Глава 4
Творимир, оскальзываясь на заледеневших сходнях, спустился вниз. Оглядел пустынный причал, тонущий в густых синих сумерках, и, поймав вопросительный взгляд командира, развел руками:
– Эх!
– Все осмотрел? – нахмурился Ивар. – Точно?
Тот кивнул. Лорд Мак-Лайон окинул взглядом вытащенные на берег лодки и с сомнением посмотрел на большой купеческий кнорр[8], стоявший на приколе неподалеку:
– Может, этих спросить?
– Эх… – Творимир махнул рукой. У купца он уже интересовался. Без толку, только тревожил зазря бедолагу. У него и так торговля из рук вон, половину товара не продал, в Шотландии до самой весны застрял, сплошные убытки – вот ему только Мэта с Марти не хватало!
Поняв, что на пристани можно уже не искать, Ивар сердито фыркнул:
– Да что за черт? Куда они могли подеваться?.. Ульф! Ульф, поди сюда!
Из холодной мглы вынырнула внушительная фигура норманна. В этот зыбкий и темный предрассветный час Ульф с Творимиром казались близнецами. А вот настоящих близнецов, Мэта и Марти, как корова языком слизнула.
– Звали, ваше сиятельство?
– Звал. Ты Мак-Тавишей не видел?
– Нет. – Тихоня недоуменно пожал плечами. – Так ведь вы же их вроде выгнать изволили?
– Чего?!
– Ну, как же… вчера еще, пополудни! Мне ребята сказывали. Наврали, что ль?
Ивар издал какое-то невразумительное восклицание. А могучий норманн, оглянувшись на замок Максвеллов, добавил:
– Нет, не наврали. В дневном карауле их не было, даже ужинать не явились. Дерек еще смеялся – мол, давно пора было турнуть… Иль не понял я чего, ваше сиятельство?
Лорд Мак-Лайон чертыхнулся и, плюнув себе под ноги, стремительно исчез в темноте. Ульф удивленно моргнул.
– Что это он?..
Творимир не ответил. Обернулся на корабль северян: сундуки погружены, команда последнего приказа ждет, а эти два остолопа, гляди ж ты, в обидки ударились. Нашли время!.. Где их искать-то теперь? И когда? Вот-вот же отплывать. Гонцы конунга без того неделю ответа ждали, не говоря уж о том, что ответ сей им мало понравился… А теперь как быть? Еще полдня тянуть? Проснулась же у дураков гордость не ко времени!
Русич с досадой поморщился, тряхнул головой и, даже не взглянув на Тихоню, заспешил вслед командиру. Ульф только рот раскрыл:
– Куда?!
Ответа он опять не дождался. Лорд и его телохранитель растворились в утренней синеве. «Хоть объяснили бы толком! – в сердцах подумал норманн, беспокойно топчась на месте. – Ладно еще хозяин, это у него дело обычное… Но Творимир-то уж мог бы. И чего взбудоражились? Ну, выгнали и выгнали! Дерек прав, давно пора было. Поди пойми – то «пошли вон», то «куда девались?» А мне чего делать теперь? Ждать? Или Гуннара упредить, чтоб погодил с отплытием?»
Норманн, задрав голову, посмотрел на расправленный парус. Вспомнил хмурое лицо капитана, истомившихся долгим бездельем соотечественников и все-таки решил подождать.
Нэрис, тихо прикрыв за собой дверь детской, сняла с руки теплый плащ. С родителями, чтобы не будить их в такую рань, она попрощалась еще вчера. Дом спал. Даже слуги пока не поднимались.
Внизу громко хлопнула дверь, послышались торопливые шаги и сердитое брюзжание. Ивар?.. Он же ушел полчаса назад на пристань. Зачем вернулся? Забыл что-нибудь? Так ведь сундуки еще вечером на корабль свезли, а она и сама уж как-нибудь доберется – тут ведь до причала рукой подать, и каждая тропинка с детства знакома. Леди Мак-Лайон наморщила брови, быстро накинула плащ и сбежала вниз по лестнице. Окинула взглядом пустой холл. И, увидев открытую дверь в кухонный коридор, негромко позвала:
– Ивар! Это ты здесь шумишь? Что случилось?
– Все в порядке. – Появившийся из коридора муж дернул плечом. – То есть почти все. Мак-Тавиши пропали.
– Как это?
– А вот так, – буркнул он. – Убей меня бог, если я что-нибудь понимаю!.. Ну, задал им вчера взбучку – так в первый раз, что ли? Их ведь пока не пнешь, не почешутся. Хотел бы выгнать – выгнал бы еще лет десять назад, и они это знают! Что им вдруг вожжа под хвост попала?
– Погоди, – снова нахмурилась Нэрис. – Они сбежали, что ли?
– Выходит, да. А искать да возвращать времени нет, норманны еще неделю ждать не будут. Ярл Гуннар и так не в восторге от идеи тащиться обратно в такую погоду. Он и сюда-то плыть не хотел.
– Так, может, близнецы раньше вас на корабль поспели?
– Нет. Творимир там каждый дюйм обнюхал… Да они издеваются?! – вспылил лорд. – Я ведь предупреждал, что дело серьезное, просил гонцов не злить! На горло себе наступил, в поход позвал… И после этого подложить мне такую свинью?!
– Тихо, тихо, милый. – Она ласково коснулась пальцами его локтя. – Образуется. Если нет времени ждать – значит, и не будем. Мэт с Марти взрослые люди, им пора уже научиться отвечать за свои поступки. Пойдем.
– А как же Мак-Тавиши?
Она молча пожала плечами. Ивар снова чертыхнулся. Потом, помолчав, кивнул и подал жене руку:
– Ладно. И то верно, не маленькие. Надоело. А где твоя горничная?
– Кэт остается. Подняла вой, мол, ни за что не поедет, хоть выгоняйте. Ну ее. Как-нибудь справлюсь, руки не отсохнут.
– Я гляжу, кроме нас тот север никому здесь не сдался, – обронил Ивар. – Мило. Ну, по крайней мере, Ульф с Творимиром на месте. Глядишь, малыми силами обойдемся. Только не знаю, как Кэт, а уж этих мерзавцев я по возвращении из-под земли достану. И точно плетей всыплю каждому. Оскорбили их, вы посмотрите!.. Тьфу. Зла не хватает.
– Остынь, дорогой, – улыбнулась Нэрис, вместе с мужем выходя на крыльцо и бросая прощальный взгляд на темные окна детской. – Пойдем, пока норманны в море выходить не передумали.
– Да уж, – кисло отозвался он. И, вытянув шею, позвал: – Творимир! Ну, что?..
– Эх, – без энтузиазма раздалось из темноты. От конюшни отделилась массивная тень. Подошедший русич, вздохнув, продемонстрировал советнику сжатый кулак с торчащими рогулькой двумя пальцами. Лорд Мак-Лайон невесело усмехнулся:
– Две лошади пропали? Понятно… Значит, ждать уже некого. Ульф на пристани, друже?
– Эх.
– Хоть что-то. Нэрис, держись крепче. – Он ступил на вновь обледеневшую за ночь дорожку и, по примеру супруги обернувшись на стены дома Максвеллов, покачал головой. – М-да. Погода дрянь, норманны не в духе, да еще и наши балбесы брыкаться вздумали. Поездка – чистый праздник. Не нравится мне все это. Совсем не нравится!..
Кожаные стенки шатра дрожали от ветра. Прикрытые шкурами доски палубы скрипели и кренились из стороны в сторону. Железная крышка жаровни жалобно дребезжала, норовя выскочить из пазов и рассыпать по свалявшемуся меху горячие угли. Тепла они не давали, развести же огонь посущественней не позволяла погода: Северное море славится своими штормами, а уж зимой и вовсе лютует так, что только держись!.. И если к бурям да студеному ветру прибавить многочисленные обломки льдин – сразу становится понятно, почему даже такие отчаянные люди, как норманны, с осени по весну из дому носу не кажут. «Ведь угораздило же Длиннобородого когда-то с моим тестем подружиться, – тоскливо подумал Ивар, в очередной раз перехватывая за ножку покачнувшуюся жаровню. – Чтоб им обоим… Не могли эту чертову свадьбу до лета отложить?»
Он скрипнул зубами и свободной рукой натянул на голову свалившийся капюшон меховой накидки. Плащи, даже теплые, от холода не спасали, пусть даже лорд и леди Мак-Лайон натянули на себя все, что могло хоть как-то согреть. Полог шатра трепетал на ветру, внутри хозяйничали сквозняки, даже мех на полу – и тот, кажется, промерз вместе с кораблем, обледеневшим с мачты до самого днища. Кроме того, из десяти дней путешествия восемь прошли в жуткой болтанке. Дважды измученный советник, которого мутило и колотило одновременно, порывался развернуть корабль и вернуться в Файф, наплевав на приказы да обязательства, – и оба раза был остановлен твердой рукой своего телохранителя. Не из политических соображений, на это Творимиру было плевать с высокой колокольни… Но заявить примерзшей к веслам команде, что гости передумали и хотят домой, – значило обеспечить себе немедленную высадку на ближайшую льдину. И это в самом лучшем случае!.. Назад дороги не было. Оставалось только надеяться, что впереди их ждет твердая земля и радушная встреча, а не ледяная тьма подводных глубин. Впрочем, на этот счет даже норманны высказывались весьма скептически. Не одному Ивару дружеский жест конунга Олафа был не по нутру: глава посольской дружины, звероподобный ярл-гора по имени Гуннар, костерил Длиннобородого такими словами, что даже его собственная команда стыдливо крякала.
– Нашел время, козел старый! – ругался Гуннар, в очередной раз вваливаясь в гостевой шатер и остервенело сбивая с бороды длинные сосульки. – Утопнем к хренам – и за-ради чего? Ну добро бы поход! А так? Да где это видано, чтоб посреди зимы корму в соли полоскать?! Вот нарвемся на льдину, пропорем борта – и сгинем ко всем псам! Не в бою, как должно, а… У-у-у, кабан патлатый! Кабы он меня тогда, десять лет назад, от меча вражьего не прикрыл, ноги бы моей тут не было! «Как друга прошу», «в неделю обернетесь»… Скотина брехливая! Сам-то небось раньше марта в сторону моря и не глянет – зачем? Гуннар же есть. Пущай он за всех отдувается, а мы на бережку обождем… Сволота такая! «Неделя»! Вот сам бы и шел! Я того торгаша знать не знаю, а каждого из моих бойцов дома родные ждут. И меня ждут! А я здесь валандаюсь, как дерьмо в проруби!.. Вернусь – не погляжу, что конунг, возьму за бороду да и…
После этого обычно следовало длинное перечисление всех возможных и невозможных кар, ожидающих в скором времени недальновидного Олафа. Кары эти раз от раза становились все изощреннее, а ругательства, которыми щедро сдабривал свои посулы Гуннар, – все крепче и заковыристей. Нэрис краснела как мак, Творимир начинал нарочито громко греметь жаровней, а Ивар, с трудом сдерживая смех, норовил запомнить пару-тройку особо сочных выражений, памятуя о том, что талант вовремя ввернуть крепкое словцо северяне ценят не меньше, чем умение держать в руках оружие. К большому сожалению королевского советника, гневливый норманн никогда надолго не задерживался.
Ульф с Творимиром были на подхвате у капитана, и большую часть времени чета Мак-Лайонов проводила в одиночестве да отчаянных попытках согреться. У Нэрис зуб на зуб не попадал, Ивара мутило от качки, так что даже занять себя беседой не получалось. А уж чем-то более приятным и подавно: какая любовь, когда ни рук, ни ног не чувствуешь, пол ходуном ходит и то и дело кто-нибудь норовит влезть погреться?.. Кают на судах северян отродясь не бывало, а шатров имелось всего два. Тут уж не до комфорта, да всей толпой, глядишь, и теплее. «Жаровня еле тлеет, а так-то надышим! – с извиняющейся улыбкой приговаривал Тихоня, конфузясь встречаться глазами с хозяином. – В тесноте, да не в обиде…» Ульф почему-то чувствовал себя виноватым, хотя ему тоже приходилось несладко. Конечно, он в свое время не одно море исходил, да и вынослив был, как сотня шотландских пони, но годы и оседлый образ жизни уже все-таки брали свое. К тому же зимовали норманны действительно всегда на берегу. А тут этакое ненастье. И Гуннар еще масла в огонь подливает своими «утопнем» да «не доплывем». Как бы не сглазил, спаси их всех Один!..
Новый порыв ледяного ветра сотряс многострадальный шатер. Вспыхнули алым уголья. Ивар, чертыхнувшись, придержал крышку жаровни и прислушался. Снаружи тяжело бились в борт волны, монотонно стучала колотушка о задубевшую кожу барабана. Ей вторил натужный скрип уключин. В соседнем шатре сменные гребцы чем-то грохотали. Наверное, ужинать собрались, подумал лорд. Или обедать. Черта с два разберешь: зима же, едва рассвело – уже смеркается. «Не знай я лэрда Вильяма так хорошо, точно б решил, что болезнь свою он выдумал – лишь бы не ехать. За дело Гуннар конунга честит и в хвост и в гриву. Только здоровье последнее гробить. Когда же все это кончится, господи?» Ивар поднял умоляющий взгляд кверху, но, кроме почерневшей кожи шатра да свиста ветра снаружи, не увидел и не услышал ничего. Оно и понятно. У бога есть дела поважнее.
Лорд тяжело вздохнул. И, почувствовав, что качка начала сдавать свои позиции, с облегчением выпустил жаровню из рук. Кажется, буря утихает? Ну, хоть поспать теперь можно. Точнее – попробовать. Советник приподнял край толстого мехового полога и, не снимая накидки, ужом юркнул в мягкую темноту. Темнота была теплой, уютной и еле слышно пахла лавандой.
– Ивар? Это ты?
– А кто же еще, – прокряхтел он, нашаривая в куче тряпья закутанную капустой супругу. – Я тебя разбудил?..
– Нет. – Она зевнула и прижалась к нему. – Я не могу столько спать. Мы плывем уже целую вечность!
– Сегодня десятый день пошел, – педантично поправил лорд, утыкаясь носом в мех. – Но ты права, все одно рехнуться можно. И холод собачий. Надо было тебе остаться.
– Ну кто же знал?
– Ты-то должна было знать, – насупленно буркнул Ивар. – Твой отец с северянами дела ведет. Ч-черт, опять замутило. Проклятая качка! И настойка твоя не помогает – я обе склянки выпил, и хоть бы что.
– Ивар! – ахнула жена. – Но это же слишком много! Я ведь говорила, не больше трех ложек за раз!..
– А я виноват, что мне плохо?!
– Теперь уже да. – Нэрис жалостливо качнула головой. – Сдается мне, мутит тебя не от качки вовсе… Ну потерпи еще немножко. Должно же море когда-нибудь кончиться?
– Должно. – До ушей леди Мак-Лайон долетел обреченный вздох. – Только, кажется, я кончусь раньше! Чувствую, конунгу шею мылить мы с Гуннаром вместе пойдем.
Она прыснула. И, чмокнув мужа в щетинистый подбородок, сказала примирительно:
– Не сердись ты на него так. Норманны свадьбы всегда зимой играют, в остальное время их просто дома нет. А вот как холода придут…
– …так они с жиру беситься начинают, – мрачно закончил за нее лорд. – Вот скажи мне, Олаф что, без твоего батюшки никак обойтись не мог?
– Не знаю, – сдалась Нэрис, которой задавали этот риторический вопрос по три раза на дню уже в течение недели. – Спроси у него сам, милый, ладно?
– Достал, да? – хмыкнул он.
Нэрис молча улыбнулась. И, пристроив голову к мужу на плечо, закрыла глаза. Корабль мягко покачивался, привычный уже плеск воды убаюкивал, меховой полог не пропускал холодный воздух. И Ивар тут рядышком. «Надо было ему снотворных капель дать, – запоздало подумала она. – Спал бы и не мучился так. Совсем у меня мозги замерзли. Ну, ничего! Вот Творимир поесть принесет, после обеда тогда… Все равно такие сильные средства на голодный желудок принимать не советуют».
Пол под толстым слоем шкур накренился. Снаружи послышался возбужденный гомон. Что такое?.. Неужто капитан таки накаркал про льдину-то? Леди Мак-Лайон моргнула и подняла голову:
– Ивар! Ты слышишь?
– Слышу, – медленно отозвался муж. – Тсс, погоди-ка… Чтоб я сдох! Неужто добрались?!
Оба замерли, жадно ловя долетающие с той стороны шатра выкрики. Гребцы сбились с налаженного ритма, корабль дал крен влево.
– Пуддефьорд[9] на горизонте! Конец, братцы! Отмучились!
– Левее забирай! – загрохотал с носа голос Гуннара, подрагивающий от радостного нетерпения. – Левее, собачьи дети!.. Йорни! К заливу правь!
– Вижу Ульрикен!
– Слава Одину!..
– И Флёйен показалась… Налегай, братцы! Налегай!
С удвоенной силой ударили по коже барабана деревянные колотушки. В борта дробно застучали мелкие льдинки. Корабль, словно почуяв родной берег, подпрыгнул и понесся вперед. Нэрис, взвизгнув от радости, обвила руками шею мужа:
– Добрались! Ивар, мы добрались! Господи, какое счастье… Ивар? Милый, ты в порядке?!
– Нет, – глухо булькнули из темноты. Лорд Мак-Лайон стряхнул с себя встревоженную супругу и, рывком отдернув тяжелый полог, стремительно вылетел из шатра. Снаружи донесся чей-то вопль и громкий хохот северян.
«Бедненький, – качнув головой, подумала Нэрис. – Не стерпел все-таки? Норманны теперь ему проходу не дадут своими подначками. Ох уж эта качка. Да еще настойка моя в довесок. Две полных склянки, подумать только! Как его раньше не стошнило?» Она сочувственно вздохнула и, на ходу выпутываясь из кипы одеял, заторопилась вслед за мужем.
Небо над кораблем висело низкое, серое. Волнующаяся морская гладь, вся в неровных ледовых ошметках, в наползающих сумерках казалась и вовсе черной. И тем ярче были медленно вырастающие впереди белые горные вершины. Одна, две, пять… Семь? Нэрис, втиснувшись между Ульфом и Творимиром и для пущей устойчивости вцепившись пальцами в холодный борт, вытянула шею. Скалы! И какие скалы! В Шотландии своих немало, конечно, но… Боже, эти же просто огромные! А ведь до них еще плыть и плыть? Леди Мак-Лайон прищурила глаза: ей почудилось, что на далеком берегу вспыхнула огненная искра. Потом еще одна и еще. Нет, не почудилось! Значит, их тоже заметили. И уже совсем скоро можно будет наконец размять задеревеневшие мышцы, погреться у очага… «Надеюсь, все это мне сейчас не снится», – подумала Нэрис, счастливо жмурясь. И почувствовав, как ее талию обвивают сзади знакомые руки, обернулась:
– Ивар? Ну, как ты?
– Жив. – На бледном лице королевской гончей мелькнула улыбка. – Но в глазах команды, судя по всему, упал ниже ватерлинии.
– Подумаешь! – воинственно буркнула она, окинув сердитым взглядом ухмыляющиеся физиономии норманнов. – Будто бы их самих никогда не тошнило!
– Случалось, – подал голос кто-то из ближайших гребцов. И, хрюкнув от смеха, добавил: – Но вот чтоб с разбегу да прямо капитану на бороду?!
Остальные снова загоготали. Нэрис сконфуженно умолкла.
– Будет вам, – обернулся на своих Тихоня. – Прихворнул лорд дорогой, с кем не бывает? А ты, Йорни, не скалься. Свой первый поход позабыл?
– Я-то чего? – Всклокоченный норманн, сидящий по правому борту, передернул плечами. – Я и слова не сказал. А смеялся – дак все смеялись, что ж мне, плакать, что ли?
– Греби давай! – сердито донеслось со стороны кормы.
Леди Мак-Лайон скосила глаза и ойкнула: Гуннар, перегнувшись через борт и бормоча неразборчивые проклятия, полоскал в морской воде свою роскошную бороду…
– Неудобненько получилось, – шепнул жене на ухо Ивар. Судя по тону, раскаянием он особо не мучился. – Споткнулся я об него не ко времени! Ну да переживет. В крайнем случае, на берегу извинюсь – я из вашего погреба пару бочонков прихватил.
– Лучшее извинение для норманна? – весело прищурилась Нэрис. И поспешно прикусила язык – о том, что стоящий рядом Ульф тоже сын своего народа, она, как всегда, не подумала. Обидится ведь, чего доброго! Северяне народ самолюбивый.
Но Тихоня, на счастье леди Мак-Лайон, благополучно пропустил ее слова мимо ушей. Все его внимание было сосредоточено на поднимающихся из воды остроконечных пиках. Горная гряда, изгибаясь подковой, медленно приближалась. Огни на берегу, языком вытянувшемся навстречу кораблю из самого сердца фьорда, стали ярче. И даже, кажется, уже можно было разглядеть темнеющие на снегу крошечные фигурки людей. Их ждали.
– Это Берген, Ульф? – спросила Нэрис.
– Долина Бергенсдален, госпожа. Город чутка повыше стоит. Да вы не волнуйтесь, небось наши верхами встречают, домчим в секунду! Тут недалече.
– Ты сам местный, да?
– Не совсем. С Аскёя[10] буду. Во-о-он, видите горы? – Ульф вытянул вперед руку. – Это Лёвстаккен, это Флёйен, это Ульрикен, потом Дамсгорсфьеллет, Саннвиксфьеллет, Бломанен, Руннеманнен… А вот эта – Аскёйфьеллет[11]. Там внизу наша деревня.
Леди Мак-Лайон, глядя на белые вершины, попыталась повторить хоть одно из перечисленных названий, но завязла на первом же слоге. Норманнский она понимала хорошо – спасибо отцу и его торговым связям. Однако выговорить вслух тот же «Дамсгорсфьеллет», ни разу не сбившись, ей оказалось не под силу. Язык сломаешь, честное слово!.. Нэрис с уважением посмотрела на Тихоню, с губ которого мудреные названия скатывались легко, как гладкие камушки.
– Аскёйфьеллет… – тихо, ласково повторил Ульф. И улыбнулся, будто назвал по имени любимую женщину. Взгляд его голубых глаз счастливо блуждал по серо-белому берегу, неровно изрезанному скалами фьордов. Как давно он не был дома! И как жаль, что Бесси сейчас не с ним, не видит всю эту красоту!.. Корабль снова подбросило на строптивой волне, и сердце Тихони радостно екнуло, когда родной берег стал ближе еще на несколько локтей. Норманн приложил ладонь к глазам, жадно всматриваясь вперед. Он уже видел длинную прибрежную линию, припорошенные снегом, неподвижные очертания кораблей, зимующих на суше, огни уличных жаровен на высоких ножках, высыпавших на берег людей… Он вернулся. Пусть ненадолго, но вернулся домой.
Ивар посмотрел на размякшего бойца и, добродушно усмехнувшись, покрепче обнял жмурящуюся от ветра жену. Если быть честным, лорда Мак-Лайона сейчас обуревали примерно те же чувства, что и Тихоню. К черту, что от норманнов стонут все соседи, к черту, что его, Ивара, здесь никто не ждет, к черту снег и холод! Земля!.. Твердая земля – это ли не счастье?! Королевский советник с чувством вдохнул полную грудь обжигающего морозного воздуха и расплылся в довольной улыбке. Недолго проклятой качке свои условия диктовать осталось. Берег уже виден до самой последней черточки. Еще немного, и… «И больше меня в эту лодку смерти никто не заманит, – подумал он, вертя головой по сторонам. – Баста! Когда там норманны от зимней спячки просыпаются, в марте? Ну так вот раньше я отсюда и шагу не сделаю. А коли вдруг его величество и мой любезный тесть сильно по нам соскучатся, пусть нормальное судно высылают. Или тоже весны ждут, сто чертей им за воротник!»
– Скоро уж причалим, – пробасил Ульф. – Эвон сколько наших понабежало! Небось и сам конунг…
– Не исключено, – раздумчиво кивнул Ивар. – Такое-то событие. Вон, гляжу, даже почетный эскорт показался?
– Что? – Тихоня удивленно обернулся. – Где?
– Да вон же. – Советник короля ткнул пальцем куда-то вбок. – Драккары ваши, три или четыре. Из крайнего фьорда выходят нам навстречу.
Могучий норманн недоверчиво качнул головой, прищурился и свирепо прошипел:
– Не наши… Гуннар! Кончай полоскаться! По правому борту!..
– Даны! – единым духом взвыла дружина. Ивар чертыхнулся. Молчавший Творимир резко повернул голову:
– Эх?!
– В чем дело? – недоуменно воззрилась на пыхтящего Тихоню Нэрис. – Какие даны? Откуда? Зачем?
– В шатер! – отрывисто велел Ульф, не размениваясь на объяснения.
– Ивар! – пискнула Нэрис. – Я не понимаю…
– Делай, как он сказал, – отрезал муж, сводя брови на переносице. – Ч-черт! Ну как же не вовремя… Нэрис, тебе уши заложило?! Кыш с палубы! Быстро!
– Но… мне… – Растерянная леди обвела взглядом посуровевших спутников и, поняв, что спорить себе дороже, мышкой шмыгнула под хлипкую защиту трепещущих кожаных стенок. В спину ей ударил яростный рев семидесяти глоток. «Так ведь эти, пришлые, тоже северяне, разве нет? – подумала Нэрис, падая на кипу плащей и одеял, – драккар снова накренился. – И корабли точно такие же… Но как Тихоню-то перекосило!» Она бросила испуганный взгляд на полог шатра. Даны, значит. Судя по лицу Ульфа и общему ажиотажу, они норманнам враги. Причем злейшие, раз по зиме в море вышли да по чужой территории рыскают. Зачем явились? Не с набегом ли? Только этого сейчас недоставало!
Снаружи что-то грохнуло. Послышался голос Гуннара:
– Отворачивай! Отворачивай, шельма!.. Лейф, Торфин, парус! Да шевелитесь же, истуканы!
– Эх!..
– Навались! Ветер в спину, небось обскачем… У-у-у, волки! Принесла ж нелегкая! Сменные – на весла! В четыре руки быстрей пойдет… Тихоня, сел!! Меч убери, дурень старый, куда собрался?! Лорд! Лорд, держи его, несподручно мне…
– Пусти! – невменяемый рык. – Убери руки, дубина!.. Дайте мне лук и стрелы, я им…
– Ульф, – голос Ивара, – успокойся! Ульф! Вот же беда на мою голову. Друже, помоги!
– Эх.
– П-пусти-и-и…
– Налегай! Налегай, братцы! Догоняют!..
Исступленное буханье колотушек, отборная норманнская ругань, режущий уши надсадный скрип уключин… Нэрис, переборов страх, на коленках подползла к выходу из шатра и осторожно отогнула края задубевших кож. Сначала она увидела лежащего ничком Тихоню с пыхтящим Творимиром на спине. Потом – мужа, тревожно вглядывающегося поверх голов куда-то назад.
Борта у драккара были низкие. И сквозь лихорадочное мельтешение рук и весел леди Мак-Лайон без труда разглядела подпрыгивающие на волнах всего ярдах в ста от них корабли противника. Те же квадратные паруса, те же резные змеиные головы на носу и точно такие же растрепанные белесые макушки над пестрыми кругляшами щитов. Только у норманнов была одна дружина, а у данов – пять. «Это уже просто свинство какое-то, – с негодованием подумала Нэрис. – Они б еще целой армадой на нас налетели!»
Корабль вновь подпрыгнул на гребне волны. Со стороны вражеской шайки долетел протяжный многоголосый рев. В нем отчетливо сквозило разочарование. Леди Мак-Лайон, не утерпев, высунулась из шатра по самые плечи: норманнское судно, ловко обогнув прущего на таран противника, вильнуло вправо, потом влево и взяло уверенный курс на Берген. Красные от ветра и натуги лица гребцов приобрели темно-свекольный оттенок, на висках вздулись вены… Но как бы оно там ни было, а врагу осталась лишь соленая пена да торжествующий хохот Гуннара – момент для лобовой атаки был безвозвратно упущен. Даны, может, своим соседям и не особенно уступали, но дураками не были тоже. Не гнаться же за обгоняющим ветер драккаром до самого берега, где ждут еще несколько сотен норманнов, вооруженных до зубов и с осени скучающих по доброму бою? Налетчики, колеблясь, вынужденно замедлили ход.
– Что, съели, обсоски?! – бесновался с кормы капитан, потрясая мечом над головой – вероятно, от полноты чувств. – Не обломилось, да?! Зазря зубьями щелкали, твари лупоглазые!.. Вот вы все у нас где, вот!
– Гуннар, – привстал лорд Мак-Лайон, – право слово, вы бы лучше сели. Дистанция еще слишком… Ах ты черт!
– У-у-уй!
– Гуннар?! – дернулся лежащий Тихоня. – Творимир, пусти меня… пусти!
Капитан, издав изумленный вопль, отшатнулся назад. Споткнулся о распростертого Ульфа, выбранил в голос своих и чужих – и рухнул, не удержав равновесия, прямо на первый шатер. Нэрис охнула и прижала ладошку ко рту: из плеча поверженного гиганта торчала стрела.
– Шустры, скоты, – морщась, пробасил ярл, кое-как садясь. Оглядел смятую им же самим палатку, скосил глаза на стрелу и надменно хмыкнул: – А руки как были из задницы, так и остались!..
– Ваше счастье, – хмуро сказал Ивар. – Нэрис, милая, помоги.
– Сейчас, – пообещала жена, скрываясь в недрах гостевого шатра. – Гуннар, вы потерпите, я только саквояж достану… Ох, господи!
– А? – обернулся капитан. И, крутя в пальцах окровавленную стрелу, неуклюже пожал плечами: – Чего суету развели? Делов-то.
– Какие же вы все, право… – вздохнула Нэрис, печально взирая на ярла. – Ну, дайте хоть рану обработаю. Кровь так и хлещет.
– «Рана», – хохотнул капитан, швырнув прощальный дар соседей за борт. – Да царапина пустячная, чего над ней ахать? Вот, помню, в прошлом году ходили мы на… Торфин! Берег! Берег, мать вашу!!
Все, кто был на борту, повернули головы к носу корабля и дружно взвыли.
– Суши весла! – во всю мощь заорал капитан, сгребая в охапку взвизгнувшую врачевательницу. – Бойцы! Держи-и-ись!..
Толпящийся на берегу люд с воплями сыпанул в стороны.
А разогнавшийся стараниями гребцов до предельной скорости корабль шаркнул днищем о прибрежные камни и вылетел на сушу, трепеща по ветру вставшим колом парусом.
… – Это кто тут? Лейф, ты?
– Я. Двинься, развалился!
– Как я тебе двинусь? Придавило…
– Никого не потеряли, все здесь? Эй!
– Да не ори ты в ухо самое, оглохнешь с вами. Гуннар, живой?
– Живой. Шевелитесь, ну? Не дружина, а косяк трески мороженой. Ульф, ты где?
– Тута… – прокряхтели из темноты. Слева кто-то жалобно выругался. Лорд Мак-Лайон кое-как сел и позвал:
– Нэрис! Ты в порядке?
Ему не ответили.
– Нэрис?!
– Я здесь… уф! Гуннар, миленький, отпустите меня, пожалуйста. Вы мне ребра переломаете.
– Слава богу, – выдохнул королевский советник. И зашарил вокруг себя руками. Так. Борт, обломок весла… Покореженная уключина… Чья-то нога – дергается, значит, при хозяине… Стало быть, корабль перевернулся, а их всех накрыло? «Повезло», – подумал Ивар, силясь разглядеть в темноте лица команды. Света, кое-как пробивающегося сквозь неровные дыры в днище, было слишком мало.
– Творимир! – повысил он голос. – Ты цел?
– Эх, – донеслось из-за спины. Зашуршали складки кожи, кто-то чихнул. Лорд Мак-Лайон задрал голову кверху.
– Надо пробои расширить, – сказал он. – Все одно чинить придется, а этакую махину мы своими руками не перевернем.
– Раскомандовался, – огрызнулся из копошащейся тьмы Гуннар. – Свой корабль заимей – и руби его на щепки, коль припало… Йорни!
– А?!
– Топор давай, – вздохнул капитан.
Лорд Мак-Лайон, пользуясь темнотой, широко улыбнулся. И вздрогнул от неожиданности – в борт с той стороны ударили кулаком.
– Эй, там, внутри! Живые есть?..
– Есть! – хором откликнулись воспрянувшие духом мореплаватели.
– Добро. Кучкуйтесь по левому борту, щас мы вас вынем. Свен, крючья цепляй! Троса заводи! И-и-и… Пошла!
Поверженный драккар заскрипел своими деревянными суставами. Сбившаяся у левого борта команда зажмурилась – между кораблем и землей, стремительно расширяясь, открывалась длинная щель. В глаза, ослепленные темнотой, ударил свет множества факелов.
Нэрис, часто моргая, прикрыла лицо ладонью и пригнулась, заслышав над головой натужный скрип. Корабль вздрогнул и встал на ребро, до предела натянув тросы.
– Выползайте, – добродушно проговорил знакомый густой бас. – Эк вас угораздило. Что, Гуннар, без приключений уже и пришвартоваться не можешь?
– Иди ты, – беззлобно ругнулся капитан. В его голосе мелькнула улыбка. – Тебе бы, псу облезлому, такие приключения… Ну, чего встал? Принимай гостей!
«Конунг! – мысленно ахнула леди Мак-Лайон, поднимая голову и слезящимися глазами пытаясь разглядеть лицо отделившегося от толпы северян человека. – Ах, господи, и ведь не встать даже!..»
– Нэрис? – раздалось у нее над головой. – А ты что тут делаешь, девочка? Или Вильям все семейство с собой приволок?
– З-здравствуйте, – выдавила из себя леди Мак-Лайон. И, опершись о протянутую Олафом руку, с трудом поднялась. – Мы… видите ли, так получилось, что…
Но Длиннобородый ее не слушал. Его цепкий взгляд скользил по лицам помятых гребцов. Он искал среди них друга – искал и не находил.
– А где Вильям? – Широкие брови конунга тревожно дрогнули. – Гуннар! Ты что же, поросячий хвост…
– Я все объясню. – Из-за спин сгрудившейся на снегу команды, прихрамывая, выбрался какой-то человек.
«Не норманн, – отметил Олаф, замолкая. – И на слугу не похож. А ведь где-то я его раньше уже видел!»
– Лэрд Вильям не смог приехать, – отвесив почтительный поклон, сказал шотландец, взглянув в лицо Длиннобородому ясными серыми глазами. – Здоровье не позволило. Простите, что явились незваными, конунг. Но мой тесть очень высоко ценит вашу дружбу. Поэтому мы, в некотором роде…
– Ясно, – проскрипел Олаф, не дав ему закончить. – Вы за него. Что ж… Печально, врать не стану, очень я Вильяма ждал! Ну да противу природы не попрешь. Сам давно не мальчик. Эйнар опять же рад будет.
Конунг, сделав супругам приглашающий жест рукой, повернув голову и гаркнул:
– Ульрик! Кончай канитель!.. Лошадей сюда, быстро! Нечего гостей почем зря морозить. Гуннар, вы с нами?
– А ты как думал? – мстительно проворчал капитан. И, бросив прощальный взгляд на истерзанный корабль, принялся выпутываться из оборванных складок шатра.
Гребцы, перешептываясь между собой, взялись за сундуки. Они устали, не чувствовали рук после недавней бешеной гонки, но все это были уже сущие пустяки. Главное, что они вернулись домой – все, до последнего человека. И с честью исполнили волю конунга.
А это Длиннобородый ценил превыше всего.