Этот милый, добрый дом
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были.
C четой Шульманов я познакомилась еще в дни моей молодости: встречалась в доме наших общих знакомых.
Настоящая близость пришла в 1961 году, когда я только что выписалась из больницы, где лечила свои сломанные кости, а после больницы оказалась в тяжелом положении – беспомощной и одинокой.
Эти замечательные люди, Соломон Самуилович (Сом) и Рахиль Ефремовна (Кика), как родную, приняли меня в свою семью. Сомик сразу стал заниматься исправлением моей походки (он недавно сам избавился от хромоты) и предложил мне лечебный комплекс, по которому он занимался сам.
Я стала часто бывать в этом милом, добром доме, подружилась с их детьми, начала заниматься с ними русской литературой. Полученная мной временная инвалидность дала мне свободные часы, которые я использовала для помощи Сому как машинистка. Так сошлись наши судьбы.
Вместе ходили в кино и театр, вместе общались с друзьями, среди которых было немало умных и талантливых людей.
Надо сказать, что дом Шульманов был поистине «Ноевым ковчегом». Среди учеников Сома были люди самых разных национальностей, приехавшие в Ленинград из разных городов и весей. Всех их ждали радушный прием и помощь. Некоторых из них я брала на свои экскурсии, но большинство Сомик водил сам. Он прекрасно знал и любил наш город, а экскурсии водил превосходно.
Подружилась я и с милыми четвероногими этого дома, которые в периоды отъездов хозяев мирно «паслись» в моем доме. Дружба моя с кошачьим миром этого дома продолжается и сейчас.
Еще любил Сом юмористическую литературу и сам был автором многочисленных афоризмов и эпиграмм. Я тоже писала эпиграммы, и некоторые из них были написаны нами совместно. У нас даже выработался своеобразный язык с включением в него «новообразованных слов», которым пользовалась вся шульмановская семья.
Кика – бесконечно доброе создание – тоже опекала меня, учила кулинарному мастерству и беседовала со мной на французском языке. А главное, учила меня терпимости к мелочам жизни и выдержке.
И Сом, и Кика стали моей жизненной опорой. К ним я могла обращаться в трудные для меня минуты, они защищали меня от людей, которые, используя мою излишнюю доверчивость, могли принести мне зло.
Потеряв их, я осиротела. Единственным утешением служат мне их дети – Боря и Лиечка, в которых живут родительские традиции и которые для меня как родные.
Любовь Алексеева, Санкт-Петербург