Вы здесь

От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.). Глава 2. Социалистическая оппозиция и ее тотальное подавление. Август 1969 г. – 1972 г. (Э. Г. Задорожнюк...

Глава 2. Социалистическая оппозиция и ее тотальное подавление. Август 1969 г. – 1972 г.

Одержавшая победу антиреформаторская часть КПЧ приступила к жесткой расправе с представителями внутрипартийной оппозиции, начав свою деятельность с чисток, которые вскоре стали массовыми. Перевес получили так называемые «здоровые силы», то есть представители консервативно-догматического течения, были аннулированы как ошибочные партийные решения и документы периода Пражской весны.

Это послу жи ло причиной двойного смещения центров оппозиционного движения: во-первых, от легальных форм к нелегальным, а во-вторых, от идеологии «социализма с человеческим лицом» к идеологии прав человека. С весны 1969 г. данные тенденции лишь начинали проявлять себя, а в дальнейшем стали доминирующими. В 1970 г. наряду с идеалами Пражской весны на первый план стали выходить общедемократические требования.

Точкой отсчета указанных смещений можно считать уже упоминавшийся Манифест «Десять пунктов» от 21 августа 1969 г. Одни из подписавших его еще оставались членами партии, другие – уже нет, хотя и не считали себя антикоммунистами, третьи, отрицая руководящую роль КПЧ, выступали в поддержку социализма без сектантства и догматизма. Одни хотели действовать легальными методами, требуя от правительства начать переговоры о выводе советских войск, осуждали чистки после апреля 1969 г. Другие, отказываясь от политических требований, обосновывали необходимость борьбы за права человека, свободы в сфере культуры и др. Это можно считать зародышем «неполитической политики», которая стала преобладающей для диссидентства как неотъемлемой составной части чехословацкого антинормализаторского движения на более позднем этапе[241]. Третьи же допускали и возможность нелегальных форм оппозиционной деятельности. Именно они в дальнейшем занимали лидирующие позиции в движении в период с августа 1969 по 1972 г.

«Режим нормализации» использовал демонстрации в августе 1969 г. в качестве предлога для оправдания необходимости издания нового, так называемого чрезвычайного закона, который обогатил чешскую юридическую практику двумя нововведениями: ссылкой и высылкой[242]. Правящий режим не допускал, чтобы недовольные граждане могли легально выражать свои взгляды, и поэтому оппозиция должна была уйти в подполье.

Адресаты получили Манифест 12 сентября 1969 г. и достаточно жестко прореагировали на него. Против подписавших началось судебное расследование. Л. Пахман, Р. Баттек и Я. Тесарж были заключены в тюрьму и в течение нескольких месяцев находились под арестом. В обвинительном приговоре говорилось, что они «из-за враждебного отношения к социалистическому общественному строю и государственному строю республики вели подрывную деятельность против их общественного и государственного строя и их международных интересов».

По словам И. Пеликана, после подавления Пражской весны преобразования в КПЧ имели еще один фатальный итог: они по существу положили конец «историческому этапу в развитии социалистической оппозиции в рамках коммунистической партии»[243]. В КПЧ не сформировалось – в отличие от польской и венгерской компартий – вплоть до ноября 1989 г. серьезное реформаторское течение, которое могло вести борьбу за изменение политики «нормализации», ввергнувшей страну в глубокий кризис. Попытки реформировать систему тем самым переместились к оппозиции вне компартии; более того, они неизбежно нацеливались против руководства КПЧ.

Проверки затронули те слои общества, которые вели борьбу за реформаторский курс и поддерживали Дубчека в борьбе против представителей консервативного течения. К ним относились в первую очередь интеллектуалы и студенты – духовная элита нации, включая часть членов КПЧ, которые вели борьбу за структурные реформы социализма и за его последовательную демократизацию[244].

Следует подчеркнуть, что репрессии затронули в основном Чешские земли[245]; в Словакии в 1969–1972 гг. известными стали лишь 2 политических процесса. Режим решился на проведение в Словакии в силу специфики развернувшегося здесь процесса «нормализации» политики, смягченной иллюзорным решением «национального вопроса», «адресных репрессий», в Чешских землях воплощался принцип репрессий всеохватывающих[246].

В целом же в проверках правящий режим реализовал один из принципов своей политики «разделяй и властвуй». С одной стороны, возник слой привилегированных, к которому относились главным образом представители номенклатуры, с другой – неравноправные граждане, которые за свою общественную ангажированность в 1968 г. заплатили потерей многих прав и свобод. Между двумя полюсами находилось подавляющее большинство населения, которое хотя не являлось единым, однако именно от него зависел успех или крах политики «нормализации». Вышеуказанный принцип реализовали политические лидеры и в отношениях между чехами и словаками, которым «нормализация» – правда, лишь по видимости – принесла ряд выгод[247].

§ 1. Движение революционной молодежи

Разнородность оппозиции прослеживается при создании одной из ее нелегальных организованных структур – Движения революционной молодежи (ДРМ); она проявлялась на всех основных этапах его деятельности. С учетом того, что в дальнейшем оно послужило опорой и для ряда диссидентских структур, ему следует уделить особое внимание.

ДРМ является типичным движением в плане аккумуляции различных протестных сил в самые трудные для оппозиции времена; аналогичные структуры просматривались и в других странах региона – достаточно вспомнить Комитет защиты рабочих (КОР), возникший в 1976 г. в Польше. Необходимо отметить, что первые шаги на пути к формированию организации левых сил в Чехословакии относятся еще к лету 1968 г., когда после отмены цензуры в марте 1968 г. возникло небольшое по количественному составу Объединение революционной левой, издававшее «Информационные материалы». Оно приняло программу и направило ее руководству КПЧ еще во время подготовки к XIV съезду КПЧ, проведение которого планировалось в сентябре 1968 г. В ней, в частности, утверждалось: «Социализм на развитом уровне надо понимать как систему общественного самоуправления производителей. Советы самоуправления, таким образом, будут создавать основу такой системы, которая позже заменит государство во всех его теперешних функциях»[248].

В документе отмечалось, что обеспечение демократии для всего общества невозможно без создания органов самоуправления трудящихся. Эти органы должны отвечать целому ряду требований, в частности, они «не должны стать лишь органами экономического самоуправления или только совещательными органами заводского руководства». «Они, – указывалось в документе, – должны превратиться в нечто большее, стать выражением собственнического отношения между средствами производства и теми, кто производит, т. е. рабочими, что является основным условием социализма. Трудящиеся должны иметь собственный контроль над результатами своего труда, и именно они должны определять их общественное потребление»[249]. Документом декларировалась гарантия права на забастовку и возможность создавать забастовочные фонды. Таким образом, Объединение революционной левой попыталось в период до вторжения в страну иностранных войск наметить векторы возможного пути реализации «социализма с человеческим лицом», включая принцип самоуправления.

ДРМ не являлось исключительно студенческим, хотя и выросло из студенческих протестов, охвативших в 1968 г. весь мир. «Бунт молодежи», «конфликт поколений», «красный май», «кризис общества потребления», «кризис цивилизации» – таковы названия, характеризовавшие активность студенчества Франции, когда в полной мере проявились его нонконформистские позиции, которые получили определенный резонанс и в Чехословакии.

Как уже указывалось, после забастовки в ноябре 1968 г. студенчество стало дифференцироваться гораздо интенсивнее, чем раньше. Одну его часть охватила апатия, в другой генерировались радикальные течения. Одно из них и оформилось как ДРМ, учредительное собрание которого состоялось еще 2 декабря 1968 г. в клубе студенческого общежития Карлова университета «Ветрник» в Праге[250]. Проект идейной платформы организации представил П. Ул, а после учета ряда замечаний его приняли 2 декабря 1969 г. под названием «Учредительный манифест ДРМ». В нем, в частности, говорилось: «Движение революционной молодежи открыто всем молодым людям независимо от их политической принадлежности, если они разделяют принципы этого манифеста». (Текст манифеста см. в Приложении.) В манифесте выражалась поддержка идей Троцкого («перманентная революция», «мировая революция»), провозглашалось сотрудничество с другими оппозиционными силами Восточной Европы и левыми радикалами на Западе, а также с революционным движением третьего мира.

Первоначально организацию предполагалось назвать «Лига левой молодежи»[251], а О. Тума считает, что ДРМ в целях конспирации скрывалось под названием «Революционная социалистическая партия»[252]. ДРМ объединило около 100 молодых людей, в основном студентов, позже в его состав вошли интеллектуалы; рабочие составляли меньшинство. Но в 1969 г. ДРМ уже представляло организованную силу сопротивления режиму, во многом характеризовавшуюся переходным статусом от легального к нелегальному движению.

В течение всего периода истории деятельность ДРМ ограничивалась Прагой. На встречах студенты и рабочие устраивали дискуссии по книгам таких авторов, как Троцкий, Мао Цзедун, Че Гевара, М. Джилас и др., периодически выпускали листовки и заявления о политической ситуации. Самая многочисленная ячейка ДРМ находилась на философском факультете Карлова университета (П. Шустрова, Я. Сук, Я. Башта, В. Корчиш, Э. Черны и др.). Хотя значительное влияние на ДРМ оказывали идеи так наз. новой левой, которая являлась идейной платформой радикального левого протестного движения на Западе, оно отличалось своей спецификой, сводящейся к акценту на революционном потенциале рабочих – таковой на Западе уже не был в чести.

Однако с самого начала деятельности в рядах ДРМ наблюдались разногласия по целому комплексу вопросов. Так, в противовес разработанному П. Улом «Воззванию идеологической секции Революционной социалистической партии (Чехословакии)» другие члены ДРМ (Башта, Шустрова, Шремер, Сук и др.) предложили документ, который в количестве нескольких тысяч распространялся в виде листовки под названием «Призыв ко всем молодым».

В резюме идейных тезисов под названием «Программное заявление РСП (Чехословакии)», в разработке которого активное участие принимали П. Ули Я. Сук, можно обнаружить следы различных идеологическ их установок. Ул, неоднократно посещавший Францию, у же с серед ины 1960‑х гг. поддерживал контакты с ведущими тамошними троцкистами. Именно по его инициативе ДРМ издавало сборник полемических текстов «Бюрократия – нет, революция – да» (конец мая 1969 г.). В нем публиковались тексты Л. Троцкого, Н. Бухарина, М. Джиласа, М. Михайловича, а также тексты самих Сука и Ула. В сборнике можно найти также отрывки из «Открытого письма», написанного в 1965 г. поляками Я. Куронем и К. Модзелевским – будущими организаторами КОР.

Принципиально важным при характеристике всего набора идейных позиций ДРМ надо считать отказ ее членов от программы коммунистов-реформаторов периода Пражской весны. Так, уже в «Воззвании идеологической секции» (до 21 августа 1969 г.) говорилось: «Мы не верим в Программу действий КПЧ – мы знаем, что она гуманна, что она была написана с самыми лучшими намерениями и что с ней мы можем во многом согласиться, но мы осознаем, что это программа либерального крыла в руководстве КПЧ и что его цели должны столкнуться (в августе 1968 мы все это видели) с интересами международной бюрократии во главе с кремлевскими властителями. Августовская интервенция показала: эта программа не является истинной, потому что она нереализуема. Мы уже не верим в систему, в которой руководство (хотя и столь гуманное, каким являлось руководство Дубчека) принимает решения за трудящихся без них самих, поскольку лишь сами трудящиеся имеют право принимать решения о своей судьбе»[253]. Можно утверждать, что под подобным заявлением позже подписались бы и хартисты, и другие диссидентские круги некоммунистической ориентации.

Приверженцем данной явно анархо-синдикалистской установки с элементами классического анархизма являлся А. Махачек, а сторонником насильственного свержения бюрократическо-централизованной системы, т. е. «революции сверху», стал Э. Черны. Подобная идеологическая аморфность выглядела не столь значимой на фоне того, что именно члены ДРМ декларировали необходимость активного сопротивления. Использование насильственных методов, учитывая наличие в стране «огромного военного потенциала противника», выглядело малоэффективным, поэтому, по их мнению, более результативным становилось пассивное сопротивление.

В августовские дни 1969 г. ДРМ выпустило большим тиражом три листовки, призывавшие к сопротивлению. Две из них были подписаны от имени «Революционной социалистической партии (Чехословакии)». Группа распространила также несколько тысяч листовок «Всем, всем, всем», призывавших к акциям протеста. ДРМ подчеркивало, что борьбу против сталинизма нельзя вести только в одной стране, что это международная проблема и поэтому они устанавливали связь с подобными группами в Польше и, главным образом, на Западе.

Идеологической платформой ДРМ можно считать разработанную П. Улом «Декларацию идеологической комиссии Революционной социалистической партии (Чехословакии)» (август 1969 г.). Она содержала анализ сложившегося в стране положения и предлагала стратегию борьбы против «режима нормализации»[254]. В ней, в частности, говорилось, что борьба с «политическим террором» Гусака должна становиться, не теряя своей массовости, все более организованной, что следует вырабатывать программу действий в рамках заводов и учреждений, что пора перестать верить в мир легальности, поскольку бюрократия пользуется законами в собственных интересах и против интересов народа. Крайне важным считался призыв идти на нарушение этих «антинародных законов» и солидаризироваться с трудящимися соседних «стран народной демократии», народами СССР; французскими и итальянскими рабочими и студентами, угнетаемыми народами Африки и Латинской Америки. «Пусть вашей программой, – провозглашалось в Декларации – на ближайшее время будет следующее: 1. Сохранять и поддерживать народную активность… 2. Сохранять позиции КПЧ в профсоюзных комитетах и на рабочих местах. 3.Создавать небольшие нелегальные группы на основе строгой конспирации… проводить совместные акции… создавать программу будущего социалистического общества. Возникающие организации, несмотря на различия в концепциях, должны были бы объединиться в Фронт народного сопротивления…»[255].

Конечно, данная Декларация трудно идентифицируемой идеологической комиссии Революционной социалистической партии (Чехословакии), распространявшаяся в самиздате в конце августа 1969 г., предназначалась скорее для внешнего употребления, чем для мобилизации внутренних сил страны. Но прозвучала она достаточно громко, ставя амбициозную задачу объединения оппозиционных сил во Фронте народного сопротивления[256]. Однако даже самая умеренная активность в данном направлении все пристальнее отслеживалась «властными». Поэтому лишь до августа 1969 г. ДРМ действовало открыто, после чего перешло на нелегальное положение.

В ряде своих установок ДРМ принципиально отрицало даже парламентскую демократию. В принятом в ноябре 1969 г. документе «Программное заявление Революционной социалистической партии (Чехословакии)» утверждалось, что путь к реабилитации социализма следует видеть в системе самоуправления, которая дол жна охватить все сферы общественной жизни. Данная система «исключает парламентаризм и тайную дипломатию. Политические партии имеют только идеологическую функцию; в свободной дискуссии предлагаются различные концепции и программы»[257]. Трудовые коллективы должны иметь право принимать решения о средствах производства при посредничестве советов трудящихся. Создание советов трудящихся обусловлено необходимостью координации деятельности свободных индивидов на предприятиях и территориальных единицах. Бюрократии можно избежать посредством введения контроля, ротации членов советов и их включения в трудовой процесс.

13 октября 1969 г. газета «Руде право» сообщила о существовании «нелегального Манифеста Чехословацкой революционной социалистической партии, составленного Улом и его соратниками». И хотя название движения центральным органом КПЧ дано в искаженном виде, ни у кого не вызывало сомнений, что его участники подвергнутся самой суровой расправе. Уже в начале декабря 1969 г. органы госбезопасности арестовали 7 главных представителей ДРМ, а к марту 1970 г. – еще 12. В марте 1971 г. состоялся процесс над 17 членами ДРМ (П. Ул, С. Плогштедт, Я. Башта, Я. Фролик, П. Шустрова, И. Деймал, Я. Сук и др.)[258]. После пребывания под следствием более года их обвинили в «подрыве существующего строя» и приговорили к срокам заключения от 1 до 4‑х лет. Даже прокурор не смог опровергнуть утверждения обвиняемых, что они выступали не против социализма, а против бюрократии и что их идеалом является всенародное социалистическое самоуправление[259]. Суд над членами ДРМ стал первым крупным политическим процессом в Чехословакии после августовской оккупации, а сроки оказались весьма большими: главный обвиняемый П. Ул осужден на 4 года лишения свободы.

Цель судебного процесса – вызвать страх и сломить какое-либо сопротивление общества, которое в своем большинстве поддерживало реформы. Наряду с массовыми чистками он должен был способствовать консолидации правящего режима. О процессе говорили как о «целенаправленном ударе против студенчества, которое новыми держателями власти обоснованно считалось одной из наименее надежных частей общества»[260].

Свою борьбу ДРМ проигрывало, считает Отагал, не потому, что было раскрыто и осуждено, а потому, что его самоотверженность и активность уже не находили соответствующего отклика в обществе. И все же эту борьбу нельзя назвать напрасной. Она явилась одним из первых проявлений несогласия с оккупацией; при этом характерно, что ключевую роль в нем сыграли студенты. С другими оппозиционными группами ДРМ объединяло сходство в критике бюрократического социализма[261].

Аресты членов ДРМ вызвали широкий протест на Западе. Это были первые акции международной солидарности, которые в дальнейшем продолжались постоянно. Еще до суда над лидерами движения в их поддержку выступили те политические деятели, которые в полной мере их идеалов не разделяли. В середине декабря 1970 г. в Западном Берлине создана «Инициативная группа по освобождению чехословацких товарищей». Под петицией поставили свои подписи 35 известных европейских социалистов и коммунистов, в том числе Ж. П. Сартр, посещавший Прагу еще 30 ноября 1968 г.

26 ноября прошел крупный митинг в Париже, на котором обсуждалось положение в ЧССР и звучали протесты против репрессий. На нем выступил главный редактор журнала «Листы» И. Пеликан. В акции принимала участие и группа чехословацких троцкистов, которая сформировалась в 1970 г. в Париже как Чехословацкая группа Организационного комитета восточноевропейских коммунистов при Международном комитете по реконструкции IV Интернационала. С ноября 1970 г. она издавала журнал «Пролетарий», в котором публиковались материалы о расправах властей с оппозицией в ЧССР и об акциях солидарности с преследуемыми. В журнале резкой критике подвергалась ФКП за непоследовательность выступлений против «режима нормализации» в ЧССР и даже Объединенный секретариат IV Интернационала, сторонники которого клеймились как «ренегаты троцкизма». Ему ставилось в вину избирательное отношение к преследуемым: выделение «правильных революционеров» (т. е. членов ДРМ) и остальных политзаключенных, к которым они не проявляли ни малейшего интереса.

Кульминация кампании протестов пришлась на период после вынесения приговоров. Газета «Монд» опубликовала 17 марта 1971 г. Заявление 17 французских интеллектуалов (Ж. П. Сартр, Симона де Бовуар и др.), протестовавших против процесса, который, по их мнению, инсценировал и после полицейской провокации. Процесс они называли проявлением сталинизма[262]. 9 марта с протестом к чехословацкому правительству обратились три депутата западногерманского бундестага, а 17 марта против него выступила бельгийская Лига в защиту прав человека. В ряде американских и европейских городов (Нью-Йорк, Рим, Западный Берлин, Вашингтон, Берн и др.) прошли манифестации в защиту членов ДРМ[263].

Конечно, политические силы, организовавшие демонстрации, занимали далеко не ведущие посты, а меры в защиту осужденных принимались отнюдь не на государственном уровне. И все же «режим нормализации» уяснил, что любое его репрессивное деяние отслеживается самым тщательным образом и не останется без внимания западной общественности ни в настоящем, ни в будущем.

ДРМ стало одной из первых независимых групп – жертв «режима нормализации». Все же преследования ее членов не прошли безнаказанно – западная общественность взяла под пристальное наблюдение протестное движение в Чехословакии. Протест внутри страны – преследования – протест извне: по такому алгоритму начала развиваться большая часть структур чехословацкого антинормализационного движения.

§ 2. Социалистическое движение чехословацких граждан

Укрепив свои властные позиции, новое руководство сосредоточило внимание на компартии, в которой видело главный инструмент наведения порядка в стране. Пленум ЦК КПЧ в январе 1970 г. принял «Письмо ЦК КПЧ всем первичным организациям и членам партии по обмену членских билетов КПЧ», положившее начало проверкам, целью которых являлась чистка партии от всех «враждебных, ревизионистских и правых элементов», восстановление единства партии на основе марксизма-ленинизма, возрождение и упрочение руководящей роли партии, ее дееспособности и революционной боевитости.

Основой проверок, коснувшихся полумиллиона человек, явилась оценка позиций и деятельности каждого отдельного члена партии. По итогам собеседований в выдаче партбилетов отказано 326 817 членам, т. е. 21,67 % всех членов, исключено было 67 147 – 4,45 %, а членство приостановлено 259 670 членам – 17,22 %. Если взять во внимание уменьшение членов в период 1968–1969 гг., т. е. до начала проверок, то КПЧ в целом оставили 473 731 членов, или 28 % общего ее числа[264] – население большого европейского города! В число исключенных входили те, кого можно считать «молчаливыми оппозиционерами».

Идеологическая платформа чисток формулировалась в принятом в декабре 1970 г. документе «Уроки кризисного развития в партии и обществе после XIII съезда КПЧ», в котором излагалась развернутая программа «нормализации». В нем содержалась критика общественного развития во второй половине 1960‑х гг., излагались «постоянные и неизменные ценности» социализма, отказ от которых причислялся к антисоциалистическим и контрреволюционным действиям. Его постулатами объявлялись: 1) руководящая роль в обществе рабочего класса и его авангарда компартии; 2) социалистическое государство как инструмент диктатуры пролетариата; 3) марксистско-ленинская идеология и ее пропаганда всеми СМИ; 4) общественная собственность на средства производства и плановое ведение экономики; 5) принципы пролетарского интернационализма и их последовательное воплощение во внешней политике, особенно в отношениях с СССР. Согласно «Урокам», именно сомнение в правильности этих принципов привело в 1968–1969 гг. к подрыву существующих устоев, «острой опасности контрреволюции», а «интернациональная помощь» союзников создала для коммунистов «прочный тыл» для ведения борьбы против антисоциалистических, контрреволюционных и правых сил.

Приверженцы Пражской весны изгонялись отовсюду. Массовые чистки затронули не только руководящие партийные структуры, насильственная смена кадров велась в государственных, профсоюзных и молодежных организациях. В партийных организациях создавалось так наз. «здоровое ядро»; оно сверху донизу, от руководства партии до первичных организаций, проводило проверку членов партии, разделив их на три категории: «проверенных», вычеркнутых за пассивность и, наконец, исключенных «правых оппортунистов». Против них стал действовать «запрет на профессии», их заставляли отказываться от своих убеждений. Некоторые виды деятельности им вообще запрещались, а дети подвергались дискриминации при поступлении в вузы, у них отбирались загранпаспорта, их лишали воинских званий.

В учреждениях, НИИ и организациях культуры проверке подвергались также и беспартийные. Несогласие с «интернациональной помощью», оказанной в августе 1968 г., имело для них такие же последствия, как и для исключенных коммунистов. Многие представители культуры и общественных наук покинули страну, а оставшиеся нередко работали истопниками, сторожами, дворниками и др.

Кадровые чистки позволили в короткие сроки устранить из политической жизни страны представителей «ревизионизма», «правого оппортунизма» и кого угодно еще. В итоге коммунисты-реформаторы остались за бортом, что сыграло негативную роль в последующем историческом развитии государства. Чистки навсегда выхолостили руководство КПЧ от внутрипартийной оппозиции, отныне она могла формироваться в Чехословакии только на внепартийной основе, а импульсы радикальных преобразований уже не могли идти сверху, а только снизу.

Укреплению режима способствовало и возвращение к проверенным методам изоляции и запугивания. Железный занавес снова действовал, как и до 1968 г., поездки на Запад были ограничены, как и импорт зарубежной периодики, книг, кинофильмов, возобновилось глушение «подстрекательских» радиостанций.

СМИ, которые сыграли исключительно важную роль в 1968 г., подвергались «нормализации» с особой тщательностью. Предварительная цензура, хотя и не была восстановлена, но система личной ответственности редакторов и следовавшие за этим суровые санкции сделали свое дело. СМИ реформаторского направления отслеживались и закрывались.

После 1968 г. «режим нормализации» отвергал само понятие «реформа», допуская лишь «дальнейшее совершенствование» уже существующего социалистического строя. Тем самым подавлялась любая попытка решить как старые, так и новые проблемы, которые несла с собой стремительно менявшаяся экономическая и международная обстановка в 1970‑е и 1980‑е гг.

Все же динамика экономического развития пока позволяла наряду с использованием резервов и ограничением инвестиций в модернизацию производства поддерживать относительно высокий по меркам СЭВ жизненный уровень. Правда, все более увеличивался зазор в производительности труда и стандартах потребления между даже относительно зажиточным населением Чехословакии и гражданами Западной Европы.

Основой идеологии и пропаганды режима уже не являлся коммунизм как социальная утопия, а реальные социальные ценности: гарантированная работа, бесплатные здравоохранение и образование, дешевое жилье и дотации на основные продукты питания – даже за счет замедления темпов экономического роста. Нарождавшийся средний класс добавлял к этому автомобиль, дачу («халупу») или садовый участок, отпуск у моря в «соцстранах»; довольство обеспечивалось и рабочим. Представители высшей номенклатуры кроме удовлетворения от обладания властью пользовались особыми местами отдыха, закрытыми медучреждениями, покупали импортные товары в спецмагазинах, имели иные привилегии.

«Режим нормализации» оказался неспособен на динамичное развитие, что в исторической перспективе означало все большее отставание от Западной Европы. Однако он не был и настолько невыносим, чтобы давать основания к каким-то радикальным выступлениям, подобным, например, периодически повторявшимся на предприятиях соседней Польши.

Закрытый советский блок с собственной системой цен и торговых отношений защитил ЧССР от нефтяного шока 1970‑х годов, но одновременно содействовал продолжению разбазаривания энергии, сырья и человеческого труда. Самые современные отрасли – электроника, биотехнология, информатика – находились в забвении, а также в зависимости от эмбарго Запада на экспорт новейших технологий.

Индустриализация Словакии продолжалась, как и прежде, но преимущественно путем развития металлургии, крупных химических предприятий и, как и в предшествующие годы, легкой промышленности с ассортиментом и качеством, рассчитанным преимущественно на восточноевропейский рынок. Между тем новые тенденции общемирового экономического развития связывались с рационализацией структуры производства и ресурсопотребления, которая обходила стороной чехословацкую экономику. Она продолжала развиваться в условиях замкнутого пространства СЭВ и подпитываться инъекциями со стороны СССР в форме поставок по заниженным ценам топливно-сырьевых товаров и оплаты по завышенным ценам готовой продукции. Как следствие – экономика Чехословакии шла по пути изыскания новых путей по наращиванию материальных ресурсов, в первую очередь ускоренного развития энергетических отраслей (включая участие ЧССР в разработке месторождений на территории СССР).

Вследствие этой стратегии темпы роста отраслей группы «А» превысили во второй половине 1970 г. аналогичный показатель по группе «Б» в 1,9 раза (в разгар индустриализации в 1950‑е годы это превышение составило 1,5 %). Сдерживался переход на ресурсосберегающие технологии, консервировалась техническая отсталость. Усиливалась тенденция к снижению конкурентоспособности на мировом рынке чехословацкой продукции, прежде всего машиностроительных отраслей.

В последующие два десятилетия Чехословакия из «практики социалистического строительства» более не выпадала. Страна полностью вернулась к административно-командной системе управления экономикой, добиваясь, однако, определенного прогресса в социально-экономической сфере, а точнее – формального благополучия. Все же обеспечение опережающих темпов роста тяжелой индустрии оставалось приоритетом экономической пол итики, что все более входило в противоречие с возможностями и потребностями современного народнохозяйственного развития, характеризующегося уже постиндустриализмом. В Чехословакии (как и в ГДР) люди жили лучше, чем в соседних странах социалистического содружества, однако страна все больше отставала по уровню жизни от государств Запада.

Внутренняя стагнация при внешнем благополучии, источники которого иссякали, во многом определяла характер оппозиционного движения в 1970‑е гг. Оппозиция переставала быть массовой и исключительно просоциалистической, однако, несмотря на жесткие и часто жестокие репрессии, не свернула своей активности. Более того, ее идеологический спектр становился более широким. Это видно на примере двух организационно оформленных оппозиционных структур – Социалистического движения чехословацких граждан (СДЧГ) и Чехословацкого движения за демократический социализм (ЧДДС).

После чисток главной силой оппозиции стали исключенные функционеры и активные деятели периода Пражской весны. Возник ряд нелегальных организаций, из которых наиболее значимым явилось Социалистическое движение чехословацких граждан (СДЧГ)[265]. К 28 октября 1970 г. оно выпустило манифест, а на рубеже января и февраля 1971 – «Малую программу действий СДЧГ»[266].

Программой СДЧГ стала линия на «социализм с человеческим лицом», которая базировалась на основных постулатах Программы действий КПЧ периода Пражской весны. В разработке манифеста приняли участие экс-коммунисты, прежде всего бывший член ЦК КПЧ и секретарь областного комитета в Брно Я. Шабата, с которым тесно сотрудничали историки М. Гюбл и Я. Тесарж.

Как уже отмечалось, этот важный сегмент оппозиционного движения продолжал ориентироваться на идеи «социализма с человеческим лицом». Но он испытал не меньшее давление, чем ДРМ. Таким образом, основой оппозиции стали те группы неполноправных граждан, которые более всего были затронуты «режимом нормализации», то есть интеллектуалы, в основном ранее состоявшие в рядах КПЧ, а также часть вузовской молодежи. Значительную и важную часть составляли бывшие коммунистические функционеры, которые в период Пражской весны составили опору руководства Дубчека. Его ведущие представители отошли на задний план, а главной силой сопротивления против «режима нормализации» стала «вторая гарнитура».

Однако экс-коммунисты ни в организационном, ни в идейном планах не составляли единое целое, дифференцированно реагируя на сложившиеся в стране условия. Из общего числа исключенных и «вычеркнутых» из рядов КПЧ в оппозиционное движение включился лишь небольшой процент. И. Пеликан выделил три группы экс-коммунистов, по-разному реагировавших на сложившуюся в стране ситуацию. Одна из них отрицала идею организованного оппозиционного движения и – с учетом международных условий – рассматривала КПЧ как платформу, на которой можно вести борьбу за обновление социализма. Однако после проведенных чисток и принятия «Уроков», когда лидеры «режима нормализации» дали ясно понять, что не допустят никаких реформ, эта альтернатива оказалась нереальной. Их оппоненты – представители второй группы – полагали, что в КПЧ нет места для внутренней оппозиции. Они не считали сложившиеся в стране условия приемлемыми для формирования внутреннего оппозиционного движения и советовали дождаться перемен прежде всего в СССР. Третья группа поддерживала их аргументацию относительно отсутствия условий для политической борьбы внутри партии. В целом же она занимала принципиально иную позицию, полагая необходимой «концентрацию акций вне партии». Именно они полагали, что организованная оппозиция «абсолютно необходима» для оказания давления на руководство КПЧ[267]. Как утверждает И. Пеликан, сторонники организованной оппозиции рассматривали две альтернативы развития в стране антинормализационного движения. Часть сторонников первой из них склонялась к мысли основания новой нелегальной компартии, однако перевес негативных аспектов этой идеи заставил от нее отказаться[268]. Следует отметить, что попытка такого рода предпринималась еще в сентябре 1969 г. и закончилась провалом. Тогда группа коммунистов выступила с «Призывом к марксистам Чехословакии» о создании нелегального Союза коммунистов Чехословакии. По мнению М. Отагала, «Призыв» являлся, скорее всего, единственным документом, который не нашел отзыва ни в обществе, ни у большинства активных экс-коммунистов[269].

Вторая альтернатива базировалась на идее социалистического движения, поскольку термин «движение» предполагал отсутствие жестко структурированной организации, какой являлась партия с ее иерархией, централизацией и строгой дисциплиной. Таким образом, заметная часть экс-коммунистов склонялись к идее создания организованного оппозиционного движения, подчинявшегося единому «интеллектуальному центру, который будет определять политический курс движения и выступать с практическими инициативами, предоставляя группам, которые могли бы свободно формироваться на предприятиях и в местностях, полную автономию в реализации общей программы»[270]. Тем самым центр, по замыслу экс-коммунистов, имел бы возможность распространять программу и издавать общие директивы, в частности листовки, а также выходившие в «самиздате» публикации. Любая группа или даже индивидуум, заявившие о своей поддержке программы, могли действовать, исходя из местных условий, и избирать соответствующие методы для ее реализации. Социалистическая оппозиция остановилась на данной структуре, поскольку учитывала наличие ряда оппозиционных течений, которые было чрезвычайно сложно интегрировать в единую организацию. «Следовательно, – подчеркивает И. Пеликан, – более целесообразным являлось предоставление ка ж дой группе и ли течению идеологи ческой и организационной свободы, чтобы каждая из них смогла внести свой вклад в достижение общей цели»[271]. Чехословацкая оппозиция отвергла создание «авангарда коммунистической партии» и поддержала различные формы организации не по причине «фундаментальной враждебности к концепции авангарда», а в целях обеспечения эффективности своей деятельности[272].

Данная альтернатива реализовалась в СДЧГ, идейные установки которого, как уже отмечалось, строились на программных положениях Пражской весны и которое должно было опираться на социалистическую базу в обществе. По мнению инициаторов его создания, она все еще оставалась сильной, а «человеческое лицо» социализма не превратилось в достояние лишь истории.

Ядром СДЧГ явились группы, которые возникли в Праге и Брно. В Праге важную роль сыграли историк Я. Тесарж (арестован осенью 1969 г. в связи с манифестом «Десять пунктов») и М. Гюбл, бывший ректор Высшей политической школы ЦК КПЧ и член ЦК КПЧ, избранного Высочанским съездом. Правда, в апреле 1969 г. Гюбл поддержал избрание Гусака генсеком, но вскоре стал активно выступать против «режима нормализации». В 1970 г. он издал публикацию «Сообщения», в которой комментировал внутри– и внешнеполитическое положение, критиковал представителей правящей КПЧ. В конце 1970 г. Гюбл подготовил и распространял с другими сотрудниками нелегальный ежемесячник «Факты – замечания – события», который по содержанию являлся продолжением первого издания.

В Брно группу СДЧГ представляли Я. Шабата, К. Чейка, А. Черны, К. Фридрих, З. Пржикрыл и А. Русек. И в этом случае речь шла о свободном объединении людей, которых связывала дружба; иногда они подписывались как «Коммунисты в оппозиции»[273].

Первое программное заявление – манифест СДЧГ, получивший широкое распространение, – появилось 28 октября 1970 г. к 52‑й годовщине основания Чехословакии. В нем группа экс-коммунистов отождествляла себя с реформаторскими идеями Пражской весны. «Мы, – подчеркивалось в документе, – отвергли социализм бюрократического аппарата и социализм гуляша, потому что ни один, ни другой не спасает человека от отчуждения, которое терзает людей на Востоке и на Западе. Сегодняшняя власть создаваемой ею реальностью отбрасывает социалистические идеалы, хотя маскирует бюрократическую диктатуру с социалистической терминологией. Движение против этого не надо создавать. Оно существовало и существует… Власть уничтожает целые области науки. Она заставила молчать культуру. Она связала профсоюзами инициативу организаций молодежи, женщин и т. д. Она ликвидировала Советы трудящихся. Власть возвращает народное хозяйство к централизму, который уже однажды терпел крах…»[274].

Участники движения подчеркивали, что все это угрожает не только гражданам ЧССР, но «тормозит прогрессивное развитие всего восточного блока». «Социалистическое движение чехословацких граждан, – указывалось в манифесте, – ведет политическую борьбу за социалистическую, демократическую, независимую и свободную Чехословакию, суверенную во внутренней и внешней политике, в поисках путей собственного развития и удовлетворения жизненных чаяний и нужд своих граждан»[275].

«Главной европейской проблемой» в манифесте названа Германия. В документе дана следующая трактовка целей СДЧГ в сфере внешней политики: «Развитие в последнее время – в первую очередь советско-западногерманский договор – подтвердило правильность наших внешнеполитических позиций в 1968 г. Мы по-прежнему убеждены, что в Западной Германии не все реваншисты и договор о чехословацко-западногерманских отношениях возможен без отказа с нашей стороны от каких-либо принципов. Взаимопонимание и установление дипломатических отношений между ЧССР и ФРГ, границы которых являются одновременно и границами двух военно-политических блоков, способствовало бы значительному улучшению климата в Европе и явилось важным шагом на пути к европейскому миру». «Неестественную и вредную блоковую политику, – декларировалось в манифесте, – можно устранить лишь договоренностью всех государств Варшавского договора, Атлантического пакта и нейтральных стран. Внешняя политика Чехословакии должна поддерживать все шаги, направленные к этой цели: двусторонние и многосторонние пакты о ненападении и отказ от применения силы, соглашение о безатомной зоне и о зонах с ограниченным использованием оружия (или же совсем без оружия), в частности на границах обоих блоков, соглашение о выводе войск с чужих территорий»[276]. Конечно, политический вес группы, выпустившей манифест, был не столь уж велик. Но апелляции к идеям «социализма с человеческим лицом» во внешнеполитическом аспекте могли быть услышаны за рубежом.

Что касается СССР, то СДЧГ считало необходимым преодолеть отрицательное отношение, даже ненависть, которую испытывало к нему большинство чехословацких граждан. «Чехословакия, – говорилось в документе, – не оккупирована советским народом или народами Советского Союза. Хотя сегодняшнюю ситуацию создали не мы, и мы сами не в силах ее изменить. Это может сделать прежде всего нынешнее или будущее руководство СССР, когда оно поймет, что 21 августа 1968 г. и последствия этого надо исправить, когда оно осознает, что ценен лишь такой союзник, который в содружестве с СССР не испытывает угрозу собственного суверенитета, а, напротив, его уважение, а в слу чае необходимости – и его защиту. Мы будем постоянно давать понять СССР, что дружба и добрососедские отношения не обеспечиваются воинскими частями и властью группы малоспособных и отмеченных печатью прошлого людей, но только существованием государства свободных граждан, которые не могут быть заинтересованы ни в чем ином кроме добрососедства и равноправных союзнических отношений»[277]. В то же время СДЧГ не называло конкретные силы, на которые следовало опираться с целью восстановления этой дружбы.

СДЧГ предприняло попытку сформулировать свою концепцию социализма: «Мы знаем, чего хотим: политическую социалистическую систему, в которой будут партнерами политические и неполитические организации, общественное и заводское самоуправление, институционально закрепленный контроль над властью, основные свободы, включая свободу вероисповедания, сформулированные в том числе и в Декларации прав человека, ратифицированной и этим государством»[278]. Национализация названа в манифесте «огосударствлением»; выдвинуто требование введения реальной коллективной собственности в промышленности и ее передачи заводским советам трудящихся. СДЧГ высказалось за равноправие чехов и словаков, напомнив при этом, что смысл федерации поставлен под угрозу «режимом нормализации»[279]. Отказавшись от террористических насильственных действий и саботажа, движение отдавало приоритет борьбе «политической и позитивной».

Будущее ЧССР, как полагали авторы манифеста, неразрывно связано с мировым развитием, однако именно от граждан зависит, как они воспользуются той или иной ситуацией. «Действовать, – подчеркивалось в манифесте, – может каждый гражданин… Будем терпимы, будем помогать преследуемым… Солидарность всегда была нашим самым сильным оружием. Будем бороться за каждую мелочь. В этой борьбе будем собираться дома, на работе, там, где это только возможно… Это наше обращение может помочь в этой борьбе. Будем распространять его всеми доступными средствами»[280]. Следовательно, политика «малых дел» занимала далеко не последнее место в спектре программных установок СДЧГ.

Ключевыми словами манифеста, на наш взгляд, являются следующие: «Мы работаем над подготовкой новой комплексной программы. Отправной ее точкой пусть как минимум служит нам „Программа действий КПЧ“ от апреля 1968 г., материалы 14 съезда [281], дискуссии о политической системе, о хозяйственной реформе, о заводских советах трудящихся, которые были напечатаны в газетах и журналах в то время, когда мы друг друга понимали»[282]. Авторы документа призывали изучать эти мысли, «сравнивать их с меняющейся политической ситуацией, напоминать о них в личных беседах и пытаться проводить их в жизнь в рамках существующих организаций»[283]. Важнейшей, как представляется, можно назвать часть документа, в которой утверждалось, что «не существует лишь альтернатива капитализм – бюрократический социализм, но также и иные возможные модели социализма». «В конце концов, – заявляло СДЧГ, – ни одна из основных коммунистических партий Западной Европы не ориентируется сегодня на монолитный, а на плюралистический гражданский социализм, на партнерство политических и отраслевых структур, функционирующих автономно и без опеки».

Тем самым манифест, во-первых, ставил задачу интеграции разрозненных сил оппозиции, а во-вторых, в качестве идейной платформы сплочения предлагал установки Пражской весны – программу «социализма с человеческим лицом». В дальнейшем работа велась по линии реализации положений манифеста от 28 октября, составивших впоследствии основу «Малой программы действий СДЧГ», которая, по замыслу ее авторов, и должна была явиться интегрирующим началом разобщенного чехословацкого оппозиционного движения.

Представляет интерес еще один документ, который СДЧГ выпустило к годовщине образования Чехословакии, – манифест СДЧГ «Социализм. Свобода. Суверенитет»[284]. Это, по-видимому, одна из версий манифеста СДЧГ от 28 октября 1970 г. Но не исключено, что это черновой, рабочий вариант основного документа движения, который, во-первых, подвергался переработке и поэтому имеет некоторые структурные и смысловые отличия; во-вторых, датирован октябрем 1970 г., то есть без указания дня принятия; в-третьих, составлен в популярном стиле. Тем не менее в нем сохранились все акценты, связанные с ориентацией на демократический социализм, и отражены все постулаты манифеста от 28 октября.

В манифесте, в частности, утверждалось: «В настоящее время бюрократическая диктатура маскируется социалистической фразеологией, отбрасывая социалистические идеалы. Ее зависимая политика серьезно угрожает и вредит развитию нашего государства. Большое количество лучших людей покидает свои посты, квалифицированные специалисты ушли из научно-технической сферы, хозяйство возвращается к централизму, который неоднократно терпел поражение. Бюрократическое самоуправление подавляет культуру и науку, сковывает деятельность молодежи и других общественных организаций и союзов. На руководящие посты ставятся люди, которые могут быть использованы только для предательства и деструкции, умеют лишь одно: поддерживать все, что помогает удержать самую примитивную диктатуру. При такой ситуации дальнейший прогресс социалистического движения становится крайне необходимым. Все это вызовет невиданный кризис, который не в состоянии будет разрешить настоящий режим». «Мы не хотим, – подчеркивалось в документе, – казарменный социализм, который осуждали еще основатели социалистического движения Маркс и Ленин. Отбрасываем всю ложь о том, что движение с 1968 года было направлено на поворот к капитализму и присоединение республики к Западному блоку. Так могут лгать лишь люди злобные или ограниченные диктаторы, которые не могут понять, что существует еще другая возможность, нежели насильно насаждаемый догматический социализм, о котором еще следует подумать, социализм ли это. За эту возможность борются колоссальные силы мирового движения „левых“ и рабочее революционное движение. Основные коммунистические партии западных держав решили в пользу плюралистического социализма, т. е. такой социалистической и политической системы, при которой партнерство с другими партиями основано на равноправии, где политические и общественные организации действуют автономно без указаний. Мы тоже хотим такой политической системы, потому что мы социалисты и находимся в той стране, которая попыталась осуществить этот социализм. У нас есть обязанности по отношению ко всему международному социалистическому и антиимпериалистическому движению продолжать начатое дело. Только таким путем мы достигнем организации хозяйства, которое бы покончило с производством для производства, с беспорядками в промышленности и внешней торговле, с общей безответственностью. В развитии хозяйства должны воплощаться интересы всего общества. Глупо и бессмысленно нас обвинять в бесплановости. Мы выступаем против бюрократической дезорганизации хозяйства, которую называют планированием. Еще более глупой является клевета о том, что мы выступаем против национализации. Национализация была выдающимся событием освободительного движения, но потом оказалось, что это была не национализация, т. к. промышленность была передана не трудящимся, а центральной бюрократии, превратившись в оплот бюрократической власти консервативных сил. Нашей целью является передача промышленных предприятий управлению избранных рабочих, так как только они могут провести принципиальные политические и экономические реформы. Послеянварское развитие определило направление этих реформ. Мы хотим использовать как положительный, так и отрицательный опыт этого развития. Хотим разработать программу, основывающуюся не только на теории, но и на практике»[285].

В манифесте приводились обоснования необходимости борьбы против правящего режима: «Настоящее правительство шаткое и неустойчивое, не владеет аргументами, поэтому часто бывает грубым и суровым. Незаконно осуждает людей, держит их в тюрьме, позабыв все законы. Судьба историка Яна ТЕСАРЖА, бывшего посла Рудольфа БАТТЕКА [286] и шахматиста Лудека ПАХМАНА является позорным примером этой практики… Правительство может менять на руководящих постах деятелей, но не может ликвидировать членов. Оно боится свободных граждан, не может вести бесконечную борьбу с населением. Не может до бесконечности продолжать массовые чистки лиц. Если оно хочет удержаться, то должно претворять в жизнь и положительную программу, делая к этому шаги, а это дает возможность насаждать прогрессивное мышление и принципы. Бюрократическое правительство не решает само все воп росы»[287]. Главное условие борьбы за реализацию изложенных в манифесте установок – сплочение всех граждан с акцентом на солидарности. В нем, как и в манифесте от 28 октября, затрагивались и некоторые аспекты советско-чехословацких отношений[288], а также более глобальные международные проблемы.

В целом анализ документа показывает, что пафос объединяющего начала в нем, в отличие от манифеста от 28 октября, несколько приглушен, а на первый план вышли проблемы интерпретации демократического социализма. Следует подчеркнуть, что многие из вышеприведенных положений содержала формировавшаяся идеология еврокоммунизма.

В период между манифестом от 28 октября 1970 г. и «Малой программой действий СДЧГ» (рубеж января – февраля 1971 г.) СДЧГ выпустило листовку, посвященную событиям конца 1970 г. в Польше. В листовке, датированной 21 декабря 1970 г., подчеркивалось, что движение польского народа – это ответ на политику тех, кто ничего из прошлого не забыл и ничему новому не научился, тех, «которые всегда хотят снова и всюду идти путем, уже столько раз ведшим к новым кризисам и потрясениям». Эти слова звучали предостережением новому польскому руководству страны и партии. Фактически же ее можно трактовать и как обращение к чехословацким властям.

Еще более «прозрачными» явились слова листовки, характеризовавшие лидера польских коммунистов. «Гомулка, – говорилось в ней, – который в октябре 56‑го года осудил стрельбу в рабочих, пришел сейчас к тому, что сам дал приказ стрелять в них. Поляки показали нам пример того, что можно бороться и победить и в условиях бюрократического беззакония, и в ситуации, которая кажется безвыходной…»[289]. Листовка как бы утверждала: движение протеста в Чехословакии не задавлено.

Вокруг манифеста СДЧГ от 28 октября сразу же развернулась дискуссия[290]. Группа, подписавшаяся «Коммунисты», отвергла форму движения, поскольку, по их мнению, игнорировалась партийная принадлежность, а также мировоззрение бывших членов КПЧ, не уделялось внимание определению и обеспечению ее руководящей роли в будущем. Другие же группы считали документ программой демобилизации позитивных сил, так как его авторы якобы открыто поддерживали «режим нормализации». Истина, по-видимому, заключалась в том, что тем немногим политикам, которые настраивались на волну подобного рода заявлений, оказалось весьма непросто расстаться с иллюзиями относительно потерянного «реформистского» прошлого, а элементов нового видения ситуации они не предлагали. Подобного рода декларации и споры вокруг них свидетельствовали, что дефицит идей способствовал созданию атмосферы духовного гнета в стране не в меньшей мере, чем прямые репрессии.

Вскоре была подведена черта под дискуссиями оппозиционных групп, изложивших свои выводы в январе – феврале 1971 г. в документе под названием «Малая программа действий СДЧГ», состоявшей, по словам В. Кусина, из семи разделов и включавшей около 8000 слов[291]. В нашем распоряжении имеется третья версия[292] «Малой программы действий СДЧГ», автором которой являлся Я. Шабата[293]. И. Пеликан назвал документ одним из самых интереснейших документов чехословацкой социалистической оппозиции. Он же впервые заметил, что проект являлся не более чем основой для дискуссий и предназначался для дальнейшей доработки[294]. Позднее программа распространялась выборочно среди отдельных групп и людей для отзывов[295]. В ней содержится упоминание о том, как восприняли программное заявление две группы: «Коммунисты» и «Рабочие – легально избранные деятели КПЧ». На основании этих материалов в документе содержится попытка доказать сближение различных точек зрения, поскольку группа «Коммунисты» изменила свое отрицательное отношение к манифесту СДЧГ, обосновывая это своей ошибочной оценкой «центристского» руководства Гусака[296].

Как следует из текста, в «Малой программе действий СДЧГ» (третья версия), включавшей преамбулу и десять разделов (февраль 1971 г.), основное внимание уделено тактическим и организационным вопросам. «Программные политические принципы, – уточняется в преамбуле, – в данном, носящем в основном тезисный характер проекте освещаются лишь частично. Следовательно, „Малая программа действий“ не является политической программой в полном смысле этого слова, как не является она и программой действий. Отсюда ее рабочее название: „малая программа действий“»[297]. «Однако, – говорится далее в проекте, – это не значит, что социалистическая оппозиция не нуждается во всесторонне разработанной программе, обоснованной политически и тактически. Напротив: ее потребность сегодня является уже крайней необходимостью. Мы хотим выразить это также и тем, что решились разработать и вынести на обсуждение текст, на который возложена лишь единственная функция: ускорить созревание условий, от которых зависит формирование направляющей политической силы, которая выступила бы с репрезентативной программой и которая как действительно репрезентативная сила могла бы эту программу представлять»[298]. Главная цель «Малой программы действий СДЧГ» виделась автору проекта в следующем: документ должен стать прежде всего «основой для будущих переговоров, от которых следует ожидать дальнейшую концентрацию оппозиционных сил»[299]. Таким образом, проект, в обсуждение которого планировалось вовлечь максимальное количество антинормализационных структур, мог стать платформой объединения противостоявших правящему режиму сил.

События 1968‑1970‑х гг., констатировалось в проекте, привели к «фактическому распаду доянварской КПЧ на две противоположные партии». Однако, как следует из текста, и в «партии исключенных» (из КПЧ в целом было исключено около 500 тыс. чел., т. е. треть всех членов партии, а «Малая программа СДЧГ» вышла на пике чисток) происходит, несмотря на сближение и взаимную терпимость, некоторая дифференциация. В документе подчеркивалось: «Хотя процесс дифференциации перешел из крайне динамичной фазы в гораздо более статичный период, но он и сегодня далек от завершения. Наряду с различиями более-менее второстепенными (вытекающими из нивелирования тактических различий, условий социальной среды, национальных различий – Словакия – или же из локальных различий и различий между поколениями) на первый план выходит специфический политический фактор: желание или нежелание продолжать политическую деятельность в совершенно иных, изменившихся условиях. Иными словами: вопросу как действовать предшествует вопрос – надо ли вообще развивать оппозиционную политическую работу. В этом отношении действуют не только личные факторы, но и факторы идеологического характера (понятие легальности здесь фигурирует на первом месте)»[300].

Авторы документа позиционировали себя последователями движения за демократическое возрождение социализма. «Инициативные группы, – отмечалось в первом разделе проекта, – которые объединились в рассуждениях о дальнейших действиях социалистической оппозиции, конституировались в радикальном сопротивлении политике великодержавной нормализации и бюрократической консолидации. Из этого их генезиса совершенно естественно вытекает и их генеральная политическая ориентация: они ведут борьбу за социалистическую альтернативу господствующему социализму „бюрократического аппарата“ (манифест СДЧГ). Они – преемники послеянварского движения за демократическое возрождение социализма, цели которого отражены в Программе действий ЦК КПЧ от апреля 1968 г.: имеется в виду новая демократическая модель социализма, отвечающая чехословацким условиям…»[301].

Эти инициативные группы пришли на смену послеянварскому движению – движению периода Пражской весны, которое распалось и уже более не существовало в качестве «организованной силы». Однако идеи демократического социализма, «социализма с человеческим лицом» по-прежнему оставались живы. Тем самым распад сложившихся в ходе Пражской весны структур поставил перед «авангардными социалистическими силами» актуальный вопрос: заполнить вакуум, возникший в результате распада послеянварского движения как организованной силы. Стратегическая цель СДЧГ заключалась в стремлении к системе, требовавшей радикальных, революционных (структурных) изменений. С одной стороны, сложность заключалась в том, что данная цель не давала сама по себе ответ на вопрос – какая сила проведет подобного рода изменения, а с другой, как констатируется в документе, «настойчивость в отстаивании послеянварских целей привела к рождению новой авангардной ориентации». В этой связи в проекте подчеркивалась настоятельность формирования «нового политического авангарда социализма». На данном историческом отрезке времени, как отмечалось во втором разделе проекта, нельзя было говорить о существовании руководящей политической структуры оппозиционных сил в полном смысле слова. «Однако, – констатировалось в документе, – с одной стороны, существуют инициативные группы, которые стремятся ко все более тесному сплочению, а с другой – имеется потенциальный руководящий политический слой (выделено в оригинале. – Э. З.), который представляет достаточно весомую основу для относительно быстрого конституирования требуемой руководящей структуры»[302]. Данный слой представляют «несколько десятков тысяч лиц, которые – в результате общего политического развития и своего идеологического и личного генезиса – являют собой солидарный корпус (solidárnÍ těleso), который, как можно обоснованно предполагать, является потенциальным авангардом оппозиции, т. е.: речь идет о силе, отдельные части которой (группы и отдельные лица) способны развивать самостоятельную (выделено в оригинале. – Э. З.) инициативу и сформироваться во все более организованное идеологическо-политическое образование»[303]. Данный «потенциальный корпус функционеров», по мысли автора, могли составить «лица с естественным политическим авторитетом и престижем и со значительным опытом политической, организаторской и идеологической работы».

Программой акцентировалось существование СДЧГ, которое, по мнению ее составителей, может развиться в «новый политический авангард социализма». Движение, как в ней указывалось, должно состоять из трех слоев: «инициативной группы» (то есть тех, кто уже отличился активностью), включавшей несколько тысяч чел.; «потенциальной лидирующей политической страты» (она названа в документе «элитой» и «корпусом функционеров») из нескольких десятков тысяч чел.; «базовых членов», количество которых достигало несколько сотен тысяч человек[304]. В этой связи в документе указывалось на нецелесообразность и иллюзорность стремления превратить «данный солидарный корпус в организацию с традиционно иерархической структурой, некую партию „ленинского типа“, либо же – в худшем случае – некий аналог жестко централизованной партии сталинского типа». Автором делалась ставка на «самые лучшие традиции недогматического и небюрократического способа развития неформальных связей»[305].

В третьем разделе развивается мысль о потенциальном политическом авангарде как о структуре, включавшей десятки тысяч человек. В связи с этим возник вопрос о «специфической руководящей структуре или же ведущей составной части авангарда, о некоем „авангарде авангарда“». При этом предлагалось не трактовать «авангард авангарда» как своего рода авторитарный центр, как центр в бюрократическом смысле слова[306]. Это не означало, что «авангард авангарда» не должен выполнять функции небюрократического центра, т. е. центрального очага активности, роль которого заключалась в «координации спонтанно пробуждающихся к политической активности сил, и одновременно интенсивно и планомерно пробуждать к жизни все потенциальные очаги политической активности во всех важнейших центрах – городах и заводах». Опорными пунктами этого руководящего слоя назывались инициативные группы, которые уже сформировались как самостоятельные очаги активности. При этом ни одна из них не исключалась из рамок социалистической оппозиции при условии принятия ими социалистической – антикапиталистической – программы. «Малая программа СДЧГ» декларировала: «Провозглашением принципа „плюрализма“ оппозиции мы хотели наметить исходную точку решения уже возникшей реальной проблемы: т. е. вопроса о сотрудничестве различных коммунистических и социалистических (немарксистских, некоммунистических, но ни в коем случае не антикоммунистических) идейных политических течений и их представителей. Проблема не только в отношениях между коммунистами и некоммунистами, но и в отношениях между коммунистами (внутри коммунистических рядов)»[307]. Для плюралистической концепции в документе используется термин «союз авангардных сил», который предполагал тенденцию к единству, интеграции, конвергенцию, но не дивергенцию. «Тем самым союз авангардных сил, – подчеркивается в проекте, – не является продуктом вольного и временного („тактического“) объединения разнородных сил, а динамическим образованием, в котором углубляется сотрудничество относительно однородных сил и течений из различных относительно разнородных среды, слоев и групп»[308].

Союз авангардных сил не является силой, которая формируется «рядом со своим естественным тылом, стоит над самыми широкими слоями общества и над отдельными идеологическо-политическими течениями, но внутри всех этих составных частей и слоев. Только так новый политический авангард может выполнять функции, которые ему как авангарду (выделено в оригинале. – Э. З.), как руководящей политической структуре надлежит исполнять; авангардность не является привилегией или монополией какой-либо закрытой группы, которая обладает „патентом на знание“, а продуктивной, конструктивной и позитивной политической деятельностью, базирующейся на общих цел ях социалистической программы».

Таким образом, СДЧГ отрицало принцип руководящей роли партии, дистанцируясь от «традиционных представлений о жестко централизованной и идейно монолитной революционной организации». Вместе с тем движение поддерживало идею «союза авангардных сил», считая слой исключенных из КПЧ функционеров, с учетом их политического опыта и идеологического и персонального генезиса, потенциальным авангардом, то есть некой руководящей силой. По мнению В. Кусина, такой подход как раз и совпадал с одним из тезисов ленинизма, когда политические акторы распределялись по следующим категориям: массы, партия и руководство[309]. Особенно наглядно данный ленинский тезис проявился в оформлении организационного руководства движения. «Авангард авангарда» – такова, по мысли авторов «Малой программы действий СДЧГ», первая иерархическая ступень центра действий по координации сил оппозиции. Таким образом, внутренняя противоречивость документа очевидна, на что позднее обратил внимание и М. Отагал[310].

Экс-коммунисты считали необходимым сотрудничество с социалистами некоммунистической (немарксистской) ориентации[311]. Как отмечалось в проекте, сотрудничество со всеми этими течениями «следует считать в связи с тезисами о значении союза авангардных сил необходимой предпосылкой развития нового политического авангарда»[312]. Чехословацкая социалистическая оппозиция создавалась как неформальное движение, из которого «нельзя исключить ни одну группу, которая принимает социалистическую (антикапиталистическую) программу… Было бы неправильным, а, пожалуй, и невозможным, пытаться достичь однородной структуры, которая нивелировала бы идеологические различия». Более того, настоятельно подчеркивалось, что «коммунистов и социалистов объединяет борьба за демократический социализм, то есть их объединяет оппозиция бюрократическому социализму». В программе ставился акцент на развитии связей между отдельными инициативными группами и поддержана плюралистическая концепция, поскольку в категорию «социалистической оппозиции» ими зачислялись не только сторонники социализма (антикапитализма), каждая из которых являлась составной частью нового авангарда, но и несоциалистические течения.

Вместе с тем самой многочисленной и самой собранной частью оппозиции СДЧГ считало десятки тысяч исключенных деятелей КПЧ и сотни тысяч бывших простых членов партии. В качестве потенциальных союзников подразумевалась и та часть членов и деятелей КПЧ, которая «осталась в партии по договоренности с исключенными и намерена работать в оппозиционном духе».

Шестой раздел содержит представления СДЧГ о главной движущей силе революционных перемен: «В соответствии с рациональной (а не доктринерской) традицией революционного социализма мы видим ее в массах индустриальных производителей, сконцентрированных на крупных предприятиях в городах, прежде всего в рабочих массах»[313]. СДЧГ поэтому рекомендовало сосредоточить усилия на агитации на крупных заводах. Такую задачу ставили перед собой и другие группы[314], которые как раз в атмосфере социального (классового) напряжения, глубокой деморализации и апатии достигали большего или меньшего успеха. Именно на этой части общества рекомендовалось сконцентрировать внимание всех авангардных сил и разработать для данного «сектора» конкретный план действий. СДЧГ предложило три пункта подобного рода плана, который, как подчеркивается в проекте, «представлен лишь схематично». В первую очередь речь шла о необходимости объединения самых разнообразных частичных и специфических интересов различных групп трудящихся с всеобщим политическим движением. Далее следовал неполный перечень задач: защита самых разнообразных прав трудящихся; защита от посягательств на зарплату; забота о безопасной и здоровой среде; критика назначаемых и неспособных органов; критика беспорядков в организациях и в сфере управления в целом; борьба за профсоюзную демократию и демократическое представительство в целом; борьба за экономическую реформу в ее частичных и глобальных аспектах; стремление к формированию демократических органов типа советов трудящихся или заводских советов и т. д. (пункт «а»). Пункт «б» включал следующие положения: использование легальных организаций (профсоюзные и общественные организации, а также коммунистическая партия), организационные связи между предприятиями, конференции, совещания, коллективные договоры – любые переговоры и акции, с помощью которых можно отстаивать реальные интересы трудящихся перед интересами бюрократическими. В документе поднята проблема отношений между рабочими и технической интеллигенцией (в первую очередь между рабочими и хозяйственным аппаратом). В целом же акцент ставился на необходимости теснейшего союза рабочих и технической интеллигенции (проведение различий между бюрократом, бюрократией и представителями технической интеллигенции; борьба против деления на касты и цеховой ограниченности, против бюрократической тактики «разделяй и властвуй» (пункт «в»)[315]. Седьмой раздел затрагивал проблематику союзников рабочего движения: крестьянское и молодежное движения, профессиональные организации интеллигенции; девятый раздел касался общих принципов организационной деятельности и ее специфических аспектов[316].

Наконец, в десятом разделе СДЧГ определило международные аспекты оппозиционной деятельности в Чехословакии: «Все же принципиально следует исходить из того, что движение за демократическое возрождение социализма является движением международным. Однако в разных странах оно находится на различных уровнях и имеет совершенно иные аспекты в „советском“ лагере и в капиталистических государствах»[317]. С этой точки зрения считалось важным решить вопрос об отношении к эмиграции. Поскольку не все чехословацкие эмигранты являлись социалистами, рекомендовалось предпринимать «как можно более осторожные шаги в развитии политического сотрудничества», что, однако, исключало «взаимную изоляцию». Необходимыми считались: признание чехословацкой оппозиции западноевропейскими левыми, а также поддержка чехословацкой партийной (коммунистической) оппозиции западноевропейскими коммунистами[318].

Таким образом, выстроенная в «Малой программе действий СДЧГ» многоступенчатая иерархическая структура («авангард авангарда» – «союз авангардных сил» – «десятитысячный актив» – «сотни тысяч политически ангажированных» – «самые широкие слои населения») представляет собой скорее теоретико-стратегическую заявку на весьма и весьма отдаленное будущее, нежели конкретную программу действий в жесточайших условиях «режима нормализации». Разумеется, разработка терминологических представлений о руководящих органах оппозиционного движения являлась важной составной частью деятельности СДЧГ и вносила весомый вклад в копилку ее теоретических разработок.

В то же время в условиях крайней разобщенности оппозиции и развязанной правящим режимом «охоты» за ее представителями более целесообразной, как представляется, могла стать концентрация внимания на менее амбициозных планах, в частности на политике «малых дел». Тем более, что категория «сотни тысяч политически ангажированных», которой оперировало СДЧГ, и даже термин «десятитысячный актив», который, судя по программе, мог не только включиться в оппозиционное движение, но и возглавить его, выглядят явно мифическими. По большому счету «Малая программа действий СДЧГ» носила достаточно аморфный характер, поскольку интегрировала политические установки нескольких групп с огромными претензиями, но с весьма ограниченными возможностями.

Наряду с теоретическими разработками необходимой формой деятельности «Малая программа действий СДЧГ» называла распространение изданных за рубежом публикаций и текстов, выпуск трудов и сборников, в первую очередь самиздата (восьмой раздел). Примечательно, что «авангард авангарда», т. е. изначально узкий круг ведущих оппозиционеров, обеспечивал себе право контролировать нелегальные издания документов всех видов, отражавшие политические взгляды движения. Составители программы заявляли, что содержание таких документов должно «регулярно проверяться и оцениваться, чтобы убедиться, что все программные, теоретические, аналитические и полемические действия тесно увязывались с нуждами движения».

Во исполнение этого пожелания с января 1971 г. начал регулярно выходить «Политический ежемесячник: факты, события, заметки»[319]. В нем печаталась подробная информация о ситуации в КПЧ, о событиях в мировом коммунистическом движении, публиковались результаты анализов экономического положения, заявления СДЧГ, открытые письма делегатам готовившегося XIV съезда КПЧ и др.

В это время в самиздате выходили издания других нелегальных структур. Так, бюллетень «Из-за завесы цензуры» давал подробную информацию из зарубежных стран, включая социалистические, а также из Латинской Америки и Африки. Редакция ставила своей задачей «сообщать о том, о чем чехословацкие средства массовой информации умалчивают. У нас нет другой программы, чем поиски правды. Мы призываем вас участвовать в этом»[320]. Подготовка и распространение указанных изданий и явилось тем самым «малым делом», которое вызывало большую тревогу «режима нормализации», постоянно отчитывавшегося перед Кремлем о состоянии дел в стране.

В целом программные документы чехословацкого социалистического оппозиционного движения подвергались «режимом нормализации» остракизму. Так, позднее, в ходе судебных процессов летом 1972 г. партийная печать представляла «Малую программу действий СДЧГ» как «программу, на целенную на постепенную ликвидацию социалистической системы» и на «открытое введение буржуазной демократии». По убеждению представителей «режима нормализации», программа преследовала цель «оторвать Чехословакию от содружества социалистических стран, навязать ей нейтралитет и привязать ее внешнюю политику исключительно к западным капиталистическим государствам в рамках так называемой среднеевропейской солидарности»[321].

В мае 1971 г. КПЧ созвала XIV съезд (внеочередной XIV съезд, проходивший на заводе в Высочанах в августе 1968 г., она объявила незаконным по договоренности в Москве тогда же). Были полностью восстановлены принципы руководящей роли партии и централизованного планового, командно-административного управления экономикой, что в дальнейшем получило правовое оформление в Законе о народнохозяйственном планировании, вступившем в действие с 1971 г.

Накануне съезда наметились признаки активизации оппозиции. Так, в начале мая в самиздате, а несколько позднее в качестве приложения к «Политическому ежемесячнику» вышло письмо, адресованное съезду и подписанное «Делегаты внеочередного XIV съезда КПЧ». В письме, названном «Не можем больше молчать», делегаты, среди прочего, говорили о незаконности готовившегося съезда[322]. Отмечалось, что двоемыслие в нумерации съездов свидетельствует о чувстве неуверенности партийных властей. В мае же 1971 г. появилась и листовка, названная «Отношение к одному съезду», подписанная «Рабочие и рабочие функционеры партии и профсоюзов». Ее авторы дистанцировались от правящей группы КПЧ, которая, как подчеркивалось, привела к тому, что партия потеряла доверие и свою естественную руководящую роль, а после чисток перестала быть партией рабочих. Высочанский съезд назван в листовке последним легальным съездом КПЧ[323].

Явно рабочее происхождение имеет и листовка, подписанная «Рабочие – легально избранные деятели КПЧ». В ней констатировалось, что с помощью иностранных войск власть в Чехословакии захватила «догматическо-бюрократическая клика, которая беспощадно подавляет все права и демократические свободы граждан», поддержку которых она потеряла. Политика «нормализации» неблагоприятно отразилась на рабочих, поэтому подписавшие листовку считали своей обязанностью объединить все силы в борьбе за проведение тайных выборов в профорганизациях, соблюдение предписаний о безопасности труда и закона о труде, против снижения заработных плат. Однако экономика страны, как уже отмечалось, была в то время уже до определенной степени стабилизирована и данная программа тоже не произвела никакого действия[324].

Одновременно свое обращение «Моя точка зрения» в адрес съезда направил один из организаторов СДЧГ, бывший член ЦК КПЧ и секретарь обкома КПЧ, близкий сотрудник Я. Шабаты А. Черны. Он указал на некоторые ошибки послеянварского партийного руководства, в частности, на его нерешительность и непоследовательность, а также осуждал компромисс как основной метод разрешения кризиса. С критикой правящей партии Черны обращался к делегатам XIV съезда, названного им квазилегитимным, надеясь, что в партии, а возможно, и среди делегатов остались те, кто мог бы его понять. Он проводил разделительную линию между «партией прошлого» и «партией будущего», представленной на этом съезде, состоявшемся два года назад в Высочанах. При этом Черны был убежден, что ко второй партии потенциально принадлежат не только коммунисты, которые стоят вне рядов партии, но и многие члены «нормализованной» КПЧ связывали с этим свои упования на будущие перемены[325].

Черны, как один из представителей радикальных реформаторов, делал ставку на «партию будущего». «Партия будущего, – отмечал он, – еще не организована, у нее еще нет названия, но у нее есть два качества, которые никто не может отнять: критическое мышление и сила солидарности. Партия прошлого имеет власть, имеет средства, с помощью которых она может обманывать, запугивать, покупать и разделять, но она не может помешать тому, что это обернется против нее самой… Она вынуждает людей объединяться против страха, потому что она объявляет врагами тех, кто ими не является… Она движется в заколдованном кругу обещаний, которые не может выполнить»[326]. Как видно из обращения, сила «партии будущего» на тот момент заключалась в отрицании «партии прошлого», а не в наличии какой-либо конструктивной программы.

XIV съезд КПЧ констатировал в своей резолюции: «Консолидация партии и общества позволяет нам в последующий период посвятить все наши силы дальнейшему укреплению и развитию социалистического общества». Он подвел черту под кризисным периодом в истории партии и страны и взял курс на построение в ЧССР зрелого социализма. «Режим нормализации» получил полноценное благословение, а протестующие голоса оказались заглушенными.

Следующим важным помимо XIV съезда КПЧ шагом в упрочении «режима нормализации» стали парламентские выборы, проведение которых намечалось на ноябрь 1971 г. Осенью 1971 г. подготовка к выборам вступила в решающую фазу. В это время над СДЧГ уже нависла угроза ареста и преследований. За какие же «преступления»? Как выстраивалась линия реальных действий и устрашающих убеждений накануне выборов в ФС ЧССР, ЧНС и СНС? Какова суть программных положений СДЧГ в их реальном выражении? Ответы на данные вопросы можно получить при анализе выпускавшихся СДЧГ документов осенью 1971 г. Важно отметить, что это не «манифесты на экспорт», а реальные обращения к гражданам страны.

16 сентября 1971 г. в качестве приложения к «Политическому ежемесячнику» вышло Обращение СДЧГ, в котором содержа лся призыв заявить о своем сопротивлении тому, что происходит: бойкотировать готовившиеся ноябрьские выборы, вычеркивать в предложенных бюллетенях кандидатов, навязываемых «режимом нормализации». Обращение поддержали другие оппозиционные группы, которые договорились, сократив текст, сделать из него листовку и распространить ее по всей респ ублике во время предвыборной кампании.

Эту листовку, озаглавленную лишь обращением «Граждане!», подписали шесть групп социалистической оппозиции в следующей последовательности: Чехословацкое движение за демократический социализм, Движение гражданского сопротивления (чешская секция), Движение гражданского сопротивления (словацкая секция), Коммунисты в оппозиции, Революционное движение Яна Палаха[327], Социалистическое движение чехословацких граждан[328]. Листовка призывала граждан использовать свое законное право и либо отказаться от участия в голосовании, либо же вычеркивать из списков официальных кандидатов. Надо отметить, что в числе подписавших листовку упоминается еще одна оппозиционная структура, представлявшая брненских социалистов, – Чехословацкое движение за демократический социализм (ЧДДС), о которой речь пойдет ниже. Хотя социалисты из Брно подписали листовку, а один из их лидеров М. Шилган принимал активное участие в ее распространении, все же они полагали, что требования бойкота выборов в условиях «режима нормализации» обречены на провал.

Я. Каван и Я. Даниел утверждают, что листовка распространялась во всех крупных городах Чехии и Моравии 9 ноября 1971 г. и явилась, по их словам, «первой массовой акцией социалистической оппозиции, в которой участвовало несколько различных групп, коммунисты и некоммунисты»[329]. Позднее, в ходе судебного расследования, по утверждению прокурора, листовка распространялась по всей республике в течение 24‑х часов в количестве около 72 тыс. экземпляров. Но данная совместная акция не имела бы успеха без помощи многочисленных людей, готовых принять участие в ее тиражировании и распространении. Некоторых из них позже арестовали и после многомесячных допросов приговорили к различным срокам тюремного заключения, другим удалось избежать преследований.

Партийное руководство пыталось представить оппозицию как отдельных «отщепенцев», пойманных на месте преступления и оставленных всеми приверженцами; их предполагалось «справед ливо наказать». Однако оно или принимало желаемое за действительное, или правительственная печать сознательно говорила неправду.

Согласно самиздатовским материалам, несмотря на огромное давление, часто сопровождавшееся плохо завуалированными угрозами лишить работы несогласных, в одной только Праге 10 % избирателей воздержались от участия в голосовании, в самых крупных индустриальных районах по крайней мере 11 % рабочих проголосовали против линии партии и 20 % всех голосовавших выразили личное недоверие Гусаку[330]. Данные результаты побудили власть к витку новых репрессий. «Заигрывание» с коммунистами-реформаторами, а уж тем более с теми, кто видел социализм по-другому, прекращалось.

Акцию, несмотря на это, нельзя назвать неудачной. «В широкие массы чехословацкого общества, – пишут Я. Каван и Я. Даниел, – проникло сознание, что существует социалистическая оппозиция, и это имело неоценимое моральное и политическое значение»[331]. Западная печать уделила этому факту внимание только благодаря арестам и судебным процессам, но многочисленные сообщения все же «помогли напомнить забывчивому миру о судьбе Чехословакии; среди западных левых и некоторых коммунистических партий раздались голоса солидарности»[332].

Между выходом Обращения и выпуском листовки деятели СДЧГ проявляли заметную активность, которая не могла не привлечь внимание властных структур и репрессивных органов. В середине октября 1971 г. состоялась встреча Тесаржа, Непраша, Кинцла и Гюбла. Предметом переговоров явилось объединение оппозиции и выработка манифеста Чешского фронта национального освобождения, который предполагалось выпустить к годовщине 28 октября 1971 г. Уже на первой встрече свои возражения высказал Тесарж, а во время второй встречи ее участники решили, что из-за недостатка времени не представляется возможным вовремя распространить манифест и опубликовать его за рубежом.

Тем не менее попытки сплочения чехословацкого оппозиционного движения не прекращались. Так, Тесарж продолжал контакты с брненской оппозицией экс-коммунистов вокруг Я. Шабаты, который в свою очередь поддерживал связь с группой бывших чехословацких социалистов. На встрече в Брно в октябре 1971 г. продолжились дискуссии о сотрудничестве и объединении оппозиции. Тогда же Шабата ознакомил Тесаржа с «Малой программой действий СДЧГ», которая, по всей видимости, и должна была стать основой программы объединенной оппозиции.

27 ноября органы госбезопасности арестовали Я. Шабату и И. Мюллера, а позднее Тесаржа, Гюбла и др. Позднее, во время процессов летом 1972 г., прокурор утверждал, что под СДЧГ скрывался М. Гюбл, бывший член ЦК КПЧ, ректор Высшей политической школы, в прошлом один из идеологов Пражской весны, оказавшийся «отщепенцем»; за подписью «Коммунисты в оппозиции» – Я. Шабата и его единомышленники; а под названием «Революционное движение – Ян Палах» – Я. Тесарж[333].

СДЧГ активно протестовало против арестов на рубеже 1971–19 72 гг. Преследования оценивались участниками движения как месть за Пражскую весну, но вместе с тем они предостерегали от открытой борьбы, которая считалась в тех условиях напрасной и могла бы привести к дальнейшим потерям. Авторы листовок анализировали итоги политики нового руководства КПЧ и государства, парализовавшей все общество, которое в своем большинстве «реагирует на это положение отрицательным молчанием, аполитичностью и бегством в себя, причем углубляется политический, идейный, экономический и нравственный кризис»[334].

В рамках СДЧГ действовали еще несколько групп. Одна из них, объединившаяся вокруг бывшего секретаря городского комитета КПЧ в Праге Я. Литеры, выпустила в период с января по май 1971 г. четыре номера нелегального ежемесячника «Покрок» как оппонента официальной прессы. К третьей годовщине ввода в Чехословакию войск в стране в количестве 300 экз. распространялась листовка «Граждане Чехословакии» (21 сентября). Вместе с другими группами она готовила, тиражировала и распространяла оппозиционные и эмигрантские материалы. Не прекратили они своей активности и после волны арестов конца 1971 г. Так, в феврале 1972 г. в самиздатовском издании «Народне новины» появилась передовая статья «Красный террор», представившая детальную информацию об арестах и допросах. В ней обращалось внимание на утрату иллюзий даже у последних из «железобетонных», веривших, что Гусак, вспоминая свой собственный тюремный опыт, помешает новым политическим процессам. Оппозиционеры поняли, что «нельзя верить ни одному его слову»[335].

В том же номере «Народне новины» опубликована листовка СДЧГ, в которой говорилось: «Именно такое развитие событий имеет свою логику, с которой мы давно знакомы и которую кто-то назвал логикой раскручивающегося жернова. Не только вокруг тех, кто открыто выражает свое несогласие с режимом, сжимается кольцо. Это может произойти с каждым гражданином, случайным, включая и тех, которые сегодня находятся у власти, или тех, кто объединился с ними в тщетной надежде, что сохранит спокойствие хотя бы для себя и своей семьи. Мы знаем, что открытое сопротивление в этой ситуации безнадежно и привело бы только к дальнейшим потерям. Но терпеливо смотреть на все – означало бы разделять вину за происходящее, так что однажды кто-нибудь скажет нам, что все мы несем свою долю ответственности. Каждый из нас имеет хоть какую-то возможность помешать уничтожению друзей, знакомых, сотрудников и соседей…»[336].

И все же СДЧГ прекратило свое существование в качестве организованной оппозиционной силы. Каток репрессий оказался неостановимым и всеподавляющим.

§ 3. Чехословацкое движение за демократический социализм

Помимо экс-коммунистов важную роль в оппозиционном движении в 1969–1970 гг. играли социалисты – группа бывших членов Чехословацкой социалистической партии (до февраля 1948 г. – Чехословацкая национально-социалистическая партия) в г. Брно. Ее активисты, возглавлявшие горком ЧСП с осени 1968 г., были исключены из партии в начале 1970 г. за активную прореформаторскую позицию в период Пражской весны. Так, в марте 1970 г. в ходе развернувшихся «чисток» ряды ЧСП пришлось покинуть М. Шилгану, Й. Подседнику и А. Шулику; Я. Цана «вычеркнули» из партии. В конце марта 1970 г. из состава идеологической комиссии ЧСП выведены Я. Мезник и П. Вурм, а 10 апреля с поста члена президиума НФ ЧСР отозван председатель брненского горкома ЧСП Я. Шопф. Городской комитет ЧСП в Брно в итоге был распущен. Целый ряд членов бывшего президиума горкома ЧСП – М. Шилган, Я. Шопф, П. Вурм, А. Выроубал, З. Покорны, Э. Килианова и др. – лишались возможности заниматься общественной деятельностью, но они от нее не отказались и стали собираться на конспиративных квартирах. Круг участников этих встреч постепенно расширялся, трансформируясь в организованную группу. Ее деятельность вынужденно носила – учитывая нараставшую в ходе «нормализации» волну репрессий в обществе – конспиративный характер[337]. Так началось организационное становление новой нелегальной оппозиционной структуры брненских социалистов, которая в середине 1971 г. получила наименование Чехословацкое движение за демократический социализм (ЧДДС).

На встречах составлялись протесты против роспуска горкома ЧСП, велись дискуссии о перспективах деятельности социалистов в условиях «нормализации». В дальнейшем внимание концентрировалось на вопросах внутри– и внешнеполитического развития ЧССР; обмен информацией, почерпнутой из западного радио– и телевещания, а также из зарубежной прессы; обсуждение издававшихся чехословацкой эмиграцией материалов и пр.

Примерно с середины 1970 г. М. Шилган установил контакты с действовавшим в Брно нелегальным СДЧГ. Важно отметить, что сотрудничество здесь части экс-коммунистов и социалистов стало приобретать более интенсивный характер со второй половины 1970‑х гг. Встречи Шилгана и Шабаты проходили на частных квартирах членов брненской социалистической группы – П. Вурма, А. Выроубала, Я. Шопфа. Знаменательной следует назвать встречу на рубеже осени – зимы 1970 г., в которой приняли участие социалисты (Я. Шопф, П. Вурм, М. Шилган) и экс-коммунисты (Я. Шабата, А. Черны), на которой принято принципиальное решение о совместной нелегальной деятельности против «режима нормализации»[338].

Брненские социалисты получали от Я. Шабаты запрещенные в ЧССР журналы: «Листы», выпускавшийся в Риме И. Пеликаном, а также «Сведецтви», издававшийся в Париже П. Тигридом, и занимались их распространением. В начале 1971 г. они взяли курс на расширение количественного состава, привлекая в свои ряды единомышленников не только из рядов ЧСП. Количественный рост нелегальной группы, а также ужесточение репрессивной политики нормализаторов послужили поводом перехода в целях конспирации на горизонтальный принцип формирования организационной структуры. Помимо руководящей «группы А», осуществлявшей внутренние контакты на постоянной основе, стали создаваться небольшие подразделения, именовавшиеся «группой Б», поддерживавшие эпизодические контакты лишь с отдельными группами; существовала и третья стру ктура – «группа Д» («Друзья»)[339]. Работу первых двух групп, которые занимались тиражированием и распространением материалов преимущественно эмигрантских печатных органов, нелегально доставлявшихся в ЧССР, курировал З. Покорны. В 1971 г. брненские социалисты распространили нелегальные материалы (работу советского диссидента А. Амальрика, материал «Что происходило в Польше», протоколы Высочанского съезда КПЧ, информационный бюллетень «Факты…», «Манифест 28 октября 1970 г.», «Манифест к выборам», «Беседы с Яном Масариком» и др.). Большая часть текстов распространялась в Брно и Праге. В 1971 г. с нелегальной структурой социалистов сотрудничали члены Клуба молодых социалистов в Брно (И. Пернес, Я. Грох), который после запрещения также перешел к нелегальным формам деятельности, в частности, приступил к изданию подпольного журнала «Альтернатива», занимался распространением фотокопий книги М. Джиласа «Новый класс» и др.[340].

В начале 1971 г. Я. Шабата передал Шилгану для ознакомления «Малую программу действий СДЧГ» и попросил брненских социалистов высказать по ней замечания и дать свои предложения. Большая часть брненских социалистов после знакомства с разработанной экс-коммунистами программой выразила свое несогласие с целым рядом ее пунктов и сочла необходимым доработать текст с учетом высказанных в кругу единомышленников замечаний и пожеланий.

П. Вурм, которому поручили эту работу, завершил корректировку документа примерно к середине 1971 г. и назвал его «Малой программой действий ЧДДС». Несмотря на то, что брненские социалисты оставили предложенное бывшими коммунистами-реформаторами название документа, явно претендовавшего на преемственность с Программой действий КПЧ периода Пражской весны, на этом исключительно внешнем сходстве аналогии заканчиваются. После доработки документ принял принципиально иную идейную направленность по сравнению с представленным экс-коммунистами вариантом.

После завершения работы над текстом «Малой программы действий ЧДДС», которую дополнительно провел З. Покорны, документ передали пражской группе экс-коммунистов – М. Гюблу и Я. Тесаржу. М. Отагал пишет, что Тесаржа с «Малой программой действий» которая, очевидно, должна была стать основой совместной программы оппозиции, ознакомил на встрече в Брно в октябре 1971 г. Шабата[341].

Доку мент состоит из трех частей[342]. Перва я из них «Необходимость, генезис и политический профиль объединенной социалистической оппозиции» (с подзаголовком «Памятный акт о дискуссиях некоторых инициативных групп о возможностях формирования объединенного, авангардного социалистического движения в Чехословакии») включала семь разделов: послеянварское развитие; новая ситуация; о необходимости авангарда; отрицание режима; барьеры внутри социалистической оппозиции; потенциальная база оппозиционных сил; формирование объединенного авангарда. Сверхзадачей документа объявлялось создание идейной платформы для объединения разрозненных течений перешедшей после начала «нормализации» на нелегальное положение чехословацкой социалистической оппозиции.

Несмотря на значительную гетерогенность «потенциального блока» социалистической оппозиции, его единая политическая направленность, по мысли лидеров ЧДДС, могла стать общей платформой сплочения – отрицание режима и борьба за «новую модель социализма, соответствующую чехословацкой демократии, гуманистическим традициям и специфическим общественным условиям». Во главу угла своей деятельности ЧДДС ставило именно «радикальное устранение режима». «Мы, – подчеркивается в документе, – ведем борьбу за отрицание режима, а ни в коем случае не за его сохранение в какой-либо улучшенной, „демократизированной“ форме»[343]. ЧДДС выдвигало четкую задачу ликвидации «режима нормализации», формулируя бескомпромиссно требования борьбы с ним. Брненские социалисты сразу же поставили все точки над «i», назвав себя «оппонентами бюрократического социализма» и объявив борьбу за свержение «формировавшегося в ЧССР тоталитарного режима». «Ни у кого, – заявляло ЧДДС, – не должно оставаться ни тени сомнения в том, что никто из нас не желает кокетничать с режимом. Отрицание режима нельзя избежать ни половинчатыми формулировками нашей позиции сегодня, ни тем более в периоде, о котором мы размышляем, половинчатыми действиями»[344].

Обосновывая необходимость разработки программы, представители ЧДДС подчеркивали: «Сегодня крайне необходимо иметь продуманную и обоснованную программу, принятую всеми составными частями формирующейся социалистической оппозиции (курсив мой. – Э. З.)». Разработка такой программы не представлялась возможной без преодоления диффузного характера социалистической оппозиции. В документе неоднократно отмечались факты ее «плюрализма», «различного генезиса инициативных групп социалистической направленности – от марксистских трактовок, чешского социализма масариковской ориентации до христиански мотивированного социализма»[345]. Именно поэтому в качестве важнейшего условия на пути к разработке «актуальной, конкретной программы стратегии и тактики оппозиции» ЧДДС считало «успешное завершение периода необходимого идейного и мировоззренческого сближения» всех ее составных частей. Смысл всех предпринимавшихся оппозицией шагов сводился к следующему: ускорить формирование новой политической силы, которая «в определенной фазе могла бы выступить с программой демократического социализма, разработать его позитивную (рабочую) политическую программу, могла представлять ее в качестве реальной репрезентативной силы и которая была бы полна решимости и готова добиваться реализации этой программы всеми революционными средствами, которыми располагает малый народ против сильных мира сего»[346]. Следовательно, «Малая программа действий ЧДДС» должна была, по замыслу своих творцов, выполнить главную миссию – создать условия для объединения «демократической социалистической оппозиции» против «режима нормализации» на общей платформе.

Чехословацкая социалистическая оппозиция, по мысли составителей документа, «должна так или иначе формироваться как новое политическое движение (выделено в документе. – Э. З.), нетрадиционное как в идейном, так и в организационном плане». Что же собой представляла идейная платформа, на которой предполагалось проводить объединение? С одной стороны, «Малая программа действий ЧДДС» отдавала дань Пражской весне, оценивая ее как «один из периодов, достойных того, чтобы сегодняшняя социалистическая оппозиция из него исходила». В то же время социалисты указывали на «слабые стороны, ошибки и иллюзии» Пражской весны, считая именно их «непосредственным источником» всех своих «принципиальных размышлений»[347]. Задачу тем самым они видели в учете и преодолении в своих программных установках негативного опыта Пражской весны.

ЧДДС ставило в вину лидерам Пражской весны в первую очередь то, что чехословацкое послеянварское движение «не сумело стать антибюрократической революцией»[348]. Это движение не смогло «объединить на новой основе все решающие антибюрократические силы», «провести жесткое разграничение фронтов и акторов нового исторического конфликта». Своей половинчатостью оно «в конце концов даже способствовало переходу некоторых значимых составных частей революционного движения в состояние пассивности»[349]. Можно утверждать, что в документе содержится полемика с «Малой программой действий СДЧГ», попытка преодоления разногласий по целому ряду принципиальных вопросов, одним из которых являлась оценка Пражской весны, попытка выработки общих программных установок. Не случайно свою «Малую программу действий» брненские социалисты назвали «программой идейного объединения авангардной социалистической оппозиции»[350], т. е., будучи названной одинаково с документом СДЧГ, она выражала претензии на более широкую перспективу.

Выход из создавшегося положения «Малая программа действий ЧДДС» видела не в преемственности с идеями Пражской весны, а в «новой авангардной ориентации», подразумевая под «авангардом» такое движение, которое «может возникнуть лишь как итог сконцентрированного политического усилия определенного характера и которое могло бы стать носителем ценностей, наполняющих смысл чехословацкой истории». Его можно по-новому актуализировать как «борьбу за суверенитет государства, суверенитет культуры и языка, суверенитет в определении общественного характера наших публичных дел. И даже если в привычку ликвидаторов этих ценностей входит разгром в первую очередь авангарда народа, мы знаем, что это все же не приводит к гибели народов – их лишь заставляют замолчать. Со временем авангард сформируется снова и превратится в реальную политическую силу»[351].

Конец ознакомительного фрагмента.