Глава 3
Кёртис проснулся поздно, по меркам военных. Через палатку прошёл перестук ложек о котелки, ругань и шутки. Медленно потягиваясь, парень привёл голову в порядок, вспоминая отца.
Кёртис любил отца, прославленного воина и генерала пережившего две большие войны и мелкие стычки. Кёртис вырос в бедном районе многонародного и грязного города. Мать он не видел, отец не говорил, а маленький стеснительный мальчишка не спрашивал. Отца не было по несколько лет, и сын оставался у соседей. В многодетной семье Кёртис чувствовал себя обузой, и из-за мягкости и робости корил себя.
Когда исполнилось шестнадцать, они переехали в богатый дом, в хороший уголок города, отца повысили. Кёртис стал получать образование, отец просил учиться на военного, продолжить воинский род. Кёртису же хотелось побеждать языком, а не клинком. Он считал, что словами можно больше добиться, чем оружием, но из-за податливости поступил в военное училище, но с политическим уклоном.
Он видел, как отец медленно хиреет, оставался в хорошей физической форме, но внутри, как старик. Разваливающиеся глаза зажигались только, когда видели сына, а на лицо заходила наполовину с радостью и печалью улыбка. Закалённый вояка, разбросивший своё имя на полмира, не получивший никаких серьёзных травм в кровавых войнах, оставивший доброту в сердце, хотя видел столько жестокости, медленно угасал, как свечка. Он умер два года назад, в возрасте сорока пяти лет. Врачи разводили руками, никаких повреждений телу, лихорадки или чумы не было, он просто заснул, навсегда.
В последний раз Кёртис видел его сидящем в кресле-качалке возле камина, меховой плед окутывал почти всё тело, оставляя свободной голову, трубка без умолку дымила.
– Мальчик мой, как учёба? – задумчиво спросил отец, смотря в пляшущий огонь. – Ты давно не появлялся.
– Всё в порядке, папа, – ответил сын, весело улыбаясь. – Я скоро заканчиваю, много времени провожу за учебниками, хочется сдать отлично.
– Правильно, сынок. А какая дальше стратегия?
– Думаю, захватить пару важных точек и перейти в ближний бой, – засмеялся Кёртис.
– Это хорошо, но какое направление?
Сын тяжко вздохнул.
– Отец, я понимаю, что хочешь для меня лучшего, но не вижу себя воином. Я не силь…
– Это не так, ты умён, а сила это не только мышцы и скорость, и не хитрость с мудростью, а всё вместе. Умный и сильный, почти одно,– кресло заскрипело, расходясь в стороны, дымные колечки побежали вверх. – Без армии никуда, а то будут нас… какие-нибудь…
– Пап, я равнодушен к войне, героизму и самопожертвованию. Я не горю патриотизмом.
– Я знаю, – широко улыбнулся отец, – поэтому ты умный. Пообещай, что подумаешь. Надо уметь постоять за себя, родных и друзей. Не всегда можно по… бывают такие моменты, где слова не имеют смысла, где сила решает всё… когда останешься один и некому будет помочь.
Сын пристально посмотрел на воинское лицо, пытаясь запомнить каждый изгиб, складку, будто что-то предчувствовал.
– Обещаю, пап.
После смерти отца у Кёртиса осталось то, что было на нём: тёмная рубашка, летний плащ, шляпа, штаны и старенькая обувь. В кармане несколько монет. Дом забрали вместе с вещами
Похороны были пасмурные, как и погода. Людей было немного, около десяти. Кёртис стоял, смотря то наверх, то на дощатый гробик. Два молодца за канаты опустили гроб в яму, стали закапывать. Захотелось заплакать, упасть в грязь, показать слабость, чтобы знали как больно! Глаза против воли смочились, горло застопорилось. Но бессилие показывать нельзя.
Подошёл плечистый старик в чёрном костюме. Друг отца, Кёртис видел его пару раз дома.
– Твой отец просил передать вещь, – сказал дед мягко.
– Он никогда не заставлял меня идти по его тропинке, – проговорил Кёртис, пытаясь совладать с голосом. – Не тыкал носом, не настаивал, не кричал, а лишь просил.
– Он любил тебя, – старик приблизился, хотел положить руку на плечо, поддержать, но не решился. – Чувствуешь себя одиноко, будто остался один во всём мире? Твой отец поддерживал атмосферу доброты и любви, словно тебе есть куда обратиться, у кого спросить помощи. Но иллюзия рухнула, не обманывай себя, ты всегда был один и будешь один. Твой отец понимал, надеюсь, и ты поймёшь, – старик протянул меч в кожаных ножнах, – это твоё. Он хотел вручить его, когда станешь воином… Меч сделан на заказ в давние времена, когда твой отец постигал военное искусство. Вначале его называли: «меч пехотинца», но как пришла слава стали звать в честь воина: «меч Дранлика». Сейчас же носит имя твоего отца: «Дранлик». Храни, как можешь, это память рода.
Старик развернулся, собираясь уходить.
– Подождите! Вы поможете мне попасть в армию?
– Ты не обязан, – сказал старик, качая головой.
– Помогите.
Он не хотел кромсать врагов, выпускать кровь. С той поры, когда был маленький и гонял с детским жестокостью и равнодушием непонятно откуда взявшегося ёжика по залитому лужами переулку. Отец, увидев, что делает сын, окликнул, подойдя, сказал мягко:
– Прежде, чем что-то делать, представь себя на его месте, подумай, будет ли тебе приятно.
Представив, как его бы пинали по переулку, а он котился шариком, малыш вспыхнул. Лицо выразило раскаяние, он не понял, как мог хладнокровно причинять боль живому существу.
Ёжик ожидал очередного удара, но не получив медленно распустился.
– Надо как-то извиниться, – робко с горящими щеками сказал малыш.
Отец победно улыбнулся и погладил по голове.
– Лучшее, что можно сделать, это оставить его.
Кёртис часто вспоминает этот случай и по много раз ругает себя, переживая стыд и сожаление вновь. И прежде чем что-то сделать, представляет себя на чужом месте, крутит в голове под разными ракурсами и только потом действует.
Он долго выбирал, вспоминая кем на войне можно не убивать, но варианты не подходили, пока не вспомнил про разведчиков. Минимум насилия, а если делать всё правильно, то совсем не будет.
Его отправили на стык между государствами, где пылает война. Прекрасные волосы состригли. Фамилию Кёртис поменял, чтобы не узнали, чей сын, но имя и отчество оставил. И все спрашивали: « А ты случайно не сын генерала Дранлика?», а он недоумённо качал головой.
Он говорил себе, что выполнил обещание, стал военным. Отец же не говорил, чтобы стал пехотинцем… или другим рубильщиком мяса?
– Всё в порядке, в армию поступил, даже на войне уже. Долг перед родом выполнен, отец мог бы гордиться, – успокаивал себя Кёртис, но если долго думал над этим, совесть всё-таки рвала грудь.
В палатку ворвалась рука, впуская противный солнечный свет. Глаза зарезало, и парень отвернулся.
– Ломбари! – истошно заорали. – Хватит дрыхнуть, неженка! Для тебя есть задание!
– Чего тебе надо, Виковски? – вороча лицом, спросил Кёртис, будто прогоняя злого духа деревянной палкой.
– Поднимай тощий зад и иди к командиру!
Кёртис зажал уши, не выдерживая дребезжание в голове. Горластый мужик ушёл.
– Когда же ты голос сорвёшь, чудо ты наше, – сказал Кёртис ворчливо.
Разведчик вышел наружу, заслоняя рукой солнце. Солдаты сидят кругами по всему лагерю среди шатров. Одни, с более лёгкой и не такой грязной одеждой, суетятся среди котлов с половником. Кёртис подошёл к русоволосому парню.
– Лари, что у нас сегодня?
Кёртис вытянул шею, заглядывая в котёл. Жёлтая смесь с мягкими камушками не впечатлила.
– Я бы супчик похлебал, – мечтательно проговорил Кёртис.
– Ага, давай я для тебя одного буду варить суп, курицу поймаю, зарублю, общипаю, сварю, найду морковки и лучок. Знаешь, какой вкусный будет?
– Точно! Давай так и сделаешь.
Лари ударил половником по плечу нахала.
– Ай, ты чего? – обиженно спросил Кёртис, гладя плечо.
– Я тебя дам куриный суп! Тебе что, Виковски весь мозг проорал?
– Я кашу уже неделю ем, каждый день по три раза! Дай мне что-нибудь другое!
Кёртис схватил повара за плечи, затряс.
Лари вырвался из судорожных объятий, шутливо замахнулся половником.
– Иди вон одежду ешь! – крикнул он.
Кёртис отбежал, смеясь.
– Так свари хотя бы!
Он двинулся вдоль синих шатров к самому большому с множеством разноцветных флагов. У входа громилы, держа двухголовые секиры.
– У меня дело к командиру, – сказал Кёртис.
Здоровяк, спокойно взирающий, выпучил глаза.
– Чего? Может ещё командира позвать, чтобы в палатку к тебе пришёл? Нет, ты посмотри на него, обнаглел совсем!
– Ну, если у вас хватит смелости… – ответил Кёртис, смотря на ногти.
– Да я тебя ща…
Полог шатра отдёрнулся.
– Что тут происходит? – встрял капитанский голос. – Ломбари! Ты чего так долго? Иди сюда быстрее!
Кёртис проскочил между двумя злых пар глаз. В шатре много людей и все офицеры, кроме Кёртиса. Опёршись о продолговатый стол руками, командир с белым ёжиком на голове и угловатыми чертами лица смотрит на карту. Рядом небольшого роста старшина с приличной лысиной.
– О, смотрите, кто появился, – с сарказмом сказал командир, – а мы уж заждались, когда же проснётся наша птичка.
– Как узнал, сразу к вам, – каменно ответил Кёртис, задрав подбородок.
– Ладно, начнём. Значит это мы, – командир указал на синий флажок, – а это они, – палец переместился на красный флажок, – а это помешало нам при штурме, – командир поднял фигурку уродца, показывая всем. – Ломбари! Надеюсь, ты знаешь, что нам помешало?
– Так точно! Огромный монстер выпрыгнуло изо рва, проломив мост и съев нескольких солдат, как наших, так и противника, сломало два свода, что и привело к падению моста. Остальные попадали в ров, где их и доели. Лучший путь преграждён.
– Не только лучший, Ломбари, но и единственный, – сказал командир, вздохнув.
– Понаблюдав я понял, – продолжил Кёртис, – что это не ров, а…
– Это река, вокруг города, – самонадеянно вырвалось сзади.
– Кто сказал? – рявкнул командир. Вперёд пробился лейтенант с тухлым видом. – Он прав, Ломбари?
– Не совсем, – сказал Кёртис, улыбнувшись. – Это не река и не ров, это… оно соединено с канализацией города, туда выходят отходы. Наш берег не так загрязнён, но противоположный, – Кёртис протолкнулся вперёд и указал на карте на заросший берег, – завален нечистотами.
– Это они выпустили монстра! – донеслось из-за спин.
– Ты тоже так думаешь, Ломбари? – кусая губы, спросил командир.
Кёртис развёл руки.
– Я не знаю… стали бы они убивать своих людей? Они бы просто выпустили монстра, когда начался штурм.
– Объясните мне, почему они защищали мост? – сдерживая злость, спросил капитан. – Ведь с луков могли обстрелять или баллистой! Я видел у них баллисту! Там погибли мои ребята! Пол роты! Я хочу знать ответы!
– Ошибся штабом, – засмеялся кто-то, дружный хохот зашатал шатёр.
– А ну тихо! – заорал командир.
– Всё же просто, – со скучающим видом ответил сержант, – им надо контролировать мост… было. Это единственный нормальный путь в город… был.
– Эй, умник, а ничего что мы на этом берегу сидим? – подколол сосед.
Все замолчали, переваривая слова.
– Вот вам и ответы, – вздохнув, побарабанил по столу командир, – это не их монстер и они ждут подкрепление.
– Сильно сомневаюсь, командир, – гнусаво вырвалось из толпы, – они терпят поражения на всей линии фронта. Город падает за городом. Только что пришла весть, – хлипкий мужчина высокого роста пролез в карте, – Камерия взята, – офицеры одобрительно загудели, – а Курион скоро будет взят, они окажутся в кольце, – грязный ноготь обвёл город кругом.
– И тем не менее.
– Да не переживайте, командир. Если даже мы ничего не придумаем, они всё равно сдадутся, деваться некуда. Просто им уши прожужжали, мол, скоро подойдёт армия с генералом Максимусом, а они, дураки, верят.
– Так… хватит! – сказал командир, выдохнул и оглядел шатёр. – Позвал я вас не для болтовни. Раз никто не хочет доблестно сразить монстра, – он сделал паузу, чтобы все осознали какие они трусы, – то придётся найти охотника.
– Но ближайший город, где можно купить их услуги находится за неделю отсюда! – запротестовал лейтенант.
– Да знаю я! – гневно сказал командир. – Поэтому Воларион отправиться в Каркен, за охотником. Описание монстра уже написано. А наш доблестный разведчик полазает по окрестным деревням, может, где завалялся бесхозный уничтожитель чудовищ.
Офицеры шутку оценили, а Кёртис нет.
– Знаю, – продолжил командир, – это займёт минимум две недели, но другого выхода нет. Мы не можем даже подойти ко рву… или как там… До тех пор всё остаётся на своих местах, каждый день тренировки, продовольствие и так далее. И ещё нужно будет много дерева для постройки моста, так что можете потихоньку приступать, – командир оглядел офицеров. – Всем всё понятно, все свободны.
Люди затолпились к выходу. Кёртис сложил руки на груди, топая ножкой. Он хотел наброситься на командира с протестом и расспросами. Действительно ли он считает, что в окрестностях завёлся охотник? Или просто решил погонять молодого? Но как подошло время высказывать накопившееся Кёртис сдулся, пропала уверенность. Идея полазить по полями и лесам уже не кажется бредовой.
– Ты что-то хотел, Ломбари? – задумчиво спросил командир, рассматривая карту.
– Вы действительно хотите отправить меня скакать по деревням или это шутка? – на удивление Кёртис ответил ровно.
Командир пристально посмотрел в голубые глаза, насмешливо улыбнулся.
– Боишься?
Кёртис понял, что боится лазать непонятно где, разговаривать с незнакомыми людьми, и сомнительно, что они будут ждать с доброй улыбкой и крепкими объятиями, скорее по голове надают.
– Я… э-э-э…
Командир присел на край стола.
– Вот что, – сказал он, – я уже говорил, что возможно они ждут подкрепление? Так вот, я не исключаю такой исход. Да и ополчение исключать не стоит, а проблем и так хватает. Конечно, вряд ли охотник находится в деревни и уж живёт там. Ты вообще видел охотников в деревнях? Твоя задача не столько в охотнике, сколько в наблюдении. Ты парень головастый, подмечаешь детали.
Кёртис приоткрыл рот, страх не исчез, а усилился, затмевая мысли.
– А-а-а-а… А можно мне карту посмотреть?
– А вот это правильно! Да не волнуйся ты так.
Кёртис подошёл к столу, составил в маршрут в голове
– Да я вроде…
– Я по лицу вижу! И держишься, как соломинка. Смотри, – командир провёл пальцем от лагеря к трём деревням, – если всё сделаешь правильно, сможешь вернуться за три дня. Отсюда иди сюда, а потом в самую дальнюю и глухую. Потом назад. Надеюсь не надо объяснять, что в деревни больше одного раза не залазить? Вот и отлично, еду ты знаешь, где брать, как и лошадь. Ну, всё, жду с хорошими вестями.
Из шатра Кёртис пошёл в свою палатку, представляя, что будет говорить людям в деревнях, как будет себя вести. Зайдя, он расслабился, будто всё время шла слежка, а сейчас скрылся. Постель поманила, Кёртис прилёг отдохнуть, наслаждаясь каждой минутой перед долгой дорогой и сырой землёй. Он не понял, как мог ругать постель за чёрствость. Тревога вернулась, нагнетая.
– А если что-то пойдёт не так… мне придётся защищаться… убивать…
Рука нащупала рукоять меча. Кёртис ни разу не вытащил его из ножен, не осмотрел лезвие, но всегда носит при себе. Клинок с песней вышел наружу. Кёртис почувствовал, будто дотрагивается до сокровенного.
Меч короток и прост, лишь навершие в виде хрустального шарика украшает прославленный меч. Кёртис представил, сколько крови выпил клинок, сколько плоти съел. Страх заполз в голову, мелькнула мысль: «надо от него избавиться», но меч не спешит показывать клыки, наоборот, излучает доброту, вселяет уверенность.
Меч со щелчком влез в ножны. Кёртис потянулся, потопал к Викану за едой. Дойдя до широченного шатра, заваленного хламом, увидел очередь, выходящую под солнце.
–…да за пять мешков хлеба ты у меня ишачить будешь всю жизнь! – донёсся крик изнутри.
– Дак я-то чего? Меня Лимон послал.
– Вот иди и скажи ему!
С грустным видом вышел тощий мужик, таща два мешка на спине. Очередь сократилась, Кёртис двинулся вперёд.
– Чего тебе?
– Эта… шлем проржавел и доспех, сменить бы.
– Нехер было купать! Следующий!
– Мне теперь в ржавом ходить?
– А вот об этом надо было думать раньше! Следующий!
– Ну дай чё-нить отчистить хотяб.
Очередь недовольно загомонила.
– Парень, иди уже.
За тонким столом коротышка, но благодаря двум подушкам на стуле возвышается над столом.
– А, наш славный разведчик. Первое задание?
– Ну да, нужно найти охотника, – уныло ответил Кёртис.
Вакин наклонился вперёд.
– Я слыхал, они сущие звери, – шёпотом сказал он. – Говорят, даже чудища, которых они убивают, не сравнятся с ними в жестокости и суровости. Говорят, что в младенчестве их сажают на цепь, как животных, и травят, чтобы не знали доброты, а только ярость и гнев. Что избивают до смерти, чтобы слушались, выворачивают суставы, чтобы были гибкими, дубят кожу, чтобы потеряли чувствительность, – коротышка сел обратно с важным видом, очередь затихла, слушая рассказ. – Я видел одного… эти глаза я не забуду никогда…ничего не выражающие, каменные. А лицо, будто застыло. Он был угрюм и не говорил ни слова, стоял целый день, скрестив руки и облокотившись об каменную колонну, даже не разгибая шеи… да что говорить! Взгляд оставался таким же… целый день. Это страшные лю… я не знаю кто это… Ах, да. Вот, держи. Вяленое мясо, на неделю хватит. И вот ещё бурдюк воды. Воду экономь, пополняй в водоёмах и чистых реках, но если выхода не будет, бери и грязную.
Кёртис собрался уходить, но Вакин остановил:
– Одежду возьми.
– Какую одежду?
– Ты что, собираешься вот так идти? – спросил Вакин, выпучив глаза.
– А что такого?
– Ты же для них захватчик! Может кому-то и всё равно, но остальные только и будут думать, как бы стянуть с тебя кожу!
Кёртис перестал представлять загорелых работяг с мозолистыми ладонями и усталым взглядом, на их место пришли полуголые людоеды с каменными топорами и дикими глазами.
Коротышка спрыгнул, раздался глухой удар, будто скинули мешок картошки с метровой высоты, прошёлся к куче тряпья. Полазав, он вытащил длинный смольного оттенка кожаный плащ и чёрную шляпу.
Кёртис с благодарностью принял хоть слегка помятую, но от этого не менее крутую одежду. Ему нравятся плащи и шляпы с детства, когда впервые увидел странников, блуждающих от города к городу, от страны к стране. Плащ скрывает от лишних глаз детали, не даёт промокнуть и выглядит эффектно, а шляпа придаёт таинственности.
– Кому-то мясо, а кому-то вонючую кашу, – проворчал сзади стоящий солдат с мутным взглядом.
– Да тебе больше и не положено! Он к командиру на совещания ходит, а ты дерьмо лопатой кидать не научился! – закричал Вакин.
– Спасибо большое, Вакин, – поблагодарил Кёртис.
– Эх-х, парень, я искренне надеюсь, что с тобой всё будет в порядке. Ты мне нравишься. Ты чувствуешь людей, переживания, эмоции. Таким как ты, надо сидеть за столом, пописывать бумажки, творить великие дела. Воевать идут только те, кто больше ничего не умеет… Удачи, парень.
Кёртис захотел развеять печальную нотку.
– Себе оставь, мне хватает.
Выбор лошадей огромен, но Кёртис не увлекается ими. Выбрал по цвету.
Конюх уныло вывел чёрную лошадь и что-то пробубнил. Кёртис закинул сумку за спину и запрыгнул на коня. Шум лагеря притих, Кёртис почувствовал, что на него смотрят, хотя никто не смотрит. Лошадь под его рукой тронулась.
К вечеру он добрался до первой деревни. Натёр копчик, каждый шаг лошади отдавал болью. В седле качало, Кёртис не выдержал и его стошнило. Весь путь проделал, не вылезая из седла и никого не встретив. Пустой мир.
Он постучал в тяжёлую дверь. На улице никого, будто попрятались по норкам от несущего злодеяния чужака. На небе собрались чёрные тучки, закапало.
Дверь приоткрыли, показался голубой глаз.
– Что вам надо? – сказал тихий женский голос.
– Здравствуйте, я бы хотел переночевать…
– Мы не сдаём комнату.
– Я заплачу
– Нет мест.
– Помогите найти.
–До свидания.
Кёртис развернулся, посмотрел на дома. Этот был последний из больших, остались мелкие, полуразрушенные, сгнивающие. Кёртис переночует лучше на земле и под дождём, чем в последних.
Кёртис сбежал с крыльца, схватил коня под узды.
– Пойдём, Мурка, надо найти убежище, – сказал он, поднимая лицо на чёрное небо, прогремел гром. – И побыстрее.
Кёртис выбрал наугад домик с маленькими окнами, постучал в дверь. Раздались шаркающие звуки, Кёртис напрягся.
– Чя-аво надо? – спросил сварливый старческий голос.
– Бабушка, впусти переночевать, пожалуйста. Я бы не просил, но сейчас ливень начнётся.
– От оно чё… а ты не разбойник часом? А-то видала я таких, вроде, ухоженные и говорят хорошо, а как отвернёшься… Сколько платишь?
– Три валета.
– Давай пять, накормлю.
– Хорошо, у меня ещё конь, не найдётся конюшни? Не хочу под ливнем оставлять.
Косой глаз вылез из-за двери, глянул на лошадь.
– Добрый ты какой-то, странный. Веди на задний двор.
Бабка закрыла дверь. Кёртис взял узды и понял, что не знает, как добраться до заднего двора. Дома идут впритирку, разделяются лишь деревянными стенами.
На плечи активно закапало. Кёртис подумал, что он мягкотелый болван. Трудно спросить, где задний двор?!
Раздался скрип, часть стены открылась, синий свет развеял тьму.
– Чего встал? Заводи.
Кёртис вздохнул. Из-за темноты не заметил дверь.
Двор обширен, палисадник, где растут небольшие кусты, загон с крышей и сарай.
Бабка отпёрла мощный замок, распахнула ворота. Кёртис завёл коня, места много, ещё и сена с подстилкой.
– Так, – сказала бабка, когда Кёртис начал снимать седло и уздечку, – ну ты спокойной ночи желать будешь? А-то видала я таких, с конями, как с близкими людьми. Я в сенях подожду.
Кёртис погладил морду.
– Ну что, Мурка, оставляю тебя одного, но только на ночь! Кушай сено, здесь тепло, вроде, так что не замёрзнешь, – лошадь уставилась на Кёртиса, жуя. – Ну, до завтра.
Кёртис закрыл сарай и подумал, надо ли запирать? Но не решился хозяйничать. Он прошёл по двору к дому, поднялся по крылечку в сени.
– Знаешь, – сказал бабка, выйдя из темноты, – я считаю, добрые люди в первую очередь добры к животным. Куда путь держишь?
– В Орион. Путешествую, хочу красивые города посмотреть, людей хороших, великие события узнать.
– Денег много?
Кёртис вежливо засмеялся.
– Нет, что вы, это же не от денег зависит, а от желания. Толстосуму всегда будет что-то мешать, будь то жара или дождь, а вот бедняку всё равно на условия, он в плохих живёт, а не только странствует.
– Просто молодой ещё.
– Хе-хе, я молод, но с чего вы взяли, что не мудр?
– Проходи, умник, я достаточно прожила и знаю, что деньги делают почти всё.
– Почти? – спросил Кёртис, перешагивая порог.
– На пол пути не останавливаются…
– Что?
– Говорю: через порог перейди. В отношениях с животными деньги ничего не решают, лошадь тебя не поймёт, если будешь пихать ей монеты.
– И всё? – сказал Кёртис, усмехнувшись.
– В особо тугих случаях, когда человек не может найти утешение в кругляшах, проклинает мир и жизнь, но так делают только ослы с человеческой внешностью.
Прихожая одновременно столовая, занавески скрывают огромную печь.
– Так, – сказала бабка, ставя светильник, – разувайся и садись за стол, я как раз собиралась ужинать.
Кёртис снял башмаки и шляпу, положил сумку на пол и присел за аккуратненький столик. Бабка принесла две белоснежные тарелки с ложками, кастрюлю варёной картошки и тарелку рыбы. Ели молча, бабка не заводила разговор, а Кёртис подумал, что так принято.
Поев, она убрала со стола и протёрла. Кёртис, подумав, что пора расплатиться полез во внутренний карман и отсчитал монетки, одна попалась желтоватая.
– Рановато ты, – сказала бабка, рассматривая монетку на свету, – хотя я не суеверна. Вот эти кругляши становятся причиной аморального образа жизни или чувства всемогущества или душевного подъёма. Ты что выберешь?
– Последнее, хотя я не понимаю, как деньги могут дать лёгкость духа.
– Легко, это же просто инструмент достижения цели, кто-то забивает молотком гвозди, а кто-то пальцы.
Старуха прошла в соседнюю комнату, положила монеты в шкатулку. Кёртис подождал, пока вернётся.
– Извините, я, конечно… это совсем не моё дело… и я не хочу вас обидеть…
– Не мямли.
– Вы аристократка?
Бабка встала, без шарканья прошла пару шагов.
– Думаешь, простой человек, например, землепашец или пастух не может владеть этикетом? Должен жрать руками из котла? Или говорить умные слова? Если дурак их выучит, это не значит, что он уже не дурак.
– Я не хотел вас обидеть. Думаю, вопрос этикета идёт лишь от личности. Вы говорите не умные слова, а мысли. Сами или книгами не важно, но дурак перестаёт быть дураком, когда пользуются мыслями.
– Думаешь, я из старинного и великого рода? Нет, мой отец владел несколькими домами, я уж совсем… только этим. Война эта треклятая, деньги. Всё потонуло. Они затащили мораль и доброту с собой, вниз.
– Но ваше понимание мира осталось…
– Моё понимание никому не интересно.
– А мне кажется наоборот.
– Вот именно, кажется. Молод ты ещё, нет в тебе стержня. Я ведь людей сразу вижу, ты чуткий, раз дунешь, рассыплешься. Из тебя сейчас можно что угодно лепить. Мне таких жалко.
– Проведите в комнату, я что-то устал.
Кёртис подхватил шляпу и сумку.
– Пойдём. Не таи обиду, вредит желудку.
Комната небольшая, кроме кровати и тумбы ничего, вместо двери занавеска.
– Я не слабый, – сказал Кёртис.
– А кто такой слабый? Спокойной ночи.
После ухода бабки, Кёртис пробормотал:
– Спокойной.