А завтра была война. Интервью газете «Площадь труда», Санкт-Петербург. 18 июня 2009 г. Светлана Ульянова
Легенды о штрафных батальонах в Красной Армии появлялись оттого, что тема эта в советские времена была закрыта. Истории, надерганные из россказней штабных сидельцев или штатных дезинформаторов известных органов, стали трансформироваться в сомнительные статейки, которые появлялись в открытой печати. Штрафные батальоны, конечно же, были, заградотряды тоже. Наш рассказ о другом, – о том, как формировались офицерские штрафбаты и как они воевали. Об этом газете «Площадь труда» рассказал генерал-майор в отставке Александр Васильевич Пыльцын, который воевал в штрафбате, командуя штрафниками, ходил вместе с ними в атаки, участвовал в рукопашных схватках, терял боевых товарищей, был неоднократно ранен. Он автор известных книг «Штрафной удар, Или как офицерский штрафбат дошел до Берлина» и весьма популярной «Правда о штрафбатах».
После школьного бала
21 июня 1941 года после выпускного школьного бала в Облученской средней школе наш герой отправился с одноклассниками на станцию Бира, что недалеко, там же, на Дальнем Востоке, где располагался районный военкомат. Тогда большинство ребят хотели стать военными. Многие уже подали заявления о направлении их в танковые и авиационные училища или на флот, а Александр Пыльцын мечтал поступить в Новосибирский военный институт железнодорожного транспорта и стать инженером, поскольку происходил из семьи потомственных железнодорожников.
Прибыли в Биру в воскресный день, развлекались в парке, когда в 7 часов вечера (в Москве ещё было 12 дня) по радио раздался голос наркома Молотова, который объявил о начале войны. Тогда в военкоматы образовались очереди – и стар и млад рвались на фронт. Пыльцын с одноклассниками тоже были в их числе, но когда до ребят дошла очередь, выяснилось, что мест в военных училищах больше нет, и всем им суждено начинать службу рядовыми солдатами здесь же, на Дальнем Востоке, поскольку ждали, что стратегический союзник Германии Япония тоже пойдет войной на СССР.
Отслужив полгода в разведвзводе полка под Благовещенском, Александр Пыльцын получил направление в военное училище, из которого всего через 6 месяцев вышел лейтенантом и был оставлен служить в войсках пока ещё не действующего Дальневосточного Фронта.
Назначение
Как и многие офицеры, Александр регулярно подавал заявление с просьбой отправить его на фронт, в действующую армию. Наконец его желание исполнили. Сначала направили в 27 ОПРОС (отдельный полк резерва офицерского состава) Белорусского фронта. Потом приехал представитель из штрафного батальона, посмотрел личное дело и сказал: «Ну все, лейтенант, пойдешь к нам в штрафбат». Я удивился, говорю «За что?», а он отвечает: «Не за что, а зачем! Будешь помогать штрафникам искупать их вину перед Родиной». Отобрали нас из резервного полка 18 человек, причем 17 – офицеры-фронтовики, имевшие боевой опыт, ранения, награды, а один я, «необстрелянный», хотя и с Дальневосточного Фронта.
Поскольку штрафники – это категория в звании от младшего лейтенанта до полковника, по положению командовать штрафниками отбирали наиболее опытных офицеров и направляли туда, как правило, боевых офицеров, которые могут справиться с этим контингентом. А у молодого выпускника военного училища Александра Пыльцына в 1943 году боевого опыта еще не было. Так он получил власть над людьми, которые сами еще недавно были командирами и в званиях более высоких. Как такому молодому командовать офицерами? Александр Васильевич вспоминает: «Мне было всего 20 лет, и я, чтобы казаться старше своих лет, отпустил усы, старался быть заботливым командиром. У нас командиром батальона был тогда подполковник Осипов, ему всего-то было 35 лет, а казался он нам значительно старше, был очень внимательным к бойцам, и его все звали Батей.
Я брал пример с него и с нашего командарма – генерала А.В. Горбатова, который был весьма заботлив о своих подчиненных.
8-й ОШБ офицерский штрафной
Приказ И.В. Сталина № 227, получивший название «Ни шагу назад!», был издан «для укрепления дисциплины», – рассказывает Александр Васильевич. По этому приказу и стали создавать штрафные батальоны. Россказни о зеках и политзаключенных, и тех, кто был осужден на смертную казнь, которые, якобы тоже направлялись в эти батальоны, – чистой воды вымысел. «Наш штрафбат это батальон, сформированный из офицеров, там не было ни одного рядового, дезертира или членовредителя. Это были офицеры, которые как-то проштрафились, нарушили присягу или дисциплину. Много было из числа тех, которые бежали из немецкого плена, выходили из окружения и надеялись, что, перейдя линию фронта, снова будут воевать. Воевать их направляли, но, как правило, в штрафбаты, чтобы проверить истинные намерения и цели, не поддались ли они гитлеровскому влиянию».
Боевой путь Восьмого ОШБ (отдельного штрафного батальона) Первого Белорусского фронта, или как расшифровывали его остряки-штрафники «Восьмая Образцовая Школа Баянистов Первой Белорусской филармонии», начинался еще на Сталин-градском и Донском фронтах. Прошел он боевое крещение и на Курской дуге Центрального фронта, в беспрерывных боях за Северную Украину, всю Белоруссию, в освобождении Польши, воевал на территории Германии до самого Берлина. «Кстати, таких штрафбатов с боевой историей от Сталинграда до Берлина за всё время Великой Отечественной всего было 2 – наш Восьмой и ещё Девятый 1-го Украинского фронта, остальные существовали от нескольких месяцев до года с небольшим», – говорит Пыльцын.
Число штрафбатов соответствовало количеству фронтов, и на каждом фронте – свой батальон штрафников, в редких случаях два. Исключение составляли флот и авиация, там штрафбатов не было, поэтому осужденных трибуналом офицеров с тех родов войск направляли в обычные пехотные батальоны штрафников.
Традиционный штрафбат – это пехотный род войск, как и все стрелковые батальоны и полки. «К нам поступали летчики, танкисты, артиллеристы и даже моряки. Все рода войск были представлены, поэтому при штурме немецких позиций захватывали немецкое оружие и вели огонь из него по фрицам. Даже немецкие “Фердинанды” или танки в руках наших танкистов иногда гнали тех же немцев. Все специалисты у нас были. Попадали к нам по-разному. Был у нас летчик, а угодил он в штрафбат за то, что, перегоняя с авиационного завода самолеты на фронт, один из его подчиненных решил проверить, как самолет ведёт себя, выполняя фигуры высшего пилотажа. Во время полёта он разбил самолет и погиб сам. А это – потеря для армии, ведь командир всегда отвечает за своих подчиненных. Вот и получил он 8 лет лишения свободы, и их заменили на 2 месяца штрафбата».
Этот летчик по фамилии Смешной был очень серьезным человеком. Он погиб при форсировании реки Одер. «Когда мы переправлялись на другой берег, рота у меня была около 100 человек, а на тот берег смогли переправиться около 20 человек. В том числе и он, Смешной. Он увидел, где залег немецкий фаустпатронщик, стрелявший по нашим лодкам, и вырвался вперед, чтобы подавить огневую точку. Немец бросился наутёк, но Смешной “догнал” его выстрелами. Фриц упал, летчик схватил фаустпатроны и подбил ими два немецких танка, идущие на нас. После этого остатки роты успешно пошли дальше. Но немец-фаустник был только ранен, и когда Смешной, продвигаясь вперёд, миновал фрица, тот приподнялся и разрядил автомат в спину Смешного. Все это было на моих глазах». Я просил представить его к званию Героя Советского Союза, но армейское командование документу хода не дало, заменив орденом Отечественной войны 1 степени. Вероятно, потому, что подвиг летчик совершил, будучи штрафником.
О сроках
В наших СМИ до сего времени считается, что если офицер попал в штрафбат, то выходов оттуда только два: либо ранение, либо гибель. Действительно, потери были очень большими, в среднем в 3, а в некоторых случаях и в 6 раз выше, чем в обычных стрелковых подразделениях, ведь эти подразделения направлялись на самые тяжелые участки фронта. Но наказание штрафбатом имело конкретные сроки, в зависимости от приговора трибунала или приказов начальников, которым предоставлялось право направлять в штрафбаты без суда, таких была почти половина штрафников-фронтовиков. Если по суду офицер получал 10 лет лишения свободы, то они заменялись тремя месяцами штрафбата, 8 лет и меньше – двумя месяцами, а 5 лет и меньше – месяцем штрафного батальона. У нас были офицеры, которые попадали в батальон и из тюрем. Война шла, и заключенные стали понимать, что в конце концов придет время и люди будут праздновать Победу. Многие потеряли своих близких, а они сами отсиделись в тюрьме или в лагере…. Наиболее сознательные просились на фронт, в расчете на то, что даже если он и погибнет, то его имя будет очищено от обвинений.
«Они неоднократно просились на фронт, их там несколько раз проверяли, истинны ли их намерения. В конце концов, эти офицеры, добившиеся замены тюремного или лагерного заключения отправкой в штрафбат, сами, без всякого конвоя, прибывали к нам в штрафной батальон и воевали, как правило, геройски, – говорит Пыльцын. – Относительно неправильной версии того, что штрафникам, дескать, другого выхода не было: либо быть раненным, либо умереть, то есть обязательно искупить вину своей кровью, скажу так: в 227 Приказе Сталина подобная фраза есть, но она, считаю, больше эмоциональна. Потому что в положении о штрафных батальонах первым пунктом было: из штрафного батальона офицер может выйти полностью восстановленным в офицерском звании, с соответствующими правами и должностью – если он совершит подвиг, то есть за боевые отличия, при этом предусматривалась и возможность награждения правительственными наградами, что у нас не так уж часто, но бывало; 2-й пункт – если он ранен; 3-й пункт – если он убит, погиб на фронте, то с него снималась всякая вина, и его родственники получали пенсию за погибшего офицера в том звании, в котором он был направлен в штрафбат.
Кроме того, освобождали и по истечении срока, если этот срок приходился на время боевых действий.
Конечно, очень многое на войне, как и в мирной жизни, зависит от руководителя, в армейских условиях – от командиров и начальников, и от их верности своему слову причём, чем выше его ранг, тем ответственнее его решение или приказ. Первая массовая акция по отчислению из батальона штрафников, искупивших свою вину перед Родиной, имела место после освобождения белорусского города Рогачева.
Тогда батальону была поставлена задача – прорваться через линию фронта и взять город с тыла. Если операцию провести не удастся, то активно действовать в тылу врага, отвлекая его на себя и разрушая коммуникации. Командующий 3-й Армии генерал Горбатов, кому был передан штрафбат на время этой операции, ставя задачу всему составу батальона, тогда сказал: «Независимо от того, ранены вы будете или нет, если задача будет выполнена, то командующий фронтом Рокоссовский и я, генерал-лейтенант Горбатов, гарантируем, что все, кто будет отлично воевать, будут освобождены “по первому пункту – за подвиг без ранений”. И вот из 800 человек примерно 600 ушли из батальона, не будучи ранеными в свои части досрочно, “по подвигу!”», – вспоминает Александр Пыльцын.
Сегодня с высоты прожитых лет, пережитых ранений и приобретенного опыта он не верит, что командиры, особенно более или менее высокого ранга, могут действовать по глупости или неведению: это всегда или умысел, или замысел. Пример тому – жуткая история из 1944 года, когда на Наревском плацдарме в Польше, после того, когда был ранен комроты капитан Матвиенко, в командование ротой вступил Александр Пыльцын. После успешного выполнения боевой задачи на левом фланге и проявленные при этом боевые отличия, не дав передышки бойцам и отменив представление на досрочное освобождение, комбат Батурин, сменивший любимого командира батальона полковника Осипова, направил роту штрафников на правый фланг, где она пошла в атаку через необезвреженное минное поле. Рота задачу выполнила, но 80 % бойцов погибли или получили тяжелые ранения.
Несмотря на поданный рапорт о представлении штрафников к наградам за совершенные подвиги, до вмешательства командующего фронтом, маршала Рокоссовского, комбат Батурин не представил ни к наградам, ни даже просто к досрочному освобождению. «О том, что роту пустили преднамеренно на минное поле, якобы по приказу командарма Батова, сам комбат Батурин рассказал мне в первый День Победы 9 мая 1945 года на батальонном празднике на окраине Берлина, когда мы хорошо “расслабились”», – вспоминает Александр Васильевич.
Справедливости ради стоит упомянуть, что штрафники хоть и выполняли задачи повышенной сложности, но входить им не позволяли не только в столицы, но даже в большие или малые города, чтобы они не стали героями-освободителями. Слава не должна доставаться проштрафившимся: они, как правило, были тараном, средством прорыва укреплений противника. Поэтому в исторических материалах о той войне практически отсутствуют свидетельства о взятии не только столиц и уж тем более Берлина штрафбатовцами, но даже таких городов, как белорусские Рогачёв, Гомель, Брест и других.
Об взаимном обращении
Сегодня появляются фильмы, рассказывающие о событиях той войны. Есть любопытные правдивые произведения, но есть и такие, где историческая достоверность начисто отсутствует. Так, в известном телесериале «Штрафбат», по мнению нашего ветерана, есть много не только ляпов, но и просто умышленных искажений. Вот одно из них, касающееся обращения между командирами и бойцами штрафбата. Как свидетельствует Александр Васильевич: «там показано такое обращение “гражданин лейтенант” или “Гражданин начальник”, как в тюрьме. Ничего подобного в офицерском штрафбате не было. У нас были отношения нормальные, уставные. Меня называли “товарищ лейтенант”, а для них, независимо от того, какого они были раньше звания, поскольку теперь они все рядовые, было другое обращение – “боец-переменник”. Потому что это был переменный состав штрафбата, а мы – постоянный состав. Причем, настолько постоянный, что после ранения мы, как правило, снова возвращались в батальон и продолжали делить всю тяжесть фронтового бытия, хотя за нами не было тех грехов, которыми были обременены штрафники». Но помимо уставных обращений были и неуставные… Александра Пыльцына, молодого ещё лейтенанта, прошагавшего со своими штрафниками пол-Европы под свист пуль и разрывы снарядов, бойцы, значительно превосходившие его и возрастом, а порой и боевым опытом, называли ШТРАФ-БАТЯ, а потом и просто БАТЯ. Догадайтесь, почему?