От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война. Часть 2. Взлет и падение Уникального журналистского коллектива (А. В. Норкин, 2016)

Глава 7

Авторство термина УЖК – «Уникальный журналистский коллектив» – приписывается Леониду Парфенову, человеку, обладающему удивительным даром владения словом. Да, я помню, что описал его как журналиста, «всегда придававшего форме подачи информации чуть больше значения, чем ее сути». Тут нет противоречия. Не было бы столь очевидного увлечения Леонида Геннадьевича визуальной стороной телевидения (что, в общем-то, правильно, ТВ – это движущееся изображение) – не было бы программы «Намедни» и мы не познакомились бы с инфотейнментом в его российской версии.

Вместе с тем Парфенов, возможно, сам к тому и не стремившийся, – пожалуй, единственный из современных отечественных журналистов, кто создал собственную школу. Не в том смысле, что он усаживал молодых корреспондентов за парты, – конечно, нет. Они сами устраивались перед экранами, впитывали увиденное, а главное, услышанное, и начинали копировать его манеру. Как правило, получалось не очень хорошо. Что объяснимо – копия всегда хуже оригинала! (Те, кому парфеновская подача не нравилась, процесс появления его многочисленных клонов так и называли – «парфеновщина».)

А дело было в том, что Леонид Парфенов мог придать слову не только абсолютно неожиданное звучание, но даже изменить его коннотацию. Это достигалось за счет мимики, какого-то движения в кадре, но главное – за счет интонации. Начиная с 2000 года я совершенно серьезно считал себя частью самого высокопрофессионального, самого талантливого, самого лучшего журналистского коллектива страны. Некоторые мои коллеги, по-моему, до сих пор себя так позиционируют. Сам Леонид Геннадьевич до поры до времени тоже входил в состав этого творческого союза, именовавшегося НТВ. Когда «команда Евгения Киселева» отправилась в свои блуждания по различным телеканалам, сопровождавшиеся громкими скандалами разногласия Парфенова с Киселевым уже давным-давно прошли точку невозврата. И в какой-то момент Парфенов сократил наш титул «Уникальный журналистский коллектив», который мы гордо носили перед собой подобно Знамени Победы, превратив его в уничижительное «УЖК», к нам и приклеившееся. Благородное звание обернулось прозвищем, причем довольно обидным.

С другой стороны, 2000 год без всяких сомнений можно считать лучшим годом в истории «гусинского НТВ». Кадровый состав телекомпании просто блистал звездными фамилиями, а эфирная сетка – популярными программами. Если в 1999 году НТВ получила четыре премии ТЭФИ, то в 2000-м – восемь! В 2001-м, кстати, всего две… Постоянное адреналиновое существование вне эфира, видимо, как-то всех нас подталкивало к новым свершениям. Но ошибки, ранее допущенные нашими руководителями, оказались непосильным грузом.

Мне кажется, сейчас самое время подробнее рассказать о том, что же произошло в отношениях НТВ и Кремля, почему эти отношения совсем расклеились? Первое, что нужно понимать, – конфликт был сложносочиненным. И во многом был вызван безграничной фантазией Гусинского. Владимир Александрович – человек яркий, творческий, креативный, но безумно увлекающийся. Это неумение остановиться у последней черты подводило его не только в бизнесе, но и в политике, что, впрочем, для России того времени было почти одним и тем же.

Судите сами. Появление в отечественном телевизионном эфире телекомпании НТВ пришлось на октябрь 1993 года. 22 ноября 1998 года – всего через пять (!) лет – «Медиа-Мост» запустил в космос собственный спутник! Это свидетельствует о том, какими грандиозными темпами развивался медиабизнес Гусинского. Спутник «Бонум-1» был построен в США. На орбиту его отправила американская ракета с американского же космодрома. Гусинский лично находился тогда на мысе Канаверал, наблюдая за запуском. Начало работы спутника должно было ознаменовать финальную стадию грандиозного проекта телевизионного завоевания России. «Бонум-1» предназначен был для обслуживания системы спутникового телевидения НТВ+, которую Гусинский видел завершающим этапом своей экспансии. Цифровое НТВ+ присоединялось к «обычному» НТВ, вещавшему в аналоговом режиме с помощью передатчиков и ретрансляторов на телебашнях, и к только что появившейся сети кабельного телевидения ТНТ, уже внедрившейся в регионы. Таким образом телекомпании «Медиа-Моста» должны были получить доступ ко всей территории страны и намеревались предложить потребителю самое насыщенное телеменю из всех на тот момент существовавших.

Таков был план, реализация которого стоила Гусинскому крови и нервов еще на стадии обсуждения. Малашенко выступал категорически против идеи развертывания системы НТВ+ и всей этой «космической одиссеи». Но Гусинский его не услышал. С выслушиванием чужого мнения у Владимира Александровича были настолько серьезные проблемы, что ко времени моего с ним близкого знакомства он ударился уже в другую крайность: стал прислушиваться ко всем и к каждому, в результате чего добиться от него согласия на что-либо можно было, лишь действуя по принципу «кто раньше встал, того и тапки». Время подтвердило правоту Малашенко: авантюра со спутниковым телевидением оказалась «Медиа-Мосту» не по зубам. Обслуживание самого спутника и выплаты по кредиту, полученному в Америке на его покупку; строительство собственного телегородка НТВ в Сколково; массовая продажа зеленых спутниковых тарелок НТВ+ – все это прекрасно выглядело на бумаге, на стадии разработки. Но дефолт 1998 года в первую очередь изменил бюджетные планы населения. Платить почти по триста долларов за комплект спутникового телевидения оказалось по силам далеко не всем. Предполагалось, что за год количество подписчиков НТВ+ перевалит за цифру в полмиллиона человек. Но в реальности процесс пошел в обратном направлении. К концу 1999-го численность обладателей зеленых тарелок сократилась с пиковых ста восьмидесяти до ста девяти тысяч человек. Содержать систему за счет денег подписчиков было невозможно, проект, едва родившись, стал убыточным.

Другой серьезнейшей проблемой стал крах рекламного рынка. Телевизионная реклама – главный финансовый источник – если не исчезла совсем, то сильно потеряла в качестве. Одно дело, когда вы рекламируете товары премиального сегмента, и совсем другое, когда вы вынуждены предлагать зрителю что-то типа «супершвабры» в программе «Магазин на диване». Стратегическую программу развития «Медиа-Моста» пришлось резать по живому. Было законсервировано строительство новых телестудий; заморожен проект создания собственной сети кинотеатров, флагманом которой должен быть стать столичный кинотеатр «Октябрь» с революционной технологией показа кинофильмов с помощью тех же спутников; пришлось отказаться от выхода на биржу. Однако все эти меры оказывали незначительное влияние на финансовое положение «Моста». А вот уже полученные кредиты нужно было обслуживать, но денег на это не было. Сам Гусинский тогда сетовал на отсутствие стабильности в обществе, как экономической, так и политической. «Ошибка заключалась в том, что мы считали Россию достаточно стабильной, чтобы вкладывать капитал в бизнес и развитие», – говорил он Дэвиду Хоффману. Интересно, что сам Хоффман видел причины трудностей главного акционера «Медиа-Моста» в другом. По его мнению, Гусинский просто не мог оставаться в стороне и строить бизнес посредством исключительно деловых инструментов. «Он был олигархом, а олигархи делали крупные ставки. Они управляли страной».

Из многочисленных разговоров с Владимиром Александровичем в течение нескольких последующих лет я сделал вывод, что он понял, когда совершил роковую ошибку. Конечно, кредитная история сковывала его по рукам и ногам. Но до поры до времени это не мешало деятельности НТВ. Когда Гусинскому нужны были деньги – он находил их, не особенно задумываясь, как будет возвращать долги. У меня сложилось впечатление, что во второй половине 1990-х он вообще не думал о том, что государственные средства необходимо вернуть. Проще было получить новую ссуду, за счет которой гасился предыдущий кредит, например американский, за спутник «Бонум». Отдавать деньги кредиторам из США – обязанность, бизнес есть бизнес. Возвращать деньги кредиторам из России – смешное предположение: ведь власть сама обязана НТВ за помощь на президентских выборах 1996 года! Беда заключалась в том, что на дворе был уже не 1996-й, в Кремле находился не Ельцин, олигархи уже не управляли страной. Просто они этого пока не чувствовали.

«Понятийная» схема ведения бизнеса в России все еще прочно сидела в головах наших ведущих предпринимателей. Некоторые из них считали ее игрой в одни ворота. Владимир Путин наглядно продемонстрировал, что это не так. Позднее, уже весной 2000 года, за несколько дней до президентских выборов, в интервью радиостанции «Маяк» Путин скажет о будущем олигархов следующее: «Люди, объединяющие или способствующие объединению власти и капитала… Таких олигархов не будет как класса». Гусинский все еще думал, что это – слова! Он по-прежнему считал себя сильнее президента…

До появления Владимира Путина в главном кабинете Кремля Владимир Гусинский поддерживал с ним нейтральные, если не сказать теплые отношения. Возможно, он не видел в Путине интересного бизнес-партнера. Возможно, ему льстило, что в холдинге «Медиа-Мост» работают многие сотрудники КГБ, в прошлом имевшие звания и должности, как минимум соизмеримые с регалиями самого Путина. Наши общие с Гусинским израильские знакомые рассказывали мне, что, когда знаменитый советский диссидент Натан Щаранский отмечал очередной день рождения (к этому моменту Щаранский уже не просто освоился в Израиле – он уже был и депутатом кнессета, и работал в правительстве), Гусинский попросил Путина помочь в поиске подарка для «новорожденного». Владимир Владимирович в то время уже занимал пост председателя Федеральной службы безопасности. Так вот, Гусинский спросил Путина, нет ли возможности подарить Щаранскому досье, которое КГБ вел на него в течение многих лет? И Путин нашел такую возможность, еще и попросив Гусинского передать виновнику торжества привет от своего имени. Факт такого подарка сам Щаранский подтверждал в эфире все того же НТВ.

Но с началом Второй чеченской кампании ситуация изменилась. У Путина были свои представления о сути этих событий, о том, что они означают для целостности страны, и о том, как их должны освещать СМИ. Позволить продолжать ту «понизовую вольницу», которая царила в эфире НТВ времен Первой чеченской войны, Путин, конечно, не мог. О чем и попросил Гусинского. Но получил отказ. Причем отказ, сделанный в довольно грубой форме. Как я понял со слов самого Гусинского, он дал понять президенту, что не считает его серьезным политиком и не собирается выслушивать от него какие-либо советы относительно деятельности принадлежащих Гусинскому СМИ. Эти самые слова Гусинский много лет спустя представит той причиной, по которой «Путину было за что на меня обижаться».

Тем не менее у Владимира Александровича было время подумать. Недавно от одного из коллег я услышал интересную характеристику: «Путин – легитимист». Это – абсолютная правда. Владимир Путин всегда действует в полном соответствии с буквой закона. Подтверждением тому может служить и его возвращение в кресло президента страны в 2012 году, и начало операции ВКС РФ на территории Сирии. То же самое относится и к «Делу ЮКОСа», и к другим громким «олигархическим скандалам» начала 2000-х. Власть выстраивала свою борьбу с олигархами, используя действующее законодательство и в то же время давая возможность противоборствующей стороне, образно говоря, «заключить сделку со следствием». Это, кстати, вполне юридический термин. В конфликте с «Медиа-Мостом» эта технология была впервые применена в полном объеме.

Государственная компания «Газпром» стала акционером «Моста» еще в 1996 году. Но при Ельцине никто в Кремле не обращал внимания на то, куда и как газовая монополия тратила свои деньги. Путин потребовал положить этому конец. «Медиа-Мост» поставили перед фактом: кредиты «Газпрома» – это государственные деньги, деньги бюджета страны. И частная компания предпринимателя Гусинского обязана вернуть эти деньги. Вернуть, потому что до сих пор их не возвращала, лишь увеличивая долг и закрывая с помощью «Газпрома» дырки в собственном бюджете.

Я помню, что в рядах защитников НТВ, в которые я встал весной 2000 года, история с кредитами «Газпрома» интерпретировалась как попытка осуществления государственного давления на независимое СМИ, вмешательство в нашу свободную деятельность. Мол, существовали предложения по реструктуризации задолженности, выплате долга по частям и т. д., но Кремль специально блокировал все эти предложения, требуя незамедлительного и полного расчета по кредитам «Газпрома». А денег, повторю, на это у нас не было.

Как не было и реального представления о «свободе слова». Вернее, о специфике этого понятия. Мне не казалось странным, что в наших программах мы не говорили ничего негативного в отношении наших же акционеров. Ну согласитесь, если бы в программе «Итоги» Евгений Киселев вдруг поднял вопрос, по какому праву руководство телекомпании НТВ (или холдинга «Медиа-Мост», не важно) предоставило сотруднику телекомпании НТВ Андрею Норкину беспроцентный кредит на приобретение квартиры, это воспринималось бы полным абсурдом. Бред полный… Хотя с точки зрения государственной компании «Газпром» такой вопрос, напротив, имел право на существование. НТВ получило кредит на некие «необходимые производственные нужды» – но является ли таковыми решение жилищного вопроса журналиста Норкина?

Хуже всего было то, что в своей «борьбе за свободу слова» мы-то как раз и оперировали подобными примерами. Квартира прокурора Устинова, полученная им от Управделами президента РФ, была во всех подробностях знакома каждому зрителю НТВ, так часто она фигурировала в наших передачах конца 1999 – начала 2000-го. То есть получалось, что генпрокурору нельзя, он коррупционер, а нам можно, потому что мы – представители Уникального журналистского коллектива!

Недаром говорят, что большое видится на расстоянии. НТВ времен Владимира Гусинского сначала было бизнес-активом, затем превратилось в орудие политической информационной войны и наконец деградировало в механизм шантажа, который работал на редакционном «пушечном мясе». Сегодня я могу привести множество примеров обязательной корреляции редакционной политики СМИ с позицией его владельца. Поэтому все наши лозунги того времени: о свободе слова, о высоких моральных принципах журналистской работы, о необходимости борьбы с диктатом тоталитарного государства, – объясняются как минимум отсутствием жизненного опыта, а то и умышленной подтасовкой фактов.

Вспомните грандиозный скандал, разразившийся на страницах либеральных российских СМИ после выступления замминистра связи и массовых коммуникаций Алексея Волина в МГУ. Это было относительно недавно, в феврале 2013 года. «Нам четко надо учить студентов тому, что они пойдут работать на дядю, и дядя будет говорить им, что писать, что не писать и как писать о тех или иных вещах, и дядя имеет на это право, потому что он им платит», – сказал тогда Алексей Волин. Мне кажется, это очень точная формулировка. Хотя, конечно, разбивающая в прах чьи-то идеалистические представления о журналистской работе. Я в каком-то интервью назвал эти слова Волина «прививкой». Мне такую прививку в свое время никто не сделал. Поэтому я как должное принимал «от дяди» свою зарплату, которая, кстати, росла тем быстрее, чем громче и активнее я «дядю» защищал. И при этом даже не задумывался: а что, если «дядя» не во всем прав? А что, если я не свободный творец, художник от журналистики, а всего лишь ремесленник, пусть и профессиональный? Так что мое прозрение наступало долго и мучительно, окончательно сформировавшись годы спустя, когда я изнутри увидел все подробности функционирования механизма, «защищающего свободу слова»! Этот механизм действительно защищал, но совсем не свободу слова!

Пересматривать хронику событий, разворачивавшихся тогда вокруг НТВ, тяжело. Не только потому, что я вижу себя и многих своих коллег совсем молодыми. Не только потому, что я знаю, чем все это закончилось. А потому что сейчас я понимаю: многие участники той драмы или недоговаривают существенную часть правды, или осознанно лгут. Я никого не собираюсь осуждать – наверное, тогда поступать иначе мы просто не могли. Большинство из нас…

Существует история о том, что в последние дни перед началом активной фазы конфликта вокруг телекомпании четыре главных редактора четырех главных СМИ «Медиа-Моста» пришли к Гусинскому. Это были Евгений Киселев, Алексей Венедиктов, Сергей Пархоменко и Михаил Бергер. Соответственно, от НТВ, радиостанции «Эхо Москвы», журнала «Итоги» и газеты «Сегодня». Гусинский предложил им рассмотреть вариант заключения неких договоренностей с властями. Четыре главреда подумали и написали четыре заявления об уходе. Их коллективный ответ означал, что они намерены отстаивать свою точку зрения и дальше. Если верить этому рассказу, Гусинский, прочитав заявления, порвал их со словами: «Сволочи, такой бизнес губите!» Возможно, это легенда. Я слышал ее от разных людей, в различных версиях, но смысл оставался неизменным. «Последнее китайское предупреждение» было проигнорировано, последний шанс решить конфликт каким-то подобием мирных переговоров был упущен. Сейчас Владимир Гусинский живет по нескольким заграничным адресам; Евгений Киселев ведет ток-шоу на украинском телевидении; Сергей Пархоменко – активный участник российской несистемной оппозиции; Михаил Бергер – практически выпавший из публичной плоскости генеральный директор холдинга «Объединенные медиа»; Алексей Венедиктов – бессменный руководитель радиостанции «Эхо Москвы», ухитряющийся в одно и то же время быть и олицетворением независимой журналистики, и символом самого откровенного коллаборационизма.

Что касается меня, то 11 мая 2000 года я готовился к очередному выпуску программы «Сегодня днем», когда шеф-редактор нашей бригады Наталья Курган тихим шепотом сообщила мне, что в офисе «Медиа-Моста» в Большом Палашевском переулке начался обыск, который проводят вооруженные люди в масках. Я, конечно, сразу вспомнил слова Гусинского, произнесенные им на этом же восьмом этаже Останкинского телецентра полгода назад. Но не могу сказать, что сразу осознал серьезность полученной новости. Было какое-то чувство нереальности происходящего, как будто это не имело ко мне, к моей работе, к моему будущему никакого отношения. Но вышло ровно наоборот, особенно в том, что касалось работы. Потому что начиная с этого дня моя журналистская деятельность приобрела крайне узкую направленность. «И вечный бой, покой нам только снится», – как писал Блок. Олег Добродеев позже назовет это состояние «синдромом осажденной крепости».

Глава 8

Естественно, события у офиса «Медиа-Моста» мы представили в эфире очень подробно. И не только мы, конечно. ОРТ также не оставило инцидент без внимания. Но если в версии НТВ был заметен явный перекос в сторону «протестной активности», то у коллег с «Первого» в репортаже присутствовала «тревожная конкретика». Мы говорили о нарушениях законодательства, в том числе о несоблюдении «Закона о СМИ», они приводили версию правоохранительных органов, касавшуюся расследования деятельности службы безопасности «Моста», например сбора информации о самих журналистах НТВ. Впрочем, было и общее – никто из представителей прессы не мог попасть внутрь «мостовского» офиса, этой осажденной крепости.

У входа в здание стояли несколько человек в масках, которые тогда еще почти никто не называл «балаклавами». «Маски» никого не пропускали и не выпускали из здания. Исключение делалось только для адвокатов и высокопоставленных руководителей группы «Медиа-Мост». Так, срочно приехавшего Гусинского, конечно, пропустили. Это произошло уже ближе к вечеру, потому что начало обысков застало нашего главного акционера за границей. Встречавшим его в аэропорту журналистам он заявил, что его компания столкнулась с «демонстрацией силы» со стороны государства, что Кремль осуществляет «политическое давление» на средства массовой информации «Моста» и что все это уже происходило в прошлом. «История повторяется. Если вы помните 1994 год, все это уже было».

В этой реплике Владимира Гусинского звучала надежда на то, что и в 2000 году его бизнес-империя сможет выжить в экстремальных условиях противостояния с властью. В 1994 году, о котором говорил Гусинский, имела место знаменитая операция «Мордой в снег», когда по распоряжению всесильного в то время начальника ельцинской охраны Александра Коржакова за «Мост» попытались взяться всерьез. Сам Гусинский тогда был вынужден бежать из страны, но очень скоро вернулся. Ситуация изменилась и его ресурсы снова потребовались Кремлю.

Теперь все складывалось по-другому. «Маски-шоу в Большем Палашевском переулке», а именно так эти события называли сотрудники НТВ, началось рано утром. Обыск стартовал в девять. Игорь Малашенко приехал часам к двум, коротко сообщив журналистам, что не представляет сути претензий, но как только он войдет в здание, то, скорее всего, из него долго не выйдет, так что потеряет возможность общения с прессой. Гусинский, как я уже говорил, появился гораздо позже. Таким образом, главным спикером во всей этой истории оказался Юрий Мартышин, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России, в изложении которого интерес правоохранительных органов объяснялся исключительно деятельностью службы безопасности «Моста». «Люди из службы безопасности «Медиа-Моста» вооружены не игрушками, а вещами, которые стреляют и убивают… СМИ нас не интересуют. Надо будет – три дня будем работать, а может, и за час управимся…» – говорил он в эфире «Первого канала». Следователи не управились ни за час, ни за три дня, и обыски в центральном офисе, а также в помещениях «мостовских дочек» – «НТВ-Интернет» и «Мемонет» в Переяславском переулке, – продолжались затем в течение нескольких недель.

Вечером 11 мая Малашенко на специально созванной пресс-конференции озвучил нашу версию событий. «Реальная причина происходящего хорошо известна. На протяжении длительного времени средства массовой информации «Медиа-Моста» вызывали неудовольствие властей своими публикациями, своим освещением, прежде всего, Второй чеченской войны, а также материалами журналистских расследований о коррупции в высших эшелонах власти, в том числе в силовых ведомствах». Таким образом, признание существования конфликта из-за отношения НТВ к событиям на Северном Кавказе было официально озвучено. Пассаж про коррупцию был скорее дежурной фразой, как и обвинения в адрес властей в попрании свободы слова. НТВ использовало эти темы как главный инструмент защиты, потому что после ухода Добродеева среди руководителей телекомпании не осталось никаких фрондерствующих элементов и позиция была полностью согласованной.

Если использовать язык шахмат, то весной 2000 года НТВ сконцентрировалось на сицилианской защите – попросту говоря, на защите нападением. Возможно, наши руководители не были сильными шахматистами. Сицилианская защита, один из самых популярных сценариев начала шахматной партии, в теории давала гроссмейстеру, играющему черными фигурами, богатые возможности для контрудара. Но отнюдь не гарантию победы – все-таки по статистике шахмат чаще «белые начинают и выигрывают». Дело службы безопасности оказалось не единственным, и практически сразу же адвокатам «Моста» пришлось сконцентрироваться на персональной защите самого Гусинского, внезапно оказавшегося фигурантом уже собственного уголовного дела. Наступление на «Мост», который отказался от всех просьб пойти навстречу политической необходимости и изменить тональность своего освещения событий в Дагестане и Чечне, развернулось по нескольким направлениям и лишило всех наших высокопоставленных шахматистов даже гипотетических шансов на успех.

За некоторое время до этих событий «Мост» и «Газпром» оговаривали возможность увеличения доли газовой монополии в медийном бизнесе Гусинского. Предполагалось, что «Газпром» получит двадцать пять процентов плюс одну акцию «Моста», но эта сделка еще не была заключена. К тому же она должна была получить одобрение Кремля, что теперь оказалось совершенно невозможным. Гусинский начал переговоры о продаже компании. Посредником выступал Центробанк, который в то время возглавлял Виктор Геращенко, человек, хорошо известный тем, что всегда и во всем в первую очередь ориентировался на собственную позицию. Однако не сработала и эта схема.

Гусинский, поставленный перед необходимостью вернуть государству живые деньги, взятые когда-то у «Газпрома», попытался перекредитоваться на Западе, но все эти «маски-шоу» и их активное освещение в российской прессе отгоняли зарубежных инвесторов от бизнеса лучше любого пугала. И Владимир Александрович пошел вразнос. Хотя, узнав его лучше в последующие годы, я склонен считать более вероятным предположение об обострении реакции не у самого Гусинского, а у его коллег. Но так или иначе, «Остапа несло». В прессе стали появляться интервью Гусинского – крайне необычная вещь! – в которых он обвинял во всех своих бедах лично президента Путина, «проявившего свое истинное лицо», и т. д. «Финал-апофеоз» всего этого подготовительного периода пришелся на 13 июня, когда Владимира Гусинского вызвали в Генпрокуратуру.

Поводом стали последствия обысков в офисе «Медиа-Моста». А конкретно – несколько пистолетных патронов, обнаруженных в одном из кабинетов в ящике письменного стола. В «Мосте» сразу же заявили, что все необходимые доказательства, подтверждающие невиновность главы холдинга, имеются и будут незамедлительно предъявлены следователям. Сам Владимир Александрович повышенного беспокойства не проявлял, хотя и радости от вызова в Генпрокуратуру, естественно, не испытывал. Но действовал он, как всегда, демонстративно. Во-первых, опоздал на «беседу» на несколько часов, во-вторых, пришел туда без адвоката. Спустя семьдесят пять минут с того момента, как за Гусинским закрылись двери здания на Большой Дмитровке, многочисленный адвокатский корпус «Моста» оказался шокирован сообщением о том, что шеф арестован.

Гусинскому было предъявлено обвинение по статье «Хищение чужого имущества в крупном размере группой лиц путем обмана и злоупотребления доверием, с использованием служебного положения». Понятно, что патроны тут были совсем ни при чем. Выяснилось, что сработала мина замедленного действия под названием «Дело «Русского видео». Эта история тянулась уже пару лет и заключалась в претензиях, адресованных главе компании «Русское видео» Дмитрию Рождественскому. По данным следствия, в 1997–1998 годах Рождественский присвоил несколько тысяч долларов, которые его фирма получила от финского рекламодателя «11-го телеканала» Петербурга. Вместо размещения рекламы Рождественский на эти деньги то ли построил новую, то ли отремонтировал старую баню на своем дачном участке. Впоследствии обвинения разрослись, и в зону внимания следователей попал Владимир Гусинский, которому Рождественский якобы продал имущество все того же «11-го телеканала» на сумму уже в десять миллионов долларов. Так из «Дела «Русского видео» родилось «Дело Гусинского». Оно оказалось довольно скоротечным и уже в конце июля обвинения с главы «Медиа-Моста» были сняты за отсутствием состава преступления. Но за эти полтора месяца произошло слишком много событий, остававшихся «за кадром».

В кадре же царила настоящая паника. Мое настроение в те дни можно было описать чувствами персонажей «Бриллиантовой руки»: «Шеф, все пропало!» С той лишь разницей, что доступа к самому «шефу» у меня еще не было. Гусинский оказался в Бутырской тюрьме, и мы жили слухами один другого страшнее: камера с уголовниками, до утра не доживет и т. п. Снизить эмоциональный накал удалось начальнику Центра общественных связей Главного управления исполнения наказаний Геннадию Лисенкову, который в интервью НТВ произнес удивительные слова: «Господин Гусинский сидит в трехместной камере с интеллигентными людьми – фальшивомонетчиком и мошенником». Смысл этой фразы заключался в том, что жизни Гусинского ничто не угрожает – он оказался вместе со своими, можно сказать, коллегами. «Владимир Гусинский поздоровался с сокамерниками и рассказал немного о себе. Те встретили его хорошо», – заключил спикер ГУИНа.

Сам Владимир Александрович не любил вспоминать свои три дня в Бутырке. И потому, что вряд ли найдется человек, испытывающий ностальгию по подобному поводу. И потому, что именно в те дни Гусинский понял, что его переиграли и нужно менять тактику. Кстати, после своего не менее стремительного, чем арест, освобождения Гусинский прислал в Бутырскую тюрьму подарки: бытовую технику, в том числе холодильники и телевизоры. Публично он говорил, что отношение к нему в СИЗО было «великолепное», так что речь шла о жесте доброй воли. Но на самом деле, думаю, он был глубоко шокирован случившимся, поскольку не мог даже представить, что его линия поведения встретит такую ответную реакцию.

Шокирован был не только Гусинский. В тот же вечер, когда стало известно о его аресте, в студии программы НТВ «Глас народа» собралась весьма представительная компания. Планирование эфирной сетки уже давно превратилось для Программной дирекции НТВ в сплошную головную боль. Экстренные и специальные выпуски новостей и «Итогов» возникали в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время. А поскольку в таких случаях хронометраж этих программ никто не ограничивал, все остальные передачи шли в эфир по остаточному принципу. «Глас народа» был одним из главных козырей НТВ. В студии под руководством Евгения Киселева разворачивались дискуссии, посвященные самым злободневным событиям. Арест руководителя холдинга «Медиа-Мост», естественно, требовал подробного обсуждения.

Участие в нем приняли в основном сочувствующие нам лица, хотя среди присутствующих были и люди, приложившие в каком-то смысле усилия для создания конфликта властей с НТВ. Я имею в виду в первую очередь Березовского. «Любой человек, который последние 10 лет занимался бизнесом в России, прямо или косвенно нарушал российские законы», – заявил он, объясняя свое мнение о недопустимости ареста Гусинского. Анатолий Чубайс, также принимавший участие в программе, выражался более осторожно – мол, у него были непростые взаимоотношения с Гусинским, однако обоснованность его задержания вызывает большие сомнения.

На какое-то время непримиримые в недавнем прошлом соперники снова объединились перед лицом общей угрозы. Арест Гусинского выполнил свою главную задачу. Олигархи осознали, что их время уходит, если не ушло окончательно. Березовский, относительно недавно сумевший «поставить на место» неугодного ему премьер-министра Примакова, решил, что сможет провернуть тот же фокус и с Путиным. Принадлежавшая Березовскому «Независимая газета» писала об этом так: «Подобное единение бизнес-элит наблюдалось, пожалуй, лишь однажды, когда олигархи на президентских выборах 1996 года сделали ставку на Бориса Ельцина. Из чистого прагматизма они поддержали единого кандидата. Решение об этом принималось в швейцарском Давосе. Вчера случился своего рода «второй Давос», но с обратным знаком. Уцелевшие после кризиса 1998 года олигархи выступили консолидированно, но выступили против действующих властей. Задержание Гусинского, хотели того в Кремле или нет, олигархи, судя по их реакции, восприняли как угрозу собственному бизнесу, а может, и безопасности. И «сословные» интересы в данной ситуации, как логично и было предположить, оказались гораздо сильнее взаимных обид. (…) Собственно, некое подобие происходящим сейчас событиям уже имело место в период премьерствования Евгения Примакова. Он, так же как и нынешние власти, решил помериться силами с одним конкретно взятым олигархом – Борисом Березовским. Чем это закончилось для Примакова, хорошо известно. Представители почти всех крупных бизнес-групп приложили руку к его отставке. Впрочем, это отнюдь не является доказательством того, что борьба с олигархами обречена на провал. (…) И в Кремле не могут не отдавать себе в этом отчет. Пространные заявления президента Путина о букве закона и талантах руководителя «Медиа-Моста», правда, не без намека на их криминальный оттенок, впрочем, не дают представления о дальнейших планах Кремля в отношении представителей крупного бизнеса. Тем не менее с задержанием Гусинского война олигархам фактически объявлена».

Эта статья появилась в газете 15 июня, когда Гусинский все еще пребывал под арестом. А пассаж про «пространные заявления президента Путина» относился к эпизоду, произошедшему накануне. Глава государства находился с рабочим визитом в Испании, где его и застала сенсационная новость. На пресс-конференции, посвященной, естественно, совершенно другим темам, Путин был вынужден отвечать на вопросы журналистов о Гусинском. Назвав сам факт задержания олигарха «сомнительным подарком», Владимир Путин обозначил свою недостаточную информированность заявлением, что он пока «не смог дозвониться до Генерального прокурора». Впоследствии представители политической оппозиции вообще, а члены Уникального журналистского коллектива в частности, постоянно пытались использовать эти слова в качестве иллюстрации порочности механизма государственной власти в России. На самом деле это было демонстрацией полного доверия главы государства правоохранительным органам и подчеркиванием того, что конкретные подробности ареста президенту неизвестны. А все остальное Путин знал очень хорошо и в деталях описал суть претензий к господину Гусинскому. «Гусинский – человек очень талантливый. Он привлек в свой бизнес один миллиард триста миллионов долларов и почти ничего не вернул», – констатировал Путин, в очередной раз напомнивший, что большая часть кредитов «Медиа-Моста» были выданы холдингу российским государством.

В одно время с президентом свои пресс-конференции проводил за границей и Игорь Малашенко. Цель их была очевидна: разбудить и возбудить общественное мнение Запада, добившись таким образом внешнего политического давления на Кремль. Забегая вперед, скажу, что решения этой задачи добиться не удалось, но активное апеллирование функционеров «Моста» к мировому сообществу принесло другие плоды. Этот неожиданный урожай собрали, каждый в свое время, Борис Березовский и Леонид Невзлин. Березовский получил статус политического беженца в Великобритании, а Невзлин обзавелся паспортом гражданина Государства Израиль, хотя и спровоцировал этим грандиозный скандал, разбираться в котором пришлось и кнессету, и руководству израильского МВД. Но после Березовского и Невзлина любой российский гражданин, сталкивавшийся на Родине с уголовным преследованием или лишь с возможностью такового, тут же начинал кричать о политических преследованиях, грозил Гаагой и Страсбургом – в общем, начинал воплощать в жизнь лозунги товарища Бендера «Запад с нами!» и «Заграница нам поможет!».

Ни Гусинский, ни Малашенко, кстати, никогда так и не стали «политическими беженцами» – в отличие от многочисленных «жертв путинского режима», от разной степени высокопоставленности функционеров ЮКОСа до какого-нибудь, прости, Господи, Евгения Чичваркина. Существует занятная версия о том, что вообще-то арест Гусинского был провокацией, направленной против… президента России! На мой взгляд, это предположение слишком похоже на какую-то конспирологическую теорию, но факт остается фактом, такая версия была. Например, историк Рой Медведев в своей биографии Владимира Путина буквально в соседних абзацах пишет следующее: «Главной целью была (…) попытка скомпрометировать нового российского лидера. Пропагандистская атака на Владимира Путина велась крайне активно и на всех направлениях. Его обвиняли во всех грехах и в первую очередь в стремлении ограничить в России свободу слова и все другие демократические права и свободы. Заодно Кремль обвинили в развязывании антисемитской кампании, в попытке установления личной диктатуры и тому подобном. (…) Трудности возникли не только у Владимира Гусинского. Осложнилось и положение Бориса Березовского. Из Швейцарии в Москву были доставлены полторы тонны документов о сомнительных финансовых операциях зарубежных филиалов «Аэрофлота», к которым, по мнению швейцарской и российской прокуратур, имел отношение Борис Березовский. (…) Серьезные поводы для беспокойства возникли и у Владимира Потанина, так как прокуратура Москвы заявила о начале расследования некоторых сомнительных обстоятельств залоговых аукционов 1997 года, в результате которых громадная промышленная корпорация «Норильский никель» перешла под контроль возглавляемой Потаниным промышленно-финансовой группы «Интеррос». (…) Прошли обыски и были изъяты документы дочерних предприятий «Тюменской нефтяной компании», контроль над которой находился в руках банковской группы «Альфа», возглавляемой Михаилом Фридманом. По требованию Генеральной прокуратуры были проведены проверки и изъятия документов в таких крупнейших корпорациях, как «Газпром», «ЛУКОЙЛ», «АвтоВАЗ». Некоторые газеты писали о новой политике Кремля в отношении крупного бизнеса, даже о наступлении властей на «деловую элиту страны»…

Как мы знаем, большая часть «деловой элиты страны» вскоре отбросила все попытки командовать новым президентом и согласилась выполнять заключенные с властями договоренности. Исключения оказались единичными. Но защитная тактика во всех этих случаях оставалась одинаковой: жаловаться «городу и миру», объясняя, что суть претензий российской власти находится не в экономической, а в политической плоскости. В истории с НТВ эта схема работала еще очень долго, даже после того как у телекомпании сменился собственник. Так что все нынешние «политические беженцы» из России должны быть благодарны руководителям «Моста» за их подвижнический труд.

И это действительно был большой труд. Выездные пресс-конференции главредов НТВ, «Эха», «Итогов» и «Сегодня», возглавляемые Игорем Малашенко, были поставлены на поток. В какой-то момент они даже получили название «Летающий цирк главных редакторов» – видимо, по аналогии с «Летающим цирком Монти Пайтона». Периодически организаторы этих разъяснительных мероприятий сталкивались с неожиданными трудностями. Широкую огласку получил инцидент 28 июня, когда пограничники попытались не выпустить Малашенко за границу.

Небольшая делегация «мостовских» СМИ, в состав которой помимо Игоря Евгеньевича входили еще Алексей Венедиктов и Михаил Бергер, намеревалась вылететь в Австрию, на экономический форум в Зальцбурге. Когда реактивный самолет «Гольфстрим» уже был почти готов к вылету из Внукова, на его борт поднялась другая небольшая делегация, состоявшая из работников пограничной службы аэропорта. Майор Михаил Бочаров попросил Игоря Малашенко покинуть борт. Остальные члены делегации отказались лететь в Австрию без своего коллеги и также вышли из самолета. Естественно, разразился скандал. НТВ организовало прямое включение, Малашенко выступил на импровизированной пресс-конференции и высказал все, что он думал по этому поводу. Самое странное, что менее чем через час ему разрешили вылет и инцидент оказался исчерпанным. Пограничники сослались на некие «неточности в документах». Совершенно очевидно, что эпизод во Внукове объяснялся чьим-то излишним служебным рвением. Чьим? Это уже отдельный вопрос. Но негативные репутационные последствия для властей были налицо.

Впрочем, свои ошибки в этой кампании совершал и «Мост». Особенно ярко это проявилось спустя несколько дней после выхода Гусинского из Бутырской тюрьмы. Если его арест больше походил на драму, то освобождение оказалось уже каким-то водевилем. На исходе 16 июня 2000 года Гусинский, только что подписавший подписку о невыезде, оказался на улице в абсолютном одиночестве. На часах было без двадцати десять вечера. Гусинский позвонил Малашенко, задав вопрос: «А где все?» Потому что он один, как дурак, стоит у дверей тюрьмы и чего-то ждет. Коллеги Владимира Александровича, кто в чем, попрыгали в автомобили и рванули спасать своего шефа. Ибо, как признавались позднее участники этой вечерней гонки, у всех у них, независимо друг от друга, родились одинаковые мысли, что Гусинского сейчас убьют! К счастью, они оказались лишь плодом нервного переутомления.

Владимир Гусинский в студии программы «Глас народа»

Через несколько дней, 20 июня, Владимир Гусинский выступил в роли главного гостя программы «Глас народа», которую вел Евгений Киселев. Шоу задумывалось как «наш ответ Чемберлену» – с демонстрацией всесторонней поддержки создателю и владельцу крупнейшего независимого СМИ страны и яркими доказательствами нарушения действующего законодательства со стороны властей. Но идея обернулась конфузом. Во-первых, как я уже говорил, Евгений Киселев всегда был не слишком сильным оратором и без заранее подготовленного текста начинал «плыть», теряя темп и убедительность. А во-вторых, Гусинский на фоне Евгения Алексеевича выглядел еще более жалко. Владимир Александрович был уставшим, растерянным, если не сказать напуганным, отвечал на вопросы без огонька, а иногда и невпопад. Естественно, он оживлялся, когда Киселев просил его сказать что-то про Путина лично. Тогда он говорил, что президент знал все о его аресте, потому что сам принимал это решение. Говорил, что Путин поделил бизнесменов на друзей и врагов, естественно, определив Гусинского во второй раздел. Говорил и о полученных уроках: «В 1996 году мы породили маленького монстра… Сегодня власти используют те инструменты, которые мы предоставили им в 1996 году».

Однако речи Гусинского не вызвали должного отклика у аудитории. И это была третья неудача, заложенная в сценарий программы. Конечно, съемочный павильон, заполненный журналистами и другими сочувствовавшими Гусинскому гостями, его поддерживал. Но телезрители неожиданно продемонстрировали, что их отношение к медиаолигарху весьма далеко от представления, сложившегося в сознании сотрудников телекомпании НТВ. В довершение всех этих сценарных ошибок произошла ужасная техническая накладка. Прямой эфир программы шел не только на НТВ, но и на «Эхе Москвы». В студии радиостанции находился Сергей Бунтман, в задачу которого входил процесс отбора и зачитывания вопросов от радиослушателей. В какой-то момент и в телеэфире НТВ, и в радиоэфире «Эха» раздался голос: «Алло, Сергей? Это Игорь Малашенко. Фильтруйте, пожалуйста, дебильные вопросы!»

По оценке Алексея Венедиктова, «это был самый захватывающий момент передачи». 24 июня эховскую программу «Без посредников» Венедиктов и Бунтман едва ли не целиком посвятили разбору этого эпизода. Понятно, что фраза Малашенко относилась к по-настоящему дурацким вопросам, сыпавшимся на пейджер радиостанции и в сеть, – типа, почему программа «Глас народа» НТВ идет на русском языке, а не на иврите? Но тем не менее общее ощущение беспомощности и гостя, и создателей передачи после этого технического сбоя и последовавших затем многословных и путаных объяснений только усилилось. И еще больше его усугубило другое сомнительное решение – «Летающий цирк главных редакторов» обратился с просьбой о встрече к бывшему президенту России Борису Ельцину. Чтобы – что?.. Разумеется, Ельцин отказал в этой широко разрекламированной инициативе…

Ну а исторический «Глас народа» с Владимиром Гусинским в качестве главного гостя стал одним из последних выпусков для Евгения Киселева в роли ведущего. Не знаю, объяснялось ли это удручающим впечатлением от состоявшейся дискуссии или чем-то еще, но Евгений Алексеевич с июля 2000-го сосредотачивался на «Итогах» и общем руководстве телекомпанией, поскольку на Малашенко целиком и полностью ложилась международная кампания по защите Гусинского и НТВ. Вместо Киселева вести «Глас народа» было поручено Светлане Сорокиной. И вот это решение однозначно можно считать правильным.

«Глас народа». Сорокина – ведущая, Киселев – гость

Сорокина смогла полностью изменить программу «Глас народа», причем исключительно за счет личных качеств, совершенно ничего не меняя в технологии передачи. Образно говоря, Киселев в этом шоу был монументальным памятником, а Сорокина – человеком, который живо интересуется произведением искусства. Это вполне логично, если вспомнить, что до своего прихода на телевидение Сорокина работала экскурсоводом, пусть и не на постоянной основе. Она оживила выхолощенное и помпезное шоу Киселева, превратив его в увлекательное психологическое исследование. Если сейчас спросить зрителей того, «старого НТВ», с какими программами у них ассоциируются ведущие Сорокина и Киселев, однозначный ответ будет таким: в первом случае – «Глас народа», а во втором – «Итоги».

Интересно, что Малашенко в свое время выступал против приглашения Сорокиной на работу. Она появилась на НТВ в ноябре 1997 года, через год после меня. Но я, как и остальные «ранние пташки» утреннего эфира, проходил отбор на нижних этажах энтэвэшной иерархии, а фигура масштаба Сорокиной согласовывалась на самом высоком уровне. Возражения Малашенко против Сорокиной объяснялись его сомнениями в том, что органика ведущей программы «Вести» будет соответствовать канонам работы телекомпании НТВ. Это был серьезный аргумент. Конечно, ни Татьяна Миткова, ни Михаил Осокин, ни сам Евгений Киселев не были «эфирными роботами». Но по сравнению с ведущими НТВ Сорокина производила впечатление более живого человека. Недаром за ней сразу закрепилось прозвище «Мать-родинка», чему во многом способствовали ее знаменитые «прощалки» – то есть некий авторский текст, не имевший прямого отношения к информационной картине дня, которым она завершала свои выпуски «Вестей». Для НТВ такое поведение в кадре действительно могло показаться неприемлемым.

Но Малашенко уступил доводам коллег, согласившись работать с Сорокиной, раз это было необходимо с производственной точки зрения. Как он позже говорил мне, его личное отношение к кому бы то ни было не имеет значения, если компания реально нуждается в услугах этого человека. В случае со Светланой Сорокиной ее необходимость НТВ стала очевидной для всех после того, как она перебралась в студию «Гласа народа» из программы «Герой дня». Задачу же интервьюировать гостей вместо Сорокиной руководство НТВ возложило сразу на двух человек – Марианну Максимовскую и меня.

Лирическое отступление: «Герой дня»

Работа в «Герое дня» оказалась для меня не слишком продолжительной, но, как принято говорить, этапной, поэтому я хочу остановиться на данной теме чуть подробнее. Эта небольшая пятнадцатиминутная передача, выходившая по будням в 19:40, сразу после «Сегодня вечером», быстро стала одной из визитных карточек НТВ. Собственно, их было всего четыре – «Сегодня», «Итоги», «Глас народа» и «Герой дня». Не указываю в этом списке «Намедни», потому что, на мой взгляд, свой культовый статус программа Леонида Парфенова обрела позже, уже во времена «йордановского», а не «гусинского» НТВ.

Как ни странно, первые пару лет, с 1995 по 1997 год, «Герой дня» никак не мог получить своего постоянного ведущего. Самый первый выпуск провел Парфенов. Кроме него в желтых декорациях «Героя» побывали Владимир Кулистиков и Павел Лобков, Александр Шашков и Александр Герасимов. Сиживал в «песочнице» и Евгений Киселев. Тем не менее эта чехарда продолжалась довольно долго, что, естественно, сказывалось на программе отрицательно. Только с переходом на НТВ Сорокиной кадровый вопрос был решен и «Герой дня» стал стремительно набирать популярность.

Нехватки «героев дня» «Герой дня» не испытывал. Появиться в его эфире считалось по-настоящему престижным, и проходные персоны почти не попадали в кадр. Получался своеобразный симбиоз: гости были заинтересованы в том, чтобы их приглашали, а программа получала в качестве гостей только топовых ньюсмейкеров. Конечно же, это правило распространялось не только на политиков и чиновников, но и на звезд спорта и шоу-бизнеса. Причем не только российских.

Работать с иностранцами, конечно, было технически сложнее, поскольку для программы, выходившей в прямом эфире, требовался синхронный перевод. Прекрасный случай произошел во время подготовки выпуска, в котором «Героем дня» у Павла Лобкова выступал президент Литвы Валдас Адамкус. Сам уважаемый гость физически в Москве отсутствовал, поэтому был организован телемост с Вильнюсом. Но, как сейчас говорят, «что-то пошло не так». Москва видела и слышала Вильнюс, а вот Вильнюс Москву – только слышал. Лобков, который всегда быстро, легко и красочно выходил из себя, обрушился с критикой на технических работников, поскольку считал их виновными в затягивании подготовки программы. В конце концов, перейдя к угрозам уволить нерадивых сотрудников, Лобков, уже сидевший в студии, громко и гневно закричал: «Как ваша фамилия?» На что тут же получил ответ на английском: «My name is Valdas Adamkus!» Президент Литвы решил, что вопрос относился к нему. Хорошо, что он то ли не расслышал, то ли не понял другие, более ранние реплики ведущего, звучавшие на далеко не литературном русском!

В наследство от Светланы Сорокиной мне и Максимовской досталась небольшая эфирная бригада «Героя дня», сократившаяся до трех человек. Это был исключительно дружный мужской коллектив, состоявший из мудрых Мурата и Юры, отвечавших за редакторскую работу, и незаменимого во всех остальных смыслах молодого, энергичного и неунывающего Димы, которого, впрочем, все называли только «Спилбергом». Теперь первую неделю я вел новости, вторую – интервью.

Почему я называю работу в «Герое дня» этапной? Прежде всего, конечно, из-за своих коллег. Мурат Куриев и Юрий Генис были гораздо опытнее меня и в профессиональном, и в жизненном смысле. Хотя никакого менторства в их поведении не было. Напротив, я очень быстро почувствовал себя комфортно, потому что, во-первых, мог многому у них научиться, а во-вторых, всегда получал необходимую помощь. Ну и немаловажным фактором являлась атмосфера. Несмотря на свои седины, лысины и бороды, мои новые коллеги никогда не отказывались от очень верного в тот момент отношения к складывающейся ситуации. Это отношение было не слишком серьезным! Нет, конечно, наших гостей мы выбирали крайне тщательно и так же скрупулезно готовили вопросы к ним. Но все, что оставалось за рамками эфира, приобретало оттенок легкого сумасшествия, что способствовало разрядке напряжения. Так, вместе с Муратом Магометовичем мы развлекались, сочиняя, честно говоря, довольно пакостные стишки про различных российских политиков и чиновников того времени. Цитирование их совершенно исключено по причинам ужасающего по своей похабности содержания. Хотя, надо признать, некоторые наши произведения не были лишены определенного изящества: «Юрий Генис был страшным романтиком, пенис свой он завязывал бантиком». Это мы пробовали свои поэтические силы на собственном товарище. У меня дома до сих пор хранится «Баллада о храбром Синяке», которую Мурат Куриев написал в связи с моим первым авиаперелетом, о котором я расскажу чуть позже.

За время работы в этой программе я провел несколько десятков интервью. Некоторые из них получались лучше, некоторые – хуже, хотя, конечно, сейчас я вижу, что большинство этих бесед выглядело сыровато. Мне сегодняшнему не хватает собственной реакции на ответы собеседников. Беседы как таковой не получалось, все сводилось к чередованию: «вопрос – ответ», «вопрос – ответ». Тем не менее настоящая катастрофа произошла лишь однажды, когда нашим «героем дня» был Анатолий Чубайс, возглавлявший РАО «ЕЭС России».

Эта программа была выездной, мы снимали ее в студии НТВ в гостинице «Россия», которая обычно использовалась для небольших интервью ньюсмейкеров, не успевающих добраться из центра Москвы до Останкино. Анатолий Борисович долго не давал согласия на разговор, ссылаясь на занятость, но, когда наконец-то все сложности утряслись, выяснилось, что настроение беседовать у Чубайса отсутствовало напрочь. Он был очевидно недоволен тем, что его отрывают от дел ради пятнадцатиминутной программы, поэтому отвечал на все мои вопросы односложно – «да», «нет», – никак не развивал собственные мысли и явно торопился закончить все побыстрее. И ему это удалось! Я «поплыл», запаниковал, потому что понял, что отвечать на уточняющие вопросы Чубайс не хочет, а вопросы конкретные закончились уже к середине эфира. И мне действительно пришлось уйти существенно раньше запланированного времени. Насколько я помню, «уложились» мы минут в девять! И это при хронометраже в пятнадцать минут! Конечно, я подставил этим нашу Программную дирекцию, которая уже давно отвыкла от ситуаций, когда что-то в эфире вдруг заканчивается раньше, чем нужно. Обычно все выходило наоборот, и для подобных случаев существовали проработанные сценарии. Так что «Герой дня» с Анатолием Чубайсом мне запомнился надолго, и сейчас, разбирая с моими студентами тему подготовки интервью, я всегда рассказываю им о своем эфирном позоре.

Иногда неожиданные трудности в прямом эфире возникали уже по вине нашего руководства. В одном из выпусков программы моим собеседником был Альфред Кох, уже назначенный генеральным директором холдинга «Газпром-Медиа». Это происходило в самый разгар нашей «оборонительной кампании», поэтому к встрече с «главным душителем» НТВ я, естественно, готовился как к смертельной схватке. Где-то в середине разговора я с тихим ужасом услышал в своем наушнике знакомое покашливание, за которым последовало: «Э-э-э… Андрюша? Это – Женя… М-м-м… Э-э-э… Ты меня слышишь?» Генеральный директор НТВ Евгений Киселев пришел в аппаратную «Героя дня», чтобы дать мне какие-то необходимые указания. Проблема заключалась в том, что я не мог в прямом эфире ответить ему: «Да, Евгений Алексеевич, я вас слышу!» А он продолжал настаивать… Я попытался объясниться с помощью знаков, осторожно кивая, но так, чтобы Кох вдруг не подумал, будто я одобряю его точку зрения. Видимо, у меня это получилось не лучшим образом, потому что Кох явно догадался, что мне кто-то что-то подсказывает, о чем он тут же с убийственной иронией и заявил. К счастью, сразу после этого Евгению Алексеевичу дали понять, чтобы он не пытался дальше выстраивать диалог со мной, а просто озвучил свою просьбу.

Однажды на прямой эфир едва не опоздал Каха Бендукидзе. Как известно, генеральный директор холдинга «Объединенные машиностроительные заводы» всегда был человеком, мягко говоря, крупным. Но – ответственным! Он заранее предупредил о своем возможном опоздании и, постоянно созваниваясь с редакцией, сообщал о подробностях своего продвижения к телецентру. Мы решили рискнуть и выйти в назначенное время. После окончания новостей в эфир пошел расширенный рекламный блок, в течение которого к прибытию нашего гостя был подготовлен лифт, отключен турникет охраны на восьмом этаже и распахнуты все двери. Бендукидзе ворвался в студию за несколько секунд до начала программы, и эфир был спасен… После того как наш гость покинул Останкино, в редакционной комнатке «Спилберг» вынес свой приговор: «Что я могу сказать по сути сегодняшней программы? Хреново Каха Автандилович бегает…»

Вот из таких, казалось бы, незначительных и несерьезных эпизодов моей карьеры интервьюера на НТВ складывалась очень яркая и запоминающаяся мозаика. Наши гости были абсолютно разными людьми, со своими особенностями в поведении, в манере общения, в степени откровенности. Когда зимой 2000 года жители Приморья в очередной раз начали замерзать (при тогдашнем губернаторе Евгении Наздратенко это было их традиционным занятием), «Герой дня» приехал в Министерство по чрезвычайным ситуациям. В разговоре со мной глава ведомства Сергей Шойгу, комментируя сложившуюся на Дальнем Востоке ситуацию, очень тщательно подбирал слова. Казалось, он боялся не совладать с эмоциями. Когда мы сделали небольшую паузу, Сергей Кужугетович вдруг сказал: «Была бы моя воля, я бы всех этих…» И дальше он крайне доходчиво объяснил мне, кого именно из приморских чиновников имеет в виду и что бы он с ними сделал. Думаю, к последовавшей через пару недель отставке губернатор Приморья должен был отнестись как к спасению собственной жизни… Этот эмоциональный выпад Шойгу запомнился мне, потому что мой собеседник предстал обычным человеком, не чиновником, обремененным жесткими правилами поведения, а гражданином, близко к сердцу принимающим чужие проблемы.

«Герои дня». Последние приготовления перед интервью Джеки Чана

Конечно, совершенно очаровал меня Джеки Чан! Его появление в программе было заслугой Ирины Муромцевой, присоединившейся к нашей команде в качестве продюсера. Насколько я помню, это было первое интервью Джеки Чана российскому СМИ на территории России. Он прилетел в Москву всего на одни сутки, на презентацию своего нового фильма «Великолепный». Разговаривали мы в ужасном помещении, именовавшемся ВИП-зоной аэропорта Шереметьево. Сейчас даже трудно представить, насколько кошмарно выглядели интерьеры главной воздушной гавани страны всего несколько лет назад! Пыльные, расшитые какими-то золотыми позументами диваны и кресла, тяжеленные портьеры… Актер выглядел очень уставшим после многочасового перелета, никакой возможности передохнуть у него не было, но в кадре, по-моему, это совершенно незаметно! Из разговора с Джеки Чаном я вынес для себя своеобразный урок – или даже правило, которого стараюсь придерживаться. Я очень редко отказываю в просьбе об интервью. Потому что отвечать на вопросы журналистов – такая же работа, как и задавать эти вопросы. Относиться к чужой работе с уважением меня приучили еще мои родители. Ну а Джеки Чан внес необходимую ясность в формулу «Интервью – непростая работа».

На самом деле интервью – сложнейшее направление в журналистике. При всей кажущейся легкости – сели и поболтали – качественное интервью требует огромного подготовительного процесса, тщательно проработанного сценария и профессионального умения вести прямой эфир. Ведь в задачу интервьюера входит не только создание доверительной атмосферы, позволяющей его собеседнику расслабиться, говорить откровенно и искренне. Интервью – это не интимная беседа тет-а-тет, это разговор, за которым следят миллионы телезрителей. Следовательно, нельзя забывать и о них, об их интересе к вашему гостю, к тому, что и как он говорит. Драматургия имеет огромное значение, особенно если мы говорим о прямом эфире, когда внести какие-то правки просто невозможно.

К сожалению, сейчас формат интервью на российском телевидении переживает не лучшие времена. Программы, которые выходят в эфир на постоянной основе, можно пересчитать по пальцам одной руки. Причем, что интересно, большинство из них – это программы «Первого канала». «Познер», «На ночь глядя» Бориса Бермана и Ильдара Жандарева и «Наедине со всеми» Юлии Меньшовой… Вот, пожалуй, и все. Да, эти передачи относятся к совершенно разным направлениям, к разным жанрам, но по своему профессиональному уровню они намного опережают все остальные. Собственно, «остальные» интервью в теле- и радиоэфирах сводятся к двум вариантам: тусовочно-молодежному перебрасыванию словами в незамысловатой, я бы даже сказал, панибратской манере и нарочитому, на грани столкновения, оппонированию собеседнику, столь любимому, например, радиостанцией «Эхо Москвы».

Я никогда не соглашался с Алексеем Венедиктовым, утверждавшим, что журналист всегда должен быть оппонентом для своего гостя. Кстати, сам Венедиктов в интервью, которые он проводит, далеко не всегда предстает непримиримым противником гостей, а вот другие журналисты «Эха» особенно не стесняются. Мне кажется ложной установка «раздавить» своего визави, загнать его в угол, вести разговор с одной-единственной целью – поймать человека на каком-то несоответствии, неточности. Я понимаю задачу интервьюера по-другому: разговорить собеседника, задать ему все необходимые вопросы, в том числе и неприятные, но сделать это честно, не пряча фигу в кармане, без провокации. Зритель и слушатель в таком случае сам сделает выводы и о персоне гостя, и о его убеждениях, и о его поступках.

Когда в эфир радиостанции «Коммерсантъ FM» пришел детский омбудсмен Павел Астахов, мой соведущий Константин Эггерт остался очень недоволен состоявшимся разговором. «Не додавили», – такова была его оценка. Я искренне не понимаю, что это значит. Неужели следовало ожидать, что после разговора с журналистами Павел Астахов (или кто-либо другой) зальется горючими слезами, порвет на себе рубаху и уйдет в монастырь? По-моему, это какая-то глупость. Перед тем эфиром я предупредил Павла Алексеевича, что среди вопросов, которые мы хотим ему задать, есть несколько личных, весьма неприятных для него тем. Астахов, прекрасно понимающий эфирные правила, поблагодарил меня и подтвердил, что готов отвечать на любые вопросы. И мы их задали. И повторили, и переформулировали, если ответ казался недостаточно полным… Вот в чем состоит задача интервьюера – придумать и задать такие вопросы, которые бы наиболее ярко раскрывали личность собеседника.

Владимир Познер, несомненно, наиболее сильный интервьюер современной русской журналистики, часто критически отзывается о Ларри Кинге. По его словам, слабость Кинга как интервьюера заключается в осознанном отказе от острых вопросов. С этим можно поспорить, тем более что и сам Владимир Владимирович в своей программе предпочитает давать прижатым к стенке гостям возможность перевести дух. Острый вопрос – не самоцель. Кинг, как мне кажется, просто не гонится за сиюминутным успехом, предпочитая «играть вдолгую». Хрестоматийный пример – его беседа с Владимиром Путиным после гибели подводной лодки «Курск». Российский президент допустил тогда, возможно, самую серьезную публичную дискуссионную ошибку. Его ответ, конечно, был крайне неудачным. Но Кинг не стал делать на этом эпизоде акцент, перейдя к следующей теме. Почему? Потому что он понимал, что в будущем у него возникнет необходимость снова пригласить своего сегодняшнего гостя в эфир. И он оказался прав.

Когда я рассказываю обо всем этом студентам Института телевидения и радиовещания и слушателям Высшей школы телевидения «Останкино», я пытаюсь показать им ту тонкую грань, которая отделяет успех журналиста-интервьюера от его ошибки. Вы можете «погнаться за журавлем», захотеть, образно говоря, уничтожить своего гостя, показать все его недостатки и… проиграть! Потому что с таким журналистом не только этот гость, но и все другие просто не захотят разговаривать. Потому что вы должны проявлять уважение к собеседнику, невзирая на политические, идеологические или какие-либо другие разногласия. И это не имеет никакого отношения к цензуре или ограничению свободы слова. Это называется профессионализмом, умением быть ярким и острым, но без хамства и без заискивания!

Надеюсь, теперь становится понятно, почему я столь трепетно отношусь к своей работе в программе «Герой дня» в 2000–2001 годах. Этот период моей карьеры на НТВ оказался очень важным для всей последующей журналистской деятельности. Фактически он послужил началом моего профессионального становления, и конечно, я очень благодарен судьбе за ту возможность, которая мне выпала…

Глава 9

«– Откуда у вас эта версия, если вы там не были?

– Мне рассказывали.

– А! А я там был. Кому из нас веры больше?

– Мне.

– Почему?

– У вас репутация плохая.

– А у вас, думаете, хорошая?»

Это не фрагмент ссоры двух пенсионеров на бульварной скамейке. Это – эпизод программы «Глас народа», вышедшей в эфир НТВ 22 сентября 2000 года. Главными ее героями были Альфред Кох и Евгений Киселев. А главной темой – внезапно ставший достоянием гласности «Протокол № 6», венчавший соглашение о продаже Владимиром Гусинским своего бизнеса холдингу «Газпром-Медиа». Как нетрудно понять из вышеприведенного диалога, мы не вынесли никаких уроков из крайне неудачного выпуска «Гласа», в котором о наших проблемах говорил Гусинский. Все, что касалось подробностей информационной войны НТВ с Кремлем, немедленно вываливалось в эфир, полностью вытесняя из наших новостных программ остальные темы.

Кстати, на это обращали внимание некоторые участники упомянутой передачи, но их робкие критические замечания Евгений Киселев парировал заявлением, что атака государства на независимое СМИ и есть главная новость, главное политическое событие. Хотя этот календарный отрезок – с июля по октябрь 2000 года – был омрачен и гибелью подлодки «Курск», и серьезнейшим пожаром на Останкинской телебашне. Удивительно, но в это же время НТВ запустило и новую развлекательную программу, которой суждено было навсегда остаться в истории российского телевидения.

Кулуарные переговоры Гусинского с властями после его освобождения из тюрьмы под подписку о невыезде продолжались около месяца. Насколько нервным и тяжелым был этот процесс, можно понять уже по одной фамилии главного переговорщика от «Газпрома» – Альфред Кох. Альфреда Рейнгольдовича назначили генеральным директором холдинга «Газпром-Медиа» 10 июня, за три дня до ареста Гусинского. Можно только представить себе их первую встречу! У одного все еще болела спина после тюремной койки, а у другого продолжали пылать уши после скандала из-за «Дела писателей», обернувшегося для него потерей государственной должности. Впрочем, позиции Коха, если оценивать их с точки зрения буквы закона, были гораздо прочнее. Долг «Медиа-Моста» перед «Газпромом» существовал. Это была ясная и понятная история, не сравнимая ни с патронами от пистолета, ни с деньгами «Русского видео». И не имевшая никакого отношения к «свободе слова»!

График на середину июня 2000 года выглядел для нас удручающим: выплата двухсот одиннадцати миллионов долларов уже безнадежно просрочена, а в конце июля нужно вернуть еще двести шестьдесят два миллиона! Это давало Коху полное право заявлять Сорокиной в эфире ее программы, что финансовые дела НТВ не просто плохи, а очень плохи! Кох, как официальный представитель кредитора, преследовал простую цель – вернуть деньги. Хотя утверждать, что делал он это без какого бы то ни было личного отношения, конечно, наивно. Гусинский, в свою очередь, понимал, что если он и сможет сейчас продать кому-нибудь свой бизнес, то только «Газпром-Медиа».

Контролировать процесс этого закулисного торга выпало Михаилу Лесину, еще одному, по более позднему выражению Светланы Сорокиной, «заклятому другу» Гусинского. К лету 2000-го Лесин уже около года занимал пост министра печати, поэтому формально его участие в разрешении самого громкого медийного конфликта в стране было вполне оправданным. Некогда Лесина и Гусинского связывали вполне прочные деловые отношения, основанные на взаимовыгодном существовании рекламного и телевизионного бизнеса. Потом их интересы разошлись, компания «Видео Интернешнл» прекратила продавать рекламу на НТВ, а позже, как водится, вслед за разрывом деловых связей прекратилось и то, что какое-то время казалось дружбой.

Я встречался с Михаилом Лесиным лишь однажды, во время заседания конкурсной комиссии по частотам в начале 2002 года. Хотя несколько раз общался с ним в эфире, в том числе в программах Сорокиной. Но Гусинский иногда о нем говорил. И у меня сложилось впечатление, что, считая Лесина одним из виновников обрушившихся на него неприятностей, сам Владимир Александрович все же относился к Михаилу Юрьевичу с изрядной долей уважения. Это не было своеобразным проявлением «стокгольмского синдрома», как можно подумать. Скорее, Гусинский не мог не признавать за Лесиным права быть столь же наглым, напористым и безапелляционным бизнесменом, каким был и сам Гусинский. «Пацан сказал – пацан сделал». Оба они относились крайне серьезно к этому «понятийному» принципу, хотя на словах всегда ратовали за верховенство закона.

Вообще, у Гусинского существовала (не знаю, существует ли сейчас) своеобразная иерархическая классификация окружающих. Не окружающих людей вообще, а только тех, кто имеет отношение к делу. Такая «Табель о рангах». Эта очень лаконичная шкала насчитывала всего четыре позиции. На самой нижней ступени располагались «людишки», по-другому не скажешь, которые именовались «сам никто и звать никак». То есть абсолютный мусор, болтающийся где-то под ногами, на который ни при каких обстоятельствах не стоило обращать внимания. Вторую ступень занимали «полицаи» – те, с кем уже приходилось иметь дело лично, хотя никакого интереса это не вызывало и никакой радости не приносило. К «полицаям» могли относиться как персоны сторонние, так и вовлеченные непосредственно в бизнес-проекты Гусинского, просто доверие к ним с его стороны не всегда было всеобъемлющим. Самой многочисленной группой в этой системе ценностей были (je vous demande pardon!) «п…дарасы». Практически все подчиненные высокого уровня, бизнес-партнеры, конкуренты, чиновники и политики числились именно по этому разряду. Когда я стал руководителем российского отделения RTVi, я автоматически влился в ряды «п…дарасов», причем перескочив через позицию «полицай». И, наконец, на самом верху пирамиды размещались великие и ужасные «кровавые п…дарасы» – люди, равные Владимиру Александровичу. Этих людей было крайне мало, что объяснялось весьма высокой самооценкой Гусинского. Не потому что он – мизантроп, совсем нет. Просто, насколько я смог понять своего многолетнего работодателя, для него значимость человека сводилась лишь к его умению решать деловые вопросы. Если этот противник в чем-то переигрывал Гусинского, то становился тем самым «кровавым п…дарасом» – вроде бы гад, конечно, но… Так вот, Лесин всегда оставался для Гусинского таким персонажем – враждебным, но заслуживающим уважения. Иначе говоря, он занимал высшую строчку по шкале Гусинского, а вот Кох, разумеется, нет.

Надо сказать, что скоропостижная и во многом загадочная смерть Михаила Лесина в ноябре 2015 года, спустя неполных пару месяцев с момента рождения его младшей дочери, стала шоком для всех, хотя очень многие знали о проблемах со здоровьем, преследовавших Лесина после тяжелой травмы позвоночника. Он перенес несколько сложных операций. Но укоренившийся в общем сознании образ набычившегося «Боцмана», «Бульдозера» (именно так называли Лесина в медийной среде), не замечающего никаких преград на своем пути, как-то не способствовал осознанию того факта, что этот некогда очень влиятельный человек ушел в возрасте 57 лет. И, на мой взгляд, реакция на его смерть у людей, вовлеченных во все те драматические события, о которых я рассказываю, во многом соответствовала сложным и запутанным отношениям, сложившимся между Лесиным и Гусинским.

Я приведу с небольшими сокращениями фрагмент монолога главного редактора «Эха Москвы» Алексея Венедиктова из программы «Персонально ваш», которая вышла в эфир радиостанции 8 ноября 2015 года: «В разные этапы моей жизни Михаил Лесин был для меня разным человеком и играл разную роль в истории моей профессиональной жизни. Какое-то короткое время мы были с ним достаточно дружны, (…) а потом мы с ним где-то в 1990-е годы разошлись очень активно, он ушел на государственную службу. И мы с ним первый раз, помнится, сцепились, когда он стал начальником Управления информации президента Ельцина в 1997 году. (…) И это был другой Лесин, который очень грубо разговаривал со мной после этого как государственный чиновник. Ну, я как бы отвечал с присущей мне любезностью. (…) Потом, (…) когда господин Лесин и господин Кох разносили по поручению Путина НТВ, захватывали его, (…) наши отношения не улучшились. (…) Ну а затем все было на ваших глазах, когда он в 2013 году пришел на пост главы «Газпром-Медиа». Мы продолжали с ним воевать вплоть до его отставки, вплоть до последнего дня. Делали это публично. Поэтому Михаил Лесин был очень противоречивой фигурой. (…) Непростой, очень сложный человек. Может быть, об этом будет когда-нибудь написано. Я писать об этом не буду, потому что мои последние впечатления от него тяжелые. Я совсем не узнавал того Лесина, которого я знал в начале 1990-х. Просто совсем не тот человек, с которым… к которому я ходил на день рождения и который ко мне ходил на день рождения».

Несколько раз в этой передаче Венедиктов повторил, что он – «подбирает слова». А хорошо зная Алексея Алексеевича как человека, который за словом в карман не лез никогда, я должен подтвердить, что Венедиктов, говоря о Лесине, был очень осторожным в формулировках. И не из-за страха перед представителем власти, пусть и бывшим. И не из-за боязни обидеть память только что ушедшего из жизни человека. В словах Венедиктова я услышал растерянность, непонимание охвативших его чувств! Потому что ему приходилось говорить о человеке, сделавшем для него лично много плохого, но не заслуживающем однозначно негативной оценки! Простите за, возможно, некорректное сравнение, но мне оно кажется очень подходящим. Помните, когда господин Олливандер говорил Гарри Поттеру об удивительном родстве его волшебной палочки с палочкой Волан-де-Морта, он дал Темному Лорду следующую характеристику: «Тот, Чье Имя Нельзя Называть, совершил много великих дел – да, ужасных, но все же великих»…

Но вернемся к предложению, которое в конце концов принялись обсуждать друг с другом представители «Газпром-Медиа» и «Медиа-Моста». Оно выглядело так: триста миллионов долларов наличными и полное списание долгов. В верхушке «Моста» произошел раскол. Часть топ-менеджеров, в том числе некоторые члены «Летающего цирка главных редакторов», склонялась к тому, чтобы взять деньги и жить долго и счастливо. Часть – требовала отказаться. Причем по этой позиции существовало два объяснения. Первое – отказаться, потому что это было наглое вмешательство государства в деятельность средств массовой информации, а второе – отказаться, потому что мало предложили… Что, кстати, во многом являлось правдой – некоторое время назад активы «Медиа-Моста» стоили гораздо больше, одно только НТВ некоторые эксперты оценивали в миллиард долларов. Но… это время было упущено.

В результате многодневных мозговых штурмов наши начальники нашли, казалось бы, «соломоново решение». 18 июля Гусинский, в присутствии двух адвокатов, написал заявление, суть которого сводилась к тому, что его силой заставляют продать принадлежащие ему компании по заниженной цене, взамен обещая прекратить уголовное преследование и разрешить выезд за границу. Также в этом заявлении указывалось, что министр печати России Михаил Лесин является тем человеком, который непосредственно принуждает Гусинского заключить эту кабальную сделку. Естественно, заявление было совершенно секретным.

Через два дня, 20 июля 2000 года, также в обстановке строжайшей секретности, между компаниями «Медиа-Мост» и «Газпром-Медиа» было заключено соглашение о переуступке бизнеса. Никто из наших руководителей – ни Киселев, ни Венедиктов, ни Малашенко, ни тем более Гусинский – и не думал ставить журналистов в известность о случившемся. Нам была уготована другая роль – через пару месяцев скандал должен был выйти на новый уровень и нам, журналистам НТВ, следовало снова выделять эфирное время и тратить силы на защиту самого святого, что у нас было… Вы понимаете, конечно, что речь опять шла о «свободе слова».

Пока же, 27 июля (через два дня после моего тридцатидвухлетия!), мы получили грандиозный подарок. Генеральная прокуратура отменила в отношении Владимира Гусинского меру пресечения в виде подписки о невыезде в связи со снятием с него всех обвинений! Гусинский тут же сел в свой самолет и улетел в Испанию, в дом, расположенный в «Сотограндовке». Курортный район Сотогранде в испанской Марбелье был уже несколько лет как оккупирован различными представителями российской бизнес-элиты, отчего и получил свое «русифицированное» название. Считается, что с тех пор Владимир Гусинский никогда не бывал в России. Осмелюсь предположить, что один, возможно, два раза он все-таки прилетал. На мой прямой вопрос, заданный в октябре 2013 года (я тогда встретился с Гусинским в Израиле, где мы с женой были в отпуске), Владимир Александрович, кокетливо улыбаясь и пряча глаза, ответил: «Ну… какая разница, был – не был… Отстаньте от несчастного Дедушки Черепахи!» Дедушкой Черепахой Гусинский изредка именовал себя, когда бывал в особенно хорошем расположении духа…

После отъезда Гусинского мы, конечно, воодушевились! Начальник на свободе, «вновь продолжается бой» и все такое. 31 июля в эфир НТВ даже вышло новое шоу – информационно-успокоительная программа «Тушите свет!». Внешне она выглядела как пародия на «Спокойной ночи, малыши!»: живой ведущий и два кукольных персонажа, поросенок и заяц. Только в «Тушите свет!» вместо кукол действовали компьютерные модели, да и по остальным характеристикам Хрюн Моржов и Степан Капуста очень сильно отличались от своих прототипов – Хрюши и Степашки. В качестве постоянного ведущего программы был заявлен Лев Юрьевич Новоженов. Не «дядя Лева», как это могло бы звучать в «Спокойной ночи, малыши!», а – «Юрьич» (для Хрюна Моржова) или «Левушка» (для Степана Капусты).

«Тушите свет!» задумывалась как острая сатирическая программа, в качестве тем которой выбирались политические новости. Особенно заметно это стало после событий апреля 2001 года, когда Хрюн и Степан в числе многих других сотрудников НТВ покинули телекомпанию в знак протеста. Производством шоу занималась компания Александра Татарского «Пилот ТВ», а с нашей стороны проект курировал продюсер Александр Левин. Зрители встретили новое шоу в штыки – такого шквала обвинений в пошлости, дурновкусии, потакании низменным инстинктам публики и т. д. не выпадало на долю ни одной другой программы. По крайней мере я ничего подобного не припомню. Вот, например, что писала газета «Труд» 17 августа 2000 года в статье под заголовком «Хрюшу произвели в Хряки, или Тушите свет»: «Трудно сказать, чего больше в ее аллегорических кивках: изящного юмора Шендеровича, инвектив Киселева или убийственной иронии «Кукол». Пожалуй, ничего подобного в ней уловить вообще невозможно, кроме прямолинейной злорадности, неприличной даже в воспитательных целях. Трогательные зверушки из «Спокойной ночи, малыши!», выродившиеся в невыносимых демагогов, способны вызвать оторопь и все то же чувство неловкости, которое обычно появляется в тех случаях, когда сталкиваешься на экране с чем-то неорганичным и вымученным. Чувство меры тут явно изменило энтэвэшникам, которые, похоже, призывая тушить свет, сами погружаются во тьму. А наспех придуманные нескладные частушки, которыми навязчиво завершается каждый выпуск передачи, воспринимаются и того пуще – как грубое, злое, скверное шутовство. Вряд ли эта программа может прибавить поклонников каналу НТВ. Есть все основания предположить обратное».

К счастью, коллеги из «Труда» поспешили с прогнозами. За пару месяцев «Тушите свет!» превратилась в телевизионный блокбастер, а выражения Хрюна «Мощно задвинул!» и «Внушаить!» стали популярными афоризмами. После перехода на ТВ-6 вместо Льва Новоженова в роли соведущих программы стали выступать как журналисты самого канала, так и приглашенные звезды. Пару раз заходил в гости к Хрюну и Степану сам Владимир Познер, бывали на их кухне Марк Захаров, Михаил Швыдкой, Александр Ширвиндт и даже депутат Николай Харитонов. Мне посчастливилось несколько раз принимать участие в этой программе. Причем последний эфир относился уже к тому времени, когда я покинул Уникальный журналистский коллектив и работал на RTVi. В том выпуске Хрюн сказал, что я «променял их на длинный шекель»! Я, возвышаясь на почетном месте ведущего на фоне хромакея, мог только вяло возражать сценаристам передачи Владимиру Неклюдову и Ростиславу Кривицкому, которые, сидя на полу, изображали, соответственно, Степана и Хрюна, озвучивая их реплики.

С течением времени аллюзии на «Спокойной ночи» стали менее заметны, потому что «Тушите свет!» все больше стала напоминать информационную программу «Сегодня». Этому способствовало и усиление образа корреспондента Шарика, появлявшегося в прямых включениях, и, главное, ротация специально приглашенных гостей передачи. Все они представали в образе кота, который каждый раз выступал в новом качестве, в новой должности и под новым именем. Например, это мог быть «Главный имиджмейкер Глеб Трепловский», «Министр денег Алексей Запудрин» или «Директор «Газпром-радио» Альфредди Крюгер» – то есть, соответственно, политолог Глеб Павловский, тогда воспринимавшийся нашей стороной как враг, обслуживающий интересы «кровавого режима», министр финансов России Алексей Кудрин и глава «Газпром-Медиа» Альфред Кох. Иногда виртуальному коту подкрашивали губы, надевали на него женское платье, и он превращался в Валерию Невтудверскую, то бишь – в Новодворскую.

«Тушите свет!», к сожалению, повторила путь всего Уникального журналистского коллектива. Постоянно прыгая с канала на канал (но собирая при этом премии ТЭФИ!), программа в конце концов прекратила свое существование, хотя Хрюн и Степан еще появлялись в гораздо менее удачных проектах, таких как «Красная стрела» или «Персональный счет». К последнему из них я имел косвенное отношение, поскольку программу показывали не только региональные партнеры компании «Интерньюс» Мананы Асламазян, но и RTVi, а я какое-то время был координатором всей этой истории.

Тем не менее даже появление в нашем эфире новой развлекательной программы не означало, что мы веселились с утра до ночи. 12 августа 2000 года в Баренцевом море произошла катастрофа подводной лодки «Курск», трагедия, унесшая жизни ста восемнадцати человек. Мне не хочется сейчас ничего писать об этих августовских днях, когда вся наша страна ждала новостей о членах экипажа «Курска». Я не хочу обвинять никого из моих коллег, но сегодня для меня очевидно, что те события в Баренцевом море руководство телекомпании в очередной раз превратило в инструмент политической борьбы. Точно так, как это делалось на протяжении нескольких месяцев с жизнями журналистов телекомпании, поступили тогда и со смертью ста восемнадцати моряков. Слабым утешением является то, что гибель «Курска» как повод для атаки на государство использовали не только мы, но и ОРТ – Березовский к этому времени снова стал союзником Гусинского, понимая, что, возможно, станет следующим «кандидатом на выход». Единственным исключением в этой чернушной кампании я бы назвал фильм Григория Кричевского «Женщина русского лейтенанта», посвященный вдове командира турбинной группы дивизиона движения «Курска», капитан-лейтенанта ВМФ Дмитрия Колесникова – Ольге. Но этот фильм вышел только через год, который мы (я-то уж точно!) целиком посвятили борьбе за финансовое благополучие нашего телевизионного руководства.

В конце августа (напомню, мы все еще ничего не знали о том, что сделка по продаже НТВ идет полным ходом) произошел пожар на Останкинской телебашне, в результате которого погибли три человека, а вещание большинства отечественных телеканалов было прервано. Внешне пожар на телебашне не выглядел особенно эффектным зрелищем, москвичи в основном видели только клубы дыма. Но на самом деле случившееся в Останкино являлось крупнейшей техногенной катастрофой, и ее последствия некоторое время оставались абсолютно непредсказуемыми. Никто не верил в то, что башня упадет, но, как выяснилось позднее, не произошло этого просто чудом.

Причиной пожара называли самовозгорание из-за перегрева аппаратуры. Чуть позднее виновником ЧП «назначили» систему фидеров, пронизывавших башню по всей ее высоте. Фидер, применительно к телевидению, – это передающая линия, доставляющая потребителю электромагнитные волны от их источника. То есть это не просто кабель, а целая сеть, включающая и кабели, и передатчики либо антенны. Вот в одном из этих фидеров и произошло короткое замыкание. Корреспондент НТВ Елизавета Листова, всегда выделявшаяся среди коллег мастерским умением мыслить и говорить афористично, заклеймила подлое устройство, спровоцировавшее пожар, термином «фидер гнойный», которое ввиду своей очаровательной двусмысленности тут же было подхвачено коллективом.

НТВ, кстати, пострадало от пожара на башне меньше других телекомпаний, потому что имело на орбите свой собственный спутник. Пожалуй, это стало единственным эпизодом, когда «Бонум-1» – как выражаются биржевики, «в моменте» – принес НТВ пользу, а не финансовые проблемы. Двое суток улица Академика Королева и примыкающие окрестности находились в милицейском оцеплении. Движение транспорта было ограничено, а за цепочку милиционеров пропускали только местных жителей и сотрудников телецентра. В какой-то момент в коридорах Останкино стало заметным реальное беспокойство. Знатоки утверждали, что башня не может, скажем так, «упасть на бок»: она должна сложиться внутрь, подобно телескопической трубе. Тем не менее многие сотрудники телецентра уже прикидывали на глаз, достанет ли башня здания АСК-1, если рухнет наискосок через улицу Королева.

Единственным человеком, сохранявшим в эти дни олимпийское спокойствие, был Владимир Кулистиков. Правда, следует признать, что заместитель генерального директора НТВ и глава нашей службы информации в тот момент пребывал в заграничном отпуске. Ответственный секретарь редакции Татьяна Голова кричала по телефону: «Володя, ужас! Кошмар! Башня горит!» «Танюююша, – тянул в ответ Кулистиков в свойственной только ему расслабленно-вальяжной манере. – Ну горит башня, и что? Ведь я же не пожаааарный! Ну приеду я, что-то изменится?» Голова молча повесила трубку…

К концу вторых суток пожар удалось ликвидировать, хотя ремонтные работы на башне растянулись на несколько лет. Тем не менее вещание телеканалов было восстановлено в первую очередь, и таким образом зрители НТВ оказались полностью готовы к наблюдению за очередным публичным разбирательством конфликта нашей телекомпании с властями. Я говорю о той самой передаче «Глас народа» от 22 сентября, с упоминания которой началась текущая глава этой книги…

Глава 10

17 сентября в британской газете The Financial Times, а 18 сентября – на лентах российских информационных агентств появилось сообщение о срыве сделки между «Медиа-Мостом» и «Газпром-Медиа». За этой краткой новостью последовало заявление концерна «Газпром», в котором говорилось, что (цитирую по публикации в газете «Известия» от 19 сентября 2000 года) «холдинг «Медиа-Мост», фактически принадлежащий Владимиру Гусинскому, в одностороннем порядке отказался от условий сделки, заключенной еще 20 июля. В связи с этим «Газпром» планирует обратиться в Генпрокуратуру РФ с просьбой проверить факты выведения активов компаний, входящих в ЗАО «Медиа-Мост», и целевого использования заемных средств».

Еще раз повторю, сотрудники телекомпании о сделке от 20 июля ничего не знали. Все бросились выяснять, что же это была за сделка такая? Тут-то на поверхность и всплыл «Протокол № 6». Снова обратимся к весьма информативному тексту «Известий»: «Соглашение состояло из семи документов: само Соглашение о переуступке и покупке акций и шесть приложений к нему, включающих перечень организаций и дочерних компаний, подлежащих продаже, сведения о задолженности предприятий В. А. Гусинского различным кредиторам и, что самое интересное, два секретных приложения (№ 6 и № 7). (…) Приложение № 6, как сообщил в интервью «Известиям» один из руководителей холдинга Игорь Малашенко, было завизировано министром печати и информации РФ Михаилом Лесиным в его рабочем кабинете поздно вечером 20 июля. (…)

Стороны понимают, что успешная реализация Соглашения возможна, лишь когда граждане и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе без понуждения со стороны кого-либо к совершению каких-либо действий, что требует в настоящее время выполнения определенных взаимосвязанных условий, а именно:

– прекращения уголовного преследования гр. Гусинского (…) перевода его в статус свидетеля… отмены избранной меры пресечения в виде подписки о невыезде;

– предоставления гр. Гусинскому (…) и руководителям организаций гарантий безопасности, защиты прав и свобод, включая право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства, свободно выезжать из Российской Федерации и беспрепятственно возвращаться;

– отказа от любых действий, включая публичные выступления со стороны организаций, их акционеров и руководителей (…) влекущих за собой ущерб основам конституционного строя и нарушение целостности РФ, подрыв безопасности государства (…) ведущих к дискредитации институтов государственной власти РФ».

Далее газета поясняла: в приложении № 7 оговаривалось, что «Газпром-Медиа» соглашается с тем, что сотрудникам «Медиа-Моста» будет разрешен вынос личных вещей из офиса при передаче его покупателю. (Кстати, тут я должен напомнить, что офис «Моста» ни к какому «Газпром-Медиа» не перешел. Я в нем работал еще несколько лет, поскольку редакция и студия RTVi находились именно в доме 5/1 в Большом Палашевском переулке. Позднее это здание получила компания ЮКОС в счет уплаты долга, который Гусинский имел перед Ходорковским.)

Руководство объяснило нам эту «картину маслом» следующим образом: Лесин и Кох по приказу Путина выкрутили Гусинскому руки, заставив подписать соглашение о передаче бизнеса в обмен на свободу. Но наш хитроумный Одиссей еще за два дня до этого прискорбного момента подписал другую бумагу, которая делала указанное соглашение с «Газпром-Медиа» юридически ничтожным! Кроме того, были организованы и подготовлены многочисленные разъяснительные статьи и программы, в которых Лесина, Коха, «Газпром» и Кремль обвиняли не только в беспрецедентном давлении на независимую телекомпанию НТВ и другие СМИ «Моста», но и в разглашении информации о самом существовании «шестого протокола»!

«В пылу скандала, разразившегося на прошлой неделе, зрителям и читателям государственных медиа могло показаться, что договор от 20 июля и составлявшее неотъемлемую его часть «Приложение № 6» предал огласке «Медиа-Мост», стремясь тем самым сорвать переговоры с кредитором, – писал возглавляемый Сергеем Пархоменко журнал «Итоги». – Однако истина в том, что обнародовали договор как раз оппоненты медиахолдинга!» Через абзац уже был назван и «стрелочник», осуществивший утечку: «Фонд эффективной политики», руководитель которого Глеб Павловский по-прежнему является одним из политических консультантов Кремля!» Это сейчас Глеб Олегович Павловский является желанным гостем «Эха Москвы», «Дождя» и журнала The New Times, а в 2000 году его на порог этих СМИ не пускали. Малашенко настолько сильно ненавидел Павловского, что при одном только упоминании его фамилии начинал бледнеть. Как я понимаю, Игорь Евгеньевич не мог простить Глебу Олеговичу, что избирательная кампания 1999–2000 годов, во время которой уважаемые политтехнологи боролись друг против друга, закончилась именно так, как она закончилась, а не иначе.

«Газпром», естественно, отрицал все обвинения в том, что разглашение факта существования «шестого протокола» произошло по его инициативе. Одновременно со спорами на тему «кто сказал «мяу»?» начался спор, зачем вообще появилось это секретное приложение и почему оно было секретным. Тем более что информация о самой сделке тоже была закрытой. Стороны снова обвиняли друг друга. Сейчас, при трезвом и хладнокровном взгляде на события, становится очевидно, что наша сторона, конечно, пыталась устроить провокацию. Иначе невозможно понять, зачем до подписания сделки с прилагавшимся к ней пресловутым протоколом нужно было сочинять и визировать у адвокатов заявление о принуждении силой? Это можно объяснить лишь одним – Гусинский заранее знал, что откажется выполнять условия сделки по продаже своего бизнеса. Более того, подпись Михаила Лесина под «шестым протоколом», которую сам Лесин и «Газпром-Медиа» воспринимали как жест доброй воли, проявляемой к Гусинскому по его же просьбе, в случае предания этих сведений гласности превращалась в мощнейшее оружие и против Лесина, и против «Газпрома».

Непонятным оставалось лишь одно: почему о «шестом протоколе» наша сторона молчала целых два месяца? Ведь работы по закрытию сделки все это время продолжались. Шли переговоры, открывался банковский счет, куда должны были поступить деньги на имя Гусинского, и т. д. Сам Лесин в интервью журналу «Огонек» на вопрос, почему Гусинский обнародовал эти протоколы лишь спустя два месяца, хотя мог бы добиться куда большего эффекта, сделав это раньше, ответил буквально следующее: «Пьянящий воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку!»

Это интервью Михаила Лесина «Огоньку», напечатанное 22 октября 2000 года, уже после того как в отношении Гусинского было возбуждено новое дело, заслуживает чуть более подробного описания. Во-первых, оно интересно фигурой интервьюера. С министром печати беседовал Дмитрий Быков, в то время никоим образом не замеченный в симпатиях к Уникальному журналистскому коллективу. «Я вообще ужасно люблю людей, по которым выстреливают столько СМИ сразу, – писал Быков. – Это вбито в меня с детства. И тогда же, в детстве, я научился не очень любить людей, которые свято уверены в своей нравственной безупречности. Так называемая российская либеральная оппозиция в этом смысле очень мало отличается от оппозиции красно-коричневой. В ситуации с пресловутой подписью под роковым шестым приложением к мостовско-газпромовскому договору Лесин явно подставился. Как говорят в боксе, раскрылся. На этом он, конечно, сильно проиграл в общественном мнении, и моя внезапно проснувшаяся симпатия вряд ли послужит ему компенсацией».

Забавно, правда? Я имею в виду то, какие удивительные маршруты пролагает наша жизнь! Ведь пройдет несколько лет, и я, идеологически двигаясь навстречу Дмитрию Львовичу Быкову, пересекусь с ним на какое-то время в эфире радиостанции «Коммерсантъ FM», чтобы потом разойтись в противоположных направлениях…

Но сейчас вернемся к разговору Быкова с Лесиным. Вторая причина, по которой я обращаю на него внимание, – объяснения министра печати по сути предъявленных ему обвинений. Ведь Лесина обвинили не только энтэвэшники, но и само правительство! Глава кабинета Михаил Касьянов вызвал министра печати на ковер, чтобы узнать, каким образом подпись руководителя федерального ведомства появилась под сомнительным документом? Вот что рассказывал Лесин:

«Почему я все-таки завизировал этот документ? Потому что я как отраслевой министр заинтересован прежде всего в том, чтобы моя отрасль была стабильной. И документ доказывает, что проблемы, в ней возникающие, могут быть решены мирным путем. Я знаю медийный рынок, знаю людей, которые там работают. И должен прилагать максимум усилий к тому, чтобы все развивалось спокойно. К сожалению, я как чиновник не понял, что моя подпись может быть использована против меня. Но я хотел помочь – и помогал Гусинскому не как чиновник, а как человек, давно его знающий.

И конечно, если бы я мог тогда предполагать, что впоследствии скажут, будто я требовал какие-то комиссионные, что приставлял к Гусинскому пистолет… Нет, мои представления об этом человеке не шли так далеко. Мне представлялось, что эти люди, даже загнанные собственной политикой в финансовый тупик, все-таки мыслят со мной одними категориями, все-таки думают о каком-то общем нашем будущем. Я сожалею, что эмоции и желание любым способом добиться выгодного финансового результата затмило у этих людей представление о порядочности.

Д. Быков: И все-таки, если Гусинский будет арестован опять, от чего, боже упаси, вы будете его защищать?

М. Лесин: Я буду повторять только одно: содержание под стражей, в моем понимании, – крайняя мера. Если Гусинский не будет бегать по улице с топором, от чего действительно боже упаси, я не буду считать, что он социально опасен. Хотя по строгому счету он создал в русском бизнесе чрезвычайно заразный и опасный прецедент. Нельзя быть таким невротиком и трусом. И мне бы не хотелось, чтобы российский бизнес оценивался по действиям господина Гусинского.

Д. Быков: Вы допускаете, что новое уголовное дело против Гусинского связано с обнародованием «шестого протокола»?

М. Лесин: Уголовное дело против Гусинского связано с тем, что не надо активы выводить, особенно обремененные долгами. Долги надо отдавать. Но это уже, как говорится, пусть следствие разбирается. Вообще Гусинский любит повторять: «За слова надо платить». Я, со своей стороны, ничего против такого ответственного подхода не имею.

Д. Быков: Вы не хотели в конце сентября подать в отставку? Потому что очень уж дружный залп.

М. Лесин: В какой-то момент я не то чтобы пожалел себя, а расслабился. Мне хотелось спросить: ну за что, если честно-то? Ведь я пока, слава богу, не сделал ничего, что подтверждало бы усердно создаваемую мне репутацию душителя. «Не кричи, я еще ничего не делаю». Были конфликты, да. Были спорные ситуации. Все они улаживались мирным путем, без запретов и окриков. И в ситуации с Гусинским я по его личной просьбе расписался только в том, что я в курсе условий, на которых он договорился с «Газпромом», – вот и все, за что ж такая любовь-то? В конце концов, весь этот год я работал не для себя. Большинство СМИ находятся в зоне риска. Я всячески стараюсь их из этой зоны риска вывести. Уход был бы признанием вины. Признанием, что у меня не получилось. Что все эти люди, которые работали со мной на ВГТРК и здесь, доверяли мне напрасно. Поэтому я быстро взял себя в руки и сказал: «Сигизмунд, что ты делаешь?!»

По оценке Лесина, «шестой протокол» нужен был Гусинскому, чтобы укрепить собственные позиции. Смысл документа заключался в том, чтобы регламентировать действия «Газпрома», поскольку договор о продаже медийного бизнеса Гусинского вступал в силу только при условии пребывания самого Гусинского на свободе. «Согласитесь, смешно взыскивать долги с человека, который сидит в тюрьме. (…) Никто ни у кого ничего не отбирает. Напротив, гарантируют, что и не будут отбирать, если человек попадет под арест», – заверял глава Минпечати журнал «Огонек». Конечно, руководство НТВ все эти объяснения считало фарсом, хотя правильнее было бы называть так наши собственные действия, приобретавшие с каждым месяцем все более абсурдный характер. 19 сентября был сделан заключительный подготовительный выстрел. Созданный еще в мае, сразу после обысков в офисах «Моста», Общественный совет НТВ, возглавляемый Михаилом Горбачевым, заявил, что история с «шестым протоколом» «напрямую связана с угрозой свободе слова в России». Обсудить проблему во всех ее подробностях и доказать вину властей в организации травли телекомпании и планировалось в эфире НТВ в программе «Глас народа».

Я так долго подхожу к этому событию, потому что хочу подчеркнуть его важность. Потому что многие точки над i были расставлены именно тогда, в том эфире. Гипертрофированное эго, неоправданно завышенная самооценка руководителей телекомпании и многих журналистов, совершенно беспардонная финансовая политика, пренебрежительное отношение к руководству страны и брезгливо-презрительное восприятие собственной аудитории – вот фундаментальные стратегические ошибки, которые и привели в конце концов к сокрушительному краху Уникального журналистского коллектива. А что касается тактики, то неумение вести переговоры, нежелание слышать аргументы другой стороны, ущербная попытка превратить конфликт в публичную склоку и использование собственных подчиненных в качестве заложников только усугубляли положение.

В последний раз, с вашего разрешения, обращусь к интервью Михаила Лесина журналу «Огонек»: «Вообще у Гусинского довольно забавная и продуктивная форма влияния на СМИ. Это не покупка, не оплата материалов, не истерические звонки на верстку, нет: это зомбирование, причем хорошо продуманное. Гусинский сам по себе чрезвычайно авторитарный человек, абсолютный диктатор, любое несогласие с собою рассматривающий как покушение на святыню. И он прекрасно умеет обрабатывать людей: он внушает им, что они – самые лучшие. Передовой отряд. Горстка избранных, сражающихся с чудовищным, жестоким миром. И эта позиция сама по себе настолько привлекательна, настолько соблазнительна, что и покупать никого не надо. Человек уже ваш. Причем выбираются не просто СМИ и не просто журналисты, но лидеры, люди с амбициями и влиянием. Через неделю такой обработки человек и сам верит, что он – последний оплот свободы. Этот способ гениально уничтожает любую корпоративную солидарность. Вы уже не можете высказать своего мнения, не боясь навеки получить ярлык слуги кровавого режима. Журналистское сообщество сегодня не просто расколото, появились как бы «журналисты» и «не-журналисты». Скоро они перестанут руки друг другу подавать, только потому, что одни согласны с Гусинским, а другие нет».

Думаю, и вы согласитесь, что в словах бывшего министра печати есть изрядная доля правды. В том числе и в характеристике нынешнего состояния дел в журналистской среде. Разве что сейчас говорят не «журналисты и не-журналисты», а «рукопожатные и нерукопожатные», а в остальном все очень точно… А теперь устраивайтесь поудобнее и давайте наконец посмотрим эту передачу, участвовать в которой, помимо Коха и Киселева, должны были еще Лесин и Малашенко.

Альфред Кох в программе «Глас народа»

Лесин приехать в Останкино отказался, а Малашенко находился в Америке. По какой-то причине, как сообщила в самом начале программы Светлана Сорокина, организовать с ним телемост не удалось. Это была грандиозная ошибка! Полемизировать с Кохом обязан был Малашенко, который всегда умел это делать блестяще: умно, остро, аргументированно, образно и, что очень было важно в той ситуации, цинично! В результате же патетический медитативный нарратив Киселева, постоянно путавшегося в фактах, терявшего мысль и сбивавшегося на какой-то совсем уж запредельный пафос, разбивался об издевательскую манеру общения Коха как волна об утес. Шоу началось с просьбы ведущей коротко описать суть конфликта. Обратимся к стенограмме передачи, которую я буду приводить с большими сокращениями, выделяя лишь самые важные, с моей точки зрения, эпизоды:

«А. Кох: Суть нынешнего конфликта проста. Начиная с марта месяца «Медиа-Мост» должен нам двести одиннадцать миллионов долларов. Шесть месяцев мы ждали, вели различные переговоры, которые казались нам достаточно успешными. Но дальнейшее поведение, когда «Медиа-Мост» отказался от сделки и дал нам новое предложение в среду – в пятницу мы получили другие предложения, которые отличаются от тех, которые мы получили в среду… Параллельно он выводил активы в Гибралтар… Мы пришли к выводу, что дальнейшие переговоры бессмысленны, нам просто морочат голову, водят нас за нос и всякий раз, когда мы говорим о том, что мы будем обращаться в суд, нам угрожают тем, что поднимут шумиху вокруг «свободы слова». Мы все-таки решились подать в суд. И на сегодняшний день начата судебная процедура. И я думаю, что в суде мы как раз и найдем истину.

С. Сорокина: Ваша точка зрения, Евгений Алексеевич, (…) в чем суть конфликта сегодня?

Е. Киселев: Понимаете, конфликт на самом деле не имеет никакого отношения к экономическим, финансовым вопросам. Конфликт этот сугубо политический. Что касается долга (…) задолженности, которая действительно существует у «Медиа-Моста» перед «Газпромом», эта задолженность нами признается. Да, мы действительно имеем задолженность в размере двухсот одиннадцати миллионов долларов. Замечу, эта задолженность была создана искусственно, когда «Газпром», еще до прихода туда Альфреда Рейнгольдовича, фактически заставили отказаться от той сделки, которая намечалась. Причем именно в конце марта, когда мы получили письмо… это было даже начало апреля, мы получили письмо за подписью господина Дубинина, который является заместителем генерального директора… точнее, председателя правления «Газпрома» по финансовым вопросам, в котором он как раз говорил о готовности «Газпрома» в счет этой задолженности получить от «Медиа-Моста» акции. Однако под давлением из Кремля эта сделка была разрушена. Искусственно возникла задолженность в двести одиннадцать миллионов долларов, которой после этого нас стали просто бить, как дубиной».

После вступления последовали подробности переговорного процесса. Евгений Киселев продолжал взывать к совести собеседника, вынуждая его признать факт политического давления на НТВ. В свою очередь Альфред Кох бодро отбивался пересказом этих самых подробностей, густо сдобренным цифрами и цитированием собственных собеседников. Возникало ощущение, что он рассказывает веселый анекдот:

«Е. Киселев: Альфред Рейнгольдович, вы неделю назад, находясь на переговорах с господином Малашенко, в гостинице «Парк Лейн»… Всю первую половину дня вы там провели в обществе господина Малашенко и господина Цимайло![7] А господина Лесина представлял его партнер по «Видео Интернешнл» господин Соболев. Так вот, вы же там прекрасно знаете, что вы говорили, что все упирается в вопрос политического контроля над НТВ. Ну разве нет?

С. Сорокина: Было такое?

А. Кох: Я рад, что вы подняли вопрос нашей встречи в среду. Я очень хочу подробно рассказать уважаемым телезрителям и здесь присутствующим, о чем происходила замечательная встреча. Господина Цимайло на этих переговорах не было. Он лечить зубы в Лондон ездил, поэтому не знает, о чем были переговоры. Был один господин Малашенко с вашей стороны. Господин Малашенко сделал страдальческое лицо и сказал, что сделка, по всей видимости, не получается. Я его спросил: «А в чем дело? Почему не получается?» – «Вот такое дело, у нас на двадцати пяти процентах в НТВ сидят наши израильские партнеры, которые в свое время нас здорово выручили, и мы хотя юридических обязательств перед ними не имеем, но тем не менее мы должны их выкупить». Я говорю: «Ну и сколько хотят ваши израильские партнеры?» – «Наши израильские партнеры хотят двести миллионов». Я говорю: «Ну замечательно! Мы вам платим триста, из них двести отдайте своим израильским партнерам». Тогда господин Малашенко еще более страдальческое лицо сделал и сказал, что, по всей видимости, ста миллионов на всю их компанию, включая господина Гусинского и т. д., не хватит. «Это мало, нам сделка становится невыгодной. Не могли бы вы, то есть «Газпром», заплатить еще двести миллионов нашим… израильским партнерам?» Я сказал, что сделка в этих условиях для нас становится абсолютно невыгодной. Еще двести миллионов мы платить не готовы, и задал ему вопрос: «А за триста? Тогда что? Если вы за триста?..» – «Тогда мы будем поднимать скандал и говорить о том, что «свобода слова», «кровавая рука Кремля», «шестое приложение». – «А если пятьсот – тогда не будете?» – «Если пятьсот – тогда не будем!»

Ответить на такое Киселев никак не мог. Это, возможно, удалось бы Малашенко, потому что Кох ссылался на него напрямую, но… Игорь Евгеньевич был в Америке. Киселев попытался прицепиться к упоминанию «шестого протокола» и стал развивать эту тему:

«Е. Киселев: Хоть вы не государственный служащий, но все-таки эти переговоры вы вели под чутким руководством Михаила Юрьевича Лесина. Кстати, подключились вы, Альфред Рейнгольдович, к этим переговорам тогда, когда они уже были на завершающей технической стадии. А поначалу Михаил Юрьевич действовал отдельно. Вот документ этот привез Лесин из Кремля! Уж кто его там писал – Волошин или кто-то еще – это я не знаю…

С. Сорокина: А чья была инициатива писать? («Протокол № 6». – А. Н.)

Е. Киселев: Ну как?.. Инициатива была обоюдная… Нужно же было зафиксировать гарантии того, что Гусинского опять не посадят в тюрьму! А для нас, я повторяю, эти переговоры, вот по поводу этого контракта, так называемого «соглашения от 20 июля», были переговорами об освобождении заложника. Я напомню еще раз. Об этом говорилось, и я еще раз напомню, что Гусинский за сутки… точнее, за полтора суток до подписания документа сделал заявление в присутствии юристов, в котором говорил, что «в настоящее время на меня оказывается давление со стороны официальных лиц Российской Федерации с целью принудить меня к совершению сделки по продаже по заведомо заниженной цене принадлежащих мне акций и долей в холдинге «Медиа-Мост», входящих в него иных компаний. Официальным представителем Российской Федерации, понуждающим меня к совершению сделки, выступает министр Лесин»… Я делаю купюры, просто чтобы короче сказать, а то (…) я чувствую, вам не терпится меня прервать, Светлана! Так вот: «Считаю необходимым заявить, – пишет Гусинский, – что данная сделка совершается мной по принуждению, без моего добровольного согласия. Поэтому любые документы, соглашения и контракты, подписанные мною в ее исполнение, не имеют законной юридической силы и не могут служить основанием для отчуждения принадлежащих мне акций!»

В этот момент в дискуссию вклинился депутат Государственной Думы от фракции ЛДПР Алексей Митрофанов, придавший беседе ощутимо более эмоциональное звучание:

«А. Митрофанов: Вот я слушаю это все, у меня возникло такое ощущение… Посмотрите – коммерсант Алик. Как он правильно все сделал! И выпустили человека! И дали уехать! И триста миллионов еще дали! Под заложника! Хороший заложник – триста миллионов получил! Его еще выпустили! И уехал на Гибралтар! Все нормально! Они выполнили все! После этого он просто «швыряет». Гусинский предает огласке конфиденциальное соглашение!

С. Сорокина: Вот у вас вульгарное толкование, Алексей Валентинович…

А. Митрофанов: Нет, ну поскольку мы на «разборке» на коммерческой, я, извиняйте, буду в духе. То есть он просто «швырнул». «По понятиям» за это серьезно наказывают, между прочим. Серьезно наказывают! Нет, они-то все сделали, выпустили человека, сделали. И дали триста миллионов! Триста миллионов дали!!!

С. Сорокина: Алексей Валентинович, откуда вы все это знаете? Ну откуда вы все это знаете?

А. Митрофанов: Партийная школа огромная! Огромная партийная школа!»

Здесь, к сожалению, наши спикеры упустили возможность обратить реплику Митрофанова в шутку и попытаться уйти от неудачно выбранной манеры ведения дискуссии. И Киселев опять все испортил, вернувшись к своей любимой патетике:

«Е. Киселев: Очень важный момент! Вот Алексей сказал чистую правду. Дело в том, что сейчас прокуратура и вообще государство живет «по понятиям». Я хотел бы, соответственно, напомнить, что в международных правовых актах – это Международный пакт о гражданских политических правах, Европейская конвенция о защите прав человека, основных свобод – записано: «Никто не может быть лишен свободы лишь за то, что он не может выполнить договорные обязательства». Так вот, мы выясняем сейчас: Гусинского, его незаконно арестовали, его незаконно обвинили, что признала сейчас Генеральная прокуратура. Для чего, скажите? Причем это был не просто незаконный арест. Заведомо незаконный арест. Потому что Гусинский находился под охраной амнистии как орденоносец![8] Его нельзя было ни на мгновение задержать! Вот в этой ситуации – абсолютно правильно говорит Алексей – решили не по Конституции, не по закону, не по праву, а «по понятию». И сейчас Алексей считает, что «по понятиям» государство и должно жить. Это мнение парламентария. Ну а чего же говорить тогда, простите, о рядовых смертных?»…

Кстати, о «рядовых смертных». Миновала уже почти половина программы, когда ведущая впервые решила предоставить слово не официальным гостям, а зрителям в зале. И первый же выбор Светланы Сорокиной оказался неудачным:

«С. Сорокина: Пожалуйста, дайте слово народу!

Зритель: Уважаемые господа несколько задурили нам голову. Несколько задурили. Мы больше часа обсуждаем проблемы олигархов Гусинского и Вяхирева[9], вместо того чтобы они разобрались действительно в суде. Мы обсуждаем в передаче «Глас народа». Вместо того чтобы обсуждать проблемы народа. Ведь действительно…

С. Сорокина: Это общие слова. Проблема свободы слова, средств массовой информации – это тоже проблема народа!

Зритель: Я имею в виду материальные проблемы народа. Народ нищ, а НТВ…

С. Сорокина: Понятно, у вас очень конкретный разговор…»

Конечно, другие выступавшие зрители, депутаты от «Яблока», адвокаты «Моста» и сочувствующие нам представители прессы на протяжении всей программы пытались доказать Альфреду Коху, что его руками власть душит единственный свободный источник информации. На что генеральный директор «Газпром-Медиа» отвечал одно: деньги верните, пожалуйста!

Ситуация складывалась патовая… Но в самом конце партии Киселев, что называется, подставился. На финал Евгений Алексеевич придерживал домашнюю заготовку, явно согласованную с начальством.

Должен сказать, что совершенно спокойно относился и отношусь к «доэфирным договоренностям» с руководством СМИ. Это – нормальная практика, когда тема, гости, направление дискуссии планируются заранее. В любом СМИ, в любой редакции обязательно должны существовать планерки, летучки, совещания с начальством, в ходе которых определяется и общая концепция редакционной политики, и какие-то конкретные моменты ее выполнения. Поэтому обвинения в адрес Евгения Киселева, что, мол, он всегда «говорил с чужих слов» (а это весьма распространенное мнение), я считаю излишними. Просто Евгений Алексеевич иногда слишком внимательно следовал полученным инструкциям, буквально повторяя спущенные сверху «ценные указания» и упуская из виду то, что в определенных случаях «иногда лучше жевать, чем говорить». Так вышло и в финале этой программы. Киселев, конечно, должен был помнить, о чем говорил Кох в первой части дискуссии. Но наш главный златоуст уже пребывал в предвкушении своего финального выхода…

Как говорится, «следите за руками». Вот фрагмент книги Дэвида Хоффмана «Олигархи»: «В сентябре Гусинский передумал, несмотря на то что некоторые из его партнеров и жена убеждали его взять триста миллионов долларов. Гусинский сказал, что относится к НТВ как к дому, в котором вырос, и боится, что Путин хочет превратить его в «бордель». Он решил не продавать свои компании и разорвал сделку». Ну а теперь возвращаемся в эфир «Гласа народа». Это – последние минуты программы.

«Е. Киселев: Здесь несколько раз говорилось о том, что действительно гигантские деньги – триста миллионов. Действительно Гусинский и его партнеры понимают, что могут быть новые аресты, новые неприятности, новые уголовные дела. Мы уже сейчас опять наблюдаем… Может быть, действительно взять эти огромные деньги и уйти с рынка и жить себе припеваючи? Почему мы этого не сделали? Да, действительно, вы сказали, что страна уже другая, страна изменилась. Не только вы об этом говорите… Вот, знаете, представьте себе, что у вас был дом. Дом, в котором вы родились. Старый уже… Может быть, он вам уже и не нужен, да? Может быть, этот дом и продать-то невозможно, потому что рядом выстроили огромный завод. Вот эта новая ситуация возникла в вашей жизни – огромный завод, который дымит, чадит, где работают тысячи людей. И к вам приходит человек, и говорит: «Слушай, я у тебя хочу все-таки купить твой дом, да? Но я там сделаю публичный дом для рабочих этого завода». И вам приходит в голову мысль, что там, в тех комнатах, где жили ваши покойные родители, где, может быть, родились вы, будут проститутки! Вот, вы понимаете, именно поэтому прежде всего не хочется отдавать свой дом, который так тебе дорог! Даже в новой ситуации. Не хочется свой дом, который так тебе дорог, отдавать на разграбление, чтобы там поселились проститутки! И я думаю, что большинство журналистов НТВ, во главе… потому что я еще и журналист… я думаю, что большинство журналистов НТВ с людьми, которые сейчас на голубом глазу нагло обманывают людей, пытаются сломать то, что мы построили, вот с ними – они работать не будут! Ни на секунду они не поверят сладкоголосым всем этим обещаниям, что ничего не изменится. Я достаточно понятно объяснил, я надеюсь?

С. Сорокина: Да, совершенно понятно… Мы будем прощаться. Вы хотели что-то самое последнее сказать?

А. Кох: Я надеюсь, что у меня будет такое право?

С. Сорокина: Пожалуйста, я вам предоставляю слово…

А. Кох: Евгений Алексеевич очень трогательную картину рассказал, меня аж слеза прошибла…

С. Сорокина: Это я сомневаюсь… Альфред Рейнгольдович, ну что вы?..

А. Кох: Только вот проблема состоит в том, что вот этот отчий дом, по которому детишки бегали, вы за пятьсот-то готовы были продать, а за триста – никак! А за пятьсот – и проститутки пускай, не страшно!»

Занавес…

Глава 11

Конечно, это был далеко не финал всего спектакля. Всего лишь окончание одного из актов. В октябре из телекомпании ушел руководитель нашей службы информации Владимир Кулистиков. Я отнесся к этому как к очередному эпизоду тянувшегося с самого начала года процесса оттока сотрудников НТВ на ВГТРК, к Добродееву. Тем не менее, услышав об увольнении Кулистикова, я зашел к нему в кабинет, чтобы узнать хоть какие-то подробности. Но наш разговор оказался почти дословным повторением беседы с бывшим гендиректором НТВ в январе. Владимир Михайлович, точно так же как и Олег Борисович, попросил меня ни о чем не волноваться, ибо у меня есть всё для продолжения успешной работы. Сейчас я склонен думать, что и Добродеев, и Кулистиков, видимо, считали откровенный разговор со мной не имеющим смысла. Слишком активным «киселевцем» я был…

Сразу после отказа Гусинского от исполнения сделки «Газпром-Медиа» обратился в суд, как и предупреждал Кох. Результатом этого обращения стало возбуждение нового уголовного дела в отношении главного акционера «Медиа-Моста». 13 ноября Генеральная прокуратура объявила, что в рамках нового расследования в отношении Владимира Гусинского вводится и новая мера пресечения – арест. Теперь речь шла о статье «Мошенничество, совершенное в крупном размере». По мнению следствия (собственно, это было повторением тех сведений, которые Альфред Кох приводил в приснопамятном эфире программы «Глас народа»), «Мост» выводил свои активы за границу, используя гибралтарскую офшорную зону, и таким образом обманывал «Газпром», рассчитывавший получить эти активы в результате сделки от 20 июля. Гусинского объявили в федеральный розыск.

Сам он, естественно, на допросы не приходил, потому что не хотел снова оказаться в одной компании с «интеллигентными людьми». Трех дней в Бутырке Владимиру Александровичу вполне хватило, и в своем доме в Испании он чувствовал себя гораздо увереннее, чем в Москве. А вот «бойцам Гусинского» поддержка требовалась незамедлительно. Было решено созвать общий сбор телекомпании НТВ, чтобы обсудить линию нашей публичной защиты. Никакой другой способ даже не рассматривался, поэтому немножко странно, что мы уже тогда не организовали прямой эфир из знаменитой 11-й студии Останкинского телецентра.

Этот павильон телекомпания НТВ использовала для съемок всех своих «крупномасштабных» программ. В зависимости от конкретного шоу декорации в павильоне менялись, что по тем временам являлось настоящим технологическим прорывом. За «одиннадцатой» закрепилось название «студия-трансформер», потому что в отличие от небольших павильонов программ «Сегодня» и «Герой дня», где декорации были стационарными, ее можно было легко трансформировать. Что и было сделано для прямого общения сотрудников НТВ со своим главным акционером. Гусинский снова, как и почти год назад, общался с собственными подчиненными, вселяя в них надежду. Разница была в том, что в этот раз Владимир Александрович обращался к нам с огромного экрана, а не напрямую, да и слушали его не десяток человек, а почти вся телекомпания.

Содержание разговора и тональность обсуждения тоже претерпели определенные изменения. «Шапкозакидательские» настроения исчезли, и Гусинский больше обращался к нам с просьбами не терять присутствия духа, проявлять стойкость и уверенность в победе, потому что «наше дело – правое». Реплики эти в основном находили поддержку, ибо трибуны для зрителей заполнили в первую очередь эфирные звезды из числа горячих сторонников Гусинского и всего руководства НТВ. Технические сотрудники, которых в любой телекомпании вообще-то гораздо больше (просто на порядки больше, чем журналистов!), тоже были приглашены на этот разговор, но преимущественно отмалчивались. И не потому, что им нечего было сказать или они боялись спросить о чем-либо, просто им не давали слова. Так проявлялось то самое пренебрежительное отношение блистательных небожителей к окружающим, о котором я уже упоминал. То, что без работы режиссеров, операторов, монтажеров, осветителей, звукорежиссеров, редакторов, гримеров, костюмеров, администраторов и координаторов всех мастей ни одна, даже самая яркая телезвезда не дотянется в своем сиянии ни до одного телевизора, обсуждать было не принято. Так что голоса представителей вышеназванных телевизионных профессий как бы учитывались автоматически. Хотя, конечно, Гусинского и Киселева поддерживали не только те сотрудники НТВ, которые работали в кадре, но и те, кто оставался вне его…

В принципе, ничего важного, тем более судьбоносного, на этом общем сборе решено не было. Радикальнее всех выступил Андрей Черкизов, многолетний колумнист «Эха Москвы» и ведущий программы НТВ «Час Быка». Об Андрее я подробнее расскажу позже, а пока лишь ограничусь замечанием, что если уж и нужно было ждать от кого-то призыва «К оружию!», то только от Черкизова. Впрочем, Андрей призвал не к атаке, а к обороне – а именно к организации бессрочной забастовки, причем ее участники, по замыслу Черкизова, не должны были покидать 11-ю студию. Спать он предложил на раскладушках… По-моему, тогда Гусинский испугался столь решительного настроя, возможно, посчитав подобное поведение чересчур провокационным. Забастовка так и не началась.

17 ноября было объявлено, что холдинг «Медиа-Мост» передает часть акций своих компаний «Газпром-Медиа» в счет погашения кредита «Газпрому». Речь шла о двадцати пяти процентах плюс одной акции радиостанции «Эхо Москвы», телекомпании НТВ+, кинокомпании «НТВ-Профит» и ряда других. Однако это не привело к снижению напряженности, потому что снимало вопросы только по части задолженности в двести одиннадцать миллионов. Уже 20 ноября Гусинского объявили в международный розыск, 6 декабря последовал запрос в Интерпол, а 15 декабря налоговая инспекция Центрального административного округа Москвы направила против «Моста» иск в арбитраж. В иске содержалось требование банкротства телекомпаний НТВ, ТНТ и НТВ+, компании «НТВ-Интернет» и издательского дома «Семь дней». Дело в том, что оставшийся в руках Гусинского пакет акций компаний «Моста» позволял ему, мягко говоря, влиять на их редакционную политику.

Почему в мифологии «разгона НТВ» такое большое значение придается событиям апреля 2001 года? Потому что тогда был сменен совет директоров телекомпании! В отношении других активов холдинга ситуация выглядела иначе. И тут крайне важно несколько слов сказать об издательском доме «Семь дней».

С точки зрения телевизионщиков, печатные издания «Моста» были какой-то несущественной мелочью. Журнал «Итоги» еще пользовался определенным уважением, а вот газету «Сегодня» на НТВ иначе как «заводской многотиражкой» не называли. Что, конечно, говорит лишь о нашем высокомерии и ни о чем другом. Да, в смысле весовой категории газета уступала журналу, но свое политическое влияние, безусловно, имела. Кроме того, «Семи дням» принадлежали и другие издания, которые не могли похвастаться политическим весом, зато имели огромные тиражи, а следовательно, полную финансовую самостоятельность. Я имею в виду еженедельный ТВ-гид под тем же названием «Семь дней» и ежемесячный журнал «Караван историй».

Никакого «открытия Америки» в таком принципе работы издательского дома не было. Во всем мире крупнейшие издательства и раньше, и сейчас функционируют подобным образом: таблоиды собирают кассу, которая и кормит высоколобые политические и академические издания. Беда в том, что сотрудники этих «политических и академических» относятся к коллегам из презренной «желтой прессы» приблизительно так же, как сотрудники телекомпании НТВ относились к журналистам газеты «Сегодня». Главред печатных «Итогов» Сергей Пархоменко, объясняя в марте 2001 года журналу «Коммерсантъ-Власть» суть конфликта внутри издательского дома «Семь дней», пояснял, что «ситуация 1992 года, когда группа блистательных молодых людей пришла к скучающему миллионеру, которым был Гусинский, и предложила ему соединить судьбы и издавать лучшую в мире газету, не повторится больше никогда». «Блистательные молодые люди», «лучшая в мире газета», «больше никогда»… Воистину прав был Парфенов, приложивший всю нашу компанию своим определением – УЖК!

Так в чем же была суть конфликта в «Семи днях»? Дело в том, что после передачи части акций компаний «Моста» «Газпром-Медиа» в издательском доме сложилась следующая ситуация: Гусинский владел пятьюдесятью процентами минус одной акцией, двадцать пять процентов плюс одна акция перешли к «Газпром-Медиа», а ровно двадцать пять процентов как были, так и остались в собственности еще одного учредителя «Семи дней» – Дмитрия Бирюкова. В декабре 2000-го (так утверждает Кох, Пархоменко говорит о январе 2001 года) Дмитрий Бирюков и Альфред Кох достигли договоренности, согласно которой их пакеты объединялись и поступали в управление господина Бирюкова. Таким образом, сборная «Кох – Бирюков» побеждала команду «Гусинский» со счетом «пятьдесят процентов плюс одна акция» на «пятьдесят процентов минус одна акция».

Конечно, ни самому Гусинскому, ни оставшемуся ему верным «Летающему цирку главных редакторов» это очень не понравилось. Бирюков был объявлен ренегатом, а уж после его решения закрыть убыточную газету «Сегодня» его разве что анафеме не предали. В этой истории есть один крайне неприятный момент. В пятницу, 13 апреля (за день до «исторического» «захвата НТВ») неизвестные бросили в машину Бирюкова бутылку с зажигательной смесью. Нападение произошло почти у входа в издательство и, как утверждали позднее очевидцы, охрана сбивала пламя с машины мокрыми экземплярами газеты «Сегодня». Бирюков практически тут же объявил Гусинского виновным в организации покушения…

Мне известны только два случая, когда Гусинского неофициально обвиняли в покушении. Случай с Дмитрием Бирюковым – второй. А первый – эпизод 1994 года, когда был взорван «Мерседес» Березовского. Тогда погиб водитель, а сам Борис Абрамович оказался ранен и, поскольку в то время «воевал» с Гусинским, также намекал на причастность последнего к нападению.

Я не верю в то, что Гусинский на самом деле стоял за этими преступлениями. Я был знаком с несколькими людьми, которых у нас принято называть олигархами. И не только называть, но и обвинять в различных прегрешениях. Причем обвинять, как правило, заслуженно. Но Гусинский, как мне кажется, не мог отдать приказ убить человека. Просто в силу склада своего характера. Он, конечно, авантюрист, очень часто – хам. Режиссер-постановщик – во всех смыслах. Человек неуемной энергии. Но все-таки не убийца. Он скорее попытается организовать условия для того, чтобы разорить своего противника, лишить его влияния, положения в обществе, финансового благополучия. Гусинский – интриган, по большому счету. «Добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!» Березовский – да, Патаркацишвили – да, Невзлин – да… Вот они – могли. Кто-то – в силу извращенного, инфернального, если хотите, романтизма. Кто-то – исходя из циничного, сугубо делового расчета.

В общем, спустя несколько часов после нападения на машину Бирюкова все об этом эпизоде забыли, потому что на НТВ сменилась власть. Газета «Сегодня» закрылась в апреле 2001-го, а журнал «Итоги» просуществовал до 2014 года. Хотя, с точки зрения Сергея Пархоменко и его единомышленников, эти «Итоги» были уже совсем другим журналом. Даже несмотря на то что распоряжение о закрытии этих – «других» – «Итогов» сделал… Михаил Лесин! «Такая вот загогулина», – как говорил первый российский президент.

Еженедельник «Семь дней» выходит в свет до сих пор, поставляя читателям самую подробную информацию о жизни телевизионных звезд. По-прежнему можно читать и «Караван историй», для которого Екатерина Рождественская продолжает снимать самых неожиданных людей в самых непредсказуемых образах. Засветился в проекте «Частная коллекция» и я, в образе какого-то старца с работы, по-моему, Эль Греко. Где-то у меня дома должна быть эта фотография. Во второй половине 2000 года меня вообще очень часто привлекали к различным промо-проектам холдинга «Медиа-Мост». Чем активнее я вел себя на баррикадах, тем больше внимания ко мне проявляло руководство.

Так, уже в декабре, когда до наступления Нового года оставалось всего две-три недели, мне позвонила Маша Шахова, жена Евгения Киселева, тогда занимавшая должность главы пресс-службы НТВ. Она попросила меня принять участие в съемках новогоднего выпуска программы «О, счастливчик!», которую на НТВ вел Дмитрий Дибров. Я, конечно, согласился, хотя и представить не мог, в какую историю (или «историю») попаду. Напомню, что под названием «О, счастливчик!» НТВ, первой из российских телекомпаний, стало показывать шоу «Кто хочет стать миллионером?», приобретенное по франшизе.

Кроме меня в съемках принимали участие самые яркие звезды НТВ от Парфенова до Шендеровича. Как ни странно, я выиграл оба репетиционных отборочных тура, поскольку раньше всех давал правильные ответы на вопросы ведущего. Когда началась непосредственно запись программы, я решил не дергаться и пропустил вперед кого-то из коллег, по-моему, Володю Кара-Мурзу. Так что играл я вторым. Сначала ответил на «разогревающий» сторублевый вопрос типа: «Что надо кричать у новогодней елки: «Елочка, гори!» или «Махмуд, зажигай!»? А потом случилось нечто необъяснимое. Дибров спросил меня, как назывался институт в фантастической повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Были предложены варианты: НУИНУ, НИИЧАВО, НИИ ЧЕГО и какой-то еще, который я не запомнил. Я, естественно, сразу сказал: «Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства (НИИЧАВО)». Дима начал ерзать на своем стуле и спрашивать, уверен ли я в ответе и не нужна ли мне подсказка. Я решил, что это такая драматургическая задумка, но мне казалось странным даже ради дополнительного саспенса жертвовать подсказкой уже на втором вопросе. Тем более что я не сомневался в своей правоте. Однако Дмитрий Дибров огорошил меня тем, что мой ответ неправильный и я выбываю из игры!

Что мне оставалось делать? Поднимать скандал? Это было бы некрасиво. Поэтому я сел на отведенное мне на трибунах место и до конца записи недоумевал, почему никто из моих столь эрудированных коллег не скажет Диброву, что у него только что произошел настоящий «косяк» в эфире? Но никто ничего не сказал. Наоборот, пару раз раздавались шутки в мой адрес – мол, вот Андрей Норкин отказался от подсказки и проиграл. Поспешил, людей насмешил… Сейчас я думаю, что это был очень показательный момент. Каждый из моих «промолчавших» коллег, получается, боялся оказаться в дурацком положении! Эту роль все коллективно определили мне… Ну да бог с ними! Гораздо неприятнее то, что редактора программы, готовившего этот вопрос, как я потом узнал, уволили. Таковы, увы, законы телевидения. Ведь не увольнять же ведущего, самого Дмитрия Диброва, или всех остальных звезд НТВ? Даже если они не читали, как выясняется, Стругацких и не знали, что в книге этот институт назывался именно так, как я и сказал. Все знать невозможно, поэтому, когда будете читать про меня в Википедии, имейте в виду, что Парфенов честно заслужил тогда свои 64 тысячи рублей, а вот мой «ноль» – это происки врагов!..

Ну а если возвращаться к настоящим «врагам», то и они не дремали в эти предновогодние дни. В один из них, выходя из дверей телецентра, мы с женой столкнулись с корреспондентом службы информации НТВ Константином Точилиным, который спросил нас, словно его тезка Костик из «Покровских ворот»: «Слышали новость? Эмиль Золя угорел!» В нашем случае это звучало так: «Слышали новость? Гуся арестовали в Испании!» Оказалось, что Генеральная прокуратура России, решившая в какой-то момент прекратить играть во все эти детские игры с запросами в Интерпол, напрямую обратилась к властям Испании с просьбой о задержании Владимира Гусинского и… получила неожиданный положительный ответ. Испанская полиция препроводила Владимира Александровича в суд, который и поместил его на время разбирательства под домашний арест. Делом Гусинского занялся легендарный судья Бальтасар Гарсон.

В конце 1990-х – начале 2000-х судья Гарсон сделал себе имя как человек, не признающий никаких авторитетов. Кого он только не пытался усадить за решетку! Аугусто Пиночета и Владимира Гусинского, Сильвио Берлускони и Генри Киссинджера! В результате так никого не посадил, зато чуть было не сел в тюрьму лично. Хотя, конечно, главными в портфолио Бальтасара Гарсона остаются именно дела Пиночета и Гусинского. Когда Пиночет решил отправиться в одну из лондонских клиник для проведения хирургической операции – это было в октябре 1998 года, – он и представить не мог, что вместо медицинской помощи гостеприимная земля туманного Альбиона предложит ему полицейское расследование. Пиночета арестовали по испанскому запросу об экстрадиции, инициированному именно Бальтасаром Гарсоном. Судья Гарсон выдал ордер на арест Пиночета, поскольку во времена диктатуры в Чили погибли и пропали без вести несколько сотен граждан Испании.

Задержание Пиночета вылилось в сенсацию международного масштаба. Естественно, мы тоже освещали эту новость в наших информационных выпусках. В те дни я работал с бригадой дневной программы «Сегодня». И в самый ответственный момент, когда речь шла о транспортировке полупарализованного чилийского генерала из одной больницы Лондона в другую под наблюдение полиции, кассету с готовившимся к эфиру сюжетом «зажевал» «бетакам»! Да, в своей работе я еще застал те времена, когда видеоматериалы в эфир выходили на кассетах с видеомагнитофонов стандарта Betacam. Аппараты иногда, по ведомым лишь им одним причинам, отказывались отдавать монтажерам помещенные в собственное нутро носители информации. Эта неприятная особенность и называлась «зажевыванием кассеты». Конечно, носитель можно было извлечь, но для этого требовалось время. У нас же времени не было – выпуск уже приближался к финалу, я анонсировал свежие видеокадры из Лондона, и не показать их было просто невозможно. Режиссер выпуска Андрей Карницкий сказал: «Пой песню!» Помните, как в «Веселых ребятах» Костя Потехин кричал: «Пой, Анюта, пой»? Вот я и «пел». Я рассказал все, что знал о Пиночете, о чилийской диктатуре, об обстоятельствах приезда Пиночета в Англию, об испанском иске, о судье Бальтасаре Гарсоне и снова о чилийской диктатуре и генерале Пиночете. «Пел» я, как потом выяснилось, около двух с половиной минут, может быть, чуть больше. И все это время Андрей сообщал мне последние новости с фронта боевых действий против видеомагнитофона Betacam: «Кассету уже почти достали!.. Кассету уже достали и бегут из монтажки в студию!.. Кассету уже принесли!.. Сюжет готов!» В общем, мы победили, зрители ничего не заметили, разве что самые пристрастные обратили внимание на слишком долгую подводку ведущего.

И в данном контексте я просто не могу не сказать несколько слов о режиссере информационной эфирной бригады. Это – главный союзник ведущего. Только этот человек имеет возможность сориентировать ведущего в событиях, происходящих в реальности, а не в эфире информационного выпуска. Очень важна профессиональная связка «ведущий – режиссер»! Я считаю, что Андрей Карницкий, так до обидного рано ушедший из жизни, был лучшим режиссером-информационщиком, с которым мне довелось работать. Помимо безукоризненного знания и понимания информационной картины дня Андрей обладал еще одним важнейшим качеством: он никогда не терял контроля над собой, никогда не выходил из себя. Я уже говорил о том, что «звездная болезнь» на телевидении имеет столь же обширный ареал, что и насморк в осенней Москве. И страдают от этой болезни в первую очередь ведущие. Даже в том случае, если он или она ничего собой не представляет, а только читает по бумажке написанный другими людьми текст. Но, как говорят французы, noblesse oblige, то есть – «происхождение обязывает», поэтому многие ведущие, теряясь в эфире, начинают паниковать, обвинять всех и вся в самых ужасных производственных ошибках, угрожать всеобщим увольнением и т. п. В таких ситуациях крайне важно, чтобы ваш режиссер сохранял хладнокровие. Иначе, если в студийном павильоне и в аппаратной появятся два паникера, выпуск будет сорван. Так что с Андреем я чувствовал себя в полной уверенности и знал: если он просит меня тянуть время, «петь песню», значит, это действительно нужно.

Но вернемся к судье Гарсону. Пиночета он так и не смог посадить. Даже не смог добиться его выдачи Испании! И точно так же не сумел он и добиться выдачи Гусинского России. А потом судейская удача вообще отвернулась от него. Главный испанский борец с коррупцией, каковым Гарсон считался в начале 2000-х, был обвинен – вот ирония! – в коррупции и превышении полномочий и в 2012 году лишен права заниматься юридической деятельностью в течение одиннадцати лет…

Однако для Владимира Гусинского декабрьский арест в Мадриде оказался не единственным! История получила продолжение и в следующем году. Разумеется, мы, то есть НТВ, даже в заключении собственного шефа под домашний арест тут же находили положительные моменты, которые можно было обыгрывать в эфире. В новогоднюю ночь, 1 января 2001 года, вещание НТВ сразу после боя курантов открывал специальный выпуск программы «Тушите свет!». К этому моменту она уже превратилась для зрителей телеканала в самое любимое шоу. Спецвыпуск, который совместно готовили группа «Пилот ТВ» и наш режиссер и продюсер Вера Кричевская, обошелся без долгих разговоров. Хрюн, Степан и «Левушка Юрьич» Новоженов с места в карьер затянули праздничную песню, почему-то написанную на мотив шлягера Юрия Саульского про черного кота. После первого куплета Хрюна и Степана каким-то волшебным телевизионным потоком «засасывало» внутрь телекомпании НТВ, и герои «Тушите свет!» начинали путешествие по различным программам, встречаясь с их ведущими, которые по очереди исполняли новые куплеты этой дурашливой новогодней песенки. Вот за съемки поющих телеведущих как раз и отвечала Вера Кричевская, которая мучила нас, заставляя вновь и вновь попадать в ноты и смотреть в нужном направлении, чтобы соответствовать положению нарисованных персонажей.

Помните, я говорил, что 2000 год был пиком в истории «гусинского» НТВ? Спецвыпуск «Тушите свет!» это очень ярко демонстрировал – в нем принимали участие все звезды канала. Вслед за Львом Новоженовым, Хрюном, Степаном и спецкором Шариком шли ведущие программы «Сегодня»: Петр Марченко, я, Марианна Максимовская, Михаил Осокин, Кирилл Поздняков, Ольга Белова, Юлия Бордовских, Кирилл Кикнадзе и Иоланда Чен. Их сменяли Владимир Кара-Мурза и Виктор Шендерович, Евгений Киселев и Павел Любимцев, Михаил Ширвиндт и Леонид Парфенов (единственный представитель телекомпании НТВ, который, судя по этому ролику, совершенно не умел петь!), Борис Берман и Ильдар Жандарев, Ирина Зайцева, Дмитрий Дибров, Светлана Сорокина, Кирилл Набутов, Елена Ханга, Николай Фоменко, Александр Беляев, Николай Николаев, Оксана Пушкина, Элеонора Филина, Эдуард Успенский, Яков Брандт, Павел Лобков и корреспонденты НТВ Вячеслав Грунский, Борис Кольцов, Константин Точилин, Владимир Чернышев, Тимофей Баженов, Елена Курляндцева, Эрнест Мацкявичюс, Вадим Такменев, Наталья Забузова, Алексей Кондулуков, Вадим Фефилов и Алексей Поборцев, представленные в виде «поющих» елочных украшений.

На одном из елочных шариков появлялся и Владимир Александрович Гусинский. Только он был не «живой», а статичный, в виде фотографии с подписью: «По телефону из Мадрида». Хотя на записи слышно, что вместо Гусинского пел Алексей Колган, голос Хрюна и всех остальных персонажей «Тушите свет!», кроме Степана Капусты, которого озвучивал Александр Леньков. Венчала все это милое безумие Татьяна Миткова, лицо программы «Сегодня» и всей телекомпании НТВ. «О дальнейшем развитии событий в новом году, в новом веке и в новом тысячелетии вы узнаете из информационных программ на канале НТВ! С Новым годом!» – говорила она и поднимала бокал шампанского. Через пару недель Татьяна Ростиславовна станет не просто ведущей информационной программы «Сегодня вечером», а ее главным действующим лицом…

Глава 12

17 января 2001 года я заканчивал шестнадцатичасовой выпуск «Сегодня днем» поздравлением. Я поздравлял всех зрителей НТВ и всех своих коллег с семилетием начала вещания телекомпании на российские регионы. Говорил, что Москва уже хорошо знала и «Итоги», и «Сегодня», и «Намедни», когда семь лет назад с НТВ познакомилась вся страна. К ее жителям в тот исторический день обращался генеральный директор телекомпании Игорь Малашенко… Весь этот мой текст перекрывался кадрами из архивных передач – самых знаковых, разумеется, – после чего появлялся Малашенко образца 1994 года. Если вы смотрели кукольный мультипликационный цикл, поставленный Юрием Трофимовым по книге Николая Носова «Приключения Незнайки и его друзей», то легко можете представить, как выглядел Игорь Малашенко в 1994 году. Как коротыш Знайка. Разве что Знайка был жгучим брюнетом и носил пробор справа налево, а Малашенко уже тогда был седым и зачесывал волосы слева направо. Очки у них были одинаковые. И конечно, «коротышкой» считать Игоря Евгеньевича никак нельзя…

«Меня часто спрашивают, как расшифровывается название: «Телекомпания НТВ»? Говорят, что это – «новое», «независимое» или «негосударственное телевидение». И все это правда. Но я лично считаю, что НТВ – это просто нормальное телевидение. Телевидение, которое должно быть в каждой нормальной стране. Телевидение для нормальных людей. Мы стремимся прежде всего рассказать вам те новости, которые произошли сегодня, и я думаю, что это нам удается, потому что новости – это наша профессия. Что бы мы ни делали, мы работаем честно, с азартом и удовольствием!» — говорил тогда еще сорокалетний Игорь Малашенко. «Удивительно. Прошло семь лет, вокруг НТВ многое изменилось. НТВ – осталось прежним! Всего вам доброго, до свидания!» – подводил я итог выпуска. Это выглядело очень трогательно и на самом деле азартно.

Руководство «Газпром-Медиа» с самого начала года приступило к активной подготовке кадровых изменений в составе Совета директоров НТВ. Наше начальство, в свою очередь, ускорило процесс поиска зарубежного инвестора, пожелавшего бы купить телекомпанию. Теперь такая фигура потенциально рассматривалась нами в качестве спасательного круга. Ведь какой-нибудь американский миллионер в случае приобретения НТВ не позволил бы закрыть телекомпанию, считал Уникальный журналистский коллектив. Наша ошибка заключалась в том, что мы были уверены в неотвратимости закрытия НТВ в любом ином случае. В реальности никто закрывать телекомпанию не собирался, о чем постоянно говорил и Кох, и другие представители «Газпром-Медиа». Но мы слышали только себя.

Стали появляться и активно поддерживаться слухи о переговорах Гусинского и Малашенко с Джорджем Соросом и Тедом Тернером. Оба уже присутствовали в России – первый занимался финансированием различных фондов и организаций, которые в наше время именуются НКО, а второй еще в 1993 году вместе с Эдуардом Сагалаевым основал МНВК, Московскую независимую вещательную корпорацию, основным активом которой был телеканал ТВ-6. Впрочем, в 2001 году владельцем «шестерки» уже значился вездесущий Борис Березовский.

Переговоры с американскими инвесторами действительно имели место. Появлялись даже какие-то заявления о готовности того же Тернера принять участие в финансировании российских СМИ, о намерении Сороса помочь коллеге в его начинаниях и о согласии Кремля на подобные шаги. Но, думаю, все это больше соответствовало традиционной манере общения американцев с «просящими». Когда вы что-то у кого-то просите, вы заведомо выступаете в качестве слабого участника переговоров. Возможно, вам не откажут сразу и даже пообещают всестороннюю помощь в решении ваших проблем. Не исключено, что вас даже приобнимут за плечи и дружески похлопают по спине, но спустя какое-то время выяснится, что никто ничего делать и не собирался. Во-первых, зарубежные партнеры наших олигархов все еще присматривались к новому руководству России, по-прежнему не понимая, чего ждать от президента Путина. А во-вторых, самих наших олигархов американцы, напротив, понимали очень хорошо, что означало: бизнес бизнесом, но по вопросам благотворительности, ребята, нужно обращаться по другим адресам.

А в расследовании дела Гусинского – напомню, касавшегося вывода активов «Моста» за границу и других мошеннических схем – расширился, так сказать, адресный список. Следователи решили выяснить подробности выделения льготных кредитов сотрудникам НТВ. В качестве первой ласточки была выбрана Татьяна Миткова. О факте получения ею повестки с вызовом на допрос в качестве свидетеля 25 января в эфире НТВ и «Эха Москвы» сообщил Евгений Киселев, сопроводив эту информацию обширным комментарием о недопустимости подобного отношения силовых структур к журналистке Митковой. В тот же вечер Генпрокуратура выступила с разъяснением своей позиции, опровергнув тональность заявления Киселева. «Татьяна Миткова действительно вызвана на допрос в качестве свидетеля, и не в связи с ее журналистской деятельностью, а для выяснения обстоятельств, связанных с получением ею от холдинга «Медиа-Мост» более семидесяти тысяч долларов США. Данный факт установлен в ходе проведения обысков в офисах компании. Следствие располагает также сведениями о получении крупных денежных сумм и другими сотрудниками холдинга. По расследуемому уголовному делу будут допрашиваться все причастные к этому делу лица, и неприкасаемых здесь не должно быть. Мы не приемлем шантажа через СМИ. Мы выполняем и будем выполнять свой долг, возложенный на нас законом», – говорилось в заявлении Генпрокуратуры. Одновременно в нем подчеркивалось, что никто не собирается преследовать журналистов за их профессиональную деятельность.

Естественно, эта часть заявления прокуратуры всерьез воспринята не была. Киселев собрал экстренную встречу «партийного актива», на которой было принято решение сопровождать Татьяну Миткову на допрос в Генпрокуратуру. А перед самим мероприятием провести импровизированный митинг перед входом в головной офис «Моста» в Большом Палашевском переулке. Оттуда идти до комплекса Генеральной прокуратуры было совсем недолго – требовалось лишь наискосок пересечь Тверскую и вы оказывались на Большой Дмитровке. Главным аргументом нашей защиты был выбран факт времени. Миткова получила свой кредит еще в 1994 году, когда формально «Медиа-Моста» не существовало. (Тогда флагманская компания Гусинского называлась «Группой «Мост».) Вот на этом якобы несоответствии мы и должны были, как сейчас скажут, «пиариться». Официально в наших новостях сообщалось, что «журналисты НТВ выражают солидарность с коллегой» посредством акции «Коллективный свидетель».

Рано утром 26 января у дверей офиса на Палашевке собралась весьма представительная компания. Прохожие испытывали шок дважды. Сначала от огромного количества съемочных групп с телекамерами и микрофонами, которые почти перекрывали движение транспорта по этой и без того неширокой улице. Второй раз – когда понимали, кто стоит перед всеми этими микрофонами! Увидеть сразу и Сорокину, и Шендеровича, и Осокина, и Зайцеву, и Ширвиндта, и Николаева, и еще кучу «людей из телевизора» живьем, своими собственными глазами, – такая удача выпадает раз в жизни. Тем более что никто особенно никуда и не торопился. Когда вся наша делегация еще только собиралась, стало известно, что допрос Татьяны Митковой в Генпрокуратуре отменен. Следователи сообщили, что сами приедут в Останкино и поговорят с ней прямо на рабочем месте, чтобы не создавать неудобств. Настроение, естественно, тут же стало приподнятым, ведь была одержана первая, пусть маленькая, но победа. Мысли вслух выражались охотно, благо в слушателях недостатка не было.

Сама Миткова благодарила «товарищей прокуроров» за возможность продемонстрировать корпоративную солидарность. Виктор Шендерович обвинял власти в желании разговаривать только с людьми, которых можно шантажировать, и в том, что с людьми независимыми эти власти иметь дело не хотят. Николай Николаев был уверен, что происходящее унижает не Миткову или журналистов НТВ, а – зрителей телекомпании! Я, как ни странно, от публичных выступлений в тот раз воздержался и по большей части о чем-то тихо разговаривал с «виновницей торжества». Главное же заявление сделала Светлана Сорокина, традиционно сумевшая обойтись без лозунгоподобных выражений. Она напрямую обратилась к президенту страны:

«Владимир Владимирович! (Дружный смех за кадром.) Пожалуйста, услышьте нас, найдите время, может быть, вы встретитесь с нами? С коллективом, который, собственно, и делает канал НТВ. Мы не олигархи, не входим в Совет директоров, у нас нет акций. Нас, конечно, можно ошельмовать, облить грязью для того, чтобы отдалить от зрителя… Но мы просим, найдите возможность, чтобы встретиться с нами и поговорить с нами более конкретно, не только общими выражениями о принципах демократии, о свободе слова. Мы хотели бы услышать что-то конкретное! Но если завтра мы получим все повестки в прокуратуру, то будем тоже считать, что это конкретный ответ».

Слова Сорокиной прозвучали во всех информационных выпусках. Как известно, Владимир Путин перезвонил Светлане в тот же вечер и сообщил, что готов встретиться с журналистами НТВ в понедельник, 29 января. Единственной его просьбой было ограничение численности делегации – не более десяти человек. Но утром 26 января мы еще не знали, что такая встреча состоится. Мы должны были спешно возвращаться в Останкино, чтобы успеть встретить старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Зигмунда Ложиса.

Ну, конечно, как его зовут, мы узнали чуть позже, уже после прибытия следователя в Останкино. У лифтов в холле восьмого этажа представителя прокуратуры встречал Григорий Кричевский, который и провел господина Ложиса по коридору, по обеим сторонам которого стояли многочисленные сотрудники НТВ, аплодировавшие и кричавшие в адрес гостя что-то иронично-приветственное. Разговор проходил не совсем на рабочем месте Митковой, а в небольшой переговорной, расположенной рядом с кабинетом генерального директора. Участвовали в нем три человека: следователь, Татьяна Миткова и один из адвокатов «Моста» Юрий Баграев. Ожидание растянулось на сорок пять минут. Все это время в коридоре продолжал толпиться народ, а операторы охотно снимали листочек бумаги, который кто-то прикрепил к двери переговорной: «Не входить! Идет допрос!»

Когда разговор закончился, Зигмунд Ложис был вынужден провести краткую пресс-конференцию. Иначе его просто не выпустили бы из коридора, настолько плотно он был заставлен телекамерами и заполнен людьми. Ложис подчеркнул, что полностью удовлетворен ответами Татьяны Ростиславовны на все его вопросы (всего было пять вопросов, уточнил следователь), которые были вызваны расследованием дела Гусинского. Криминала в действиях Митковой никакого нет, объяснял представитель прокуратуры. Но у следствия есть вопросы, связанные с финансовыми решениями руководства «Медиа-Моста» вообще и НТВ в частности. В смысле – финансовое положение компаний сложное, а кредиты, оказывается, раздавались на весьма льготных условиях. Вот эти моменты следствие и хотело бы для себя прояснить.

Визит следователя Ложиса, который потом, видимо, очень долго икал, поскольку и его самого, и его необычную фамилию весь вечер обсуждали в редакции, завершился вручением памятного подарка – календаря НТВ на 2001 год. Преподнес его ведущий информационной программы «Сегодня утром» Петр Марченко, пояснивший, что календарь открывается программой «Сегодня», а вслед за ней идут «Итоги». «Так что, если в феврале придут допрашивать получавших ссуды и кредиты сотрудников «Итогов», то календарь можно рассматривать в качестве своеобразного графика допросов», – заявил Марченко, вручая календарь радостно улыбавшемуся следователю.

Остальные участники «допроса» приподнятого настроя своего собеседника не разделяли. Адвокат Баграев повторил, что не видит связи между кредитами и делом Гусинского, а выглядевшая заметно уставшей Миткова сказала, что воспринимает все происходящее как попытку ее личной дискредитации и намек всем остальным журналистам НТВ не высовываться. Но сделать это (высунуться) пришлось практически сразу. Стало известно о звонке Путина Сорокиной, и я снова умчался к Киселеву на очередное заседание «партактива»: нужно было продумать состав делегации наших ходоков в Кремль.

Обсуждение затягивалось, потому что разговор постоянно прыгал с одной темы на другую, к тому же, чего греха таить, сопровождался, хоть и в разумных пределах, употреблением тонизирующих напитков. Сухой закон и редакция СМИ – они, как гений и злодейство, две вещи несовместные. Журналисты – народ выпивающий, это хорошо известно. Некоторые, в том числе очень талантливые журналисты, на этом ломали свои карьеры. Кое-кто – даже жизни. Но я действительно не знаю ни одного творческого коллектива, работающего в сфере СМИ, где трудились бы абсолютные трезвенники. Не хочу сказать, что пьянство на телевидении или радио было повальным, но эпизодов, свидетельствующих, что со времен Сергея Довлатова особых изменений не произошло, могу вспомнить предостаточно.

В нашем случае это проявилось настоящим казусом. После утверждения списка делегатов выяснилось, что в нем отсутствует фамилия самой Татьяны Митковой! В список ее, конечно, внесли. Но, таким образом, мы не выполнили просьбу президента – не больше десяти человек, а у нас получилось одиннадцать. Тем не менее было решено поставить Кремль перед фактом: либо одиннадцать человек, либо разговора не будет! Противник, видимо, испугался и не стал возражать. В понедельник 29 января десант Уникального журналистского коллектива высадился на Красную площадь, а я отправился готовить вечерний выпуск новостей, заменив Татьяну Миткову.

В группу журналистов НТВ, отправившихся на встречу с президентом, вошли Алим Юсупов, Григорий Кричевский, Леонид Парфенов, Светлана Сорокина, Виктор Шендерович, Николай Николаев, Ирина Зайцева, Евгений Киселев, Марианна Максимовская, Михаил Осокин, ну и примкнувшая к ним в последний момент Татьяна Миткова. Кремль представляли сам Владимир Путин, первый замглавы администрации Владислав Сурков и пресс-секретарь президента Алексей Громов. Разумеется, в выпуске новостей, который я вел, беседа в Кремле была главной темой. В подводке я упомянул и о вызове Митковой на допрос, и об обращении Сорокиной к президенту. Сообщил я и о том, что разговор в Кремле продолжался три часа пятнадцать минут, после чего предоставил слово обозревателю НТВ Владимиру Кондратьеву.

Владимир Петрович построил репортаж на протокольных съемках кремлевской пресс-службы и на небольших интервью участников состоявшегося мероприятия. Естественно, речь шла только о журналистах НТВ, а не об их собеседниках. Как известно, до начала общения в расширенном составе Путин встретился с Сорокиной с глазу на глаз и они говорили около получаса. Вероятно, это и был ответ на ее просьбу «сообщить что-нибудь конкретное». Тридцати минут этого «предисловия» к общему разговору президенту хватило для предоставления Светлане Сорокиной исчерпывающей по своей конкретике информации. Это был сильный ход – что было видно по лицу Сорокиной, входившей вместе с президентом и его пресс-секретарем в помещение библиотеки, где находились остальные гости с НТВ. Пока Владимир Путин лично приветствовал каждого из журналистов, обходя круглый стол в центре помещения, Сорокина дважды попадала в объектив телекамеры. По выражению ее лица можно понять: ей очень не понравилось то, что говорил президент.

Виктор Шендерович рассказывал, что перед самым началом беседы в расширенном составе Сорокина что-то быстро написала в блокноте и показала ему эту запись. «Все бесполезно», – прочитал Шендерович. Сегодня я задаю себе вопрос: что бесполезно? На что мы рассчитывали и чего ожидали от встречи с президентом? Думаю, что тогда ответ был однозначным. Мы действительно надеялись, что сможем объяснить Владимиру Путину, в чем он ошибается. Что мы – хорошие, телекомпания НТВ – замечательная, а Гусинский – ни в чем не виноват! Потому что Уникальный журналистский коллектив был абсолютно уверен в собственной правоте и непогрешимости. Я-то уж точно никаких сомнений не испытывал! Но такой разговор с Путиным на самом деле был лишен всякого смысла, потому что президент все время «отделял мух от котлет» и объяснял, что эти вопросы никак друг с другом не связаны.

Журналистский коллектив НТВ, конечно, необходимо поддержать в сегодняшних трудных обстоятельствах, соглашался Путин. К нынешнему менеджменту у него вопросов нет, его вообще мало интересуют конкретные фамилии руководителей телекомпании. Что же касается Гусинского, то к нему претензии имеются, но совершенно иного характера, никак не относящиеся к проблеме свободы слова. Перечень этих претензий, очень обстоятельный, он и озвучил Сорокиной во время их личной встречи. Поэтому все последовавшие за «конкретным» разговором президента с ведущей «Гласа народа» три часа с четвертью превратились в переливание из пустого в порожнее. Журналисты НТВ нападали – президент отвечал на их нападки, разъясняя свою точку зрения. А я уже говорил о том, что наши нападки, наши изначальные позиции были ущербны, потому что мы пытались обвинить власть в грехах, которых, увы, были не лишены и сами.

Положа руку на сердце, следует признать, что никто членов Уникального журналистского коллектива не обманывал. Никого к ответственности за полученные кредиты не привлекли. Меня, например, даже на допрос не вызывали. Увольняться никого не заставляли. В апреле мы ушли сами. НТВ никто не закрыл. Напротив – и это, как говорится, медицинский факт, – при гендиректоре Борисе Йордане финансовое положение компании выправилось, а рейтинги НТВ впоследствии намного превзошли достижения «гусинского» телевидения. Можно по-разному относиться к рейтингу, можно обвинять телевидение в слепом поклонении этому «божеству», но другого инструмента определения телевизионного успеха нет и быть не может. Телеканал успешен только тогда, когда его смотрят зрители, и уникальность создателей телепродукта вовсе не гарантирует признание со стороны аудитории. С чем УЖК и столкнулся, последовательно растеряв своих поклонников на ТВ-6 и ТВС. Одной лишь констатации факта собственной уникальности явно не хватило для того, чтобы удержаться в первых строчках телевизионных чартов.

Существует некий миф. Якобы НТВ при Гусинском было олицетворением всего лучшего, что когда-либо появлялось на отечественном телевидении. А после Гусинского и Киселева канал превратился в информационную помойку с криминальным душком. Вынужден разочаровать поклонников этой версии. «Не все так однозначно», как принято шутить нынче в социальных сетях. Во-первых, в пошлости и отсутствии вкуса обвиняли не только «Тушите свет!». Ток-шоу «Про это» и особенно «Империю страсти» не пинал разве что безногий. Во-вторых, увлечение криминальной тематикой было свойственно НТВ изначально. «Дневник оборотня», «Душегуб», «Голые мертвецы», «Люберецкий изувер», «Сибирский потрошитель», «Злодей на все руки», «Автосервис на крови», «Домодедовский упырь»… Знаете, что это такое? Это названия документальных фильмов из цикла «Криминальная Россия» – крайне жесткого и откровенного сериала, стартовавшего на НТВ еще в 1995 (!) году.

«Криминальную Россию» на НТВ закрыли после смены собственника. А вот редакция криминального вещания появилась именно в те благословенные «гусинские» времена. Программа «Криминал», например. Засилье сериалов опять-таки на криминальную тему – тоже дело рук телекомпаний «Медиа-Моста». Сначала эти многосерийные фильмы чем-то походили на комедии с криминальным уклоном, те же «Улицы разбитых фонарей» или «Досье детектива Дубровского». Но потом случился «Бандитский Петербург» – икона стиля, можно сказать. И процесс этот уже не останавливался и продолжается до сих пор, потому что Владимиру Гусинскому по-прежнему принадлежит несколько компаний, снимающих телесериалы для российских каналов. Кстати, режиссер Эрнест Ясан приглашал меня сниматься в сериале «Крот», причем без проб. Я должен был, по его замыслу, играть роль какого-то высокопоставленного функционера. Меня не отпустил сниматься Киселев, сказавший, что я «размою свой образ».

В свое время Гусинский яростно доказывал мне, что лучшее проявление телевизионной журналистики – «Программа максимум», и он очень жалеет, что передача появилась на НТВ уже после его отъезда из России. А я хотел бы напомнить, что для нашей либеральной общественности, в том числе для ее журналистской части, шоу Глеба Пьяных олицетворяло ад кромешный. И Николая Картозию, руководителя Дирекции праймового вещания НТВ, тогда было принято обзывать разными нехорошими словами. Впрочем, эта «изменчивость любви» – как раз традиционная вещь для либеральной телетусовки. После апреля 2001 года точно так же проклинали Парфенова и плевали ему в спину, обзывая штрейкбрехером. Потом времена менялись, и бывшие «предатели» становились в глазах наших непоследовательных либералов эталонами искреннего служения профессиональному долгу и активной гражданской позиции, последними защитниками свободы слова. Так относились и к Алексею Пивоварову, и ко многим другим. Даже Савик Шустер получил свою долю поддержки после закрытия ток-шоу «Свобода слова»! А Ксения Собчак? В «Доме-2» или в «Блондинке в шоколаде» ее яркая помада считалась пошлой, а на «Дожде» стала символом вызова тоталитаризму властей! Я не преувеличиваю, все это можно прочесть сейчас в статьях и блогах наших телекритиков и особенно телекритикесс. И не только про помаду Собчак или ее наряды, но и про ее политические взгляды и публичную позицию.

Хотя телевидение и телеперсоны – лишь составная часть в общем потоке переполненного эмоциями сознания нашей непримиримой оппозиции. Достаточно вспомнить Владислава Суркова – всесильного «серого кардинала» Кремля, едва ли не главного «душителя свободы СМИ», творца «суверенной демократии» и «сурковской пропаганды». Какой плач поднялся после его перехода на новое место работы! Сурков вдруг предстал человеком либеральным, не чуждым творчеству, интеллигентом и эрудитом. Почему? Что случилось? Просто появилась новая цель – Вячеслав Володин, который есть «провинциал и человек приземленный», жесткий, лишенный фантазии и т. д. Так что с гордостью могу констатировать, что и сам уже много лет остаюсь, наверное, любимейшим объектом для филиппик некоторых коллег, ежегодно поставляя им все новые доказательства собственного грехопадения. Как припечатали однажды, так до сих пор и не могут успокоиться. Порой мне даже становится их жалко – они ведь вынуждены смотреть на меня, давиться, а потом еще и писать про это.

Если же вернуться к беседе Владимира Путина с журналистами НТВ 29 января 2001 года, то хотелось бы также понять, для чего Кремлю понадобилась эта встреча. Рискну предположить, что это была очередная попытка властей предоставить шанс оппонентам. Я говорил об этом тактическом приеме Владимира Путина. В данном случае возможность поразмыслить и остановиться предоставлялась не конкретному олигарху, вздумавшему кроить жизнь в стране по собственному усмотрению, а подчиненным и наемным работникам этого олигарха: журналистам и руководителям телекомпании. Но шанс снова был упущен.

От прямого ответа на вопрос обозревателя НТВ Владимира Кондратьева, о чем шла речь во время ее личного разговора с президентом, Светлана Сорокина ушла. «Так прямо вам и скажи!» – пошутила она. «Говорили, в принципе, о том же, о чем говорили потом, со всеми вместе», – сказала она потом, признав, что очень перенервничала перед этой встречей, возможно, из-за каких-то завышенных ожиданий. «Хотелось, чтобы нам сказали: «Да, с завтрашнего дня будет жизнь счастливой и необыкновенной». Но такого не бывает», – заключила Сорокина. Евгений Киселев был традиционно более многословен, но и он не ответил прямо на вопрос, будет ли существовать НТВ. Евгений Алексеевич закончил свою речь прочувствованным рассказом: мол, на встрече с Путиным журналисты дали понять президенту, что являются единой командой с общими для всех базовыми ценностями. По мнению Киселева, это стало для президента неожиданностью. Что тут можно добавить? Разве только, что через пару месяцев от единой команды не останется и следа и это станет большой неожиданностью для самого Евгения Алексеевича?

Глава 13

В марте мне выпала неожиданная возможность передохнуть от всей нашей революционной деятельности. «Герой дня» получил согласие на интервью от Анджея Вайды, и по этому случаю мы с Муратом Куриевым полетели в Польшу. Можно сказать, «нелегкая журналистская судьба забросила меня в Варшаву»! Как это ни удивительно, но до того момента я никогда не бывал за границей. И ни разу в жизни не летал на самолете. Вообще! Что и дало повод для многочисленных шуток в мой адрес со стороны более опытных коллег. Именно тогда Мурат и написал свою «Балладу о храбром Синяке». Синяк – это был я, хотя мои успехи в деле употребления алкогольных напитков никак не тянули на столь громкий титул. Пафос «Баллады» заключался в том, что ее главный герой проходит все испытания, не наложив в штаны от страха во время полета.

Оказалось, что я не боюсь летать, более того, мне это даже понравилось. Тогда же, во время путешествия в Варшаву, ставшего моей первой командировкой, я познакомился с приметой, ходившей среди телеоператоров. Для того чтобы командировка оказалась успешной, нужно вовремя выпить! Это «нужное время» наступало в момент отрыва шасси самолета от взлетно-посадочной полосы. Напомню, дело происходило в марте 2001 года, а тогда требования по безопасности полетов еще не были столь строгими, как сейчас. Так что открывали и разливали мы прямо во время движения самолета по рулежке. Соответственно, при командировках с использованием железнодорожного транспорта правильный момент (для оформления гарантированного успеха поездки) возникал при первом прохождении вагоном рельсового стыка. То есть при первом «тук-туке». Вообще, операторы на телевидении – самая суеверная каста. У них существует огромное количество примет, связанных с профессиональной деятельностью, и большинство из них предусматривают обязательное употребление спиртного. Возможно, поэтому операторы бывают только двух видов: всегда веселые или постоянно грустные. Как я понимаю, это уже зависит от особенностей реакции организма на алкоголь.

Варшава произвела на меня странное впечатление. Большую часть времени мне казалось, что я никуда из Москвы и не выезжал. Объяснялось это архитектурой города, как известно, практически разрушенного во время войны. И если центр, в первую очередь Старый город, еще обладал своим собственным очарованием, то спальные районы, которые мы видели из окна машины, вполне подошли бы для съемок «Иронии судьбы». Те же здания, те же, видимо, подъезды и квартиры. Особенно сильное ощущение deja vu вызывало здание Дворца культуры и науки, которое поляки то и дело хотят снести. Лично мне так называемые «сталинские высотки» всегда нравились, поэтому я очень надеюсь, что антироссийский раж, в который периодически впадает то или иное высшее руководство Польши, все же не затронет этот величественный, пусть внешне и не самый жизнерадостный, небоскреб в центре Варшавы.

Поселили нашу группу в гостинице стандарта «удобства в коридоре», хотя я этому никакого значения не придал. Два года службы в армии приучили меня и к более суровым бытовым условиям. К тому же ограниченное количество туалетов способствовало нескучному времяпрепровождению: мы устраивали друг на друга засады, запирали двери в туалет и т. д. и все это фотографировали. Стоит отметить, что я был самым молодым в составе нашей экспедиции – мне на тот момент было полных тридцать два года. То есть всеми этими безобразиями развлекались как минимум сорокалетние дядьки.

«Герой дня» развлекается у туалета в варшавской гостинице

Встречающая сторона прикрепила к нам такси, которым управлял молчаливый пан Хенрик. Обычно он открывал рот только для того, чтобы обругать кого-нибудь из других участников дорожного движения словами «dupek naturalne!». Мы потом эту фразу долго использовали сами.

Что же касается программы, то записали мы ее с первого раза. Пан Анджей был очень приветлив, сам предложил мне задавать вопросы на русском, но отвечать предпочел на польском, чтобы, как он сказал, «точнее выражать мысль». Говорили о политике, но не только. Разговор уходил и в историю, и в культуру, и, разумеется, в сферу кино. Вообще, возможность общения с такими людьми и есть та самая журналистская удача, когда не хочется перебивать собеседника и нет необходимости задавать уточняющие вопросы. Причем я не могу сказать, что позиция нашего гостя была исключительно «пропольской», «проевропейской» или «антироссийской». Вайде именно в эти дни исполнялось семьдесят пять лет, а это тот возраст, в который человек умный входит уже человеком мудрым. Мудрость же, как мне кажется, вообще не приемлет никаких однозначных оценок. В конце разговора режиссер подписал нам видеокассеты с предпоследним на тот момент своим фильмом «Пан Тадеуш». После этого мы провели небольшую фотосессию, так что у меня дома теперь стоит фотография, на которой запечатлены Анджей Вайда, мой коллега Мурат Куриев и я.

«Герой дня» у Анджея Вайды

Успех командировки мы с Муратом отпраздновали в «ресторации» «Pod Herbami». Это небольшое заведение выбирал Мурат, расчетливо рассудив, что в самом сердце Старого города цены могут оказаться гораздо выше, чем всего в одном квартале от главной достопримечательности Варшавы. Я, естественно, набрал домой каких-то сувениров, в том числе скульптурную группу «варшавские евреи». Это были четыре маленьких глиняных человечка, стоящих на небольшой подставке. Они и сейчас живы, разместились в нашей спальне. Подставки, правда, уже нет, да одному из человечков коты отломали ручку, но во всем остальном у «варшавских евреев» все хорошо. Они по-прежнему пучат глаза и чего-то требуют от каждого, кто на них посмотрит…

По возвращении в Москву я, видимо, почувствовав вкус к «шикарной иностранной жизни», тут же схватил жену в охапку и отправился знакомить с заграницей уже ее. Причем улетели мы не куда-нибудь, а в Париж! Первые сутки провели в Диснейленде, успев в отсутствие публики накататься на всех аттракционах, а потом на несколько дней отправились в саму столицу. Поскольку туристы мы были неопытные, то свою первую выездную программу строили в точном соответствии с рекомендациями, полученными в турагентстве. Поэтому из нашего De L’Ocean Hotel мы последовательно отправлялись в Лувр и Версаль, на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа и в кабаре Moulin Rouge, в собор Парижской Богоматери и на Эйфелеву башню. Ну и, конечно, в Galeries Lafayette – как же без шопинга в главном магазине Парижа!

Так же внимательно следовали мы и указаниям в отношении ресторанов. Хотя наше посещение Le Grand Cafe Capucines оказалось отмечено воспоминаниями не столько о братьях Люмьер, сколько о мистере Бине[10]. Юлька, к тому времени уже приучившая меня есть мясо с кровью, заказала пресловутый steak tartare, но получив его, так и не смогла съесть. И не потому, что в нем оказалось слишком много специй, а потому что ей было невыносимо смешно! Она так хохотала, вспоминая, как мистер Бин пытался распихать кусочки этого блюда по самым неожиданным местам, что, по-моему, не на шутку перепугала гарсонов и посетителей. Чтобы не доводить дело до вызова полицейских, я быстро съел все сам!

Конец ознакомительного фрагмента.