численности в Приазовье после русов были аланы – потомки скифов и предки осетин. Во времена Хазарского каганата все население Приазовья и Кубани (будущей Тмутараканской Руси) византийцы и арабы называли хазарами, хотя оно состояло из множества народов, в том числе тюрков, русов, аланов, готов, греков, иудеев и др. Д.И. Иловайский отмечает, что языки аланов и кубанских русов в те времена были близки. В результате почти тысячелетнего проживания по соседству произошло сближение их языков, тем более что они относились к общей индоевропейской языковой группе. Возможно, поэтому и назвал информатор Константина непонятные славянам, уже чужие для них, но еще используемые названия порогов «русскими» (хотя они, вероятно, были аланскими). Кстати, в старославянском языке словово «алань» означало низменность, соответственно – аланы, или аланники, означало «жители низменности». А аланы (предки осетин) до нашествия гуннов и жили в низинной части Северного Предкавказья.

Впрочем, все это версии. Происхождение «русских» наименований Днепровских порогов Константина Багрянородного еще не определено. При очень сильных искажениях и большом желании их можно назвать и скандинавскими, и любыми другими. Но это противоречит четко и неоднократно сказанному в ПВЛ, что «русский и славянский язык един есть».

Заметим также, что применять выражение «путь из варяг в греки» к речным коммуникациям от Новгорода до Черного моря и далее в Византию ранее X в. нет оснований. Этот путь из Новгородских земель в Черное море начал функционировать только после объединения Руси, со второй половины X в. Для этого потребовалось создание волоков на суше, каналов (борозд) в болотах и углубление мелких речек по пути из Двины в Днепр. Кроме того, около волоков необходимо было построить селения для людей, которые бы обеспечивали перетаскивание судов, перевозку грузов, охрану и ремонт, снабжение продуктами. Все это потребовало немалой работы (двух-трех поколений X в.).

Для мореходов Скандинавии и Прибалтики путь в Византию проходил вокруг Европы. В отличие от славянских ладей морские суда скандинавов были непригодны для перетаскивания их по волокам из одних водных систем в другие. Кроме того, путь вокруг Европы был безопаснее, быстрее, дешевле и не зависел от времени года. В истории зафиксирован только один переход наемников-варягов (в том числе и скандинавов) по Днепру из Киева в Византию. Это отправка князем Владимиром Святославичем варягов, нанятых им для захвата власти в Киеве. И в этом случае варяги, как об этом сообщает ПВЛ, просили Владимира дать им проводников, так как этот путь в Византию был им не знаком.

Следует отметить, что в летописях национальная принадлежность варягов Владимира не указана. Первое сообщение о найме скандинавов новгородцами имеется в Эймундовой саге, написанной в XII в. В ней сообщается о найме новгородским князем Ярославом Владимировичем норманнской дружины численностью 600 человек во главе с Эймундом. В саге указывается, что Эймунд от имени своей дружины подписывал договор с Ярославом на 12 месяцев и что трижды они этот договор продляли. В договоре оговаривались условия оплаты, размещения и питания, обязанности норманнской дружины и князя. Через четыре года Ярослав договор не продлил, и норманны ушли к брату Ярослава.

Объявление варягов князя Владимира норманнами является чистым творчеством норманистов, не подтвержденным историческими материалами. Некоторые норманисты упоминание в ПВЛ о казни Владимиром двух варягов-христиан принимают за доказательство, что это были норманны. Даже выдвигают предположение, что христианство на Русь принесли норманны. Однако христианизация Скандинавских государств произошла позже, чем Руси, а славянских народов Южной Прибалтики раньше. То есть наиболее вероятно, что казненные при Владимире варяги были из Южной Прибалтики. Тем не менее среди наемников-варягов Владимира могли быть и скандинавы. Наемничество не имеет национальности.

Итак, для заявлений норманистов, что скандинавы ходили самостоятельно по Днепру и дали свои наименование Днепровским порогам, нет никаких оснований.

Скандинавские источники данное предположение норманистов также не подтверждают. Во времена Киевской Руси скандинавские купцы торговали с арабами, но использовали для этого Волжский путь, в обход владений Киевской Руси, причем они перегружали свои товары на славянские ладьи, что зафиксировано в торговых договорах.

Норманисты, несмотря на многолетние поиски в западноевропейских исторических материалах, так и не смогли найти среди северогерманских народов ни таких племен или родов, как «варяги» или «русь», ни информации о призвании или переселении каких-либо скандинавских родов к восточным славянам, ни тем более об овладении скандинавами Новгородской землей (превосходящей по размерам любое из германских государств того времени). Поэтому, чтобы доказать скандинавское происхождение слов «варяги» и «русы», они просто подбирали более или менее созвучные слова.

Поразительна изобретательность норманистов для обоснования скандинавского происхождения и слова «русь». Они подбирали отдаленно похожие на него норвежские и финские слова, игнорируя сообщения арабских, византийских и германских исторических материалов, в которых упоминается о народах «рус» и «рос», проживающих в Причерноморье и Приднепровье еще в первой половине нашего тысячелетия.

Г.З. Байер использовал для объяснения слова «русь» норвежское слово rops, которое в переводе означает «гребец». Г.Ф. Миллер взял наименование «Русь» из финского наименования Швеции Ruotsi (что на финском означает «страна гор»). А слово «варяг» Г.З. Байер вывел из скандинавского «варг» – «волк» и преподнес его как синоним слова «разбойник». Такая характеристика скандинавов со стороны их соседей, возможно, и справедлива, но сами-то себя вряд ли они так называли, и уж тем более славяне не могли их называть чужим непонятным словом. Искусственность таких обоснований норманистами слов «русь» и «варяг» очевидна.

Как было ранее сказано, наем князя с военной дружиной для обороны торгово-ремесленной республики в Новгороде было рядовым явлением как до Рюрика, так и спустя много лет после него. Приглашался князь или воевода с военной дружиной. Новгородцы заключали ряд (договор) с ним на вече, в котором определялись условия найма, права и обязанности князя, оплата, места размещения дружины. Причем несколько поколений новгородцев избирали князя из одного и того же княжеского рода. Князь Гостомысл, согласно преданиям, был девятым представителем этого рода (ободритских князей).

В случае нарушения князем условий найма договор (ряд) аннулировался. Так, например, новгородцы трижды расторгали договор с Александром Невским, несмотря на его заслуги перед Новгородом в организации отпора вторжений шведов и Ливонского ордена.

Таков же был и найм Рюрика и его дружины. Рюрик, как отмечено в сохранившихся списках, в течение 2–4 лет (данные разных летописей об этом сроке различаются) размещался со своей дружиной не в самом Новгороде, а в Старой Ладоге, то есть в крепости, прикрывавшей путь к Новгороду по реке Волхов с севера. Некоторые авторы предполагают, что Рюрик и заложил Старую Ладогу. Однако археологические раскопки свидетельствуют о том, что Старая Ладога существовала уже в VII в.

В археологических слоях Старой Ладоги, относящихся к VII в., обнаружены остатки металлолитейной печи с элементами металлообработки – шлаки, заготовки, обломки литейных форм, приспособления для изготовления проволоки, гвоздей и ладейных заклепок, клещи разных размеров, зубила, сверла, наковаленка и инструменты для изготовления украшений из бронзы и серебра. Кроме того, найдены и готовые изделия. Это означает, что еще в VII в. на месте Старой Ладоги было достаточно большое селение, так как литейное производство и мастерские были только в больших селениях. Вероятно, в нем осуществлялось строительство или ремонт судов. Дендрохронологический анализ деревьев, использовавшихся для строительства Старой Ладоги, показал, что они срублены в 612 г., то есть за 2,5 века до прибытия Рюрика. Вероятно, это селение использовалось новгородскими мореходами для стоянки и подготовки судов перед их выходом в море. Поэтому ни о каком строительстве Рюриком Старой Ладоги и речи не может быть. Она существовала минимум за 2,5 века до его прибытия. Рюриком же в Старой Ладоге, вероятно, была построена крепость для защиты от шведских набегов.

Нет оснований и для предположений, что Рюрик основал Новгород, как это преподносят норманисты, так как в Первой Новгородской летописи сообщается, что посольство к Рюрику было отправлено Новгородом. Археологические и летописные материалы свидетельствуют, что первый город на территории нынешнего Новгорода был основан не позже VIII в. и именовался Хольмгардом, то есть «городом на холме».

Рюрик, по-видимому, справился с задачей обеспечения обороны Новгорода с севера, так как во время его княжения ни новгородскими, ни шведскими источниками не зафиксировано каких-либо шведских нападений на Новгородское княжество.

В дошедших до нас списках Повести временных лет и новгородских летописях не отмечено какого-либо участия Рюрика в объединении северных славянских земель, так как они давно уже были объединены. Вообще, в летописных материалах сообщается только о приглашении Рюрика на княжение в Новгородскую землю, строительстве им крепости в Старой Ладоге в устье Волхова и о подавлении мятежа части новгородцев. Больше нет никакой информации о его деятельности как князя Новгорода. Поэтому нет никаких оснований для объявления наемного новгородского князя Рюрика объединителем северных славянских, балтийских и финно-угорских племен и строителем Новгородской Руси. Это чистейший вымысел норманистов.

Можно предположить, что Рюрик не ограничился строительством крепости в селении Старая Ладога, а совершал походы как по новгородским землям, так и по зависимым от него княжествам. Он был обязан показывать свою силу соседям, что было необходимо в те времена. Возможно, что он и присоединил к Новгородскому княжеству какие-то земли. Однако сведений о походах Рюрика нет. Только в Велесовой книге упоминается, что Рюрик ходил по Днепру, вероятно в его верховьях. Возможно, Рюрик также построил Городище вблизи озера Ильмень. Оно сейчас называется Рюриково городище. Однако связь этого городища с Рюриком сомнительна, так как это наименование появилось только в XIX в.

Материалы археологических раскопок в Новгороде, Пскове, Изборске свидетельствуют, что они как города существовали уже в VII в. При раскопках в Пскове обнаружены остатки жилого дома VIII в., мостовой, датируемой IX–X вв.

Рюрик, возможно, нарушил условия договора, поэтому в Новгороде были противники продления с ним договора после его 10-летнего правления. Согласно новгородским летописям, часть новгородцев под руководством Вадима Храброго (также внука Гостомысла от другой дочери) пыталась изгнать Рюрика. Однако эта попытка была Рюриком подавлена. Предводитель новгородской оппозиции Вадим Храбрый погиб. Часть новгородцев, участвовавших в бунте, бежала в Киевское княжество.

После смерти Рюрика (879 г.) новгородским князем был избран Олег, который усилил свою дружину и вновь вывел ее в Старую Ладогу.

Происхождение князя Олега неизвестно. По одним сведениям («Сказание о князьях Владимирских», записанное в XVI в.), он был племянником Рюрика, а согласно Иоакимовской летописи – шурином Рюрика, то есть братом жены Рюрика. Существует также версия, что Олег пришел в Новгород с юга, из Киевского княжества. Это вполне возможно, так как имена Олег и Игорь среди поморских славян не отмечаются, а среди приднепровских – не редкость.

Имена Олег и Ольга норманисты пытаются произвести от скандинавского имени Хельга. Однако более вероятно, что эти имена являются производными от древнерусских имен Вольга и Вольги (исходное – «влага», более древнее русское – «волога»). Кроме того, у восточных славян существовало мужское имя – Ольги. В любом случае превращение славянских имен Вольга и Ольги в имена Олег и Ольга более вероятно, чем из скандинавского – Хельга. Кстати, в некоторых списках с ПВЛ княгиня Ольга и именуется более древним именем Вольга, в исландских сагах Ольга созвучна не Хельге, как следовало бы из версии норманистов, а Allogia. То есть надо иметь очень большое желание и полностью игнорировать порядок изменения звуков при переходе из одного языка в другой, чтобы из имени Хельга вывести Олег, а из Ингвар – Игорь при наличии западнославянского – Игор.

Недостаточно ясно и происхождение княгини Ольги. Татищев пишет, что Ольга – внучка новгородского князя Гостомысла, Типографская летопись (список ПВЛ) сообщает, что Ольга – дочь князя Олега. В иных списках Ольга – княжна Изборская, о чем косвенно свидетельствует то, что ее личные владения находились в районе Псков – Изборск.

Князь Олег, согласно Повести временных лет, сделал первый шаг по объединению Северной и Южной Руси и освободил южные русские княжества от дани хазарам. И хотя при князе Олеге русские княжества сохраняли самостоятельность, признавая Олега только как старшего (великого) князя, начало объединению Руси было положено. В этом состоит роль Олега в истории создания Руси. Но при чем здесь скандинавы – норманны, даны или шведы?

Все положения норманнской теории были детально исследованы русскими историками Д.И. Иловайским и С.А. Гедеоновым еще в XIX в. Они убедительно доказали ее несостоятельность. В наше время материалы летописей и народных преданий (русские, украинские, белорусские) на современной базе исследованы В.Н. Деминым (31–35). Очень детально с позиций истории и филологии проанализирована аргументация норманистов известным историком А.Г. Кузьминым (60). Все эти исследования показали, что норманнская теория не имеет научной базы. Все ее обоснования носят искусственный характер и не подтверждаются ни скандинавскими, ни германскими источниками.

Нет никаких оснований приписывать норманнам и происхождение имени народа русь. Как свидетельствует Иоакимовская летопись (Новгородская, написанная ранее Несторовой), население Новгорода называлось словяны, русь, чудь и др. еще в дорюриковские времена. На черепках, различных орудиях труда, украшениях и различных предметах, найденных во время раскопок в Новгороде и других районах северо-запада России имеются надписи, выполненные еще до призвания Рюрика руницей, с наименованиями Новгородская Русь, Живина Русь, Перунова Русь, Русь Северенская, Русь Славян (111). Кстати, и активный пропагандист норманнской теории А.Л. Шлецер полагал, что имя народа русь имеет южное происхождение, не связанное со скандинавами.

Просвещенный византийский дипломат, а в последующем и патриарх Фотий (IX в.), внимательно наблюдавший за событиями, которые происходили в соседних государствах, в том числе и у восточных славян, периодически воевавших с Византией, ничего не сообщает о «призвании варягов». Фотий, рассказывая о нападении славян на Константинополь в 860 г., называет киевских славян росами и сообщает: «Эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников и благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию» (108). То есть в Византии киевлян называли росами задолго до привнесения, по версии норманистов, имени рос, рус в Киев варягами. Патриарх Фотий не просто так использовал слово «справедливо», это означало, что Византия нарушила договоры, определяющие порядок взаимоотношения с русскими купцами, которые восходят, вероятно, к договорам Византии с русичами еще в VII в.

Договоры русов о торговле с Византией, как и с Хазарией, как будет отмечено дальше, существовали задолго до Аскольда и Олега. Согласно этим договорам, с русских купцов в обоих государствах брали установленный налог – десятину. Договоры с русичами также предусматривали и определенный режим пребывания их купцов, которых византийцы называли также русами еще в доаскольдовы времена. И не путали их с норманнами.

Вот как о русских купцах пишет в 846–847 гг. арабский писатель Ибн-Хордадбех: «Что же касается купцов – русских – они же суть племя из славян, то они вывозят меха выдры, черных лисиц и мечи из дальнейших концов Славонии к Румскому (Черному) морю, и царь Рума (Византии) берет с них десятину. А если желают, то ходят на кораблях по реке Славонии (то есть Волге) проходят по заливу Хазарской столицы (г. Итиль), где владетель ее берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (Каспийскому морю) и выходят на любой берег. Иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад» (107. С. 111, 112). И это, по мнению норманистов, «полудикие люди»?

Обратим внимание на такую существенную деталь: эта запись сделана в 40-х гг. IX в., то есть задолго до появления Рюрика в Новгороде.

Неубедительны попытки норманистов использовать для обоснования своей теории и результаты археологических раскопок. В стремлении найти на Руси скандинавские следы некоторые норманисты даже курганы, в которых обнаружены свидетельства поклонения коню, объявляют скандинавскими захоронениями. Так можно и Аттилу с гуннами объявить скандинавами. Наличие в одном из пяти захоронений в Ярославском Поволжье значительного количества предположительно скандинавских изделий явилось достаточным для объявления о присутствии там норманнской колонии. Однако то, что почти все эти изделия – женские украшения, норманисты проигнорировали. Кроме того, эти захоронения относятся ко второй половине X в., то есть век позже призвания варягов.

Норманисты, как признак скандинавских захоронений, объявляют обнаружение в них каролингских мечей, совершенно игнорируя тот факт, что эти мечи производились не в Скандинавии, а на Рейне и были распространены по всей Европе, том числе и в Скандинавии и России. Причем производство таких мечей было освоено и на Руси. Так, в могильнике XI в. у деревни Фощеватая под Полтавой обнаружен меч, аналогичный каролингскому, с надписью «коваль Людоша».

В археологических материалах имеются предметы, которые, возможно, скандинавского происхождения, но все они найдены в слоях, относящихся к X–XI вв. Количество этих предметов, районы их обнаружения свидетельствуют о наличии торговли между Скандинавией и Русью и присутствии на Руси отдельных представителей Скандинавии (наемников, купцов, их охранников) в X–XI вв., но не о наличии правящего норманнского слоя на Руси.

Даже известный шведский археолог Х. Арбман, активный пропагандист норманнской теории, а также и основатель норманизма в археологии Т. Арне пришли к выводу, что археологические материалы не свидетельствуют об «основании государства на Руси варягами».

Вместе с тем археологические материалы свидетельствуют о ранних связях (не позже середины I тысячелетия н. э.) населения Скандинавии и Восточной Прибалтики. Проникновение и создание небольших торговых пунктов на противоположных берегах Балтики было взаимным. Однако археологические материалы не дают каких-либо оснований говорить о колонизации скандинавами восточных славян.

Краниологические исследования захоронений киевского некрополя показали разительные отличия древних киевлян от германцев. Это свидетельствует о том, что в составе дружины киевского князя было столь мало норманнов, что они не наложили какого-либо отпечатка на антропологический облик жителей города. Следовательно, никакой норманнской дружины у киевского князя не было.

Как один из аргументов, что варяги – это скандинавы, норманисты используют сообщения византийских источников XI–XII вв. о службе норманнов в варяжском отряде в Константинополе. Однако они игнорируют сообщение Лаксдэльской саги, записанной в начале XIII в. В ней четко говорится, что первым норманном, вступившим в общество «Вэрингов» (варягов) в Византии (после 1026 г.), был норманн Боле. «У нас нет предания (нам не передано), чтобы кто-нибудь из норманнов служил у константинопольского монарха прежде, чем Боле, сын Боле». Он провел там много зим… Вэринги много ценили Боле» (Труды В.Г. Василевского. Т. 1. СПб., 1908. С. 187, 188). В своих исследованиях В.Г. Василевский убедительно доказал, что в X в. в составе варяжского корпуса в Константинополе были славяне – венеды, а скандинавы появились там только в XI в., первые упоминания о них датируются 1034 г.

Фантазии некоторых норманистов выходит за пределы разумного. Путем хитроумных преобразований они уже имена славянских богов Велес и Перун производят от Один и Тор, само имя славяне от скандинавского диалектного слова slafene, означающего «слабый, подручный», а Киев от Kaup, то есть место торговли. Также объявляют скандинавскими и имена наших рек Волга, Днепр, Двина и пр. Абсурдность таких изысков очевидна.

Российскими и советскими историками давно и убедительно доказана несостоятельность норманнской гипотезы. Их аргументация настолько убедительна, что, как сообщает Б.А. Рыбаков, «на международном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 году вождь норманистов А. Стендер-Петерсен заявил в своей речи, что норманнизм как научное построение умер, так как все его аргументы разбиты, опровергнуты». Однако вместо того, чтобы приступить к объективному изучению предыстории Киевской Руси, датский ученый призвал… «к созданию неонорманизма» (86).

Тем не менее в России и в настоящее время норманнская теория по-прежнему господствует как в официальных изданиях, так и в средствах массовой информации. Так, например, в цикле передач по центральному телевидению (ТВЦ: История Древней России) Рюрик объявляется объединителем северных земель восточных славян и создателем государства новгородцев.

Влияние друг на друга скандинавов и славян Северо-Западной Руси как ближайших соседей, связанных династическими узами, в X–XI вв. было взаимным. Достаточно отметить, что более 5 лет провел на Руси будущий конунг Норвежский и датский Магнус Олавссон, дважды в течение нескольких лет жил на Руси будущий конунг Норвегии Харальд Сигурдарсон (женатый на Елизавете – дочери Ярослава Мудрого), около 10 лет провел при дворе князя Владимира Святославича будущий норвежский конунг Олав Трюггвасон, немалое время провел на Руси и Олав Харальдссон, объединитель и креститель Норвегии. Причем эти скандинавы, будучи изгнанными с родины своими конкурентами, жили при дворе новгородского князя в детском и юношеском возрасте, когда восприятие культуры народа, среди которого живешь, происходит наиболее легко.

Скандинавы не оставили на Руси каких-либо следов ни в языке, ни в культуре, ни в топонимике. Что вполне естественно. Были они на Руси как наемники и сравнительно небольшой период времени. В грамотах Пскова и Новгорода среди 3400 имен только 4 скандинавских. Нет каких-либо данных о наличии на Руси скандинавской земельной собственности. Это свидетельствует о том, что скандинавы не сыграли существенной роли в истории Руси.

Велесова книга

Объем информации, прямо или косвенно относящейся к ранней истории русского народа, со временем увеличивается, однако по-прежнему остается недостаточным для полного и последовательного восстановления истории формирования русской нации.

В XVII в. в России было издано «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске», которое ранее передавалось у новгородцев устно от поколения к поколению. В последние годы опубликованы работы А.И. Асова, Н.С. Державина, В.Е. Шамбарова, Щербакова, В.Н. Демина, С. Ляшевского, Б.А. Рыбакова, Н.В. Слатина и др., которые посвящены как отдельным вопросам древней истории русского народа, так и в целом истории славянских народов. Наиболее аргументированная работа по анализу норманнской теории выполнена известным советским и российским историком А.Г. Кузьминым.

В конце XX в. издана Велесова книга, которая, судя по ее содержанию, написана еще в IX в. н. э., на базе более древних источников. В дошедших до нас списках Первой Новгородской летописи есть упоминание о «Великой летописи». Возможно, она и была источником для Велесовой книги.

Велесову книгу написал (или завершил) волхв Ягайло в IX в. По мнению С. Ляшевского, Ягайло начал эту работу в Киеве, а завершил в Новгородской земле. Исследователи текстов Велесовой книги предполагают, что Ягайло при работе над ней использовал более древние материалы, в том числе и написанные не позже IV–V вв. Свою работу Ягайло посвятил славянскому богу Велесу (иногда его называют Влес). Поэтому книга и названа Велесовой (Влесовой) книгой. По имени бога Велеса и алфавит, использованный в ней, получил название влесовица. Большую работу по исследованию истории появления Велесовой книги и всех перипетий, происходивших с ней в XIX и XX вв., выполнил и опубликовал в своих книгах А.И. Асов (10, 11, 12).

Первые сведения о Велесовой книге связаны с именем Александра Ивановича Сулакадзева, работника Министерства иностранных дел России и потомственного собирателя древностей. Собирать коллекцию древностей начал еще его дед и продолжил отец. Эта коллекция, согласно описи, сделанной самим А.И. Сулакадзевым, насчитывала более 2000 документов. Среди них были 43 доски с руническими письменами (Велесова книга), 143 доски «Звездной книги Коляды», свитки и книги из русских ведических храмов, написанные на коже, бересте, пергаменте. В коллекцию также входили христианские книги, арабские, греческие, скандинавские, древнегрузинские, книги гуннов, булгар, пермяков и др.

Часть книг из собрания А.И. Сулакадзева, в том числе и Велесова книга, по-видимому, приобретены из библиотеки Анны Ярославны – дочери князя Ярослава Мудрого, выданной замуж за короля Франции Генриха I. Анна Ярославна привезла книги из Руси во Францию. Примечательно, что несколько поколений французских королей, начиная с сына Анны Ярославны, восходя на престол, клялись на славянском Евангелии, принадлежавшем Анне Ярославне (Реймском Евангелии), которое было написано глаголицей.

Анна Ярославна основала аббатство Санлис, где и хранила свою библиотеку. В этом аббатстве библиотека Анны находилась до Великой французской революции. Во время революции хранилища древностей были разграблены и распроданы. Сотрудник российского посольства П.П. Дубровский, собиравший древние рукописи, скупил все, что смог, из хранилищ аббатства и в 1800 г. вывез их в Россию.

Данный факт находит подтверждение в «Вестнике Европы» за 1805 г.: «Известно, что сия княжна (Анна) основала аббатство Санлис, в котором все ее книги до наших дней сохранились. В сем месте найдены они г. собирателем (П.П. Дубровским) и куплены недешевой ценой. Упомянутая домашняя библиотека состоит большей частью из церковных книг, написанных руническими буквами, и других манускриптов от времен Ольги, Владимира. Наши соотечественники, знатнейшие министры, вельможи, художники и литераторы с удовольствием посещают скромное жилище г. Дубровского и осматривают богатейшее собрание веков, которое, конечно, достойно занять место в величайших чертогах» (12. С. 161, 162).

Описание библиотеки П.П. Дубровского было опубликовано и в других периодических европейских изданиях. Часть древних рукописей П.П. Дубровский, основатель и первый руководитель нынешней Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, продал своему другу и коллеге по работе А.И. Сулакадзеву.

После смерти А.И. Сулакадзева (1830) его наследники распродали собранную им коллекцию. Большинство книг из его собрания пропали.

Дощечки с текстами Велесовой книги в 1919 г. нашел полковник Белой армии Ф.А. Изенбек. Он, как бывший работник археологических экспедиций, понял ценность этих дощечек и вывез их с собой в эмиграцию. В Брюсселе в течение нескольких лет тексты дощечек копировал писатель Ю.П. Миролюбов. Он же попытался сделать перевод текстов некоторых дощечек. В 1940 г. после смерти Ф.А. Изенбека Велесова книга вновь была утеряна. Некоторые исследователи полагают, что книгу вывезли в Германию, так как в ней упоминаются некоторые этапы истории ариев, к которым относили себя и германцы.

Велесова книга – это своего рода священное писание славян. В этом писании отстаивается древняя славянская религия в противовес христианству, проникавшему на Русь. Велесова книга призывает к объединению русов, борьбе с врагами русичей и осуждает междоусобицу. В ней звучит восхваление Всевышнего как главного бога, так и других славянских богов и прародительницы матери – Славы. В Велесовой книге описываются победы, когда русичи действовали вместе, и поражения, когда они действовали порознь. Приводятся примеры исчезновений племен, родов, которые не боролись за свою независимость, откололись от общности русов.

Наиболее вероятно, что Велесова книга являлась сборником выписок (тезисов) из упоминаемой первыми летописцами «Великой летописи». Сборник был предназначен для выступлений волхвов перед сородичами. В Велесовой книге упоминаются отдельные этапы ранней истории общего народа – ариев, предков индоевропейских народов, их перемещения по Евразии. В ней также содержится определенная информация о некоторых этапах ранней истории как русского народа, так и славян в целом. Естественно, изложение этих событий при передаче многими поколениями как устным путем, так и с помощью некоторых носителей информации (узелковое письмо и другие виды доалфавитной знаковой письменности) подвергалось искажениям.

Велесова книга и «Боянов гимн» были вырезаны на деревянных дощечках из бука старорусским письмом. От названия этого материала – бука, вероятно, и произошло в русском языке слово «буква», а в германских языках book – «книга». Поэтому выражение в «Слове о полку князя Игоря» «мыслью проскользить по древу» имеет не философско-исторический, а именно чисто практический смысл. Оно означает читать тексты, написанные на деревянных дощечках. Однако некоторые исследователи «Слова…» трактуют в этом выражении слово «древо» как Древо жизни.

Официальная российская историография игнорирует Велесову книгу или отрицает ее подлинность. Некоторые историки полагают, что Велесова книга является подделкой. Однако ряды ее противников сокращаются. Открытия, сделанные археологами и историками в XX в., и полученная в результате их обработки информация убеждают в подлинности Велесовой книги. Эта новая информация соответствует текстам Велесовой книги. Она не могла быть доступна исследователям не только в середине XIX в., но и в 30-х гг. XX в., когда делались только первые попытки ее дешифровки и перевода. Детальное исследование аргументов за и против подлинности Велесовой книги выполнены С. Лесным (67). Оно убеждает, что Велесова книга не является подделкой.

Впервые предположение о фальсификации Велесовой книги выдвинул помощник хранителя Румянцевского музея древностей А.Х. Востоков (родовая фамилия Остен-Сакен), которого поддержал ряд иностранцев, занимавших в то время важнейшие посты в Российской академии. Некоторые из них активно пропагандировали легенду, что русский народ своей культурой и государственностью обязан исключительно западноевропейцам (прежде всего германцам). Естественно, что норманисты не могли допустить опубликования Велесовой книги, «Боянова гимна» и других сохранившихся материалов по древней истории русского народа, поскольку они противоречили норманнской теории. Кстати, к норманистам относился и Карамзин – автор наиболее популярных сочинений по истории России, во многом благодаря ему норманнская теория широко распространилась среди публики, далекой от споров историков.

Все обвинения в адрес А.И. Сулакадзева базируются исключительно на оценке тогда еще только начинающего слависта А.Х. Востокова, который по поручению Румянцевского музея древностей, просмотрел собранные им материалы.

Отметим, что А.Х. Востоков, как специалист по славянским языкам, не мог не понять, что Велесова книга написана ранее IX в., что она проповедует ведическую религию и выступает против христианства. Но признать подлинность ее означало усомниться в официальной догме, согласно которой письменность на Русь пришла с христианством. Пойти на такой поступок он, видимо, не мог. Руководству музея А.Х. Востоков сообщил, что Велесова книга является подделкой и «не заслуживает никакого вероятия». Она, мол, написана знаками, которые выдумал А.И. Сулакадзев.

Версия Востокова, со временем ставшего академиком и руководителем Румянцевского музея, без исследования Велесовой книги, была принята и историками Российской академии. То есть фактически основанием для объявления книги подделкой явилось только господствующее в то время (как, кстати, и поныне) мнение, что на Руси до принятия христианства письменности не было. Заметим, что заложившие основы российской исторической науки В.Н. Татищев и М.В. Ломоносов, а также императрица Екатерина II не сомневались в наличии письменности на Руси задолго до принятия христианства.

Тем не менее Академия наук Советского Союза и Российская академия наук, преемники императорской Российской академии наук, приняли как факт версию в отношении Велесовой книги, что она подделка.

Вместе с тем доклад Востокова свидетельствует о наличии у Сулакадзева дощечек с вырезанными на них неизвестными письменами.

Знаки, вырезанные на дощечках А.И. Сулакадзева, как показали исследования, очень близки к пеласгийским рунам. В написании и обозначении рун пеласгов и знаков Велесовой книги явно просматривается их общее происхождение. При жизни Сулакадзева пеласгийские руны не только не были известны в России, но и вообще еще не были расшифрованы. Поэтому Сулакадзев не смог бы их выдумать.

Первые работы по пеласгийской рунике в России выполнены историком и археологом А.Д. Чертковым. Он издал их в 1851 г. (через 21 год после смерти А.И. Сулакадзева). А.Д. Чертков на основании материалов древних авторов относит к пеласгийско-фракийским народам также ободричей и энетов (венетов, вендов) – праславян. Он указывает, что венды использовали такую же азбуку, как и пеласги. Известно также, что новгородские славяне пришли на Волхов с Балтийского побережья, где проживали венеды. Тот факт, что венеды использовали руны, близкие к пеласгийским, подтверждается берестяными грамотами, которые обнаружены на новгородских раскопках. Вспомним предположение В.Н. Татищева о том, что славяне из Вандалии (Южной Прибалтики) пришли в Северную Русь и принесли с собой письменность.

Российская академия наук на основании доклада А.Х. Востокова отказалась купить для своей библиотеки материалы, собранные А.И. Сулакадзевым. Однако у многих русских людей того времени подлинность коллекции не вызывала сомнения. Русский поэт Г.Р. Державин (1743–1816) пытался перевести «Боянов гимн» на современный ему русский язык, но не смог это сделать из-за отсутствия в то время материалов по рунике и слоговому письму. Однако смысл «Боянова гимна» Г.Р. Державин понял. Именно благодаря Державину сохранилась копия «Боянова гимна», выполненного для него А.И. Сулакадзевым. Эта копия «Боянова гимна» была обнаружена в архивах Державина в конце XX в. Впервые «Боянов гимн» полностью переведен и издан А.И. Асовым.

Основные аргументы противников Велесовой книги сводятся к двум положениям. В то время, когда дощечки, на которых написаны Велесова книга и «Боянов гимн», были доступны для изучения и копирования, они заявляли, что дощечки сфальсифицированы, так как в предполагаемое время их написания, по их мнению, письменности на Руси еще не было. И следовательно, знаки, которыми написаны Велесова книга и «Боянов гимн», науке неизвестны и выдуманы самим А.И. Сулакадзевым.

В настоящее время накоплены значительные материалы, свидетельствующие о наличии письменности на Руси за много веков до Кирилла. Также исследована и расшифрована пеласгийская руника, близкая к той, которой написана Велесова книга, но которую не мог знать Сулакадзев. В конце XIX – начале XX в. в широкой полосе от острова Крит до Южной Сибири были найдены и частично расшифрованы образцы и других видов письменности, близких как к пеласгийской рунике, так и к влесовице, что опровергает версию А.Х. Востокова, что эти знаки придумал А.И. Сулакадзев. То есть аргументация противников Велесовой книги XIX в. в настоящее время не имеет оснований.

Современные опровергатели Велесовой книги заявляют уже, что копии, снятые с нее, фальшивы, так как сам подлинник утерян. Теперь же, когда в архивах Державина найдена копия «Боянова гимна», написанная теми же самыми знаками, что и Велесова книга, ее оппоненты, вероятно, придумают что-нибудь другое. Попытки доказать ложность текстов Велесовой книги после появления ее первых переводов методами филологического анализа не убедительны и без труда опровергаются ее сторонниками.

Следует отметить, что многие историки считают, что и гунны не имели письменности, хотя в описи Сулакадзева упоминались книги гуннов, что тоже было объявлено его выдумкой. Однако Гумилев в своей работе «Хунну» приводит информацию о том, что китайские донесения еще в III в. до н. э. сообщали о наличии у хуннов письменности. Причем в этих донесениях указывалось, что письменность хуннов похожа на индийскую (15). А в Индии в то время еще был санскрит.

Исследования текстов Велесовой книги, выполненные А. Асовым, С. Лесным, С. Ляшевским, Н.В. Слатиным и многими другими историками и филологами, убеждают в ее подлинности. Конечно, пока не будет найдена и исследована хотя бы одна дощечка Велесовой книги, определенные сомнения в ее подлинности будут оставаться. Однако аргументация сторонников ее подлинности намного убедительнее аргументации ее оппонентов, поэтому в настоящей работе будут использоваться тексты Велесовой книги.

К настоящему времени в России и за рубежом издано несколько вариантов перевода Велесовой книги. Первый перевод восьми дощечек Велесовой книги выполнен профессором Австралийского университета С.Я. Парамоновым. В России в полном объеме первым ее перевел и издал с литературной обработкой и обширными интересными комментариями русский исследователь А. Асов.

Переводы Велесовой книги разными авторами по смысловому содержанию близки, но имеют и свои особенности, различия, порой достаточно серьезные. Например, в переводе, выполненном С.Я. Парамоновым, есть фраза «трижды погибала и возрождалась Русь», а у другого автора она переведена по-другому: «много раз погибала и возрождалась Русь». Первый вариант подталкивает к поиску этих трех случаев гибели и возрождения Руси. И три таких эпизода находятся в истории первых государственных образований русов на юге Русской равнины, потрясших их до основания. Второй вариант расплывчат и ведет в более далекое прошлое. Какой из них более точен, трудно сказать.

В настоящей работе приводятся выдержки из Велесовой книги в основном в переводе Н.В. Слатина, причем используются только те тексты, которые по содержанию в переводах как Н.В. Слатина, так и А. Асова и С.Я. Парамонова не имеют принципиальных различий. Не являясь специалистом-филологом, автор не оценивает качество расшифровки и перевода. Но возникло впечатление, что А.И. Асов в душе поэт. Это и отразилось в его переводе, литературно более обработанном.

Необходимо заметить, что подходить к информации, изложенной в Велесовой книге, как и в других преданиях, надо достаточно осторожно. Но и пренебрегать этими источниками нельзя.

Несомненно, что со временем Велесова книга и «Боянов гимн» войдут в исторические памятники мировой культуры. Ведь в свое время Илиада и «Слово о полку Игореве» считались чистым вымыслом.

Процесс увеличения объема информация о жизни наших далеких предков идет непрерывно. На территории России имеется непочатый край работы для археологов. Полагаю, что наши потомки будут знать о истории предков значительно больше, чем это ныне доступно нам. Ведь и греки в свое время мало знали о своей древней истории. В ученых кругах Греции относились к произведениям великого Гомера только как к художественным, считая события, описанные в них, его фантазией. Однако открытие Трои Генрихом Шлиманом подтвердило то, что Гомер основывался на подлинных фактах. Следует отметить, что, согласно исследованиям Троянской войны, которая велась между государствами Эгейского моря, с одной стороны (Западом), и государствами Малой Азии, с другой стороны (Востоком), за контроль над коммуникациями между Черным и Средиземным морями, участвовали и наши далекие предки (на стороне Трои). Заметим, что раскопки Трои производились Г. Шлиманом на средства, заработанные им в России.

Конец ознакомительного фрагмента.