Орктаун
Орктаун, район почти на самой окраине Пенгверна, не пользуется популярностью среди людей. Их здесь вообще почти не встречается. Попасть сюда можно случайно, и тогда велика вероятность, что неудачника на следующий день найдут голым и избитым где-нибудь на окраине соседних районов, а то и вовсе никогда не найдут. Также можно оказаться тут по приглашению кого-то из жителей – очень редкий случай. В этом случае гость находится в безопасности, если, конечно, ему в голову не приходит фантазия прогуляться в одиночестве, без сопровождения кого-нибудь из местных. Здесь также терпят полицию, хотя представители этой службы из других районов предпочитают появляться здесь только в крайней необходимости и группой не менее пяти разумных. Охотник в Орочьем районе тоже был свой, гро Кургрис. Аксель был с ним знаком и относился к нему с искренним уважением, не в последнюю очередь за то, что этот во всех отношениях достойный разумный добровольно согласился жить в такой клоаке. Обычно, если среди жителей района находится кто-то достаточно способный, настойчивый и трудолюбивый, чтобы переехать куда-нибудь подальше, он больше никогда не возвращается на родину. Предпочитает скучать по ней издалека.
Остальные охотники традиционно тоже предпочитают обходить Орочий город стороной, но иногда случаются какие-нибудь накладки. Так и сейчас. Гро Кургрису не повезло во время последней охоты, и, когда случилось массовое убийство на улице Великого Нермзоша, он не смог заняться поисками; эта обязанность легла на Акселя, который на свою беду как раз закончил охоту в соседнем районе и оказался ближе всех и самым свободным из охотников на данный момент.
Аксель, как и все жители Пенгверна, Орктаун не любил. Особенно опасно для него здесь не было – все охотники, даже охотники-люди вызывают у орков суеверный страх, чуть ли не более сильный, чем страх перед самими одержимыми. Не то чтобы орки были неспособны перебороть этот страх, просто это чувство у них подкрепляется внушительным арсеналом, с которым обычно не расстаются охотники. Так что грубостей по отношению к Акселю орки себе не позволяли, если не считать за таковые выкрики в спину с пожеланием валить обратно в Пенгверн или чтобы «кочевые» вступали в интимные отношения с матерями всех «оседлых». Аксель еще в первое свое посещение Орктауна перестал обращать на это внимание. Поначалу не понимал, почему, если обратиться к местному лично, он отвечает очень вежливо и даже подобострастно, но стоит отойти на несколько шагов, как недавний собеседник сразу превращается в «кочевого», а Аксель соответственно в «оседлого». Последнее Акселя особенно удивляло. Большинство жителей Орочьего города не видели степь даже на картинках в учебнике, потому что учебников в руках отродясь не держали. Настоящие степные орки, случись им забрести в этот неблагополучный район, отказывались считать его жителей представителями своего народа. Да что там говорить, почти никто из местных ни разу в жизни не видел даже лошадь, хотя всем известно, что орк без коня – не орк. Однако местные орки, несмотря ни на что, продолжали упорно считать себя кочевниками и на этом основании презирали всех, кто таковыми не являлся. При этом они не переставали забрасывать магистрат требованиями оказать помощь в сохранении их древней культуры и традиций, а также обвинениями в том, что их угнетают по расовому признаку. Аксель этого не понимал. «Вполне резонно, что никто не любит бездельников, пьяниц и воров. И если так уж получилось, что пьянство, воровство и безделье оказалось вашей расовой традицией, не удивляйтесь, что такую расу никто не любит. Хорошо хоть, большинство прекрасно понимают, что эти самые традиции характерны только для той части народа, что обосновалась в Орочьем районе, а то чего доброго, и правда, всех орков бы невзлюбили».
В общем, Акселя в Орктауне раздражало все. Грязь и мусор на улицах, ветхие лачуги, построенные из того же мусора и грязи, грязные, вечно попрошайничающие дети, сверкающие свежими и не очень синяками нетрезвые женщины, спесивые «хозяева стад», довольно обозревающие свои владения и «подданных». Раздражало то, что приходилось тащить с собой изрядный запас еды: знаменитая орочья кухня здесь была представлена несколькими омерзительно грязными забегаловками, есть в которых было бы настоящим безумием. Безопасно это было только для закаленных и привычных организмов местных жителей.
Тем не менее, где-то здесь недавно нашли несколько десятков зверски замученных разумных, а значит, появился новый одержимый. И работать было необходимо. Особенно удручало понимание того, что работа затянется – район достаточно большой, чтобы проверить его весь, понадобится не меньше чем несколько дней. Единственное, что хоть немного примиряло с действительностью, это отсутствие необходимости искать жилье. Вместе с заказом на поиск и убийство одержимого Аксель получил приглашение от гро Кургриса остановиться в его доме на время посещения Орочьего района. Не придется платить деньги за удовольствие получить ветхий матрас на полу грязной хижины и комплект кровососущих насекомых в довесок.
Аксель, не обращая внимания на окружающую грязь и неустроенность, глядя только себе под ноги, чтобы не вступить в лужу или результат жизнедеятельности мелкой домашней скотины, а то и владельцев этой скотины, спешил быстрее найти дом охотника. И без того серое небо стремительно темнело, и поторопиться было действительно необходимо – в темноте найти нужный дом в этом хаосе не представлялось возможным. Аксель благодарил судьбу, что ему уже доводилось гостить у гро Кургриса, иначе он и при свете дня рисковал блуждать по району до скончания времен. Улиц как таковых здесь не существует, как нет и хоть каких-то указателей или хотя бы ориентиров. Все хижины одинаково невзрачны и находятся на разном, совершенно непредсказуемом расстоянии друг от друга. Где-то жилища прижимаются одно к другому, будто двое сирот на морозе в поисках тепла, потом вдруг неожиданно появляется неопрятный пустырь, заросший бурьяном, и все это соединено между собой кривыми тропинками, проложенными без всякой системы и смысла.
Дом охотника стоял в центре одного из пустырей. Казалось, ветхие времянки, напуганные таким соседством, старались держаться от него подальше, отодвинуться, даже если для этого придется расталкивать боками других. Такое по крайней мере создавалось впечатление. Гро Кургрис, в отличие от своих соседей, о своем жилище заботился. Он, как и все здешние орки, гордился своими корнями, историей своего народа, но предпочитал доказывать это делом. Свою юрту он строил сам, и, хотя ее нельзя было собрать за день, чтобы сложить в кибитку и увезти на другое пастбище, она действительно напоминала аутентичное орочье жилище. Была она гораздо выше степных, потому что в Пенгверне не нужно бояться ветра, войлок стен удерживали основательные и мощные столбы, вкопанные в землю, а не жерди, а в центре шатра виднелась каменная труба печи, однако при первом взгляде становилось ясно, что в этом доме действительно помнят о своих корнях. Чувствуя спиной пристальные взгляды соседей, Аксель пробрался в дом. Гро Кургрис прекрасно знал, чего можно ожидать от своих вороватых, не знающих благодарности соседей, потому позаботился о том, чтобы обезопасить свое жилище – помимо забора оно было окружено множеством ловушек, о чем сообщала надпись на калитке: «Вошедшего без приглашения ждет смерть». Надпись была продублирована красноречивой и понятной даже неграмотному орку картинкой с белым черепом.
Изнутри жилище гро Кургриса тоже было непривычным для жителя Пенгверна. Шатер не был разделен на отдельные помещения, так что обозреть интерьер можно было уже от входа. Пол и стены были устланы мягкими коврами с длинным ворсом, красочными и разнообразными рисунками. Тут были и абстрактные узоры, и вытканные животные, сцены из быта и битвы, охоты, эротические сюжеты… Тут же на стенах висело оружие охотника, вдоль стен расставлено несколько сундуков. По полу в беспорядке разбросаны подушки и одеяла, несколько низких столиков на гнутых ножках стояли тут и там, уставленные закусками или с разложенными на них книгами, а в центре всего этого гордо возвышалась печь, монолитная, белая, покрытая синими узорами, похожая на единственный оплот порядка в этом царстве хаоса. Удивительно, но несмотря ни на что, в доме было очень уютно. Хотелось задержаться подольше, присесть, а лучше прилечь на какое-нибудь одеяло, вдумчиво и неспешно разглядывать ковры, попивая темное тягучее вино, а, если глаза устанут, можно перевести взгляд на открытую печь и любоваться пляшущими языками пламени. Акселю пришлось совершить над собой усилие, чтобы найти среди всего этого хозяина, чтобы заметить, как тот откладывает в сторону метатель и призывно машет рукой. Гро Кургрис даже на вид отличался от собратьев из Орочьего города. Поджарый и покрытый шрамами, он скорее напоминал настоящего степного жителя, чем его городские собратья, привыкшие к относительно сытой и праздной жизни. Теплый домашний халат смотрелся на нем чужеродно, да он и был чужероден, стоило чуть присмотреться. Чуть откинувшаяся пола халата открывала перевязь с кобурой, пересекающую жилистую грудь – даже в своем доме орк был готов к драке. Единственное, что отличало его как от степных собратьев, так и от городских – это высокий рост. Орк был всего на пару сантиметров ниже среднего человека, что говорило о возможной примеси человеческой крови – о таком было не принято расспрашивать, так что точно Аксель не знал. По возрасту Сакар был почти ровесником Акселя, но выглядел гораздо старше. Орки живут столько же, сколько и люди, но взрослеют быстрее, и в свои двадцать с небольшим у хозяина шатра был вдвое больший стаж работы охотником.
Аксель стянул сапоги и проследовал к гро Кургрису, который возлежал на возвышении из одеял и подушек в противоположном от входа конце помещения.
– Привет, дружище. Рад, что ты наконец до меня добрался. Прости, что не встаю навстречу гостю – видишь, в каком плачевном положении я теперь нахожусь, – орк кивнул на свои ноги, плотно затянутые в лубки. – Поэтому угощайся сам, чем найдешь, и присаживайся рядом.
– Как тебя угораздило, Сакар? – поинтересовался Аксель.
– Издержки охоты на одном месте, сам понимаешь, – пожал плечами орк.
Аксель понимающе кивнул. Охотники очень редко задерживались в одном районе. Обыватели часто интересовались, почему бы им не разделить город на участки, не распределить их между собой и не охотиться каждому в знакомом месте, которое охотник будет знать как свои пять пальцев. Так действительно было бы удобнее, если бы не одно «но». Обычно люди не учитывают того факта, что одержимый сохраняет память разумного, которым он был раньше. Если одержимый будет знать все о том, кто будет за ним охотиться, ему будет намного проще избегать встречи, а то и нанести упреждающий удар. Обычно, если охотник оседал на одном месте, это значило, что он уходит на заслуженный отдых. Такой охотник старался поселиться в тех местах, где его никто не знает, и в ближайших окрестностях с этого времени охотился только в исключительных случаях. Но не так было с гро Кургрисом – он был вынужден жить там, где охотится, и это очень осложняло его жизнь. Уже несколько раз разумный только став одержимым вместо того, чтобы по обыкновению уничтожить собственную семью или ближайших соседей, первым делом отправлялся к гро Кургрису, рассчитывая его прикончить, а уж потом спокойно заниматься любимым делом. Именно так, похоже, произошло и на этот раз.
– Охотиться становится все сложнее, – неприязненно морщась, жаловался Сакар. Аксель приготовился слушать. По предыдущим встречам он знал, что гро Кургрис любит пофилософствовать, и не видел причин отказывать орку в его маленьких слабостях. Торопиться пока было некуда. – Сам понимаешь, издержки оседлости. Вот честное слово, давно бы уехал отсюда, но как представлю, в какой рассадник одержимых превратится эта проклятая вечная стоянка, так страшно становится. Ты бы знал, как я мечтаю, что однажды все здешние отбросы разгонят, а на месте этой помойки построят что-нибудь стоящее. Я еще в юности, когда отсюда выбрался и понял, как живут нормальные разумные, пытался сообразить, почему это до сих пор не сделано. Вывезти эту шваль из города, забрать детей, чтобы воспитать из них что-нибудь стоящее… Потом только понял, что все упирается в деньги, как всегда. Сияющие золотые гульдены, которых никогда не хватает. Чтобы очистить это место, нужно очень сильно потратиться. И еще общественное мнение. Благодаря Орочьему городу нормальные жители ненавидят и боятся даже моих степных собратьев, но стоит только пройти слуху, что их хотят отправить обратно в степь, волна поднимется до небес. Те, кто сейчас предпочитает переходить на другую сторону улицы, увидев орка, первые начнут орать о геноциде и уничтожении «уникальной культуры». Проще каждый месяц бросать моим уважаемым соседям подачки, чтобы не возникали, и забыть о том, что здесь творится. Интересно, что они будут делать, если я сдохну до того, как найду преемника? Обнесут эту клоаку стеной и сделают еще одно Пепелище, не иначе. Зато самобытная культура сохранится. Всем плевать, что мою рожу здесь знает каждая крыса. Не поверишь, в последний раз одержимый расставил на меня ловушку. Сидел спокойно в той куче мусора, которую здесь называют юртой, резал потихоньку родных и соседей, а когда я его почуял и заявился, вместо того чтобы напасть, принялся убегать задворками. И я, как последний идиот, рванул догонять. Охотничий инстинкт сработал. Аксель, друг, мне стыдно в этом признаваться, но я попал в волчью яму! Как самый наитупейший из всех тупых баранов, я побежал на убой и просто свалился в яму с кольями! Как мне удалось после этого все-таки прикончить одержимого, даже сам не могу объяснить.
Аксель с трудом удержался от того, чтобы перебить орка. Как всякий опытный охотник, он знал, что одержимые не занимаются физическим трудом. Еще одна черта, еще одна повадка, неизвестная широкой общественности, особенность, о которой не принято распространяться в среде охотников. Одержимые не работают. Они могут заставить работать кого-нибудь из своих жертв, если это для чего-нибудь нужно, но никогда не станут что-то делать самостоятельно.
– Да-да, не смотри на меня так… – заметил гро Кургрис ошеломленный взгляд Акселя. – Самая настоящая волчья яма, с отличными и крепкими притом кольями на дне. Если бы я не знал, что это невозможно, я бы подумал, что кто-то ему добровольно помог! Ну не укладывается у меня в голове, что одержимый сам взял в руки лопату, и не для того, чтобы отрубить кому-нибудь ею лицо. Я тебе больше скажу, что-то подобное я замечал и раньше. Ты знаешь, на мелочи вроде как не обращаешь внимания, но когда мелочи начинают происходить регулярно, поневоле насторожишься. Аксель, драгоценный, после того, как я вернулся из больницы, я сижу здесь безвылазно вот уже декаду, и в моей голове начинают заводиться неприятные мысли! Я. Не. Понимаю. Что. Здесь. Происходит. – Последнюю фразу Сакар выделил особо, стараясь подчеркнуть степень собственной растерянности, после чего резко сменил тему: – Аксель, дорогой, молю тебя, скажи мне, что у тебя в рюкзаке дальнобойный стреломет? Прошу, работай в этот раз издалека! И не торопись, заклинаю! Я знаю, что работать издалека не принято. Но поверь, если кто-то из местных помрет по ошибке, мир от этого ничего не потеряет. Лучше ошибиться, чем попасть впросак.
Аксель даже растерялся. Издалека охотники «работали» только в самых крайних случаях – например, когда одержимый пытался прикрываться своими жертвами. Чтобы с уверенностью определить одержимого, нужно было оказаться к нему близко. И даже тогда оставались сомнения. Чтобы окончательно определиться, необходимо было спровоцировать одержимого на нападение. Только после того, как одержимый проявлял свои неестественные скорость, ловкость и силу, охотник мог быть уверен в том, что он не убьет невиновного. Аксель гордился, что ему еще ни разу не приходилось объясняться за случайно убитого горожанина. За это не наказывали: любой охотник вполне официально имел «право на ошибку». Именно из-за этого охотников боялись обыватели: в народе было принято считать, что охотники имеют право убивать любого, кто ему не понравится. Это было очень распространенное заблуждение. На самом деле, за любую такую ошибку приходилось отчитываться, и отчитываться очень серьезно. Охотник надолго терял доверие властей, каждый случай охоты с этих пор рассматривался крайне пристально, невзирая на результаты анализа крови убитого одержимого, который каждый охотник сдавал в обязательном порядке, если не был серьезно ранен или убит во время охоты. В этом случае кровь на анализ брали полицейские, которые оформляли происшествие. Аксель знал о существовании специальной службы контролеров, которая занималась исключительно расследованием каждой неудачной охоты. Служащих этой конторы Акселю видеть еще ни разу не доводилось, да он и не горел желанием с ними познакомиться. Однажды он пытался узнать подробности у своей наставницы, гра Монссон, но она лишь пожала плечами: «Если ты однажды прикончишь неодержимого разумного, то обязательно с ними познакомишься, мальчик. И поверь, ничего приятного в этом знакомстве не будет. Это такая морока, ты бы знал!» Из чего Аксель сделал два вывода: во-первых, Иде приходилось убивать невиновных; во-вторых, если наставнице не нравятся контролеры, то и он как-нибудь обойдется без них.
В общем, услышать просьбу работать издалека от одного из своих коллег, было странно и неожиданно. Аксель согласился, чтобы не волновать Сакара, но решил обдумать эту просьбу позже. Разговор вскоре ушел от рабочих тем, они еще долго общались, неспешно потягивая вино и обсуждая что-то малозначимое, и отошли ко сну уже далеко за полночь. А утром стало ясно, что вчерашнее обещание не вступать с одержимым в ближний бой выполнить будет нелегко. Ночью на город опустился туман.
Каждому жителю Пенгверна был знаком этот туман – тяжелый, серовато-белый, впитавший в себя запахи тяжелых металлургических производств, он ухудшал видимость и скрадывал звуки так, что можно было заблудиться даже в знакомом квартале. Это был не один из зимних туманов, которые падают на город внезапно и исчезают к обеду, да к тому же скрывают не слишком большую площадь, истончаясь уже через десяток километров и редко покрывая даже один район города целиком. Осенний туман приходил в Пенгверн надолго и длился не меньше декады, а иногда и целый месяц. Туман всегда приходил неожиданно, он мог проявиться в любой из осенних месяцев, и тогда город будто замирал – люди становились вялыми и неохотно выходили на улицы, предпочитая сидеть в теплых сухих домах возле горящего камина и дожидаться, когда осенняя непогода подойдет к концу. Идеальное время для одержимых. Можно почти безнаказанно приходить в чужие дома и убивать, убивать столько, сколько захочется, все равно никто не услышит криков. Аксель и любил и ненавидел охотиться во время тумана. Минусы очевидны – плохая видимость, на слух ориентироваться тоже не получается, даже чутье охотника могло работать нестабильно в это время. С другой стороны все, кто может, сидят по домам и не мешают заниматься своими делами.
В этот раз охотник даже почувствовал некоторое облегчение оттого, что воспользоваться советом приятеля не получится по объективным причинам. Аксель по давно укоренившейся привычке проснулся вскоре после рассвета и начал тихо собираться. Сакар еще спал, и молодой человек старался не разбудить товарища – тот накануне слегка перебрал с вином, зная, что на охоту идти не требуется. Аксель не стал брать с собой дальнобойный стреломет – все равно на ближайшую декаду от него никакого толку. Обошелся обычными средствами: два метателя в кобурах под мышками, один на поясе и один на правой ноге, на щиколотке. Помимо этого у Акселя с собой был армейский нож из отличной стали, с обоюдоострым лезвием около тридцати сантиметров длиной. Две пружинные сферы в кармане куртки находились там на самый крайний случай, Аксель с трудом представлял себе, как они могут понадобиться ему в столь оживленном месте, как Орочий район – использовать их здесь против одержимого значило почти наверняка убить заодно кого-нибудь из посторонних. Вообще наблюдался даже некоторый избыток оружия, но отказаться от чего-нибудь у Акселя не было сил. После случая в психиатрической клинике он с трудом заставлял себя расставаться с метателем, даже когда ложился спать, что уж говорить об охоте. Молодой человек сам понимал, что это не совсем нормально, что с такими вещами следует бороться, но пока ничего с собой поделать не мог. Оставалось только надеяться, что со временем воспоминания о приключениях в клинике потускнеют и психологическое состояние придет норму. Становиться одним из настоящих клиентов дома призрения не хотелось, даже если это окажется какое-нибудь милое заведение вроде того, где до сих пор находилась восходящая звезда пенгвернской живописи Анна Линд.
Особых неудобств от такого количества паровых метателей, правда, Аксель не испытывал. С того времени, как он обзавелся помощником, диким гремлином, особых проблем с вооружением вообще не было. Каждый новый образец, появившийся у охотника, бывал тщательнейшим образом разобран и доработан. Полуразумный зверек, спасенный от уличных мальчишек, давно повзрослел, обзавелся отличной мастерской в одной из комнат квартиры Акселя, которую тот снимал в районе Мастерских, и все время возился с железками. Не понимая точного предназначения предметов, которые ему попадали в руки, зверек, тем не менее, инстинктивно чувствовал, какие изменения следует внести в конструкцию, чтобы она стала легче, удобнее и надежнее. Если поначалу у него получалось не всегда правильно, то со временем это прошло, и теперь Аксель не уставал радоваться, что ему когда-то встретился дикий представитель этой любознательной расы.
Выскользнув в серый туман, Аксель отошел подальше от юрты и, глубоко вздохнув, принялся осматриваться. Искать одержимого обычным способом было бессмысленно. Радиус действия охотничьего чутья в таком тумане здорово сокращался, и чтобы обойти весь Орктаун, методично обследуя его в надежде почувствовать направление на одержимого, потребовалось бы слишком много времени. Одержимые знают, что на них ведется охота, и, если после своего появления успевают замучить хотя бы полторы дюжины разумных, приглушив первый голод, стараются непременно сменить место обитания и хотя бы ненадолго затаиться. Тогда искать их становится гораздо сложнее. Поэтому Аксель для начала отправился на место массового убийства, случившегося два дня назад. Вряд ли одержимый находился очень далеко оттуда. Обычно охотники не посещали сразу место преступления – незачем предупреждать одержимого о том, что охота уже началась, ведь соседи непременно заметят незнакомого разумного и, конечно же, начнут о нем сплетничать. Такие новости расходятся очень быстро, и вскоре описание охотника становится знакомым одержимому, в котором обычно никто такового не предполагает. В Орочьем районе использовать тактику, характерную для остального города было бы бессмысленно – здесь любой разумный, не принадлежащий орочьей расе, становится поводом для обсуждения. Аксель не сомневался, что о нем уже знает любой, у кого есть уши. А глухим описали жестами.
Проблемой было только найти это самое место преступления. Сакар накануне описал коллеге, где все произошло и как туда добраться, так что Аксель не сомневался, что найдет… Но также не сомневался, что для этого придется постараться.
Спустившийся на город туман облагородил Орктаун. Молочная пелена скрадывала безобразие и грязь, так что, если не присматриваться, можно было представить, что просто прогуливаешься по сельской местности где-нибудь на окраине Пенгверна. В такой ранний час население района еще не выбралось на улицы, сквозь туман доносился только редкий лай собак и крики домашней птицы. Вот только под ноги по-прежнему приходилось смотреть внимательно, чтобы не вступить в то, во что вступать не следует. Этого всемогущий туман скрыть не смог.
К тому времени, когда Аксель добрался до описанного Сакаром места убийства, время подходило к полудню. О приближении к этому месту охотник узнал заранее. Запах был непередаваемый, с множеством оттенков, но главные составляющие определить было несложно. Пахло мертвечиной и гарью. Запах он почувствовал первым. Потом сквозь туман стали пробиваться звуки – невнятный гомон толпы и чьи-то громкие, истеричные крики. Что кричали, было неясно, отдельных слов различить невозможно – говорил орк, а их трудно понять, когда они говорят между собой. Толпа отвечала согласным гулом на каждый возглас. Аксель недоумевал. Обычно в местах, где появляется одержимый, больших толп не собирается. И запахи были тоже очень непривычны. Молодой человек даже подумал, что опять сбился с пути и нужно снова искать ориентиры, но решил все-таки полюбопытствовать, отчего такой ажиотаж.
Картина, открывшаяся взору, ясности не добавляла. В нестройном ряду бестолковых мусорных домиков зиял черный провал пожарища. Открытого огня уже не было, но пара соседних халуп еще тлела – вокруг них с воплями и руганью бегали несколько орков, в то время как женщины пытались тушить загоревшиеся жилища. Большая часть толпы на проблемы соседей внимания не обращала – слушали вопли какого-то орка. Аксель так и не смог разобрать, что кричали. Проверив, на всякий случай, легко ли вынимаются метатели, охотник направился к пожарищу. Он уже понял, что сгорел именно тот дом, в котором произошло убийство. Пришельца заметили. Сначала замолчал оратор, с ужасом уставившийся на приближающегося охотника, потом стали оглядываться слушатели. Толпа начала рассасываться, и, когда охотник приблизился к пожарищу, возле места бойни остались только погорельцы, которые не обращали внимания на происходящее вокруг, пытаясь спасти свои пожитки, и сам крикун.
– Что здесь происходит? – строго спросил охотник. С этой публикой работал только командный голос.
– Уже ничего, добрый господин! Совсем ничего! – орк теперь выглядел не так, как еще несколько минут назад, когда вещал что-то для своих сородичей. Плечи опустились, лицо приобрело благостное и угодливое выражение, рост как будто уменьшился, даже цвет кожи, казалось, изменился, став светлее.
– Отвечай по существу! – прикрикнул охотник. – Почему пожар?
– Так одержимую спалили, господин охотник. Так, вместе с домом и спалили. Заодно и Рорга с детьми похоронили, а то лежат, воздух портят только зря. Ваши ведь доктора и говорят, что… негинично это, – справиться с непривычным словом у орка не получилось. – Вот и спалили всех разом. Очень удачно получилось. А вам даже и делать ничего не надо теперь, господин охотник. Одержимую-то спалили мы, сами спалили.
– С чего взяли, что она одержимая? Как удалось поймать? Как удалось уничтожить? – спокойно спросил молодой человек, хотя внутри все кипело от злости. Он ни на секунду не поверил, что оркам действительно удалось уничтожить настоящего монстра, а не невинную жертву. Он не ощущал поблизости ничего такого, но это могло значить только то, что одержимый уже куда-то переместился.
– Так, а кем еще ей быть? – удивился собеседник. – Рорга-то с детьми порезали, а баба егойная, вишь, жива-живехонька. Вроде как мать навещать уходила, на северную окраину, а сегодня, видать, решила еще раз на дело рук своих полюбоваться. Вроде как дошли до нее слухи, что погубили мужа-то ейного и детишек, и она, значит, прискакала. В дом-то сразу бросилась, давай выть, вроде как убивается по ним. Ан нас-то не обманешь, мы обчество с пониманием да с умом. Мы ей, знамо, не стали говорить, что раскусили-то. Дождались, как в дом-то зайдет, да и подперли дверцу-то камушком. А после уж и подпалили. Так уж вопила злыдня, пока горела, жалостно, что, мол, не убивала она, да нас не проведешь!
Аксель с трудом удержался, чтобы не ударить говорливого орка. Если бы одержимая оказалась столь глупа, что решила вернуться, стены халупы не смогли бы ее удержать – она бы прошла сквозь них и сквозь огонь, даже не заметив препятствия. Можно было не сомневаться: добрые соседи спалили заживо невиновную.
Аксель на секунду прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Это было не его дело. О произошедшем он непременно сообщит в муниципалитет, когда закончит свою работу, и, возможно, кто-нибудь пошлет сюда полицию, чтобы найти зачинщиков и наказать, но самого Акселя здесь уже не будет. Сейчас охотник должен был выполнять свою работу, тем более невинных жертв спасти уже нельзя.
– Кто-нибудь еще из соседей пропадал? Еще убийства были?
Взгляд орка забегал из стороны в сторону, потом он поднял на Акселя честные глаза и со всей горячностью заверил:
– Нет, что вы, господин охотник! Совсем никто не пропадал! Все на месте! Я тут всех знаю, меня все знают, уважают, никто не пропадал, никого не убивали больше. Да вы кого хотите спросите, если не верите! – Последнее было сказано с такой искренней обидой, что слезы наворачивались от сочувствия. – А лучше побудьте сегодня моим гостем, а уж завтра утром и домой отправитесь! Вы не подумайте, у меня хороший дом, вам будет удобно! Хороший дом, мягкие ковры, вкусная еда! Вино будем пить! У меня хорошее вино! Кутар врать не будет, это все говорят. – И, видя, что Акселя предложение не заинтересовало, заторопился: – А дочки, какие у меня дочки! Самый сок! Для такого гостя ничего не жалко! А хочешь, – орк как-то незаметно перешел на «ты» и, понизив голос, продолжил: – Хочешь веселой травки? У меня лучшая в городе, это все знают!
Аксель не поверил. То есть насчет качества травки орк, может, и не врал, но эта тема охотника волновала слабо. Невооруженным взглядом было видно, что орк врет насчет того, что в племени никто не пропадал. Очень уж старательно он переводил тему разговора. Только непонятно, зачем ему это? Хочет сохранить или укрепить свой авторитет среди сородичей?
Расспросы остальных жителей ни к чему не привели. Орки просто отказывались отвечать на вопросы – бормотали что-то невнятное, отмалчивались. На человека даже не поднимали глаз, пару раз в спину доносились советы, чтобы он убирался из Орочьего города, что никаких охотников им не нужно, одержимого они убили сами. Только Кутар все никак не хотел отстать – ходил за Акселем как привязанный и периодически пытался зазвать охотника в гости, измышляя все более соблазнительные, как ему казалось, развлечения. Охотнику непереносимо хотелось ударить назойливо набивавшегося в друзья негодяя (одно только предложение подложить «дорогому гостю» дочерей вызывало отвращение!), но формально повода у него не было. К тому же молодой человек опасался, что если он не сдержится, местные могут попытаться напасть всем скопом – ожидать от орков можно было чего угодно. Постоянный бубнеж Кутара мешал сосредоточиться. Чутье, и так приглушенное туманом, отказывалось работать, забиваемое глухим раздражением на назойливого орка. Аксель старался почувствовать направление, откуда веяло бы страхом и безысходностью, но ощущал только желание заткнуть говорливую тварь. Аксель пытался отогнать его от себя – сначала просто вежливо прощался, потом просил уйти, орал и угрожал, и Кутар неизменно уходил, униженно кланяясь и извиняясь за то, что помешал охотнику, но не проходило и пяти минут, как он возвращался с очередным дурацким предложением, и все начиналось заново. Акселю даже подумалось было, что Кутар заманивает его к себе в дом, потому что подозревает в одержимости кого-то из родственников, но боится об этом сказать. Он даже, уступив ненадолго уговорам, дошел до жилища орка, но внутрь заходить не стал – присутствия одержимого не ощущалось, ощущалась вонь и грязь, хотя в целом хижина выглядела богаче, чем окружающие ее строения.
Конец ознакомительного фрагмента.