Шнайдер и Кэт в гостях у Зельца
На следующий день Шнайдер наметил встретится с Зельцем. В этот раз он решил взять Кэт с собой.
– Я тебе о нем говорил уже, этот тот самый «Писарь», – объяснил он ей. – Ты веди себя, как обычно, ни о чем не беспокойся, Он уже знает, кто я такой, так что лишнего ты все равно не сболтнешь.
– А зачем я вам? – спросила Кэт.
– Понимаешь, проблема с ним в том, что он – трус. Он секретарь у Гитлера, видит каждый день, как ты меня сейчас,. Но боится хоть что-нибудь для нас сделать, даже бумажку из канцелярии принести, не то что пристрелить этого гада. А при тебе трусить ему будет стыдно.
– Разве он сможет убить, если он трус? – спросила Кэт.
– Поживем – увидим, – пожал плечами Шнайдер. – Поехали, он уже нас ждет.
Зельц, действительно, ждал. Придя с работы, он бросился прибираться: целых полтора часа он бестолково рассовывал вещи по шкафам, мыл посуду, что-то перебирал, переставлял, перекладывал, и в конце концов так запыхался, что рухнул без сил на пол и лежал там минут двадцать, пока сердце, наконец, не прекратило свою бешеную скачку. Тут-то Зельц и увидел бюст фюрера.
– Это провал! – обожгло его. – Это безумный безусловный провал.
Полгода назад Зельц купил на блошином рынке медный бюстик Адольфа Гитлера. Каждый раз, приходя с работы, Зельц давал бюстику пару щелбанов и таскал за нос. И вот сейчас весь бюстик был темно-коричневого цвета, зато нос блестел, сверкая отраженным электрическим светом. От внимательного взгляда не укрылось бы такое несовпадение. Зельц на цыпочках сбегал в кладовку за наждачной бумагой и стал приводить бюстик в порядок. Он тер его впалые щеки, уши, челку, тонкие губы, шею, глаза, снова шею, пока бюстик не засиял, как золотой телец.
– Можно войти? – услышал вдруг Зельц за спиной тихий голос.
В ужасе Зельц обернулся: перед ним стоял Шнайдер. Сколько времени он уже здесь, подумал Зельц, что он подумал обо мне? Почему он сегодня в форме СС? Куда деть бюст? Проклятый Гитлер! И кто это девчонка с ним?
– Не переживайте, я знаю, что такое маскировка, – кивнул Шнайдер. – Так мы можем войти?
– Да, конечно, конечно, проходите, я вас ждал, вот, прибирался, и…
– Ясненько. Позволь, тебе, Кэт, представить, хозяина дома – герра Зельца. Очень, очень умный и интересный человек.
Кэт мило улыбнулась и подала руку. Она была очаровательна, Зельц решил, что было бы хорошо ее трахнуть.
– Очень приятно, – сказал он. – Кристоф Зельц, лейтенант.
– Кэт Хоффнунг.
– Проходите, пожалуйста, – застенчиво улыбнулся Зельц.
Шнайдер и Кэт повесили аккуратно плащи (черный и голубой) и сели на диван.
– Хотите, музыку поставлю? – спросил Зельц.
– Кэт, ты что любишь слушать? – спросил Шнайдер.
Кэт пожала плечами.
– Тогда что-нибудь легкое, Моцарта какого-нибудь, – Шнайдер сделал неопределенный жест рукой. – Есть Моцарт у вас?
Зельц стал возиться с граммофоном, и вдруг из него рявкнула на полную громкость Тридцать девятая симфония. Все вздрогнули.
– Простите, простите, – засуетился Зельц. – Не на ту кнопку нажал. Черт, сейчас еще соседи придут жаловаться.
– Ладно, не надо музыки, – сказал Шнайдер. – Присаживайтесь лучше сюда, расскажите, как ваши дела.
– Да ничего, – Зельц осторожно присел на край дивана.
– Как родители ваши? Здоровы?
– Да вроде ничего, – Зельц почему-то покосился на Кэт.
Он только сейчас заметил, что она, в отличие от немок, всегда одевавшихся только в серое, черное и белое, была одета в голубое платье.
– А они далеко живут? – спросила Кэт.
"Надо же, русская шпионка, а по-немецки говорит без акцента, – подумал он. – Может, немка? И красивая. Интересно, интересно".
– В Шверине, – сказал он.
– Сейчас самое гриппозное время, надо быть очень осторожными, – назидательно заметил Шнайдер. – Как сейчас в Швейцарии с гриппом?
– Ужасно, – сказала Кэт. – Все болеют, кашляют, чихают! Спортом никто не занимается – вот и результат!
– Да, у нас тоже на работе начальник отдела заболел – проблемы со спиной. Наверное, оперировать будут.
– Это все от сидячего образа жизни, – сказал Шнайдер. – Очень рекомендую заняться йогой! Есть один очень неплохой комплекс лежачих поз: прогиб – наклон – скручивание, и так – несколько раз. Просто великолепно, рекомендую.
– Йога? – подозрительно переспросил Зельц. – Что это за чушь?
– Индийский гимнастический комплекс, имеет очень долгую историю.
– Никогда не слышал, наверное, вранье, – сказал Зельц. – У нас лет пару лет назад один мистик предлагал тибетские травы для вечной жизни, а это, наверное, из той же сери.
– А что вы вообще про Индию слышали?
– Сидят себе где-то вшивые бородатые мужики, – ухмыльнулся Зельц, – которые за бабки продают всем мудрость мира оптом и маленькими кусочками. Вроде отшельников.
– Я иногда думаю, что среди них есть те, кто эту мудрость постиг, – сказал серьезно Шнайдер.
– Про таких я не слышал.
– Друг вы мой, знали бы вы, как много есть на свете, что и не снилось нашим мудрецам1.
– Вы в Гамлеты записались? – иронически заметил Зельц.
– Молодой человек, я, конечно, рад, что вы так прекрасно эрудированы в области английской литературы, но если ту энергию, которую вы тратите на цинизм и насмешки, вы потратили бы на что-нибудь более осознанное, то стали бы гораздо счастливей.
– А кто вам сказал, что я несчастлив?
Вдруг раздался звонок в дверь.
– Ждете кого-нибудь? – спросил Шнайдер.
– Нет, – ответил побледневший Зельц.
– Ясно. Ну, идите открывать, что вы сидите?
– Да, да, конечно.
Когда Зельц открыл дверь, на пороге он увидел довольно внушительных размеров полицейского. Огромного жирного полицейского, с пистолетом на боку, в зимней шинели, с орлом на кивере.
– Что случилось, герр полицейский? – улыбнулся заискивающе Зельц.
– Почему так громко? – спросил полицейский. – Соседи жалуются.
– Извините, простите, пожалуйста, случайно так получилось, это граммофон, я не ту кнопку нажал…
– Что значит, не на ту кнопку?! – заорал полицейский. – Вы нарушаете покой, понятно?
– Простите, пожалуйста.
– Если каждая свинья будет включать по ночам свои граммофоны, тут будет не город, а бордель. Ясно?
– Извините еще раз, – Зельц прижал руки к груди. – Я искренне раскаиваюсь, больше не повторится.
– Конечно, не повторится! Вот заберу тебя сейчас на пару дней в кутузку для выяснения личности – и тогда точно не повторится. А сюда беженцев поселим. Хочешь?
– Нет, пожалуйста…
– Ты что, против того, чтобы поддержать свою страну? Война идет, а ты, тыловая крыса, даже беженцев не хочешь взять!
– Я, понимаете, я стенографист в имперской канцелярии…
– Да по мне хоть в христовой канцелярии: один черт, ты – тыловая сволочь.
– Понимаете, мне нужно сосредоточиться. Это не дом, это часть моей работы, я здесь переписываю речи наших вождей: Гитлера, Бормана, Геббельса, наконец.
Полицейский насупился. Кажется, он не верил, что этот сморчок имеет что-то общее с лидерами национал-социалистов.
– Хрень собачья, – сказал он. – Дом – это дом, а работа – это работа. Понял?
– Простите, пожалуйста, да, – мелко закивал Зельц, протягивая ему двадцать марок.
– Ладно, прощаю на этот раз, – сказал полицейский, засовывая деньги в карман. – Считай, что легко отделался. Но в следующий раз – ты меня знаешь, – полицейский кивнул на пистолет на боку. – Война идет!
– Да, да.
Вдруг что-то хлопнуло в гостиной. Полицейский насторожился.
– Ты что, не один, что ли?! – удивился он. – Кто там?
– Ээээ… – Зельц растерянно обернулся.
– Что там такое? – раздался из гостиной надменный голос Шнайдера.
– А ну-ка, – полицейский отодвинул Зельца и вошел в дом.
Медленным тяжелым шагом подошел он к Шнайдеру и громовым голосом вопросил:
– Ты кто?!
– Герр Шнайдер.
– А ты кто? – полицейский повернулся к Кэт.
– Кэт Хоффнунг.
– Документы, оба!
Шнайдер предъявил удостоверение полковника СС.
– Достаточно? – спросил он едко.
– Это еще чего? – пробурчал полицейский. – Это еще… И вообще… – добавил он неуверенно.
– Представьтесь, пожалуйста, дорогой герр полицейский, – потребовал Шнайдер.
– Сержант Тишлер.
– Прекрасно. А теперь, сержант Тишлер, верните деньги герру Зельцу и шагом марш отсюда. И скажите вашему начальнику, чтобы оштрафовал вас на двадцать марок за действия, порочащие честь мундира. Понятно?
– Так точно, – полицейский взял под козырек.
– Теперь вон отсюда.
Полицейский быстро удалился. Зельц рухнул в кресло
– Что, испугался? – спросил его Шнайдер.
Зельц промолчал. На душе у него было ужасно противно.
– Как все загажено! – воскликнул он, наконец, глядя на следы полицейских ботинок на ковре.
– Убирал сегодня, да? – спросил Шнайдер. – Я заметил, было очень чисто, пока этот полицейский боров не пришел. Ничего, теперь он навсегда забудет к тебе дорогу!
– Как вы с ним лихо, – позавидовал Зельц.
– Ты тоже мог бы. Тут главное – настрой, понимаешь? Он же как собака – чувствует, кто опасен, а кто – нет. Если вовремя оскалить зубы – убежит. А не то – загрызет, и еще будет считать, что он прав.
«Хотел бы я посмотреть, что бы ты делал без «корочек» полковника контрразведки», – подумал Зельц, но промолчал.
– Кстати, – ласково улыбнулся Шнайдер, – мы же хотели поболтать. Расскажите, что у вас там на работе нового? Гитлера записывали сегодня?
Зельц покосился на Кэт.
– Не беспокойтесь, это моя помощница, – сказал Шнайдер.
– Слушайте, отвяжитесь от меня с этой вашей политикой! – взорвался Зельц. – Тут эта свинья приперлась, а теперь вы допрашиваете! Я не хочу знать вашу политику!
– Ты слышала? – спросил Шнайдер Кэт.
– Типичная буржуазная трусливая демагогия, – отчеканила она. – От того, что страус прячет голову в песок, желающих его сожрать меньше не станет.
Конец ознакомительного фрагмента.