4
Утро, без двух семь. Я старательно разминаюсь, потягиваю каждую мышцу, каждую жилочку. Гибкость, главное – гибкость. Можно гнуть кочергу, ломать пятаки, но в критической ситуации от этого мало проку. Побеждает не сильный, а ловкий. Впрочем, силушкой меня природа тоже не обделила, хотя, когда я одет, это не слишком бросается в глаза.
Телефон звонит долгим, требовательным звонком, это межгород. Контрольное время. Сажусь за стол, придвигаю бумагу и ручку, снимаю трубку.
– Здравствуй, мой дорогой, – слышу я голос Командора в ответ на мое «алло». – Я тебе звонил вчера часика в три, но не застал. Второй день до тебя дозваниваюсь.
– Да я кручусь тут помаленьку. Дела, заботы одолели, – объясняю я, записывая цифры – 3 и 2.
– Ты не забыл, что шестого у нашего друга день рождения? Поздравь его от меня.
– Обязательно.
– И передай привет Володе, непременно, не забудь.
– Хорошо, передам, – заверяю я.
– Вот и чудненько. Ну, будь здоров, – и мой шеф кладет трубку.
Я смотрю, что там получилось у меня на бумажке. Три, два, шесть – номер ячейки в камере хранения, 326; Володя – вокзал. Отправиться туда я должен тотчас. Код цифрового замка обговорен заранее.
Поджигаю скомканную бумажку и кидаю в глиняную пепельницу. Она сгорает, попыхивая синими язычками, я измельчаю комок пепла спичкой. Береженого и бог бережет.
День рождения – это серьезно, очень серьезно. Давненько мне ничего подобного не поручали. Значит, в камере хранения меня ждет черный атташе-кейс, в нем красная папка и кассетный магнитофон. На тот случай, если замок забарахлит и придется вскрывать ячейку, а такое изредка случается, я должен знать содержимое чемоданчика, иметь при себе ключик от него и запасной паспорт.
Когда Командор просит поздравить кого-нибудь с днем рождения, виновнику торжества не приходится ожидать ничего хорошего. Уж не в восьмом ли квадрате живет именинник?
Позавтракав, я еду на вокзал, забираю чемоданчик и возвращаюсь домой. Позади чисто, меня пока еще не подстраховывают.
За ночь распогодилось, небо ясное и словно бы начинает пахнуть весной. Необычайно теплая зима выдалась в этом году.
Контрольный волосок на двери в полном порядке. Вхожу, тщательно запираю замки, раздеваюсь и усаживаюсь на диван. Я не спешу, не любопытствую, не позволяю себе нервничать. Я спокоен. Я спокоен, черт подери. Абсолютно спокоен. Вот так.
Ключ от кейса у меня имеется давно, с тех пор, как меня поселили в Риге. Отпираю замок, распахиваю крышку и вынимаю обычный с виду магнитофончик «Электроника-321». Он немного тяжелее, чем полагается. Достаю из выдвижного ящика отвертку, вывинчиваю винты задней крышки. Шлицы у них изрядно покорежены, поскольку такая процедура производилась не раз. Снимаю крышку, оклеенную изнутри поролоном. Внутри магнитофона нет положенной ему электронной и механической начинки. Вместо нее в специальных углублениях лежат длинноствольный револьвер и глушитель. В барабане семь подарков ко дню рождения калибра 7,62, токаревские образца 1930 года, но с револьверными закраинами.
Беру оружие за рукоять, и оно сразу сливается с моей ладонью всей своей удобной, солидной тяжестью. Внешне револьвер почти неотличим от «Кольта-Кобры» 41-го калибра, несмотря на свое тульское происхождение. Это мой старый приятель, он подогнан к руке, ежемесячно я упражняюсь в стрельбе из него на одной из баз «Карата», что под Ленинградом. Я хорошо знаком с его повадками. Как и большинство револьверов, он бьет чуточку правей и выше точки прицеливания. Профессионалы пользуются только своим, пристрелянным оружием, и я не исключение.
Выпотрошенный корпус магнитофона отправляется обратно в кейс. Я развязываю тесемки, открываю красную папку и углубляюсь в ее содержимое.
Конец ознакомительного фрагмента.