Глава 7
В четверть третьего меня разбудил кошмар. Я тонула, барахтаясь под одеялом, которое сон преобразил в гущу водорослей, и тщетно пыталась всплыть. Мне уже почти удалось, но тут кто-то схватил меня за лодыжку и потянул вниз.
Как всегда в таких случаях, я проснулась, так и не увидев, что меня держит, – вся в поту, с колотящимся о ребра сердцем. Полежала немного, отважилась сесть.
За окном плавало белое лицо с темными ямами глаз.
С опозданием сообразив, что это мое отражение, я еле добежала до ванной и после приступа рвоты еще полчаса пролежала, свернувшись клубком на холодном кафеле, проклиная Мэтью Клермонта и других виновников своего жуткого самочувствия. Потом опять залезла в постель, поспала и на рассвете, едва волоча ноги, отправилась на лодочную тренировку.
– В такой-то туман, доктор Бишоп? – удивился консьерж Фред. – Судя по виду, вы работаете без сна и отдыха. Прилегли бы, река до завтра никуда ведь не денется.
– Нет, пойду, – поразмыслив, сказала я. – В выходные ведь уже начнут съезжаться студенты.
Из-за мокрой мостовой и общего состояния я бежала медленнее обычного. Мой путь лежал мимо Ориель-колледжа к высоким железным воротам между Корпус-Кристи и Мёртоном. В темное время суток их запирали, чтобы не пускать народ на речные луга, но все оксфордские гребцы первым делом учились перелезать через них – что я и сделала.
Я спустила лодку на воду, и знакомый ритуал успокоил меня: отчаливая в туман, я почти пришла в норму.
В такую погоду гребля еще больше напоминает полет. Белая пелена приглушает птиц и шум автомобилей, усиливает тихий плеск весел и поскрипывание сидений. Не видно ориентиров на берегу, и потому приходится продвигаться, полагаясь исключительно на инстинкты.
Я вошла в легкий привычный ритм, насторожив слух и зрение. Плеск весел предупредит меня, если я подойду чересчур близко к берегу, тень скажет о приближении другой лодки. Туман был таким густым, что я подумывала уже повернуть обратно, но слишком уж манил длинный прямой отрезок впереди.
Развернулась я у самого паба. Два голоса на воде оживленно спорили, как выиграть гонку со столкновениями – характерное для Кембриджа и Оксфорда развлечение.
– Хотите пройти вперед? – спросила я.
– Хотим! – откликнулась пара и пронеслась мимо.
Плеск их весел затих вдали. Я решила дойти до своей пристани и ограничиться этим. Маловато, конечно, но последствия третьей по счету полубессонной ночи я, в общем-то, ликвидировала.
Убрав все на место и заперев сарай, я медленно пошла к городу. Время и пространство в тумане утрачивали значение. Я закрыла глаза, воображая, что это не Оксфорд, что у этого места вообще нет имени.
Открыв их и увидев какую-то фигуру прямо перед собой, я ахнула от испуга и рефлекторно выставила вперед руки.
– Ох, извините, Диана. Я думал, вы меня видите. – Из тумана выплыло озабоченное лицо Мэтью Клермонта.
– Я шла с закрытыми глазами.
Я ухватилась за воротник своей флиски и, когда он немного отступил, прислонилась к дереву, выравнивая дыхание.
– Можете мне кое-что объяснить? – спросил Клермонт, как только я с этим справилась.
– Если хотите знать, почему я катаюсь на лодке в туман, когда за мной тащится хвост даймонов, колдунов и вампиров, то нет.
Этим утром я не была настроена выслушивать лекцию.
– Хороший вопрос, – с толикой яда заметил вампир, – но я хотел спросить о другом: зачем вы закрыли глаза?
– А вы никогда так не делаете? – засмеялась я.
– Нет. У вампиров только пять чувств, и мы, как правило, используем все.
– Никакой магии, Мэтью. В эту игру я играю с детства. Тетя ужасно злилась – когда я приходила домой, ноги у меня вечно были в синяках и царапинах.
Вампир, сунув руки в карманы грифельно-серых брюк, задумчиво устремил взгляд в туман. Сегодня он был без пальто, и его волосы из-за голубовато-серого свитера казались еще чернее. Легко что-то оделся, учитывая погоду. Я в своих лодочных легинсах с дырой на попе почувствовала себя замарашкой.
– Как прогулялись? – Можно подумать, он сам не знает – ведь он-то не на прогулку вышел.
– Отлично.
– В такой час здесь почти никого не встретишь.
– Мне нравится, когда на реке пусто.
– Но ведь это же риск – в такую погоду.
Не будь он вампиром, следящим за каждым моим шагом, я приняла бы это замечание за неловкую попытку завязать разговор.
– В чем риск?
– Никто не увидит, если с вами что-то случится.
На реке я никогда ничего не боялась и только плечами пожала, хотя он, в общем, был прав.
– В понедельник здесь будет полно студентов. Хочу насладиться последними спокойными днями.
– Разве семестр начинается на следующей неделе? – искренне удивился Клермонт.
– Что за вопрос для преподавателя? – хихикнула я.
– Я со студентами дел не имею, занимаюсь чисто исследовательской работой. – Он поджал губы – явно не любит, когда смеются над ним.
– Хорошо вам. – Я подумала о трехстах заполошных первогодках, которым читала вводный курс.
– Спокойно. Колбы с мензурками не против, когда я засиживаюсь допоздна, а доктор Шепард и доктор Уитмор, другой ассистент, скрашивают мое одиночество.
Я замерзла, отсырела, и обмен любезностями с вампиром в густом тумане представлялся мне чем-то не слишком естественным.
– Простите, но мне пора.
– Хотите, подвезу?
Четыре дня назад я бы ни за что не села в машину к вампиру, но сейчас эта идея буквально согрела меня. Кроме того, представился случай спросить, зачем биохимику понадобился алхимический трактат семнадцатого столетия.
– Да, спасибо.
Застенчивая радость Клермонта меня обезоружила.
– Машина здесь рядом. – Он показал в сторону колледжа Крайст-Чёрч.
Окутанная туманом странная пара, колдунья с вампиром, двинулась вперед. Он подстраивал шаг под меня и вообще держался свободнее, чем раньше, в библиотеке.
– Это ваш колледж?
– Нет, там я не числился никогда.
Напрашивался вопрос, в каких колледжах он состоял и сколько ему все-таки лет. Временами он казался мне ровесником самого Оксфорда.
– Не туда, Диана, – остановил он меня (я свернула к стоянке колледжа) и показал на маленькую огороженную площадку.
Под ярко-желтой вывеской «ПАРКОВКА СТРОГО ЗАПРЕЩЕНА» стоял черный «ягуар», на зеркале заднего вида болталось разрешение на парковку от больницы Джона Рэдклиффа.
– Ага! – подбоченилась я. – Паркуетесь где вздумается.
– Обычно я вполне законопослушен в этом отношении, – возразил Мэтью. – Сделал исключение только из-за тумана.
Потянувшись, он открыл дверцу, возле которой я стояла. «Ягуар» был старой модели, без всяких дистанционных пультов и навигационных систем, но выглядел так, словно только что выехал из салона. Я забралась внутрь и утонула в кожаном карамельного цвета сиденье.
Впервые я оказалась в столь шикарной машине. Она утвердила бы Сару в худших подозрениях насчет разъезжающих на «ягуарах» вампиров. У нее самой древняя «хонда-сивик», когда-то лиловая, но теперь выцветшая до бурого цвета.
Клермонт подъехал к воротам колледжа и остановился, дожидаясь просвета в утреннем потоке велосипедов, грузовиков и автобусов.
– Не хотите ли позавтракать? – спросил он, небрежно держа полированный руль. – Вы, наверное, сильно проголодались после занятий спортом.
Он уже второй раз приглашал меня поесть вместе с ним. Может, вампирам просто нравится смотреть, как едят другие?
Сами они, как всем известно, питаются человеческой кровью, но только ли ею? Начиная жалеть, что позволила вампиру себя подвезти, я застегнула молнию на флиске и подвинулась чуть ближе к двери.
– Диана?
– Хорошо бы, – призналась я нерешительно. – А за чашку чая просто убить могу.
– Я знаю подходящее место, – кивнул он, глядя на улицу.
Поднявшись на холм, машина свернула направо и вниз, на Хай-стрит. Мы проехали статую супруги Георга II под куполом Куинз-колледжа, покатили к ботаническому саду. Из тихо урчащего «ягуара» Оксфорд, с его башнями и шпилями, возникающими вдруг из тумана, выглядел еще более неземным, чем всегда.
Разговор прервался. Мне казалось, что я ерзаю, дышу и моргаю без всякой надобности. Сам Клермонт сидел очень тихо, не моргал вовсе, почти не дышал – даже машиной управлял так, будто всю свою долгую жизнь учился беречь энергию. Я снова спросила себя: сколько же ему лет?
Скоро он подъехал к маленькому кафе на одной из боковых улиц. Местные жители внутри уплетали завтрак, читали газеты, болтали с соседями и, как с удовольствием отметила я, поглощали чай из огромных кружек.
– Вот не знала, что здесь есть такое местечко.
– Оно засекречено, – шутливо заметил Клермонт. – Местные не хотят, чтобы университетские к ним вторгались.
Я потянулась к ручке, но Клермонт уже открывал дверцу снаружи.
– Вот это скорость, – съязвила я.
– Магия.
Женщин, открывающих автомобильные дверцы самостоятельно, Клермонт, видимо, не любил точно так же, как и несогласных с ним женщин.
– Я вполне способна сама открыть дверь, – сказала я, выбираясь наружу.
– Почему вы, современные женщины, так рветесь открывать двери сами? Доказываете силу своих мускулов?
– Нет, утверждаем свою независимость. – Я с вызовом скрестила руки на груди, вспоминая рассказ Криса о женщине, дерзнувшей задавать Клермонту вопросы на конференции.
Он молча захлопнул дверцу машины и открыл передо мной дверь кафе. Я осталась на месте, ожидая, когда войдет он. Изнутри пахнуло теплом, беконом, поджаренным хлебом. У меня потекли слюнки.
– Вы безнадежно отстали от века, – сдалась я со вздохом.
Если он намерен купить мне горячий завтрак, пусть себе открывает.
– После вас, – проронил он.
Лицо Клермонта, в тумане почти обычное, при ярком свете поражало бледностью. Несколько посетителей проводили нас взглядами, вампир напрягся. Плохая была идея, подумалось мне.
– Привет, Мэтью, – окликнула его женщина за стойкой. – Вдвоем сегодня?
– Вдвоем, Мэри, – просветлел он. – Как Дэн?
– Уже хорошо, раз жалуется, как ему надоело лежать. Я бы сказала, на поправку пошел.
– Замечательная новость. Не нальете ли при случае чая вот этой леди? Она убить за него грозится.
– Обойдемся без кровопролития, дорогуша. – Пухлая Мэри, улыбнувшись мне, выдвинулась из-за стойки, проводила нас к дальнему столику рядом с кухонной дверью, шлепнула на него два ламинированных меню. – Здесь вам никто не помешает, сидите сколько хотите. Сейчас пришлю Стеф с чаем.
Клермонт, посадив меня у стены, сел напротив, между мной и всем залом. Свернул трубочкой меню, потом развернул, весь будто ощетинился – он расслабился, пока мы были вдвоем, но на людях сразу занервничал.
Благодаря знакомству с повадками норвежских волков я поняла, что значит его поведение. Он меня охранял.
– Где вы видите угрозу, Мэтью? Я уже сказала, что могу сама о себе позаботиться. – Мой голос звучал чуть резче, чем хотелось бы.
– Не сомневаюсь, – с сомнением произнес он.
– Послушайте, – я старалась говорить ровно, – вы как-то сумели отогнать… их от меня, чтобы я могла поработать. – Соседние столики стояли слишком близко, и точнее выражаться было опасно. – Я вам благодарна, но здесь сидят одни только люди. Единственное, что нам грозит, – это обратить на себя внимание. Вольно, профессор.
– Вон тот мужчина, – Клермонт повел головой в сторону кассы, – сказал своему приятелю, что вы аппетитная. – Лицо у него потемнело, несмотря на шутливый тон.
Я подавила смешок:
– Не думаю, что он хочет меня укусить.
Вампир посерел.
– Насколько я понимаю современный британский сленг, «аппетитная» – не угроза, а комплимент.
Клермонт продолжал сердиться.
– Если вам не нравится то, что вы слышите, – перестаньте подслушивать. – Этот мужской протекционизм выводил меня из терпения.
– Легче сказать, чем сделать. – Он повертел в руках банку с пастой «Мармит».
Более молодая и стройная версия Мэри принесла нам громадный керамический чайник с двумя кружками.
– Молоко и сахар на столе, Мэтью, – сказала она, поглядывая на меня с любопытством.
– Это Диана, Стеф. Она приехала из Америки.
– Правда? Вы в Калифорнии живете? Умираю, хочу в Калифорнию.
– Да нет, в Коннектикуте.
– Маленький такой штат, да? – Я разочаровала ее.
– Да, и снег там бывает.
– Предпочитаю солнце и пальмы. – Снег заморозил в ней какой бы то ни было интерес ко мне. – Что закажем?
– Я в самом деле проголодалась, – сказала я виновато, заказав болтушку из двух яиц, четыре тоста и несколько ломтиков бекона.
Стеф, которая слышала, наверно, и не такое, записала все это без комментариев.
– Вам только чай, Мэтью? – спросила она, забирая меню.
Он кивнул.
Когда она отошла, я наклонилась к нему через стол:
– Они знают, кто вы?
Наши лица оказались на расстоянии фута. Сегодня от него тоже пахло гвоздикой, но свежей, только что срезанной. Я втянула в себя аромат.
– Знают, что я не совсем такой, как они. Мэри, возможно, подозревает, что совсем не такой, но не обращает внимания. Она полагает, что я спас Дэну жизнь.
– Спасли? Каким образом?
Вампиры обычно убивают, а не спасают.
– Я работал какое-то время в Рэдклиффе, когда там недоставало врачей. Мэри смотрела одну медицинскую передачу и потому распознала симптомы, когда у ее мужа случился инсульт, и обратилась к нам. Без нее он умер бы или стал инвалидом.
– Но она считает, что Дэна спасли вы? – Опьяненная его запахом, я сняла крышку с чайника и подышала парами танина, чтобы как-то переключиться.
– Сначала его спасла Мэри. Но в больнице у него проявилась аллергия на лекарства. Бдительная Мэри сказала об этом лечащему врачу, а тот отмахнулся. Я услышал… и принял меры.
– И часто вы лечите пациентов? – Я налила нам по кружке крепчайшего чая. Руки у меня немного дрожали при мысли о вампире, расхаживающем по больничным палатам.
– Нет. – Он поиграл сахарницей. – Только в экстренных случаях.
Я подвинула ему кружку, он передал мне сахар. Я положила себе ровно пол-ложечки, вылила половину маленького молочника. Именно такой чай я люблю – черный как деготь, разбавленный молоком и с намеком на сахар. Размешала напиток по часовой стрелке и попробовала, точно зная, что теперь он не обожжет мне язык. Превосходно.
Вампир улыбался.
– В чем дело? – спросила я.
– Я еще не видел, чтобы кто-то так скрупулезно подходил к чаепитию.
– Возможно, вы просто не имели дела с подлинными ценителями. Главное здесь – оценить крепость, прежде чем добавлять молоко и сахар. – Его кружка так и стояла нетронутая. – А вы, я вижу, любите натуральный, без ничего.
– Чай – не совсем мой напиток, – сказал он, немного понизив голос.
– Какой же ваш? – не подумав, брякнула я.
Его юмористический настрой тут же сменился яростью.
– Обязательно надо спрашивать? Даже люди знают какой.
– Извините, я не хотела…
– Надеюсь, что так.
Схватив кружку обеими руками, я стала молча пить чай. Стеф принесла тосты в специальной подставке и тарелку с яичницей и беконом.
– Мама велела еще овощей добавить, – пояснила она, когда я округлила глаза при виде жареных грибов с помидорами. – Говорит, краше вас в гроб кладут.
– Спасибо! – Критическое замечание Мэри ничуть не повлияло на мою благодарность.
Стеф ухмыльнулась, Клермонт одарил меня легкой улыбкой.
Я взяла вилку. Все было с пылу с жару, снаружи подрумяненное, внутри нежное. Я занялась тостами, намазывая их маслом. Вампир следил за мной так же пристально, как когда я заваривала чай.
– Почему биохимия и медицина? – Я набила рот хлебом, чтобы вынудить его хоть что-то сказать.
– Почему история?
«Э нет. Так просто ты от меня не отделаешься».
– Ваша очередь отвечать.
– Хотел, вероятно, понять, почему я здесь, – промолвил он, строя на столе замок из сахарницы и синих пакетиков с заменителем.
Совпадение его слов с тем, что говорила вчера Агата, поразило меня.
– Это вопрос для философа, не для ученого. – Я слизнула масло с пальца, скрывая растерянность.
– Вы думаете, ученые себе таких вопросов не задают? – снова разозлился он.
– Задавали когда-то. – Внезапные перемены в его настроении очень меня пугали. – Сейчас, по-моему, всех волнует не «почему», а «как». Как работает организм, как планеты движутся во Вселенной.
– Хорошие ученые мыслят иначе.
Люди у него за спиной встали, и он напрягся, словно готовясь отразить нападение.
– Такие, как вы?
Он промолчал.
– Когда-нибудь вам придется объяснить мне связь между строением мозга, исследованием ДНК, поведением животных и эволюцией. Как-то не очень это все сочетается. – Я откусила еще кусок тоста.
Левая бровь Клермонта вопросительно выгнулась.
– Вы, я вижу, прошерстили кучу научных журналов.
– Это только честно, – пожала плечами я. – Вы-то в курсе моих работ – надо было как-то уравнять шансы.
Он пробормотал что-то – кажется, по-французски – и сказал:
– У меня было достаточно времени на размышления. – Кольцо пакетиков с заменителем сахара образовало вокруг замка ров. – Никакой связи между тем, что вы перечислили, нет.
– Неправда.
Он, само собой, опять взбесился. Внезапный перепад настроения напомнил мне, что я завтракаю со смертельно опасным созданием.
– В чем же она, по-вашему? – процедил он сквозь зубы.
– Не знаю, – правдиво ответила я, – но что-то такое есть. Какой-то вопрос, соединяющий ваши интересы в одну цепочку и придающий им смысл. Иначе пришлось бы допустить, что вы интеллектуальная сорока и бросаетесь на все подряд, – но это, учитывая ваши работы, просто смешно. Или вы подвержены скуке, хотя никаких фактов в пользу этого нет.
Пауза затягивалась, а Клермонт все сверлил меня взглядом. Желудок начал протестовать против слишком обильного завтрака. Я подлила себе чая, положила сахара, добавила сливок.
– Для колдуньи вы весьма наблюдательны, – признал вампир.
– Не одни вампиры умеют охотиться, Мэтью.
– Верно. Все мы за чем-то охотимся, не так ли, Диана? Теперь ваш черед. Так почему же история?
– Вы еще не на все мои вопросы ответили. – Самый важный я так и не задала.
Но он покачал головой, и я, превратившись из следователя в допрашиваемую, перешла в оборону.
– Поначалу меня, вероятно, привлекла ясность. Прошлое выглядело таким предсказуемым, закономерным, неудивительным.
– Сразу видно, что вы в нем не жили, – сухо заметил вампир.
– Обратное выяснилось достаточно скоро, – со смехом признала я, – но на первых порах все представлялось именно так. Оксфордские профессора делали из истории связное повествование – начало, середина, конец. Все логично, все неизбежно. Это зацепило меня, как ни одна другая дисциплина. Я стала историком и ни разу не пожалела.
– Хотя и узнали, что человечество – ни в прошлом, ни в настоящем – не подчиняется логике?
– Утратив ясность, история стала еще привлекательнее. Каждый раз, беря в руки старый документ или книгу, я вступаю в бой с людьми, жившими много веков назад. Моя задача – вывести на свет тайны, которые они не могли или не хотели открыть.
– А если вам это не удается?
– Такого пока не случалось, – поразмыслив, сказала я. – Мне, по крайней мере, так кажется. Все, что нужно, – это умение слушать. Никто на самом деле не хочет, чтобы тайна так и осталась тайной, – никто, даже мертвые. Люди повсюду оставляют ключи, которые приводят внимательного исследователя к разгадке.
– Значит, вы не только историк, но и детектив тоже.
– Да, только в моей работе ставки гораздо ниже. – Я сочла, что допрос на этом окончен, – не тут-то было.
– А историей науки почему занялись?
– По зову великих умов, наверно. – Это, вопреки моему желанию, прозвучало чересчур бойко, да еще и с вопросительной интонацией.
Клермонт начал разбирать сахарный замок.
Здравый смысл советовал помолчать, но узелки моих собственных тайн норовили развязаться сами собой.
– Мне хотелось понять, как люди выработали мировоззрение, в котором почти нет магии. Как убедили себя, что магия не играет роли.
Вампир поднял на меня серый холодный взгляд:
– И вы это поняли?
– Как сказать. Я прониклась их логикой и проследила, как умирала под ножами экспериментаторов вера в то, что наш мир есть волшебное, необъяснимое место. Но экспериментаторы в конечном счете так и не победили. Магия никуда не делась: она ждала, что люди, разочаровавшись в науке, вернутся к ней.
– Отсюда алхимия, – сказал он.
– Нет, – возразила я. – Алхимия – одна из ранних форм экспериментальной науки.
– Возможно, но не станете же вы утверждать, что в алхимии отсутствует магия. Я читал вашу работу – даже вам не удалось это затушевать.
– Тогда это наука с примесью магии. Или магия с примесью науки, если вам так больше нравится.
– А вам?
– Не знаю точно.
– Что ж, спасибо. – Клермонт, судя по его взгляду, знал, как трудно мне говорить об этом.
– Пожалуйста. – Я отвела волосы с глаз, чувствуя легкий мандраж. – Можно еще вопрос? – (Он насторожился, однако кивнул.) – Почему предмет моей работы, алхимия, интересует и вас?
Он не хотел отвечать, но передумал – я-то ведь выдала ему свой секрет.
– Алхимики тоже хотели знать, почему мы здесь. – Я видела, что Клермонт говорит правду, но это не проясняло его интереса к «Ашмолу-782». Он посмотрел на часы. – Если вы закончили, я отвезу вас домой. Думаю, перед библиотекой вы захотите переодеться во что-нибудь теплое.
– Что мне нужно, так это душ. – Я встала и потянулась, распрямляя хронически сведенную шею. – И на йогу сегодня обязательно надо сходить. Сидячий образ жизни меня угнетает.
– Вы занимаетесь йогой? – встрепенулся вампир.
– Жить без нее не могу. Люблю все – упражнения и медитацию.
– Охотно верю. Ваша гребля – комбинация движения и медитации.
Я покраснела. На реке он следил за мной столь же неусыпно, как и в библиотеке.
Клермонт оставил на столе двадцать фунтов, помахал Мэри, которая ответила ему тем же, и направил меня, слегка придерживая за локоть, между столиками сильно опустевшего зала.
– Куда вы ходите на занятия? – спросил он, открыв передо мной дверцу машины.
– В студию на Хай-стрит. Я пока не нашла учителя, который бы меня устраивал, но это близко, а выбирать не приходится.
В Нью-Хейвене несколько секций йоги, а вот Оксфорд порядком отстал.
– Здесь вы не найдете того, что вам нужно, – конфиденциально сообщил Клермонт.
– Так вы тоже йогой занимаетесь? – Посмотреть бы, как выгибается это массивное тело.
– В каком-то смысле. Если хотите завтра со мной пойти, могу забрать вас у Хэртфорда в шесть. Сегодня придется еще помучиться в городской школе, зато завтра позанимаетесь как следует.
– А где ваша школа? Я бы позвонила – спросила, нет ли там сегодня занятий.
– Нет. Понедельник, среда, пятница и воскресенье.
– Вот оно что. Как там вообще?
– Трудно объяснить – увидите сами, – сказал он, сдерживая улыбку.
К моему удивлению, мы уже подъехали к воротам колледжа. Привратник Фред, увидев значок Рэдклиффа, вышел посмотреть, в чем дело.
Клермонт открыл мне дверцу. Я помахала Фреду и протянула вампиру руку.
– Чудесный завтрак. Спасибо за чай и компанию.
– Всегда пожалуйста. Увидимся в библиотеке.
– Машина что надо, – присвистнул Фред. – Это ваш друг, доктор Бишоп? – Это была его работа – знать о гостях как можно больше в целях безопасности, а любопытство – неотъемлемая черта всех привратников.
– Думаю, да, – задумчиво ответила я.
Поднявшись к себе, я взяла из пачки американских денег десятидолларовую бумажку, положила в конверт – просто так, без письма, – адресовала Крису, написала большими буквами «АЭРО», приклеила марки.
Крис в жизни не даст мне забыть, что выиграл это пари. Ни за что не даст.