Глава 2
В этой квартире ночные звонки не были неожиданностью. Домочадцы Баркова к ним давно привыкли…
Подняв трубку после первой же трели, Анатолий бесшумно встал с кровати, и, прихватив телефон с удлиненным шнуром, прошел на кухню и плотно прикрыл дверь.
В трубке раздался взволнованный голос Гали:
– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Не разбудила?
– Я в Шереметьево, только что из Бангкока, через пять часов улетаю в Париж. Впрочем, могу и задержаться. Вы не могли бы приехать в аэропорт? Есть интересное дело.
Анатолий, прикинув в уме, сколько потребуется времени, ответил:
– Хорошо, буду часа через полтора. Встретимся у входа в депутатский зал.
Вот и замечательно, Анатолий Иванович. И не забудьте диктофон. Жду, – Гали положила трубку.
Барков взглянул на часы. Так, минут сорок-пятьдесят займет дорога, значит, пора собираться.
Он набрал номер дежурного по Московскому управлению КГБ и вызвал машину.
Анатолий быстро привел себя в рабочее состояние, что было для него привычным делом. Специфика работы! Несколько дыхательных упражнений, контрастный душ…
Еще можно взбодрить себя зеленым чаем, сваренным по рецепту давнего китайского приятеля Ван Дань Диня. В общем-то не было ничего сверх хитрого, и никаких заморских ингредиентов… И все же чай получался отменный.
Так, сколько времени осталось до встречи? Почти час. Это хорошо, следует еще раз прогнать в памяти план беседы с Гали. Что она там просила в конце? – ах да, не забыть диктофон.
…Ну, разумеется, диктофон он бы в любом случае не забыл.
По голосу Гали Барков сразу понял, что она возбуждена, сигналов тревоги или страха он не почувствовал. Был азарт, как у заядлого картежника, которому вдруг пошла масть.
Значит, с ней все в порядке. Похоже, она, как гончая, почуяла след крупного зверя.
Годы работы в контрразведке делают свое дело – вырабатывается чутье, которому зачастую стоит доверять больше, чем логике, цифрам и фактам. Барков это знал по себе. А из этого следует, что если агент с таким опытом, как у Гали, говорит о деле, едва сдерживая нетерпение в голосе, то оно может оказаться действительно интересным.
Если бы кто-то сказал в свое время мальчику Толе Баркову, в каких чекистских операциях ему придется принимать участие, то он просто не поверил бы.
Хотя именно о такой жизни Толя и мечтал.
Выросший в семье чекиста, он с детства привык относиться к работе отца с почтением и благоговейным восторгом.
Член ВКПб Иван Барков работал директором парка культуры и отдыха в маленьком городке Узбекистана. В 1933 году, после прихода в Германии Гитлера к власти, Барков-старший вместе с несколькими тысячами ему подобных по призыву партии был направлен на укрепление органов безопасности. Партия уже тогда, заранее готовилась к будущей войне.
Толя с детства выпытывал у отца: есть ли у нас разведка? В ответ на это старший Барков много лет подряд говорил одно и то же:
– В социалистических государствах есть только контрразведка, чтобы выявлять империалистических шпионов и внутренних врагов. В капиталистических странах есть партии коммунистов, которые готовят революции, вроде нашей. Им помогает Коминтерн.
Сына ответ приводил в замешательство, но он очень любил отца, а значит, верил ему безоговорочно.
И когда встал вопрос о выборе профессии, у Толи Баркова не было сомнений в актуальном для его сверстников вопросе – кем стать. После окончания десятилетки и службы в армии, Анатолий уехал по направлению Комитета госбезопасности Узбекистана учиться в Высшую Школу КГБ, откуда был направлен в распоряжение УКГБ по Москве и Московской области.
По прошествии лет, юношеский романтизм был существенно потеснен жесточайшим прагматизмом. Анатолий многократно убеждался, что подлинная история вершится не на площадях и баррикадах, а в тихих кабинетах, людьми, о которых не пишут в газетах. Их лица не появляются на экранах телевизоров. Уже на втором курсе «Вышки» он стал мечтать о работе в разведке. В первую очередь было необходимо выучить иностранный язык, а лучше два. Владение ими в совершенстве становилось своего рода пропуском в «святая святых» КГБ – ПГУ.
Толя добросовестно зубрил правильные и неправильные глаголы, пытался разобраться в правилах фонетики и грамматики. Но, вот надо же такому случиться, – между слушателем Барковым и преподавательницей кафедры английского языка неожиданно вспыхнула и разгорелась любовная страсть.
Какой же тогда разразился скандал! Слушателям по неписаным законам запрещалось устанавливать личные отношения с преподавательницами. Однако эта история стала счастливым исключением. Да к тому же «англичанка» Галина уже ждала ребенка.
Руководство и партком Высшей школы КГБ, приняв во внимание скорое появление на свет нового гражданина СССР и безупречные характеристики «провинившихся», смилостивились, и все обошлось без серьезных последствий.
Родившийся в декабре сын – Аркаша – подарил ни с чем не сравнимую радость. Жили они, правда, тесновато, впятером в двухкомнатной квартире. Делили небольшое жизненное пространство целых три поколения – чета Барковых, родители жены и маленький Аркаша. Но, Анатолий никогда не стремился «выбить» себе жилье попросторнее. Да и не так уж много ему было надо. А жене и теще с тестем и в голову не приходило пилить зятя по этому поводу. Такие слова, как «служба Родине», «долг перед Отечеством», были для них не пустым звуком.
Отец Галины, фронтовой шофер, проехал по российским дорогам или вернее бездорожью, от Москвы до Бреста, затем до Берлина. Мать всю войну и до пенсии проработала в секретариате МГБ. Местоимения «я», «мне», «мое» стояли у них на последнем месте. Они были из тех, кто добровольно сдавал семейные драгоценности, обручальные золотые кольца, серебряный портсигар, все, что у них было в фонд 4-го Управления МГБ на организацию партизанских отрядов в тылу ненавистного врага. Таких людей в 40-е годы в Советском Союзе было подавляющее большинство. Они то и выиграли войну. Зятя тесть и теща любили и очень гордились.
Барков решил дождаться служебного автомобиля на улице.
Выйдя из дома, вдохнул вкусный прохладный воздух, и стал неторопливо прохаживаться по тротуару. Безлюдный в этот ранний час Кутузовский проспект поражал тишиной.
Стоял сентябрь. По ночам уже было прохладно. Листья на редких чахлых деревьях начали желтеть и опадать. Скоро пойдут дожди, и Москва погрузится в осенний мрак и слякоть. А пока стояли дни, так любимые жителями столицы – свежий прохладный воздух, яркие краски осени, чистое, прозрачное и безоблачное небо.
Анатолий быстро мерил шагами пространство перед огромной аркой дома, вдыхая прохладный, пахнущий пожухлой травой и опавшими листьями воздух. Черную «Волгу» он заметил издали.
Когда машина подкатила, Барков открыл дверцу, уселся и приветливо кивнул водителю:
– Здравия желаю, дядя Костя. Вот, опять нам с вами не до спокойных снов.
– Да где уж нам высыпаться, – пробурчал шофер. Впрочем, вполне дружелюбно. Сделав разворот, автомобиль помчался к центру города. «Волга» стремительно пролетела по Бородинскому мосту и выехала на проспект Калинина. Анатолий как зачарованный смотрел на открывшуюся перед ним картину.
Огромный желто-белый диск луны поднимался из-за высотного здания. Небо было плотно затянуто иссиня-черными тучами. Каждая окаймлена неоновым лунным светом. Этот свет, неестественно фосфоресцирующий, был, казалось, разлит в воздухе. Вставная «челюсть Москвы» – так москвичи окрестили два ряда безвкусных, безликих зданий на Калининском проспекте – выглядели как плохо вычищенные зубы.
Анатолий посмотрел на дядю Костю, но водитель, казалось, ничего этого не замечал. Так же, как и всегда, он глядел на дорогу, и всем своим спокойным видом выражал уверенность в победе нашего правого дела… Анатолий прекрасно знал – на дядю Костю можно положиться в самой непредсказуемой ситуации.
Позади остались Калининский проспект, улица Горького, Ленинградка, поворот направо. Вот, наконец, и аэропорт Шереметьево, яркими огнями обозначенный в темноте.
Столичный аэропорт, в отличие от города, никогда не спит. Ночью его ритм немного стихает, да и только.
Анатолий сразу увидел Гали. Ока стояла у подъезда, где располагался депутатский зал – зал для «небожителей».
Не успел он открыть дверцу, чтобы выйти, как она уже впорхнула в машину.
– Доброй ночи, Анатолий Иванович! – защебетала Гали, окутанная облаком французских духов. – Спасибо, что быстро приехали! Я так устала!
В самолете мое место оказалось рядом с каким-то итальянцем, противным типом, он мне всю душу вымотал своими приставаниями. Я от него еле сбежала. – Она закрутила головой по сторонам. – Вон он, посмотрите! Давайте лучше в машине поговорим, не хочу на него нарываться.
Анатолий проследил за ее взглядом и через стекло увидел мужчину средних лет, не по годам располневшего, в распахнутом белом плаще на клетчатой подкладке, который мелкими шажками прочесывал зал ожидания.
Барков повернулся к водителю:
– Константин Иванович, отвезите нас, пожалуйста, в гостиницу аэропорта. Дремавшую дежурную пришлось разбудить. Но стоило ей увидеть Баркова, как остатки сна слетели с нее окончательно. Молодцеватым жестом она взбила свою слегка помятую прическу, и быстро направилась к щитку с ключами.
КГБэшный ключ от оперативного номера висел отдельно от остальных на вбитом в стену массивном гвозде. Дежурная передала ключ Анатолию и скосила глаза на стоявшую у входа Гали.
Оценивающим взглядом, окинув ее фигуру, дежурная вдруг встрепенулась, подтянула внушительных размеров живот и тоненько пропела: «С чего начинается Ро-о-дина»…
Выдержки майору Баркову было не занимать. Так что расхохотался он, лишь закрыв за собой дверь в номер.
В оперативном двуместном номере не было ничего лишнего – все для работы. Но, впрочем, некоторые детали комфорта не возбранялись. Анатолию по долгу службы здесь приходилось бывать часто.
Гали удобно устроилась в кресле:
– Нельзя ли организовать чашечку кофе?
Анатолий без лишних слов приготовил кофе, достал диктофон «Грюндиг» и приготовился слушать.
Гали, вышколенная своим куратором, знала, что любое сообщение нужно начинать с главной идеи или описания события, а потом уже останавливаться на деталях.
Еще в самолете, между кокетливыми улыбками соседу, она шлифовала главную фразу, с которой готовилась начать беседу.
– Я зацепила летчика ВВС США, который готов за три миллиона долларов наличными посадить истребитель F-16 на территории Советского Союза, если ему при этом будет гарантирована личная безопасность. Его условие – это будет разовая сделка.
Воображение у Анатолия развито было с детства. Около пяти лет он с удовольствием занимался в студии живописи при Дворце железнодорожников в Ташкенте.
И сейчас, перед ним открылся экран и он вдруг увидел себя в форме, с погонами подполковника.
Вдоль стола, в зале заседаний, сидят члены коллегии КГБ, в том числе и его начальник Управления. Видение было очень четким. Ощущалось, как жарко и душно в зале, как течет под тяжелым кителем по спине струйка пота, как проступает на лбу испарина.
И еще очень четко и ясно виделось, как Председатель КГБ СССР пожимает ему руку, что-то говорит и лично вручает орден.
Майор Барков словно услышал свой собственный голос, прозвучавший в напряженной тишине зала чуть хрипло, но отчетливо: «Служу Советскому Союзу».
В реальность его вернул встревоженный голос Гали:
– Анатолий Иванович, с вами все в порядке? Мне почему-то кажется, что вы меня не слышите.
Барков вышел из транса и вернулся в реальность.
Легкую насмешливую нотку в ее тоне он предпочел не заметить.
– Нет! То есть, да, все в порядке. Слушаю тебя очень внимательно, рассказывай, – сказал он, отгоняя от себя видение. Для этого потребовалось немалое усилие воли.