Вы здесь

Отморозок Чан. Книга первая. Восьмая глава (Фёдор Достоевский)

Восьмая глава

Наконец-то свобода. Прохладный сырой ветер с приторным запахом мокрого цемента обдувает ебло. Под ногами шпалы, заваленные пустыми банками, окурками, фантиками. У стен, под самый свод взгромоздились разномастные мешки, набитые мусором. Прямо на меня смотрит непроглядная тьма тоннеля, ведущего на Гагаринскую. Я одет в робу серого цвета с номером «ноль один четыре» на груди – моя тюремная форма. На моих руках наручники. Оружия мне не выдали. «С какого блядь хуя?» – спросите вы?


– С какого блядь хуя?! – спросил я, обернувшись к Андрею Алексеевичу, который стоял у меня за спиной, в компании Жеки-тюремщика и еще двоих сталкеров, вооруженных автоматами.


– Это вынужденная мера. Я тебя знаю. Ты себя знаешь. Дай тебе свободу, ты съебешься на поверхность и хер тебя найдешь потом.


– Нахуя этот цирк? Когда я тебя подставлял?! Я ж слово дал, ебт! – возмутился я.


– Блядь, давай без этих сцен. Ты отличный парень, но пидр, конченый – мать родную через хуй опрокинешь, дай только повод. Так что давать тебе удобную возможность меня наебать я не стану. Короче, под конвоем дойдешь до Первомайской, там получишь снарягу и ствол. Оба тоннеля будут под присмотром пока не вернешься. На поверхности, с «Бандитских станций», тоже команды выставлю, вылезешь наружу – ебнут сразу. Короче мотивация выполнить задание у тебя теперь охуенная. Поверь, больше шансов сдохнуть если решишь съебаться, чем если отправишься на «Бандитские», как я тебя прошу. И злиться на меня не надо. Потом еще спасибо скажешь.


Я поразмышлял какое-то время. В его словах есть резон. Я действительно планировал съебаться, как только выйду отсюда. Хитрый ублюдок.


– Хуй с тобой. – наконец пожал плечами я. – Давайте тогда по-быстрому этот вопрос решим, потому что у меня дела и поважнее есть, чем гоняться за наркотическими фантазиями какого-то пиздюка и его пизданутого бати.


Мы обнялись напоследок и я, под конвоем, отправился в путь.


Мы шли по тоннелю уже давно. Меня сопровождали двое. Жека, одетый в черную прыжковую форму с черной же разгрузкой и черных высоких сапогах на шнуровке, и еще один рыжеволосый пидр, одетый точно также. При ближайшем рассмотрении я понял, что два этих рыжих уебка – братья.


Мне выдали небольшой розовый фонарь-свинку с динамо-генератором и теперь я каждые две минуты дрочил пластиковый рычаг, чтобы фонарь не потух. Уверен, такой фонарь рыжие уебки выдали мне шутки ради. Небольшая месть за то, что заебал их до кровавых слез за прошедшие годы. Эти два пидора идут по бокам от меня с охуенными фонарями-дубинками и, наверняка, улыбаются каждый раз, когда слышат жужжание заряжающегося генератора моего свино-фонаря.


– Ладно, давайте привал устроим, – оборвал мои мысли о свинаре (фонарь – свинарь – ну нихуя себе), Жека, резко остановившись и сбросив огромный черный рюкзак на шпалы.


Его брат незамедлительно последовал его примеру, и бросив точно такой же рюкзак рядом, сел на рельс, устало выдохнув. Жека сел рядом с ним, покопался в рюкзаке и достал электрическую лампу на аккумуляторе. Он поставил ее между собой и братом и включил. Вокруг них образовалось кольцо тусклого света. Затем он достал из кармана пару сигарет, передал одну брату. Они раскурили самодельные сигареты от одной спички и стали задумчиво выпускать дым, смотря себе под ноги и, казалось, полностью забыв о моем существовании.


Я какое-то время смотрел на них сверху вниз, продолжая дрочить рычаг свиньи. Бля, я не это имел в виду. Я продолжал заряжать генератор своего фонаря. Блядь, теперь даже так звучит не очень. Короче, я смотрел на них какое-то время непонимающим, и возможно даже в какой-то степени презрительным взглядом. Это продолжалось не меньше минуты. Рыжие пидоры продолжали задумчиво и пафосно курить, словно разыгрывая сцену из боевика, в которой они только что отомстили за смерть своих близких и теперь в их дальнейшей жизни нет никакой цели и смысла. Осталась только боль, которую они не могут показать зрителю, потому что они брутальные герои, а не какие-нибудь плаксивые пидоры.


Прошла еще минута. Они раскурили по следующей сигарете. Я продолжал заряжать фонарь, хотя он уже святил так ярко, что стена тоннеля начала плавиться от его смертоносного, сконцентрированного луча.


– Вы чем блядь долбоебы занимаетесь?! – наконец спросил я, скривив ебло в брезгливой гримасе.


Оба подняли на меня удивленные взгляды. Видимо реально забыли про меня. Кретины блядь.


– Вы тут решили разыграть сценку какую-то пизданутую? Святые из Бундока что ли? А ну блядь встали и пошли дальше, уебки!


Эти пидоры просто покачали головами, словно я сказал какую-то нелепую хуйню, и вернулись к театральному курению. Я смотрел на них еще секунд двадцать, и когда наконец решил переебать с ноги в рыло Жеке, который сидел ближе всего ко мне, он, словно прочитав мои мысли, нагнулся к рюкзаку, зажав тлеющий хабыч в зубах, и стал рыться в нем. Наконец он достал оттуда банку и нож, с обмотанной синим скотчем рукоятью, и бросил их мне под ноги.


– Похавай пока. Ща покурим и дальше пойдем. Только мозги не еби, один хуй сегодня до Гагаринской дойдем.


– Только быстро давайте, – сказал я, и с недовольным видом сел на рельс, взяв в руки банку и нож. В наручниках вскрывать банку было не так неудобно, но я все равно открыл ее без особого труда. Тушёнка. Заебись. Люблю тушёнку. Я стал жадно поедать холодное мясо, вытряхнув белый твердый жир себе под ноги.


– Вот скажи. Чего ты злой такой? Нахуя на всех кидаешься?


Оторвавшись от еды, я посмотрел на Жеку, который смотрел на меня. Быстро сложив два плюс два, я понял, что вопрос задал он и задал его мне. Я задумчиво прожевал здоровый кусок говядины.


– Ну, тут ведь как у львов, – наконец заговорил я. – Кто громче всех рычит, тот и мамку твою потом ебет, без очереди.


Жека покачал головой.


– Бесполезно блядь. Хули с тобой разговаривать вообще? Не можешь ты по-человечески общаться. Я ж, когда тебя только привезли к нам, слова тебе плохого не говорил. Наоборот, старался устроить по-человечески. Да все к тебе по-человечески отнеслись. А ты Федьку убил. Двух дней не прошло, а ты человека ни за что жизни лишил. Просто за то, что он работу свою делал. Преступников охранял. Ведро с говном твоим выносил. Отличный парень был. Не мало людей спас на поверхности, еще до того, как в тюрьму служить пошел. В жизни ни одному заключенному слова плохого не говорил. Всех вас жалел. А ты его задушил. Четверых детей сиротами оставил. Но я одного понять не…


– Это ты так ситуацию видишь, – прервал его я. – Если ты поговорить об этом хочешь, то я тебе расскажу, как дело было на самом деле, только ты не поверишь мне нихуя.


– Если правду скажешь – поверю.


– Хуй с ним. Только попить дай.


Я протянул руки к Жеке. Он с кивком протянул мне бутылку. В последний момент я кинулся на него. Нож спрятанный в одной из рук он не заметил. Лезвие вошло в артерию. Я понял это. по мощной струе крови, ударившей из его шеи, когда я вырвал нож и откатился в сторону.


Его брат среагировал быстрее, чем я ожидал. Он вскочил, выхватывая автомат из-за спины. У меня остались доли секунды чтобы решить, как быть дальше. И я решил. Я слишком далеко от него, но лампа стоит прямо возле меня. Быстрое движение, щелчок выключателя и полная темнота. Я быстро встаю и прыгаю в сторону. Вставая, зацепляюсь ногой за шпалу – падаю. Нож вырвался из рук и проебался во мраке. Блядь! В этот момент темный тоннель разрывает автоматная очередь. Звук отражаясь от стен чуть не разрывает мне перепонки. Я цел. Видимо стреляет куда попало – боится, что я подкрадываюсь к нему под покровом темноты. Не зря, но план у меня немного иной. С ножом все вышло бы значительно лучше, но что поделать, придется импровизировать. Снова короткая очередь. На этот раз я видел, что он стреляет куда-то вбок – дульная вспышка его выдала. Я хотел действовать сейчас, но решил дождаться другого момента… вот этого. Он включил фонарь и направил в последнюю точку где меня видел, до того, как отрубился свет. Поняв, что там нет моего разорванного пулями тела, он судорожно дернул фонарь в противоположную моей позиции сторону – туда где хрипит на рельсах Жека. Хотя, может уже и не хрипит – нихуя не слышу кроме дикого звона в ушах. На какое-то мгновение он оказался повернут спиной ко мне, и я отчетливо видел его силуэт на фоне света фонаря.


Не теряя времени, я бросился на него и накинув цепь от наручников на шею, упал назад, повалив рыжего пидора на себя. Автомат выпал из его рук. Он ухватился своими руками за мои, пытаясь ослабить давление. Фонарь валялся где-то далеко и светил в другую сторону, так что мы боролись в полной темноте. Черт, не помню, был ли у этого мудака нож в разгрузке. Но вот пистолета ни у него, ни у его брата не было точно, это я еще у входа в тоннель приметил. Короче, пока этот пидр держит руки на моих, можно ни о чем не беспокоится. Нужно усыпить его как можно быстрее. Я натянул цепь настолько сильно, насколько это вообще возможно. Наручники впились в мои кисти, из прикушенной от усилия губы пошла кровь – я почувствовал ее вкус.


Вдруг, рыжий уебок резко опустил руки куда-то вниз. Блядь, уж точно не хуй он там достать решил. Я уперся ногой в рельс и оттолкнувшись перевернул его на бок. На живот он так и не перевернулся, видимо уперся грудью в другой рельс. Я быстро подтягиваюсь, упираюсь ему коленом в затылок и тяну цепь что есть силы.


Да отрубайся ты, мразь! В этот момент мою ногу пронзает боль. Уебок меня порезал. Бля буду, уебок меня порезал. Надеюсь не серьезно. Я ослабляю хватку, опускаюсь ниже и зверским рывком снова натягиваю цепь, вдавив колено в затылок рыжего пидора. Падаю набок, но не ослабляю хватки. В любую секунду я ожидаю еще одной вспышки боли от удара его ножа или хуй знает, чем он там меня пырнул. Но этого не происходит. Я понимаю, что он больше не сопротивляется. Отрубился наконец-то. Или притворяется? Хуй его знает. На всякий случай я не ослаблял хватку еще несколько минут. Мое лицо было мокрым от пота. Наконец я убрал руки с наручниками с его шеи. Запястья болят нереально. Нога – еще сильнее. Я встал и быстро подошел к фонарику. Надо найти нож. Взяв фонарик, я осмотрелся. Нигде не видно. Хер с ним. Пока разберусь так.


Я вернулся к задушенному рыжему уебку, положил его головой на рельс и начал с силой бить подошвой сапога по голове, стремясь размозжить череп об сталь. После нескольких десятков ударов я посветил на него. Да, он определенно мертв. От головы почти нихуя не осталось. Похоже, что он упал на этот рельс с высоты метров в триста. В кровавой каше из волос, мозгов, кожи и кусков черепа, я смог разглядеть глаз, вытянувшийся из черепа и свисавший с рельса, перевалившись через него. Фу блядь. Аж противно.


Я подошел к Жеке. Он лежит там же, где я его оставил. Читает книжку про космические путешествия и пьет мохито с зонтиком из зеленой папиросной бумаги. Нет блядь. Он сдох. Он лежит в луже крови, с белым еблом и синими губами, и удивленно выпучив глаза, смотрит в потолок, как бы говоря: «Ну нахуя мы сели покурить, даже не держа подконвойного на мушке, и вообще смотрели в другую сторону и даже дали ему нож в личное пользование? Не уж то мы решили, что мы настолько невзъебенные морские котики, что нас не сможет убить голыми, скованными в наручники руками этот отважный богоподобный атлет, исполненный мужества и могущества?».


Я дал ему ногой по еблу за такие мысли.


– Вы все сделали правильно, ребята. В моем присутствии люди расслабляются и теряют бдительность. Это нормально. Просто, я душа компании. Не смей себя винить.


Через пол часа я, облаченный в черную прыжковую форму, черную разгрузку и высокие черные ботинки на шнуровке, покинул место привала. В каждой моей руке было по охуенному черному фонарю-дубинке. Свой я оставил Жеке. Руки у него совсем ослабли – нихуя не держат, так что я засунул ему его в рот. Фонарик не хотел влезать, но я забил его ногой. Он все-таки уместился, но вот челюсть немного сорвалась с петель и, порвав ебло, вылезла наружу. Но это уже мелочи – попросит мамку подшить.


В голове звенеть перестало буквально несколько минут назад. За моими плечами висел тяжелый рюкзак. Я собрал в него все самое ценное из вещей рыжих братьев. В нем много еды, патроны для автомата и тысяча рублей денег. Еще там был самодельный шестизарядный револьвер. Также я, ясен хуй, взял с собой оба автомата. Порез на ноге оказался незначительным, так что просто перемотал его бинтом, который нашел в одном из рюкзаков


По моим оценкам, до станции осталось не больше получаса ходьбы. С Гагаринской нужно валить сразу. У них телефонная связь с тюремной. Хотя, хер его знает, может быть за эти годы телефонная связь налажена уже со всеми станциями. Короче нужно как можно быстрее добраться до Советсткой, забрать свой охуенный обрез и бабки, и съебывать на поверхность. Вот что делать там – хуй его знает. Может проверить тачку свою? Чем черт не шутит, вдруг не разграбили за эти годы? Да, может быть так и сделаю. В любом случае, мне нужен стартовый капитал, чтобы начать новую жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.