Глава 4
Многоуважаемый англичанин
Когда Маттера приехал в Санто-Доминго заниматься своим исследованием, этот город – столица Доминиканской Республики – показался ему похожим на Манхэттен, Лондон и Гонконг, слившиеся воедино. После двух месяцев, проведенных в Самане, ему потребовалось некоторое время на то, чтобы привыкнуть к внешним проявлениям современной цивилизации.
Он сначала заехал к себе домой и пригласил Каролину сходить куда-нибудь позавтракать. Невесту, которая оказывала бы ему еще больше поддержки, чем она, он вряд ли бы где нашел. Вместо того чтобы требовать от него поскорее закончить эти свои поиски пиратов, она в течение двух прошедших месяцев присылала ему на виллу приготовленных дома жареных цыплят, макароны и салат, да еще и обещала лично помочь ему в поисках, если потребуется. Вот он ей сегодня об этом обещании и напомнит. Каролина получила степень магистра экономики в Сорбоннском университете в Париже, свободно владела английским, испанским и французским языками, а также могла общаться на итальянском и китайском. А еще она была красивой и элегантной – с пышными формами, длинными черными волосами и большими черными глазами. Самое же лучшее в ней было то, что у нее вызывали искренний интерес затонувшие корабли.
После завтрака жених и невеста отправились в Музей королевских домов – один из лучших музеев и архивов страны, расположенный в историческом районе Санто-Доминго. Там Маттера и Каролина просмотрели сотни источников информации, пытаясь найти какие-нибудь сведения о пирате Джозефе Баннистере. Однако, кроме всего лишь нескольких кратких упоминаний, они не смогли найти ничего такого, чего Маттера еще не знал. Поэтому, если он хотел узнать что-нибудь новое, ему нужно было расширить сферу поисков.
Несколькими днями позже Маттера сел на самолет, вылетающий в Нью-Йорк. Прибыв туда, он не стал сразу же поселяться в выбранный им отель, а первым делом поехал на такси в одно из своих излюбленных мест – центральный корпус Нью-Йоркской публичной библиотеки на Сорок второй улице. Еще со времен юности ему нравилось это здание, построенное в классическом стиле, и хранящееся в нем огромное – можно сказать, бесчисленное – собрание всевозможных печатных материалов, рукописей и даже старых бейсбольных карточек. Подобно многим другим людям, Маттера считал эту библиотеку самой большой в мире.
Он начал с морского отдела – как он всегда и поступал, еще когда учился в старших классах школы. Он не был в этом месте уже много лет, однако запах здесь был все таким же – благоухание, состоящее из ароматов, исходящих от старых книг, лака, покрывающего деревянные книжные полки, и моющего средства, оставшегося кое-где на недавно вымытых полах. Даже в 1970-е годы, когда Нью-Йорк казался многим людям грязным и неопрятным, это место неизменно сияло чистотой. Хранилище истории, неподвластное времени.
Встав на цыпочки, Маттера начал снимать книги с полок. Он провел здесь весь день, а затем и весь следующий день, проникая в самые дальние уголки библиотеки и делая копии документов, в которых хотя бы вкратце упоминался Баннистер.
На утро третьего дня он был первым в очереди перед магазином «Странд» – знаменитым книжным магазином на углу Двенадцатой улицы и Бродвея. Магазин этот открылся в 1927-м году и, судя по рекламным объявлениям, предоставлял своим покупателям восемнадцать миль новых, уже побывавших в употреблении и редких книг. Маттера был готов пролистать их хоть все. По его оценкам, он уже провел в этом магазине в общей сложности один месяц своей жизни. Самой первой его покупкой в этом магазине была книга Роберта Маркса, посвященная судам, затонувшим в западном полушарии. Он приобрел ее, когда ему было двенадцать лет. В течение нескольких часов он рылся во всех секциях, имеющих отношение к пиратам – «История морских плаваний», «Эспаньола», «Карибское море», «Затонувшие суда», «Английский королевский военно-морской флот». Он нашел только одну или две книги, в которых упоминался Баннистер, но там содержалась кое-какая новая для него информация.
Вечером того же дня Маттера встретился со своим другом детства: они поужинали вместе в закусочной на Статен-Айленде. Они разговаривали о былых временах и вспоминали о пиратах, о которых знали еще тогда, когда были детьми. Только лишь на рассвете, когда им обоим уже пора было отправляться по делам, старые друзья обнялись и попрощались друг с другом.
Маттера посвятил следующий день хождениям по торговцам старыми картами, а затем взял напрокат автомобиль и поехал на юго-запад, заглядывая по пути в библиотеки и букинистические магазины. Несколькими днями позже он уже рылся в архивах в колониальном Вильямсбурге, расположенном в штате Виргиния. Там он нашел письма английских чиновников, описывающих их погони за пиратами. Затем Маттера полетел в Лондон и посетил там несколько архивов, в которых он обнаружил важные документы и письма, датируемые семнадцатым веком. В каждом из этих источников информации имелось лишь краткое упоминание о Баннистере, однако в своей совокупности собранные им за время этой поездки сведения складывались в довольно интересную и необычную историю.
Джозеф Баннистер начинал свою карьеру не как пират, а как раз наоборот: он был многоуважаемым капитаном английского морского торгового судна, перевозившего ценные грузы (такие, как звериные шкуры, кампешевое дерево, индиго и сахар) и – иногда – богатых пассажиров по прибыльному торговому маршруту между Лондоном и Ямайкой. К 1680 году он совершал плавания через Атлантический океан, по-видимому, дважды в год. Командовал он тогда судном, которое называлось «Золотое руно» и представляло собой хорошо оснащенный корабль, принадлежащий богатым купцам, жившим, по-видимому, в Лондоне. Эти судовладельцы, должно быть, очень доверяли Баннистеру: каждый перевозимый им груз по своей стоимости равнялся целому состоянию, а само судно «Золотое руно» стоило в несколько раз дороже любого перевозимого им груза.
Это доверие, похоже, было вполне оправданным. Прежде чем Баннистер стал капитаном судна, он в течение многих лет зарабатывал себе репутацию и набирался жизненного опыта, начав ходить в плавания в качестве, наверное, юнги. Благодаря своей расторопности и трудолюбию он, по-видимому, дослужился до помощника и затем до первого помощника капитана. Ему, наверное, удалось сильно отличиться, и он стал капитаном. К тому времени ему было уже за тридцать, и он уже не раз демонстрировал свою преданность хозяевам судна, на котором плавал.
Только самым лучшим капитанам поручали плавать через Атлантику. На такое плавание уходило от трех недель до трех месяцев в зависимости от погодных условий и от того, насколько точно был проложен маршрут. Имея в своем распоряжении где-то шестьдесят или семьдесят человек, капитан вроде Баннистера должен был быть лидером для всех этих людей, а также первоклассным моряком. Такие суда, как «Золотое руно», очень часто оказывались в смертельно опасной ситуации: им угрожали ураганы и рифы, которые могли разнести на кусочки самые прочные корабли, а также пираты, которые рыскали по морям и океанам в поисках добычи. Чтобы устоять перед натиском сил природы, капитан вроде Баннистера должен был обладать многолетним опытом выживания в сложных погодных условиях и хорошо уметь пользоваться различными картами. Чтобы избежать встречи с пиратами, ему следовало научиться думать так, как думают пираты, чтобы всегда опережать их на один ход.
Судя по тому, какими перевозками занимался Баннистер, он, скорее всего, отправлялся в свои плавания откуда-нибудь из окрестностей Лондона или из какого-нибудь другого английского порта – возможно, Бристоля или Ливерпуля. Судно, которым он командовал, обладало внушительными размерами – около ста футов в длину – и имело на вооружении целых двадцать восемь пушек. Тем самым, по своим размерам и огневой мощи оно приблизительно равнялось небольшому боевому кораблю английского королевского военно-морского флота. Пираты, решившиеся напасть на это судно, подвергли бы себя серьезной опасности.
Название судна – «Золотое руно» – в конце семнадцатого века было понятно многим. Древнегреческий миф, в котором Ясон и его отряд героев – так называемые аргонавты – отправились на корабле на поиски золотого руна некоего волшебного барана, был известен образованным людям, жившим в том веке. Подобные названия также широко использовались на Ямайке и в других частях Вест-Индии. Там рабам часто давали широко известные античные имена: Кассий, Геркулес, Брут.
К 1680 году Баннистер совершал плавания по маршруту Лондон – Ямайка и, будучи известным капитаном, получал довольно высокую зарплату. Возможно, с ним даже делились получаемой от этого судна прибылью. Обойди его участь стать жертвой природных катаклизмов или пиратов, а также болезни и увечья, Баннистер продолжал бы совершать плавания до пятидесяти или шестидесяти лет и, возможно, отойдя затем от дел, купил бы себе небольшой дом в Англии, в котором прожил бы до конца своих дней, поглядывая иногда с берега в морскую даль.
Баннистер, похоже, уверенно шел к такой вот «мягкой посадке», когда в марте 1680 года он приплыл в Порт-Ройал, расположенный на Ямайке. Там, когда экипаж «Золотого руна» накренил корабль, чтобы почистить обшивку корпуса, судно потеряло равновесие и шлепнулось на бок мачтами в воду. Баннистер, находившийся в этот момент на рее, сумел спастись, но восемь членов его команды утонули. Экипаж «Охотника» – небольшого боевого корабля английского королевского военно-морского флота – тут же прибыл на место происшествия и помог Баннистеру поднять «Золотое руно» и отремонтировать корабль.
Вскоре судно было полностью восстановлено и в течение следующих четырех лет Баннистер продолжал совершать плавания из Лондона на Ямайку и обратно. Рейсы в западном направлении чаще всего заканчивались в Порт-Ройале – эпицентре торговли и судоходства в бассейне Карибского моря. Там капитанам часто приходилось простаивать неделями или даже месяцами, прежде чем накопится достаточно сахара или другого груза, который нужно перевезти в Англию. Впрочем, лишь немногие из них были недовольны своим пребыванием в Порт-Ройале. В конце семнадцатого века во всем мире не было более оживленного и развратного места, чем это. И именно здесь жизнь Баннистера кардинально изменилась.
В 1655 году Англия высадила свои войска на Ямайке и отобрала ее у испанцев. Данное завоевание позволило англичанам закрепиться в самом центре бассейна Карибского моря, и они получили хорошую базу для подрыва морского могущества Испании и для нападений на ее колонии.
Однако всего лишь год спустя многие из боевых кораблей, принимавших участие в захвате Ямайки, были либо выведены из состава военного флота, либо возвращены в Англию. Английский губернатор Ямайки, чувствуя, что вверенный ему остров стал уязвимым, столкнулся с необходимостью принять какие-то альтернативные меры по обеспечению его безопасности. И сделать это нужно было быстро.
Поэтому он обратил свое внимание на Тортугу – дикий остров, расположенный в трехстах милях к северо-востоку от Ямайки и населенный английскими, французскими и голландскими головорезами, которые занимались тем, что нападали на испанские суда. Этих бандитов называли буканьерами – от французского слова «boucan», обозначающего деревянную раму для копчения и поджарки мяса, использовавшуюся охотниками. Губернатор сделал буканьерам предложение: встаньте на защиту интересов Англии со своими хорошо вооруженными судами – и я разрешу вам использовать гавань Порт-Ройала в качестве базы для ваших пиратских нападений.
Головорезы с острова Тортуга и из других регионов едва ли не выстроились в очередь желающих принять это предложение. Некоторые из них получили от правительства Англии соответствующие официальные разрешения и стали называться каперами. Другие действовали независимо ни от кого и отвечали только перед самими собой. Таких стали называть пиратами. Но каким бы ни был статус всех этих людей, они активно принялись за дело – стали захватывать и грабить испанские суда, а также осуществлять набеги на испанские поселения, оберегая при этом принадлежащую англичанам Ямайку. Многие при этом разбогатели. Самые лучшие из них – в том числе легендарный пират Генри Морган – стали невероятно богатыми.
Дела в Порт-Ройале шли прекрасно, и многие его жители разбогатели. Торговцы, правительственные чиновники и просто горожане наживались на перепродаже превеликого множества награбленных товаров. Город разрастался. На его кривых улочках, тянущихся к пристани, было полно лавок торговцев, в которых покупателю предлагалось все, чего он только пожелает, – и законно купленное, и награбленное. Едва ли не каждую неделю в порт прибывали новые пираты и каперы со свежей добычей. Всем им нужно было где-то тратить свои деньги, и Порт-Ройал помогал им в этом.
В городе повсюду открывались бордели, таверны и игорные дома. Один англичанин, посетивший Порт-Ройал, написал о нем: «Для этого порта характерна свобода нравов, тем более что в нем полно каперов и гуляющих буйных вояк… Он сейчас более разнузданный и дикий, чем был Содом, и в нем процветает всевозможный разврат… В нем сейчас развелось так много злостных проституток и обычных шлюх, что сделать его цивилизованным почти невозможно».
Некоторые из проституток Порта-Ройала стали знаменитыми по обе стороны океана. О Мэри Карлтон – пожалуй, самой известной из них – говорили, что она «такая же доступная, как стул у брадобрея – не успеет один мужчина выйти от нее, как тут же заходит другой». В этом городе с населением менее трех тысяч жителей лишь в одном только борделе, которым управлял человек по имени Джон Старр, «трудились» двадцать три проститутки.
Пиратам всего этого все равно было мало. Поскольку жизнь у них была сопряжена со смертельными опасностями и часто измерялась лишь месяцами, они сорили деньгами направо и налево. Один из живших в те времена историков так высказался о пиратах Порт-Ройала: «Вино и женщины так быстро истощали их богатство, что некоторые из них вскоре опускались до нищенства. Они, насколько известно, тратили по две-три тысячи песо за одну ночь, а один из них дал шлюхе пятьсот, чтобы посмотреть на нее голую. Они, бывало, покупали бочку (105 галлонов[12]) вина, ставили ее на улице и заставляли всех проходивших мимо выпить».
Даже птицы в Порт-Ройале употребляли алкоголь. Голландский путешественник Ян ван Рибек, говорят, описал сцену, в которой попугаи острова «слетаются, чтобы выпить эля из имеющихся больших его запасов, с таким же рвением, с каким устремляются в таверны, в которых подается эль, местные пьяницы».
Алкоголь был везде. Насколько известно, один сорт изготавливаемого на острове рома, называвшийся «Убей дьявола», содержал в себе черный порох, а пили его из массивных глиняных кружек. «Испанцы, – писал губернатор Ямайки, – неимоверно удивлялись болезненному виду наших людей, пока они не узнали, какие крепкие у нас напитки, но затем они были поражены, как это наши люди до сих пор еще не умерли».
А город и его обитатели вовсе не собирались умирать: богатея за счет грабежа, они продолжали процветать. Прошло немного времени – и уже каждое четвертое здание в Порт-Ройале стало либо борделем, либо питейным заведением. Один священник, поднимая в знак бессилия руки, написал: «Этот город – Содом Нового Света, и поскольку большинство его населения состоит из пиратов, головорезов, шлюх и некоторых из подлейших во всем мире личностей, я чувствовал, что мое пребывание там было бесполезным».
Несмотря на всю порочность Порт-Ройала, в нем, похоже, терпимо относились к кому угодно. Квакеры, католики, атеисты, евреи – всем им разрешалось поклоняться кому угодно и верить во что угодно, и они мирно уживались друг с другом по мере того, как Порт-Ройал становился богатейшим городом Нового Света. В него продолжали наведываться пираты и буканьеры. Их с радостью встречали местные жители, прекрасно понимая, что является источником их благосостояния, и которые ели, пили и соседствовали с этими прожигателями жизни.
На протяжении многих лет мало какие места были более подходящими для пиратов и каперов, чем Порт-Ройал. Однако в начале 1670 годов, по мере того как торговля между Ямайкой и остальным миром развивалась, возникало все больше очагов недовольства этими морскими разбойниками. Ямайка превращалась в одного из важнейших производителей сахара, и все, что приводило к хаосу или мешало торговле этим товаром, стало рассматриваться могущественными торговцами и правительственными чиновниками как угроза их интересам. Заключение мирного договора между Англией и Испанией сделало Ямайку менее уязвимой. Были приняты антипиратские законы: тех, кто не отказался от занятия пиратством, могли привлечь к суду и повесить.
Пираты не хотели сдавать своих позиций без сопротивления. Однако поскольку Лондон прислал в Порт-Ройал боевые корабли и военных моряков, статистическая продолжительность жизни пирата резко уменьшилась. К 1680 году – тому году, в который Баннистер едва не угробил «Золотое руно» в гавани Порт-Ройала – многих пиратов и каперов уже вытеснили с Ямайки. Тот, кто продолжал действовать в этом регионе, подвергал свою жизнь очень большой опасности.
Тем не менее пиратство по-прежнему было заманчивым занятием. По мере роста трансокеанской торговли число судов, пересекающих Атлантический океан и Карибское море, значительно возросло, и очень многие из них перевозили ценные грузы и даже настоящие сокровища. Человек, обладающий определенным уровнем отваги и способный завладеть мощным кораблем и подчинить себе экипаж, все еще мог стать очень богатым посредством захвата судов в открытом море. Вопрос в 1680-е годы состоял в том, есть ли еще подобные люди или их больше нет.
К 1684 году Баннистер занимался перевозками из Лондона на Ямайку и обратно по меньшей мере в течение четырех лет, доставляя грузы и укрепляя свою репутацию. В июне того года, однако, лорд-председатель Совета Ямайки получил от губернатора Ямайки Томаса Линча тревожное письмо: «Некий Баннистер бежал с судном “Золотое руно”, вооруженным тридцатью или сорока пушками, подобрав более сотни человек со шлюпов в подветренной стороне [Порт-Ройала] и имея французское каперское свидетельство».
В действительности у Баннистера не было каперского свидетельства, но он действительно присвоил себе «Золотое руно», причем сделал это с одной-единственной целью – стать пиратом. Его действия отличались беспримерной дерзостью. Неслыханно, чтобы капитан, плававший через Атлантику – а особенно такой респектабельный и вроде бы надежный, как Баннистер, – вдруг ушел в пираты. Даже в Порт-Ройале, где случалось всякое, мало кто сталкивался когда-либо с чем-то подобным.
Губернатор Линч отнюдь не стал сидеть сложа руки, дожидаясь, когда Баннистер одумается. Нет, он приказал «Рубину» – самому большому и хорошо вооруженному из всех боевых кораблей, базирующихся на Ямайке, – отправиться в погоню за «Золотым руном». «Рубин» – громадина водоизмещением 540 тонн, с сорока восемью пушками на борту и экипажем в сто пятьдесят человек – был как нельзя лучше приспособлен для охоты на пиратов.
В планы Баннистера не входило позволить людям Линча легко себя настигнуть. После того как он угнал «Золотое руно», он набрал еще людей себе в экипаж, ограбил испанское судно и с целью пополнить запасы черепашьего мяса и древесины направился к островам Кайман. Там «Рубин» и застал его врасплох. Корабль Баннистера был захвачен, чем был положен конец его карьере пирата, продлившейся всего шесть недель.
Линч был в восторге.
«Вчера ночью, – написал он, – “Рубин” привез Баннистера. Его поймали на островах Кайман – его и 115 человек его экипажа, большинство из которых представляют собой самых отъявленных негодяев во всей Вест-Индии. Я приказал доставить судно и экипаж к Адмиралтейству и распорядился, чтобы судья немедленно начал судебный процесс против них, потому что мы не знаем, каким образом нам содержать под охраной такое количество людей. Мы считаем, что он будет признан виновным в том, что занимался пиратством».
Обвинение, предъявляемое Баннистеру, было неопровержимым. Он ведь не только присвоил себе «Золотое руно», но и взял в плен двух испанцев после того, как напал на их судно. Одних только показаний этих двух человек вполне хватило бы для того, чтобы вынести обвинительный приговор. Баннистеру оставалось надеяться только на снисходительность, однако в данном случае ее вряд ли можно было ожидать от губернатора, решительно борющегося с пиратством.
«Я намереваюсь, если обвинение будет подтверждено, всем в назидание очень сурово наказать капитана, его помощника, прочих должностных лиц судна и всех матросов, которые совершили какие-либо другие преступления, а многие из них и в самом деле их совершили, – писал Линч, – и надеюсь, что эта суровость хоть как-то повлияет на других негодяев, которых здесь, в Вест-Индии, полным-полно».
Этим Линч хотел сказать, что Баннистера повесят. Членов же его экипажа, если им повезет, ждет порка, тюрьма и кандалы. Если же им не повезет, они пойдут вслед за Баннистером на виселицу.
Пиратов привезли обратно в Порт-Ройал и держали на борту «Рубина» в ожидании суда. Можно было бы ожидать, что Баннистер будет использовать это время для написания прощальных писем или же станет предаваться размышлениям о вечной жизни после смерти. Однако вместо этого он, дождавшись, когда его стражники хотя бы ненадолго утратят бдительность, умудрился переговорить со своими приятелями, находящимися на берегу, и попросил их подкупить тех двух испанцев, которые должны были дать свидетельские показания против него. Это был очень смелый план, который, скорей всего, был обречен на провал. Допустим, если бы даже удалось наладить контакт с испанцами, но поскольку этих бедняг спас английский королевский военно-морской флот, они вроде бы должны быть признательными за это английским властям.
На суде ситуация поначалу складывалась не в пользу пойманных пиратов. Однако когда стали заслушивать свидетельские показания испанцев, те начали клясться и божиться, что по доброй воле продали свое судно и его груз Баннистеру и что он заплатил им за то, чтобы они стали членами экипажа «Золотого руна».
Хотя такие показания и обескуражили обвинение, губернатор тем не менее все еще мог рассчитывать на присяжных, которые наверняка раскусили уловку Баннистера. Но суд этот происходил-то не где-нибудь, а в Порт-Ройале, а тамошние жители, помня о том, кто сделал их город богатым и знаменитым, все еще считали пиратов своими хорошими соседями и друзьями. Поэтому присяжные вынесли вердикт «Не виновен». Баннистеру, получается, удалось ускользнуть от палача.
Будучи тяжело больным человеком, Линч, узнав о таком решении суда, стал «так сильно переживать», что, судя по архивным материалам, умер от этого неделей позже. Согласно всем существующим правилам, замена губернатора должна была привести к освобождению Баннистера. Вместо этого новый губернатор – им стал Хендер Молсуорт – попытался убедить присяжных изменить их решение, но те даже и не подумали этого делать. Хуже того, Баннистер стал угрожать капитану «Рубина» судебным преследованием, «как если бы [Баннистер] был честнейшим человеком в мире». Это вышло за рамки того, что Молсуорт мог стерпеть. Отодвигая границы закона – а то и переходя их, – он приказал арестовать Баннистера и снова предъявить ему обвинение. Был установлен размер залога – триста фунтов. Это была весьма солидная сумма, если учесть, что в те времена годовой заработок матроса составлял около двадцати фунтов.
Баннистеру каким-то образом удалось собрать такие деньги, и – по крайней мере, временно – он снова вышел на свободу. Ему, однако, не разрешили покидать Порт-Ройал, да у него уже и вряд ли хватило бы на это денег. Чтобы у Баннистера даже не возникало мыслей о побеге, чиновники приказали обрезать на «Золотом руне» паруса. К январю 1685 года, то есть через пять месяцев после того, как Баннистеру было предъявлено первое обвинение, он все еще томился в Порт-Ройале, ожидая нового суда.
Однажды в конце января Баннистер вышел из дома темной ночью и зашагал по узким улочкам Порт-Ройала. Пока он шел мимо таверн, борделей и домов спящих жителей, пятьдесят человек уже вовсю трудились на «Золотом руне», двигаясь энергично, но бесшумно. Баннистер вскоре дошел до улицы Темзы, тянущейся вдоль пристани в северной части города. Там он, ускорив шаг, стремительно подошел к «Золотому руну», стоящему у причала, и взобрался на борт судна, которым когда-то командовал. Выполняя приказ капитана Баннистера, находившиеся на борту полсотни человек команды подняли паруса, обрубили швартовы, и вскоре судно поймало парусами бриз и начало выходить из гавани.
Гавань эта была окружена сушей с востока, и из нее имелся только один выход – на запад, и именно в этом направлении и стало двигаться «Золотое руно». Чтобы беспрепятственно выйти в открытое Карибское море, Баннистеру оставалось лишь молить Бога, чтобы никто в городе не заметил, что «Золотое руно» исчезло, и никто не забил тревогу, увидев, как какое-то судно покидает гавань прямо посреди ночи. Кроме того, ему предстояло проскользнуть мимо двадцати шести пушек, установленных в Форте Джеймс, и, если он каким-то чудесным образом все-таки умудрится остаться после этого в живых, он должен будет повернуть на юг, а затем на восток и проплыть мимо тридцати восьми пушек и сотен вооруженных людей, составляющихся гарнизон Форта Чарльз. В любой точке этого маршрута «Золотое руно» могли обнаружить корабли английского королевского военно-морского флота, стоящие на якоре всего лишь в одной миле к западу, или люди, работающие в находящейся неподалеку гавани Чоколата-Хоул. Если в Порт-Ройале в семнадцатом веке и случались самоубийства, то Джозеф Баннистер как раз собирался умножить их число.
По ночам в Порт-Ройале обычно не бывает ветра, однако в эту ночь Баннистеру удалось поймать парусами довольно сильный бриз, дующий со стороны берега, и «Золотое руно» начало двигаться на запад вдоль городских причалов со скоростью, наверное, узлов пять, то есть шесть миль в час. Прошло немного времени – и он достиг Форта Джеймс. Наверное, из-за того, что уже наступила ночь, или же из-за того, что местные гарнизоны никак не ожидали, что может произойти подобное событие, никто не произвел ни одного выстрела по «Золотому руну» и, похоже, даже не заметил его. Пока что Баннистер и весь его экипаж оставались живыми и невредимыми.
Теперь, повернув на юг, а затем на восток, и продолжая плыть неподалеку от Порт-Ройала, Баннистер взял курс на Форт Чарльз, находившийся на расстоянии полумили. Он, наверное, уже целых пятнадцать минут двигался навстречу своей свободе, но ему оставалось двигаться навстречу ей еще как минимум пятнадцать минут – смертельно опасных пятнадцать минут, в течение которых решится, останутся он и его люди в живых или же умрут.
Вскоре он уже смог увидеть пушки Форта Чарльз – самого мощного фортификационного сооружения на всей Ямайке. Держась на расстоянии нескольких сотен ярдов от берега, он приказал своим людям приготовить «пробки» – куски матрасов и древесины, которыми они станут затыкать пробоины в бортах, если по судну начнут стрелять пушки Форта Чарльз.
Прошло еще немного времени – и он уже достиг южного края форта, выжимая из «Золотого руна» самую большую скорость, на какую оно сейчас было способно, и ожидая в любой момент вдруг услышать грохот пушечного залпа. Однако он не слышал ничего, кроме шума ветра в парусах и шуршания волн, трущихся о корпус его судна. Ему оставалось плыть до своей свободы еще минут десять, но это были самые опасные минуты в его жизни.
Проплывая мимо первой из пушек, он входил в самую опасную для него зону. Любая из пушек, установленных в Форте Чарльз, могла поражать суда на расстоянии полумили. Всего их было тридцать восемь, и если навести все орудия на один-единственный корабль, находящийся на расстоянии каких-то несколько сотен ярдов, то они бы точно не промахнулись.
Баннистер продолжал двигаться вперед, минуя пушки одну за другой и напряженно ожидая, не раздастся ли грохот выстрела. До открытого Карибского моря было все ближе и ближе. Находясь сейчас напротив средней части Форта Чарльз, он, наверное, уже начал надеяться, что ему и в самом деле удастся проскользнуть незамеченным. Однако, когда он проплывал мимо четырнадцатой пушки, кто-то в Форте Чарльз заметил его судно и сообщил об этом майору Бекфорду – коменданту форта. Бекфорд тут же поднял тревогу и приказал своим канонирам открыть огонь.
Одна за другой яростно загрохотали пушки Форта Чарльз, раньше никогда не использовавшиеся для боевой стрельбы, От этого грохота содрогнулся весь Порт-Ройал, и его обитатели, должно быть, подумали, что на город напали какие-то враги. Услышав звуки пушечных выстрелов, дежурный офицер, наверное, поднял по тревоге местных ополченцев, и те, похватав мушкеты, бросились к Форту Чарльз. Теперь, когда город был поднят на ноги, Баннистеру оставалось лишь надеяться на то, что ему удастся скрыться в темноте.
Но ему это не удалось.
Пушечные ядра начали настигать «Золотое руно»: сначала одно попадание, затем другое, третье… Однако люди Баннистера затыкали рваные пробоины «пробками», и судно упорно продвигалось вперед. Хотя пушки продолжали грохотать, их ядра вскоре перестали долетать до судна, и через несколько минут «Золотое руно» вырвалось в открытое море. Еще несколько минут – и корабль растворился в стелющемся над морем тумане. К этому моменту корабли военного флота уже наверняка получили сигнал тревоги, однако они не могли сразу же броситься в погоню, потому что все они скорей всего стояли на якоре, а для того, чтобы поднять якорь, требуется определенное время. Вскоре «Золотое руно» вместе со своим капитаном исчезло в морской дали.
Побег Баннистера стал для Молсуорта тяжким ударом, однако губернатор не смог скрыть возникшего у него невольного уважения к этому капитану. В своем письме одному английскому колониальному чиновнику он так высказался о побеге Баннистера: «[Это стало] для меня большим сюрпризом, поскольку я думал, что отсутствие у Баннистера хорошей репутации не позволит ему когда-либо снова вывести это судно в море… Однако он за последнее время потихоньку добился уважения со стороны некоторых людей и сумел хорошо оснастить свое судно во всех отношениях. Это было сделано так искусно, что никто ничего не заподозрил, а иначе у меня появился бы повод взять его под стражу».
Несмотря на сильное впечатление, которое, по-видимому, произвел этот побег на губернатора, Молсуорт не стал терять времени и сразу же отправил в погоню за «Золотым руном» капитана Эдварда Стэнли на шлюпе «Бонета», вооруженном четырьмя пушками. Это легкое судно с экипажем из десяти человек было, пожалуй, самым маленьким во всем флоте, базирующемся на Ямайке, но Баннистер ведь несколько месяцев назад сдался морякам английского королевского военно-морского флота почти без сопротивления, и Молсуорт, несомненно, надеялся, что и на этот раз произойдет нечто подобное.
Несмотря на свои небольшие размеры, «Бонета» была быстроходным судном, которому не составило труда догнать «Золотое руно». Однако, когда это произошло, капитан Стэнли не решился вступать в бой с более мощным кораблем, вооруженным почти тридцатью пушками. Вместо этого он отправил Баннистеру послание, уведомляющее его о том, что ему предъявят новые обвинения в пиратстве, если он не вернется на «Золотом руне» в Порт-Ройал. Баннистер заявил в ответ, что никакой он не пират и что он просто направляется к побережью Гондурасского залива за кампешевым деревом. Не имея возможности предпринять что-либо еще, Стэнли отправился обратно в Порт-Ройал с пустыми руками.
Баннистер же, не теряя времени, дополнительно набрал в свой пиратский экипаж отчаянных парней, жаждущих приключений и быстрого обогащения. Все они были смелыми людьми, понимавшими, что поступок Баннистера не останется без последствий и что их ждет встреча с английским королевским военно-морского флотом, который будет безжалостно преследовать их и стараться уничтожить.
К этому моменту Молсуорт, должно быть, осознал, что Баннистер отнюдь не намерен вести себя как джентльмен. Поэтому губернатор стал отправлять боевые корабли туда, где, по поступающим сведениям, Баннистер грабил торговые суда. Фрегаты прибывали на место и констатировали, что пиратов и след простыл. Так продолжалось несколько месяцев. Баннистер безнаказанно грабил суда в Карибском море и в Атлантическом океане.
В апреле удача слегка улыбнулась Молсуорту: «Рубин», идя по следам Баннистера, нагнал его у острова Ваш – небольшого острова, который находился возле юго-западной оконечности Эспаньолы (сейчас это территория Гаити), являлся широко известным местом сборищ пиратов и когда-то был облюбован самим Генри Морганом в качестве базы для пиратских походов. Но когда капитан Митчелл подвел свое судно поближе, он увидел перед собой не один, а целых пять пиратских кораблей, причем каждый из них почти равнялся по размерам его судну. Среди этих кораблей находилось и «Золотое руно». Остальные четыре были французскими каперами, одним из которых командовал знаменитый Мишель де Граммон.
Один на один с любым из этих пиратских кораблей «Рубин», пожалуй, справился бы, но вот против всех сразу он, безусловно, не выстоял бы. Поэтому Митчелл максимально возможно сблизился с судном Граммона и стал кричать, что Баннистера необходимо арестовать и передать английским властям за то, что он действовал на основании иностранного каперского свидетельства, а это запрещено. Митчелл, конечно же, ничуть не удивился, когда Граммон и вместе с ним другие французские пираты отказались схватить Баннистера и передать его на «Рубин». Хотя подобное пренебрежительное отношение к английским властям, должно быть, возмутило такого благочинного военно-морского капитана, как Митчелл, он все же решил, что будет благоразумнее «больше не настаивать».
Тремя месяцами позже – а именно в июле 1685 года – Граммон принял участие в историческом пиратском нападении на мексиканский портовый город Кампече, в ходе которого пираты численностью семьсот человек, высадившись на берег, разграбили город, захватили пленников и, прежде чем уплыть восвояси со своей добычей, сожгли город дотла. Вполне возможно – или даже очень возможно, – что Баннистер и его экипаж участвовали в этом набеге, поскольку Баннистер составлял кампанию Граммону в течение нескольких месяцев, предшествовавших данному событию. Однако достоверных сведений об этом нет.
Позднее в том же году «Золотое руно» было замечено у западного побережья Ямайки, причем шло оно в одиночку. На этот раз Молсуорт отправил на поиски Баннистера два корабля, но ни один из них не смог его найти. С каждым месяцем Баннистер захватывал все больше и больше добычи и, проворно маневрируя и умело давая деру, продолжал макать в грязь лицом Молсуорта, английский королевский военно-морской флот и Англию. К январю 1686 года Молсуорт, похоже, уже начал терять всякую надежду. «Капитан Митчелл получит распоряжение… на арест Баннистера, – написал он одному лондонскому чиновнику, – встретить которого в ходе этого его плавания у него столько же шансов, сколько в ходе любого другого». Эти слова означали, что встретить Баннистера у Митчелла шансов нет вообще.
Тем не менее Молсуорт продолжал готовиться к тому дню, когда – пусть даже это и было маловероятным – Баннистер угодит ему в руки. Вместо того, чтобы давать ему возможность подкупить каких-нибудь свидетелей или выйти на свободу под залог, он на этот раз устроит ему судебное разбирательство «совершенно неожиданно», причем не в Порт-Ройале, а в каком-нибудь суде за пределами этого города, и с такими присяжными, которые «лучше осознают тот ущерб, который наносит нам каперство, чем большинство людей в Порт-Ройале».
К маю Молсуорт, возможно, окончательно отчаялся поймать Баннистера, однако именно этом месяце в Порт-Ройал прибыли из Дублина два судна, капитаны которых заявили, что Баннистер отнял у них их груз. Данное известие вряд ли удивило Молсуорта, однако самая последняя из сообщенных ему подробностей заставила его невольно выпрямиться на своем сиденье. По словам этих двух капитанов, Баннистер направился в залив Самана, чтобы кренговать свое судно, на что могла уйти не одна неделя, причем все это время судно будет приковано к одному месту. Молсуорт тут же отдал приказ двум самых мощным боевым кораблям – «Соколу» и «Селезню» – найти и уничтожить Баннистера.
Корабль английского королевского военно-морского флота «Сокол», изображенный голландским художником-маринистом Виллемом ван де Велде Старшим приблизительно в 1677 году. Художник показал, что во всех орудийных люках есть пушки, однако в действительности некоторые из них оставляли пустыми, чтобы некоторые виды оружия можно было перемещать с одного места на другое по мере необходимости.
По приказу Молсуорта эти два фрегата направились в сторону залива Самана. «Сокол», которым командовал капитан Чарльз Толбот, мог иметь на своем борту до сорока двух пушек, а «Селезень», под командованием капитана Томаса Спрейга, – до шестнадцати орудий.
Корабль «Селезень», изображенный Виллемом ван де Велде Младшим приблизительно в 1681 году
Спустя несколько дней они прибыли в залив Самана и обнаружили там Баннистера и «Золотое руно», которое – вместе с каким-то судном поменьше – «подвергалось кренгованию». Это был тот шанс, которого Молсуорт так долго ждал. Судно, которое подвергалось процессу кренгования – даже если у него, как у «Золотого руна», был крепкий корпус и толковый капитан, – становилось очень уязвимым для любого нападения. Боевые корабли начали приближаться к «Золотому руну».
Для заурядного пиратского капитана это означало бы конец. Однако Баннистер принял меры предосторожности: он заранее разместил часть своих пушек на берегу в виде двух отдельных батарей (они были замаскированы среди деревьев и направлены в сторону бухты). Станет ли он использовать их против двух фрегатов английского королевского военно-морского флота, вооруженных пятьюдесятью восемью пушками и имеющих более многочисленный экипаж, чем у него, – это был уже совсем другой вопрос.
Если бы Баннистер в данной ситуации сдался, у него оставались бы кое-какие надежды. Представ перед судом, он мог бы заявить, что не был пиратом, или же сказать, что его заставили быть пиратом французы, или же попросить Молсуорта о милосердии, или же подкупить еще одного свидетеля либо присяжных. Если же он решил бы сейчас оказать сопротивление, у него не могло быть уверенности в том, что его экипаж – уступающий экипажам фрегатов в численности, хуже подготовленный и оказавшийся в ловушке – пойдет за ним в бой и станет сражаться с такой первоклассной военной силой, какую представляли собой корабли английского королевского военно-морского флота. Обычным пиратам наверняка показалось бы, что пусть уж лучше их подвергнут порке в Порт-Ройале, чем они пойдут таким вот образом на верную смерть.
Боевые корабли приближались. Уже было около трех часов дня, и капитаны этих кораблей уже должны были бы увидеть сигналы пиратов о том, что те сдаются. Вместо этого они услышали звуки трубы.
Пушки Баннистера громогласно рявкнули из-за деревьев, и затем затрещали мушкеты: пираты обрушили на военные корабли всю свою огневую мощь. Фрегаты открыли ответный огонь, маневрируя с целью занять подходящую позицию и обмениваясь с пиратами залпами. Противники яростно обстреливали друг друга, с обеих сторон уже появились убитые и раненые. «Золотое руно» и находившееся рядом с ним судно угодили под град ядер и мушкетных пуль, выстреливаемых с двух военных кораблей. По всем существующим правилам, такое сражение должно было продлиться час или два. Однако оно продолжалось до наступления темноты, а утром возобновилось.
На следующий день этот кровавый и неистовый бой продолжался до тех пор, пока на «Соколе» и «Селезне» не закончились запасы пороха, пушечных ядер и мушкетных пуль. К этому моменту пираты уже вывели из строя – то есть убили или ранили – двадцать три военных моряка и были серьезно настроены на то, чтобы убить их еще больше. Оказавшись не в состоянии предпринимать какие-либо дальнейшие наступательные действия, фрегаты ушли прочь. Для пиратов это была удивительная, почти невероятная победа.
По крайней мере, временная победа.
Баннистер понимал, что военные корабли вернутся сюда, как только будет восстановлена их боеспособность. Это означало, что он и его поредевший экипаж должны покинуть залив Самана как можно быстрее. Однако «Золотое руно» было сильно повреждено и частично затонуло. А вот находившееся рядом с ним судно поменьше, по всей видимости, было еще годным для мореплавания. На нем-то Баннистер со своими людьми, похоже, и дали деру.
По возвращении в Порт-Ройал двух вышеупомянутых военных кораблей их капитанов «сильно отругали» за то, что они не смогли схватить или убить Баннистера. Наказание – дело серьезное. Тяжесть наказания варьировались от уменьшения жалования до изгнания из флота или даже казни. Однако чиновники, должно быть, приняли во внимание, что Толбот и Спрейг подчистую израсходовали свои запасы пороха, пуль и пушечных ядер и что им пришлось столкнуться с пиратом, обладающим неординарными способностями. Вместо того чтобы накладывать суровое наказание, Молсуорт приказал восстановить боеспособность этих двух фрегатов и затем отправить их под командованием тех же капитанов обратно к Эспаньоле с целью «найти и уничтожить пирата Баннистера».
Первым залива Самана достиг «Селезень». К этому моменту большинство пиратов уже покинуло остров. На месте сражения капитан Спрейг обнаружил сгоревшее до самой палубы и затонувшее «Золотое руно». Капитан, судя по его отчету, не нашел на этом судне никаких сокровищ (грузовой трюм, возможно, был слишком глубоким для того, чтобы до его содержимого можно было добраться без современного нам снаряжения для подводного плавания), но подчиненные капитана сумели перетащить на свой корабль с «Золотого руна» многие из его пушек. Сам же Баннистер, как всегда, сумел удрать и находился уже где-то далеко.
Губернатора Молсуорта, однако, такой исход не устраивал. Баннистер ведь угнал большое судно (причем английское), сумел избежать повторного суда и – вполне возможно – казни, довел губернатора Линча до преждевременной кончины, угрожал правительственным чиновникам судом, вступил в сговор с широко известными пиратами, грабил суда в открытом море и нанес поражение кораблям английского королевского военно-морского флота. Поэтому Молсуорт решил, что все равно поймает этого пиратского капитана, даже если ему придется потратить на это всю свою оставшуюся жизнь.
Однако у него ушло на это гораздо меньше времени.
Чуть позже, в том же году, «Селезень» настиг Баннистера возле Москитового берега – никому не принадлежащей территории, покрытой тропическими лесами и болотами и тянущейся вдоль восточного побережья современных нам Никарагуа и Гондураса. В январе 1687 года Спрейг и его люди захватили там Баннистера и небольшую группу его людей, притащили их на борт «Селезня» и пошли обратно в Порт-Ройал.
Во время этого плавания Баннистер скорей всего напряжено размышлял о том, как ему вести себя во время предстоящего суда. Однако Молсуорт отнюдь не горел желанием устраивать такое рискованное мероприятие, как судебное разбирательство. Вместо этого он приказал Спрейгу казнить Баннистера на борту «Селезня», когда это судно уже будет входить в гавань Порт-Ройала. Ни официальных обвинений, ни судебного разбирательства, ни вердикта присяжных. Подобный поступок английских официальных лиц по отношению к гражданину Англии был очень даже необычным и абсолютно незаконным. Единственный вопрос состоял в том, решится ли капитан Спрейг исполнить подобный приказ.
Двадцать восьмого января 1687 года, когда «Селезень» вошел в гавань Порт-Ройала, весь город увидел, что на одной из его рей – горизонтальном брусе, к которому крепятся паруса – болтаются мертвые тела пиратов. Предварительно связав руки, Баннистера и трех его сообщников повесили за шею. Через какое-то время тела висельников сняли с реи и выбросили в море.
Молсуорт, придя в восторг, накатал донесение в Лондон. Данная казнь через повешение, писал он, была «зрелищем, вызвавшим большое удовлетворение у всех добропорядочных людей и ужас у всех приверженцев пиратов, поскольку такого рода наказание очень сильно отвадит всех остальных, и именно по этой причине я уполномочил капитана Спрейга применить данное наказание».
Хотя такие действия Молсуорта и были незаконными, он никак не хотел снова попытаться наказать Баннистера при помощи судебного разбирательства. «Я узнал из писем, которые [Баннистер] написал… что он намеревается заявить, что все, что он сделал, его заставили сделать французы. Не знаю, насколько сильно это повлияло бы на присяжных Порт-Ройала, но я рад, что данное дело им на рассмотрение не передавалось».
Больше никакой информации о Баннистере Джон Маттера найти не смог. Поэтому примерно через месяц после того, как он начал эти изыскания, он упаковал свои вещи в сумки и забронировал себе билет на самолет из Лондона в Доминиканскую Республику. Сев в такси и поехав в аэропорт, он отправил Чаттертону письмо по электронной почте.
«Приятель, у меня есть для тебя кое-какая история», – написал он.