11. Поединок
Две силы внутри эмбриона еврейского народа поднимаются навстречу друг другу: Йосеф и Егуда. Каждый из них проходит свой долгий путь к своей вершине, пока они не оказываются противостоящими в неравном поединке: один – правитель полумира, скрывающий от соперника свою подлинную идентификацию, другой – некоронованный руководитель братьев, ядра души человечества.
Йосеф изначально предназначался на роль главы, однако братья видели в нем узурпатора связи с Б-гом и отцом, и он сам приложил руку к формированию такого образа. Поэтому его потенциал оказался выплеснутым из семьи, но из всех ям подымало его к величию как по мановению волшебной палочки.
Егуда сумел спасти жизнь Йосефа, подкупая враждебный инстинкт братьев выгодой, в результате действия которой смертный приговор был заменен рабством. Братья, принявшие его предложение, потом его же и обвинили в происшедшем. Так Егуда на своей шкуре испытал ответственность даже неформального руководителя, которому не дано скрыться за спины и стремления других, не дано отделаться полумерами.
Не только Йосеф, но и Егуда оказался отделенным от братьев, обособленным. Как и Йосеф, он тоже испытывался и несчастьями (смерть двух сыновей параллельно двум ямам Йосефа) и женщиной (Тамар).
Реувен, как формальный первенец, пытался руководить делами семьи, но его подход был слишком прямолинейным и плоским, а потому не имел успеха. Только к своевременным, назревшим и глубоким предложениям Егуды прислушиваются и отец, и братья.
Когда они спустились в Египет купить хлеб, то не могли узнать своего брата во всесильном правителе. Йосеф скрылся из их поля зрения безбородым семнадцатилетним юнцом, узнать которого в зрелом бородатом вельможе было невозможно.
Шел период династии Гиксос, когда Египтом правили выходцы из семитских племен Месопотамии. Тем более непонятными были для братьев подозрения в шпионаже (вечный спутник евреев в изгнании) и арест Шимона, особо “отличившегося” в свое время враждой к Йосефу. Требование странного правителя оказалось непререкаемым: только если приведете своего младшего брата, получите обратно заложника и докажете свою честность.
Отец любит и Шимона, но Биньямин, последнее, что осталось у Яакова от любимой Рахель, дорог ему, как зеница ока. Не только слепые чувства руководят отцом. Он убежден, что только Рахель предназначалась ему изначально, поэтому после Йосефа лишь Биньямин – его подлинный наследник, и Израиль никуда не отпускает его от себя, чтобы с ним не повторилась судьба пропавшего (растерзанного?) Йосефа, в котором Яаков не чаял души. Как отпустит он Биньямина к десяти братьям по следам первенца от Рахель, который настолько повторил и развил качества отца, но бесследно исчез?
Однако голод не тетка. Егуда берет Биньямина под свою личную ответственность, и все братья спускаются в Египет. Они полны темных подозрений, но правитель принимает их приветливо и даже устраивает им званный пир, раздает им дары, увеличивая в несколько раз свои подарки Биньямину, что должно пробудить зависть братьев к любимчику отца и белоручке. Хлеб куплен, братья возвращаются домой, и вдруг скачет гонец от правителя, обвиняя их в воровстве, причем не чего-нибудь, а гадальной чаши вельможи! Чарки и чары не случайно происходят от одного корня, недаром евреи избегают вина язычников…
Отрицания бесполезны, гонец устраивает обыск, в конце которого обнаруживает сакральный предмет в мешке Биньямина. Обвиненный в воровстве должен вернуться и стать рабом правителя. Что делать? Проще всего – присоединиться к обвинению: “вор сын воровки, язычник сын язычницы” сам накликал на себя беду! Ошибка отца доказана! Божки Лавана перевоплотились в гадальную чарку египтянина! Непререкаемость этой событийно-эмоциональной логики отвергается Егудой, который на этот раз увлекает за собой братьев по совсем другому пути: пришло время, когда сбывается пророчество Авраама, и мы все должны добровольно разделить Биньяминову участь… Братья возвращаются.
Однако правитель совсем не рад щедрому предложению. Он ничего не имеет ни к кому из них, отправляет всех домой кормить свои семьи, и только “провинившегося” Биньямина хочет оставить у себя. Значит, не реализация Авраамова пророчества происходит тут, и даже не искупление вины за историю с Йосефом через добровольное принятие на себя его беды.
Отец не выдержит повторения той истории… Что делать? Все взгляды невольно устремляются на Егуду. Он выходит вперед. Однако его попытки убедить правителя не удаются, и тогда он выкладывает последний козырь: самого себя, как замену Биньямина на рабскую долю. И вдруг непреклонный вельможа ломается. Он прогоняет своих слуг, он плачет и говорит странные слова: “Я Ваш брат Йосеф”. От потрясения братья не могут осмыслить происходящее. Добровольная жертва, как и раньше, вдруг оказывается ненужной. Что произошло? Каков был замысел Йосефа, и что нарушило его инкогнито?
Йосеф видел в десяти братьях коллективного Эсава своего поколения, воспринимал их вражду как продолжение вражды Эдома к Израилю, отброшенного – к избранному. Да и какие основания были у Йосефа после всего происшедшего с ним усомниться в своем явном избранничестве? Единственный, кто остался ему предан в разлуке, был единоутробный брат Биньямин. Не постигнет ли его такая же участь? И не нужно ли детям Рахель объединиться, чтобы в благодатном инкогнито, без вражды, произрастить из себя народ Израиля? Значит, надо вытащить к себе бережно хранимого дома Биньямина, оставить его у себя под благовидным предлогом, а остальных братьев отправить подальше к своим семьям, чтобы губительная ревность навеки оставила сынов Рахели.
Ни ума, ни хитрости, ни власти Йосефу не занимать, поэтому спектакль был проведен блестяще. И вдруг выходит на авансцену Егуда, и одной своей фразой меняет ход истории, ломает не только великолепный сценарий, но, пожалуй, и саму Судьбу. Далекий, непонятный и горделивый правитель чужой империи вдруг оказывается рыдающим братом.
Предложение Егуды не просто застало Йосефа врасплох. Оно доказало правителю, что при всей его испытанной праведности Егуда поднялся выше: он готов принести себя в жертву вместо сына соперницы его матери, любимчика отца, заслонившего собой остальных сыновей. Братья идут за ним, значит это не коллективный Эсав, а живое ядро народа Израиля, от которого нет смысла отмежевываться и скрываться!
Поединок закончился. Был победитель, не было проигравших. Впервые все сыновья остались избранными, все по эту сторону забора. Отсев ушел в прошлое. Мера избранности может и должна быть разной, как и особые акценты служения каждого колена, невыносимый же вопрос отбраковки со всей его смертельной остротой теперь отпал. Вести непримиримую борьбу внутри семьи больше не за что. Превращение избранных единиц в народ начало набирать обороты.