Как это было
Песня о Роланде
Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное – это прекрасное, тогда и возникнет безобразное.
Когда все узнают, что добро – это добро, тогда и возникнет зло.
– … конечно пора…
– …я свою Эльзу уже три месяца не щупал…
– Ты один что ли не щупал?..
– Его Эльзу?! – гогот.
– Я ему говорю, граф приказал! А он мне, а король?..
– Грёбаные мавры…
– Грёбаные сарацины.
– Грёбаные баски!
– Графа Ожье к королю!
– Ты ноги каждый раз сбиваешь, потому что не умеешь…
– …рафа… е оролю…
Топот ног и копыт, бряцанье металла, скрип телег, гул голосов, ржание лошадей, визг маркитанток, пыль, вонь, жара! Жара, хоть время тянулось к вечеру… август же, лето. «Исход»… чистый «Исход». Наверное, такой толпой шли евреи из Египта.
Граф Хруодланд неторопливо шагом ехал верхом навстречу бесконечной колонне войск, которую, как в гигантскую воронку, засасывало ущелье. Графа легко узнавали по крупной фигуре, синему шерстяному плащу и светлому чубу – граф по новой моде брил бороду и голову, оставляя длинные вислые усы и чуб, как у короля, – узнавали и приветствовали: графа любили и уважали. Кто-то вскидывал в приветствии копьё, кто-то кивал головой, кто-то считал своим долгом окликнуть его – и почти всегда по-франкски: «Роланд».
Франки. В войске короля Карла почти одни франки. Есть немного датчан, есть лангобарды, галлы из Прованса, есть даже бретонские кельты, но в основном – франки. Хруодланд со своими кельтами присоединился к королю сразу после того, как тот усмирил Аквитанию, за что и был пожалован графом Бретонской марки. А чего было не присоединиться? Такая жизнь устраивала и графа, и его бойцов. Война, которую непрерывно вёл король, стала их единственным и естественным образом жизни. Бивуаки, переходы, стычки, скачки, сражения – настоящая жизнь для настоящего мужчины. Иногда, конечно, не хватало женского тепла… ну так всегда есть крестьянки, которые захотят переспать с воином великого короля. А которые не захотят… А которые не захотят – дуры!
Граф въехал в расположение отряда, прямиком направив коня к большой палатке. Возле палатки стоял Холивер – помощник, друг, правая рука, сам граф, но никогда не спорящий со старшим по возрасту Хруодландом.
– Что, что? – ловя за удила коня, на кельтском нетерпеливо выспрашивал Холивер, – что сказал король?
Он бы мог и на франкском спросить. И на латыни. Он мог бы даже на греческом спросить, малый грамотный, не то что сам Хруодланд. Вопрос услышали бретонцы и подтянулись поближе к подъехавшему графу – всех интересовало, когда уже?
– С маврами договорились, возвращаемся… – Хруодланд спрыгнул с коня и поставил копьё в пирамиду. – Основные силы уже отходят в ущелье.
– Слава Богу Иисусу… – закрестился Холивер, и за ним подхватили крестное знаменье окружающие воины: кельты Хруоланда в основном христиане, а не друиды, как их соплеменники в Бретани.
– Ага… слава… Только мы не сразу возвращаемся… – граф наклонился, протянул ковшиком руки, и в них потекла вода из кожаного ведра: оруженосец примчался с ним, зная, что граф любит умыться с дорожки, не терпит грязи… брезглив.
– Холивер удивлённо поднял брови:
– А когда?
Хруодланд умылся, вытер куском ткани лицо и руки, оглядел окружавших его воинов, подмигнул и выкрикнул:
– Ну, что приуныли?! Король поручил нам ответственное дело – прикрыть отход основных войск!
По толпе воинов прокатился недовольный гул.
– Ты что, сам напросился?! – возмутился Холивер.
– Да, конечно! Сам напросился! А кто? Все изнылись. И ноют, и ноют… И ноют, и… И даны, и лангобарды… Ну эти-то ладно! А граф прованский? А аквитанский? Как выпрашивать милости короля – все первые… А сейчас рвутся, как бы побыстрее оказаться дома, рядом со своими бабами… Успеем! Всё успеем. Король сказал, что нужно прикрыть отход – значит прикроем! Или кто-то не согласен? Или кто-то только горазд глотку драть в таверне: «Кельты – надежда короля»? А? – он окинул взглядом кельтов. – Кто не согласен, может подойти ко мне и высказать свои соображения, – воины, не понаслышке знавшие, чем заканчиваются такие возражения, начали быстро расходиться по местам. – Ну вот, видишь! – Хруодланд развёл руками и повернулся к другу. – Все согласны…
– Ну зачем ты так с ними? Они верят только в Бога и в тебя и пойдут за тобой хоть на край света…
– Знаю! Но ещё я должен знать, что они пойдут туда, куда им прикажет король! Или не пойдут, а встанут и будут стоять, вот здесь! Прямо тут! – граф ткнул пальцем в землю, – пока я или король не скажут сделать шаг…
– Да будут они стоять… будут!
– Ну и слава Богу! Слушай, устал я… эти советы… болтаем… болтаем… и ночью опять… пойду перекушу и посплю немного.
– А ты распорядись, чтобы выставили на вершинах охранение. Лошадей всех уведите в перелесок и спрячьте там. Не пригодятся они нам, чувствую. И вышли пару дозорных в испанскую сторону, пусть посмотрят, нет ли чего… подозрительного…
– Откуда?
– Я вот тоже думаю, откуда? Вроде бы всё зачистили… Перестоим тут сутки, отдохнём малость и тронемся вслед за королем – по холодку, без пыли, с комфортом… да парень? – граф хлопнул оруженосца по плечу. – Принеси-ка мне, братец, вина и пожрать чего-нибудь!
– Уже бегу, мой синьор, – оруженосец, молодой расторопный кельт, подхватился куда-то в сторону костров.
– Костры к ночи затушить! – распорядился граф и зашёл в палатку, потом выглянул и добавил: – Мы в Саксонию сходу идём, неспокойно там… И, это… не сам я напросился, а Епископ порекомендовал королю нас задействовать.
– Аахенский?!
– Он самый…
– Чего вдруг?
– А чего не вдруг?! – и граф задёрнул за собой полог палатки, пресекая никчёмный разговор.
Интересно, а на кого ещё мог бы рассчитывать король? Граф стоял посреди палатки, снимая поясной ремень с ножнами. Только на него, на Роланда, на его Оливье – как они называют Холивера, – да на его кельтов… Больше не на кого. Прав Епископ. Остальные трутся возле короны, выпрашивая милости, и никогда не лезут на рожон, а вот бретонский маркграф – всегда пожалуйста! Одного граф терпеть не мог… карательные операции. Мерзко ему, гадко… А его и не посылали! Считали чистоплюем и не посылали. А вообще, дурацкая вышла война… Граф тяжело вздохнул. Но, хвала Христу, Господу нашему, она, кажется, закончилась: с маврами заключили мировую.
– Синьор граф, – в палатку боком просочился оруженосец, – сегодня одноглазый Моркант зайца подстрелил, исключительно для вас, никому, говорит, не дам… вот приедет синьор граф… я сам приготовил… тут кувшин вина… – оруженосец по скорому накрывал на стол, – хлеба, правда, нет… извините, синьор граф, не смог достать.
– Нет так нет… налей вина и ступай, я поем и потом посплю, пусть поставят к палатке охрану… а то зарежут во сне целого графа… не дай Бог…
– Слушаюсь, синьор граф, – и мальчишка вынырнул из палатки.
«Да, дурацкая вышла война!», – с очередным вздохом сделал вывод про себя граф. Он выпил вина, присел на лежанку и принялся за зайца. Заяц был жёсткий, жилистый, сухой, граф не отказался бы от барашка, но где же тут возьмёшь барашка, после того как прошли двадцать тысяч здоровенных мужиков?
Всё этот сарагоский кади – брат сатаны, заманил короля в ловушку! Сначала позвал в Сарагосу, чтобы Карл помог ему отбиться от Кордовского эмира, этого… как его, чёрта? Абд… Ар… Абд-ар-Рахман, Абдурахман, о! Вечно эти сарацины друг с другом воюют. Сначала пригласил, а потом вдруг сам переметнулся к эмиру… и вот так у них всегда! Сначала клянутся, а потом раз! И нож в спину… Карл думал, что кади подготовит провизию в Сарагосе, а пришлось добывать самим. О-о-о-о… как они добывали… прости нас, Господи, грешных… до сих пор противно. Одних деревенек штук десять спалили, не меньше, а сколько людишек-то перевешали? У-у-у-у… Причём как раз те же лангобарды – как воевать, их нету… а как вешать – они тут как тут! Но без жестокости нельзя… граф опять вздохнул… иначе дисциплины не будет, а не будет… Граф налил ещё полстакана и запил зайца. А не будет дисциплины – будет как с Памплоной. Свои же, христиане, не мавры… И на тебе! Закрыли ворота и не хотели впускать короля. Пришлось все стены срыть… И людей со стенами… тоже… срыть.
Граф вытер руки и, не снимая верхней одежды, лёг на лежанку поверх шкур. Спать хотелось неимоверно, граф прикрыл глаза и расслабился… нет, дурацкая вышла война! Народа побили… Он полежал некоторое время, пытаясь уснуть. Поспать было нужно… но сон не шёл.
– А чего это у тебя рожа расцарапана? – послышалось за палаткой, видимо, на пост заступило охранение.
– Чего-чего… – пробасил второй голос. – Тут одну кошечку припёр к стенке. Говорю ей, давай, мол… Того! Ты – мой трофей, говорю! Схватил её, хочу платье задрать… А она мне хлесть по роже, и прямо до крови! Чуть, стерва, глаз не выбила…
– Ну, ты её и…
– Ну, я её и…
– Воины, вы бы заткнулись! – графу быстро надоело слушать про их приключения.
И «кошечки» эти тоже надоели. Все какие-то смуглые, аж чёрные, и вроде не мавры, хотя тут им давно кровь поперемешали… Граф перевернулся на другой бок. Сами, конечно, чёрные… но ноги у них ничего… Ничего… И не только ноги. А ещё они такие страстные… Как начнут изгибаться… как начнут… Бывало…
Граф опять перевернулся. Бывало… Зацепишь такую… Тьфу, черти, раззадорили! Может приказать чтобы доставили… Ну как тут спать?!
– Э! Который там с расцарапанной рожей, иди сюда!
За палаткой загрохотало, что-то уронили, кто-то выругался вполголоса, и в палатку пролез здоровенный детина:
– По вашему… граф… синьор…
– Ты чего с той девкой сделал, прибил? – граф приподнялся на руке.
– Какой девкой, ваше… синьор граф? – воин весь подался вперед.
– Ну, той, которая тебе рожу расцарапала?
– А-а-а-а… Да нет. Я ей в морду дал, а потом… того, немножко изнасиловал.
– Как это немножко? – развеселился граф.
– Ну, только согнул её… и это… Да ей потом понравилось! Она меня даже просила с собой взять…
– А ты?
– А что я? Я, синьор граф, – воин! Какая мне жена? Меня не сегодня-завтра убьют, может?
– А она что?
– А что она? Ясное дело: у них, у баб, первое средство – слёзы… Ну, я ей колечко подарил… а сам…
– Колечко где взял?
– А Памплону когда жгли, я там с одной снял… с мёртвой уже… руку рубанул, сразу не снималось, а потом…
– Ступай! – распорядился граф. Он не был настолько брезгливым, но упоминание о Памплоне отбило у него всякое «желание».
Вот зачем нужно было жечь? Как бы нам боком не вышла эта Памплона, чтоб… Ведь говорил королю, но хрен тот меня послушал! До хрипоты доказывал – нельзя оставлять в тылу обиженных!
Граф от досады завернулся с головой в плащ и незаметно для себя провалился в сон.
Невеста Адель ему не приснилась. А снилась всякая чертовщина. Он опять уговаривал Карла пощадить Памплону, а король опять отдавал приказ наказать город. И снова в ушах стоял крик, а лицо горело от огня пожарища, который пожирал некогда цветущий басконский город…
– Ваше сиятельство… Граф… Синьор граф, проснитесь… – графа тормошили за плечо.
– Что случилось? – прохрипел спросонья граф, сел на лежанке, откашлялся и потёр обожжённое во сне лицо.
– Коней увели…
Граф моментально очнулся, встал, вцепился в куртку Холивера – это он стоял рядом, держа свечу в руке – притянул его и пристально посмотрел в глаза:
– Как увели?! Кто?! Куда?! Охрану ставил?!
– Охрану вырезали… и увели, сейчас смена доложила.
– Времени сколько?
Луна поднялась.
Граф натянул кольчугу, перепоясал себя ремнём с ножнами и ножами и вместе с Холивером вышел из палатки. Рядом с палаткой стояло несколько растерянных бойцов.
– Кто был в лесу? – Граф взял ближнего за плечи. – Ты?
– Вон тот… – кивнул головой боец на крайнего.
– Что видел?
– А чего я видел? Лежат сердешные, а горлы у них перерезаны… а вокруг чёрным всё залито и блестит, стало быть кровища… А лошадок-то и нету!
– Ясно… – граф опёрся на телегу, чувствуя слабость в ногах… поспал… он с досады надавил себе на виски, никого же не должно было быть… разве что… – Что скажешь, Холивер?
– Я думаю, это баски…
– Я тоже так думаю. Значит, всё же Памплона … – граф оттолкнулся от телеги, подошёл к пирамиде и выдернул своё копье. – Дозорные возвращались?
– Так точно! Доложили, что никого в округе нет. Мы поэтому охрану не усиливали…
– Кони при них?
– Так точно!
– Коней хранить как… как я не знаю что! Буди всех! Разобрать копья! Занять позиции! Костры не разжигать! Разговоры отставить! Как думаешь, король далеко ушёл?
– Думаешь его позвать? – Холивер оживился.
– Да ты с ума сошёл что ли, граф?.. Короля? Ради басков? Ты хочешь, чтобы потом над нами во всей Европе смеялись?
– Я не подумал, граф… извини. Думаю, далеко. Они идут с вечера, а значит, теперь ушли миль на десять-двенадцать…
– Ладно, наша задача та же. Мы должны обеспечить безопасный отход…
– Ваше сиятельство… смотрите, – один из бойцов боязливо показывал пальцем в сторону ущелья, – что это?
Из ущелья, как белёсая река, заполняя всё вокруг, вытекала какая-то зловещая белая мгла, отражая лунный свет.
– Туман, – первый сообразил Холивер, – туман это…
И тут ударили тяжёлые стрелы. Их свист перемежался с криками простреленных, стрелы пробивали кожаные и кольчужных доспехи, ранили руки, ноги, кого-то убило стразу, кто-то кричал, но потом замолкал, кто-то пытался закрыться щитом, но и его потом достреливали. Оба графа лежали под телегой, куда они успели нырнуть сразу после того, как начался обстрел. Хруодланд крепко прижимался к младшему, прикрывая ему спину.
– Прикрыли короля, да… мать их! – кричал граф в затылок Холиверу. – Ты всё до сих пор думаешь, что это баски?! – но младший не ответил, он вдруг дёрнулся, засучил ногами, выгнулся, через мгновение обмяк и привалился к графу. Хруодланд повернул его на спину, из глазницы у Холивера торчала стрела с железным арабским пером. «Мавры… мавры… мавры… откуда?!» – бормотал граф, прикладывая голову к груди Холивера и пытаясь услышать сердце, которое уже не билось…
Обстрел закончился так же внезапно, как и начался.
Граф приподнялся на руках, понимая, что надо выбираться, потихоньку перевернулся на другой бок, достал меч, перекатился на живот, отполз от телеги и стал осторожно подниматься. Но кто-то наступил ему на руку с мечом и с силой толкнул ногой в бок.
– Ва-а-а, вы поглядите! Сам граф Роланд! – с арабским акцентом на франкском громко прокаркал сарацин в белой одежде с повязкой на лице. В одной руке он держал факел, в другой изогнутый сарацинский меч, меч графа он откинул ногой в сторону.
– Не узнаю… тебя, – сощурился на огонь Хруодланд, попытался рывком подняться, но новый удар ногой под дых сбил его – граф задохнулся, закашлялся, корчась на земле.
– Не надо делать резких движений, граф…
– А кто этот «Роланд»? – прозвучал в темноте хриплый голос с басконским твёрдым выговором.
– Так личный друг Карла, – из темноты вышел пожилой франк, вставляя в ножны меч, – граф Роланд. Префект Бретонской марки… «Герой» Памплоны…
– А… – Хруодланд почти восстановил дыхание, – а-а-а-а-а… Ганелон… Собака Ганелон.
Он перекатился на спину, присел и теперь, улыбаясь, рассматривал того, кого он назвал Ганелоном. – А король всё спрашивал: «Куда это подевался Ганелон?..» Собака Ганелон… Нет, хуже собаки! Иуда Ганелон!
– Ты бы не собачил меня, свинья бретонская! Твой король – убийца! Братоубийца и узурпатор11! Будет гореть в аду! И ты, свинья бретонская…
– Потом разбираться будете! – пресёк склоку сарацин, – кто собака, а кто свинья. Или не будете… Поднимите графа!
Два мавра в таких же, как у сарацина, белых одеждах с повязками на лицах, подцепили графа под руки, дёрнули и поставили, тут же сорвав с него ремень с ножами.
– А скажите мне, граф, – сарацин держал факел прямо перед лицом Хруодланда, яркое пламя потрескивало и обжигало лицо, – а где же королевское войско? Король-то где?
– А нет его! – граф кривился, отворачивая лицо от огня. – Ушёл! Давно ушёл!
– Ганелон, ты же говорил, что король собирался выступать только завтра? И не ты ли говорил, что вот оно, войско, перед нами, а это оказался только арьергард графа… И…
– Великий кади, король часто бывает непредсказуем…
Сарацин сделал жест, отвергающий оправдания:
– …и если здесь нет франкского войска, то зачем же мы привели сюда войско? Это же деньги, Ганелон! Много денег! Войско туда, войско сюда… Фураж, зерно, мясо… Кто заплатит теперь за всё это, а? Кто? А ладно… всё равно ты мне не ответишь. Ты уже ничего не ответишь… – сарацин резко развернулся, перехватил свой кривой меч и снёс голову предателю. Голова кувыркнулась и, подпрыгнув, укатилась куда-то под телегу к Холиверу, тело в задумчивости постояло секунду, свистнуло кровью и завалилось на бок. – Вай-вай-вай, – притворно всплеснул руками сарацин, – жалко, что быстро умер… Собака Ганелон… Иуда Ганелон… Вай-вай-вай… Баск, а этого, – и повёл рукой с факелом в сторону Роланда, – отдаю вам! Иуда Ганелон говорил, что этот был активнее всех, когда резали Памплону. Окажите ему христианское гостеприимство. Вы же христиане? И он – тоже христианин. Ну что, граф Роланд, перфект Бретонской марки? Не надо… не оправдывайтесь, не унижайтесь! Сейчас вас примут здесь, как самого дорогого гостя… Баски умеют принимать дорогих гостей, я это знаю… Ну и вы сейчас тоже узнаете. Ладно, празднуйте, не буду мешать, тем более – праздник будет долгим! Аллах акбар! – и сарацин бесшумно шагнул в темноту.
… – граф Хруодланд ни разу не крикнул… – кельт, здоровенный мужик, стоял перед королем на коленях, склонив голову, и всхлипывал, – они его… а он – ни разу… я хотел… должен был… но они добили всех… – он собрался и поднял голову, – я должен был умереть, король, но ведь нужно было доложить, это – долг, мой король!
Кельт был одним из дозорных графа. Он, единственный выживший из арьергарда, к полудню верхом нагнал войско. И теперь рассказывал королю о том, что увидел этой ночью на входе в Ронсевальское ущелье – после того, как ушёл сарацин в маске.
– Значит и Ганелона… – великий король смотрел на кельта с высоты своего почти двухметрового роста и задумчиво постукивал плетью по ноге.
– Мы будем атаковать, мой король? – спросил Карла кто-то справа.
– Нас ждут дела в Саксонии, мой король… – напомнил Карлу кто-то слева.
– Да… надо бы атаковать… Но… нас ждут в Германии и Саксонии. Эйнхард, голубчик, запиши о нашем бедном Роланде, как всё было, запиши, только не надо этих… – король ткнул плетью в гонца, – подробностей… пусть о них не узнают, про Христова защитника знают, а вот подробности – это ни к чему: не надо, не пиши… И вот ещё что… – Король развернулся и вскочил на коня, – Епископ, где вы?
– Я здесь, ваше величество… – высокий монах в чёрной сутане на гнедой кобылице присоединился к королю.
– Епископ, я оценил вашу работу, – вполголоса произнёс уже на ходу Карл, – вот так сразу обоих… руками мавров и басков…
– Они стали оба опасны, мой король. Особенно Роланд… после Памплоны.
– Да… Да. Мой бедный Роланд… Мой храбрый Роланд… Мой благородный Роланд… И мой глупый Роланд… Я велю сложить о нём Песню, как о борце с Халифатом! А у меня теперь появился повод уничтожить Сарагосу! – и король, пришпорив коня, поскакал в голову колонны…
Легенды и мифы
Гревней Дреции
(Это было совсем давно, когда боги ещё приходили к людям)
Верх его не светел, низ его не тёмен.
Тянется, не прерываясь ни на миг, а по имени не назовёшь.
Бог Племени Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда сидел у берега Океана и ловил акул. Занятие вполне достойное Великого Бога Великого Племени. С одной стороны – развлекает, с другой – делает безопасным Океан для послушных, верных, но глупых Его детей.
– Беда! Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда! Беда! – орал, спотыкаясь на бегу, Верховный Жрец.
– Чего разорался?! Рыбу всю распугаешь! – страшным шёпотом прошипел Великий Бог и жахнул мимо Верховного парой шаровых молнии для острастки. – Что случилось?
– Женщины в племени взбунтовались! – с плачем взвыл Верховный.
– Да-а-а-а-а?.. Чего просят?
– Лучше с ними Сам поговори, Тебя просят… – рухнул на колени Жрец.
– Ну, пошли… Верховный Жрец… – с язвительностью произнёс Великий Бог. – Ничего без Меня не могут…
На Центральной площади Племени собралась и судачила толпа полуголых женщин. Завидев идущего к ним Верховного Жреца и Великого Бога, толпа приумолкла и напряглась.
– Ну и чего волнуемся, бабоньки-красавицы, дочки Мои ненаглядные? – ласково, но строго спросил Великий.
От толпы отделилась высокая, ладная, почти обнажённая красавица и, смело глядя в глаза Великому Богу, твёрдо произнесла:
– Я – Ло-Ло Красивая Попа. Верни нам наших любимых мужей Великий Бог Ниту-ниту-нетам-везде – и…и…и…
– … фсегда, – добавил Бог.
– Ифсегда! Верни нам наших любимых мужей!
– А куда же они все подевались, Красивая… э-э-э-э… Ло-Ло?
– Они ушли на войну с племенами Криворуких, Криво-шеих, Толстомордых и Длинноухих и все полегли, победив их! Они – Герои!
– А чего воевали-то? – потихоньку поинтересовался Бог у Верховного.
– Во славу Твою, Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда. Голос Твой услышали и пошли… – одними губами прошептал Верховный и низко поклонился.
– Голос? Ага… ну да, голос… и все великие дела они, конечно, во славу Мою… а то в чью же? – задумчиво бормотал Бог, а потом вновь обратился к красавице: – И что, совсем все полегли, победили-то как, если все?
– Да нет. Вернулось три с половиной мужика… И ещё пленных баб с собой привели, идиоты. А теперь во-о-о-о-н там, – и она ткнула пальцем в сторону Океана, – в экспедицию собираются!
Возле Океана рядом с гнилым баркасом копошились три человека. Половина четвёртого лежала на берегу и показывала рукой то туда, то сюда – видимо, руководила.
– Голос? – опять тихо у Верховного поинтересовался Великий.
– Голос… Великий… Твой голос…
– И чего говорил, собрались-то куда?
– За Мечом Короля Артура. За этим, как его, Экс… Экс…
– …калибуром… Так это когда ещё?! Откуда они вообще это взяли?! Я им такого точно не говорил… И будет ли. Может, это всё выдумки…
– Всё во славу Твою, Великий!
– Ну да…
– Так что прикажешь делать, Великий Бог Ниту-ниту-нетам-везде… и…и…и… – сбилась опять Ло-Ло
– … фсегда, – добавил Бог.
– Ифсегда? Что ж, нам может жрецами и старейшинами прикажешь заняться? – в толпе женщин раздались смешки. – А то они только жрут и подбивают наших мужей на войну и другие глупости. Всё про голоса толкуют…
Только сейчас Великий Бог заметил в стороне от площади жалкую толпу костлявых стариков, которые стояли и позванивали то ли стеклянными бусами, а то ли своими костями. Погода была жаркой, и трясло их, видимо, всё-таки от страха. С последними словами Ло-Ло толпа жрецов напряглась и перестала трястись.
– Ну и что будем делать, Верховный Жрец? – Бог был явно в замешательстве.
– На всё – воля Твоя, Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда! – ещё ниже склонясь, благоговейно пропел Вер-ховный Жрец.
– Всё Сам… Всё Сам… Никакой от вас помощи, верховные… Ладно! Слушайте Мою волю. Мужикам больше в экспедиции не ходить! Всех женщин разделить на три с половиной и в соответствии с частями раздать оставшимся героям в жены! Полигамия у нас теперь будет, что поделаешь. Впредь войны отменить! Мир – народам! Земля… э-э-э-э-э, ну, это в другой стране так говорить будут… всё равно соврут… Понятно?!
Вся площадь рухнула на колени.
– Да, Великий Бог, Ниту-ниту-нетам-везде и…и…и… – толпа запнулась в крике.
– … фсегда! – раздражённо закончил Бог. – Когда вы выучите Имя Моё?! Да будет так! – и повернувшись к Верховному Жрецу: – Меня ближайшие сто лет не беспокоить, сами… сами… Тем более войн нет, женщин достаточно. А Я – на рыбалочку… – и, оглянув Центральную площадь Племени, Бог двинулся к Океану. Площадь благоговейно молчала.
Бог Племени Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда как обычно сидел у берега Океана и ловил акул. Занятие и впрямь вполне достойное Великого Бога Великого Племени. С одной стороны – развлекает, с другой – делает безопасным Океан для послушных, верных, но очень глупых Его детей.
– Беда! Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда! Беда! – орал на бегу Первый Верховный Жрец.
– И чего вы так всегда орёте?! И ста лет не прошло, а вы опять рыбу пугаете! – очень страшным шепотом прошипел Великий Бог и сотворил небольшую молнию для острастки, а после грома поинтересовался: – Чего опять случилось-то?!!
– Мужчины в племени взбунтовались! – с рыданием выкрикнул Первый Верховный.
– Да-а-а-а-а-а-а-а-а… Чего просят?
– Лучше Сам с ними поговори, Тебя просят… – рухнув на колени и ткнувшись мордой в песок, прошуршал Жрец.
– Ну пошли… Первый Верховный Жрец… – с особой язвительностью произнёс Великий Бог. – Ничего без меня не могут!
На Центральной площади Племени собрались и судачили полуголые мужчины. Недалеко в тенёчке расположились женщины. В стороне от площади разместилась жидкая толпа костлявых стариков, которые стояли и позванивали костями от страха. Завидев идущего к ним Первого Верховного Жреца и Великого Бога, все приумолкли и напряглись. Звон прекратился.
– Ну и чего волнуемся, богатыри-витязи, сынки Мои ненаглядные? – ласково, но строго спросил Великий, оглядывая толпу мужичков. Мужички были хлипкие, невзрачные и совсем неинтересные, и многие – о, ужас! – держали друг друга за руку!
«Докатились!.. – подумал Великий – Вот и оставляй их без присмотра… Полное падение нравов!»
– Ну? – ещё раз переспросил Бог.
Никто из толпы не вышел, ничего не попросил и ни на что не пожаловался.
– Так, Жрец, тогда ты рассказывай…
– Великий, всё было хорошо после Того Твоего Прихода. Были семьи, в которых были мужчины, и было у них много женщин. И были тучные стада, и котлет вдоволь! Но мальчиков всегда рождалось больше! И мы всегда думали, что это хорошо! Ты так говорил! Ты!!! Но однажды девочек не стало хватать, не только в «по-ли-гам-ных» семьях, но и просто для любого мальчишки! О, Великий… такое горе, семьи… ячейки Племени… их не стало, и мальчики, мальчики… – слёзы душили Первого Вер-ховного.
«В общем, понятно… – осматривал Великое Племя Бог, – обычная половая диспропорция, направленная на компенсацию боевых потерь, так сказать. Для того чтобы естественный отбор не потух. А войны-то и нет… Мда-а-а-а…»
– Эй, ты, уважаемый… – ткнув пальцем в одного из замухрышек, позвал Бог. Замухрышка втянул соплю, оглянулся по сторонам и спросил:
– Й-а?..
– Ты-ты, иди-ка сюда…
Сопливый, протолкнувшись через толпу соплеменников, бочком подошёл к Богу
«Да-а-а-а… – оглядел замухрышку Бог. – И ста лет не прошло… А все признаки вырождения на лице».
– И чего же ты, милый, хочешь? – обратился к сопливому Бог.
Юноша, переминаясь с ноги на ногу, оглянулся по сторонам и прогундел под нос:
– Пот’ушку… Феликий Ниту-ниту-нетам… несесь… и фаще…
– Чего?! Чего он хочет?.. Подушку? Какую подушку?! Жрец, вы чё тут народ спальными принадлежностями обеспечить не можете?
– Что Ты, Великий! Спать ему есть на чём… ему, как это… не с кем спать… «Подружку» ему надо, он у нас буковки, озорник такой, не все выговаривает… – Подобострастно шептал Первый Верховный, прогнув спину.
– Подру-у-у-у-жку… – Великий почесал затылок. – И что же никто с тобой, э-э-э-э… дружить не хочет?
– Не-а…
– Бабоньки, да что же вы такие злые-то? Что же вы, э-э-э-э… дружить-то с ним не хотите?
– А кому он такой сопливый нужен? – нахально выкрикнула одна из молодых красавиц.
– Дык, ничего он… вон тут-то у него… вот тут, не всё так плохо…
– Да он пользоваться не умеет! – с наглым смешком выкрикнула всё та же девица, и весь коллектив женщин обидно засмеялся. Сопливый и ещё половина мужичков покраснели мордами и ушами так, хоть поджигай.
– А пожалеть?! – уже с внутренней угрозой уточнил Бог.
– А мне своего муженька жалеть голова болит, пусть сами себя жалеют! Сами-то они, небось, умеют…
– …совсем вы девоньки озлились, рази так можно?.. А-а-а-а, да ладно… Ну что, Жрец? Что делать-то будем? Ладно-ладно… – замахал руками Великий. – Я уже понял, на всё – воля Моя. Всё Сам, всё Сам… Подружка… Подушка… – Бог принялся расхаживать по Площади, заложив все четыре руки за спину. И пока думал – сотворил дождь, град, гром и молнии… Народ ждал.
– Так, Жрец. Громко Я это говорить не могу, – понизив голос до шёпота, оглядывась сообщил Великий, – поэтому слушай внимательно. Обеспечь всех, у кого нет подружек, – подушками, а тем, кто вон стоят и за руку держатся – по паре, и стяни их ремнями. Кого стянуть? Подушки, кретин! Зачем? Они сами разберутся, только чтобы они больше за руки не держались! Где вы достанете столько подушек? А Меня волнует?! Вы на то и верховные, сказал «обеспечить» – выполнять, на то воля Моя божия!
– Ладно сынки, не переживайте, как-нибудь с Моей божьей помощью разберёмся, – мягко, с улыбкой, обращаясь к толпе мужичков, произнёс Бог и, развернувшись, пошёл к Океану.
– Беда! Великий Ниту-ниту…
– Перестань… В свете модной теперь демократизации и, так сказать, либерализации, можешь обращаться ко мне просто «Великий» или ещё проще – «ЗНВиФ». Как удобнее… Так что там у вас случилось?
– Совсем бардак, Великий… три… эн… виф… нет, так не могу… Великий, я лучше так! Этот, который Сопливый… через неделю после того, как мы ему выдали подушку, стал приходить на площадь и гундеть что-то под нос. Сначала, прости, Великий, мы не придали этому значения… но потом к нему стали присоединяться другие, такие же с подушками, а потом… не гневись, о, Великий, к ним присоединились и те, у которых были подружки, а теперь там – ВСЕ мужчины! – взвыл Жрец – Горе нам, горе! А женщины ропщут… а верховные звенят… громко звенят, Океанский прибой заглушают, так звенят… – Первый Верховный размазывал скупые старческие слёзы по морщи-нистым щекам. – Пропустил я, Великий, убей меня молнией! Убей! Не достоин я…
– …а чё гундит-то этот Сопливый? – перебил Жреца странно повеселевший Бог.
– Да бред какой-то, – всхлипывая, пробурчал Верховный. – Я и передать-то не могу…
– Ну тогда пошли, послушаем пророка вашего новоявленного…
На Центральной площади Племени собралась и внимала замухрышке толпа полуголых мужчин. Некоторые были с подушкой, некоторые с двумя, некоторые – без. Недалеко в тенёчке расположились женщины и негромко, но недовольно гудели. В стороне от площади разместился жиденький коллектив костлявых стариков, которые стояли и громко звенели всем сразу: и бусами, и костями… Завидев идущего к ним Первого Верховного Жреца и Великого Бога, все приумолкли и напряглись. Звон, однако, не прекратился.
– Так, Сопливый, ну-ка бегом ко Мне! – скомандовал Бог. – Рассказывай, что ты тут несёшь?
Замухрышка твёрдым шагом подошёл к Богу и, глядя в глаза Великому, ответил:
– Я несу людям Племени истину!
– Во как? – удивился Бог, – Смелый стал? А пронеси-ка её мне…
– Внимай, Бог! «Нет подружки, кроме подушки! Возлюби подушку свою, как себя самого! Не возжелай подушки ближнего твоего…» – начал замухрышка.
– Отставить! – поднял руку Бог. – И что вы обо всём об этом думаете, мужики?
– А чё думать? Всем нужны подушки… – высказался кто-то осторожно.
– Так у некоторых же есть подружки? Зачем же подушки? А? – Бог оглядел толпу мужиков.
– Всем, значит всем… – загудела толпа.
– А чё?! – вдруг кто-то запальчиво выкрикнул, – подружки наши на рыбалку нас не пускают!
– Не пускают на рыбалку… – подхватила толпа, – не разрешают.
– Выпивать не разрешают!
– Не разрешают выпивать на рыбалке-то, да… только с ними, – вторила толпа.
– А чуть что, у них «голова болит!» Мол, «устали» они!..
– Да, каждый раз одно и тоже… «Голова болит!», достали головой… – начали переходить на крик мужики – …голова у них… а как же мы? А?! «Голова»… «Устали»…
– Да, они, Великий, сами больные!!! – взвились жен-щины. – На всю свою «голову»…
– Отставить!!! – криком, громом и молнией остановил разгорающийся бунт Великий Бог. – Понятно мне всё с вами… Сейчас лечить вас буду, инфантильные вы мои… Жрец? Где ты, зараза? Чего делать бу… а-а-а-а-а-а! – брезгливо замахал Бог на Жреца всеми четырьмя руками, – знаю, Моя воля! Ну зачем вы Мне, верховные? Чтоб вас всех черти забрали! О чём это Я? А! Значит так! Жрец, как там племена Криворуких, Кривошеих, Толстомордых и этих… как их… – Бог пощёлкал пальцами второй правой, – Длинноухих? Благоденствуют? А баркас как? Почти как новый… Всего-то только сто пятьдесят восемь лет ему… Только зашпаклевать его, говоришь, и парус поставить?.. Слушайте волю Мою божию: Десятеро, нет… пятнадцатеро готовятся и выходят не позднее третьего дня в экспедицию, будете искать… э-э-э-э… чашу… э-э-э-э Великого Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда. Где она? А Я откуда знаю? Украли её у Меня! Давно не видел. Найти и доложить. В какой срок? Временем не ограничиваю, но найти! А как найдут, пусть едут за этим… за Руном Золотым… Баркас отныне считать кораблём и назвать его… да хоть «Арго»! Да… точно, «Арго». Экспедиции обязательно придать писца, пусть описывает поход, все геройствования, подвиги… и чтобы в стихах! Если писать не может… ну, не умеет или там слепой… пусть поёт и запоминает. Если что не вспомнит, пусть врёт! Но мне нужны Герои! Ясно?! Чтобы вот они, – Бог показал на женщин, – знали, кого и за что любить!
– Теперь дальше… Мораторий на ведение боевых действий отменяю. Готовимся к войне. Ты, Сопливый, иди сюда… Иди сюда, родной. – Бог потянул себя за мизинец первой левой, снял Кольцо и протянул его пророку. – Вот! Назначаю тебя Верховным Главнокомандующим! Кольцо одень (это символ!) и готовь, сынок, Великое Племя Избранных к войне. А подушку отдай. Отдай, говорю! Не хнычь, Бог дал – Бог взял! Подружку найдёшь в стане врага своего! И вообще – подружек у тебя теперь будет много! Вот так, сопливые герои Мои… Во Имя Моё идёте воевать! – Великий смахнул слезу. – Честь вам, сынки… и слава… Голоса в головах ваших Я вам обеспечу… Ура!!!
– Великий Ниту-ниту… не эту… как её… – протиснулась в толпу давешняя красавица, – а нам-то чё прикажешь делать?
– Вам?! Учить Имя Моё! Как способ запомнить, предлагаю наложить на него запрет. Кто признесёт, тому вжить… голову. Это – во-первых… И ждать своих Воинов и этих… как их, которые на баркасе, Героев-аргонавтов! Это – во-вторых… Ждать и молиться Мне! Причем главное – ждать! Очень действенное, кстати говоря, средство от головной боли определённого рода. Всё ясно?!!! Кому не понятно, подходи, буду громом убивать! Нет таких? Всё! Меня напрямую не беспокоить, сочиняйте песни про Моих и ваших Героев: пойте Мне их, восхваляйте Меня… а Я – Бог, и так всё услышу. А теперь, детки Мои. Пора прощаться… Ну, бывайте… – и, оглядев Центральную площадь Великого Племени, Великий Бог двинулся к Океану. Площадь молчала, она ещё не знала, что видит Бога в последний раз…
Бог Племени Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда сидел у берега Океана и ловил акул…
Одиссей у циклопов
Небо и Земля лишены сострадания, вся тьма вещей для них подобна соломенному чучелу собаки, что используют при жертвоприношениях.
…корабль мягко ткнулся кормой в песчаный берег. Громкий голос отдавал приказания:
– Нос якорить! Вёсла сушить! Боцман! С полудюжиной со мной на берег.
– Длинный, Красавчик, Хряк, Косой, Кила, Толстый… – стал отрабатывать другой голос.
– Шкипер, пока нас нет, попробуйте заделать пробоину.
С корабля на берег прыгали крепкие парни в коротких туниках с мечами в руках.
– Капитан, у нас парусины только что на парусах…
– А, чёрт… Хорошо, попробуем что-нибудь достать на берегу.
– Разобрались, вахлаки… Разобрались! – бойцы строились в линию на песчаной косе.
Последним с корабля спрыгнул высокий седовласый кра-савец. Его длинные волнистые волосы были перехвачены тонким бронзовым обручем. Пружинным шагом он двинулся к построившейся полудюжине. Навстречу, прижав руки к бедрам, побежал звероватого вида детина.
– Капитан, по вашему приказанию…
– Отставить, боцман! – Капитан подошёл к вытянув-шимся в струнку бойцам, коротко глянул на них, встал, крепко расставив ноги, заведя руки за спину и крутнув кольцо на пальце, ещё раз оглядел полудюжину и начал давать вводную: – Значит так, парни… Наша задача раздобыть провиант. Сами знаете, жрать у нас нечего. И долго мы так не протянем… При встрече с местным населением в контакт вступать только по моей команде. По имени друг к другу не обращаться! На девок не отвлекаться! Соблюдать осторожность. Жратва! Это главное! Задача ясна?! – и подождав пару секунд, закончил: – За мною марш! – и, развернувшись, первым двинулся вглубь берега.
Они шли уже полчаса. По движению перестроились, теперь впереди шёл боцман, в некотором удалении группу замыкал Капитан. По наличию тропы и козьих шариков можно было предположить, что тут живут козы и, может быть, люди. Но пока они не встретили ни тех, ни других. Бойцы вели обычный разговор.
– Длинный, а Длинный? – молодой смазливый парень приставал к высокому светловолосому бойцу. – Ты у нас всё знаешь… куда нас занесло?
– А Тритон его знает… За три дня шторма могло унести и к чёрту на рога… Или ещё дальше… Тащило, вроде… куда-то… на запад… А куда притащило? Хрен его знает, Красавчик.
– Длинный, а Длинный…
– Чё?
– А у тебя длинный?
Бойцы тихо заржали, видимо Длинный не раз уже попадался на эту шутку.
– Достал ты уже! – Длинный вспылил, но тут же успокоился, – вообще всё достало… Море, шторма, война эта… Мутит уже…
– Достало… – вполголоса поддержал Длинного боец по кличке Кила. – Спрашивается, на кой хрен наш Кэп ввязался в эту разборку? И, главное, разборка-то из-за чего?.. Из-за бабы! Ну ладно бы золото… А то…
– Так всё же зло от баб! – подытожил Хряк, здоровенный толстый парень со свиноподобным лицом.
– Не… мужики, это вы зря, я вот помню… – начал было Красавчик, но Боцман вдруг резко остановился и, повернув голову, негромко скомандовал:
– Пасть захлопнул, – и Капитану, – Капитан! Смотрите, кажется, нас встречает местное население, – он показал рукой на вершину холма. Там, шагах в ста, стоял и смотрел на них завёрнутый в бараньи шкуры двухметровый гигант: в одной руке держа пастуший посох, другой прикрывая ладонью лицо от солнца.
– Вот это орясина! – крякнул Хряк. – Да я пацан против него…
– Интересно, они здесь все такие? – негромко, про себя отметил Капитан.
– Длинный, а Длинный… – рассеянно обратился Толстый.
– Чего?
– А у него точно длиннее…
– Ага… и толще… – согласился Длинный.
– Ну что, парни, пошли вступать в контакт с местным населением…
Ближе гигант выглядел ещё внушительнее. Пожалуй, было в нём даже больше двух метров. Он стоял и, косясь, настороженно вглядывался единственным глазом в подходивших пришельцев. Второго, правого глаза у него не было, на его месте начинался и через всю щеку до шеи тянулся уродливый шрам.
– Здравствуй, пастух! – приветствовал гиганта Капитан, подняв руки.
– Здорово, незваные гости! – гигант говорил с некоторым акцентом, «г» он выговаривал приглушённо, почти как «х».
– Мы в кораблекрушение попали, – жестикулировал, как для иностранца, Капитан. – Корабль разбит! Там! Ничего не жрали уже три дня. Совсем не ели! Не мог бы ты нам дать чего-нибудь попить и поесть? Ам-ам!
Гигант внимательно, но недружелюбно смотрел на моряков.
– Я как раз собирался поесть. Только у меня всё простое. Козий сыр, баранина вяленая, вино… Хлеба нет… Если вас устроит, я поделюсь…
– Вот спасибо тебе, пастух! По гроб жизни будем благодарны, добрый человек!
– Тогда пошли к шалашу. Там костёр. Да и к овечкам ближе. Они у меня хорошие… – смягчился гигант. – Смирные. Но присматривать за ними надо. Кабы чего не вышло.
– А скажи-ка, любезный, а куда это нас занесло? – оживился Капитан, утолив первый голод. – Как земля называется?
– Сикана12.
– Сикана?! – не поверил ушам боцман, – Вот ё… Сицилия? Занесло же нас…
– А вы откуда будете? – гигант рассматривал гостей. – По одежде что-то не пойму…
Капитан прищурился и ответил вопросом на вопрос:
– А селения тут поблизости есть?
– Нет, только мы с братьями гоняем овец здесь.
– А братья где? – боцман поворошил палкой в огне.
– Не знаю, – пожал плечами пастух. – Мы редко встречаемся. Пастухам в одном месте делать нечего. Я их давно не видел.
– То есть, рядом больше никого нет?..
– Нет. А мне никого и не надо. У меня вон… овечки! – горестно крякнув, гигант разом осушил большую кружку вина и впал в задумчивость.
Он не заметил, как после его слов переглянулись между собой Капитан и боцман, и как боцман кивнул Красавчику.
– Где глаз-то потерял, дядя? – весело поблескивая сытыми глазами, Красавчик ковырял щепкой в зубах, – небось, по пьяни? Выпить любишь!
– Нет. Глаз потерял, когда жена сбежала, – пастух опять налил себе вина и залпом выпил. – К другому, – уточнил он, налил ещё и снова выпил.
– Так это тебя так её полюбовничек что ли приложил? – не унимался Красавчик и, перехватив кувшин, налил вино гиганту и протянул кружку.
– Погоди, – отвёл тот кружку Красавчика. – Всё-таки скажите, откуда вы? Как зовут? Кто вы? – последний вопрос прозвучал как «Хто вы?»
– «Хто-хто» – передразнил Красавчик – «дед-пихто» и «бабка-нихто»! Вопросов много задаешь, дядя! Давай лучше выпьем ещё! – и он опять потянулся с кружкой.
– «Нихто»… странное имя… А-а-а-а! – он махнул рукой. – Давай выпьем! А чё другие не пьют? Я хочу веселья… А ну-ка, давайте веселиться! Щас я вам песню спою… – он, залпом осушил очередную кружку, встал и затянул какой-то варварский мотив, притоптывая ногой.
– Не-а, Капитан. Не упоим мы его, – негромко произнёс боцман, – надо быстрее что-то делать, пока на шум не сбежались его братцы. Кто знает, сколько их там? А если они ещё все такие орясины…
– Почему вы не пьёте?! – не унимался пастух. – Давайте выпьем! Вы меня не уважаете! Я вас накормил! Вином угостил! А вы чего? Не хотите со мной веселиться?.. «Нихто»… ик…
– Вот что, любезный, – хлопнул себя по коленям Капитан, – мы бы выпили с тобой и песни попели, но у нас времени нет. На берегу люди ждут. У нас к тебе предложение, коммерческое… Сколько у тебя, говоришь, овечек?..
– Пара дюжин, ик… – гигант сел на место. – Хорошие овечки… Пойдёмте я вам их покажу, ик… щас только ещё налью се… ик…
– Пара дюжин… Так мы их у тебя покупаем! – предложил Капитан. – Не глядя! Только денег у нас с собой сейчас нет. Мы их тебе потом занесём, отведём овечек к кораблю и вернёмся с деньгами, честное слово! – и он лучезарно улыбнулся.
– Ик… как это потом, ик… шо значит потом, ик… и я ваще не собирался продавать своих, этих, ик… овечек. Чужестранец, ты не нравишься мне… – гигант погрозил пальцем Капитану, – ты похож на того, ик… кто увёл мою жену… Чужесранец… «Нихто», понимаешь, ик… Щас я посмотрю, как ты у меня будешь покупать овечек… Повелось у них… Аха… Сначала жену, ик… теперь овечек, ик… обнахлели… – и с этими словами гигант потянулся за своей огромной палицей.
– Толстый! – скомандовал боцман, и Толстый, который был ближе всех к пастуху, подскочил и с короткого замаха плашмя ударил пастуха по голове мечом. Пастух, громко икнув, закатил глаза и брякнулся мордой в костёр. Запахло палёной шерстью.
– Вытащите его, дурака! – скомандовал боцман. – А то последний глаз себе спалит…
Двое бойцов рывком выдернули гиганта из костра и бросили на траву
– Так, бойцы, чё встали? Гуртуем овец, берём, что можем унести, сыр… вино… и быстро на корабль! – скомандовал Капитан – Бегом-бегом-бегом…
– Давай-давай-давай парни, – суетился боцман, – а то братцы здесь где-то бродят, ненароком в гости нагрянут… Шевелись, вашу за ногу!!!
«Фема! Ты меня слышишь, Фема? Да, очнись же ты! Что тут случилось?» Слова болью отдавались в голове. Гигант потихоньку приходил в себя. Он пробовал открыть глаз, но не смог. «Совсем ослеп» – подумалось. «Нихто» – всплыло в памяти, и он застонал.
Конец ознакомительного фрагмента.