12 апреля, четверг, день. Округ Апач, Аризона, США
Удивляюсь, что мне хватило терпения дождаться, пока эта компания придет на стоянку и пока они перельют бензин из пикапов в джип. Завести их никто не смог – там стояли иммобилайзеры. Я не стал спрашивать, похоронили ли они погибшую девушку. Ответ на этот вопрос был ясен и так – не успели бы. Надеюсь, догадались хотя бы занести в мотельный бокс, не оставляя просто на земле, но и в этом не был уверен, а спрашивать не хотелось. Вообще говорить с ними не хотелось. Если бы не пообещал Хэдли и Лори довести их головным дозором до развилки на Альбукерке, то бросил бы всех к чертовой матери и уехал.
– Я буду километрах в двух впереди, – буркнул я, когда бензин был уже перелит и все «пляжники» начали разбираться по машинам.
Не дожидаясь ответа, нажал на газ и рванул на шоссе.
Дорога шла то вверх, то вниз, виляла меж становящихся все более высокими гор, покрытых чистыми сосновыми лесами. Тоже ведь Аризона, а настоящий рай. Даже воздух… чудесный здесь воздух. Свежий ветерок гулял по салону, время от времени беспокоя кота, и я понемногу успокаивался, отходил. Чего я от них хочу? Детский сад – он и есть детский сад. Чудо вообще, что они до этого места добрались. Предчувствия у меня на их счет, тьфу-тьфу-тьфу, не накаркать, куда как нехорошие. Надо им быстрее или умнеть, или звереть. Я за Дрику, несмотря на ее субтильную внешность и юный возраст, боюсь уже меньше, чем за всю ту компанию. Дрика ведь уже убивала. Жуть какая: этот тощий белобрысый ребенок прицелился в голову человеку и выстрелил, с намерением убить. И убил. А как тому сопляку было стрелять в свою девушку?
– Ты о чем думаешь? – вдруг совершенно неожиданно спросила Дрика.
– О том, смог бы я на месте того парня выстрелить в ожившую девчонку?
– И что решил?
– Если честно, то не знаю. Такой, как я есть сейчас, – смог бы. В ту девчонку, которую я едва знал.
– А в меня? – спросила она. – Меня ведь ты уже хорошо знаешь, так?
– Так, – кивнул я в ответ. – Только я не знаю ответа на этот вопрос.
– И я не знаю, смогла бы я выстрелить даже в ту девочку, – сказала она, немного помолчав. – В того человека, что целился в тебя, смогла легко – он был врагом. Я даже хотела его убить и обрадовалась, когда он упал. И когда в убегающего Тима стреляла, только расстраивалась, что все время мазала. А вот в нее…
– А это уже не девочка, – сказал я. – Девочка погибла: ее искусали до смерти мертвецы. А это была уже какая-то тварь, которая бессудно и бессовестно забрала себе ее тело. Не думаю, что этой девочке вообще понравилась бы мысль, что какая-то нежить заберет себе ее всю.
– Думаешь? – спросила она, затем добавила: – Наверное, ты прав. Я точно не хочу бродить по земле после смерти. Пообещай мне, что не допустишь такого, если что-то случится.
– Обещаю, – ответил я.
– Тогда и я тебе обещаю, – как-то по-детски вздохнула она. – Обещаю, что сумею победить себя и выстрелить.
– Ну и хорошо.
Потом ехали молча, радио тоже молчало. Места тянулись пустынные, изредка попадались указатели, ведущие к каким-то озерам, еще чему-то, но городков попалось всего два – крошечных и сонных, без единого мертвяка и даже человека на улицах, хоть и выглядели обитаемыми. Километров через сто показался город со странным названием Шоу Лоу.
– Что за название? – удивилась Дрика.
– Здесь два мужика не могли поделить ранчо в сто тысяч акров, – вспомнил я историю из местных путеводителей. – И договорились, что если нет в городе места для них обоих, то они сядут играть в покер. И кто покажет меньшую комбинацию, тот покинет границу города. У одного из них получилась пара двоек крестей, ниже этого уже не может быть ничего. Он покинул город, а главная улица здесь называется в честь такой комбинации[4].
Город ничем не поразил, кроме разве что часто повторяющегося символа с игральных карт, по делу и не по делу нарисованного везде, где только можно. После него дорога разбежалась на две, причем через сотню километров эти «рукава» вновь должны были слиться. Дорога слева была хайвеем, хоть и не «интерстейт», справа – локальной. Однако присмотревшись к карте, я обнаружил, что эта самая местная дорога населена все больше гольф-клубами и какими-то ресортами, а вот шоссе ведет дальше по местности пустынной. Подумав, я на нее и свернул.
Еще стало очень заметно, что в горах едем: тут высота под две тысячи и совсем не жарко уже. И чем дальше, тем свежее, поэтому понятно, почему так много аризонских богатеев старалось здесь отдыхать и заводить летние домики. Появилось много проселков, ведущих куда-то в лес, и я подумал, что если бы мы собирались сейчас ночевать, то было бы очень просто найти подходящее местечко – уезжай в чащу поглубже да и спать ложись. Тут даже людей нет на десятки километров, так что вероятность подвергнуться нападению зомби равна примерно нулю.
А затем лес опять сменился нагорьем-пустыней, на этот раз плоской как стол, с редкими и очень низенькими холмиками. Тут впервые нам попались за сегодня встречные машины – три хитро переделанных грузовика, превращенных в настоящие бронетранспортеры. И не абы как перелицованные, а с добротно сваренными стальными корпусами, по которым теперь и не определишь, что послужило шасси. Такие не только мертвяков, но еще и пулю, как мне кажется, должны держать. Грубый, шумный, но крепкий и внушительный транспорт, да еще и со старыми пулеметами М60 на турелях.
Было просто скучно. Мы молчали, пейзаж, осточертевший однообразием, тоже не радовал. Я даже немного завидовал «пляжникам» в их вальяжных жилых автобусах, где можно и поспать, пока друг крутит баранку, и пивка выпить, и просто поболтать с компанией. Но позавидовал совсем немного, а заодно замер в ожидании плохих вестей – что будет, когда эти «бронетранспортеры» встретятся с «пляжниками»? Но ничего не произошло, Хэдли раз в десять минут сообщал, какую отметку на навигаторе они проскочили, и это был единственный радиообмен в этих краях, как мне кажется. Здесь и раньше жизни не было – пустыня, блин, а уж теперь…
– К примечательному месту приближаемся, – сказал я, потянувшись и разминая затекшую спину, когда с правой от дороги стороны появилось большое водохранилище.
– К какому?
– Сейчас будет два крошечных городишки, Игар и Спрингервилл, а сразу за ним – Эль Камино дель Дьяболо, Хайвей Дьявола.
– Фильм был такой? – спросила она.
– Был, снятый режиссером, который отказался лечить шизофрению, – согласился я. – Но вообще причина в том, что официально он назывался раньше Ю-Эс Рут 666.
– А теперь?
– Теперь его переименовали в Четыреста девяносто первое шоссе.
– Из-за суеверий? – удивилась она.
– Из-за местных клептоманов, которые воровали все указатели с этими тремя шестерками, – засмеялся я. – А вообще по нынешним временам… так и задумаешься. Но вообще нам туда не надо, Эль Камино дель Дьяболо ведет на юг, а нам надо на восток.
Тут заговорило радио, на этот раз голосом Лори:
– Андре, ребята из трейлеров просят об остановке.
– У них же есть сортиры внутри, – буркнул я.
– Их некому откачивать. И во втором джипе сортира нет. Боимся потом тебя не догнать и потерять связь.
– Хорошо, – согласился я, подумав, что и нам уже пора бы сбегать до кустиков, – я буду подбирать подходящее место.
– Спасибо, сообщи нам.
– После того, как Спрингервилл проедем, – сказал я и отключился.
Спрингервилл проехали. Спокойно, без помех, как в старые добрые докатастрофные времена. Видели людей, видели машины, из признаков новых мрачных времен встретился лишь конный патруль из четырех человек с винтовками, но на нас внимания никто не обратил. Подозреваю, что в другое время и обратили бы, а может, даже и попытались остановить, но движение по дороге такое редкое, что каждая проехавшая машина для местных становится настоящей неожиданностью. Я даже подумал, что наш фургон в качестве головного дозора скорее работает не на безопасность, а наоборот. Не лучше ли сомкнуть колонну в одну группу и так нестись по дорогам, не давая потенциальным недоброжелателям времени, чтобы подготовиться к встрече.
Город промелькнул за секунду, потом увидели водохранилище, несколько ферм вокруг него, а потом опять потянулось пустынное нагорье – пологие подъемы и спуски, выветренные каньоны, оставшиеся от каких-то исчезнувших рек, знойный ветер. Лесной рай закончился, вновь перед нами настоящая Аризона.
Вскоре мое внимание привлекли два правильной формы насыпных холма в нескольких сотнях метров от дороги, куда вел вполне приличный проселок. Я прикинул и понял, что за этими холмиками вполне можно будет укрыть от любопытных глаз все машины. А «мальчики» укроются от «девочек», что в этих просматриваемых на многие километры вокруг краях сделать невозможно. Осталось только дождаться колонну, прижавшись к обочине.
Джип Лори и Хэдли догнал нас за пару минут, а еще минуты через три подтянулась вся остальная компания. Пристроившись ко мне хвостом, машины потянулись следом, переваливаясь на кочках проселка и поднимая легкую желтую пыль, уносимую ветром куда-то на север. Дорога втиснулась меж двух прямоугольных курганов – полагаю, бывшей городской свалки, закопанной давным-давно, – и оборвалась. Машины начали расползаться влево и вправо, останавливаясь и выпуская из своих салонов людей. Вышли и мы.
Я присматривался к лицам «пляжников» и не видел печати какой-либо особенной скорби по погибшей девушке. Однако отметил я это вовсе не в упрек. Смерть стала бытовым явлением, люди к ней уже привыкли. Привыкли, скорее всего, даже эти инфантильные ребята, которые до этого месяц скрывались в сожранной мертвецами Калифорнии, и их товарищи уже гибли до того, как встретились мы. Так что не осуждаю я их, совершенно не осуждаю. И нет в том их вины. Если и есть, то самая малая – грех глупости, а глупость в том, что до сих пор не сумели организоваться в какое-то подобие отряда, не научились приглядывать друг за другом. Так и ведут себя как раньше – каждый из них центр Вселенной, каждый – яркая индивидуальность, и каждому даже как-то неприлично кому-то подчиняться.
Ладно, какое мое дело? До поворота, на котором их компания свернет на Альбукерке, осталось около двухсот километров, даже меньше, и через три часа мы с ними расстанемся навсегда, и дальнейшая их судьба волновать меня уже не будет.
– Почему ты так разозлился тогда? – тихо спросила Лори, отведя меня в сторону. – Ты же сам понимаешь, что безоружный дурачок не мог отбить девушку у толпы мертвецов. А когда ты пошел к машинам, я даже побоялась тебя окликать – думала, что ты можешь выстрелить.
Ну вот, и она заметила.
– У вас есть на чем посмотреть диск? – спросил я.
– Конечно, – даже чуть удивилась вопросу она. – А что за диск?
– Вот этот.
Я вытащил сверкнувший на солнце оптический диск из набедренного кармана, протянул ей.
– Когда посмотришь, узнаешь, откуда взялись пикапы возле отеля и зомби, которые бросились на ваших. А заодно поймешь, почему я был таким бешеным.
– Хорошо.
Она убрала диск в висящую на боку сумку. Затем сказала:
– Скоро уже расстаемся. Хотим позвать вас на обед сегодня вечером.
– Вечером? – удивился я.
Вечером, как мне казалось, мы собираемся разбежаться в разные стороны. От развилки им до Альбукерке ехать полсотни километров, не больше, – какой им смысл останавливаться на ночлег и устраивать званые обеды?
– Альбукерке – большой город, – сказала девушка-«негатив», подходя к нам. – Все большие города превратились в бродячие кладбища. Поэтому мы думаем, что подъезжать туда надо с самого утра: так безопасней.
Ну вот, даже у этих «пляжников» бывают здравые мысли.
– Вам сам город нужен?
– Не совсем, но очень близко от него, – сказала «Негативка». – Поэтому мы хотим выждать утра.
– Кто из вас оттуда? – спросил я.
– Мы с братом.
Мне вспомнилось, что я видел «Негативку» постоянно с парнем, по виду классическим «уиггером» с заплетенными в косички светлыми волосами.
«Уиггерами» принято называть «белых негров» – ту особо дураковатую часть местной продвинутой молодежи, во всем обезьянничающих с «рэп-культуры». Негритянская жестикуляция, туповатый негритянский же сленг, манера одеваться в широченные сваливающиеся штаны и зимние куртки в разгар лета. Кстати, история таких штанов идет из тюрем, большинство населения которых состоит из черных: администрация намеренно выдавала контингенту штаны на пару-тройку размеров больше, чем надо, и не давала ни ремней, ни подтяжек. Так становится проблематично не только убегать, но даже драться. Потом городские дебилы взяли это за моду, из-за чего великое множество «братьев из гетто» попалось в руки копам – штаны сваливались в самый неподходящий момент.
– Наверное, вы правы, – согласился я. – Тогда надо будет найти безопасное место где-то перед Сокорро – перед развилкой.
Если с этой компанией забраться куда-то в глухой лес или пустыню, глядишь, и не нарвемся на неприятности. Все равно я планировал ночлег как раз в том районе, только сразу после города, а не до него. Но десять километров в ту или другую сторону особой роли не играют, так что можно и до.
– Можем остановиться в Бокс-Каньон, – сказала «Негативка». – Тихое место в стороне от дороги. Раньше мы с братом любили ездить туда на клаймбинг.
Клаймбинг – это скалолазание, занятие в этих краях популярное. Нам оно не надо, но вот некоторые детали…
– Каньон реки?
– Да, – закивала она, – там река, чистая вода, и можно даже купаться.
Где-то неподалеку хлопнул одиночный выстрел. Все замерли, потом вдруг засуетились, забегали, затем какая-то девчонка завизжала, следом за ней вторая. Затем все побежали куда-то к «пожарному» автобусу, затем крики усилились, кто-то из парней громко повторял одно и то же ругательство. А затем я увидел то, что вызвало панику: парень с перевязанной рукой, тот самый, который не смог спасти свою подружку и сбежал, сидел, спиной привалившись к заднему колесу автобуса, под огромным пятном крови и мозгов, и эта же самая кровь стекала ему на грудь и плечи. А возле его левой руки на песке лежал револьвер с длинным стволом.
Все сгрудились в тесный полукруг, воцарилась тишина. Щупать пульс не было нужды: тут сомнений в результате нет. А вообще… я уже второй раз так нарываюсь. Сначала плохо думаю о человеке – и понимаю его лишь после того, как он умер, как было с моей одинокой соседкой в Койотовой Купальне. Когда я наконец отучусь делать выводы раньше, чем успею все обдумать? И кто мне сказал, что этому парню было наплевать на девушку? А на самом деле он ее и на пару часов не пережил, и смелости хватило. Не смог выстрелить в нее мертвую, верно. А в живого себя – сумел. Дурак я, прости господи, дурак.