Вы здесь

«От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017). Красная Вишера. Путевые заметки. По следам собственной книги «Житие Углицких» (Андрей Углицких)

Красная Вишера. Путевые заметки

По следам собственной книги «Житие Углицких»

Тракт Красной Вишеры

Красновишерский тракт – образование, надо понимать, исключительно искусственное. Он прорублен, как некогда, окно в Европу Петром Великим – в буквальном смысле этого слова, топорно, прямо и просто. Почти везде прямая стрела его уходит вдаль, просматриваясь на несколько километров вперед. Повороты относительно редки. Справа и слева от трассы – сначала кустарниковый «подшерсток», потом подлесок, далее – сплошная таежина. Впрочем, кое – где попадаются свежие гари, проплешины, старые и новые ляды, а также недавние лесопосадки. Изредка виднеются прикрепленные к деревьям на высоте человеческого роста таблички красного цвета, на которых, даже из стремительно движущейся машины можно прочитать первое, самое верхнее слово: «Медведи!» Остальные слова на скорости не прочитываются, но они, если честно и не нужны, их просто домысливаешь сам, доходишь силами собственного воображения. Дорожное полотно хорошее, содержится аккуратно, поэтому выбоин и вымоин практически нет. Само по себе движение по Красновишерскому тракту можно считать вполне комфортным: летит навстречу дорожное полотно, выплывают, и увеличиваясь наплывают на ветровое стекло автомобиля дорожные указатели. р. Нижняя Язьва, Федорцово, Сейсмостанция. В сочетании с хорошей погодой, с каким – то фантастически синим небом (а на Западном Урале вообще, как я заметил, небо не жидко – голубое, белесо – голубоватое, как в Москве, скажем, нет, на Урале небо темно, насыщенно синее, как синька. Как впрочем, и вода в Камском море. Но – повторюсь – это только в хорошую, ясную погоду!) все это создает атмосферу какую – то сказочную, удивительную, неповторимую. Встречные машины скорее не норма, а исключение из таковой. Все номера встреченных и попутных автомобилей 59 серии (Пермский край). Собственно, красновишерским данный тракт считать можно (да и то, лишь условно – ведь за Красновишерском еще есть и Вая, и Велс!) после отпадения дороги на Чердынь – то есть, сразу же после губдорского поворота, но уж больно нравится мне это самое слово «Красновишерск» повторять: «Красновишерск, Красновишерск…» Еще бы – ведь, сорок лет не был! Сорок! Даже представить страшно такую прорву времени. А местные, кстати, «Красновишерск» очень редко говорят. Думаю, потому, что очень длинно это выговаривать: «Крас – но – ви – шерск». Целых четыре слога. Да в конце еще и три согласных подряд. Язык сломаешь! Нет, местных не проведешь! Они говорят просто, куда проще: «Вишера, на Вишере, с Вишеры». Или, уж в самом крайнем, в самом торжественном случае: «Красная Вишера, на Красной Вишере, Красную Вишеру». Кстати, газета местная так называется: «Красная Вишера». Но об этом – позднее. До газеты еще доехать надо. Пока лишь Красновишерский тракт… Тракт Красной Вишеры, храни тебя Господь!

Герои Красной Вишеры

28.06.2011. Приехали в Красновишерск вечером, часов в семь – восемь. Пока перекусили с дороги, то, да се, глядишь, а уже и десять, почти. Выглянули в окно, а на улице – то, батюшки – святы, светлынь стоит! Ровно днем! Почему? Да потому, что в Красновишерске в конце июня – белые ночи, как и в городе Санкт – Петербурге, на широте которого он, примерно, находится. Единогласно решили светлого времени суток боле не терять и отправились на улицу, невзирая на ярость комаров, которых здесь много

Моя двоюродная сестра – Елена Леонидовна Углицких повела нас по Красновишерску.


Елена Леонидовна Углицких


Первая остановка состоялась у городского мемориала славы. Где на мраморных досках высечены имена героических жителей Красновишерска, отдавших жизни в борьбе с фашизмом. Конечно, обратили мы внимание на обилие одинаковых фамилий. Сразу же находим среди них «своих» – Углицких. Вот они, все одиннадцать, один к одному. Это не самое, кстати, большое фамильное «представительство» тут. Больше всего в войну полегло Судницыных (25 человек), потом – идут Петровы, Ничковы и Митрофановы (по 13). За ними – Яборовы – 12 (причем, один из них – Иван Петрович Яборов – Герой Советского Союза!), и только затем приходит черед Углицких. Мне уже доводилось писать о не вернувшихся с войны Углицких в статье «Углицких в Великой Отечественной войне. Попытка воскрешения безвозвратного». Но там речь шла обо всех безвозвратных потерях (убитых, умерших от ран, болезней, пропавших без вести) всех призванных в Красную Армию в 1941—45 Углицких. Таковых – 58. А эти одиннадцать – это красновишерские, только. Без федорцовских, губдорских, чердынских, усть – язвинских, соликамских, бахаревских, ордынских, курганских… Все равно – много, очень много. Земной поклон, печаль и память вечная!


Фрагмент «Мемориала землякам, погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941—45 гг.» г. Красновишерск Пермского края 28 июня 2011 г.

Тишина Красной Вишеры

Страна бурлит, негодует, и сострадает, сочувствует, заходится от гнева и выражает соболезнование близким и родственникам очередных и очередных жертв разгильдяйского, преступного отношения новых хозяев жизни к жизни и здоровью остальных российских граждан («Булгария», «АН – 24», приводнившийся с горящим двигателем, очередной разбившийся вертолет).

А я продолжаю писать, упорно писать о моей Красной Вишере – городе Красновишерске Пермского края.

28.6.2011. 22.30. Стало расхожим местом называть Вишеру красавицей, но это действительно так – Вишера красавица! И становится все краше и краше. Год от года. Потому, что деятельность бумкомбината и связанный с ней молевой сплав прекращены. И вода, и без того чистая, как слеза, стала еще чище. Говорят, «в несколько раз»! Для рыбы – абсолютное раздолье и благодать, особенно это в кайф хариусу, вишерскому хариусу, который прославил собой красавицу реку. Почему вода в Вишере такая холодная? Причин тому немало: и холодные родники и ключи бьющие то тут, то там, прямо из прибрежного песка, и близость уральских гор, ну, и климатическая зона конечно же… Не забывайте, что речь идет о шестидесятом градусе северной широты!


Вишера – река ледяных родничков. Вон сколько их выбивается на волю, прорывается из берегового песка! Урал – край белых ночей. Конец июня 2011. Полночь.


Еще одной особенностью этого северного уральского городка является то, чего не в состоянии передать фотография – оглушительная, немыслимая, все заполняющая и везде проникающая …тишина! Правда, замечаешь присутствие ее не сразу. Тишина входит в тебя незаметно, исподволь, вместе с дыханием, сердцебиением. Ты идешь, идешь с ней, с тишиной немыслимой этой, по вечернему городу, дышишь, смотришь и вдруг с какого – то момента начинаешь понимать, что что – то тут не так. Что – то необычное, не испытанное, неведомое. То, что начинает беспокоить.

Ты начинаешь соображать, в чем дело, отчего так здорово, и странновато как – то. Что беспокоит, что?! И вдруг в какой – то момент понимаешь – ти – ши – на! Глубочайшая, неслыханная тишь, разливающаяся в тебе волнами. Я впервые испытал это. Спросил об этом у сестры, давней жительницы Красновишерска. Елена смеется и жмет плечами: не знаю, мол, не замечаю. А не замечает, потому, что привыкла. Для нее это норма. А для меня нет! Такая вот, загогулина получается!

И наконец, последнее на сегодня: со всех точек города просматривается главное чудо – Полюдов Камень. Он виден на обоих представленных снимках, вдали, почти на горизонте: скалистый, так напомнивший Брокгаузу и Эфрону монолит памятника Петру Великому в Санкт – Петербурге! А что, похож, не правда ли? Между прочим, 527 метров в высоту, как одна копеечка! Зураб Церетели может отдохнуть пока… Да и нам на покой пора…


Вишера. Полюдов Камень. Полночь. Конец июня 2011

Алмазы Красной Вишеры

29.06.2011. Не успели переночевать в Красновишерске, как пора уже уезжать. И дело здесь не комарах, которых, по счастью, здесь, мягко говоря, много. Красновишерцы смеются: «Если комара много – значит, хорошая у нас тут экология!» Проблема не в клещах, которые также есть и в самом городе и в окружающей тайге. А много клеща потому, что соответствующие службы не обрабатывают леса эффективными противоклещевыми средствами. Итог: в газета «Красная Вишера» сообщает, о 49 укушенных клещами за неделю. Много это или мало? Если учесть, что в городе сейчас проживает около 10000 человек, то очень много! Очень! Это – же почти 0,5% городского населения! За какую – то одну неделю! А сколько еще не обратилось? Про это в «Красной Вишере» ничего не пишут, но мы знаем, что это есть. (Клещевой энцефалит – штука серьезная. Север Пермского края – эндемичен по клещевому энцефалиту.

Так было всегда.

И при советской власти и до нее и после. Помню свое детство: приезжали к нам в Пермь с Вишеры мои родственники – братья двоюродные, троюродные мои, перенесшие клещевой энцефалит – с параличами лицевого, отводящего нерва, с судорожными синдромами, эпилептиформными припадками, гиперкинезами, параплегиями верхних и нижних конечностей. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами… Не дай, Бог, в общем… Ладно, не будем о грустном…


Утренний Красновишерск


Нравится мне этот деревянный городок, где бараки, настоящие «финские» еще двухэтажные, бараки, с маленькими придомовыми участочками, с клумбами и тепличками. Рядком, ладком стоят. Дерево уже черное, снаружи вид очень непрезентабельный – барак и есть барак, но я – то знаю, что не все так просто. В таких деревянных строениях на 60° северной широты очень и очень уютно и тепло. Дерево «дышит», пропускает через поры воздух, но при этом не выпускает, удерживает тепло. Воздух теплый, сухой. А иначе, при таких морозах не избежать было бы массы простудных заболеваний, хронических бронхитов и пневмоний…

Хорошо, что почившее в бозе градообразовавшее предприятие – Красновишерский целлюлозно – бумажный комбинат (КЦБК) в свое время разрешало своим сотрудникам, рабочим, инженерам строится – отпускало им лес бесплатно, помогало обжиться. Что случилось с КЦБК, конечно, спросите вы, почему он почил в бозе? Потому что попал в руки прохвостов, которые выкупили его, только затем, чтобы под шумок демонтировать и сдать на цветмет уникальные бумагоделательные машины. Импортные, немецкие. И – получив прибыль, благополучно скрыться… И от гордости красновишерцев – от завода, обеспечивавшего в лучшие свои годы примерно полстраны школьными тетрадками и обложками остались рожки да ножки…

На чем же город стоит, держится? Я и сам не пойму. Второе по значимости городское производство – «Уралмаз». Предприятие, которое занимается добычей уральских алмазов – тоже переживает не лучшие времена. Из четырех алмазных драг, которыми располагало оно в советские времена, осталась только одна… А алмазные драги – это о – го – го! Огромные, примерно с трехэтажный дом, машины, процеживающие через себя целые реки, ползущие по руслам рек, со скоростью в 100 меньше, чем черепашья… Мало их сейчас уже осталось. Мало. И в Красновишерском и в соседнем с ним Чердынском районе Пермского края. Хотя алмазов по – прежнему, хватает. И в прямом и в переносном смысле. Ведь настоящие алмазы Красной Вишеры – это …люди, твердостью – под стать алмазам… И я о них еще напишу!

Федорцово – родина отцова – дедов дом

Ранее мне уже доводилось не раз рассказывать о судьбе моего деда Андрея Харитоновича Углицких и его семьи, раскулаченных в период коллективизации (1929) и отправленных в ссылку. Дело (с раскулачиванием, высылкой) происходило в селе Федорцово Красновишерского района Пермского края, расположенном примерно в 40 км от города Чердыни, неподалеку от места впадения реки Язьвы в реку Вишеру (Усть – Язьвинский сельсовет). С самого раннего детства мы, с братом Алексеем, наслышаны были об этом доме, доме в котором жила большая трудолюбивая семья деда, знали (со слов отца), что дом был «большой, просторный, теплый, уютный». Знали, что для его сруба деревья отбирались в тайге отборные, индивидуально, что делали это настоящие специалисты своего дела из числа наиболее уважаемых плотников, потому, что это, оказывается, очень важно «знать» – про каждое дерево в срубе, нужно, чтобы оно «легло». Знали мы также, что в этом доме этом (в котором, кстати, родился и отец мой, и еще 7 его братьев и сестер) все долгие десятилетия советской власти «работала поселковая восьмилетняя школа, а потом был избирательный участок…». Из – за того, что семью дедову выгнали из родного дома – отцу моему, тогда 12 – 13 – летнему мальчишке, пришлось, в итоге, идти «в люди…» Выходит, что не только деду, но и отцу моему коллективизация изрядно поломала жизнь! Так уж вышло, что видеть дедов нам ранее никогда не доводилось. Даже на фотографии.

Вот и решили мы с братом Алексеем нынешним летом, впервые в жизни взять да и «тряхнуть стариной», то бишь, навестить родимое «пепелище», посетить, наконец, наше родовое землевладение, «гнездо».

Не хочу и не буду отнимать внимания читателей чепухой всяких дорожных трудностей, излишними транспортными и организационными подробностями дела, скажу лишь, что село Федорцово нашли мы. Случилось это погожим ранним утром 29 июня 2011 года!


Село отцово открылось нам за очередным поворотом трассы неожиданно. Мы попали в большой сельский населенный пункт. Со всеми вытекающими… Вьехать – то, вьехали, а что дальше: где, где дедов дом? Как его найти? Куда дальше? Домов – то до 150 в округе, никак не меньше! Догадались найти продуктовый магазин и там спросить, попытать счастья… В продуктовом магазинчике было немноголюдно: продавщица и несколько сельчан, ожидающих приезда хлебовозки. Появление наше вызвало у присутствующих оживление.

– Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где тут дом Углицких Андрея Харитоновича? В нем еще потом школа, говорят, была? Мы издалека, из Москвы, внуки Андрея Харитоновича…

– Какого Углицких? У нас здесь полсела Углицких. Я, вот, Углицких, к примеру! – пожилая женщина подошла ко мне поближе, пристально всматриваясь в залетного молодца. – Чей ты сродственник, гришь?

– Андрея Харитоновича… Внук…

– Андрея Харитоныча? Погоди – ко, погоди – ко, это ли не Василия, что с третьей улицы, родственники, а?

Подоспел еще один очередник:

– Василиса, нет, это другие… Я, я знаю этот дом! Щас, покажу.

Мы отправились в путь. По дороге новый знакомый рассказывал о себе, о моем деде, о селе:

– У нас тут места хорошие. Вот, и церковь была. В мае сгорела. Зря мы плохих людей на постой пустили. Они ее и сожгли. А фамилия моя Мамербеков… Анатолий Буланович… Мы с вами родственники, у меня в роду также много Углицких. Я – здешний, коренной житель. Не обращайте внимания на мою казахскую внешность и фамилию. По матери – то я русский, просто мама вышла замуж за одного из заключенных – вольнопоселенцев (здесь раньше было много зон), так вот я и стал Мамербековым. По специальности, кстати, учитель истории… А дом деда вашего хорошо известен. Мы с вами – соседи, получается, дома наши рядышком стоят, через один, на одной улице. Я и в школу ходил в ваш дом. Лазили мы в нем, классе в третьем или четвертом, помню, на чердаке были, кстати, там у вас на одном из бревен вырублена была метка: «1912 год». Так что дому вашему скоро сто лет…

Так, за разговорами, рассказами мы вышли на просторную сельскую улицу, неподалеку от реки.

– Недалече осталось. Да его уже и отсюда видно. Вот, видите, третий дом отсюда, где березы, – Анатолий указал рукой вдаль. Сгорая от нетерпения, мы убыстрили шаги, почти рванули к указанной постройке. Дедов дом, таким, каким мы его увидели, не произвел впечатления большого, огромного – видели мы дома и побольше, но ведь он – ДЕДОВ! Сколько, сколько мы слышали о нем, а теперь, вот, и увидели!

А Анатолий Буланович все рассказывал и рассказывал:

– Вот, выборы здесь сейчас проводим… Участок избирательный теперь тут. Школу – то уже закрыли. Видите, вот, загляните в окна – там сейчас ремонт планируется… Этот дом не все владение – вот еще второй дом, тоже ваш, Углицких, в нем была аптека, а за самим имением – огромный земельный участок… Только, вы уж не обижайтесь, но теперь собственность поселка это, а вовсе не ваша…

Мы подошли к окнам, сделали несколько снимков. Здравствуй, родина отцова! Вот и свиделись, наконец!…


Дедов дом. Вотчина Углицких. Июнь, 2011


Странно и больно смотреть на дом, в котором ты никогда не был, который ты никогда не видел, но о котором знаешь, кажется, уже все… Все на свете… Странно ощущать и понимать, что когда – то, из – за таких, вот, «огромных» домов – людей, живых, безвинных, могли лишить всего, обьявить «кулацкими выродками», и выселить, увезти, как скот, лишая имущества, будущего, обрекая в жизни на выживание… Кажется, такого не могло быть, потому, что такого не должно быть, по определению, но это все было, и мы знаем о том, что было, было именно так…

Алмазные люди Красной Вишеры

Село Федорцово Красновишерского района Пермского края, июнь, 2011


В одном из недавних постов, посвященных Красной Вишере, Красновишерскому району Пермского края, в котором довелось побывать мне этим летом, сулился я написать о людях, живущих на севере. Какие они? Чем отличаются от остальных и отличаются ли вообще?

Отличаются. И ощущаешь ты это сразу же, как только попадаешь в края, где нужно выживать не только в психологическом (как это приходиться делать в мегаполисах, таких как Москва, к примеру), а больше – в физическом смысле. Вокруг Красновишерска намного десятков километров – тайга. Тайга со всеми вытекающими. С одной стороны – это замечательно, ибо чистый воздух, много ягоды, грибов и так далее. С другой – опасность большая уйти в тайгу и не вернуться. Ибо произойти может все, что угодно: ты можешь случайно подвернуть ногу и оказаться обездвиженным, можешь провалится в старую шахту или сорваться в расселину, можно стать добычей какого – нибудь зверя, которого стало за последние годы больше. Кроме того, в тайге всегда много кровососущих тварей: гнуса, мошки, слепней, оводов, пауртов. Не говоря уже о таких фирменных таежных жителях, как клещи. Человек, живущий в подобных условиях неизбежно становится самостоятельным, сугубо адаптированным к сложным условиям, в которых проживает.

С другой стороны, удаленность от цивилизации, от театров, трамваев, «Макдональдсов», дивайсов, «Кайенов Порше», аквапарков и коктейлей, невозможность иметь это все под рукой, в шаговой доступности – ведет к формированию у некоторых старожилов синдрома провинциализма, который иногда может проявлять себя в форме некой местечковой гордости: «Хрена ли вы из себя тут изображаете? Чем бахвалитесь без конца? А вы в тайге медведя живого когда – нибудь видели? Да лицезрели мы вас, задаваки городские!». В третьих, и это самое печальное, что может случиться с человеком, живущем далеко от Больших и Малых театров – это уход от всех этих сложностей, которые, по мнению красновишерцев придумывают там, в загазованных и обворовавшихся столицах своих такие никчемные и никому не нужные депутаты, уход в ирреальный мир: алкоголь (самое распространенное), наркота.

В Красновишерске советского периода было почти двадцать тысяч жителей, сейчас – около десяти. Люди спиваются, люди убиваются, люди уезжают, люди не видят перспектив. Особенно касается это молодежи. В городе всего лишь одно профтехучилище и один техникум. Хочешь получить высшее – уезжай. В Соликамск, Березники, Пермь, Москву – уезжай. Хочешь стать популярным, известным, хочешь прославиться, попасть в телевизор – уезжай! Это особенно обидно потому, что многовековое проживание в тайге, рядом с тайгой, в природе – выковало из обычного «гомо сапиенс» особый тип, подвид: «человека алмазного вишерского». Этот человек способен работать на морозе – 35°С по 12 часов ежедневно и не жаловаться, этот человек может добыть летом в тайге – лед, а зимой, в мороз, найти незамерзающий источник воды, этот человек, увидев, что вам понравилась какая – либо его вещь – рубашка, туфли, новый плеер, магнитофон тут же незамедлительно будет пытаться (совершенно естественно и искренне) ее вам подарить. От всего сердца! И обидится на вас, если не примете подарка. Или не сумеете обьяснить, почему вы отказываетесь от даримого. Этот человек не знает умных законов хитрованства, подсиживания, интриганства, выдуманных карьеристами в далеких от Вишеры городах. В городах, в которых он, человек вишерский алмазный, чувствует себя как Ихтиандр, лишенный спасительного кислорода океана – то есть, за – ды – ха – ет – ся…