Вы здесь

Ошибка 95. Глава 1 (Юлия Скуркис, 2013)

По мнению профессора Дельгадо, нейротехнологии вряд ли когда-нибудь достигнут таких высот, как того многие опасаются: для этого необходимо знать, как сложная информация кодируется в мозге, а до этого ещё очень далеко. Более того, изучение квантовой механики или нового языка основано на постепенном изменении уже существующих связей в мозге, – считает Дельгадо. «Можно ли запретить приобретение знаний? – спрашивает Дельгадо. – Нельзя! Можно ли остановить развитие техники? Нельзя! Прогресс будет продолжаться вопреки этике, вопреки вашим личным убеждениям, вопреки всему на свете».

Из интервью профессора физиологии Йельского университета Хосе Мануэля Родригеса Дельгадо для журнала «Scientific American». 22 ноября 1961 года

Разработана технология дистанционного управления и контроля поведения животных, основы которой были заложены в начале 70-х годов XX века профессором Дельгадо. Продемонстрирована высокая эффективность метода и полная биосовместимость устройства с тканями мозга.

Конечная цель исследования – выработать практические системы, подходящие для применения в… (далее – вычеркнуто цензурой).

Из рассекреченного циркуляра ЦРУ, Проект МК-УЛЬТРА-2

Вы собираетесь играть на мне.

Вы приписываете себе знание моих клапанов.

Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны.

Гамлет, принц датский. В. Шекспир

Глава 1

Каждый занимал свой этаж, – это все, что было известно Клифу о размещении отдела, который он возглавлял. Его собственный этаж площадью триста пятьдесят три квадратных метра был устлан белым звукопоглощающим покрытием. Никаких окон. Оборудование состояло главным образом из процессоров и анализаторов и располагалось вдоль стен. Время от времени, вставая из-за компьютера, он расхаживал огромными шагами посреди помещения. Три раза в день Клиф ел то, что привозил робот. Семь часов в сутки спал. Полчаса ежедневно уделял процедурам. И никогда не покидал этаж.

Он не знал, как выглядит лицо той женщины, что быстро (неестественно быстро) отвечает на его вопросы. Он не видел парня из первого бюро, но тот всегда беспрекословно выполнял его указания. За какие ниточки дергали эти женщина и парень, его не касалось. Все было просто: вассал моего вассала – не мой вассал. Впрочем, ему было известно, что кроме них – невидимого ядра отдела, работавшего в Башне, – есть еще сотни и тысячи служащих и контролеров в регионах – людей, которые топчут землю, управляют транспортом, инспектируют полицию и организации. Для него они были только пешками, которые можно передвигать по карте мира. Клиф называл их функциями. Сам он был частью маленькой системы, контролирующей большую. Главная его задача состояла в том, чтобы следить за графиком процентного соотношения «новых людей» и «несистемщиков», а также анализировать программные сбои. График менялся непрерывно, но должен был совпадать с прогнозируемой кривой. Если где-нибудь в восточных регионах наблюдался скачок или застой, Клиф применял силовые методы. Каждый день он анализировал программные сбои и докладывал о ситуации президенту.

Все способности, которыми наделила его Система, Клиф мог использовать только для работы. Ему никогда не хотелось нарушить это правило. Ощущение огромной ответственности, лежавшей на нем, было привычным, и он ни разу не задумался над тем, чтобы попросить президента перевести его на другую работу. Ежедневная пятнадцатиминутная процедура супермотивации служила основой его непоколебимости.

До связи с президентом оставалось девять минут.

Клиф посмотрел на голографическую репродукцию знаменитой картины Алекса Диреля «Восход Терриона» – единственное красочное пятно среди стерильной белизны. Когда выпадала свободная минута, он разглядывал постоянно меняющееся изображение. Особенно Клифу нравилось, если его перерыв совпадал с началом цикла и длился до самого конца. Тогда можно было наблюдать, как на месте болот рождается город: первое, что появилось на осушенной территории – щит с надписью: «Строительство сооружений правительственного комплекса. Строительная корпорация “Терра-3-Регион”». Голограмма некоторое время демонстрировала первозданное запустение, а на следующем полотне посреди Площади Вечного Дня уже кипели строительные работы: этаж за этажом Башня Правительства возносилась в небо, переливаясь в лучах утреннего солнца как драгоценный камень. Ее медленное вращение завораживало. Клиф смотрел на здание то со стороны Платиновой Арены, то из-под великолепной Звездной Арки, то от Белого Дворца, которые возводились одновременно. Всякий раз он мысленно переносился в годы юности, в тот день, когда впервые приехал в столицу.

Башню Клиф увидел издалека, она возвышалась над приземистыми строениями Центра на полторы сотни метров, как гигантская стела, будто бы высеченная из цельного кристалла. Поляризованное стекло и хрусталь создавали ощущение хрупкости и воздушности. Скошенная вершина и грани верхнего утолщения отражали солнечные лучи, окрашивая их, то зеленым, то красным. В трещинах между гранями прятались цепи круглых и овальных окон правительственных музеев, конференцзалов. Ниже, где утолщение превращалось в серебряные, отливающие ледяной синью, спирали были правительственные этажи; они доходили до второго – цокольного – расширения без окон.

Клиф долго стоял на берегу озера Большой Кратер, к которому примыкала Площадь Вечного Дня, – громадный эллипс, накрытый прозрачным светящимся куполом, – и не мог оторвать взгляда от игры света в гранях Башни. Потом он прогуливался по площади, представляя, как однажды приедет на какие-нибудь важные торжества, праздничное шоу, а лучше всего на великий террионский карнавал. Вдоволь помечтав, Клиф отправился на главную улицу столицы: улицу Двенадцати Регионов, где любили прогуливаться и туристы, и жители Терриона. Но его манили не знаменитые торговые ряды, он хотел взглянуть на статуи первых региональных администраторов-патриархов, у подножий которых были разбиты уютные скверы – излюбленные места отдыха для студентов, прибежище художников и влюбленных. Об этом Клиф прочитал в путеводителе по столице. Он посидел на лавочке «под Морштиным», затем «под Кофманом». Ему хотелось быть в свите одного из патриархов и сделать много важного и полезного. Но кто он такой? «Простой паренек из далекого региона, вряд ли сумеет оказаться ближе к великим людям, чем сейчас», – подумал он тогда.

До связи с президентом оставалось три минуты.

Неожиданно в нижнем левом углу монитора замерцал маячок с цифрой тридцать пять: включилась видеокамера в одном из операционных блоков «Киберлайф». Процедура инвазии! Клиф облизнул губы. Рука сама собой дернулась к сенсорной панели, чтобы вывести изображение на монитор. Слева на пол-экрана развернулось окно видеонаблюдения, справа по-прежнему бежали, обгоняя друг друга, столбики цифр: позволить себе полностью оторваться от работы Клиф не мог. Он замер в ожидании. С таким чувством скупой рыцарь отворял сундук, чтобы положить в него очередную монету и насладиться ростом богатства.

Президент вот-вот выйдет на связь, но он пунктуален, и значит, есть две минуты в запасе, а соблазн еще раз увидеть процедуру слишком велик.

Клиф знал процесс от и до, но ему не надоедало следить за действом. Инвазия биосивера была ритуалом, в котором ему отводилась роль верховного жреца-созерцателя. Врачи отработали процедуру до автоматизма и неизменно укладывались в полторы минуты. В этот малый период время начинало течь для Клифа по-другому: сначала невероятно медленно, а затем все более и более ускоряясь – вплоть до апогея, когда вдруг начинали потеть ладони, а дыхание учащалось.

Расческа в руке ассистента отвела волосы на затылке пациентки… Облачко аэрозоля оросило шею… Указательный палец врача нащупал затылочный бугор, чуть ниже анатомер коснулся кожи, на ней жадно распахнулся маленький рот, он был готов проглотить пилюлю…

– Как дела, Клиф? – раздался голос президента.

За миг до этого Клиф (сработала интуиция!) закрыл картинку. Развернувшись к главному головиду, он выпрямился по стойке смирно и, не моргнув глазом, отчеканил:

– Добрый день, господин президент. Докладываю. Шестьдесят три целых восемь десятых процента «новых» против тридцати двух целых двух десятых «несистемщиков». В девятом регионе как прежде застой. Приостановлен скачок в первом и двенадцатом. Среди принятых мер проведено две крупных миграции на восток: в одной пятьсот восемь человек, в другой двести сорок. На сегодняшний день список программных сбоев модели один по-прежнему включает в себя девяносто четыре ошибки. Процент киберпсихозов среди клиентов программы сохраняется на прежнем уровне.

Закончив рапорт, Клиф поклонился.

Президент некоторое время сверлил его взглядом, затем отрывисто произнес:

– Врачи с инженерами считают, что первая модель нерентабельна, девяносто четыре программных ошибки это недопустимое превышение лимита, но доработка второй модели займет семь месяцев. Тем не менее, к юбилею мы должны достигнуть восьмидесяти пяти процентов. Я бы хотел, Клиф, чтобы ты слегка перестроил график. Ускорь процесс.

– Но, господин президент… – Клиф был обескуражен. – Вмешательство приведет к учащению сбоев. Программа не рассчитана…

– С каких пор ты стал говорить «но»? – прервал его президент.

Клиф осекся и медленно отвел взгляд от головида.

– Сделай то, чего требует Система, – внушительным тоном произнес президент. – Государство платит деньги сотням тысяч людей в форме для того, чтобы они выявляли сбои, о которых ты говоришь. И еще есть тысячи врачей и инженеров, готовых в любую минуту устранить любые проблемы. А между этими двумя структурами стоишь ты, Клиф, которого я назначил начальником, для того чтобы мои приказы безоговорочно исполнялись.

– Да, господин президент. Если Система требует, процесс будет ускорен. Все сбои…

– Оставь это, Клиф. Теперь твоя цель – восемьдесят пять процентов. Приказ я уже подписал. Можешь посмотреть во входящих. Сбоями займутся ученые из корпорации. – Президент улыбнулся той улыбкой, которая всегда действовала на Клифа успокаивающе.

– Мы все учимся, добавил он. И должны быть благодарны любым проблемам за то, что они дают нам возможность дальнейшего развития, не так ли?

– Да, господин президент, – ответил Клиф. – Я перестрою график. Процесс будет ускорен. К юбилею мы достигнем восьмидесяти пяти процентов.

* * *

Мила наблюдала из окна кухни за тем, как соседи выбираются из розовой авиетки. Бурцевы переехали сюда недавно, как раз после ее развода с Дэном. Дети – мальчик и девочка лет семи-восьми – выскочили на лужайку. Немного погодя из-за откинутого колпака, заслонявшего салон авиетки, показался полноватый, с залысинами на крупной голове господин Бурцев. На его лице сияла улыбка. В белоснежной рубахе с расстегнутым воротом, закатанными до локтей рукавами и черных брюках он выглядел как жених во время неофициальной части церемонии. Приосанившись, Бурцев проворно обошел, почти обежал, авиетку и с подчеркнутой галантностью протянул руку. Тут же показался заостренный шиньон, и на лужайку выбралась госпожа Бурцева. Она кокетливо тронула прическу, поправила зеленое облегающее платье и рассмеялась в ответ на шутку супруга. Бурцевы поцеловались и стали переносить вещи. В этот момент они выглядели приторно счастливыми, впрочем, как и всегда.

Мила отвернулась от окна. Пасторальная картинка действовала ей на нервы: в отношениях соседей усматривалось что-то неестественное, сродни плохой актерской игре. Как же ей надоели эти сочувственные взгляды Бурцевой, которые она ловила во время всякого разговора с ней! Так и подмывало спросить: по-вашему, одинокие люди ущербны? Если правительство надумало вновь обратиться к семейным ценностям, нельзя воспринимать это буквально. Мила была возмущена тем, что некоторые работодатели при приеме на работу вдруг начали отдавать предпочтение семейным людям. Недоумевала она и по поводу Бурцевой, которая преисполнилась ощущения собственной значимости и важности просто оттого, что статус замужней домохозяйки и матери стал популярен. Чем тут гордиться?

Другие соседи по улице, успевшие побывать у Бурцевых, в один голос твердили, что в их доме отдыхаешь душой. Возможно, так оно и есть. Бурцевы – гостеприимные и доброжелательные люди, но Мила чувствовала себя с ними не в своей тарелке. Ну, не бывает семей «без скелетов в шкафу», такова человеческая природа. Как бы ни стремились муж и жена сохранить мир, рано или поздно число уступок, на которые приходится идти, превышает критическую массу, и конфликт становится неизбежен.

А вдруг это тот самый редкий случай абсолютного счастья и взаимопонимания? Дети послушные, чистенькие, вежливые, никогда чрезмерно не шалят. Идеальная семья. А что, если Бурцевым известна какая-то тайна, скрытая от мира? Хотелось ее разгадать или убедиться, что это мнимое счастье.

«Чем копаться в чужом грязном белье, займись-ка лучше уборкой», – посоветовала себе Мила.

К вечеру, закончив дела по дому, она вынула из морозилки коробку мороженого, вскрыла ее и воткнула ложку в сливочные недра. Это действо и предвкушение приятного времяпровождения на диване перед головидом наполнили ее ощущением гармонии с окружающим миром. Она удобно устроилась, отыскала погребенный среди подушек пульт.

«Славный костюмчик, покрой нестандартный, – отметила Мила, рассмотрев во всех деталях объемный образ телеведущей. – Смело, романтично и главное – угадывается ретро в новом витке моды. Вполне подходит для молодой женщины».

Она пощелкала пультом, переместила скопированное изображение к зеркалу.

«Сейчас прикинем, подойдет ли мне такой фасон», – Мила встала с дивана и вошла внутрь голографического костюма.

«Эпатажно. – Она хитро прищурилась. – Но смотрится на мне хорошо. Только для шатенки цвет нужен другой. Да, пожалуй, вот этот».

Она поменяла цветовую гамму.

Совсем другое дело, даже глаза, кажется, засияли ярче.

Мила подошла ближе к зеркалу. Вспомнился прошлогодний хит Ремо «Твои глаза цвета молочного шоколада», – не иначе как про нее песня. Она приподняла каштановые с янтарным отливом локоны, соорудив высокую прическу, повернулась вместе с изображением, посмотрела на себя сбоку, сзади.

Удовлетворенно кивнув, Мила стерла голограмму, наскоро завязала хвост и вернулась к коробке с мороженым, которое оказалось выше всяких похвал. Она довольно зажмурилась и улыбнулась. Простые удовольствия – самые лучшие.

С экрана лились последние новости двенадцатого региона: разморозка окончательно завершена; интервью у последнего размороженного; реклама Киберлайф; демонтаж холодильников; рейтинг двенадцатого региона; отрывок выступления шеф-оператора Фридриха Ганфа; события в других регионах Терры-три; Новая Система дает начало новой эпохе; достижения биокибернетики.

Мила слушала в пол-уха, ожидая любимый сериал. Мороженое таяло, ложечка медленно снимала верхний слой.

На экране появилась переливающаяся всеми цветами радуги Башня Правительства. На фоне этого буйства красок ведущий в белом костюме смотрелся весьма выигрышно. Он оттарабанил краткое сообщение: «Террион продолжает готовиться к своему трехсотлетнему юбилею. В столице невероятная суета. Число конкурсных проектов по украшению города превысило все ожидания. Комиссия решила подключить к голосованию население, чтобы определить предпочтения террионцев».

«Если бы я жила в Террионе, то обязательно приняла бы участие», – подумала Мила.

До праздника оставалось ровно семь месяцев, но ей было не с кем отправиться на карнавал, а одной лететь не хотелось. И не было надежды, что за это время что-то изменится.

На экране появился бородатый старик, историк. Он заговорил мягким баритоном, упомянул Страшные Времена с их войнами и кризисами, которые окончательно перестали грозить человечеству с начала эпохи терраформирования. «Очень скоро мы отпразднуем трехсотлетие Терриона, столицы нашей родной планеты Терры-три, – с улыбкой сказал историк. – Вспомним о подвигах первых поселенцев и восславим единство человечества, ведь наша общая колыбель – Земля. Чтобы мы не забывали своих истоков, основоположники терраформирования издали Указ: каждую новую планету называть Террой, а ее главный город Террионом. Это земли обетованные, где осуществилась мечта человечества об Эре благоденствия».

Историк пропал, и телеведущая бодро объявила, что теперь коренными землянами по праву могут считаться только «размороженные». Тут же показали одного из них. Он принимал участие в подготовке к карнавалу и рассказывал о проекте под названием «Икар». Следом зазвучал хит «Я люблю вас больше жизни» в исполнении Ремо.

Мила видела «размороженных» только по головиду. В реальности ни одного из этих пятнадцати тысяч землян, давших согласие на криогенное усыпление, она не встречала. Поговаривали, что где-то на востоке седьмого региона, на берегу Китайского Залива, для них построен город, своего рода резервация – специально для того, чтобы обезопасить прочих террионцев от случайного пробуждения бактерии, которая столетие назад поразила землян. Это было, конечно, неправдой. Мила видела выступление главного санэпидемиолога региона, заявившего, что палочка Топоса уничтожена навсегда.

Предки Милы были в числе первых поселенцев, поэтому она считалась коренной жительницей Терры-три с неплохим состоянием. В прошлом тем, кто покидал перенаселенную Землю, платили приличные премиальные за освоение новых территорий. Мила владела домом в одном из престижных пригородов Никты, – центра двенадцатого региона, – а солидный банковский счет позволял ей не задумываться о хлебе насущном и приносить пользу окружающим, занимаясь тем, что доставляет удовольствие.

В маленьком садике и домашней лаборатории она выводила новые виды декоративных растений, которые пользовались успехом у покупателей. В прошлом году нарасхват шли поющие колокольчики. Изменяя размер бутона и отверстий в его основании, Мила добилась различных музыкальных тональностей. Чтобы легче ориентироваться, она заложила в каждый генотип цвет, который показался ей наиболее подходящим для издаваемого звука. Для исполнения простеньких популярных мелодий пришлось разработать систему ветродуев, замаскировав ее под декоративную решетку клумбы. Цветы располагались в определенном порядке и по желанию хозяев радовали их своим пением. Но наступление сезона ветров доставило немало неприятностей – мирный, тихий пригород двое суток оглашался жуткой какофонией, доносившейся из каждого сада. Однако Мила и тут не растерялась – выдумала колпаки для поющих клумб. Соседи остались довольны.

Мила смаковала мороженое, размышляя, какой же из проектов украшения столицы больше пришелся ей по душе, когда зажужжал звонок. Она вздрогнула: «Странно… Я никого не ждала».

Мила поставила на журнальный столик мороженое и нехотя встала с дивана. Не отрывая взгляд от головида (в эту минуту в сериале показывали как раз лихо закрученный эпизод), она нащупала ногой тапки. Тут к счастью включили пятиминутный блок рекламы.

– Иду, иду, – проворчала она, когда незваные гости позвонили еще раз.

На пороге, сияя невероятно жизнерадостной улыбкой, стояла пухленькая Татьяна Бурцева со свертком. Шиньона у нее на голове уже не было; собранные в два пучка волосы торчали, как беличьи уши. Мила постаралась изобразить столь же искреннюю радость и пригласила гостью войти.

– Камилла, это для вас. – Гостья протянула сверток, пахнущий свежей выпечкой, и пакет с журналами.

– Спасибо. – Мила, взяв гостинец и рекламное чтиво, принялась исподволь разглядывать модный костюм соседки и аккуратные туфельки на высоченной шпильке.

Тона вживленной колористики на лице Татьяны идеально сочетались с ее сегодняшним цветом волос и гармонировали с одеждой. Визажист ей попался талантливый – так разработал программу, что чрезмерная округлость лица удачно скрадывалась.

Мила икоса глянула на собственное отражение в зеркале и, естественно, осталась недовольна. В самом деле, когда она в последний раз подходила к макияжнице? Ну, ясное дело, это было неделю назад в день поездки за продуктами. Нельзя сказать, что без макияжа на нее было больно смотреть, просто в нынешнее время это стало чем-то сродни одежде. Колористику вживляли всем девушкам, достигшим шестнадцатилетнего возраста. И не только девушкам. Заметив синяки у себя под глазами и выбившуюся из прически прядь волос, Мила поморщилась. Она заправила прядь за ухо и натянуто улыбнулась соседке.

– Я зашла буквально на минуточку, – сказала Бурцева. – Мы обеспокоены тем, что вы вот уже третий день не выходите из дома.

– Вы следите за мной? – осведомилась Мила.

– Какая вы шутница! – Татьяну это предположение искренне позабавило. – Мы беспокоились, вдруг вы заболели, но стесняетесь попросить о помощи. Я принесла вам угощение и кое-что почитать.

Мила почувствовала, что краснеет.

– Спасибо, – сказала она. – У меня все в порядке, просто домашних дел много накопилось, вот я и решила покончить с ними разом.

Бурцева собралась уходить и Мила, еще раз поблагодарив соседку, заперла за ней дверь. Рекламный блок уже подходил к концу. Мила уселась на диван и со вздохом развернула гостинец. Вкусности выпятились и защекотали нос аппетитными ароматами. Сама-то она могла удержаться от покупки нежелательных продуктов, но когда их вкладывали прямо в руки, да еще с наилучшими пожеланиями и совершенно безвозмездно… Мила поджала губы – всегда любила выпечку, но два-три лишних килограмма уже застолбили участки на ее теле. Она взяла пирожок с фиолетином и, надкусив это яблоко раздора между желудком и разумом, уставилась в головид, где снова тонули в невероятных перипетиях сериальные герои. Конечно, утонуть окончательно за оставшиеся несколько минут они так и не успели.

Мила прошлась по каналам и, не найдя ничего интересного, начала пролистывать яркие рекламные проспекты, принесенные Бурцевой. Новый звонок в дверь оторвал ее от журналов. Мила встала и поплелась в прихожую. На пороге стоял бывший муж.

«Вот и провела мирный вечерок с уютными посиделками перед головидом», – подумала Мила и криво улыбнулась. Спохватившись, как бы эта улыбка не была истолкована превратно, она изобразила полнейшее безразличие.

– Войти можно? – поинтересовался Дэн, нахмурив рыжие брови.

Мила посторонилась.

– Зачем пришел? – спросила она.

– Взять кое-что, – буркнул Дэн, топая в грязной обуви по недавно вымытому полу. Бывший муж в свою бытность мужем настоящим имел пренеприятную и, как выяснилось, совершенно неистребимую привычку: срезая путь, проходить к дому через сад.

Выскочил маленький робот-уборщик и нервно засуетился, наводя порядок. Устаревший механизм не справлялся. Мила давно собиралась его заменить, но все как-то руки не доходили. Она бы никогда не созналась в том, что привязана к механическому малышу, который сновал по дому в ее бытность девочкой. Иной раз она с ним даже разговаривала, как в детстве, ведь он был свидетелем стольких событий и знал дорогих ее сердцу людей.

Мила закусила губу, сдержав порыв высказать все, что думает по поводу наносимого ее порядку ущерба. Эту битву она проиграла, Дэн так и продолжал, несмотря на ее многочисленные увещевания, ходить по дому в уличной обуви. Мила сделала долгий выдох сквозь сложенные трубочкой губы, словно выпуская пар. Дэн оглянулся.

– Ах, да. Извини. – Он вернулся к входной двери и снял обувь.

– Очень своевременно, – пробурчала Мила, и ушла на кухню, прихватив пакет с выпечкой.

Экс-муж долго рылся в гостиной, наверняка разыскивая что-то архиважное, без чего просто не мог заснуть сегодня ночью. Устав прислушиваться и удержав себя от попытки подсмотреть, Мила заварила зеленый чай с жасмином и подогрела выпечку. Через некоторое время появился Дэн.

– Пришел на запах, – сказал он и улыбнулся немного виновато.

Мила поставила еще одну чашку и налила чай. Мельком она взглянула на коротко стриженные волосы бывшего мужа. Он оставался предан стилю прошлого десятилетия; единственное, что иногда менялось в его прическе – форма баков. Трехдневная щетина, поджатые губы, нагловатый прищур зеленых глаз – все как у его любимого исполнителя астроника. «Ну, хоть чему-то он верен», – мысленно усмехнулась она.

Дэн присел за стол; он долго помешивал чай, ожидая, когда напиток остынет, исподлобья поглядывая на бывшую жену.

– Слыхала, последнего «размороженного» вылечили.

Мила промолчала.

– Это значит, что Терра-три наконец выполнила свою дурацкую вековую миссию. Теперь не мы будем работать на отморозков, а они на нас. Знаешь, какие суммы государство тратило на эти холодильные установки?

Мила прикинулась безучастной. Ей были не по душе разговоры о политике с экономикой, даже не столько из-за невежественности ее в подобных вопросах, а потому что Дэн всякий раз неуемно распалялся, когда начинал рассуждать об этом. Он всегда был чем-то недоволен, возмущен, искал виноватых. Разве эти несчастные люди, что пролежали больше столетия в ледяных камерах, что-то ему должны?

– Мила, тебе не одиноко? – завел Дэн старую песню. – Может, забудем нашу размолвку…

– Так ее звали Размолвка?! – Накатила волна раздражения. – Мы уже все обсудили и решили, Дэн. Все твои Размолвки, Недоразумения, Случайности и Сверхурочные меня больше не касаются.

– Я же говорил, что все это несерьезно, я не собирался уходить от тебя и…

– Все, Дэн, хватит! Для меня ты уже история.

Его лицо побагровело, стало почти одного оттенка с ярко-рыжими волосами. Дэн вскочил, опрокинув чай, и понесся к выходу, яростно ругаясь. Было время, когда Милу пугали вспышки его гнева, и тогда ей хотелось спрятаться где-нибудь в доме и не попадаться мужу на глаза. Но всему в этом мире однажды приходит конец, как хорошему, так и плохому. Она многое готова была терпеть и прощать, однако бесконечные измены и постоянная ложь в этот список не входили.

Дэн, хлопнув дверью, выскочил в ночь, в моросящий дождь прямо в носках, затем, чертыхаясь, вернулся, схватил кроссовки и снова хлопнул дверью, крикнув напоследок:

– Ну и сиди в одиночестве до конца своих дней, жри сдобу, пока не превратишься в жирную свинью!

Еще три месяца назад она бы разрыдалась, но та прошлая Мила все более и более растворялась в нынешней.

– Отлично, – процедила она сквозь зубы, вытирая чайную лужу и отгоняя механического малыша, от которого было мало толку. – Только почувствуешь себя вполне счастливым человеком, как непременно явится тот, кто сделает все, чтобы твоя жизнь раем не казалась.

Зажужжал звонок.

Мила в сердцах шарахнула кружкой Дэна об пол и пошла открывать, дав роботу возможность прибрать осколки и хоть как-то оправдать свое пребывание в доме.

– Милочка, вы в порядке? Я случайно из окна кухни увидела…

Татьяна Бурцева вызвала у Милы желание совершить преступление. От нервного напряжения предательски задергалось веко, но ответ прозвучал спокойно:

– Все в порядке, спасибо, что беспокоитесь обо мне.

– Хотите, посижу с вами? Поговорим, пожалуемся друг другу на жизнь, – предложила Бурцева.

– Нет, спасибо. Я собираюсь лечь спать.

– Поверьте, лучше выговориться, чтобы, не дай бог, не наделать каких-нибудь глупостей.

– Ну, какие глупости! – взорвалась Мила.

– Вот видите, вы перевозбуждены и очень расстроены. Однажды, когда у нас с мужем возникли серьезные проблемы, я чуть было не отравилась, – заговорщическим шепотом произнесла Татьяна.

Неужели проблемы в раю?! Мила уступила напору и посторонилась, пропуская гостью. Они расположились на кухне, и чаепитие продолжилось.

– У нас был семейный кризис, – вещала Татьяна. – Видите ли, я не могу иметь детей, а для Руслана полноценная семья очень важна. Он говорил, что воспитывать детей – наш гражданский долг. Дело шло к расставанию, но потом мы обратились в центр «Счастливая семья» и все наладилось.

– Так дети у вас приемные?

– Да, чудесные ребятишки! Может быть, и вам стоит туда обратиться? Время от времени мы посещаем занятия, если решитесь, можем поехать вместе.

Мила осторожно убрала со стола руку, которую Бурцева ласково похлопывала.

– Спасибо, я предпочитаю двигаться дальше.

– В проспектах, которые я принесла, есть реклама нашего центра, – спохватилась Татьяна. – Кстати, там помогают разыскать свою половинку. Они используют новейшие технологии тестирования и у них обширнейшая база данных. Возможно, ваша половинка где-то совсем рядом, а может и на другой Терре. Не сомневайтесь – они разыщут.

Выпроводив, наконец, соседку, Мила вздохнула с облегчением. Порывшись в кучке ярких проспектов, она отыскала тот, о котором упоминала Бурцева. Мила и не думала обращаться в этот центр, просто было любопытно, что за технологии улучшения весьма сложных, как оказалось, семейных отношений, там предлагают. К тому же, в памяти неприятным рефреном звучали брошенные Дэном слова: «Ну и сиди в одиночестве до конца своих дней…» Что б тебя!.. Она прихватила с кухни пакет с оставшимися пирожками, мысленно махнув рукой на последствия, и пристроилась на диване.

Мила не боялась одиночества, пожалуй, даже испытывала к нему самые нежные чувства. Но как быть с комплексом неполноценности, который так старательно и небезуспешно взращивался? Да, сама виновата, что позволила, что допустила, что начала сомневаться в собственной привлекательности.

Мила уплетала пирожки с фиолетином и шуршала глянцевыми страницами, исполненная праведного негодования.

– Ерунда, – проворчала она, пробежав глазами вступительную часть статьи. – А вот это уже интересно. – Мила наткнулась на рекламу одного из индустриальных гигантов и принялась зачитывать вслух:

– Корпорация «Киберлайф». Вживление биосивера со сценарием идеальной жизни. Обалдеть! Никаких конфликтов, ссор, выяснения отношений, измен, только бесконечная любовь и взаимопонимание. Счастливые дети счастливых родителей и т. д. и т. п. Возрастные ограничения для детей… Так, так. А здесь для весьма богатых клиентов программирование образца по выбору заказчика. Ух, ты! Вот уж воистину, «поматросил и бросил!» без всяких последствий, снесли девушке программу, и помнить – не помню, знать – не знаю. – Мила повздыхала и пролистнула еще несколько страниц. О подобных технологиях давно говорили, рекламировали, но она никогда не придавала этому серьезного значения, все это было где-то в запредельных для нее областях. Слишком дорого и не по-человечески как-то.

– До чего же надо дострадаться, чтобы согласиться на такое. О! А вот это вполне приемлемо: клуб знакомств… И зачем мне все это нужно?!

Мила захлопнула журнал и зашвырнула его за диван. Просмотр телепрограмм уже не привлекал, мороженое окончательно растаяло, а глаза усердно слипались. Она отправилась в домашнюю баню, хоть так и тянуло завалиться в постель, даже не раздеваясь.

– Экс-Ти, на два градуса теплее, чем обычно.

Пожалуй, пятнадцать минут массажа не помешают. Мила растянулась на теплом камне в центре помещения, поток воды обрушился на спину, и мягкие манипуляторы принялись усердно тереть ей спину, пока не окутали белыми облаками ароматной пены.

Раскрасневшаяся и обновленная Мила вошла в спальню, следом едва поспевал «домашний салон». Фен сушил волосы, механические лапки наносили крем и нежно втирали его в тело. Мила плюхнулась в кресло, педикюрница и маникюрница тут же приступили к своим обязанностям. Аппарат наложил питательную маску, и лицо стало чуть-чуть пощипывать от слабых токов, ускоряющих процесс обогащения кожи питательными веществами.

Бабушка всегда куда-то торопилась, поэтому прихорашивалась, а иной раз и ела на ходу. Теперь ее салоном красоты пользовалась внучка. Сентиментальность не позволяла ей расстаться со всеми этими устаревшими приспособлениями, комплектующие к которым становилось все труднее разыскать и приобрести. Мила вздохнула, припомнив, как девочкой прыгала вокруг бабушки, собиравшейся на работу. Какой же энергичной и красивой женщиной она была! Миле достались ее волнистые каштановые волосы и бархатные глаза цвета молочного шоколада. Телосложением она пошла в мать, а характером – в отца. От всех взяла понемножку.

Наконец, растянувшись в постели, Мила проворчала:

– Экс-Ти, стандартная ночная процедура.

И компьютер приступил к блокированию дверей, окон, поставил дом на охрану, установил более прохладную ночную температуру воздуха в спальне и погасил свет.

– Умница, – оценила его старания Мила.

Прошло полчаса, но сон так и не пришел.

– Вот так всегда, весь вечер просто с ног валишься, кажется, что уснешь на ходу, а только доберешься до постели – от сонливости и следа не осталось.

Подумав, она заказала старинную мелодраму, и по потолку поплыли титры. Но фильм не только не доставил удовольствия, напротив, разбередил душевные раны. Не стоило смотреть кино о любви. Мила растерла по щекам слезы, потребовала выключить злополучную мелодраму и сделать потолок прозрачным. Звезды заглянули к ней в спальню.

– Привет, – прошептала Мила и помахала им рукой.

Конечно, они не ответили, просто смотрели с немыслимой высоты.

* * *

«Что я делаю?!» – Мила поднималась по ступеням Центра «Счастливая семья». Отступать, проделав такой путь до Никты, казалось нелепым. Последней возможностью для этого было развернуться у стеклянных дверей, но фотоэлемент уже отреагировал на приближение посетителя и створки разъехались. Девушка за конторкой, одарила потенциальную клиентку жизнерадостной улыбкой и подалась вперед – того и гляди выпрыгнет из-за своего заграждения, – выказывая готовность ответить на любые вопросы. Внимание и доброжелательность во плоти.

– Добрый день! Приветствую вас в нашем Центре. Чем могу помочь?

– Э… Здравствуйте. Я бы хотела посетить клуб знакомств.

– Пройдите, пожалуйста, на второй этаж в офис двести пятнадцать. Там вас ожидает психолог, он определит ваш социотип, чтобы наиболее эффективно подобрать для вас вторую половину. Кроме того, совершенно бесплатно, вы пройдете медицинское тестирование!

«Только этого не хватало», – с досадой подумала Мила, но заставила себя вежливо улыбнуться девушке и, кивком поблагодарив ее, направилась к лестнице.

Ступеньки, блиставшие чистотой, тихонько ползли вверх. Мила остановилась перед ними, в последней надежде отступить, но тут, откуда ни возьмись, выскочил еще один работник Центра и предложил проводить ее до офиса.

Мила отказалась и ступила на лестницу.

В кабинете к ней тут же прицепили десятки датчиков. Чтобы клиент не тратил свое драгоценное время, беседа с психологом проводилась одновременно с медицинским обследованием. Невзрачный, маленький человечек долго мучил ее всевозможными вопросами, а вокруг что-то гудело, щелкало и рисовало диаграммы. Анализ крови окончательно расстроил Милу.

Они бы еще прививки какие-нибудь сделали!

Компьютеры уже обрабатывали данные, упорядоченная суета вокруг прекратилась и под мерное гудение приборов Мила задремала.

– Благодарю вас за то, что обратились в наш центр, мы позвоним вам, как только у нас появится мужчина вашей мечты, – сказал психолог, пожимая на прощанье руку клиентки и провожая ее до двери.

– Пффуууу, – выдохнула Мила, вырвавшись наконец из офиса. В этом выразилось все: досада на себя, раздражение из-за бессмысленной беседы и каких-то манипуляций с ее телом, нежелание когда-либо еще переступать порог этого здания и, конечно же, абсолютное неверие в успех безумного предприятия.

Мила быстро шла к выходу, когда ее окликнула все та же улыбчивая офис-менеджер.

– Простите, пожалуйста, я хотела бы вам предложить наши последние каталоги.

– Благодарю, у меня уже есть, – еле сдерживаясь, ответила Мила.

– Это сегодняшние, – несколько расстроилась девушка.

«За что я с ней так? – одернула себя Мила. – Она всего лишь делает свою работу».

С целой кипой разноцветных журналов, донельзя раздосадованная, Мила, наконец, выбралась на улицу. Но злоключения и не думали заканчиваться. На ступеньках пирамидального основания здания «Киберлайф» на нее налетел какой-то тип. Каталоги цветным фейерверком взмыли в воздух.

– О, простите меня! – воскликнул он, помогая ей подняться.

Мужчина отряхнул ее одежду от несуществующей пыли и начал лихорадочно собирать рассыпавшиеся журналы. Все произошло настолько быстро, что Мила только теперь смогла как следует рассмотреть незнакомца. Это был высокий, худощавый брюнет; если бы они стояли рядом на одной ступеньке, ей пришлось бы задирать голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Простите, простите меня, – продолжал бормотать мужчина. Он протянул ей каталоги, их взгляды встретились, и Мила отметила, что у незнакомца удивительно темные глаза, почти черные. Выражение его смуглого, вытянутого лица было в этот момент таким скорбным и несчастным, что Мила просто не могла сердиться.

– Вы прощены, – улыбнулась она и взяла каталоги.

– Это знак, – прошептал брюнет.

– Простите, я не расслышала, что вы сказали.

– Я… видите ли… э-э… – Он запнулся и с неожиданной мольбой посмотрел ей в глаза. – Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Вы не могли бы побыть со мной немного?

– Но…

Ей хотелось сказать, что на втором этаже в офисе двести пятнадцать сидит психолог, который с профессиональным интересом выслушает любого, но вопреки всем своим убеждениям она согласилась.

Пожав плечами, она сказала:

– У меня есть пятнадцать минут.

Они молча спустились на площадь Прогресса. Незнакомец осмотрелся по сторонам и, слегка сконфузившись, кивнул в сторону окон арабского кафе под голографической вывеской «Земзем».

Внутри оказалось тихо и уютно. Устроившись за маленьким столиком, они по очереди заказали зеленый чай с миндальным печеньем. Мила заметила это совпадение вкусов и улыбнулась.

Мужчина долго молчал, видимо, обдумывая, с чего начать разговор.

Она облегчила ему задачу.

– Как вас зовут?

– Простите… еще одна оплошность… – Он нервно рассмеялся. – Рихард. Рихард Сваровски, специалист в области спутниковой связи.

– Камилла Левитская. Я – домохозяйка. Немного подрабатываю цветоводством.

Произнести девичью фамилию, которую она вернула после развода, оказалось приятно. Будто бы не было неудачного брака, и жизнь начинается с чистого листа.

– Вот мы и познакомились, – усмехнулся Рихард и опять задумался. Пауза становилась тягостной, и Мила вновь попыталась подтолкнуть незадачливого собеседника к разговору:

– Мне показалось – там, на лестнице, – что вы чем-то очень расстроены.

Рихард опустил взгляд, внимательно посмотрел на подставку с салфетками. В течение нескольких секунд внутренняя борьба отражалась на его лице, и было в этом что-то мальчишеское. Покусав губы, он заговорил:

– Видите ли, месяц назад я стал клиентом центра «Счастливая семья». За это время меня трижды приглашали на собеседования. Трижды я приходил с надеждой, что вот-вот в моей жизни появится человек, с которым можно будет поделиться мечтами…

«Мечтами, – мысленно повторила Мила. – Да уж, на этом топливе далеко не уедешь». Она кивнула роботу-официанту, который умело сервировал стол, и тот мгновенно удалился, пожелав гостям приятного аппетита. Рихард, похоже, вовсе его не заметил и продолжал рассказывать:

– Столько разных мыслей накопилось за последние годы. И вот, наконец, я решился. Но всякий раз, когда я приходил в Центр, мне вежливо улыбались и предлагали явиться на следующей неделе. Некоторые мои знакомые уже давно нашли себе пару с помощью специалистов «Семьи». Они зовут меня в гости, но я не хожу к ним… Прежде у меня было много забот о моей больной сестре, это занимало все свободное время. К тому же организованное сватовство я всегда считал делом сомнительным. Знаете ли, доверять свои личные проблемы посторонним – не в моих принципах. Простите, что все это вам говорю…

Миндальное печенье оказалось очень вкусным, и Мила решила, что если Рихард не проявит к нему интерес, то она, пожалуй, съест его порцию.

– В какой-то момент, – продолжал Рихард, – мне стало казаться, будто в мире происходит нечто странное… Куда-то исчезают одинокие люди. Наверное, это связано с развитием биокибернетики и работой Новой Системы. Быть может, все те, кто еще не нашел себе пару, уехали далеко или заперлись в домах и никуда не выходят. Порой мне даже кажется, что я единственный человек в мире, который до сих пор неприкаян. Эти мысли стали настолько тягостными, что я решился на имплантацию искусственного настроения. Поставлю подпись, внесу оплату – и будь, что будет… Пусть хоть степень оптимизма повышают, хоть память моделируют – теперь ведь это, кажется, разрешено…

Мила наклонилась, попыталась заглянуть Рихарду в глаза.

– Но позвольте! Каким же должно быть ваше отчаяние, чтобы согласиться на подобное?.. Ведь имплантация частично превратит вас в машину!

– Для мужчины я покажусь вам слишком сентиментальным. Я знаю это. Но мне уже все равно, лишь бы избавиться от этой вечной, гнетущей тоски. Сегодня я пришел с окончательным решением подписать договор на имплантацию. Я так волновался, что даже не помню, как очутился в том месте, где мы с вами столкнулись. Знаете ли, просто какой-то провал в памяти. Но стоило только мне увидеть вас… – Он быстро вскинул взгляд и снова опустил. – Мне подумалось, что вдруг… мало ли? Может, это какой-то знак? Может не стоит падать духом и всецело доверяться кибернетике?

– Конечно, нет, ни в коем случае! Это ведь так ужасно – быть марионеткой компьютерного мозга, управляющего вживленными биосиверами! – Она спохватилась и почувствовала, что краснеет. – Простите! Что я болтаю? Не слушайте меня, я не вправе вмешиваться и оспаривать чужие решения. К тому же, наверно, я старомодна.

– Нет, прошу вас, говорите! – Он схватил ее за руку. – Я… я внезапно почувствовал, что многое может зависеть от вашего мнения. Да-да, я действительно шел на процедуру, когда встретил вас. Неожиданно мне показалось, что препятствие на пути – это знак не совершать… о, простите! препятствие – неудачное слово…

– Все в порядке, – заверила она и посмотрела в сторону, чтобы не видеть его побледневшего, взволнованного лица.

– Я, наверное, должен вам рассказать…

– Нет, это не обязательно. – Мила начала жалеть, что не отправила мужчину к специалисту по душевным болезням.

– Не хочу, чтобы вы приняли меня за помешанного. Мне тридцать четыре, и я никогда не был женат. Всю жизнь посвятил больной сестре, не мог сдать Миранду в клинику и забыть о ее существовании. Согласитесь, вряд ли моей жене, если бы я решился жениться, понравилось бы соседство душевнобольной. Миранда иногда рассуждала вполне здраво, но, несомненно, была далека от реальности. Два месяца назад ее не стало. Несчастный случай.

Мила не знала, что сказать. Ей хотелось молча сочувственно покивать и уйти, не оглядываясь. Но вдруг ее осенило:

– Скажите, Рихард, вы любили сестру? Я имею в виду, как брат, как человек преисполненный сочувствия, ответственный и заботливый.

– Да, безусловно, – прошептал он.

– Почему же вы хотите забыть ее? То, что случилось, принесло вам много горя, много боли, но благодаря существованию Миранды вы стали тем, кто вы есть.

Рихард вздрогнул.

– Вы правы. – Голос его зазвучал спокойно. – Не иначе как судьба послала мне вас. Спасибо, огромное вам спасибо за то, что не отказались выслушать. Вы меня выручили.

Она с облегчением вздохнула.

– Ну, что вы. Я стала бы преступницей, отказавшись, ведь это могло бы привести человека к потере личности. Поверьте, мы не так уж беспомощны, мы способны справиться с горем. Я искренне за вас рада, рада, что оказалась на вашем пути.

– Я тоже. – Он посмотрел на нее с благодарностью. – Позвольте, я вам позвоню.

– Да, конечно, – кивнула Мила, несясь на волне хорошего настроения: ведь она спасла человека!


И он позвонил. Они долго беседовали о приятных пустяках, о любимых книгах и фильмах. Рихард оказался человеком эрудированным и, при этом, не был интеллектуальным снобом. Мила не чувствовала с ним неловкости, так как он с уважением относился к ее интересам и не пытался вторгаться в личное пространство. Оказалось совершенно естественным пригласить Рихарда в гости, чтобы показать цветник и домашнюю лабораторию. Мила чувствовала некоторую ответственность за дальнейшую судьбу этого человека, и это не было чем-то из ряда благотворительности. К тому же, оказалось приятно иметь друга из плоти и крови.

Сетевой треп на форумах даже в режиме он-лайн не мог заменить живое общение. Мила поняла, что успела позабыть каким прекрасным кажется вечернее небо, когда чья-то рука держит твою. Закат. Один на двоих.

Ей не хотелось, чтобы Рихард уходил, но нелепые представления о том, что не следует позволять лишнего на первом свидании, взяли на себя роль благоразумия. Словно почувствовав ее настроение, гость попрощался и ушел, когда на небе появились первые звезды. Щемящее чувство тоски соседствовало тогда с предвкушением чего-то необыкновенного и волшебного, хоть всем известно, что в старой, как мир, любви уже давно нет новизны.

Мила не желала признаваться себе в том, что она – взрослая, умудренная опытом женщина, – влюбилась, как наивная девочка. Она подошла к зеркалу, словно оно способно было отразить ее внутреннее состояние, и критически себя осмотрела. Приглашая Рихарда в гости, Мила тайно бросала ему вызов: никакого макияжа (это не свидание), одежда – рабочий комбинезон (осматривать будет грядки, а не женские формы), еда из ближайшей забегаловки (ненавижу готовить) и ни малейшего кокетства (я, конечно, женщина одинокая, но на каждого встречного не кидаюсь).

Она не заметила на лице гостя ни малейшего следа недовольства ее внешним видом, манерой поведения или чем бы то ни было еще. Либо он невероятно воспитанный и терпеливый человек, либо, действительно, принимает меня такой, какая я есть. Невероятно! Проще сослаться на первое, потому что обмануться во втором… Слишком часто обманываться вредно – можно превратиться в циничного скептика.

Окончательно и бесповоротно Рихард сразил ее, когда расстелил покрывало на лужайке и принялся раскладывать на нем нехитрое угощение, доставленное разносчиком. Затем он подал ей руку так, словно Мила была королевой, а не замарашкой в рабочем комбинезоне. Именно в ту минуту она почувствовала себя глупой и, более того, трусливой. Рихард не заметил защитных укреплений, которые она так старательно выстраивала, проник бесплотным духом в святая святых ее крепости – в самое сердце. Была во всем этом какая-то вопиющая несправедливость и вместе с тем сладость поражения и желание отдать больше, чем в данный момент просит завоеватель. Главное, чтобы он об этом не знал.

Мила долго смотрела вслед улетевшей авиетке, пока та не влилась в общий поток и не превратилась в один из сотен огоньков, что вереницами плыли в ночном небе по заданным маршрутам. Женщина зябко поежилась – вначале от вечерней прохлады, а затем, – увидев в окне силуэт соседки. «Теперь не избежать расспросов», – с тоской подумала Мила. После «безумного чаепития» госпожа Бурцева внесла ее в список лучших подруг и стала наведываться в гости в три раза чаще. Минутная слабость и потакание собственному любопытству обходились дорого.

Мила очень надеялась, что ее уход с лужайки не выглядел как поспешное бегство. Нарочито медленно прикрыв входную дверь, она прислонилась к ней спиной и прислушалась. По вечерам Мила часто просила Экс-Ти включать трансляцию внешних звуков, чтобы наслаждаться стрекотанием цикад и трелями птиц. Сейчас она боялась различить среди этих любимых звуков шаги Бурцевой. Меньше всего ей хотелось обсуждать своего гостя, приход которого, наверняка, не остался незамеченным, впрочем, как и уход. В особенности то обстоятельство, что Мила долго стояла на улице и тоскливо смотрела на удаляющуюся авиетку. Чёрт! Она идет! Поэзия вечера грозила перетечь в мрачную прозу.

Мила велела Экс-Ти погасить свет и на цыпочках – в чем не было ни малейшей необходимости, так как внутренних звуков дом наружу не транслировал, – прокралась к дивану и тихонечко на него присела. Бурцева остановилась перед входной дверью в раздумьях, а через некоторое время Мила различила звук удаляющихся шагов. «Избежать разговора не удастся, но, по крайней мере, он состоится не сегодня», – подумала она. Мила не готова была обсуждать Рихарда, их взаимоотношения и что бы то ни было вообще. У нее в душе царил сумбур. Только теперь сообразила – они не договорились о следующей встрече, и он даже не упомянул о том, что позвонит.

«Ах, если бы какая-нибудь случайность помешала ему уехать или заставила вернуться, – подумала она и горько усмехнулась. – Ну, какая может быть случайность?» Если бы сломалась авиетка (представим себе такую нелепость), то к услугам граждан имеется такси. Если бы Рихард что-то у меня забыл, то моментально явился бы курьер. «Этот мир не оставляет мне ни малейшего шанса заполучить мужчину, не потеряв при этом лицо! – раздосадовано подумала Мила и усмехнулась. – Не надо было его отпускать, ведь он хотел остаться, это было понятно без слов. Если бы Рихард вернулся, то это было бы что-то вроде второго свидания. Ну, чем я занимаюсь?! Морочу голову самой себе. Даже не подозревала, что я настолько погрязла в комплексах и предрассудках».

Она откинулась на диванные подушки, издав протяжный вздох.

Легкий гул авиетки, идущей на посадку, заставил Милу вздрогнуть.

Шаги.

Быстрые энергичные шаги по плиткам дорожки. Сердце заколотилось в груди так, что стало трудно дышать. Мила поднялась с дивана и подбежала к двери. Она глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду. Шаги на ступеньках. Мила распахнула дверь и оказалась нос к носу с Рихардом. Оба выглядели так, словно отыскали и распаковали припрятанный родителями подарок: восторг и легкий испуг.