Глава 5. Сейчас или никогда…
В доме Федора Михайловича ночь выдалась на редкость неспокойной.
– Ку-ку! Ку-ку! – высунулась из часов механическая кукушка. – Ку-ку! Ку-ку! У-ах!
Она прокричала все положенные «ку-ку», с силой захлопнула дверцу и отправилась досыпать.
В предутренний час, когда сон по-настоящему крепок и сладок, с домашней хозяйской куртки доносилось невнятное бормотание.
– Вот ведь, радио есть, а счастья нет… Старик Ильф был прав, – рассуждал сам с собой Федечка, поглядывая на часы. – Вот ведь, в старину, когда одна пуговица стоила целое состояние, нами так не разбрасывались. А нынче… Нынче все просто: рукав прожгли и – пожалуйте на помойку. – Федечка приподнялся на локте и оглядел соседей:
– Эх, спят…
– Уснешь тут с вами, – прокряхтел Серьезный. – То кукушка со своего балкона каждый час выпрыгивает, то ты не в меру словоохотлив. Итого: ночь насмарку.
– Эй, там! – взорвался Ворчун. – В конце концов, дадите поспать или нет?! – Он сердито взбил подушку и натянул ее на голову.
– Сегодня, быть может, самый черный день в моей жизни, – пригвоздил себя горькой фразой Федечка. – Моя возлюбленная…
– Да слышал я, – перебил Серьезный. – Не раскисай. Ты сегодня выглядишь не пуговицей, а бесхребетным шнурком.
– Всё относительно, – пробормотал Федечка. – Попробуй удержать корсет дамы, плетущей интриги при дворе, когда ее во все стороны распирает от секретов. Нужно иметь крепкий хребет настоящего придворного шнурка.
– Выходит, предки покрепче нашего брата были, – отозвался Серьезный. – Не то нынче поколение, ой, не то.
– Так отчего бы не использовать опыт предков? Одних поговорок и пословиц сколько… – сказал с закрытыми глазами Свистун. – «Всяк сверчок знай свой шесток», «Не в свои сани не садись». Нет, категорически не подходит.
Свистун потер лицо, чтобы окончательно проснуться.
– «Что стиральной доске хорошо, то пуговице – смерть». Вновь не годится.
– Угу,– усмехнулся Серьезный. – Ты еще вспомни, что в дороге и иголка тянет.
В часах вновь закопошилась кукушка: подходило время очередного «ку-ку».
– Есть еще китайская пословица «Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага», – вспомнил Свистун.
– Китайцы – мудрый народ, – безучастно ответил Федечка. – Их много. Правда, нас, пуговиц, больше. Гораздо больше, а помочь мне некому.
– Да ты вникни, о чем тебе Свистун говорит! – высунулась кукушка. – Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага. Пока ты будешь все пуговонаселение пересчитывать, Пуговки с блузки пропадут. А еще имя себе взял.
Федечка вскочил, как ошпаренный:
– Пропадут! Мы валяемся здесь на перинах, книжки почитываем! А пуговки в беде!
Он заелозил и придвинулся к Свистуну:
– С первого шага, говоришь? Слушай, помоги-ка мне! Грызи!
Свистун растерялся:
– Погоди, не пори горячку. Я ведь просто вслух рассуждал. Про путешествия, и про все такое. Не спалось, вот и болтал, беседу поддерживал. И потом…
– Но теперь меня поддержи, – перебил Федечка и подтолкнул плечом Свистуна.
Тот почесал затылок и оглянулся на Серьезного.
Серьезный кивнул.
И тогда Свистун вцепился зубами в удерживающую Федечку нитку. Послышался треск.
– Давай. Давай! Еще немного, – подгонял Федечка, поглядывая на первый солнечный луч, проникший в комнату.
Наконец Федечка кувыркнулся на пол.
– Кто со мной?!
Кукушка попятилась и, не прокуковав положенный час, наглухо захлопнула свое окошко.
– Ты извини, – отвел глаза в сторону Свистун. – Все это слишком неожиданно. И потом, на улице дождь, ветер. Иногда снег. Не по мне все это.
– Но сегодня солнце! – возразил Федечка.
– С утра солнце, а к вечеру неизвестно.
– Удачи тебе, парень, – смущенно свесился с куртки Серьезный. – А нас и вправду извини. Мы к такому шагу все-таки не готовы.
Федечке долго разговаривать было некогда. Яркое утро вступало в свои права, и нужно было поторапливаться, пока не приехал мусоровоз.
– Ну что ж, счастливо оставаться. Пока, оседлые! – покатился по полу Федечка. – Не поминайте лихом!
Он добрался до порога и выскользнул за дверь.
– Я вот тут думаю, – с сомнением в голосе произнес Свистун. -Правильно ли я сделал, что перегрыз ему нитку? Ведь если с ним что случится…
– Наконец-то мы от него избавились, – буркнул Ворчун, вылезая из-под подушки. – Просто никакого покоя.
– А мне он нравится, – произнес Серьезный. – Каждый должен быть там, где находится его сердце. Итого…
– Итого, – подхватил Ворчун, – одним бездомным стало на свете больше.
И пуговицы надолго замолчали, примеряя на себя поступок Федечки.
Между тем за дверью Федечке стало крайне не по себе. Исчезла мягкая опора куртки, не держала надежная нитка, и было ясно одно: с этого времени придется рассчитывать только на себя. Беглец перебежками преодолел пару комнат и выбрался на крыльцо.
От огромности мира, светившегося за порогом, у него закружилась голова. Он прислонился к плинтусу, набрал полные легкие прохладного воздуха, и чуть было не захлебнулся.
– Ширк-ширк… Ширк-ширк… Фьють! – послышалось рядом с крыльцом, и мимо ступенек вихляющей походкой прошагала Метла. Метла подметала садовую дорожку и самодовольно насвистывала арию или частушку, или что-то в этом роде: понять было сложно, поскольку она перевирала любую мелодию.
– Не свистите, – посоветовал Федечка.
Метла остановилась, как вкопанная, и недоуменно уставилась на Федечку.
– Не свистите, иначе денег не будет,– пояснил тот, сползая со ступеньки.
Метла заморгала, насупилась и через мгновение так поддала Федечке, что тот кувырком отлетел к забору.
Грубо. Очень грубо,– подумал Федечка. – Хорошенькое начало.
Метла проследила за федечкиным полетом и, насвистывая, двинулась дальше, вихляя чубом туда-сюда, туда-сюда.
Федечка поднялся, отряхнулся и вмиг обнаружил, что прилетел в нужном направлении: сквозь прутья забора были видны двор дома Алины Семеновны, распахнутые настежь окна и поднятые жалюзи. Он увидел, как входная дверь отворилась, и чья-то рука выставила на крыльцо мусорную корзину.
Федечка так и впился взглядом в корзину: через край свешивался рукав розовой блузки. У Федечки перехватило дыхание. Он испытал смешанные чувства: радости – от близости к возлюбленной, и катастрофы – от того, что слова Пиджачника оказались правдой, и пуговкам грозит нешуточная опасность.
Опасность не заставила себя ждать. Она явилась из дома в виде усатого дядьки, который ловким движением опрокинул содержимое корзины в большой черный пакет и завязал его горловину.
– Ширк-ширк! – вновь послышалось за спиной у Федечки, а следом со стороны улицы загрохотал мусоровоз: «Дрынь-бр-р-р-др-др-р-р-дыр! Гр-рым-м, уф, пуф-ф-ф… Пф-ф-ф-фыыыы…»
Усатый дядька ухватил пакет за горловину.
– Ык, – икнул пакет, почувствовав на горле цепкие пальцы.
Усатый дядька крепче зажал горловину и направился к машине.
Времени на раздумья у Федечки не оставалось ни секунды.
Он метнулся вслед, но понял, что не успеет, и вдруг, неожиданно даже для себя, прыгнул к Метле и оседлал ее.
– Да кто ты такой, черт тебя возьми?! – разъярилась Метла.
– Федечка!!! – во весь голос заорал Федечка и пришпорил Метлу.
Перепуганная Метла ринулась, не разбирая дороги. Она перемахнула через забор и с бешеной скоростью помчалась вперед, сметая чубом все на своем пути. В ушах у Федечки засвистел ветер, и он от страха, что слетит с черенка, вцепился в него мертвой хваткой.
От боли Метла взвыла, взвилась в воздух и легко обогнала ехавший мусоровоз. Через стекло кабины мелькнули округлившиеся глаза водителя и перекошенный рот. Метла не почувствовала, когда Федечка спрыгнул на мусоровоз и крепко ухватился за крышку мусорного бака. К ужасу водителя, она еще некоторое время кружилась в беспамятстве на проезжей части и, наконец, выдохнувшись, свалилась в придорожный кювет.
А Федечка подтянулся и с грохотом перевалился через край бака на мусорную кучу. Гора одинаковых черных пакетов подпрыгивала на ухабах и кренилась на резких поворотах. Было непонятно, в котором из пакетов находилась еще сутки назад горячо любимая блузка Алины Семеновны. Все вокруг скрежетало, шуршало и двигалось.
Федечка зажал нос и решил дождаться конца путешествия, а во время пути хорошенько все обдумать. Но мысли на ухабах мгновенно вылетали из головы. «Будь, что будет», – решил Федечка.
Конец ознакомительного фрагмента.