Маша
Маша на секунду отвлеклась, замерев с трубкой у уха. С ней в последнее время это случалось довольно часто. В последнее – с тех пор, как она вернулась из Лондона. Ситуация должна была разрешиться. Но не разрешилась. А напротив, еще более запуталась. Она осталась рядом с Андреем – там, где и должна была быть. И для всех казалось логичным продолжение цепочки: Маша Каравай вернулась в Москву, вернулась к Андрею, а значит – пришла работать обратно в МВД. На круги своя. Но своя ли?
– Ты не можешь, – сказал ей Петя, заявившийся пару недель назад к ним с матерью на чай, – просто не имеешь права теперь всю жизнь чувствовать себя в долгу.
– Нет? – грустно улыбнулась Маша. – А что бы ты чувствовал на моем месте?
Петя расстегнул – то была уже третья чашка чаю – свой скучнейший адвокатский пиджак, и Маша ахнула – под ним обнаружился разноцветный жилет в оранжевых и фиолетовых райских птицах. Высший шик, тайная британская эксцентричность настоящего денди.
– Не знаю, – честно сознался Петя. – Но ведь это же ловушка. Прямо как в классической английской литературе: между долгом и чувством.
– Нет, – покачала головой Маша. – Не прямо. Долг и чувство у меня в одной корзине. Но ловушка все равно есть. Я должна была понять, что делать дальше, но не успела. Андрей спас мне жизнь, и всё – я уже не способна к размышлениям. Просто хочу быть с ним рядом, и если это значит продолжать работу на Петровке…
– Не знаю, – повторил Петя, упрямо тряхнув головой в темно-рыжем ежике. – Все равно выбор необходим любому человеку…
Выбор… Маша вздохнула. Петя уехал обратно в Вестминстер, так и не дав Маше ответа. По той простой причине, что ответ она должна была дать себе сама.
Маша досадливо положила трубку на место: она выбрала не лучший момент, чтобы предаваться раздумьям.
Вот, например, только что она дозвонилась в благотворительный фонд и выяснила, что покойная Алиса Канунникова почти не появлялась ни в фонде, ни в больнице. Впрочем, Антонина Викторовна, глава фонда, на «Алисочку» все равно молилась. Зачем молоденькой девочке, спрашивала она Машу, смотреть на «такое»? Зато Алисочка рассказывала о фонде во всех своих интервью и даже организовала на прошлогоднем «Кинотавре» гала-ужин, куда пригласила кучу знаменитостей, собрав много, очень много денег… Что ж, вопрос с благотворительностью, похоже, прояснился.
Но ведь где-то Алиса все-таки проводила время, официально отданное умирающим детям в хосписе?
Маша, хмыкнув, взялась за распечатку звонков с телефона Канунниковой. Алиса регулярно звонила мужу, маникюрше, косметичке и парикмахеру. Пару раз – отцу с матерью. Разговоры были короткие. У нее, как признался Маше Рудовский, было немного подруг – все они остались в районе на окраине, где Алиса окончила восьмилетку. В институте девушка тоже мало с кем близко сошлась: во‑первых, месяцами пропадала на съемках. Во-вторых, рано начав делать блестящую карьеру, не пользовалась расположением однокурсников. Маша задумалась: мало кто тянется к откровенно некрасивым людям, если только эта некрасота не оживлена игрой ума, чувством юмора или обаянием. Но, получается, можно стать парией, даже если ты красива? Маша пометила себе побеседовать с маникюршей и парикмахершей – одинокие девушки часто делятся с ними своими секретами.
И открыла распечатку СМС. Там тоже была своя закономерность, но на месте частого номера телефона Рудовского появился совсем другой набор цифр. Она повертела мобильный актрисы в руках: на экране зажглась фотография – Алиса в обнимку с мужем. Телефон был защищен паролем, но Маша, взглянув в свои записи, нашла дату рождения Канунниковой и забила день и номер месяца в открывшееся окошко для пароля – вариант почти беспроигрышный. «Пароль введен успешно». На экране сменилась фотография – теперь это была Алиса крупным планом. Маша нашла иконку СМС и открыла, сверяя каждое из сообщений со своим списком. СМС от маникюрши и парикмахерши остались на месте, но сообщения от того, с кем она переписывалась всего чаще, исчезли, будто их и не было. Алексей Валерьевич Саркелов, 82-го года рождения, прочла она строчку в своих бумагах. Режиссер театра. Маша не знала, насколько принято в театральных кругах переписываться с режиссером, у которого ты занята в основных спектаклях, но факт того, что Алиса стирала сообщения, мог свидетельствовать только об одном.
– Андрей, – сказала она в трубку, продолжая перебирать СМС, – боюсь, тебе придется вновь побеседовать с режиссером. Ты далеко уехал?
– Да нет, – голос Андрея звучал глухо, – только что вышел из гостей. Был, между прочим, у ведущей актрисы. Видел ее, кхм, неглиже.
– Что? – нахмурилась Маша, оторвавшись от Алисиного мобильника.
– Как ты и предполагала. К сожалению, неглиже отдельно, актриса – отдельно. А знаешь, кто любовница у нашего режиссера-кузнечика? Сама министр культуры! Ничего себе, да?
– Кстати, – медленно сказала Маша, – не только она. Похоже, еще и Алиса Канунникова.
– Да ладно! – На другом конце трубки хлопнула дверь парадной. – И как ты это поняла?
– Потом расскажу, – сказала Маша, ей жаль было тратить время на объяснения. – Просто побеседуй с ним с глазу на глаз. Так сказать, прицельно, хорошо?
И, получив заверение Андрея, что прямо сейчас, куда деваться, он отправится обратно к пыльной Мельпомене, она повесила трубку и продолжала читать одно за другим СМС.
«Жанночка, запиши меня на педи в восемь в четверг».
«Алиса, получили пилинги французские, если интересует, звони».
«Как Вы просили, перенесла укладку на шесть, Марина».
«Забрал твои вещи из химчистки. Люблю».
И вдруг:
«Алиса, я знаю, что это сделала ты. Бездушная дрянь, будь ты проклята!»