Здоровье единственной особи недавно открытого нового вида змеи, обитающей на фонарных столбах мегаполисов, серьёзной тревоги у ветеринаров не вызывало. Расставить точки и развеять все опасения должен был рентген грудной клетки. В специально оборудованном для экзотических фотосессий кабинете шли последние приготовления. «Подождите одну минуту», – в последний момент сказал оператор просвечивающей машины, выходя из кабинета.
Ждать действительно пришлось недолго. Массивная входная дверь отлетела с лёгкостью пёрышка. От громкого звука её соприкосновения со стеной пациент вздрогнул и насторожился. Из непроглядного огня, судя по всему, охватившего за пределами лаборатории всё пространство, в нетронутый оазис шаткого спокойствия ворвался гроза малолетних правонарушителей и расхититель улик.
– Ку-ку, – сладко молвил, придвинувшись вплотную, монолит, покинувший засаду по сигналу, будто вырвавшаяся из часов кукушка.
Обследуемый медленно накренил голову вбок и отвернулся в сторону, давая говорившему прочувствовать всю глубину обуявшей его естество грусти.
– Что-нибудь беспокоит? – прогремело наваждение.
Собеседник начал немного покачиваться взад и вперёд. Он боялся, что времена относительно комфортного жития среди просторов каменных джунглей более не возвратятся и ностальгировал по ним.
Гость терпеливо выжидал. Этим своим действием, а вернее будет утверждать – бездействием, уродливая с виду форма жизни совершенно вывела из душевного равновесия незадачливого землянина. Последний вдруг вспетушился. Брызгая слюной, скалясь и вопя на все лады, тот совершил отчаянную, однако бессмысленную попытку улизнуть. Запутать с этой целью пришедшего дьявола хитрым манёвром не получилось. Приспособленные к штурму плотно облепленных барных стоек конечности показали всю свою непригодность в процессе экстремального преодоления рентгеновских столов. Пациент, запутавшись в ногах, позорно рухнул с препятствия. Испуг на несколько мгновений заглушил истошные вопли. Жёсткое приземление лишило паникёра двух передних зубов. Увидев собственную кровь, он ополоумел и заметался.
Не сыскав никакой возможности к спасению, раненная собственной неуклюжестью змейка забилась в угол. Измазав его жидкостью алого цвета, зверь, не желавший идти на убой, жалобно хрюкал оттуда, искоса поглядывая на палача.
Спектакль одного актёра закончился, понявший это пришелец чинно, неторопливо поднял с пола два чужих зуба, подошёл к владельцу. Пальцами левой руки вдавив ему щёки между челюстями, некрасивой наружности незнакомец поместил на место два утраченных по глупости белых осколка.
– Я пришёл отдать тебе телефон, – гипнотически помахало чудо-юдо перед глазами узника предметом разговора. Заткнув им рот владельца, оно зашагало к выходу, сетуя на самого себя, что складно выдуманная, идеально отрепетированная речь, начинающаяся словами «я пришёл затащить тебя в ад», не пригодилась и в этот раз.
Как не крути, а следующий после разрушительной прогулки день прошёл спокойно. Мы с Безымянной сидели дома, отслеживая по выпускам новостей динамику событий вокруг световой воронки. И это было затишье перед страшной бурей. Располагай я сведениями о том, что мне доведётся пережить, уверен, от нервного напряжения я скакал бы по квартире, ежесекундно поглядывая на время. Жизнь моя стала бы невыносимой. Блаженное неведение позволило мне не истощать глупыми переживаниями свои физические силы.
Применительно к Безымянной, впрочем, рассуждения мои не действовали. Подруга, делившая со мной кров, отчего-то скисла. И чем сильнее за окном сгущались сумерки, тем глубже она погружалась в терзавшие её переживания. Очевидно, план Безымянной с треском провалился, а моё незнание ситуации не позволяло предлагать способы решения мучившей её дилеммы.
Я потом часто размышлял, до тех пор, пока вновь не понимал бесполезность этого и не успокаивался на недолгий промежуток, хватило бы у меня духу высунуть нос наружу, знай я, чем всё обернётся? Но я не знал, мысли мои были устремлены в другом направлении. Я старался придумать способ, которым возможно разделить ношу Безымянной. Пустив стрелу наугад, сам того не подозревая, я попал точно в яблочко. Точнее просто было уже некуда.
Картина бесхитростной бытовой идиллии миллионов людей. Последние тёплые деньки увядающего лета. Вечер пятницы. Распахнутое настежь окно с высунувшимся из него силуэтом. Приятный ночной ветерок, играющий с ветками засыпающих деревьев, с каждым днём слабее и слабее цепляющихся за принадлежащие им листья. Высоко в небе проносятся самолёты, сигнальными огнями зазывая бросить опостылевший образ жизни и отправиться вслед за ними в дальние края. Гораздо ниже изредка рассекают воздух ночные охотники – совы да летучие мыши. Их почти не видно; пронесётся в темноте чёрная клякса, не успеваешь сфокусировать на ней взгляд, а её уже и след простыл. Мошкара клубится возле любого источника привлекающего света. С каждой лавки на неосвещённых дворах до уха долетают возгласы вурдалаков, зомби, оборотней, кикимор, по случаю небывалого тепла решивших устроить шабаш и изгадить своей жизнедеятельностью все доступные детские площадки. Уполномоченные курьеры нечисти семенят туда-обратно за добавками.
– Идём гулять, Безымянная, нынче ночь необычайно тепла, в наших широтах таких бывает всего две-три в году, а иногда и вовсе ни одной.
– Да, идём, – она вскочила, ухватившись за протянутую руку.
Ни один из нас не принадлежал к излишне разговорчивому типу созданий. Молчаливое наше шествие притягивало к себе взгляды посторонних. Двое угрюмых, слоняющихся без конечной цели, да и что нам было обсуждать? Энергичные кивки головой в разные стороны – вот, пожалуй, и вся реакция с моей стороны.
– Можешь кого-нибудь сожрать или растерзать, – наконец предложил я.
– Ведь я могу сожрать в том числе и тебя, – сквозь смех ответила Безымянная, видимо, оценив мои старания немного разрядить обстановку.
– Тем меньше причин оставлять тебя одну, убежать от тебя всё равно не получится.
– Ты совершенно не любишь людей? – лучезарно улыбаясь, спросила подруга.
– Нет, совершенно не люблю, – спокойно, со всей серьёзностью ответил я.
Безымянная ненадолго задумалась и уже собиралась произнести очередную реплику, но неожиданно заметалась из стороны в сторону, словно берущая след ищейка.
Мы были далеко не единственными прохожими. Тут же мир слегка поблек, будто мы укрылись от посторонних глаз за прозрачной пеленой. Звуки доносились до меня откуда-то издалека, вопреки тому, что источники их преспокойно гуляли вокруг нас, более того – сквозь нас. Безымянная к моему несказанному удивлению за мгновение выросла метров до трёх с половиной и, возвышаясь над пешеходами, высматривала кого-то по сторонам.
Она вела себя как подобает всякому дикому зверю в момент вызванного неизвестной причиной беспокойства. Хищница рыскала по сторонам глазами, порывалась бежать вперёд, но, сделав несколько шагов, резко останавливалась, разворачивалась в другую сторону и бросалась туда, но так же почти мгновенно передумывала. Временами Безымянная слегка вытягивала шею, пытаясь к чему-то прислушаться, а иногда выпячивала вперёд нос, начиная принюхиваться. Черты её лица изменились. Уверен: ни Кобелёк, ни Скот Томас, ни Альбатрос ничего не заметили бы, но я проводил с загадочной гостьей из иных миров каждый день. Быть может, резкая смена поведения способствовала игре воображения, у меня возникло ощущение, что пальцы её рук сделались тоньше и длиннее обычного.
Безымянная с минуту разыгрывала из себя рыбацкую лодку в эпицентре бушующего шторма, дёргаясь из стороны в сторону. Потом я не без ужаса наблюдал как неведомая субстанция иссиня-чёрного цвета обволакивает её от ступней до шеи. Процесс в целом не отнял много времени, и за несколько секунд жижа покрыла собой всё, кроме головы и ещё быстрее затвердела, обернувшись чем-то средним между скафандром и доспехами. Во время исполнения ритуала Безымянная стояла ко мне спиной, но меня ждал ещё один сюрприз, так как в руках у неё очутилась изумительного футуристического вида винтовка, идентичного костюму цвета.
В моменты, подобные этому, мне, наверное, на уровне инстинкта невозможно удержаться и не озвучить какую-нибудь возникшую у меня в мозгу побочную ассоциацию. Пристрастно изучая внешний вид Безымянной с пят до головы, я в итоге столкнулся с ней взглядом. Её глаза пылали искрящимся фиолетовым пламенем, такого эффектного взгляда я никогда не видел и никогда не увидел бы, живи я своей скучной земной жизнью.
– Да, давай разнесём здесь всё к… – не найдя слов, как можно точнее отображающих суть моего настроения, я изобразил дирижёра в экстазе, импульсивно помахав перед собой руками.
– Мне понадобится твоя помощь, – ледяным тоном, ни разу не моргнув, проговорила Безымянная.
– Ну, началось, – насколько возможно хладнокровно прокомментировал я, – что нужно делать?
Кто бы знал: ведь этой нехитрой речевой конструкцией я навсегда изменил свою судьбу. Переменившаяся жизнь поглотила, перемолола прежнего меня, вынудив освоить фокус сказочной птицы Феникс с возрождением из пепла сызнова. До той прогулки я думал, что знакомство с Безымяннойи – это ягодки, но то были даже не цветочки. Каждый новый день таил в себе такое число впечатлений, опасностей и приключений, каких не набралось бы за всю мою жизнь.
Безымянная надела шлем, хотя скорее шлем сам наделся на неё, просочившись на поверхность кожи из загадочных желез, подобно поту, в мгновение равномерно распределился по поверхности и затвердел. Покуда я завороженно наблюдал финальный результат переодевания, совершившегося на моих глазах впервые, напарница, правильнее теперь называть её именно так, подошла ко мне, уменьшившись вместе с оружием и бронёй до своих человеческих пропорций. Дотронувшись ненадолго до моего левого предплечья, она выгравировала на нём затейливый светящийся рисунок. На эту основу Безымянная нацепила продолговатый чёрный браслет, который тут же начал зыбко пульсировать. Загадочный предмет жил своей жизнью, вырабатывая внутри себя подобие кровеносной системы, переливавшейся изнутри золотым светом.
По завершении процедуры Безымянная попросту исчезла, то есть даже не растворилась в воздухе или стала невидимой на глазах, а именно исчезла, я только успел моргнуть.
– Беги, – приказным тоном впервые зазвучал у меня в голове хорошо знакомый властный голос, сбивая с толку абсурдностью директивы.
В недоумении пришлось оставаться недолго. Никогда после мне не хотелось добавить к предыдущему предложению «… а жаль».
Непосредственной опасности я не почувствовал. Ощущение дискомфорта навалилось на меня всей своей тяжестью. Первые ленивые шаги давались с огромным трудом. Со стороны я выглядел ленивцем, совершающим самоубийство посредством истощения, но не с помощью голодовки, а с помощью бега. Довольно ироничный способ свести счёты с жизнью, коль львиную долю времени тебе приходится висеть на дереве, поглощая не очень питательные листья.
– В другую сторону, – слова Безымянной прыгали внутри моего черепа, отскакивая от его стенок. Многочисленные люди вокруг перестали интересовать меня вовсе. Я с лёгкостью проскакивал сквозь эти иррациональные сгустки упорядоченной космической пыли, их целостность и структура при этом не нарушались.
Я сменил направление и проделал трусцой пару сотен метров. Гнетущая тишина в голове отрицательно сказывалась на моём моральном настрое. Дабы скрасить томительные секунды напряжённого затишья перед ударом стихии, я замурлыкал себе под нос «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Распеться, как следует, мне не удалось. Проигнорировав недобрые предчувствия, с улицы я юркнул между домами в переулок, преодолеть пространство и простор которого мне было не суждено, и замер. Потом вздрогнул от неожиданности, а затем, очень стараясь не уступать в скорости галопирующим лошадям, понёсся в противоположную сторону.
Замер я от увиденного. Трудно было не замереть от вида вздымающихся на другом конце переулка фигур десяти; а то и пятнадцатиметровой высоты. Небольшая стайка из четырёх особей антропоморфного вида, без одежды, без волосяного покрова и без определённых половых признакова, очевидно, ожидала увидеть мою персону ещё меньше.
– Гомункулы, – прокомментировала Безымянная.
Детально проинспектировать сборище мне не удалось, я несколько отвлёкся на снующих у них под ногами ни о чём не подозревающих прохожих. Тяжёлые думы тут же прервал жуткий рёв, от которого всё внутри меня скукожилось. Мне показалось, что от услышанного я постарел лет на тридцать и поседел. Холодный пот полился с меня градом. Странные существа куда-то исчезли, а через долю секунды браслет на левой руке принялся пульсировать. С первым же ударом его механического сердца огромная лапа одного из гомункулов замерла надо мной метрах в трёх, как карающий тапок над тараканом.
– Беги, – произнесённое с нажимом оказало на меня должное отрезвляющее воздействие. Развивая недоступные человеку скорости, я пустился прочь. Я был напуган до смерти, не понимал что происходит, но, к чести своей, не поддался панике и не потерял головы.
Целостность психического здоровья прежде всего обеспечивалась за счёт слабого анализа маячивших перед глазами образов. Включившийся защитный механизм перевёл всю работу тела в автономный режим, накрепко заперев разум в бункере конкретно моего сознания.
– Не останавливайся.
– У нас есть план? – вместо «я и не собирался» подумал я в ответ.
– Да, беги в парк.
Наличие конечной цели маршрута придало мне сил и уверенности. До парка было не так уж и далеко, около одного километра.
– Погоди, это оттуда был рёв? – подумал я, но темп всё-таки не сбавил.
– Да, – толком не дав вникнуть в суть её развёрнутого, представленного в форме обширного доклада ответа, Безымянная продолжила, – мне нужно тебе кое-что рассказать.
– Валяй, я внимательно тебя слушаю, – нет, я, безусловно, мог подумать по-другому, начать задавать много вопросов, выяснять, почему её откровение должно снизойти на меня именно сейчас, и в итоге всё равно согласился бы, так зачем было тратить время?
– Ты не понял, мне нужно сделать это быстро, – неизменно хладнокровно осведомили меня.
– Хорошо, Безымянная, давай сделаем это по-быстрому. – подозревая, о чём идёт речь, отшучивался я, выбиваясь при этом из физических сил.
И вот так, как тогда на кухне с выпусками новостей, мне стало всё понятно. Во всяком случае касаемо той передряги, в которую я попал. Мы обменивались мыслями быстро, я не успел пробежать и трёх десятков метров, но даже за это время меня попыталось убить ещё несколько гомункулов.
Они возникали рядом со мной в последний момент из-за того, что человеческий глаз не фиксировал их чудовищной сверхъестественной скорости передвижения. Браслет – мой единственный защитный механизм – работал исправно, каждый раз пульсируя во время предотвращения очередной попытки меня уничтожить. Он реагировал только на то, что могло причинить непосредственную угрозу моей жизни или здоровью, будь это объект живой или неживой природы. Браслет полностью останавливал время для предмета, от которого исходила опасность. Правда, устройство делало это в среднем секунд на пять и неограниченным боезапасом не располагало, это косвенно намекало мне на то, что к парку всё же лучше поторопиться.
Безымянная без затруднений отстреливала попавших в ловушку противников, но откуда она это делала, понять было невозможно. Я представлял её в виде чёрной кляксы, скакавшей по крышам домов. В своей манере Безымянная наказала мне ни в коем случае не дотрагиваться до чего бы то ни было, неожиданно возникшего на моём пути, так как браслет влиял только на время. Он не изменял массу, скорость, вектор направления движущегося объекта или другие его характеристики. На человеческом языке это означало, что, в частности, от соприкосновения с гомункулом в лучшем случае я просто отлетел бы на пару сотен метров, рассеивая по сторонам свои внутренние органы.
Переварив полученные сведения, я выбежал на проезжую часть, так как она давала больший простор для манёвров. В отличие от раздражающе плотного потока пешеходов, наслаждающихся последним теплом уходящего лета, отдельные, проезжающие несколько раз в минуту автомобили не так мешали видеть обстановку. Обстоятельства очень часто заставляли менять направление бега. На меня прыгали сбоку, кидались сзади, выскакивали передо мной, но, получив по два выстрела, разлетались на части по прошествии нескольких секунд. Крови почти не было, будто противники состояли из неорганической твёрдой породы. Я очень старался выписывать затейливые траектории, дабы не быть пришибленным оторванным куском чужого тела.
– Перемещаюсь, – рапортовала боевая подруга.
– Броня крепка и танки наши быстры, – отвечал я ей.
– Тебе обязательно петь? – Боже мой, что я слышу, любопытство в её голосе?
– И тот, кто с песней по жизни шагает… – не унимался я, обливаясь потом и грязью.
То был не самый чистый пробег в моей жизни. Много сил я растратил на бестолковом старте, мои мышцы горели и скрежетали. Несколько раз я путался в ногах и спотыкался. Однажды я упал, и тогда надо мной повисло сразу пять гомункулов. Я торопливо выползал из-под этого скопления, стараясь не думать о том, что через пару секунд оно рассыпется на составные части.
– Быстрее, – подбадривали меня, – беги.
Проделав от силы половину дистанции, я отметил для себя три вещи. Во-первых, меня теперь пытались убить не только непосредственно, а так же более творческими способами – швыряясь разнообразными предметами. В ход шли куски домов, фонарные столбы, машины, деревья, а уж такого количества булыжников и камней я не видел даже в геологическом музее. Во-вторых, хитрый браслет, видимо, оценив всё многообразие и обилие швыряемого в мою сторону, решил экономить запасы расходуемого топлива, энергии, материала (нужное подчеркнуть). Всё способное пришибить тщедушное человеческое тельце он по-прежнему останавливал. Остальное, долетавшее до меня я мужественно собирал всеми частями тела. В-третьих, мне было совсем непонятно, откуда противник брал именно такие боеприпасы. Никто, кроме меня, похоже, не видел результатов специфической перепланировки и сомнительного благоустройства нашего района гомункулами.
Дальше в лес – больше дров. То есть до входа в парк оставалось сотни три метров. В жизни ничто не давалось мне с таким трудом, как этот треклятый участок.
Земля под ногами дрогнула и заходила ходуном, браслет с каждым разом пульсировал заметно слабее.
– На мне хвост, – вдобавок ко всему обрадовала Безымянная, – держись.
Мы сделали ещё один шаг в сторону от знакомой человеческой действительности. Воцарилось запустение, я перестал видеть людей. Чья-то воля отключила всю эту неуместную массовку. Переживать по этому поводу было некогда. Вокруг с грохотом рушилось и проваливалось вниз в пустоту абсолютно всё.
Бежать стало совсем тяжело. Сотрясаемая земная твердь не упрощала координацию движений. Лёгкие горели, задеревеневшие ноги с трудом выполняли поступающие от мозга целевые указания, меня лихорадило как заводскую паровую машину конца девятнадцатого века. Я вваливался вперёд едва доползшим домой после попойки блудным сыном. Безымянная, видимо, занятая упомянутым хвостом, хранила гробовое молчание, не выдавая более своего присутствия меткими попаданиями в гомункулов, отчего браслет пульсировал в предынфарктном режиме, готовый умереть в любую секунду.
Когда до парка оставалось совсем немного, перед его входом, полностью блокируя возможность достичь цель сухопутным путём, образовался продолговатый провал. Неестественная пустота зияла из недр во всей своей отвратительности.
– Прыгай, – скомандовала Безымянная.
– Никто не знал, а я… Бэтмен, Бэтмен, – покуда я, к своему несказанному удивлению, преодолевал преграду по воздуху, ничего другого в голову не лезло.
Подо мной открылся просто фантастический вид: каждому, кто хочет понять, о чём идёт речь, надлежит попробовать в безлунную ночь где-нибудь в лесу нацепить себе на голову непроницаемый полиэтиленовый пакет. Заветная финишная прямая быстро приближалась, я наслаждался возможностью хоть немного передохнуть перед финальным рывком. Находясь в воздухе, нельзя было не радоваться, что мир не дребезжит так, словно у тебя вместо ног отбойные молотки.
Агонизирующий браслет стукнул особенно сильно, начав трескаться. Прямо передо мной завис один из гомункулов, прыгнувший мне навстречу с другого края. Столкновения с ним я не мог избежать никак. Когда меня вдруг тряхнуло воздушным потоком, отшвырнуло в сторону и шмякнуло об землю, я понял: наперерез атакующему мимо меня пронеслась Безымянная. Что конкретно происходило последние десятки метров пути, я не видел. Могу только предположить, что ничего хорошего. Меня будто взяли за шкирку и бодро швырнули к финишу.
Приземлившись на территории рекреационной зоны, я тут же вскочил, готовясь продолжить гонку. Каково же было моё удивление от увиденной вокруг безмятежной картины всеобщего ночного пьянства. Вокруг центральной клумбы, на скамейках в форме полукруга, расселись отборные представители генофонда нации.
Хрипя от попыток нормализовать дыхание, я искоса поглядывал на хорошо знакомых мне местных жителей. Всё вокруг казалось нормальным, таким, как обычно. Я несколько раз обернулся и удостоверился, что позади меня не осталось видимых признаков другой реальности. Потрескавшийся браслет безжизненно затух на моей руке, казалось, навсегда.
– Безымянная? – обратился я к своей спасительнице.
– Идём, – она появилась слева от меня, полностью закупоренная в свой скафандр и всё так же с винтовкой в руках. Её натуральный рост на глаз составлял метров семь. Обшивка брони демонстрировала много пятен, видимо, крови. Спереди на правой ноге на уровне бедра, чего я почему-то не заметил ранее, переливались непонятные символы. Из той области, где у человека находится печень, торчала обрубленная рука нападавшего. Сзади, пробив тело Безымянной насквозь, изнутри вырывались растопыренные пальцы гомункула.
Я подумал, а не торчит ли и из меня какая-нибудь неуместная деталь чужого организма, но выявить подобный случай, несмотря на обнаружение бесчисленного количества порезов, ушибов, ссадин и синяков в зачаточном состоянии, не удалось.
Из глубины не освещённого никаким светом парка аккурат на клумбу с грохотом упало кем-то брошенное тело обезглавленного гомункула. Труп тут же начал дымиться и таять на глазах, словно был сделан из сухого льда. Удивлению моему не было предела. Я посмотрел на Безымянную в поисках разгадки этого вопроса. Увидев её решительный, грозный вид, наряду с тем, что застрявшая в ней рука испаряется ещё быстрее, а некровоточащие раны затягиваются сами собой, я принял решение повременить с расспросами.
– Идём, – сняв шлем, повторила напарница уже обычным способом.
– Да, хотел бы я посмотреть на их реакцию, упади на их головы такая туша и в самом деле, – я поделился волновавшими меня думами с Безымянной, когда мы проходили сквозь гогочущую толпу.
Картина, открывшаяся через несколько минут, была одновременно и завораживающей и отвратительно отталкивающей. Посреди разбросанных в разные стороны, растерзанных гомункулов, коллективно таявших на глазах, спиной к нам вздымалась исполинская, выше Безымянной почти в два раза, уродливая фигура.
– Безликий – Ненависть, – судя по всему представила незнакомца Безымянная, убирая оружие. Я отметил про себя её очень сильное удивление и, быть может, даже смущение.
– Нечистокровный сатир. Восьмое поколение. Армия зависти. Безымянная, – пророкотал Ненависть в ответ, да так, что я вздрогнул. Всё так же, не оборачиваясь, он добавил, полагаю, обращаясь уже ко мне. – Человек.
Наконец настала и моя очередь вступить, и я незамедлительно ляпнул первое, что пришло мне в голову:
– Не, ну я, конечно, всегда знал, что у нас в парке водятся королевские упыри, но чтоб такие…
– Наше общество строится на иных принципах, – начала объяснять Безымянная, – знание себя и своего места в нём очень важно. Представляя кого-то, в первую очередь называют его расу, род занятий или армию, к которой тот принадлежит, а затем имя. При представлении нечистокровных сатиров, вроде меня, так же важно знать поколение, к которому они относятся. Всё это и много другой полезной информации написано здесь. – Безымянная похлопала себя по правому бедру.
– Безликие – это особый вид деффективных нечистокровных сатиров, представляя их, не принято указывать расу или поколение, подчёркивая их особый статус. Они появляются крайне редко. Каждый из них уникален и обладает огромной силой. Я не знаю их точное количество, но всего их существует не более двух десятков. Ненависть – один из самых известных среди них. Обычно они никак не вмешиваются в дела империи. Мне неизвестны случаи, когда кто-либо из безликих выступал в качестве защитника.
– Защитника? – я хотел спросить про империю.
– Да, если возникает необходимость отправить на задание во внешнюю среду особь женского пола, то у неё всегда есть защитник.
– Чувствую, разговор по душам нам предстоит долгий, – пробормотал я себе под нос, пристально рассматривая повернувшегося к нам лицом защитника.
В средневековье, на заре появления первой ассоциации пластических хирургов в лице инквизиции, невозможно было и мечтать о таких впечатляющих результатах. Перво-наперво бросалось в глаза полное отсутствие кожи. Вместо неё имелась затвердевшая корка цвета хорошо прожаренного шашлыка. Нижняя часть тела полностью скрывалась под подобием хакама, традиционно чёрного цвета, подпоясанного широким кушаком, концы которого свисали спереди. Правый конец был заметно длиннее и шире левого, он доходил до колена, и я бы поставил свою шкуру на то, что, судя по количеству таинственных символов золотого цвета на нём, там написан ветхий завет. Ненависть явно не слыл первым красавцем на деревне, напоминая внешне краба с одной клешнёй. Хотя клешни у него было две и обе одинаковой длины, но правая рука была заметно тоньше левой, вдобавок на ней отсутствовали ногти, в то время как на левой за счёт них пальцы казались заметно длиннее. В левой руке Ненависть непринуждённо держал, как держат шары для боулинга, голову поверженного противника. От плавящегося жуткого снежка уже почти ничего не осталось. Защитник не мог похвастаться наличием шеи. На спине, смещённый ближе к левому плечевому суставу, у него рос горб. Он не нуждался в услугах парикмахера, зубного врача или лора. У него не было ни рта, ни ушей, ни носа. Возникало ощущение, что ему на лицо налили кислоты, перемешали получившуюся биомассу, да так и оставили затвердевать. Уцелевшим каким-то чудом во время этого процесса был левый, глубоко посаженный, маленький глаз. Глаз цепко следил за всем, попадавшим в поле зрения, зачастую излучая на предмет слежки цунами злобы и ненависти. Яркость свечения терракотового цвета единственного имевшегося органа восприятия сопоставлялась разве что со вспышками сверхновых звёзд.
– Обычно женщин посылают с защитником в качестве поддержки, – прервала тишину Безымянная, – присутствие Ненависти многое объясняет и усложняет одновременно. Меня проинструктировали, что я встречу напарника непосредственно на Земле, но безликие не выдают своего присутствия без крайней необходимости. Нечистокровные, вроде меня, не могут их почувствовать. Я думала это будет тривиальное задание, выходит, я сильно ошибалась.
– Диктатура решила выпустить меня в последний момент. Император Сатир просил дать мне шанс реабилитироваться.
– Выпустили в последний момент? – сглотнув, переспросил я.
– Да, – равнодушно ответила Безымянная, – безликие обычно содержатся в монастыре. Во всяком случае так это место называют они. Я думала только Император Сатир знал, где именно оно находится. Безликих не поощряют лишний раз появляться в обществе, но запретить им это делать никто не в состоянии. В прошлый раз, насколько я знаю, Ненависть привлёк внимание Инквизиции, и император упрятал его обратно в монастырь, я тогда ещё даже не родилась. Там Ненависть ждал, пока, как говорят на Земле, не истечёт срок исковой давности.
Внимая словам двух пришельцев, я прошёлся до ближайшей лавки и устало опустился на неё. Ни о чём не подозревающая компания из пятерых человек беззаботно расселась рядом со мной и принялась за семечки. Жизнь на планете Земля шла своим чередом, только моё совершенно разбитое тело с каждой минутой болело всё сильнее. А от слов «империя», «безликие», «сатиры», «инквизиция», «диктатура» пухла голова.
– Ладно, я понял, биография у каждого из вас богатая. Сейчас, полагаю, кто-нибудь щёлкнет пальцами и я проснусь в своей постели, забыв обо всём?
– Нет, – после долгой паузы, во время которой оба пришельца оставались недвижимыми и вполне могли совещаться между собой, отрицательно покачала головой Безымянная.
– Есть, безусловно, ещё один способ, которым можно от меня избавиться, но прибегать к нему совсем не хотелось бы, – произнесли мои пересохшие губы, потом я решил добавить, – не хочу быть закопанным, пускай меня лучше сожгут, а прах развеют по воздуху, чем выше, тем лучше.
– Человек, – раскатом грома вспыхнул Ненависть, чудодейственно сняв мою усталость звуками своей речи, – подданные империи никогда не отнимают у других свободу выбора.
– И мы больше всего не любим, когда пытаются отнять эту свободу у нас, – продолжила Безымянная.
– Ой ли? – гадко воззрился я на собеседницу, памятуя о промывке мозгов Скоту Томасу.
Она уловила ход моих мыслей. Скрестив руки на груди, опустив подбородок и закрыв глаза, нечистокровный сатир покраснела.
– Принуждать тебя к какому-то выбору мы не собираемся, – не меняя положения, повёл речь представитель восьмого поколения, – если твоё желание дожить до завтрашнего рассвета велико, то тебе лучше оставаться рядом с Ненавистью.
Из этой реплики следовало, что защитить меня или себя самостоятельно Безымянная не в состоянии.
– Эксгибиционисты-переростки опять поползут изо всех щелей и будут тянуть ко мне свои грязные лапы?
– Куклы, – сказал Ненависть.
Мне он начинал нравиться. Стоило только понаблюдать, как он говорит, и добрая половина эффекта, производимого бесподобным тембром, развеивалась мгновенно. Звук шёл из области несуществующего рта, а посему я каждый раз ждал, что Ненависть нарочито задёргает головой, как герой одного из низкобюджетных детских сериалов про супергероев в шлемах или масках, различающихся только по цвету костюма. Нельзя описать ту степень раздражения, которую испытывал я будучи маленьким ребёнком, ожидая, ну, когда же наконец хоть кто-нибудь отрубит кому-нибудь что-нибудь и хлынет фонтанами кровь.
– Я тут подумал, товарищи извращенцы теоретически могут прийти с визитом ко всей нашей компании земных друзей? Кобелёк вряд ли обрадуется, так как незваные гости не похожи на прекрасных валькирий в бикини с рогатыми шапками на голове. Облик гомункулов пагубно скажется на амплитуде взмахов его хвоста, а этого я допустить не могу. Альбатрос вряд ли что-то поймёт, так как способ представить этих уродцев в виде двоичного кода ещё не изобретён. Ещё он просто не поверит в их существование, даже если они будут наматывать его кишки себе на пальцы, как спагетти. Скот Томас, думаю, наоборот несказанно обрадуется. Осуществятся самые смелые его фантазии, и толпа огромных мужеподобных существ будет пытаться дотронуться до него. Да он от счастья футболку на себе разорвёт и с визгом сам к ним бросится.
Мне вдруг стало чуть-чуть жалко гомункулов. Обнажённый по пояс Скот Томас – это совсем не то, что вы хотели бы увидеть в своей жизни.
– Да, вероятность их смерти к утру достаточно велика, – выдержав паузу и многозначительно переглянувшись с Ненавистью, промолвила Безымянная.
– Тогда предлагаю собраться у меня. Родные стены придают сил, а ещё я страшно хочу пить. Уверен, у землян найдётся множество вопросов к вам, – я обвёл собеседников взглядом и добавил, – если протекторат всей компании возможен.
– Возможен, – после очередной паузы, за время которой, уверен, произошло совещание, кивнула нечистокровный сатир.
– А что мешает гомункулам напасть, например, на Скота Томаса прямо сейчас?
– Ненависть, – отрезала Безымянная.
Тут-то я и призадумался. Мне очень хотелось атаковать двух представителей загадочной цивилизации расспросами буквально обо всём, но информационная передозировка страшила меня куда сильнее. Логичнее сперва собрать хорошо знакомую кодлу землян в одном месте, коль теперь целостность наших физических оболочек напрямую зависит от благосклонности победителя межгалактического конкурса красоты среди монстров. Вот только как это сделать наверняка?
– А их нельзя просто притащить ко мне домой за шкирку?
– Сложно объяснить, – Безымянная очевидно испытывала затруднения всякого родителя, у которого трёхлетний ребёнок поинтересовался вопросом производства себе подобных, – мы никого никогда не заставляем делать что-то против их воли. Мы не берём пленных, и у нас нет тюрем, мы не отнимаем ни свою, ни чужую свободу.
– А что же вы с ними делаете? – ошарашенный таким поворотом событий спросил я, имея в виду всю совокупность возможных кандидатов на заслуженную и незаслуженную изоляцию – от политических заключённых до маргинальных отщепенцев.
– Убиваем, – как ни в чём не бывало пожала плечами Безымянная.
– Гром и молния! Какая благодатная почва, смакуя эту тему, можно просидеть тут недели две, – неожиданно для самого себя эмоционально всплеснул я руками.
В чужой монастырь да со своим уставом соваться, видимо, не принято и у пришельцев, а чего тогда с моим скудным умишком учить их привычной землянину общественно-политической системе, которую, думаю, они и так знают лучше меня самого. Сейчас нужно было подумать о том, как гарантированно выманить троих, так не похожих друг на друга особей мужского пола для их же безопасности.
Скот Томас не пожелал прийти в гости, уговаривать его было делом заведомо проигрышным, поскольку именно в субботу и именно в шесть часов утра у него возникла острая необходимость лишить себя возможности отоспаться, дабы отправиться чинить машину. Это как объяснять пациенту психиатрической лечебницы, что он вовсе не Чингиз-Хан, а хотя бы Наполеон Бонапарт и на этом основании пытаться убедить его пользоваться ложкой и вилкой по назначению.
– Нет, – задумчиво нахмурившись, ответил Альбатрос Мутант на мою пламенную речь.
Тяжело вздохнув, я убрал трубку от уха.
– Нужна помощь? – деликатно спросила Безымянная, топчась на месте.
– Убить их? Нет, спасибо, когда-нибудь я сам это сделаю и этого удовольствия лишать себя не намерен.
– Нет, ты можешь, скажем, попросить доставить их в определённое место, – водя пальцем по стволу ближайшего дерева, невинно уточнила кладовая гнусностей.
– А как же, – я вскочил и, передразнивая Безымянную, произнёс, – мы никого никогда не заставляем делать что-то против их воли?
– Сложно объяснить.
– Мы никого никогда не заставляем делать что-то против их воли по собственной инициативе, – я опять вздрогнул, когда Ненависть сделал это маленькое уточнение. Может, от этих ребят и пошли все легенды о сделках с дьяволом?
– Не все, – покачала головой сатир, поняв ход моих мыслей.
– Подслушивать, между прочим, невежливо, – не мог же я, в самом деле, сказать подсчитывать? В смысле считывать мысли. У нас в языке есть слово для обозначения незаконного проникновения в чужую голову? На ум пришло только «трепанация», слово, отображающее физический аспект доступа к вместилищу мыслей. Полагаю, правильнее всего назвать этот феномен мозговым вуайеризмом.
К этому моменту руки чесались разослать двоих из ларца не одинаковых с лица к друзьям-тугодумам. Я порядком обозлился на последних за отказ посетить меня в ближайшее время для решения жизненно важных вопросов. Аргументация с моей стороны, безусловно, хромала. Объяснить суть проблемы, избегая употребления словосочетаний «ты скоро умрёшь» и «представители внеземной цивилизации», у меня не получилось. Самые убедительные, с моей точки зрения, доводы прозвучали бы плохо скроенной околесицей с передовиц бульварной газетёнки. Всего несколько секунд отделяли троицу от незавидной участи попасть в лапы к Ненависти. Сгоряча я готовился натравить его сразу на всех троих.
Возня на лавке отвлекла меня от вынесения приговора. До того момента я не удостоил чести сидящих подле людей быть идентифицированными не в качестве примитивных амёб. Среди одноклеточных плавала с банкой неведомой жидкости в руках знакомая инфузория туфелька. Теперь проблем с Кобельком возникнуть не должно. Я точно знал, как его заманить.