Мои встречи с профессором С.С. Шульманом[2]
Я познакомился с профессором С.С. Шульманом довольно давно, почти полвека назад, примерно в 1968 году, когда был ещё студентом второго или третьего курса биолого-почвенного факультета Ленинградского государственного университета имени А.А. Жданова (ныне Санкт-Петербургский государственный университет). Произошло это на одном из семинаров кафедры зоологии беспозвоночных животных.
На соседней кафедре зоологии позвоночных животных, где я учился, тогда преобладал натуралистический подход, связанный с изучением образа жизни птиц и млекопитающих, а меня в то время больше интересовали проблемы эволюции и филогении животных. Сам я занимался ископаемыми черепахами и мечтал стать палеогерпетологом. Мой учитель доцент Лев Исаакович Хозацкий (1913–1992), преподававший сравнительную анатомию позвоночных и палеонтологию, обладал широким научным кругозором и всячески поддерживал мой интерес к общим проблемам зоологии. Поэтому время от времени, в том числе и по его наущению, я посещал научные заседания, организуемые «беспозвоночниками» в рамках своего семинара или от имени отделения зоологии Ленинградского общества естествоиспытателей. «Заходам» на соседнюю кафедру способствовало и то, что я входил в тесную дружескую компанию, преимущественно однокурсников, объединявшую студентов обеих зоологических кафедр, а также кафедр энтомологии, цитологии и генетики. Кроме того, на самой кафедре зоологии беспозвоночных царил более открытый, по сравнению с моей кафедрой, дух, чему способствовала и распахнутая анфилада комнат, в которых трудились студенты разных курсов, а их интерес к науке и различные инициативы поощрялись. Меня, несмотря на мою некоторую «чужеродность» (всё же «позвоночник»), принимали весьма дружелюбно, впрочем, как и всех студентов; я это чувствовал и тем охотнее посещал теоретические заседания и некоторые спецкурсы кафедры.
Однажды я узнал, что на семинаре кафедры будет выступать профессор С.С. Шульман с докладом, посвящённым происхождению многоклеточных животных. Заседание проходило в 143-й аудитории. Эту относительно небольшую «домашнюю» аудиторию обычно использовали для лекций в рамках спецкурсов, проведения практических занятий, а также для экзаменов и различных «пирушек» (банкетов после защиты диссертаций и т. д.). Объявленная тема доклада относилась к вечным классическим проблемам зоологии, над которой ломали головы многие выдающиеся зоологи из разных стран, например немецкий эволюционист Эрнст Геккель (1834–1919), И.И. Мечников (1845–1916) и другие. Конечно, она не могла не привлечь к себе внимания.
Мы с друзьями-«беспозвоночниками» пришли чуть раньше. Вскоре аудитория оказалась заполненной. Среди участников были известные учёные из разных учреждений, о чём мне сообщили мои приятели. По некоторому оживлению, царившему в аудитории, угадывалось, что заседание будет нестандартным. Вскоре появился и сам докладчик. Так я впервые увидел С.С. Шульмана[3]. Он явно выделялся своим обликом среди окружающих: уже не очень молодой[4], невысокого роста, с крупной головой, покрытой кудрявыми жёсткими седеющими волосами, с характерной хрипотцой в голосе – казалось, он сошёл с одной из библейских картин художника Александра Иванова.
Соломон Самуилович Шульман, 1982 г.
Пикантность данного научного заседания заключалась в том, что проблемой происхождения Metazoa в течение многих лет занимался также профессор А.В. Иванов (1906–1992), чья монография «Происхождение многоклеточных животных. Филогенетические очерки» вышла во второй половине 1968 года. Артемий Васильевич был признанным учёным, лауреатом Ленинской премии за открытие нового типа животных – погонофор (1961). Он был связан с кафедрой, читал там курс сравнительной анатомии беспозвоночных. Надо заметить, что как А.В. Иванов, так и С.С. Шульман, оба выпускники кафедры, работая в разных лабораториях Зоологического института Академии наук СССР, принадлежали к знаменитой школе профессора Валентина Александровича Догеля (1882–1955). В своей деятельности они отразили различные стороны его широких научных интересов и общепризнанных достижений. Первый из них пошёл по линии эволюционной морфологии, а второй – по линии протистологии и паразитологии.
С.С. Шульман был очень известным специалистом по паразитическим простейшим рыб. Уже в 1966 году вышла его объёмная монография «Миксоспоридии фауны СССР». Эта группа любопытна тем, что её представители обладают многоклеточными спорами и демонстрируют дифференциацию и специализацию отдельных клеток. Таким образом, миксоспоридии являются как бы эволюционным «сфинксом»: с одной стороны, простейшие, а с другой – многоклеточные. Не удивительно, что пристально, в течение многих лет, изучая столь необычных животных, Соломон Самуилович пришёл к своему пониманию происхождения многоклеточности и Metazoa.
Соломон Самуилович Шульман, 1996 г.
С.С. Шульман, как и А.В. Иванов, относился к сторонникам колониального происхождения многоклеточных животных. Тем не менее он счёл необходимым указать на ошибки «колониалистов» (слово его – см. статью 1974 года). В своей гипотезе Соломон Самуилович опирался на принципы полимеризации и олигомеризации, также детально разработанные его учителем В.А. Догелем. Он полагал, что многоклеточность возникла в результате процесса полимеризации как результат размножения клеток, фактически развивая идеи, ранее уже высказывавшиеся В.А. Догелем. Кроме того, С.С. Шульман по-новому трактовал проблему смены индивидуальности, столь важную при переходе от одно- к многоклеточному организму. В 1968 году он опубликовал статью с изложением своих взглядов на эту тему. Надо заметить, что в своей монографии А.В. Иванов (1968, с. 16–17) также ссылался на процессы полимеризации и олигомеризации, указывая, что многоядерность у так называемых полиэнергидных простейших представляет собой процесс полимеризации. Однако он не обсуждал эти процессы в плане происхождения многоклеточных столь подробно и настойчиво, как это сделал С.С. Шульман, и иначе решал ситуацию с уровнями индивидуальности.
Доклад С.С. Шульмана на семинаре кафедры показал, что появился несколько иной взгляд на сложную проблему. С этого момента началось некое противостояние между ним и А.В. Ивановым по данной теме, которое продолжалось долгое время. Я помню одно из выступлений С.С. Шульмана в конференц-зале Зоологического института АН СССР при большом стечении народа. После того, как он изложил свой взгляд на происхождение многоклеточности, слово попросил ученик А.В. Иванова Ю.В. Мамкаев (1933–2010), решивший выступить в дискуссии. По пути к трибуне он заявил, что к своему выступлению не готовился и поэтому будет говорить экспромтом. После чего вынул из внутреннего кармана пиджака отпечатанную на пишущей машинке рукопись страниц в пять, что вызвало ухмылки в зале, и зачитал её. Содержание было достаточно критичным. На том же заседании выступил профессор Ю.И. Полянский (1904–1993), авторитетнейший отечественный специалист в области протозоологии, который попытался примирить обе стороны, но всё же он явно склонялся в сторону позиции А.В. Иванова (который не выступал). С.С. Шульман отвечал, на мой взгляд, несколько агрессивно и даже позволил себе выпад в адрес Юрия Ивановича. Это было сделано, конечно, сгоряча и напрасно и вряд ли увеличило число ему сочувствовавших.
К сожалению, позицию самого Артемия Васильевича в этом многолетнем споре понять было трудно, так как он не любил выступать в формате публичных дискуссий, предпочитая свои аргументы выдвигать в статьях на страницах научных журналов. Известно, что А.В. Иванов весьма одобрительно относился к таким качествам учёных, как трудолюбие и опыт, и уважал своих коллег, проявлявших их. В связи с этим ценно воспоминание его ученицы, сотрудницы ЗИН РАН М.А. Гуреевой (2009, с. 149):
«<…> Своего вечного противника по проблеме происхождения многоклеточных С.С. Шульмана Артемий Васильевич высоко ценил как автора монографий и специалиста по микроспоридиям [sic!] и в этом духе не раз высказывался»[5].
Вернусь, однако, к семинару 1968 года. Тогда же мои приятели с кафедры зоологии беспозвоночных доверительно сообщили, что у С.С. Шульмана есть прозвище «Сом», которое ему дали давно, ещё чуть ли не в школе, и что оно совсем не обидное, но удобное своей краткостью, поскольку произносить длинное сочетание «Соломон Самуилович» не так-то просто. Действительно, как я потом убедился, сам С.С. знал об этом прозвище и относился к нему спокойно.
На этом семинаре в ходе обсуждения проявилось одно замечательное качество Шульмана – его склонность к иронии и меткому словцу. На вопрос сотрудницы кафедры Татьяны Александровны Гинецинской (1917–2009), когда он впервые пришёл к своим идеям о происхождении многоклеточных животных, докладчик, не задумываясь и с вполне серьёзным видом, ответил: «Давно, когда дружба народов в нашей стране была в самом разгаре!» В советское время на научных семинарах не очень-то было принято шутить, да ещё и с политическим подтекстом, поэтому не удивительно, что подобные высказывания, конечно же, сразу запоминались и уходили гулять в народ.
Следует заметить, что Соломон Самуилович слыл остряком и автором многочисленных стишков, остроумных, но подчас с весьма сомнительным содержанием и даже нецензурной лексикой[6], но при этом не пошлых, как это бывает в анекдотах. Кстати, сами анекдоты он мне никогда не рассказывал. Его едкие эпиграммы и нелицеприятные характеристики в адрес отдельных коллег, естественно, плодили число его недоброжелателей.
Возможно, всё на том же семинаре 1968 года или немного позже произошло моё личное знакомство с Соломоном Самуиловичем, чему содействовал мой приятель по кафедре зоологии беспозвоночных С.А. Подлипаев (1947–2004), который был его учеником и часто общался с ним. В те годы мы, включая немного более старшего по возрасту члена нашей университетской компании А.Д. Наумова, студента той же кафедры, увлекались концепцией полимеризации и олигомеризации, которую Шульман положил в основу проблемы происхождения многоклеточных животных. Соломон Самуилович очень позитивно отнёсся к нашим студенческим рассуждениям и всячески поощрял их. На первых порах общение с ним меня немного смущало, так как казалось, что такому маститому и широко известному учёному вряд ли интересно выслушивать наши молодёжные фантазии. Однако вскоре, во многом благодаря друзьям, и в первую очередь Сергею, я понял, что отношение к нам у С.С. Шульмана самое серьёзное и наши мнения он воспринимает с любопытством.
Более того, будучи уже аспирантом и встречаясь с ним в стенах ЗИН АН СССР, я не раз вместе с друзьями заходил к нему в кабинет обсудить какую-нибудь идею или выслушать его комментарии, нередко довольно оригинальные. Насколько я теперь, спустя много лет, понимаю, С.С. Шульману общение с нами также было полезно в плане «обкатывания» своих идей по поли- и олигомеризации, поскольку в нас он мог найти, возможно и несколько наивных, молодых энтузиастов, однако готовых сочувственно внимать и непосредственно реагировать на разные мнения, так как наше восприятие ещё не было сковано условностями академической научной среды. Больше всего меня поражало, что Соломон Самуилович спокойно выслушивал даже наши возражения, чем выгодно отличался от некоторых профессоров и докторов наук, с которыми я, например, сталкивался на своей родной кафедре в университете (да и позже в ЗИНе).
Одна из проблем заключалась в понимании того, как могли осуществляться поли- и олигомеризация в эволюции животных. Так, С.С. Шульман полагал, что многоклеточное состояние возникало в рамках единого организма путём полимеризации за счёт неполного, незавершённого размножения. Однако размножение – это процесс, происходящий на индивидуальном уровне развития (или в рамках жизненного цикла). В таком случае неизбежно вставал вопрос: а как соотнести это с ходом эволюции, охватывающей миллионы лет? Каковы могли быть генетические механизмы полимеризации, ведущие к появлению и закреплению многоклеточности? Конечно, ни Соломон Самуилович, ни мы ответов на эти вопросы не знали. Тем не менее хотелось дать какое-нибудь объяснение. Надо заметить, что в те годы, когда мы учились в университете, советская генетика лишь недавно вырвалась из невежественных лап лысенковцев и прочих проходимцев, и её мужественный ореол науки-мученицы во главе с такими настоящими героями, как Николай Иванович Вавилов (1887–1942), воодушевлял молодых студентов. Генетика и эволюция были постоянными темами для теоретических разговоров в нашей компании, которая организовала для этого на биофаке даже свой «подпольный» «Эволюционный клуб».
Соломон Самуилович отличался истинным, не показным, демократизмом, общался с нами, как с равными, а не свысока, и это очень ценилось нами, молодыми. Иногда это выражалось даже в том, что он мог прочитать нам, конечно в очень узкой компании, какой-нибудь острый стишок (что не для дам) или рассказать какую-либо неформальную историю, в том числе связанную с университетом или ЗИНом. Причём это вовсе не было каким-то заигрыванием с научной молодёжью с целью повысить свою популярность в её глазах.
Наши дискуссии по проблеме поли- и олигомеризации продолжились и в середине 1970-х. В 1974 году в «Трудах Зоологического института АН СССР» (т. 53) вышла известная большая статья С.С. Шульмана «Проблема происхождения Metazoa», где он наиболее полно изложил свои взгляды на эту сложную проблему. В статье была, по-видимому, впервые процитирована и наша студенческая статья о надёжности работы систем органов в указанных процессах эволюции[7]. В том же году была опубликована ещё одна наша статья, в которой мы попытались дать новое толкование поли- и олигомеризации и способов их осуществления[8]. При её подготовке мы, молодые авторы-аспиранты, не раз пользовались советами и Соломона Самуиловича, который с готовностью, не жалея своего времени, подробно обсуждал те или иные наши соображения.
В 1977 году в Зоологическом институте АН СССР состоялась Всесоюзная конференция «Значение процессов полимеризации и олигомеризации в эволюции организмов», посвящённая 95-летию со дня рождения В.А. Догеля[9]. Тогда же и под тем же названием под редакцией А.В. Иванова вышел сборник по конференции. С.С. Шульман выступил с докладом «Роль полимеризации в происхождении многоклеточности». Как было позже отмечено в обзоре конференции:
«<…> доклад вызвал весьма оживленную дискуссию. В частности, с критикой представлений С.С. Шульмана выступил Ю.В. Мамкаев (ЗИН АН СССР), подготовивший полемический доклад “Полимеризация и олигомеризация как закономерности в эволюции организменных систем”»[10].
Однако если читать опубликованный краткий текст, то там никакой критики нет. В нашем докладе, в котором речь шла о процессах и системах, мы привели ссылку на статью С.С. Шульмана 1974 года. Следует добавить, что по итогам этого в целом весьма удачного совещания был сформирован оргкомитет по подготовке следующей конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения В.А. Догеля. Было намечено провести её в ЗИН АН СССР в 1982 году по трём направлениям: общая протозоология, экологическая паразитология и эволюционная морфология. Естественно, что в состав оргкомитета вошёл и профессор С.С. Шульман.
После этой конференции мой интерес к проблемам поли- и олигомеризации понемногу сошёл на нет, что было связано с герпетологическими исследованиями, а также сильной загруженностью издательскими делами, которые были поручены мне в ЗИН АН СССР. Тем не менее мы периодически встречались с Соломоном Самуиловичем в стенах института, тем более что размещались с ним на одном этаже в административной части здания.
Надо заметить, что С.С. Шульман очень горячо переживал, как он считал, распад великой паразитологической школы В.А. Догеля (о своём учителе он, кстати сказать, отзывался всегда только положительно). Он винил в этом академика Б.Е. Быховского (1908–1974), который был не только директором ЗИН АН СССР – многие десятилетия ведущего в СССР института в области зоологии, – но и занимал массу других важных постов. Так, он был академиком-секретарём Отделения общей биологии АН СССР в Москве и даже членом Ленинградского городского и областного комитетов Коммунистической партии СССР (обком у нас, в отличие от Москвы, был важнее). Помню, как примерно в 1972 или 1973 году С.С. Шульман поругивал мне, зиновскому аспиранту, Бориса Евсеевича за то, что тот, почивая на лаврах, ничего не делает для института, и в частности для паразитологии. Он считал это особенно непростительным, так как Быховский был, несомненно, очень талантливым учеником В.А. Догеля и внёс на ранних этапах своей научной карьеры большой вклад в развитие паразитологии. Поэтому, по мнению Шульмана, с него должен был быть и повышенный спрос. Сгоряча он весьма фривольно расшифровывал инициалы «Б.Б.», которые любил использовать академик. К сожалению, вскоре знаменитая лаборатория ЗИНа, давшая науке и стране многих известных паразитологов, превратилась в «Группу паразитических червей при дирекции», как было неудачно сформулировано в приказе по институту на радость зиновским насмешникам.
Вспоминается также С.С. Шульман в паре со своим преданным лаборантом Лёней Исаковым. Когда они были рядом, то чем-то напоминали героев «Дон Кихота» Сервантеса в известном советском кинофильме, только имели обратное соотношение размеров. Лёня был здоровенным детиной высокого роста, а Соломон Самуилович на его фоне казался ещё «короче», чем был на самом деле. Помню, как Лёня радостно рассказывал мне об их поездке куда-то в Среднюю Азию, где профессора принимали как важного гостя со всем пышным восточным гостеприимством. Лёня даже слегка пожаловался, что в итоге они всё же несколько устали от выпитого и съеденного, а также от чрезмерных забот хозяев, но, тем не менее, был страшно доволен и горд своим шефом.
В кабинете С.С. Шульмана порой царил некий беспорядок, чему очень способствовали различные посетители. Однажды мы с Сергеем Подлипаевым зашли по каким-то делам, вероятно, хотели в очередной раз обсудить проблему поли- и олигомеризации. В комнате была какая-то суета, а Лёня судорожно вытирал тряпкой стол. «Что случилось?» – спросили мы. «Гликману опять не повезло с диссертацией», – спокойно ответил Соломон Самуилович. Оказалось, что Лёня и Л.С. Гликман, который приехал из Владивостока, слегка выпивали (оба были непромах по этой части) и опрокинули бутылку красного вина на докторскую диссертацию, которую Гликман уже набело отпечатал на машинке. Ему, действительно, не везло, так как в другой раз умер один из его оппонентов, и защиту диссертации отложили на неопределённый срок.
О Соломоне Самуиловиче всегда очень хорошо отзывались ученики. По крайней мере, я мог в этом убедиться на примере моего друга С.А. Подлипаева. Они ценили его как крупного, оригинального учёного, отзывчивого человека, всегда готового помочь.
В связи с этим хочу рассказать, как однажды он помог и мне, точнее моей жене. Она закончила аспирантуру в ЗИН АН СССР (по энтомологии) и какое-то время работала в Лаборатории систематики насекомых. Особых перспектив там не намечалось, да к тому же у жены явно появился интерес к работе с людьми и с книгой. Я, видимо, как-то обмолвился об этом при встрече с Соломоном Самуиловичем или сказал Сергею, а тот передал ему. По крайней мере, я сам никогда напрямую не просил Шульмана помочь в трудоустройстве жены, поскольку мне бы это и в голову не пришло: с какой стати ему помогать нам, посторонним людям, у него ведь и своих проблем немало?! Каково же было наше благодарное изумление, когда мы узнали, что он обратился с просьбой взять Лену на работу к своему другу Геннадию Александровичу Тарасову, который длительное время заведовал биологической редакцией в Ленинградском отделении издательства «Наука» и был известным в научных кругах человеком. После личной рекомендации С.С. Шульмана Лена была туда принята и со временем стала хорошим редактором, проработав в издательстве около 20 лет. Многие авторы, особенно зоологи, стремились отдать свои рукописи именно ей, понимая высокий качественный уровень её редакторской работы и ответственное отношение к делу, сочетаемые с уважением к автору.
Хочется отметить и ещё один момент: Соломон Самуилович очень гордился тем, что принимал участие в войне с фашистами. И по праву! Он ушёл на фронт добровольцем, участвовал в обороне Ленинграда, несколько раз попадал в тяжелейшие боевые ситуации, был трижды тяжело ранен. Однажды мы с Сергеем Подлипаевым увидели его в ЗИНе с орденами и медалями на груди. Вероятно, это был День Победы, праздник, отмечая который, в официальных учреждениях принято поздравлять ветеранов войны. Соломон Самуилович коротко рассказал нам несколько случаев из своей военной биографии, без излишней суровости или сентиментальности, без бравады и пафоса, весьма просто, но мы ощутили, какое мужество требовалась от этих людей, ежедневно смотревших смерти в глаза. Одним из страшных эпизодов в его военной жизни был «Невский пятачок», где уцелели очень немногие.
Хотя мы никогда не обсуждали с С.С. Шульманом текущую обстановку в стране, тем не менее, было понятно, что наши взгляды, скорее всего, не очень сильно различаются. По-видимому, политические дела его не особенно привлекали, как и многих других советских учёных, особенно старших возрастов, а может быть, он просто не хотел поднимать такие темы при нас. В известной мере это было даже естественно, так как старшее поколение прошло суровую школу советских будней. Даже в «вегетарианские» времена позднего СССР можно было за «неправильное» поведение попасть, как говорили, «под раздачу». Кроме того, всепоглощающее увлечение наукой, своим делом было «основным инстинктом» людей такого типа. Тем не менее, Соломон Самуилович поддерживал демократическое движение научной общественности, понимал необходимость перемен в устройстве Академии наук, особенно в плане борьбы с бюрократией. Не удивительно, что он примкнул к Ленинградскому (с 1991 года Санкт-Петербургскому) союзу учёных, хотя и не занимал в нём впоследствии каких-либо должностей.
Последние годы работы С.С. Шульмана в ЗИНе были не очень радостными. В этом институте он провёл бо́льшую часть своей жизни, стал широко известным учёным, написал ряд книг и множество статей. Всё это принадлежало не только ему как человеку и исследователю, но и институту, где он трудился. И тем не менее, однажды его попросили уйти… С формальной точки зрения ничего предосудительного сделано не было, так как Соломон Самуилович достиг пенсионного возраста (ему было уже 68 лет). Но многие в ЗИНе (и не только) хорошо понимали, что разбрасываться такими кадрами институту не стоило бы, что это не красит, в первую очередь, сам институт. Естественно, С.С. Шульман достаточно тяжело переживал объявленное ему решение. Несмотря на возраст, у него было ещё много разных идей и планов, незаконченных рукописей, интересных научных задумок.
Конец ознакомительного фрагмента.