Глава 3
После просмотра «Киборга-убийцы» мы с Федосом, оживленно обсуждая фильм, завалились в кубрик и, стирая носки, продолжили обсуждение. Группа прибыла только к отбою, голодные и уставшие. Нашего довольного настроения никто не разделял. Матросы опять целый день горбатились на огороде, и покормить их никто не удосужился. На душе стало как-то тягостно. Мы, за исключением истории с ящиком, чудесно провели воскресный день, а наши сослуживцы опять пришли голодные и уставшие. На камбузе никто «увольняемых» не ждал, и ужина никому не досталось. Матросы сквозь зубы матерились и готовились к вечерней проверке. Ложиться голодным, скажем так, сомнительное удовольствие. Старшина второй статьи Федосов, как и я, выглядел тоже смущенным. Мы, «морально» разлагаясь и просматривая зарубежные фильмы, могли бы и подумать о своих одногруппниках, предупредить дежурных в роте или по камбузу. Ну или, на худой конец, принести с ужина с наших столов по куску хлеба с маслом и сахаром.
Немного подумав и вспомнив, кто сегодня дежурный кок, я, осмелившись, посеменил в сторону камбуза и отзвонился в дверь, как говорят радисты, семерочкой – «дай-дай-закурить». Из-за двери выглянул матрос из наряда:
– Чо хотел, кто такой?
– «Брейк», «карась поповский» с первой роты, к Мотылю по делу.
– Заходи, стой возле входа, сейчас доложу.
Через несколько минут с глубины камбуза мне свистнули и помахали рукой. Мотыль, как обычно, находился в варочном цеху и дирижировал нарядом.
– Что там у тебя? – кивнул он мне, здороваясь.
– Женя, дело такое, у нас матросы с группы из города пришли, у мичмана на огороде работали, ужин профукали. Тут ничего не осталось, а то пацаны голодные?..
– Пацаны в седьмом классе учатся, а к вашему Маркуше привыкнуть давно пора. Там у меня в котлах каша рисовая осталась. Сейчас на электропечке её разогрею, пару банок тушняка кину, с луком пережарю, хлеб у хлебогрыза возьмешь, чаю полно, сахару и масла нет, дам две банки сгущенки с завтрашнего кофе, через десять минут приводи.
– Столы сами накрываете и посуду за собой убираете и моете, – вклинился старший рабочий, – и давайте скорее, а то дежурный придет – накатит нам за вас.
– Не ссы, – осадил его Мотыль, – сейчас с дежурным по столовой все порешаем, он доложит дежурному по пункту.
Я убежал в группу, предупредил Федоса, чтобы он вел через пятнадцать минут группу на ужин. Сам побежал обратно – накрывать столы. Поужинать и убраться за собой успели до вечерней проверки. Дежурный по разведпункту во время позднего ужина заглянул в зал, поинтересовался нашим столь поздним визитом, погрозил карами за опоздание на проверку и скрылся.
Ночью нас разбудил крик вахтенного:
– Группа капитан-лейтенанта Поповских, подъём! Подъём! Всем строиться на центральной палубе.
– Что случилось? До подъёма еще три часа, – начал расспросы Федос, натягивая на ноги ботинки одновременно с носками.
– Ваш пришёл, на центральной ждёт, «синий» – капец! Шевелитесь, – полушепотом пробормотал вахтенный.
На центральной палубе, широко расставив ноги, облачённый в «адидасовский» спортивный костюм, стоял наш капитан-лейтенант и безжизненным взглядом смотрел мимо бегом становящихся в строй матросов.
Через пару секунд группа построилась, и старшина второй статьи Федосов скомандовал:
– Группа! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! – приложив руку к пилотке, двинулся на доклад к командиру.
Поповских никак не отреагировал и продолжал смотреть мимо строя и докладывающего Федосова. Потом склонил набок голову, словно гриф, и прошипел на старшину, нелепо застывшего перед ним:
– Где мичман Марков?
– Не могу знать! – гаркнул Федос.
«Чего он орёт?» – подумалось мне. Потом я понял, что криком мой напарник тщательно маскирует свой страх перед капитаном.
– Группа! За мной, бегом марш, – так же чуть слышно просипел Поповских и, развернувшись, чуть покачиваясь, выбежал на улицу.
Бегали мы за ним до подъёма и во время утренней зарядки, то есть несколько часов. Наверно, Поповских таким образом изгонял из себя хмель, а одному бежать было скучно. Вот и поднял он нас за три часа до подъёма. Сперва бежали, спотыкаясь и путаясь в ногах, потом приноровились, вошли в темп командира, поймали ритм. Вскоре мое сознание отключилось. Мне казалось, что так было всегда. Не было гражданской жизни, школы, танцевальной группы, учебки… Не было никогда ничего, кроме бега и сереющего неба. Казалось, что спина в светло-синей робе бегущего впереди меня матроса существовала всегда. Усталости и одышки вообще не чувствовалось. Группа дышала как единый организм. Очнулись мы все уже возле своего расположения. Вот тут и заныли ноги, и все стали тяжело дышать. Совершенно трезвый командир махнул нам рукой, отпуская на утренние мероприятия.
– Всё, ноги отваливаются, носки до завтрака не высохнут, – пробормотал Федос и, стянув с себя через голову куртку вместе с тельником, поплелся в гальюн.
Процесс умывания матросов, живущих в береговых казармах, – вещь весьма занимательная. Вот идёт «киевлянин» в одних трусах, полотенце через шею, в руках – кусок мыла «земляничного», бритвенный станок и помазок, в зубах – зубная щетка с выдавленной на нее зубной пастой. Еще в учебке я задавался вопросом, почему именно надо выдавливать зубную пасту на щетку в кубрике и нельзя это сделать в умывальнике гальюна. Понимание пришло довольно быстро, после «утерянного» в суматохе утренних процедур тюбика и многочисленных просьб «выдавить чуток, а то свою в тумбочке оставил».
До службы, к примеру, мало кто брился. А теперь нелепый пух приходится тщательно сбривать, и он в конце концов превращается в белесую щетину. Раньше заголиться в общественном умывальнике, стащив с себя все, вплоть до трусов, и обливаться водой было немыслимо. А теперь – без проблем стоим, толкаемся голыми задницами, опасливо зыркая по сторонам, стараясь не нарваться на старший призыв. До завтрака успели вымыться, в быстром темпе простирнуть носки и даже чуть подсушить их, вертя, словно лопастями вентилятора. Ноги безумно ныли, и хотелось спать, однако завтрак прошёл на ура. Весь бачок с рассыпчатой гречкой, сдобренной жареным салом, луком и морковкой, чуть ли не вылизали, в чайнике с кофе со сгущенкой не осталось ни капли. Чтобы наполнить фляжку, пришлось сбегать к раздаточному окошку еще раз с чайником и умолять дородную тетку-раздатчицу налить нам еще пару черпаков.
На подъёме флага Поповских стоял уже в форме, аккуратно выбритый и пахнущий одеколоном. О ночном происшествии ничего абсолютно не напоминало. С утра пошло все своим ходом, только Марков, выдававший нам снаряжение из баталерки, был хмур и цедил что-то сквозь зубы. Сегодня на огневой подготовке мы проходили тему «иностранное стрелковое оружие», и Поповских, забрав с собой двух матросов, убыл на склад артиллерийского вооружения. Марков на занятия по непонятным причинам не шёл, обязанности заместителя выполнял Саня Федосов. Я помогал ему по мере возможности. Приготовились, распределили по парам ящики с материальной базой и построились на площадке. Мимо строя, не оглядываясь, прошёл Марков и ушёл куда-то в сторону продовольственного склада.
– Слышь, Федос, а кто каплею настучал о том, что наши у Маркуши на «фазенде» батрачили за карамельки?
– Да никто не стучал. Просто, когда вчера ужинали, помнишь, дежурный приходил, расспрашивал «что почём»? Ну он ночью нашему каплею и позвонил, а тот дома «сенегалил», вот мы и бегали, когда он трезвел. Мне на завтраке вахтенный со штаба на ухо отсигналил.
– Зашибись, а я думаю, что мичманец такой, словно с цепи спущенный, того гляди и гавкнет.
– Не гавкнет, он каплея жутко ссыт, тсс… командир идёт.
От склада шагал Поповских, у которого за плечами крест-накрест висели какие-то иностранные автоматы. Следом за ним матросы за ручки тащили металлическую шкатулку.
– Группа! Смирно! Огневая подготовка! Тема шесть – иностранное стрелковое вооружение! Вольно! – проговорил скороговоркой подошедший капитан-лейтенант и продолжал: – Сегодня на занятиях изучим следующие образцы: американскую автоматическую штурмовую винтовку М-16, израильскую штурмовую винтовку «Галил», пистолет пулемёт «Ингрэм», пистолеты «Кольт М1911», «Вальтер», «Стар», «Чезет», «Беретту». Других образцов пока на складе нет. Изучайте все внимательно, за период службы всего у вас будет два таких занятия. После обеда отстреляем наше упражнение начальных стрельб из М-16 и «Кольта». Боеприпасов тоже пока ни хрена нет. А теперь – налеее-во! Шагом марш в летний класс!
Иностранное вооружение было намного сложнее в материальной части, чем наше. Разобрать М-16 так же быстро, как «Калашников», ни хрена не получалось. Частей намного больше, да и взаимодействие их не всегда становится понятным с первого раза.
Для меня наиболее прост в разборке оказался «Кольт», да и в руке он сидел очень удобно.
Федос, вертя в руках «Эмку», бросал взгляд на каплея, и, пока тот не видел, отвлеченный каким-нибудь вопросом, старшина принимал картинную позу и шёпотом спрашивал:
– Ну как, похож я на киборга-убийцу?
– Не, не похож, у того причёска-площадка и он накачанный, а ты как велосипед, – смеялся я над напарником.
До обеда мы провозились в летнем классе: разбирали, собирали, записывали в блокноты тактико-технические характеристики с плакатов и даже успели написать летучку. Мне повезло, и попался вопрос про понравившийся пистолет. И только вопрос про год выпуска привел меня в ступор. Насколько я помнил, на плакатах ничего про это написано не было, а может, я и внимания не обратил. По классу уже начал ходить Федосов и собирать бумажки, на которых мы черкали ответы, а я сидел и чесал затылок. Эх, была не была, напишу… Стоп! А почему «Кольт М1911»? Цифра 1911 очень похожа на год. Точно! Напишу: год выпуска тысяча девятьсот одиннадцатый. Едва я успел дописать последнюю единичку, листочек у меня выдрали из рук. Вот напарничек, блин, не мог чуть подождать.
После обеда мы толкались возле оружейки, ждали дежурного старшину с обеда и вполголоса делились впечатлениями о занятии.
– Где дежурный, скоро каплейт придет, а мы еще оружие не получили, – переживал Федос.
– Да он, может, себе «адмиральский» час устроил, спит, наверно, – высказался «киевлянин», – лежит сейчас на шконочке, рассольник переваривает.
– Что за «адмиральский» час? – поинтересовалось сразу несколько матросов.
– Эээ, вот вы тугие! У нас в учебке был, у матросов на коробках тоже есть. Это когда после обеда весь личный состав по приказу прыгает на шконки и дрыхнет до послеобеденного построения, – носочки там простирнут, на баночку, – а сами под одеялко и похрапывать, красота!
– Ээ, хватит врать, – сразу начала возмущаться общественность, – ты что заливаешь! Чтобы матросы-срочники после обеда дрыхли, где это в советском флоте такое видано??
– Не верите – не надо, вы можете сами поспрашивать у связюков нашего набора.
Галдёж прервал рык дежурного:
– Ррразойдись, караси, – «годок»-старшина, вальяжно шоркая ботинками по палубе и крутя на пальце ремешок с ключами, словно тяжёлый линкор, проплыл между расступившимися матросами.
«Им всем обязательно, что ли, этот ремешок с ключами на пальце крутить? Какого моряка ни вижу с ключами – все крутят-раскручивают», – промелькнуло у меня в голове. Потом через пару месяцев, получив ключи от холодной баталерки, я нацепил на них кожаный ремешок от офицерского снаряжения и с упоением начал раскручивать ключи на пальце, абсолютно не задумываясь, зачем я это делаю.
– Для получения оружия – становись! Старшина второй статьи Федосов! В оружейку ко мне на контроль бегооом. арш, – проорал дежурный из-за решётки двери. Федос метнулся вовнутрь. Выдача пошла своим ходом.
Стрельба из М-16 какого-то особого впечатления на меня не произвела. Через ручку-прицел целиться было непривычно и неудобно. Привычной уверенной тяжести «Калаша» не ощущалось. Звук от выстрела был совершенно иной. Мое мнение разделило большинство матросов нашей группы.
– Фигня какая-то, – бурчал Федосов на чистке оружия, – кайфа от стрельбы никакого, а чистить запаришься. Мне эта «Эмка» еще на летучке попалась, я калибр сдури, как у нашего «калаша», пять сорок пять написал, тройбан схлопотал, а смотришь – патрон-то почти такой же, как на «семьдесят четвертом»…
– Дык оно так почти что и есть, – вклинился в разговор один из матросов, – у них калибры чутка по-другому меряются – нам же группный на занятии объяснял.
– Всё у них, американцев, не как у людей, теперь тройбан из-за них получил, ротный комсомолец еще на собрании ляпнет, – продолжал сокрушаться старшина.
Зря он сокрушался, никто про его тройку и не вспомнил.
Вечером троих матросов и меня в качестве старшего отправили в мастерскую воздушно-десантной службы в столярный цех. Уже знакомый старший мичман-обеспеченец озадачил нас перетаскиванием листов верстаков, складыванием досок в штабеля, уборкой опилок в мешки. Пока мы возились, он электролобзиком из листов фанеры выпиливал грудные и ростовые мишени. По окончании работ мы приколотили к уже готовым мишеням колья и покрасили их в темно-зеленый цвет.
– Ну вот, все и готово, старшой, иди сюды на пару слов, – подытожил мичман и поманил меня пальцем, – короче, слухай, командиру передашь: расчет как обычно, ну и смотри, в субботу вечером кино хорошее буду показывать – «Кровавый спорт». Так что можешь с напарником своим приходить…
Я пообещал обязательно прийти, хотя денег на просмотр видеофильма ни у меня, ни у Федоса уже не было. Интересно, а почему наш командир группы сам рассчитывается с мичманом за эти мишени? Ведь они ему не для себя нужны, и не в огороде он их собирается ставить, и не на рынке продавать. Почему наш капитан должен из своего кармана покупать бутылку «беленькой» для мичмана-обеспеченца? Он ведь старше его по званию, командир боевой группы, а тут какая-то непонятная «фарца» идёт.
Тогда еще было невдомёк, что проще решить всё через бутылку водки с мастеровым мичманом, у которого неучтённой фанеры сложено в столярном цехе несколько штабелей.
Зарплата нашего каплея позволяла тратить свои кровные на нужды боевой подготовки своей группы. Но мы тогда этого еще абсолютно не понимали.
С утра, еще до подъёма флага, несколько матросов старшего призыва, забрав наши мишени, ушли в сторону моря. Ну вот, мы участвовали в изготовлении, делали всё для себя, наш командир за фанеру рассчитывается лично, а старшаки забрали все и ушли.
Однако обижались мы зря. Сразу после завтрака начали экипироваться и получать оружие. Федосов с накладными убежал на склад артвооружения получать боеприпасы.
Видно, наш командир задумал провести не совсем обычную стрельбу. Так оно и оказалось.
Боеприпасы мы получили сразу в оружейной комнате, чему Федосов явно обрадовался. Ему теперь не надо было тащить два цинка в своём рюкзаке на стрельбище. Как только покинули расположение части, командир дал команду на снаряжение магазинов. Мы в спешке разрывали бумажные пачки, ссыпали патроны в пилотки. Чтобы снарядить два магазина, нам дали всего две минуты. Тут уж надо постараться, потому что через две минуты поступит команда: «Бегом, марш!». И будешь на бегу доснаряжать. А потом, по прибытии на место, проверят наличие боеприпасов, и, если даже хоть один патрон потерялся, все побежим обратно и будем ползать на пузе, разыскивая утерянное.
Пока я раздумывал над тем, как бы не потерять патрон и зачем мы снаряжаем магазины, мои руки делали все без меня. Я даже покрутил головой, посмотрел на матросов, стоявших на коленях возле пилоток, наполненных патронами, пальцы мои самостоятельно со скоростью выстрела цепляли очередной патрон, большой палец проталкивал его на свое штатное место. Две минуты! Вся группа успела без проблем. Даже распихали магазины по подсумкам рюкзаков. Норматив на отлично – сорок восемь секунд. Ну плюс еще несколько секунд на вытаскивание магазинов, разрывание пачек, пересыпание патронов. Просто-напросто наш командир до того нас затренировал с этими нормативами, что мы абсолютно уже не задумывались по порядку действий – наши части тела действовали обособленно от мозга, сами по себе, инстинктивно.
После пары километров марша группа разделилась на подгруппы, Поповских выдал командирам подгрупп конверты с карточками-заданиями. В первой подгруппе остался старшим Федосов, во второй подгруппе капитан-лейтенант остался сам для контроля.
Как только мы разошлись и удалились от второй подгруппы, старшина развернул конверт и почесал затылок:
– Во подстава, прикиньте матросы, а карты-то нету! Только карточка с азимутами.
Да, весёлый у нас командир. Если неправильно посчитаем азимуты, то выйдем непонятно куда. Сеанс связи у нас – только на предпоследней контрольной точке перед выходом на пункт сбора и в случае, если заблудимся. Ракеты только на экстренный случай. Получается, сейчас мы даже не сможем связаться со второй подгруппой, чтобы помочь друг другу. Там находится командир, который держит все на контроле. Ну что же, будем определяться с азимутами на контрольные точки. Получается, если мы ошибёмся хоть с одной точкой, то выйти на пункт сбора уже не сможем. Тут надо быть предельно внимательными и постараться не ошибаться. Мы со старшиной покрутили компас, определились с направлениями сторон света, определили назначенный азимут. Всё! Потихоньку-полегоньку двинулись, пытаясь соблюдать боевой порядок. От нашего Поповских всё можно ожидать. Наверняка где-нибудь старшие призывом матросы, привлекаемые на занятия, устроили засаду. Так что от греха подальше.
Всё-таки мы дошли без приключений. На предпоследней точке дали связь. Всё нормально, вторая подгруппа подходила к точке сбора.
– Фууу, – отдышался Саня Федос, – нормально, не сбились, валим в сторону бухты, там пункт сбора у моря.
– Слышь, Алексан Палыч, давай не торопиться, – оборвал я его. Неясное предчувствие какого-то подвоха, преследовавшее меня вот уже несколько минут, всё-таки заговорило, – давай втихую подползём да понаблюдаем за второй подгруппой, мало ли что.
– Ага, давай! А то у меня чуйка такая появилась, что просто так дойти нам Поп не даст. Так, моряки, слушай мою команду…
Минут пятнадцать мы на получетвереньках и ползком перебирались среди нагромождений прибрежных камней, подбираясь как можно скрытее к бухте.
– Тчшшшш, – зашипел матрос из тылового дозора, – сзади нас! Правее сто от белой скалы, зырьте.
На фоне светло-серой скалы, хорошо различимая с приличного расстояния, двигалась наша вторая подгруппа. Сзади тылового дозора, метрах в тридцати, в одиночку шествовал капитан-лейтенант.
– Смотрим, – дал команду Федос.
Подгруппа обогнула скалу и начала спуск вниз к морю. Сзади тылового дозора хлопнул взрывпакет. Матросы второй подгруппы пару секунд застыли как вкопанные, потом бросились врассыпную и начали падать между камней. Сверху их забрасывали взрывпакетами и расстреливали холостыми. Поповских присел на корточки и спокойно, абсолютно не переживая за то, что из второй подгруппы кто-то может ответить боевыми патронами, наблюдал, никак не вмешиваясь в происходящее.
– Пацаны, – зашипел Саня, – пока стреляются, ползём дальше к бухте, а потом бегом! За вон тем скальным хребтом нас они хрен заметят.
Идея вполне здравая и осуществимая: пусть воюют, а мы в это время «тихой сапой» спустимся на пункт сбора. Пока грохотала стрельба и бухали взрывпакеты, мы подобрались к спуску вплотную. Тропинка вниз была только одна, и была она в том месте, откуда стреляли. До прибрежного песка было метра четыре. Пришлось мне, сбросив с себя снаряжение, закинув за спину автомат, карабкаться вниз метра два, а потом, зависнув на руках, спрыгивать вниз на песок. Приземлился довольно удачно. Рядышком со мной плюхнулся рюкзак. Заняв наблюдательную позицию, я помахал рукой. Надо было торопиться, стрельба наверху уже прекратилась, и Поповских, скорее всего, уже производит краткий разбор. Вся подгруппа спустилась через несколько минут. Быстренько оделись и, крадучись вдоль скальной стенки, последовали к месту сбора. Вторая подгруппа уже спускалась по тропинке. Мы построились, и, игнорируя удивлённые взгляды своих сослуживцев, дождались каплея.
– Тщщщ каплейт! Первая подгруппа прибыла к пункту сбора без происшествий! – радостно отрапортовал старшина второй статьи. – Время в пути – час восемнадцать минут.
– Как вниз спустились?
– Нормально, без травм. Услышали стрельбу, обошли место засады, вмешиваться нельзя: надо сохранить часть группы для выполнения основной задачи.
Капитан-лейтенант выслушал рапорт, склонил голову набок, осмотрел всю группу и дал команду на проверку боеприпасов и снаряжения.
Всё на месте, никто ничего не прое… извиняюсь, не потерял. Сверху спустились матросы, обеспечивающие проведение занятия.
– Группа, полукругом садись! – скомандовал командир. – Тема занятия – огневая подготовка! Практическое выполнение упражнений стрельб с воды!
Вот, что-то новенькое. Вроде вчера на занятиях, выпросив у каплея «Курс стрельб», мы с Федосом перелистали его от корки до корки, но упражнения по стрельбе с воды не обнаружили. Значит, Поповских снова придумал что-то своё. Влетит ему, наверно, за это от командования. Хотя… ему сколько ни влетало – он жив-здоров и на своей должности.
– Стреляем по ростовым и грудным фигурам на берегу. Оцепление – от второй группы нашей роты. Боеприпасы – шестьдесят патронов. Первая стрельба – пятнадцать патронов стреляем группой в воде по пояс. Вторая – по грудь! Третья и четвертая – с моторной шлюпки, подойдёт через час. Обращаю особое внимание на сохранность оружия и боеприпасов. Старайтесь не мочить автоматы и магазины…
Вот тут нам с Федосовым и пригодились нашитые на маскхалаты нагрудные карманы. Чтобы не мочить магазины, их пришлось перекладывать из подсумков РД за пазуху и как-то крепить. А у нас карманы – готовы! Эх, знать бы – засунули бы в кармане по полиэтиленовому пакету. Для лучшей сохранности боеприпасов.
Матросы второй группы выставили изготовленные нами мишени на берегу среди скал и ушли наверх в оцепление. Поповских проверил связь, закинул радиостанцию в свой герметичный мешок за спиной, нацепил головной телефон на ухо и повёл нас в воду. Зашли по пояс, начали уходить вдоль береговой линии в сторону, развернулись в боевую линию.
– Внимание, группа! Стрельба одиночными сдвоенными! Контролируем расход боеприпасов! Распределение целей – по боевой линии от головного дозора! Огонь открываем без доклада о готовности!
– Ееесть, – почему-то дрожащими голосами отозвались матросы.
– Цели, береговой патруль на месте высадки, ааагонь!
Захлопали выстрелы. Первыми двумя я попытался поразить мишень «пулемётчик в окопе», находившуюся в моём секторе огня. Не попал. Пули ушли ниже так, как будто цель сама отбежала дальше. А расстояние ведь ничтожное – даже ста метров нет. Пришлось брать выше – уже в середину мишени. И снова не добил. Что за ерунда? Автомат пристрелян просто отлично, а тут попадание только на восьмом выстреле – только когда стал целиться в верхний обрез цели. Во вторую ростовую я уже целился выше, почти что в голову. Попал ровно в середину. Отстрелялись, оружие на предохранитель. Вышли в боевом порядке на берег. Отсоединили магазины, извлекли патрон с патронника, проверили боеприпасы и автоматы. Командир дал команду на проверку результатов стрельбы. Все кинулись к мишеням – отмечать пробоины, затыкая их веточками.
– Слышь, у тебя как результат? – спросил меня Федос, когда мы возились возле мишеней.
– Хрен пойму! Автомат ниже стал бить, вроде на крайней стрельбе каплейт сам проверял пристрелку, с мушководом там мудрил, а тут ниже, хоть убей! Я прицел на единичку ставил, тут даже ста метров-то нету, а попадания только с восьмого выстрела пошли.
– Такая же ерундень. Надо каплейта спросить, в чём дело и насколько прицел ставить.
– На постоянный ставьте, – вклинился в разговор «киевлянин», – вы что, забыли, что вода расстояние крадёт, вот вам и кажется, что цель ближе, а она на самом деле дальше. Да и сейчас советую мушку подкоптить – бликует зараза от воды и солнца.
Ну вот, всё-таки учат их там в учебке, а мы сами и не догадались, хотя прекрасно помнили, что вода скрадывает расстояние.
Подкоптили мушки, переставили прицелы и снова в воду. Теперь пришлось намного сложнее. Волнения на море не было, но прибой, мало чувствующийся на уровне «по пояс», на уровне «по грудь» ощутимо мешал передвижению. А по команде «огонь!» целиться и стрелять, высоко задрав локти, чтобы не замочить магазин, вытягивая шею, было вообще неудобно. Плюс раскачивание из-за прибоя. Тут только и смотри, чтобы не уйти с головой под воду. Отстрелялись еще хуже, чем в первый раз, но всё-таки без происшествий.
Для такой стрельбы нужна тренировка, с первого раза вряд ли что получится. Будем надеяться, что такое занятие у нас не первое и последнее. Интересно, как мы отстреляемся со шлюпки. Надо, пока есть время, порасспрашивать капитана об особенностях стрельбы с борта. Снова осмотрели мишени, позатыкали пробоины, отжали форму.
Оцепление передало о подходе лодки. Поповских кратко проинструктировал об особенностях стрельбы с борта. Еще раз довёл требования безопасности и порядок посадки и размещения на борту плавсредства. Из-за небольшого скалистого мыса, еле слышно гудя мотором, вышла шлюпка и, не сбавляя оборотов, пошла на берег. Старшина-сверхсрочник, стоявший на штурвале, задрал руку вверх. Поповских вышел на берег и тоже задрал руку, указывая место для причала. На нос шлюпки вылез матрос и начал всматриваться в воду. Шлюпка резко сбросила скорость и на инерции хода дошла до берега, нос мягко ткнулся в песок. Матрос, сидевший на носу и облачённый только в трусы и тельняшку, спрыгнул в воду, осмотрел нос шлюпки и проорал:
– Степаныч, швартоваться бум али не бум?
– Не, сейчас группу на борт принимать бум! Здравия жела… Владимир Семёныч, – поздоровался он с нашим капитаном, – мы готовы. Вы своих в спасжилеты одевать будете? А то замкомандира по боевой сказал: вздрючит по полной и меня, и вас. За то, что на воде без спасательных средств занимаетесь.
– Приветствую, Андрей, ну, раз вздрючит – будем одевать. У тебя полный комплект?
– Да, полный. Инвентаризация же недавно была, у меня ваши боевые, оранжевые списал.
Мы снова построились, матрос-шлюпочник вытащил груду спасательных жилетов серо-зеленого цвета. Такие жилеты использовались при высадке боевых групп с борта надводного судна и, в отличие от ярких спасательных, на воде были абсолютно незаметны.
– Не повредите имущество, карасня, – наставлял он нас, – лямочки на карабинчик под яйцами застегивайте, шланги подкачки – чтобы возле морды были.
Наконец-то снова снарядились, надули жилеты.
– Ремни автоматов расслабить на полную длину, отстегнуть от ствола, карабины пристегнуть к кольцам на жилетах, порядок посадки – первая подгруппа левый борт в боевую линию, вторая – правый борт! При стрельбе – борт к берегу стреляет с упора, борт от берега – стоя через головы. Еще раз обращаю внимание на технику безопасности! Первый заход – без стрельбы! Просто тренируемся! Группа – по местааам!!
У нас даже быстро занять свои места согласно расчёту не получилось.
– Норматив «посадка на десантное средство» – два балла, – прокомментировал шлюпочный матрос.
– Группа – на берег! Тренируемся в посадке! – скомандовал каплейт.
Только через двадцать минут мы добились полной слаженности и быстроты. Наконец расселись. Старшина-«сверчок» дал обратный ход, матрос, упершись ногами, помог шлюпочному мотору, уцепившись, как обезьянка, за нос шлюпки, побултыхал ногами в воде и в доли секунды вскарабкался на борт.
Отошли от берега, круто набрали скорость, поворот, идём полным ходом. Поповских с биноклем у глаз, даже не покачиваясь, стоит, широко расставив ноги. Поворот бортом. На борт «от берега».
– Группа! Береговой патруль на месте высадки! Аагооонь!!
Только бы не сверзиться за борт и не влепить пулю в затылок матросу, сидящему у борта «к берегу». Шлюпку качает, цель убегает то вниз, то вверх из-под прицела и плавно смещается влево. Да как же тут стрелять-то при таких условиях! Кое-как отстрелялись. По команде отстегнули магазины, патрон в патроннике, выстрелом в воздух, оружие к осмотру, стволы вверх. Поповских мелкими шажками вдоль борта. Осмотрено! На предохранитель.
Какой там поражать! Выпустили в скалы – в песок да камни – по пятнадцать патронов да и успокоились. Хорошо, никого из своей группы не пристрелили. Резкий разворот шлюпки.
Старшина командир моторной шлюпки отрабатывает уход из-под обстрела.
– Ваа, – всплеск с нашего борта. Матрос второй подгруппы, сидевший в тыловом дозоре, высоко задрав ноги и не выпуская из рук автомата, ушёл в воду.
– Чилаавеек за бортом, – радостно восклицает шлюпочный матрос, прыгает к борту, на ходу раскручивая в руке шкерт с поплавком и грузом на конце.
Старшина резко сбрасывает обороты, разведчик, выпавший за борт, в съехавшем на уши спасжилете, машет обеими руками. Автомата уже нет. Матрос-шлюпочник ловко метает шкерт, тот плюхается прямо перед носом очумевшего матроса, который инстинктивно цепляется в поплавок. Матрос найтует шкерт на небольшой Т-образный кнехт на борту шлюпки (приспособления на борту для крепления лодок к причалу). Ловко подтаскивает «чилаавеека», опять найтует.
– Степанныыч! Дави на берег – он у меня на буксире!
Всё происходит буквально за какие-то полминуты, мы даже осознать ничего не успеваем.
Так вот для чего мы прицепляли автоматы ремнем к спасжилету! Умно, однако, а то бы сейчас ныряли, разыскивая ствол. Целое происшествие. А так буксируемый шлюпкой матрос за ремень вытащил автомат из воды и расширенными от испуга глазами оглядывается по сторонам и раскачивается на кильватерной волне от шлюпки.
Поповских на берегу по поводу происшествия и словом не обмолвился, только прочёл нам своим скрипучим голосом лекцию о порядке наблюдения за берегом и своим напарником на борту. Мы первые должны были среагировать на выпавшего матроса, подать команду и принять меры к спасению, а мы никак не среагировали – только рты пооткрывали.
После проверки оружия и боеприпасов в коротком перерыве Федос шепнул мне на ухо:
– Муйня это всё! За борт выпал Зелёный, а у него «ШМОтка» Ждановская (школа мореходная) за плечами. Они там на всяких шлюпках ходили и он – КМС по плаванию! Не мог он сам выпасть. Это его Поп подговорил перед занятиями – я те говорю! Я видел, как он его вчера после занятий инструктировал.
Действительно, матрос Зеленов был постарше нас возрастом и закончил в городе Жданов мореходную школу. Скорее всего, за борт он бултыхнулся по задаче командира, решившего проверить нашу боевую слаженность. Просто так такой опытный моряк оконфузиться не мог. Потом, через пару недель, Зелёный сам нам сознался, что действовал по задаче Поповских. Вторая стрельба с борта шлюпки прошла без происшествий, хотя результаты были абсолютно невпечатляющие. В часть возвращались уже без хождения по азимутам, просто бегом. После обслуживания вооружения и снаряжения и обеда по команде командира Федосов привёл группу в летний класс для подведения итогов следующего занятия. Мы ожидали разноса, но всё обошлось тихо. Капитан-лейтенант рассказал, что дал нам практику в стрельбе с воды и с борта плавсредства. И тут же всех нас огорошил:
– А по большому счёту, если только группа при высадке начала стрельбу и вступила в бой, разведчики превращаются в героическую морскую пехоту и гибнут, не выполнив своей основной задачи.
Как ни крути, а наш каплейт прав. И ничего тут не поделаешь. Тем более, как рассказывал он, высадка с борта десантного судна в основном будет проходить ночью и что-нибудь рассмотреть на берегу будет практически невозможно. И если начнётся бой, то высадка группы будет полностью провалена. На шум выстрелов немедленно прибудут отряды борьбы с подводными диверсионными силами, подтянутся силы береговой обороны, пограничники и всё – «прощайте скалистые горы». Если уж всё-таки придётся применять оружие, так уж лучше применять бесшумные образцы. Есть у нас в группе приборы бесшумной беспламенной стрельбы, ночные прицелы, но вот практики такой стрельбы с «воды» еще ни у кого не было. Наш командир поведал, что сейчас он как раз разрабатывает план занятия с практическим выполнением стрельб с «воды» ночью с применением приборов бесшумной беспламенной стрельбы и ночных прицелов. Причём он хочет отработать стрельбу с борта на «плаву» при отработке высадки. Если у кого-то в группе есть какие-то идеи и соображения, как сохранить от попадания воды прицелы, глушители, как лучше организовать занятия, то он просит не стесняться – подумать, обсудить всем личным составом и доложить командиру группы. Поповских поставил задачи на следующий учебный день, поставил в тетради бесед с личным составом отметку. Как раз в этот момент в беседку заглянул наш разведпунктовский «комсомолец», он же штатный замполит нашей первой роты, и, радостно заулыбавшись, попросил разрешения у нашего командира провести беседу с личным составом. Поповских скривился, дал «комсомольскому вожаку» пятнадцать минут и ушёл в расположение, забрав с собой старшину второй статьи Федосова.
«Комсомолец» в звании старшего лейтенанта начал нам читать какие-то вырезки из газет о «новых веяниях», каких-то речах Горбачёва, раздал по нескольку газет.
Я вяло полистал «Комсомолку», нашёл интересную статью какого-то корреспондента Филинова, разоблачавшего молодежную группу «Ласковый Май», и с удовольствием погрузился в чтение. Старшему лейтенанту надоело с нами возиться, он собрал газеты и заговорщицким шёпотом сообщил нам, что по территории части гуляют слухи, что в каком-то из подразделений устроен подпольный просмотр видеофильмов и, если кто-то что знает, пусть сообщит ему.
Вот, блин! Я же активный комсомолец, но что-то мне совсем неохота идти и докладывать. Я бы с большим удовольствием сходил на фильм «Кровавый спорт», про который мне намекнул мичман со столярного цеха. Может, стоит рассказать мичману? Хотя он наверно и так знает, что им интересуются офицеры-политработники. Странно, что им особисты еще не заинтересовались. Плохо будет, если подпольный видеосалон прикроют.
Но где же достать пару рублей на субботний видеосеанс?
Вечером перед отбоем Федос рассказал, что командир поставил ему задачу принять у Маркова всё имущество группы и баталерку. Причём не упрашивал и не расспрашивал – просто приказал. Мичман Марков уже был в курсе и сложившимися обстоятельствами ничуть не печалился. По штату он оставался в составе группы, но теперь будет работать где-то в распоряжении помпотыла командира разведпункта. Неплохо, однако, для столь молодого мичмана. Теперь старшина второй статьи Федосов исполнял обязанности заместителя командира и заведовал всеми хозяйственными и обеспеченскими вопросами в нашем подразделении. Ответственность для старшины первогодка – немаленькая. Буду надеяться, что Алексан Палыч Федосов теперь не зазнается. Я, уже мысленно облизнувшись, представлял, как мы вечером пьём чай в баталерке, слушаем наш группный магнитофон и с блеском придумываем офигительный план проведения занятия, от которого Поповских приходит в дикий восторг и дарит нам по рублю, чтобы мы смогли просмотреть фильм «Кровавый спорт». Ага, как же, размечтался. После ужина, в личное время, мы с Федосом считали форменки, робы, бескозырки, РД-54, МГ, какие-то веревки, карабины и прочие элементы военного снаряжения.
– Зырь, – пыхтел Федос, – потрясая какой-то толстенной книжкой, – это типа книга учёта движения материального имущества в группе, во! Вот только не пойму, Поп сказал, что надо сверяться еще с ротной книгой! А еще сказал – тщательно проверить форму двадцать шесть! Ты не в курсе, что это за форма такая?
– Ну, наверно, какая-нибудь форма для особых задач… сколько комплектов этой формы должно быть? Давай на верхних полках посмотрим.
– Каплейт сказал проверить форму двадцать шесть, а сколько этих форм – ни хрена не сказал. Я так подозреваю, должно быть на всю группу – двенадцать комплектов.
– Слушай, мы уже все пересчитали и на бумажку переписали, у нас каждой формы по комплекту, а бескозырок так вообще на всю роту хватит. Но двадцать шестая – я в глаза такой не видел! Надо у «годков» узнать, как она выглядит.
– Точно! Пойдём к Михелю, ротному баталеру. Он, поди, знает, что это такое.
Михей – вальяжный матрос, готовившийся к «сходу», – сидел в ротной баталерке безвылазно. Его даже на построениях и проверках не было заметно. Старшина роты, старший мичман Аничков, выдрессировал его до такой степени, что после некоторого промежутка времени мог даже не обращать внимания на ведение ротного хозяйства. Матрос Михель Михаил Михайлович знал буквально всё: как проводить сверки в тыловых службах, какие ящики должны быть в ротной учебно-материальной базе, как списывать боеприпасы и другое имущество. Замена белья, получение формы на складах, выдача в группы шмоток и белья – всё это лежало на его плечах.
На разведпункте действовала система группных баталерок. Сперва имущество выдавалось в роты, а потом выдавалось в группы. Наверное, это было обусловлено тем, что группа может работать как самостоятельная боевая единица. Поэтому форма, снаряжение, запас сухих пайков хранился в каждой группе отдельно. Уже служа в офицерских должностях, я сообразил, что это была очень хорошо продуманная система. Ведь иногда мы замечали на построении, что в строю нет одной-двух разведгрупп. Когда и куда они убыли, знал только один командир группы и вышестоящее начальство. Даже командир роты мог не знать. Да и доподготовку групп к выполнению учебной или боевой задачи было проводить намного проще. Все имущество под рукой, закрыли группу в кубрике, возле дверей выставили часового и всё – пожалуйста. Размеры кубрика вполне позволяют и макет местности поставить, и карты развесить, поставить столы для чистки оружия, а у входа в кубрик, справа у двери, у самого комингса торчит телефонная розетка. Всё это я осознал намного позже и урывками, переходя от одного периода службы к другому, из должности в должность.
Михель сидел за большим столом под светом большой настольной лампы в синих нарукавниках, в тельняшке и синих шортах от тропической формы. Матрос, как Гай Юлий Цезарь, делал одновременно несколько дел. Обрабатывал наждачной шкуркой деревянный макет автомата, пил чай из стеклянного стакана в металлическом подстаканнике, беседовал со старшим матросом – хозяином «холодной» баталерки, недавно озадачившим нас на изготовления ящика для макета местности.
– Разрешите на борт, товарищи матросы, – вежливо поздоровался Федос.
Мы тут же хором после кивка матроса Михеля отрапортовали:
– На рулях не стоим, артельщиками не работаем!
Для чего мы это докладываем, никто толком пояснить не мог. Почему-то было принято, если молодой матрос пришёл к старшему призыву для решения каких-то проблем, рапортовать именно так. В других ротах и подразделениях такого не было – это была «фишка» именно первой роты. Откуда сия присказка взялась, никто даже не помнил, но традиция есть традиция.
– Михал Михалыч, мы к вам прибыли за консультацией, – начал Саня.
– Я думал вы за должность прибыли проставляться, – заржал «Михель», – это же надо – без году неделя, а уже в группной баталерке «рундука» подсидели.
– Проставимся обязательно, мне посылка скоро придёт, – пообещал Федосов, – тут мы хотели спросить: как из себя выглядит двадцать шестая форма? А то мы все полки перерыли, а её не видели. Думаем, может наш мичманец домой унёс?
Баталер «холодной» довольно заржал и чуть не поперхнулся чаем:
– Матросы! Вы же прошаренные! Ящик вон для макета какой знатный рухнули (нашли). Маркуша по любому унёс, придется вам перед вашим каплейтом бледнеть!
Вот чёрт! Зря я так радовался за напарника – теперь ему нагорит за эту непонятную форму, а Марков уйдёт в отказ, скажет: молодые матросы не уследили. Нагорит второстатейному старшине, ой нагорит!
– Ох, караси, ну и глупые же вы. Пойдёмте к вам в баталерку – Михал Михалыч вам всё по отсекам разложит, – вздохнул покровительственно Михель, – вы же наши теперь, баталерные, а тут – «м-а-ф-и-я»!
Оказывается, помимо «мафий» «старшаков», «баллонов», «камбузных» есть еще мафия баталеров. А вдруг есть еще мафия мичманов, офицеров, адмиралов?
«Михель» зашёл в нашу группную баталеру, обозрел все полки и отсеки, вынул из-под мышки свою толстенную книгу, взятую с собой, и с хозяйским видом уселся за стол.
– Сперва рассказываю, – провозгласил он, – матрос – чаю!
– Михал Михалыч, а у нас нету ни чаю, ни кипятильника, Марков все забрал, – развёл я печально руками, – у нас магнитофон группный есть, так мичман шнур от него унёс. Музыку теперь не послушаешь.
– Однако как все глухо… как за переборкой. Ладно, слушайте, а завтра после отбоя вы меня уже чаем угощаете!
Матрос начал рассказывать нам о вещах и порядках, о существовании которых мы даже не подозревали. Всё имущество, которое числится на роте, заносится в ту книгу, которую он только что принёс. Федосов теперь должен будет раз в две недели приходить со своей книгой и сверяться с Михелем. Всё выдаваемое имущество надо также записывать и брать роспись с матроса. Кроме имущества, находящегося в баталерке, замкомгруппы отвечает еще за шконки, баночки, столы, тумбочки, находящиеся в кубрике. Только за оружие и боеприпасы отвечает командир группы. Пройдёт время, и когда мы превратимся в «годков», то и за оружие будет отвечать заместитель командира группы – такова здесь практика, если замкомгруппы из матросов-срочников. Всё имущество при приеме надо сверить с нашей книгой, а потом сверить с ротной, и старшина роты или Михель поставят свою роспись о том, то сверка имущества проведена. Обычно имущества больше, чем числится на группе. С одной стороны, это хорошо: всегда есть неучтённый запас на всякие непредвиденные случаи. С другой стороны, если будет проходить инвентаризация и всяческие проверки со стороны разведпунктовского начальства, то лишнее имущество сразу повесят на баланс группы, а получается и роты, а потом возникнут сложности у кого-нибудь из материально ответственных лиц роты. Могут возникнуть сложности и у ротного баталера, и не дай бог это произойдет по нашей вине. Так что если есть лишнее, то пусть будет. А при наличии признаков проверки лучше всё нажитое непосильным трудом спрятать куда подальше. Хуже всего, когда в группе недостача и обнаружена она баталером уже после принятия должности и росписи в актах. В нашем случае положение двоякое. Марков по приказу свыше работает у помпотыла, но числится в группе. При сдаче должности он может легко все свалить на неразумного салажонка – старшину второй статьи Федосова. И получится, что глупый Федос, приняв баталеру и имущество, все промотал, в то время как рачительный мичман впахивал в поте лица на благо флотской разведки. Поэтому старший и опытный матрос нам по-отцовски советует сверить все имущество с нашей книгой и написать акт, который подсунуть нашему каплейту. Тот уж заставит расписаться в нём Маркова в графе «сдал». Потом этот акт ляжет на стол командиру роты, зарегистрируется и будет вполне официальным документом, подтверждающим, что карась второй статьи Федосов принял ровно столько-то и с него взятки гладки! Акт надо обязательно составить в трех экземплярах. Один будет в роте, второй будет в группе, а третий пусть Федосов спрячет в баталерке и сохранит или до передачи баталерки кому-нибудь, или до самого «схода на берег».
У нас даже головы закружились. Федосов, старательно высунув язык, черкал у себя в блокноте, делая пометки.
– Михалыч, – занудил он, – скажи, пожалуйста, ну а форма двадцать шесть – какая она?
Матрос покачал головой, как бы сетуя на нашу глупость, и, подозвав к себе, развернул книгу, принесённую с собой.
– Смотрите, тут в углу типографским шрифтом что написано меленько?
– Форма номер двадцать шесть! – хором прочитали мы.
Вот так! Оказывается, в Военно-Морском Флоте даже книги имеют свою форму.
При помощи Михеля мы снова начали пересчитывать имущество, сверяясь с книгами. Все сошлось один в один, только бескозырок было больше.
– Ага, – загадочно сказал ротный баталер, – имущества-то в вашей группе неучтённого после схода ваших «предков» было немеряно, а сейчас вон всё под счёт. «Рундук» всё сховал себе в сундук.
Под руководством старослужащего мы написали три акта, в которых помимо подписей Федосова и Маркова должны были еще стоять росписи Поповских, командира роты капитана третьего ранга Леонова и ротного старшины Аничкова.
Михель поставил свою роспись в нашей книге и убыл, напомнив, что завтра он у нас пьет чай с «холодным баталером», проверяя нашу прошаренность. И напоследок посоветовал завести знакомство с кем-нибудь из связистов: они в электрических делах весьма продуманные матросы, могут чем-нибудь и помочь. Вот тебе и попили чаю – провозились до самого отбоя.
С утра у нас было два часа общественно-политической подготовки, и мы, сидя в летнем клубе, старательно конспектировали в блокноты речи Горбачёва о наступившей мировой «разрядке», событиях в мире, в Армии и на Флоте. Рядом со мной мирно посапывал матрос Зеленов, «Зелёный», пуская слюну в блокнот, где были выведены «графики засыпания».
Пользуясь случаем, я тихонько толкнул локтем начавшего тихонько похрапывать матроса:
– Ну что, Зелёный, когда пятьдесят копеек отдашь?
Зеленов приоткрыл глаза, сладко зевнул и пробормотал:
– А чо? – И снова заснул.
Я его толкал таким образом каждые пять минут, не давая спать. Зеленов дошёл до такого состояния, что, для того чтобы я отстал, вытащил из кармана робы полтинник и сунул его мне – лишь бы я отвязался. Половина взноса на «Кровавый спорт» есть, надо теперь найти еще полтинник. Надеюсь, что Федосов тоже что-нибудь придумает. После общественно-политической подготовки мы носились по пляжу, таская всей группой надувную резиновую лодку. Потом переворачивались на ней, ставили её и снова забирались. Неплохое занятие – похоже на водные аттракционы, но выматывает не хуже, чем бег. Потом половина группы сидела внутри, а другая половина плыла, толкая перед собой лодку. Вроде бы куда как просто – плыви да толкай. Однако лодка шла неравномерно, рыскала по курсу и раскачивалась. Тут все зависело от слаженных действий плывущих. Пришлось тренироваться – загребать на счёт командира. Одной рукой надо было вцепиться в канат, другой – загребать. Главное, чтобы гребки с обеих сторон были синхронные и одинаковой мощности. Вскоре у всех «отваливались руки и ноги». Это хорошо, что занимались мы только по нулевому комплекту: только в трусах, да еще одели спасательные жилеты. А что будет дальше, когда будем бултыхаться в полном снаряжении с рюкзаками и оружием? Под конец занятия Поповских всё-таки раздал ласты и лодку толкала всего одна боевая пара. И на добивку последние пять минут мы всей группой шлепали в ластах по песку, таща лодку и мирно восседающего в ней командира. На обеде я даже руку с ложкой поднять не мог, а когда меня хлопнули сзади по плечу, я чуть не окунулся лицом в миску с гороховым супом.
– Брейк, чего такой вялый? – спросил меня незаметно подошедший сзади Дитер.
– Здрасте, Дмитрий Анатольевич! Дим, нас на занятиях каплейт умотал, еле шуршу по палубе.
– Ваш может. Допивай компот, выходи на воздух – расскажешь, что о чём.
Я быстренько допил компот и, отпросившись у Федосова, выскочил на улицу. Болев со своим напарником стояли возле курилки и крутили на руках поясные ремни, о чём-то оживлённо беседуя. Увидев меня, сделали приглашающий жест рукой, не прекращая увлекательнейшего занятия по раскручиванию ремней. Я, опасаясь получить «якорной» бляхой по лбу, осторожно подошёл и встал в сторонке.
– Ну, Брейк, с тебя пол-литра шила! Мы тебе земляка еще одного нашли, с госпиталя вернулся, с роты связи, центровик, нормальный матрос-«годок», прошаренный. Сегодня сказал: на ужине тебя найдёт.
– У меня нету шила, – испугался я (снова надо проставляться).
– Да шутим мы, сами знаем, что у тебя ни хрена нету. Сам как? В группе нормально всё?
– Да всё по курсу. У меня напарник теперь замкомгруппы работает, вчера баталерку принимали, мичман наш шнур упёр от магнитофона – теперь ни хрена не послушаешь, с каплейтом всё хорошо, не придирается.
– О, а чего вы шнур-то отдали, «маг» на ваши же деньги куплен?
– Да он нас как-то и не спрашивал. Он вообще по-тихому ушёл, ключи только Поповских отдал – и не видно его.
Поболтали еще минут пять до выхода моей группы и, довольные друг другом, разошлись. После обеда продолжались занятия. Потом было подведение итогов за неделю, собрания в группах, рисование группных боевых листков. На ужине на раздаче уже дежурил Мотыль, и, когда я пошёл за добавкой, он щедро сыпанул мне в бачок пару черпаков макарон, облил красным подливом и подмигнул. Я, задавив лыбу и подмигнув в ответ, был вытолкан из очереди страждущих добавки. Вот чёрт! А я хотел попросить у него чаю для заварки. Саня Федос вроде бы соорудил кипятильник, и после ужина мы хотели его использовать. Когда я чуть ли не бежал к столу, неся на вытянутых руках горячий бачок, дорогу мне преградил какой-то второстатейный старшина.
Конец ознакомительного фрагмента.