Глава 4. Московское княжество
Противостояние
Во второй половине 70-х, а по некоторым данным – в начале 80-х годов XIII века младший сын Александра Ярославича Невского Даниил принял завещанный ему отцом Московский удел, и с этого времени начинается история Московского княжества. «Удел северо-восточного князя есть наследственная земельная собственность князя, как политического владетеля (как частный землевладелец он владел селами), собственность по типу управления и быта подходящая к простой вотчине, а иногда и совсем в нее переходящая»[40].
Московское княжество, как уже не раз говорилось, находилось на границе великих княжеств Владимирского, Тверского и Рязанского. Ни один из великих князей, естественно, делиться с Москвой своими землями, а значит, своим влиянием, своей властью добровольно не собирался. Более того, добиваясь признания ордынских ханов и получая от них ярлык на великое княжение во Владимире, князья тверские и костромские не будут переезжать в стольный город Владимир, станут править великим княжеством из своих городов. Этот факт говорит прежде всего о том, что столица северо-восточной Руси теряла свое влияние на молодые, быстроразвивающиеся княжества, что, в свою очередь, казалось бы, должно было ухудшить и без того шаткое положение окраинного Московского княжества.
Человеку, незнакомому с предысторией Заокского края, трудно было бы поверить, что Даниил Александрович сам начнет «примысливать» земли, собирать в единое политическое и экономическое целое московское пространство.
Его сын, Юрий Данилович, пойдет еще дальше: он смело будет бороться со своим дядей, тверским князем Михаилом Александровичем, за великое княжение.
О причинах столь резкого возвышения Москвы над другими княжествами ученые много думали и говорили в последние два века. Чаще всего они называли следующие особенности развития будущей столицы России:
– географическое положение;
– поддержка духовенства;
– личность князей, довольно точно решавших политические задачи.
Назывались и другие причины, но никто из ученых не обратил внимания на то, что все эти причины являются следствием долгого, неспешного обживания московского пространства.
Митрополит Петр поддержал политику Ивана I Калиты именно потому, что почувствовал – первый из духовных владык всея Руси – созидательную мощь нового, сильного народа, обитавшего в среднем течении реки Москвы и во всей Заокской земле. Основав в Москве Успенский собор, этот деятель Православной церкви предрек городу и его князьям великое будущее. Преемник митрополита Петра грек Феогност окончательно перебрался в Москву, которая с тех пор стала церковной столицей всея Руси.
Жители Москвы отнеслись к новому статусу города с чувством гордости и ответственности: они «необыкновенно чтили «всея Руси чудотворца», вскоре же по его кончине».
Некоторые авторы XX века называют в числе причин выбора митрополитами всея Руси города Москвы в качестве своей резиденции материальные льготы, предоставляемые им городом, куда более выгодные, чем те, которые могли предоставить им другие города. Но подобный взгляд на политику церкви, видимо, подкреплен был уверенностью в том, что, во-первых, во времена митрополита Петра московские князья уже имели большие финансовые возможности, а во-вторых, политика князей по привлечению высшего духовенства в Москву была полностью и безоговорочно поддержана москвичами: знатными и простыми, богатыми и бедными.
Следует напомнить, что еще до нашествия хана Батыя на Русь Православная церковь представляла собой сложный разветвленный организм, подчиняющийся только своим духовным иерархам, авторитет которых был очень высок. Церковное общество состояло из:
«1) иерархии, священства и монашества;
2) лиц, служивших церкви, церковнослужителей;
3) лиц, пригреваемых церковью, – старых, увечных, больных;
4) лиц, поступивших под опеку церкви, изгоев, и
5) лиц, зависимых от церкви, – «челяди» (холопов), перешедших в дар церкви от светских владельцев.
‹…› Всех этих людей церковная иерархия ведает администрацией и судом: «Или митрополит, или епископ тож ведают между ими суд или обиду». Изгоям и холопам и всем своим людям церковь создает твердое общественное положение, сообщает права гражданства, но вместе с тем выводит их вовсе из светского общества»[41].
На рубеже XIII–XIV веков Православная церковь не потеряла своего влияния на русское общество, скорее наоборот, и тому есть глубокие внешние и внутренние причины. Внутренние причины любой православный может легко найти в сердце своем. О внешних причинах, тесно связанных с внутренними, стоит сказать особо.
Ордынские ханы, как хорошо известно из истории многочисленных завоеванных ими стран, на удивление лояльно относились к вероисповеданиям покоренных ими народов. Еще в 1270 году хан Менгу-Тимур издал следующий указ: «На Руси да не дерзнет никто посрамлять церквей и обижать митрополитов и подчиненных ему архимандритов, протоиереев, иереев и т. д.
Свободными от всех податей и повинностей да будут их города, области, деревни, земли, охоты, ульи, луга, леса, огороды, сады, мельницы и молочные хозяйства. Все это принадлежит Богу и сами они Божьи. Да помолятся они о нас». Хан Узбек еще больше расширил привилегии церкви: «Все чины православной церкви и все монахи подлежат лишь суду православного митрополита, отнюдь не чиновников Орды и не княжескому суду. Тот, кто ограбит духовное лицо, должен заплатить ему втрое. Кто осмелится издеваться над православной верой или оскорблять церковь, монастырь, часовню – тот подлежит смерти без различия, русский он или монгол. Да чувствует себя русское духовенство свободными слугами Бога»[42].
Этот факт разными людьми оценивается по-разному. Кто-то, пользуясь удобным случаем, объясняет поразительную веротерпимость Чингисхана и его потомков недальновидностью, а то и тупоумием повелителей Орды, проморгавших столь важную для них проблему, не подавивших тяготение русской души к православию. Действительно, внешне все выглядело именно так: проморгали иноплеменники, потеряли бдительность, себе же собственными руками подписали приговор, оставив в целости и сохранности оплот русского духа, обитель русской души – Православную церковь. Даже после того как Берке-хан в 1283 году принял ислам, даже после того как хан Узбек, грозный хан, в первой половине XIV века и вся Орда за ним следом приняли ислам, веротерпимость повелителей Великой степи не поколебалась. Но называть такую политику грубым просчетом или стратегической ошибкой нельзя.
Примитивной может показаться и противоположная оценка всего сделанного Чингисханом и его потомками в мировой истории, а их доходящее до поклонения восхищение созданными ханами порядками на завоеванных землях, мягко выражаясь, вызывает недоумение. Рьяные апологеты автора «Ясы», воплотителей в жизнь жестоких законов Чингисхана, доходят в своих выводах до абсурда, называя Золотую Орду «не только покровительницей, но и защитницей русского православия». Такая добрая-предобрая тетушка Орда! Увидела степным зорким оком из забайкальской глубинки, что русских людей хотят крестить по католическому обряду, собрала сотни тысяч верных нукеров и явилась в Восточную Европу, защитила русских православных от посягательств католиков, установила порядок в русской земле – так приблизительно трактуется история Орды ее апологетами, например, замечательным ученым, доктором Эренженом Хара-Даваном и другими исследователями истории Великой степи.
Можно ли найти линии сопряжения этих и других, во многом противоположных концепций? Существует ли объективная оценка политики Орды в отношении русского вероисповедания?
Ответить на эти вопросы необходимо потому, что гигантскую в XII–IV веках Орду в конце концов сокрушила Москва, совсем крохотный в тот период времени городок.
Все попытки приукрасить и возвеличить содеянное Ордой в завоеванных ею странах и, наоборот, принизить ее значение в истории планеты, а также все известные современной науке примирительные способы, которые очень часто сводятся к появлению вместо белого и черного цветов серого цвета, беспомощны при поиске истинного лица Орды. Его нужно искать в «Лее» и «Джасаке».
Гениальный Чингисхан в этих воистину великих творениях разработал свою теорию государства имперского типа во главе с одним родом – родом Чингисхана, опирающимся на монгольский народ, а лучше сказать, на тех монголов, которым понравится эта идея, и которые помчатся сломя голову драться, воевать, завоевывать, присваивать, чтобы в мирные минуты ездить на жирных чужих меринах, развлекаться с чужими розовощекими женщинами.
«Ясу» не догадался создать даже Аттила, тоже пришедший из Великой степи. Статьи «основного путеводителя» монголов были настолько просты и откровенно аморальны, настолько свободны от человеколюбия, что покорили своим утилитаризмом не только детей и внуков создателя этих законов, но и талантливых военачальников Субэде, Джельме, Джебэ и многих, многих других.
…Утилитарные цели ясны бывают всем – чужие жирные мерины и чужие розовощекие женщины, естественно, в неограниченном количестве и в любое время дня и ночи.
Победы и походы того же Субэде изумляют самых известных знатоков военного дела. Некоторые специалисты считают, что как полководец он стоит выше Наполеона. А чего же, спрашивается, не хватило Наполеону, чтобы встать вровень с Субэде? Того же, чего не хватило Аттиле: «Ясы» – всеобъемлющей теории создания мировой державы, основанной на жестокой дисциплине, теории, опирающейся на низменные инстинкты особо воинственной части любого человеческого общества.
Одной из гениальных находок Чингисхана, запечатленных в указанных поучениях, стало узаконение лояльного отношения к вероисповеданиям завоеванных народов. Империя – государство многонациональное, у каждой нации – свое отношение к религии, своя религия. Все попытки императоров до и после Чингисхана создать империю с одной и единственной имперской религией большого успеха не имели, за некоторым исключением, которое составляют Византийская империя, Арабский халифат, да и то в первые несколько десятков лет своего существования.
Чингисхан создавал свою «Ясу» в XII–XIII веках. К этому времени людям известны были сотни примеров того, как религиозная нетерпимость повелителей многонациональных держав с несколькими религиозными конфессиями приводила к страшным войнам, к распаду сильных империй. История Арабского халифата, история многочисленных ересей и сект в мусульманском и христианском мирах, полная войн и социальных взрывов, – яркое тому подтверждение.
На родине Чингисхана, в Великой степи, граничащей с Северным Китаем, проблемы веротерпимости не могли не волновать крупного политического деятеля. Но Чингисхан предложил и законодательно оформил такую политику по отношению к немонголам, вести которую не осмеливались ни китайские, ни центральноазиатские повелители, может быть, потому, что они не мечтали о державе «от моря и до моря».
Чингисхан был кристально ясен в своей «Ясе». Эта кристальная ясность сотворила с людьми злое чудо – они в кратчайший срок сделали невозможное: завоевали громадные территории Евразии, продержались на завоеванных землях примерно полтора века (в Китае, например), а где-то и дольше. Ему самому было все равно, как молятся или кому молятся, чему поклоняются, перед чем трепещут благоговейно розовощекие женщины и их мужья и женихи в Бирме или в Польше, на Балканах или в Корее. Его это не интересовало. И он преуспел, и его последователи преуспевали в своем утилитаризме до поры до времени.
Глупцами ханы не были, а вот политическими стратегами были. Они прекрасно понимали, что православие на Руси стало неотъемлемой частью всего русского. Даже разобщенный распрей, обессиленный внутренними дрязгами русский народ не потерял свою веру. Именно она соединяла его, даже не мать-сыра земля, разодранная на уделы, а вера православная.
Потомки Чингисхана предпочитали не рушить церковь на Руси, потому что любой удар по церкви тут же бумерангом мог возвратиться: обиженная, оскорбленная церковь вмиг бы сделала то, что не удавалось сделать даже самым мудрым из князей, – она объединила бы Русь!
Эту объединительную свою задачу церковь хорошо понимала. Всесильным ханам, «Ясе» Чингисхана нужно было противопоставить столь же мощную, но организованную на иных – духовных – принципах, на иной государственной идеологии силу. Митрополиты всея Руси увидели зародыш этой силы в небольшом городке на Боровицком холме. Сейчас-то всем хорошо известно, что они и некоторые князья, каким был Иван I Данилович Калита, верно определили центр всерусского единения. Но в первой половине XIV века любому политическому стратегу выбор духовных владык показался бы странным.
В самом деле, что имели обитатели Москвы и московского пространства в XIII–XIV веках? Опыт невоенного, диффузионного, говоря языком физиков, проникновения на слабо обихоженную землю, опыт многовекового освоения территории (ни одной войны), и «Русскую правду», и «Поучения Мономаха». Не маловато ли для борьбы с потомками Чингисхана, скрепленными на века «Ясой»? Какую идею государственного устройства могли предложить эти люди-труженики? Идею, способную сокрушить идеи «Ясы»?
Даниил Александрович Московский (1261–1303)
Даниил, сын Александра Невского, родился в 1261 году, когда у обитателей Восточной Европы еще имелась гипотетическая возможность освободиться от жесткой зависимости, навязанной им ордынскими ханами. Жил он в самые грустные для русского народа четыре с лишним десятилетия, в течение которых великие завоеватели хоть и не окончательно, но надолго лишили Русь свободы; а умер князь Московский в 1303 году, когда стало ясно, что стране еще очень долго придется платить дань ордынцам, испытывать позор и унижения и, кроме этого, вести тяжелую, неравную борьбу на северных и западных границах с тевтонами, литовцами, шведами.
В эти же четыре десятилетия в целом завершилась начавшаяся во второй половине XI века перекройка политической карты Восточной Европы, на первые роли в государстве выдвинулись два молодых княжества – Тверское и Московское. Конечно же, мириться с подобным положением дел не хотел ни один русский князь, и границы княжеств перекраивались чуть ли не ежегодно. Но Тверь и Москва, порою терпевшие в продолжающейся русской распре тяжкие поражения и нередко опустошаемые ордынцами, своих лидирующих позиций уже не теряли: Тверь – с начала XIV века; Москва – со времен правления Ивана Даниловича Калиты.
Во второй же половине XIII века, после воистину шокового состояния, вызванного нашествием Орды и продолжавшегося первые полвека, с того момента, когда на Русь ворвался хан Батый, стала медленно-медленно пробуждаться русская душа… Нет-нет, здесь нет противоречия! Здесь нет логической ошибки. Победы и внешняя политика Александра Невского сослужили русскому народу великую службу. Это хорошо всем известно.
Русь не погибла. Но, говоря боксерским языком, она после мощного удара находилась в состоянии грогги. Это еще даже не нокдаун. Боец может двигаться по рингу, защищаться, уклоняться от активной борьбы, вяло помахивая руками, но не дай Бог в состоянии грогги пропустить точный сильный удар соперника! Хорошо, если после такого удара боксер окажется в глубоком нокауте, бывают, и нередко, случаи, когда он надолго навсегда покидает ринг, а то и прощается с жизнью. Это очень опасное состояние – грогги. Опытный рефери обычно открывает счет, дает спортсмену возможность прийти в себя. Не все спортсмены и их тренеры довольны таким решением. Но лучше восстановить силы, а то и проиграть бой, чем погибнуть или остаться на всю жизнь калекой.
Роль рефери на огромном восточноевропейском ринге в первые десятилетия после вторжения хана Батыя играли великие князья Ярослав Всеволодович и его сын Александр Ярославич Невский. Они спасли страну от большой беды. Русь проиграла войну, но не погибла. Русские князья, Рюриковичи, не в силах сдержать себя от неуемного желания драться сразу после смерти Александра Ярославича устроили новую бучу в стране. Распря разразилась между сыновьями Невского, Дмитрием и Андреем. Чтобы не отвлекаться от главной – московской – темы повествования, можно сказать кратко. Распря сопровождалась всеми бедами: гибелью сильных людей, разорением земель, налетами на Русь всех ее внешних врагов. Распрей прекрасно воспользовались ханы Орды, опустошив страну в 1281 году, а затем в 1293 году. Именно распря князей Рюриковичей настолько ослабила моральные силы русских, разъединила их по княжеским уделам, что собрать их вместе и повести на ордынцев уже было невозможно.
И вместе с тем (а может быть, наперекор всему!) именно в конце XIII столетия в Восточной Европе начинается духовное возрождение русского народа. Именно – духовное, а не физическое, материальное. Без преувеличения можно сказать, что физически (количеством сильных воинов) и материально (возможностью их вооружить и отправить в бой) Русь была сильна все тяжкие годы, десятилетия и века данной зависимости от Орды. Об этом говорит хотя бы тот факт, что, несмотря на внутреннюю распрю, разорительные набеги ордынцев, литовцев, немцев, других врагов, дань-то ханскую Русь собирала и отдавала пришельцам! Об относительно неплохом экономическом состоянии русских княжеств свидетельствуют и непрерывающиеся торговые связи со странами Балтии, с другими странами…
Духовное возрождение русского народа началось в 1292 году в Новгородской земле, где была построена первая после полувекового перерыва каменная церковь Николы на Липне близ Новгорода. Возведение каменных церквей требовало не только огромных трудозатрат, но и мастерства зодчих, и творческого вдохновения живописцев, оформлявших художественное убранство храмов. А творческое вдохновение за деньги не купишь, и в душевном болоте оно не родится. Для художника, например, для мастера Алексея Петрова, написавшего икону Николы для церкви на Липне, просто необходимо было творческое вдохновение, духовный стимул, уверенность в том, что его работа найдет отклик в душе соотечественника, избитого, опозоренного, но не покоренного русского человека.
Именно эта уверенность являлась первопричиной творческого вдохновения русских мастеров, почувствовавших, что Русь не просто жива, но она стала выкарабкиваться из душевного болота, и остановить это, пусть не стремительное, движение было невозможно. Несмотря ни на что.
В 1293 году шведы заложили крепость Выборг, выбить их оттуда новгородцы не смогли.
В том же году Андрей Александрович вместе со своим союзником Федором Ярославичем (как считают некоторые ученые, он был зятем Ногая) оговорили Дмитрия Александровича в глазах хана. Повелитель Золотой Орды обрадовался прекрасной возможности «навести порядок» в подвластной ему Руси и послал туда крупное войско во главе с Дюденем, братом хана Тохты, с заданием поставить на великое княжение Андрея. Русские князья даже не думали сопротивляться ордынцам, тем более, что задача у тех была мирная.
«Но сей предлог был только обманом, – пишет в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин. – Муром, Суздаль, Владимир, Юрьев, Переславль, Углич, Коломна, Москва, Дмитров, Можайск и еще несколько других городов были ими взяты как неприятельские, люди пленены, жены и девицы обруганы. Духовенство, свободное от дани ханской, не спаслося от всеобщего бедствия: обнажая церкви, татары выломали даже медный пол собора Владимирского, называемый чудесным в летописях. В Переславле они не нашли ни одного человека: ибо граждане удалились заблаговременно с женами и детьми. Даниил Александрович Московский, брат и союзник Андреев, дружелюбно впустив татар в свой город, не мог защитить его от грабежа. Ужас царствовал повсюду. Одни леса дремучие, коими сия часть России тогда изобиловала, служили убежищем для земледельцев и граждан»[43].
Войско Дюденя вел по истерзанной Руси к Твери князь Андрей. В городе поначалу царила неразбериха. С каждым днем в Тверь прибывали беженцы из разоренных врагом областей. Они готовы были драться с налетчиками, они не смирились с положением покорных овец в стаде. Эта решимость обездоленных, лишенных крова людей в значительной степени повлияла на тверчан. Жители города, почувствовав силу, решили дать бой войску Дюденя. Они вместе с беженцами дали клятву, стали вооружаться и готовиться к обороне.
Андрей и Дюденя, узнав о положении дел в Твери, не стали рисковать, не пошли в мятежный город, изменили маршрут, разорили Волок-на-Ламе…
Опустошительный поход Дюденя прошел по маршруту, ставшему обычным для той эпохи. Основной удар ордынцы наносили по богатой Ростово-Суздальской земле. Подобные опустошительные рейды ордынцев во второй половине XIII и в первой половине XIV веков меняли политическую карту этого региона.
«Если собрать все летописные указания на населенные пункты в Суздальской области за XI–XIII века, – писал в XIX столетии профессор М. К. Любавский, – то совершенно ясно вырисовывается, что в этой области раньше и гуще заселились бассейны средней и нижней Клязьмы и Поволжье от впадения Шексны до впадения Оки. Здесь лежали все тогдашние важнейшие города-области – Владимир, Суздаль, Юрьев-Польский, Стародуб, Ярополк, Гороховец, Нижний, Городец, Кострома, Ярославль, Молога, Кснятин, Ростов и Переяславль. По сравнению с этою населенною полосою область позднейшего Московского княжества являлась мало населенною. Здесь мы находим только Дмитров на Яхроме и… Звенигород. Точно также представляется и область позднейшего Тверского княжества. Здесь мы находим только Тверь и Кашин…»[44].
В средней и восточной частях Ростово-Суздальской земли находились самые богатые княжения XIII века. Это – великое княжение Владимирское, княжения Ростовское, Ярославское, Белозерское, Костромское, Галицкое, Юрьевское, Переяславское, Суздальское и Городецкое. В западной части Суздальской земли находились только Тверское и Московское княжества. Но разорительные походы ордынцев привели к тому, что на рубеже XIII–XIV веков в некогда богатых и сильных областях Ростово-Суздальской земли были ликвидированы княжества в Костроме, Юрьеве, Городце Волжском. И народ отсюда стал уходить в безопасные районы, в глухие, лесные, дебристые края – в том числе и в долины рек Москвы и Тверцы, пополняя здесь население, резко усиливая эти области.
То была вторая волна переселенцев в Московскую землю. Она шла с востока на запад. Первая, начавшаяся в конце XI века, шла с запада на восток, с Поднепровья – в Залесье, в Низовскую землю. Как уже было сказано ранее, часть той, первой волны переселенцев осела в долине Москвы-реки. Небольшая часть из самых упорных, трудолюбивых людей. Теперь же в ближние и дальние окрестности Боровицкого холма (а также и в землю Тверскую) хлынул с востока еще один поток людей, и эти два княжества стали усиливаться, причем на первых порах Тверское княжество развивалось быстрее.
Но Даниил Александрович Московский в последние годы своей жизни перехватил у тверчан инициативу, хотя в это еще трудно было поверить, это не бросалось в глаза. Его жизнь и вехи его биографии принципиально не отличались от судеб младших сыновей других русских князей. Все они вынуждены были в первые годы и десятилетия своей взрослой жизни участвовать в распрях, всем им давались самые малые и слабые уделы. Даниилу дали в княжение Москву. В союзе с братом Андреем он участвовал в распре против старшего брата Дмитрия, а когда Андрей стал великим князем, то повелитель Москвы выступил в союзе со своим дядей Михаилом Тверским против великого князя, старшего брата своего. Ничего необычного для Русской земли. Брат на брата. Родственник на родственника. Распря.
Необычным для всей предыдущей истории Древнерусского государства было отношение Даниила Александровича к своему уделу – Московскому. Не он первый обратил внимание на стратегические и экономические выгоды этой непростой для освоения земли, но по разным причинам ни Юрий Долгорукий, никто из позднейших политических деятелей Руси серьезно, активно, целенаправленно московской землей не занимался, она развивалась сама по себе, сама в себе.
Даниил Александрович стал осваивать московскую землю как далеко смотрящий вперед хозяин, как человек, для которого московская земля стала не просто временным уделом, но малой родиной.
В 1301 году Даниил осуществил поход в Переяславль-Рязанский. Он разгромил войско Константина Романовича, пленил рязанского князя и присоединил к своим владениям город Коломну, важнейший стратегический пункт в месте впадения реки Москвы в Оку. В той малоосвещенной в русской истории битве в дружине Константина Романовича сражалось немало ордынцев. Многие из них погибли в кровавой сече, но повелители Орды не отреагировали на столь дерзкое поведение младшего сына Александра Невского, упустили из вида сам факт крупного приобретения Московского князя.
Да, забот и дел у ханов Сарая и Каракорума в начале XIV века было немало. За всем не уследишь. К тому же постоянная перекройка политической карты в Восточной Европе могла их только радовать. Пусть русские князья дерутся между собой, пусть создают новые и упраздняют старые княжества – пусть так будет вечно! Никто в первый год XIV столетия не догадывался о том, что процесс усиления одного из самых крохотных и незначительных княжеств русских будет необратимым. Ханы Сарая и Каракорума вполне могли рассчитывать на скорейшее падение детища Даниила Московского.
Слишком уверенные в своем благополучии, в своей силе они не отреагировали на еще одно знаменательное событие, произошедшее в 1301 году, когда в городе Дмитрове возобновились в очередной раз соборы русских князей. Очень беспечно вели себя сильные ханы Орды. Подумаешь, собор князей! Мало ли их было на Руси! Что они дали обитателям Восточной Европы? Всю ту же распрю. Странные русские люди. Со времен Великого князя Святополка I проводили они съезды князей. И все это время продолжалась на Руси распря, и ни разу, ни один съезд не исполнил свое предназначение: не объединил навечно силы русских, не искоренил навсегда самое большое для них зло, распрю между князьями. Какой же смысл, какая же польза в этих съездах? Мудрые ордынские ханы не поняли тонким – восточным, да еще и степным – умом, какой великий смысл таился в самом желании русских князей собираться на съездах, в этом непрерывающемся тяготении русской души оставаться русской душой во всем – даже в своих ошибках! На съезде в Дмитрове шла сложная дипломатическая борьба. На этом же съезде произошла размолвка между Тверским князем Михаилом и Иваном Переяславским, внуком Александра Невского. На этом же съезде еще резче обозначились противоречия между великим князем Андреем Александровичем и князем Михаилом. Все как обычно! Собрались, поговорили, предъявили друг другу претензии и разъехались врагами, так и не решив глобальной задачи. Зачем же нужно было тратить время, средства, энергию, если всем было ясно, что съезд в Дмитрове не решит главную задачу, не объединит Русь в борьбе против ордынцев? Странные русские люди! Они и в ошибках своих остаются русскими. И ордынские ханы, узнав все о съезде в Дмитрове, могли быть довольны: русские опять не договорились между собой.
Даниил одержал на том съезде важную дипломатическую победу, установив теплые родственные отношения с Иваном Переяславским, который на следующий год, перед кончиной, завещал Московскому князю свои земли. Младший сын Александра Невского, получив в дар родовое гнездо своего отца, действовал решительно и напористо. Он приехал в Переяславль-Залесский, прогнал оттуда людей Андрея. Московское княжество за неполных два года резко расширилось.
В 1303 году князь Московский умер.
Юрий Данилович (1281 – 1325)
В 1304 году умер великий князь Андрей Александрович, и в борьбу за власть в стране вступили Михаил Тверской, старейший в роде Рюриковичей, и его племянник, Юрий Данилович Московский. В этой бескомпромисной, долгой борьбе схватились не на жизнь, а на смерть не только два упрямых человека, но две могучие, молодые политические силы, два юных города: Тверь и Москва.
Михаила Тверского признали великим князем бояре Волжского Городца, где проживал и откуда долгие годы управлял страной Андрей Александрович. Предав земле усопшего, они явились в Тверь с поздравлениями. Михаила Александровича поддержал Новгород, жители которого надеялись, что великий князь поможет им сдержать натиск Владимиро-Суздальского княжества на север. Мудрый митрополит Максим поддержал тверчанина Михаила. Он клятвенно обещал Юрию «любые города в прибавок к его Московской области», лишь бы тот не затевал крупную ссору. Мощная опора была у Михаила.
Но Юрия Даниловича это не смутило. Он смело бросился в бой с сильным противником, предъявил права на великокняжеский престол. Непонятно, на что он надеялся. Московское княжество, расширенное усилиями Даниила Александровича в первые годы XIV столетия, уступало в экономическом и политическом отношениях многим новым и старым княжествам Восточной Европы. Но быть может, именно на это и расчитывал Юрий Данилович, отправляясь в Орду в надежде вымолить у хана ярлык на великое княжение! Повелителям Орды было выгодно, слегка приподнимая слабого, сохранять тем постоянную внутриполитическую нестабильность в Восточной Европе.
Так или иначе, но дерзость Юрия Московского удивляет. Он поехал в Орду. Тверской князь, отправляясь по тем же делам в ставку хана, приказал своим людям перехватить соперника, задержать его. Юрий Данилович перехитрил ловцов, явился в Орду.
Михаилу в тот год повезло. Он получил ярлык на великое княжение и вернулся в Тверь с победой. Но по косвенным фактам можно предположить, что эта поездка в Орду было небесполезна и для Юрия Даниловича. Он вернулся в Москву, несломленный духом, уверенный в своем будущем. Великого князя он, естественно, признал, но покоряться ему не думал. Михаил не мог долго терпеть независимый нрав Юрия, в 1305 году он с крупным войском подступил к Москве. Взять город тверчане не смогли, вернулись домой.
В следующем году Юрий совершил поступок, оттолкнувший от него многих добрых сограждан: он повелел задушить рязанского князя Константина, плененного еще Даниилом Александровичем во время удачного похода на Рязань. Эта казнь пленника ничего не дала московскому князю, так как сыну убитого, Ярославу, удалось получить у хана ярлык на рязанское княжение. Ханы любили поддерживать слабых.
В 1313 году Михаил Тверской уехал в Орду и пробыл там долгих два года. Отсутствием великого князя воспользовались шведы. В 1314 году они взяли, ограбили и предали огню Ладогу, ворвались с помощью корелов в Кексгольм. Новгородцы под руководством наместников Михаила выдворили налетчиков со своей земли, но обиделись на великого князя, который совсем забыл о делах отечества. Михаил, конечно же, не был виноват в бедах новгородцев. Не по доброй воле он два года провел в Орде. Но… обострением отношений между великим князем и новгородцами тут же воспользовался Юрий Данилович.
Он послал в Новгород князя Федора Ржевского, тот арестовал людей Михаила, горожане выбрали его своим начальником, собрали войско и осенью отправились в поход на Тверь мстить. Сын великого князя Дмитрий встретил врага на берегах Волги. Осенние легкие морозы покрыли реку тонким слоем льда. Переправиться через Волгу тверчане не смогли. Был заключен мир. Юрий воссел на новгородский престол.
Михаил обиделся на московского князя, пожаловался хану, тот вызвал обидчика в Орду. Юрий жил в Орде три года. Великий князь пытался перехватить у него инициативу, победил 10 февраля 1316 года крупное войско новгородцев в битве близ Торжка, заключил с ними выгодный для себя договор. Жители Новгорода отправили в Орду послов с жалобой на Михаила. Узнав об этом, он приказал поймать послов, собрал войско и двинул его на Новгород. В этот раз ему не повезло.
Новгородцы подготовились к войне основательно. Они укрепили стены крепости, призвали на помощь многочисленных союзников, собрались на шумное вече и решили стоять насмерть. Михаил испугался, не рискнул драться с огромным войском противника, повел рать в Тверь, но заблудился, привел войско в болотистые дремучие леса.
Русская природа не раз наказывала пришельцев. Теперь она наказала русских. Войско Михаила оказалось в ловушке. Вырваться из нее удалось горстке самых сильных людей. Потеряв конницу, обозы, побросав оружие, они вернулись в Тверь. Но беды великого князя на этом не закончились. Из Орды приехал Юрий. Да не один! А с женой – сестрой юного хана Узбека, Кончакой, которая в крещении получила имя Агафия, – и с сильным войском ордынцев, и с монгольским князем Кавгадыем.
Ситуация резко изменилась. Михаил отправил послов к Юрию, те заявили, что их князь признает его великим князем и желает мирно княжить в Твери. Юрий, понимая, что ситуация может вновь измениться, решил добить противника и пошел на Тверь. Он был уверен в победе. Михаил не мог так быстро восстановить силы после трагического похода на Новгород. В сорока километрах от Твери, близ селения Бартенево, войско Юрия и Кавгадыя 22 декабря 1318 года вступило в сражение против тверчан, возглавлял которых обреченный Михаил. В том неравном сражении великий князь бился так отчаянно и смело, будто искал смерти, будто жизнь была ему не в радость. Он бросался на самые опасные участки битвы, отражал с горсткой воинов атаки превосходящих сил неприятеля, и медленно, медленно инициатива переходила к тверчанам. И вдруг что-то надломилось в войске Юрия, воля воинов надломилась. Они, пораженные удачливостью вездесущего Юрия, подались назад. Сначала чуть-чуть, на полшага. И если бы в тот миг какая-нибудь стрела попала бы в цель и сразила Михаила, то эти полшага ничего бы не значили. Но тверской князь носился по полю боя, как заколдованный: стрелы, копья и мечи не достигали его мужественного сердца. И воины Юрия и Кавгадыя не выдержали, побежали, сломя голову от врага.
Бегство московско-ордынского войска иначе как постыдным не назовешь. Тверичи взяли в плен Кавгадыя, захватили огромный обоз, жену Юрия, Агафию. Как уверен был Юрий перед походом в победе! Даже юную жену с собой взял. И теперь, позабыв про все на свете, он бежал в Торжок, а оттуда – в Новгород. Жители города встретили беглеца хорошо. Обещали военную помощь, послали к Михаилу людей с требованием «сделать все угодное Юрию».
Победитель, побаиваясь гнева хана Узбека и не желая осложнений с новгородцами, пошел на уступки. Он отпустил из плена Кавгадыя, но, к несчастью, жена Юрия скончалась в Твери по неизвестным причинам. Этим решили воспользоваться ордынский князь и князь московский. Они пожаловались хану на обидчика, который «не давал царевой дани, бился против царского посла и уморил княгиню жену Юриеву». Серьезные обвинения. Узбек, суровый человек, вызвал в ставку жалобщиков. Те быстро явились в Сарай. Хан призвал к себе и Михаила. Тот, зная крутой нрав Узбека, отослал к повелителю Орды своего сына, двенадцатилетнего Константина.
Скромный отрок не мог отстоять отца. Узбек потребовал к себе самого князя Тверского. Михаил понял, что дела его плохи, и стал собираться в далекий путь. Получив благословение епископа, простившись с близкими, с родной Тверью, он отбыл в Сарай. До берегов Нерли его сопровождала верная жена Анна. Здесь они простились. Здесь же тверской князь исповедовался своему духовнику, сказал ему: «Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; по крайней мере буду доволен, если хотя бы смерть моя успокоит его». Жене своей он горестных слов не говорил. Улыбался ей, обещал привезти из Орды подарки. Анна верила ему. Но она не верила в его врагов и покинула мужа грустная.
Во Владимире Дмитрий и Александр пытались убедить отца не ездить к хану. У Михаила Тверского был на это один ответ: «Если я ослушаюсь хана, то он приведет войско на Тверь, и много наших соотечественников погибнет. Лучше я один умру».
Он приехал в Орду. Через шесть недель Узбек собрал в огромном шатре суд. Михаил отметал все обвинения, но Юрий и Кавгадый подготовились к делу основательно. Тверской князь не убедил Узбека в своей невиновности. Его заковали в цепи, а на шею положили тяжелую колоду. Казнить сразу не стали. То ли поленились, то ли хан хотел потянуть время, помучить пленника, да и Юрия Даниловича.
Как обычно по осени, Узбек готовился к походу за Терек на ловлю зверей. Любил он эту забаву. На месяц, а то и больше, бросал он дела, созывал воинов, вождей, князей, бояр, послов, жен, детей и с большим обозом уходил на юг, в Персию. Там было раздолье для ловких людей!
Юрий Данилович боялся, как бы охота не изменила настроение хана, как бы тот не отменил приговор, не простил Михаила. Бывало такое в Орде, и нередко. Ко всему прочему, князь Московский знал о том, что жена повелителя Орды и многие знатные ордынцы хорошо относятся к пленнику. Некоторые из них, а жена – особенно, имели большое влияние на хана. Нельзя было пускать дело на самотек. Михаил, если бы он остался в живых, не простил бы Юрию содеянного. Нужно было идти до конца.
Войско Узбека с большим обозом расположилось на перекрестке торговых дорог. В стане ордынцев открылся торг. Веселое дело – большой базар. Но только не для приговоренного к смерти, вынужденного стоять с колодой на шее на самом солнцепеке посреди снующего туда-сюда люда.
Юрий и Кавгадый подошли к Михаилу. Ордынский князь облегчил колоду, сказал: «У нашего царя такой обычай: если он рассердиться на кого-нибудь, хоть и на племянника, то приказывает надеть на него колоду. А как пройдет гнев, так и почести вернет и наградит. У нас хан добрый. Он и с тобой так поступит. Не волнуйся, жди!».
Для кого он сказал эти слова: для Михаила или для Юрия? Зачем он сказал это? Чтобы вселить в душу несчастного надежду? А может быть, для того, чтобы поторопить Юрия? После этого эпизода Кавгадый, хитрая бестия, стал проявлять заботу о Михаиле. Юрию такое отношение своего союзника с своему врагу не понравилось. Он спешил разделаться с Михаилом. При каждом удобном случае он говорил Узбеку о том, что нужно поскорее разделаться с пленником, с губителем невинной Кончаки-Агафии. Хан хитро отмалчивался. Молчание – знак согласия. Но не приказ. Разница большая. Юрий нервничал. Ждал. Двадцать шесть дней ждал. И наконец дождался! Узбек утвердил приговор. И тут же, боясь, как бы хан не передумал, враги князя тверского послали в шатер пленника убийц. Те быстро исполнили приказ.
Узнав о гибели Михаила, Юрий и Кавгадый пришли к месту казни. Ордынский князь был спокоен. В этом деле он себя не запятнал, не нажил себе врагов. Русский князь взволнованно смотрел на труп врага и не чувствовал себя счастливым победителем. Кавгадый пренебрежительно ухмыльнулся: «Это же твой старший родственник, дядя! Разве можно оставлять труп на поругание!?».
Юрий молча снес обидные слова. Слуга накрыл погибшего одеждой.
В этот миг русский князь увидел стоявшего в шатре Константина. Хрупкий отрок зло смотрел на него. В лице юноши, в глазах, во всей несформировавшейся фигуре его князь почувствовал гнев, вызов, нескрываемую жажду мести.
Казнь Михаила ровным счетом ничего не изменила в расстановке политических сил в Восточной Европе, она не улучшила положения Юрия Даниловича. Он это понял слишком поздно, не смирился с этим, злился, не прекратил борьбу с убитым Михаилом.
Тело тверского князя везли на родину люди Юрия Даниловича. Он запретил им ставить гроб в церквах, а лишь – в хлеву. Похоронили Михаила в Спасском монастыре.
Получив ярлык на великое княжение Юрий вернулся в Москву. Анна, вдова князя тверского, просила у него тело мужа для погребения его в родном городе. Не остыв еще от желания бороться со своим сильным противником, Юрий согласился на это не сразу. Он будто бы специально, себе на беду великую, издевался над родными Михаила.
Сыновья погибшего, вынужденные терпеть над собой власть Юрия, затаили на него страшную злобу, хотя даже старший из них, Дмитрий, на время смирился, заключил в 1321 году мир со своим врагом.
В 1322 году в Новгороде умер брат Юрия, Афанасий, и великий князь переехал в этот город из Москвы, в которой, как считают некоторые историки, стал княжить Иван Данилович. О причинах смены места жительства великого князя можно только гадать, но «Юрий любил Новгород, и новгородцы любили Юрия». Здесь прошли, по-видимому, самые удачные для великого князя годы его правления, да и годы жизни. Он успешно воевал против шведов, основал город Орешек (Шлиссельбург), укрепив тем самым западные границы княжества, заключил со шведским королем выгодный для новгородцев мир, воевал с литовцами, ходил в поход на Устюг, захватил его, заключил – опять же очень выгодный для новгородцев – мир с жителями этого города. Напряженными и счастливыми можно назвать последние два года жизни князя. В такие времена люди, даже мудрые и опытные, забывают о плохом, о былом, живут сегодняшним днем, надеждами. Может быть, и Юрий Данилович надеялся на то, что все плохое для души своей он пережил. Но в 1324 году его призвал к себе хан Узбек.
Это известие, заставшее Юрия Даниловича в Устюге, редко радовало русских князей. Князь простился с новгородскими воинами, с которыми одержал немало побед, и пути их разошлись навсегда. Ратники отправились в Новгород радовать сограждан боевыми успехами, а Юрий Данилович доехал до Камы и по ней, а потом по Волге поплыл в Орду, в Сарай.
Он знал, что Дмитрий Михайлович (Дмитрий Грозные Очи) обвинял его в утаивании тверских денег от татарского посла. Оправдаться перед Узбеком можно было. Но все время в пути не покидала князя тревога. Юрий Данилович прибыл в Сарай, дождался разрешения хана, явился к нему в шатер, преклонил колено.
Узбек не успел сказать ни слова, как вдруг Юрий услышал резкий быстрый шаг, напористый, как степной ветер в зимнюю непогодь. Русский князь бросил опасливый взгляд вправо, увидел злобные глаза Дмитрия Грозные Очи, уже радующегося победе, и даже не привстал с колена, не успел.
Молниеносным выпадом старший сын Михаила Ярославича вонзил тяжелый меч в грудь врага, придавив князя к земле.
Эта страшная месть оказала большую услугу московским князьям. Хан Орды не одобрил расправу, самосуд в своем шатре. Кроме того, преждевременная кончина Юрия Даниловича выдвинула на первые позиции во Владимирском княжестве брата убитого – Ивана Даниловича, а также митрополита всея Руси Петра. Эти два человека имели много общего во взглядах на стратегию развития русской земли.