Вы здесь

От Нигера до Нила. Дневник экспедиции 1904—1907 гг. Впервые на русском языке. Том 2. ГЛАВА XIX. МОЕ ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОЗЕРО (Бойд Александер)

ГЛАВА XIX. МОЕ ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОЗЕРО

13 февраля Гослинг отправился в Куссери (рядом с Форт-Лами, нынешней столицей Чада Нджаменой – прим. переводчика), который должен был стать нашей новой базой, взяв с собой большую часть снабжения. В его караване было не менее пятидесяти быков, чтобы нести груз, и пять лошадей, включая двух, принадлежащих повару Джону и Кавассо (мальчику-слуге моего покойного брата). Поскольку они были в Борну, великой стране лошадей, где многие имеют своего коня, «бои» обезумели в желании обладать лошадьми и больше ни о чем не говорили у костров в лагере.

Оказывается, Джон и Кавассо, инвестировали свои сбережения в лошадей в Кукаве, платя за них по 6 фунтов за голову; но их гордость владения лошадью была кратковременной и дорогостоящей, особенно для Кавассо, который должен был продолжить путешествие по воде, и поэтому повар и слуга вынуждены были расстаться с лошадьми в Форт-Лами, продав их по одному фунту за голову.


Баобаб


Хосе отправился в тот же день с Галадимой* и перевозчиками, чтобы собрать запасы кукурузы для нашего путешествия по озеру. В то же время он заложил запас провизии, в том числе ямса, перца, лука, сладкого картофеля, арахиса и помидоров. Эти последние, которые в основном выращивались в Монгонне, были тогда в полном сезоне и очень хороши. Я нашел их восхитительными, но им не хватало средств сохранения, потому что мы были вынуждены хранить их в герметичных коробках с салатным маслом.

* Дэн Галадина – «сержант» эскорта экспедиции, награжденный медалью за военную кампанию британцев в Кано

По прибытии в Кукаву Хосе обнаружил, что не сможет получить «геро» (просо), которое он купил, как обычная женщина, на рынке. «Королева» Кукавы неохотно призналась, что ей сказали не помогать мне. Тогда Хосе, очень изумленный, отправился к «шеху» (шейху) для объяснений. Шейх сказал, что ему очень жаль, но он обязан подчиняться приказам. Он добавил, что ему сказали, что я «нехороший», и ему не следует вступать в сделку ни с одним англичанином. Однако, его собственное доброе сердце не было отравлено, и он тайком снабдил Хосе провизией и разместил его в доме возле дворца. В дневнике Гослинг от 13 февраля пишет: «Прибыл в Кову на закате и нашел инструкции „королю“ не продавать нам ничего. Однако, „шеху“ отправил человека, чтобы дать распоряжение выдать нам все безвозмездно и в достаточном количестве».

Я упоминаю эти инциденты, чтобы показать, что наша экспедиция встречала не только обычные трудности, с которыми сталкиваются все исследователи.

После отъезда Гослинга и Хосе Каддай стал очень скучным местом. Хижины носильщиков были пустынны, а по ночам только один или два костра проливали свет на пустынное поселение.

23 февраля Хосе вернулся, и лодки были готовы к нашему плаванию через озеро. Экипажи состояли из Галадимы, Лоуи (помощник повара), Кавассо (слуга), маленького мальчика-канури (новый рекрут) и восьми «шестовиков» под руководством Оделая (кормчего). Мы взяли с собой достаточно «отбивных», чтобы продержаться месяц. Несколько оставшихся носильщиков-хауса, которые были со мной от Локоджи, были справедливо рассчитаны; двое из них взяли на себя обязательство доставить в Локоджу коробки с птичьими шкурками для отправки в Англию. Коробки прибыли в Локоджу в отличном состоянии после того, как эти люди прошли 500 миль; что создает хорошую репутацию надежности носильщиков народа хауса.


Наши лодки в Каддае


В этой второй попытке пересечь озеро до устья Шари я решил попробовать использовать влияние потока воды из реки Йо, поэтому мы намеревались проследовать вдоль знакомого западного берега. Почти везде глубина была около 4 футов, такая «большая» глубина объяснялась тем, что река Йо отдала почти всю воду озеру.

На пути к устью Йо мы увидели то, что поначалу приняли за стадо коров, пасущихся на одном из островов, но приблизившись мы обнаружили, что это были бегемоты. Я насчитал их шестьдесят. Бегемоты оказались здесь из-за того, что река почти пересохла. Именно в это время года будума охотятся на бегемотов. Они убивают их копьями и разрезают шкуры на полосы, которые являются ценными статьями торговли на рынках Борну.

Мы расположились лагерем на острове около устья Йо в течение трех дней, в то время как Хосе отправился в Боссо, чтобы получить дополнительный запас провизии. В этот раз рыбаки-будума и пеликаны были не столь многочисленны потому, что рыба больше не спускалась в озеро, и река почти перестала течь. Вдоль ее русла вода была разбита на бассейны, которые были просто перенаселены прыгающей рыбой, и огромными крокодилами, отдыхающими в сухой траве на берегах.

Однажды утром в лагере поднялось волнение, когда «бои» увидели на горизонте, крошечное пятнышко, которое затем оказалось всадником, приближающимся к нам. Каждый задавался вопросом, кто это мог быть. Когда всадник был в 500 ярдах от озера, он остановился, некоторое время пристально смотрел в нашу сторону, а затем ускакал. «Бои» заявили, что это был разведчик тубу.


Наши лодки на озере Чад


Хосе вернулся, и мы продолжили свой путь, взяв курс на север, огибая берег. Когда мы проплыли около пяти миль, обнаружили маленький остров, длиной около полумили, лежащий справа от нас. Это была рыбацкая станция племени будума, покрытая каркасами из жердей, на которых сушились гигантские рыбы. Непосредственно слева от нас находился остроконечный мыс, который резко отклонялся на северо-запад, образуя большую бухту. На берегу лежали двадцать каноэ, которые будума бросили, как только увидели нас. Вся эта часть озера была чрезвычайно мелкой, и в воде было много аистов и других длинноногих птиц, которым вода едва достигала до колен. Это была самая северная точка озера, которую я достиг. Из-за мелководья было невозможно плыть дпльше. Это препятствие для плавания подтверждается лейтенантом Фрейденбергом, французским офицером, который в ту пору изучал тот же регион.

Мы кричали людям будума, стараясь убедить их в наших дружественных намерениях, но не смогли заставить их вернуться. Это было очень неприятно, потому что нам нужен был лоцман-проводник. Однако, вернувшись на остров, нам повезло случайно застать там каноэ, и недалеко от него мы обнаружили его «экипаж», спрятавшийся в камышах. Это были дряхлый старик, его два сына и женщина с ребенком у груди. Их поведение и лица выражали крайний страх, и мне кажется, они думали, что наступил их последний день. Но я указал на флаг, который развивался на корме одной из лодок, знаками давая им возможность понять, что нечего бояться. Они вылезли из тростника, и вскоре сидели на корточках вокруг меня, с изумлением нас рассматривая. Вокруг были разложены сети и их улов. Среди прочих была одна большая рыба длиной более 5 футов. Перед отъездом я предлагал двум подросткам стать нашими проводниками, но они отказывались, говоря, что ничего не знают об озере «там» – указывая пальцами на восток. После этого мои «бои» кричали «Шеги, шеги» («Лжецы, мошенники»), заставив их в суматохе бежать к лодкам. Было забавно наблюдать за проявлениями ужаса, который овладел будума, когда они бежали после того, как солгали мне об их незнании озера. Тем не менее, эти двое были нами оставлены в качестве проводников.


Рыболовные сети будума


Все шло хорошо в течение следующих двух дней, за которые мы проплыли почти двадцать миль. Вокруг была открытая вода с глубиной около 3 футов, и мое настроение значительно улучшилось. Но на третий день начались неприятности. Наш путь теперь блуждал по мелким бухтам, образованным массой небольших островов. Повсюду глубина воды уменьшалась до одного фута, а на дне лежала густая черная грязь. Я был очень занят целыми днями, потому что стоя в лодке, производил наблюдения, которые мог, беря пеленги на острова призматическим компасом, а затем по пеленгам фиксировал их положение. Скорость лодки постоянно менялась, в какой-то момент она беспрепятственно двигалась вперед, а через минуту застревала в грязи. Тогда «бои» должны были прыгать за борт, погружаясь иногда по грудь и хватаясь за борта лодки, чтобы не увязнуть в грязи с головой. Таким образом они с трудом подталкивали лодку. Как они ненавидели эту работу! Но все-таки, они ее делали. Мы таким образом боролись с грязью на протяжении десяти миль, а затем глубина воды уменьшилась до 6 дюймов. Наступило чувство отчаяния потому, что через два часа ожидалась полная тьма, и старый страх быть вынужденными оставаться в лодках на всю ночь, подвергаясь нападению тысяч москитов, парализовал нас. Ближайший остров был в полумиле отсюда, но нам с большим усилием, пробираясь по грудь в грязи и подталкивая лодку, удалось добраться до него как раз перед наступлением темноты. «Бои» к тому времени были полностью истощены, и были не в лучшем настроении. С самого начала они рассматривали озеро, как район, полный злого колдовства. Они боялись и людей будума, которые из-за своих странных способностей внезапно исчезать, наводили моих негров на мысль, что озерные аборигены жили под водой, как русалки.

Они всегда ненавидели меня, когда я приказывал им прыгать за борт, потому что боялись, что их утопят эти сказочные «подводные» люди. На чистой воде, когда сияло солнце, эти страхи в значительной степени рассеивались, но как только наступала темнота, их предчувствия возвращались. Именно тогда от меня требовалась особая осторожность в обращении с ними. Малейший признак колебаний с моей стороны мог стать началом мятежа.


Мои люди, с трудом преодолевая грязь, ищут открытую воду для лодки


Но в то же время, проявляя доброту и внимание в других случаях, вы получаете полный эффект стойкости в критических ситуациях. Когда вы путешествуете по Африке, комфорту туземцев должно уделяться внимание не меньшее, чем в случае с цивилизованными белыми войсками. К сожалению, было слишком много примеров, когда белые относились к неграм, как к вьючным животным, которых нужно только погонять. Я взял за правило в походах на лодках начинать движение, если это возможно, не позднее половины шестого утра, чтобы совершить большую часть перехода до того, как солнце начнет жарить вовсю, и давал людям часовой отдых в середине дня.

Таким образом, мы могли закончить дневную поездку в 15.30, что давало «боям» время, чтобы разбить лагерь, приготовить и съесть свою пищу до заката, к этому расписанию дня они привыкли. Их рацион в 2 фунта проса выдавался им в конце дневной работы, и лишь немногие из более осторожных туземцев не съедали все сразу, а откладывали, чтобы поесть в середине следующего дня. В случае большого количества носильщиков, они делятся для еды на группы. В каждой группе выделяется человек, который готовит еду на всех. Все члены группы садятся вокруг общей чаши, и каждый в свою очередь, окунает пальцы в пищу. Негр – общительное существо, и товарищество почти всегда необходимо для его благополучия. Очень редко можно увидеть туземца едящего или спящего в одиночестве. Я помню, что однажды мой староста каравана пожаловался на одного из носильщиков, который ел и спал сам по себе. Староста убеждал меня в том, что тот человек нехороший и никуда не годится.

Мы вернулись на остров и разбили лагерь, пока не стало слишком темно. Люди были сильно уставшими, и уже стемнело, прежде чем они развели костры и приготовили свой заработанный ужин.

Ночь была холодная, поэтому двое из «боев» отдали свои одеяла людям будума. Когда настал день, мы обнаружили, что и будума и одеяла исчезли. Мы искали молодых негодяев по всему острову. Мои негры были в яярости и подожгли высокие сухие камыши в надежде выкурить будкма, как крыс. Вскоре после этого усилился ветер, и весь остров окутался пламенем.


Будума перевозит скот по озеру на каноэ


Это было сигналом для множества грифов, которые появились в небе и парили кружась, как будто помогали нам в поисках. Но никаких следов воров мы не обнаружили, пока я случайно не наткнулся на отпечатки их ног в грязи в месте, где мы высадились на остров. Все мы были поражены, потому что это свидетельствовало о том, что два юных будума пробежали по грязи там, где наши люди вчера пробирались погружаясь по грудь в ил. Потеря проводников не имела для нас большого значения, поскольку они оказались дикими и испуганными, и мы не могли получить от них никакой информации о нашем местонахождении. Мы долго не тянули со временем, загрузили лодки и были готовы идти вперед. Осматривая восточный горизонт, я увидел двух всадников примерно в милях от нас. Это могло быть не что иное, как восточный берег, так что мы практически пересекли озеро! Но было невозможно высадиться на берег, поскольку обширная грязевая бухта, усеянная небольшими островами, лежала между нами и твердой землей. Для меня было большим сюрпризом узнать, что пересечение было выполнено переходом всего в тридцать миль, так как карта, имевшаяся у меня, показывала ширину озера в этом месте, по меньшей мере, в шестьдесят миль.

Мы повернули назад по пройденному уже маршруту, и все утро 1 марта было потрачено на то, чтобы тащить лодки через грязь и отмели, которые мы форсировали предыдущим вечером. Около полудня, когда лодки снова оказались на глубине в 2 фута, мы отправились на юго-восток, обогнув пояс бесчисленных островов и мелких бухт, которые закрывали восточный берег. Таким образом, мы путешествовали в течение двух дней в очень медленном темпе и без особых инцидентов. Средняя глубина воды составляла 2 фута, а иногда грязь уступала место жесткому дну.

Во второй половине дня, огибая небольшой остров, мы наткнулись на каноэ. Наше появление было настолько внезапным, что у туземцев не было времени убежать. Их было трое, мужчин и женщина с ребенком. Они были типичными будума северной части озера, которые являются совершенно дикими, пришедшими на озеро из страны на северо-западе от Канемы. У них нет племен, они бродят по озеру в составе семей или небольших групп. Это вымирающий народ, причиной чего являются постоянные близкородственные браки. Эта же причина, несомненно, объясняла замечательное сходство всех этих будума, которых я видел. Каноэ этих дикарей было намного больше, чем я видел раньше, и, казалось, содержало все их имущество. Здесь были пучки сетей, два запасных шеста, несколько почерневших варочных котлов для рыбы, которые были их единственной посудой, а также ряд странных предметов, включая зубы бегемота для соскабливания рыбы, и рулоны черного табака, который все будума жуют постоянно.


Буксировка лодок по грязи


У них были грубые черты лица, смотрели они враждебно, и выглядели отвратительными, пока не встали на ноги и вызвали восхищение прекрасным развитием грудных мышц и рук. Женщина носила на голове кусок синей ткани, как защиту от солнца. Ребенок (мальчик) был сильно перепуган и не решался даже посмотреть на нас. Я позвал в Кавассо, чтобы он принес мне горсть больших синих бусин, а затем знаками объяснил матери, что отдаю их ее ребенку. Не знаю, думала ли она, что я хочу его купить, но она взяла бисер и презрительно бросила его в воду.

В то же время эта встреча оказалась для нас удачной, поскольку нам удалось уговорить мужчину быть нашим проводником. К вечеру мы добрались до самого большого острова из тех, которые нам до этого встречались. Наш новый проводник сказал, что остров называется Кагерерум. Он был полторы мили в длину и милю в ширину. Его берега были из песка, с короткой сухой травой, которая резко контрастировала с темно-зелеными камышами в воде у берега. В центре острова был ряд небольших тростниковых хижин, похожих на стога сена. Мы обнаружили, что хижины пустынны, но были свидетельства того, что в последнее время здесь находились стада скота, потому что мягкая земля была изрезана сотнями следов раздвоенных копыт. Эти острова (как и многие вдоль восточного берега) связаны с материком бродами, где дно является твердым, и стада могут по нему пройти.


Будума с женой и ребенком


Тонкого ограждения из тростника вполне достаточно, чтобы животные не блуждали по берегу острова. Будума выгоняют свой скот на эти острова, либо для безопасности от нападения, либо когда истощаются другие пастбища.

На следующее утро мы покинули Кагерерум и отправились в западном направлении продвинувшись, примерно, на четыре мили, после чего безнадежно застряли и вынуждены были перетаскивать лодки на 1200 ярдов на небольшой остров под названием Воллам. За островом мы снова обнаружили жесткое дно и течение в юго-восточном направлении со скоростью одна миля в час. Это удивило нас, потому что мы никогда не замечали раньше течения на озере. Это могло быть вызвано только возвратом воды из полей грязи при стихании ветра. Ночью наш друг будума исчез, поэтому утром мы организовали охоту на человека.

В конце концов он был найден лежащим на животе в тростниковом болоте на другом конце острова. Его обнаружением мы обязаны коршуну, который завис над его укрытием, что привлекло наше внимание. После этого он повел себя очень плохо, сидел угрюмо и молчал, отказываясь отвечать на любые вопросы. «Бои» вначале относились к нему хорошо, но когда обнаружили, что он не отвечал на их дружелюбие, они устали от него и всегда, когда нужно было лезть в грязь (а это случалось все чаще и чаще), он был первым, кого отправляли за борт, чтобы возглавить буксирную команду.

Будума имел странный вид, когда бросался вперед, его черное блесящее тело, маленькая голова и длинные руки на расстоянии придавали ему сходство с гигантским пауком. Когда он однажды застрял и барахтался в черной грязи погружаясь, сначала по колено, затем по пояс, а затем по шею, мои «бои» залились дружным смехом. Я считаю, что негодяям понравилось, если бы будума утонул совсем, потому что они начали думать, что его мстительный дух намеренно ведет нас в худшие места. Он был бесполезным для нас человеком, и я начал сожалеть о том, что мы его взяли. У него были те, кого надо кормить, а он не смог заработать, не дав нам никакой информации взамен. Однажды, после того как он продолжал хранить молчание, я попробовал план отправить его спать без ужина.

Сначала это, казалось, подействовало, он заговорил и сообщил моему старосте, что поведет нас на следующий день на остров, где был большое селение будума с большим количеством людей и крупного рогатого скота, и он подтвердил свою речь, указав определенное направление. Но когда настал следующий день, и его желудок был заполнен, мили грязелечения не приблизили нас к обещанному селению.

В течение следующих восьми дней мы пробирались через сеть островов, через обширные бухты, ограниченные широкими болотами со всех сторон, постоянно надеясь найти место для высадки.

Везде, где вода, казалось, давала проход, мы предпринимали попытку добраться до берега, иногда продвигаясь на милю в нужном направлении, но только для того, чтобы быть вынужденными с трудом возвращаться на наше прежнее место, повторить попытку в другом месте и потерпеть неудачу. Наши трудности были увеличены тем, что в этот сезон сильный ветер постоянно дул с востока и, без сомнения, угнал воду на запад. Ветер усиливался каждый день в семь часов утра, а к полудню солнце скрывалось в густом влажно тумане, через который мы должны были нащупывать наш путь. Так быстро и странно вода озера под воздействием ветра перемещалась от берега к берегу, что однажды утром мы обнаружили, что вода ушла, оставив огромных рыб, застрявших на отмели. Некоторые из них были длиной 4 фута.


Остров Кагерерум


Вряду ли я смогу описать разочарования всех этих дней, наши поражения и бессонные ночи отчаяния, когда ни один остров не мог быть достигнут из-за грязи, и мы были вынуждены лежать в переполненных лодках. Я мог бы рассказать о стонах и проклятиях людей и их жалких воплях, поскольку всю ночь нас атаковали орды москитов. Поэтому, я не буду останавливаться на этой части наших испытаний. В конце концов, лишения и безнадежность усилий подорвали нашу энергию и стали проявляться первые признаки пассивного мятежа. Затем закончились еда и дрова, и нам ничего не оставалось, кроме как вернуться в Йо.

Мы прибыли туда 16 марта, за все время путешествия разбив на островах 19 лагерей. Я чувствовал разочарование из-за бесплодности наших попыток высадиться на восточном берегу; но в конце концов, был накоплен большой опыт и некоторые знания, которые теперь были воплощены на карте озера.

Первое, что нужно было сделать, – отправить сюда из Боссо больше провианта, поэтому мы остались на два дня на знакомом острове. Кроме того, необходимо было дать людям отдохнуть. На следующий день после нашего приезда мой бой-оруженосец дезертировал. Его видели, когда он покинул лагерь со всей своей одеждой, на вопросы он отвечал, что идет на реку, чтобы помыться и постирать, и мы больше его не видели.

Он был одним из зачинщиков недавнего недовольства и его следовало бы выпороть за неповиновение. Прощение негров после совершения проступка – большая ошибка, потому что они не понимают этого и принимают милосердие за слабость. Есть четыре способа их наказания: порка, штраф, сокращение пайка или «арест в полевых условиях». Первый является лучшим в каждом случае нарушения дисциплины, но он должен назначаться только после тщательного расследования фактов, поскольку негр болезненно воспринимает ошибку судебного разбирательства. Но там, где наказание справедливо, он легко переносит порку.

Порка в начале экспедиции часто приносит большую пользу общей дисциплине в партии, чем что-либо еще, поскольку она будет действовать, как полезный сдерживающий фактор. Поговорка – «дайте ему палец и он откусит всю рукуl», хорошо применима к туземцу, и это очень заметно в отношениях негров с белым человеком, новичком в стране, которого все «бои» готовы испытать на покладистость и слабохарактерность с самого начала. Что касается штрафов, то сомнительно, чтобы они имели большой эффект в караване, поскольку, заработная плата носильщикам и эскорту всегда выплачивается по окончанию «контракта», и негр, живущий сегодняшним днем, не чувствует наказания, которое его постигнет когда-нибудь при окончательном расчете. Еще одно возражение против штрафов заключается в том, что туземцы подозревают, что белый человек пытается заработать на них деньги, присваивая их штрафы. Конечно, это можно оспорить, выбросив на глазах туземца штраф, который тот заплатил. Однажды один правительственный чиновник, которого я встретил на Бенуэ, оштрафовал своего «боя» на десять шиллингов и немедленно выбросил деньги в воду. Это имело последствием то, что он был почти открыто высмеян неграми, как кретин, который выбрасывает деньги.

Еще одно действенное – это «арест в полевых условиях». Наказание должно производиться на глазах всего лагеря, а еще лучше, в общественном месте. Виновнику в этом случае приходится сталкиваться с насмешками толпы, испытание, которое негр ненавидит больше всего на свете. Наказать черного человека через его желудок, также является хорошим сдерживающим фактором, но на марше это трудно осуществить, поскольку у провинившегося обычно есть друзья в лагере, которые поделятся с ним своим пайком. Из этих рассуждений нельзя полагать, что наказания являются обычным явлением. Если белый человек проявляет внимание и удовлетворяет основные потребности своих работников и слуг, то нарушения будут редкими. Пока живот черного человека набит пищей, он будет выполнять свою работу весело и хорошо. Здесь я упомяну мудрый обычай демонстрировать свою признательность туземцу, когда он выполняет какое-то задание особенно хорошо. Для подобной «демонстрации» достаточно дать негру дополнительный пищевой паек. Такой «подарок» долго помнится туземцами, которые смотрят на дающего как на «большого человека» и на хорошего хозяина.

Два дня в лагере на острове у устья реки воспринимались, как праздники. Обилие рыбы и перспектива получения большего количества пищи из Боссо подняли настроение «боев», и прошлые неприятности были забыты. Вскоре лагерь наполнился смехом и весельем, и все радовались, купаясь и ныряя в воду. В это время дул сильный ветер, поэтому по ночам почти не было москитов.

Прямо за пределами нашего лагеря, в заливе, собралось очень большое количество каноэ будума. Некоторые из их старейшин подходили ко мне и жаловались, что они были изгнаны с севера французами – возможно, за их прошлые грехи в сотрудничестве с тубу, с которым французы воевали. Они попросили о моей защите и хотели, чтобы я показал им именно те места, где начиналась британская часть озера, чтобы они могли там обосноваться, не подвергатясь преследованию.

19 марта мы готовились к маршу в наш старый лагерь в Каддае. Примерно в восемь часов утра поднялся сильный ветер с севера, так что паруса были развернуты, и мы полетели мимо островов и поросших тростником мысов. Озеро стало напоминать бурное море, и время от времени мы черпали бортами воду, что очень веселило «боев». Это проявление нрава озера было для нас новым, но из-за его недостаточной глубины волны не могут достигать больших размеров. В ту ночь мы не смогли добраться до Каддая, поэтому расположились на заболоченном мысе. Здесь дезертировал еще один из моих лодочников, который сократил число «шестовиков» до восьми. Я слышал потом, что этот человек пришел в Кукаву и распространял самые ужасные слухи о нашем путешествии на озере – что многие люди умерли от голода, а другие были потеряны, увязнув в глубокой грязи. На следующее утро мы добрались до Каддая, и, увидев знакомые травяные хижины, «бои» криками воздали благодарность своим духам, но вскоре их постигло разочарование, когда они услышали, как я рассказываю Хосе, что должен снова отправиться в озеро и пройти тем же курсом, что и в первом путешествии, которое я совершил с Талботом, поскольку я все еще надеялся найти фарватер в этом направлении.