Андрей
Андрей выслушал Машины речи о большой и чистой любви, посетившей продюсера Рудовского, сорока восьми лет, с некоторым недоверием. Но Маша была непреклонна: от Рудовского шла волна такого отчаяния, что хотелось как можно быстрее уйти из этого дома. Девушку было жаль, но еще жальче оказалось этого большого полуседого мужчину.
– Не знал, что ты так сентиментальна, – поддел ее он, но не сильно. Он сам был сентиментален, когда дело касалось Маши. – Значит, первый подозреваемый – муж – точно не замешан?
– Точно никто не знает, – философски заметила Маша, – но все-таки маловероятно.
– Любовник?
– Муж говорит, что нет, – пожала плечами Маша. И сама же кивнула, мол, знаю-знаю. – Но муж всегда узнает все последний.
– Вот-вот. – Андрей щелкнул ее по носу. – Давай-ка разделимся: я поеду в театр, а ты позвони… – Он глянул в записи: – В благотворительный фонд «Спаси жизнь».
– Хочешь подышать воздухом закулисья? – улыбнулась Маша. – Увидеть актрис в неглиже?
Но Андрей даже не счел нужным отвечать на безусловную провокацию: сгреб Машу в охапку, поцеловал строго так, по-товарищески, в губы (все-таки отлично, что она не красится) и пошел себе в Театр им. Чехова.
Воздух закулисья оказался пыльным, а вид закулисья – тоскливым. Театр, расположенный в одном из арбатских переулков, был явно на последнем издыхании: протертые старые кресла, клубки пыли по углам, рассохшийся паркет.
– Он ге-ни-аль-ный! – объявила ему администратор, дама лет пятидесяти, с объемной грудью, увешанной объемными же янтарными бусами. – Он выведет наш театр на новый уровень!
И она помахала в воздухе рукой в крупных серебряных кольцах с малахитом: то ли виртуальный дым сигарет разгоняла, то ли подозрения пришедшего оперативника насчет медленного умирания российской Мельпомены.
– У него уже две международные премии плюс «Золотая маска» и «Золотой Арлекин»! Знаете, он берет русскую классику, того же Островского, и выворачивает его наизнанку. Зрители выходят потрясенные, взбаламученные искусством…
На «взбаламученных» Андрей не выдержал:
– Значит, режиссер Саркелов пришел в ваш театр совсем недавно и сразу пригласил на главные женские роли Алису Канунникову?
– И тут вы не угадали! – Энтузиазму дамы не было предела. – У Алексея свое, авторское видение. Суть была в том, чтобы дать Алисочке выразиться в нетипичных для нее характерных ролях. Ведь что предлагают такой девушке? – И администратор лукаво улыбнулась.
– Что? – не нашелся что ответить далекий от Мельпомены Андрей.
– Инженю, юную красавицу – Джульетту, к примеру. А у Алеши она играла в тяжелом, уродовавшем ее гриме, а затем постепенно как бы открывала истинное свое лицо. Как душу, понимаете? И душа ее была прекрасна…
– Ясно. – Андрей потер переносицу. – И какие отношения, кроме профессиональных, связывали Алису с Саркеловым?
– Никакие! – возмутилась администратор, даже побледнела. – Вечно гадости какие-то ищете. Талантливые молодые люди, у каждого своя личная жизнь… Алиса, между прочим, замужем! У Алексея тоже… Отношения!
– С кем?
Дама подняла тонко выщипанную бровь на чуть оплывшем лице, сложила большие руки на исцарапанной столешнице:
– Вот этого не могу вам сказать. Он со мной, знаете ли, не панибратствует.
Выйдя от администратора, Андрей ткнулся наобум в первую же приоткрытую дверь. В небольшом помещении пахло нафталином и старой шерстью. Справа на входе стоял шкаф, на нем горой лежали шляпы: фетровые с полями, соломенные с лентами, треуголки – с перьями. Несколькими рядами до самой дальней стены густо шли вешалки с костюмами. В глаза Андрею бросился поблескивающий серебряной нитью кафтан с белоснежным жабо. В глубине спиной к нему сидела девушка в черном свитере-лапше. Золотистые волосы локонами спускались до середины худенькой спины. Когда она обернулась, Андрей хмыкнул: «девушке» было уже к пятидесяти. Девичья прическа, как ни парадоксально, ее скорее старила. Лицо под слоем пудры казалось кукольным, почти неживым, но при вопросе об отношениях главного режиссера театра мгновенно пришло в движение.
– Ха! Тоже мне, секрет Полишинеля! Какая-то баба из Министерства культуры! – Костюмерша дрогнула белокурыми буклями. – Нашу-то богадельню прикрыть хотели: залы пустые, актеры к спектаклю готовятся спустя рукава, слова – и те не учат! Так сначала слух прошел: отдаем помещение под какое-то присутственное место, а потом этот наш кузнечик прискакал – Алешка Саркелов. Тут и разговоры начались, мол, не дадим погибнуть искусству! Возродим театр! Возрождать – это сейчас дело модное, сами знаете. Сначала изничтожили что можно, а теперь оживить пытаемся, тьфу! – И она вполне натурально сплюнула.
«Все-таки в театре даже костюмеры не лишены своеобразного актерского дарования», – усмехнулся про себя Андрей. А костюмерша торжествующе закончила:
– Ну а он с собой эту чертову девицу привел, очевидно, как символ эпохи Возрождения.
Андрей кивнул, а дверь внезапно распахнулась, и на пороге появился высокий худой юноша с длинным лицом.
– Майя Александровна! – начал он и осекся, увидев Андрея.
– А вот и он. Явился, не запылился! – краем рта сообщила костюмерша Андрею и расплылась в медовой улыбке: – Алексей Валерьевич, тут следователь пришел, с Петровки. По поводу убийства нашей Алисочки.
– Старший оперуполномоченный капитан Яковлев, – поправил ее Андрей. – Где мы могли бы с вами побеседовать?