Инновация – беспроигрышная рулетка за счет бюджета
В стране не прекращаются дискуссии о роли и значении науки в развитии страны, выходе из того тупика, в котором она оказалась. Правда, в последнем ежегодном Послании Президента о науке сказано мимоходом.
В стране до сих пор не создан механизм эффективного использования результатов научных исследований. Который год предпринимаются усилия по законодательному обеспечению этого процесса.
В Государственной Думе много произносилось слов о необходимости поддержки научно-технического потенциала страны, и даже, по инициативе депутата С.С. Сулакшина, принят в третьем чтении закон «О государственной поддержке промышленного комплекса высоких технологий в Российской Федерации». Но изменений к лучшему не происходит. Необходимо понять почему.
В настоящее время предпринимаются попытки с помощью законодательного введения «нового» вида деятельности поправить положение.
Уже лет десять настойчиво внедряются в правовую практику термины, основанные на различных вариациях слова инновация. То в виде инновационной деятельности, то говорится о государственной инновационной политике, то об инфраструктуре инновационной деятельности и даже об инновационной научной деятельности, попадается и термин – инноватор (innovator перевод – новатор). Инновация из-за фонетической близости к русскому слову новация (т. е. новый) воспринимается близким и по смыслу. Но английское слово innovation (калька – инновация) переводится как всем известный процесс – нововведение, внедрение результатов научных, научно-технических и иных исследований, в том числе и организационных решений в экономический оборот. Есть и другое совпадение в созвучии – инновация – инвестиция, а это уже симптоматично.
То, что не удалось в советское время – эффективно внедрять в производство научные разработки, применять новые методы управления, пытаются разрешить с помощью различного рода законопроектов, которые, вводя приведенную терминологию, пытаются, посредством ее, найти универсальное и одновременно простое, решение вопроса экономического переустройства страны и использование ее научно-технического потенциала.
Тому примеры: внесенный депутатами Государственной Думы (М.К. Глубоковский, В.С. Шевелуха), членом Совета Федерации (В.М. Кресс) проекты законов «О внесении дополнений и изменений в закон «О науке и государственной научно-технической политике» (введение в закон понятия инновация) и разработанный ими же, с участием Миннауки и Минэкономики, проект закона «Об инновационной деятельности и государственной инновационной политике».
Предмет правового регулирования вроде бы самоочевиден – некоторая часть результатов научных исследований может достигнуть уровня реализации в виде товара, технологии или услуги, т. е. может быть включена в экономический оборот или иначе, может быть, коммерциализирована. Вопросов при этом возникает несколько. Главный из них – найдет ли место на потребительском рынке новый товар, технология или услуга, если да, то кто и как будет финансировать разработку, и как будут учитываться интересы науки и государства.
Полезно при этом посмотреть на понятия, вводимые упомянутыми проектами законов.
В проекте закона «Об инновационной деятельности и государственной инновационной политике» вводятся в оборот любопытные правовые определения.
«Инновация – конечный результат творческого труда, получивший реализацию в виде новой или усовершенствованной продукции, либо нового или усовершенствованного технологического процесса, используемого в экономическом обороте». Произошла подмена, вместо процесса внедрения появляется результат, но существует ли спрос на эту продукцию неизвестно. Кроме того под это определение попадают произведения живописи, литературы и искусства и не только они. Наука пока отсутствует.
Затем появляется «инновационная деятельность – создание новой или усовершенствованной продукции, нового или усовершенствованного технологического процесса, реализуемых в экономическом обороте с использованием научных исследований, разработок, опытно-конструкторских работ либо иных научно-технических достижений». В переводе на русский непонятно, то ли продукция создается с использованием научных исследований, то ли экономический оборот привлекает эти исследования. Все перевернулось с ног на голову. Это определение вступает в противоречие с определением научно – технической деятельности, как деятельности, направленной на получение, применение новых знаний для решения технологических, инженерных, экономических, социальных, гуманитарных и иных проблем, обеспечения функционирования науки, техники и производства как единой системы (определение – из закона «О науке…). Иными словами, деятельность по коммерциализации полученных результатов научных исследований подменяет сами исследования.
В упомянутом проекте закона «О поправках закону «О науке…» вводится еще более замысловатый термин: инновационная научная деятельность, которая может стать основанием для аккредитации, в качестве научной, организации, которая занимается выпуском наукоемкой продукции. Например, какой-нибудь свечной заводик начавший выпускать новые ароматизированные свечи (конечно с использованием результатов химических исследований), имеет право претендовать на приобретение статуса научной организации.
Вернемся к проекту закона об инновациях. В нем дается определение государственной инновационной политики, как cоставной части социально-экономической политики, направленной на развитие и стимулирование инновационной деятельности. Определение – через определяемое.
Сравним опять с определением из закона «О науке…»
«Государственная научно – техническая политика – составная часть социально – экономической политики, которая выражает отношение государства к научной и научно – технической деятельности, определяет цели, направления, формы деятельности органов государственной власти Российской Федерации в области науки, техники и реализации достижений науки и техники». Т. е. говорится о том, что политика государства должна быть ориентирована на использование результатов научных исследований. Иными словами, вновь вводимые определения не проясняют правового механизма коммерциализации результатов.
Но вот следующее определение начинает прояснять цель законопроекта.
«Венчурные инновационные фонды – некоммерческие организации, учреждаемые юридическими и (или) физическими лицами, на основе добровольных имущественных взносов и (или) добровольного инвестирования в обмен на долю в акционерном капитале, ориентированные на финансирование создания, освоения в производстве новых видов продукции и (или) технологий, связанных с высокой степенью риска» (для авторов принципиально важна разница между взносом и инвестированием).
Необходимо пояснить нелепость этого определения. На Западе, откуда и заимствовано это слово, есть понятие венчурного капиталиста, венчурного капитала. Посмотрим на перевод слова ventuer – рискованное предприятие, спекуляция, сумма подвергаемая риску, рисковать (сравнимо с известным словом авантюра). Иными словами венчурный капиталист вкладывает (инвестирует), с риском, свои деньги в расчете получить в сравнении с банковским процентом (~ 10–12 % в год) более высокую прибыль – 20–40 % в год, за достаточно короткие сроки реализации проекта (2–3 года). Поэтому венчурный капитал никоим образом не может рассматриваться как благотворительный, а венчурный капиталист, как альтруист. При этом страхование риска венчурных капиталовложений осуществляется за счет тщательной экспертизы рыночного спроса на будущую продукцию, возможностей быстрого развития финансируемой фирмы, а также финансирования различных проектов, с различной долей риска. Венчурный капитал появился и у нас в стране, когда началась приватизация, что привело к появлению как отечественного, так и зарубежного капитала во всех мало-мальски прибыльных отраслях (нефть, газ, цветная металлургия, табачная, банковская) и особенно на рынке ценных бумаг, где доходность была умопомрачительная. Почему он не пошел в т. н. реальный сектор, да потому, что в него требовались большие и долгосрочные капиталовложения, с невысоком процентом прибыльности, и поэтому с большим сроком окупаемости, в связи с тем, что технологическое оборудования давно устарело, да и квалификация и, как следствие, производительность труда, качество труда, рабочих и крестьян оставляла желать лучшего.
К тому же финансировать развитие возможного конкурента, как на своем, так и на третьих рынках западный капиталист незаинтересован.
В то же время отечественные «олигархи» не имеют никакого стремления проводить долгосрочную политику по модернизации промышленности и аграрного сектора. С их доходами, им проще приобретать продукцию зарубежного производства, чем налаживать производство отечественной продукции. Так что и на «своих» венчурных капиталистов, которые захотят рисковать своим капиталом, рассчитывать не приходится.
Чем их заменить? А все просто. Создать венчурные инновационные фонды финансируемые за счет федерального бюджета. Нечто подобное уже создано в виде «Фонда содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере» (известный как фонд Бортника), который финансируется за счет средств отпущенных на научные исследования. А в недрах Минэкономики создан «Фонд производственных инноваций». Чем рискует российский венчурный фонд, а ничем. Тому подтверждение – в проекте появляется знаменательное положение.
Ввести новую строку расходов бюджета: «Государственные расходы на финансирование инновационной деятельности в размере не менее одного процента от расходной части федерального бюджета осуществляются по статье Федерального закона о федеральном бюджете Российской Федерации «Инновационная деятельность». (Для справки, в бюджете 1999 года весь объем государственных инвестиций составляет ~1,1 % от расходной части!), т. е. все инвестиции пустить на инновации. Игра – беспроигрышна. Каждый год можно нечем не рискуя тратить весьма приличные деньги. Чем не Остап Бендер, у которого всегда в запасе было несколько сотен способов вполне законного отъема денег.
Да еще с гарантией: «Государство в соответствии с действующим законодательством гарантирует субъектам инновационной деятельности государственную поддержку инновационных программ и проектов».
К тому же – «Инвестиции, направляемые на финансирование инновационной деятельности, в случаях, предусматриваемых законодательством Российской Федерации и законодательными актами субъектов Российской Федерации, подлежат обязательному страхованию».
Еще любопытный пассаж. «Общественные организации и объединения, в уставе которых предусмотрена инновационная деятельность, могут на конкурсных началах осуществлять ее за счет средств федерального бюджета, бюджетов субъектов Российской Федерации и получать государственную поддержку».
Полезно проанализировать составляющие «Инфраструктуры инновационной деятельности«:
«Субъектом инфраструктуры инновационной деятельности признается юридическое лицо, предоставляющее субъектам инновационной деятельности услуги следующих видов:
производственно-технологические;
испытания, сертификацию и стандартизацию инновационных продуктов;
финансовые;
правовые (включая правовую охрану интеллектуальной собственности);
организационно-управленческие;
подготовка, переподготовка и повышение квалификации кадров для инновационной деятельности;
консультационные;
информационное (включая рекламные);
иные виды услуг, необходимые для осуществления инновационной деятельности».
Список впечатляет. На понятном языке это означает, что субъектами инновационной деятельности могут быть все кому не лень: производственные предприятия, банки, юридические конторы, учебные заведения, список столь объемлющ, что он вполне может включать и органы государственного управления.
И все они, согласно закону, могут претендовать на получение налоговых льгот. Кроме того, исходя из вышеупомянутого проекта поправки к закону «О науке…», они могут быть аккредитованы и как научные организации. Чушь да и только.
Таким образом проекты законов, не решая вопроса эффективного использования результатов научных исследований, создают правовую основу для финансирования за счет федерального бюджета все увеличивающуюся массу манипуляторов, которые за словами о государственных интересах преследуют вполне понятную цель создать еще один слой оплачиваемых за счет бюджета говорунов о развитии отечественного производства. Тому подтверждение: в стране множатся, как грибы после дождя инновационные центры, объединения, союзы, нарастает бумажный вал федеральных, региональных инновационных проектов, программ, и т. п., т. е. море слов вместо дел.
На этом фоне любопытно интервью Министра науки Кирпичникова М.П. помещенное в «Российской газете» (27.04.99 г.), в котором он заявляет, что наука еще жива (в качестве примера приводится слова об открытии 114 элемента), но с одной стороны утверждает о том, что процент инновационно активных предприятий (т. е. предприятий способных производить пользующуюся спросом современную продукцию) опустился ниже 5 %, к этому следовало бы добавить, что, в реальном секторе, их, можно сказать, вообще нет (из-за крайне устаревшего оборудования, низкой квалификации персонала). С другой стороны, он говорит о крайне устаревшем научном оборудовании научных организаций. Тем не менее он делает очень знаменательный вывод, «В бюджете 1999 года денег на науку нет» и, по его мнению, и не должно быть, т. к. наука (из его же слов – нищая) не только должна зарабатывать деньги для себя (продолжение линии сформулированной несколько лет назад бывшим министром науки, а ныне вице-премьером, курирующим науку, В.Б. Булгаком), но и финансировать экономику. Интересно на каком оборудовании, за счет каких средств и с каким персоналом. Дальше ехать некуда. Одно из решение проблем науки видится им в процедуре банкротства (т. е. ликвидации) приватизированных научных организаций, а это прикладная наука, в том числе оборонного комплекса. Любопытно, что на той же странице описывается ситуация о принудительном банкротстве предприятия, имеющего стратегическое значение для нужд обороны страны.
Таким образом намечается схожий подход к этой проблеме как со стороны исполнительной власти, так и законодательной. Так 19 мая с.г. под председательством Кирпичникова М.П. состоялось заседание Научного – технического Совета Миннауки по вопросам защиты и вовлечении в хозяйственный оборот результатов научно-технической деятельности. На нем было отмечено, как положительное, действие – появление Указа Президента РФ (№ 556, 14 мая 1998 года) «О правовой защите результатов научно – исследовательских, опытно – конструкторских и технологических работ военного, специального и двойного назначения», который вкупе с Постановлением Правительства № 1132 (от 29 сентября 1998 г.) «О первоочередных мерах по правовой защите интересов государства в процессе экономического и гражданского – правового оборота результатов научно-исследовательских, опытно – конструкторских и технологических работ военного, специального и двойного назначения. В результате чего возникло ФАПРИД («Федеральное агентство по правовой защите результатов интеллектуальной деятельности военного, специального и двойного назначения»). О нем написано в предыдущей публикации.
Но это касается только части научных результатов.
Поэтому на Совете прозвучали высказывания о том, что нечто подобное необходимо организовать и для результатов гражданского применения в развитие Указа Президента РФ (№ 863 от 22 июля 1998 года) «О государственной политике по вовлечению в хозяйственный оборот результатов научно – технической деятельности и объектов интеллектуальной собственности в сфере науки и технологий». Как предварительное, было высказано пожелание, чтобы Миннауки взяло на себя, аналогичные ФАПРИДу, функции в обеспечении полномочий Российской Федерацией по распоряжению правами на результаты научно – технической деятельности, полученные за счет средств республиканского бюджета РСФСР и средств федерального бюджета, и реализацию этих прав, а также прав на результаты научно – технической деятельности, полученные за счет средств той части государственного бюджета СССР, которая составляла союзный бюджет. Т. е. и в этом случае отобрать у институтов права на распоряжение своими результатами. Тогда чем институты будут развивать экономику и на какой базе – непонятно. Вопрос о заинтересованности научных организаций и самих научных сотрудников остался непроясненным.
Говорилось много слов также и об инновациях.
Такое ощущуние, что время остановилось. Руководители науки мыслят в категориях советской системы, когда существовал единый экономический комплекс и в рамках распределения совокупного произведенного продукта министерства распределяли бюджетные деньги в соответствии с указаниями Политбюро. Но время – не то. Исполнительная власть устраниласть от прямого управления предприятиями, а управлять экономикой во вновь созданных экономических условиях не умеет. Из-за этого слова о защите государственных интересов приобретают оттенок двусмысленности. То ли речь идет об интересах страны, то ли об интересах государственных чиновников.
Проблемы есть: нет денег на поддержку отечественных патентов, существует нарастающая экспансия западных патентов на наш рынок, отсутствуют средства на модернизацию производства. Но при этом произносится много слов о государственных интересах при использовании результатов научной деятельности.
Итак, что же мы имеем конкретного? Да ничего.
Политика проводимая правителями страны за последние годы очень сильно напоминает политику известного «большого скачка» в Китае, когда было решено зе несколько лет догнать и перегнать всех и вся. Чем это закончилось напоминать незачем. Как ни хочется поесть яблока, если не посадишь яблоню, которая дает плоды через 7-10 лет ничего не получится.
Вместо постановки конкретных задач, стоящих перед страной и нахождения способов их решения. Произносится много слов о нашем интеллектуальном богатстве. Можно подумать, что проблему сомообеспечения продовольствием мы уже решили, что наладилось собственное производство потребительских товаров, не уступающих импортным и т. д. Вместо этого произносится много слов о возможностях нашей страны получать приличный доход от поставки на внешний рынок современных технологий, при этом какими конкретно, мы можем завалить внешний рынок лицензиями так и неизвестно. Если учесть, что стоимость лицензии составляет усреднено 5 % от стоимости произведенной продукции, то для увеличения нашего экспорта путем продажи лицензий хотя бы до 200–300 млрд $ в год(сейчас ~ 60 млрд $, в основном сырье) (пора понять, что 1 млрд $ для одного человека – много, но 1 млрд $ на ~ 150 млн. человек – это всего навсего ~ 7 $ на человека – нищета), по нашим лицензиям должно производиться товаров на 4000–6000 млрд $ в год. Интересно, что это за наше тайное оружие и почему мы сами его не используем. К тому же, если мы будем продавать лицензии, а производить по своим технологиям сами не будем, то будем продолжать покупать зарубежную продукцию, в том числе произведенную по нашим технологиям, а на что. К тому же торговать технологиями можно, если взамен их создаются новые.
Один из реальных путей финансирования науки тем не менее есть. Так при экспорте наукоемкой продукции можно вполне установить пусть небольшой (3–5 %) процент отчислений от сделки не ФАПРИДу и иже с ним, а научным организациям, разработки которых используются в поставляемой продукции.
Давно пора понять, что на внешнем рынке нас не ждут с распростертыми объятиями, скорее наоборот.
Круг замкнулся.
Деньги, при том небольшие, которые были в стране на начало перестройки, были пущены на потребление. Захотят ли новые богатые жить скромнее? Вряд ли. Из-за этого страна в долгах как в шелках.
Можно много говорить о сохранении научного и научно-технического потенциала страны, но пока мы не поймем, что главное богатство страны состоит в квалификации людей, в их умении и желании производительно работать, ничего не изменится.
Во всем мире распространена практика предоставления льгот по налогообложению прибыли предприятий направляемой на производство новой продукции и ускоренная амортизация затрат на НИОКР тех же предприятий.
Цитируемые проекты законов, не решая правовые аспекты проблемы распоряжения результатами научной деятельности, могут создать правовую базу, которая не приведет к появлению инвестиций в реальный сектор экономики и появлению разумной налоговой политики, а отвлечет и без того скудные средства в виртуальную инновационную деятельность, которая напоминает известный сюжет о платье голого короля.
И вообще! Хватит себя называть богатейшей страной. Не может считаться богатой страна, в которой толпами бродят бомжи и бездельники, а человек нормально работающий, а не ворующий, не в состоянии обеспечить себе мало-мальски приличную жизнь.