Бумага
Проехав по бульвару, нарушая правила одностороннего движения, мы вырулили к «Управлению Стандартом». Когда мы зашли в контору, Ида посмотрела на меня странно, как будто заинтересованно, как мне показалось.
– Вот, А Четыре, возьмите, пожалуйста, свой пропуск нулевого уровня.
– Большое спасибо, Ида. – Мне казалось, что она чересчур официальна. Я, мило улыбаясь (я это умею), взял пропуск. – Ну, и куда его вставлять надо?
– На воротах, на уровне вашего пупка, справа, есть элемент орнамента в виде буквы «А», она упирается в прямоугольник, форматом в визитную карточку. В ней есть вырез, в который как раз входит ваш пропуск – допуск нулевого уровня. Туда и вставлять, – объяснила она. Теперь мне казалось, что она не безнадёжна.
– Спа… си… бо! Учту. – Я отошёл на несколько шагов от её стола, вспомнил одну вещь, развернулся, подошёл к ней, всем видом демонстрируя врождённый позитивизм. Глядя Иде в глаза, негромко, тише, нежели обычный разговор, я сказал интимно-заговорщическим тоном. – Да, ещё, Ида, чуть не забыл, тогда некогда было. Вы выглядите гораздо лучше, нежели я мог предположить.
– Так вы меня вообще второй раз видите, когда вы могли предположить успеть? – таким же тоном заговорщика спросила Ида.
– В том-то всё и дело, что во второй, я это и в первый раз заметил, но говорить некогда было. Я предполагал, что в подобной организации есть сотрудник, выполняющий функции, которые выполняете вы, и я также предполагал, что это вполне может быть девушка, но я никак не мог предположить, что вы такая, какая есть.
– Вот и хорошо, – почти интимно, тихо сказала она.
– Прошу вас не воспринимать это как комплимент. Это не комплимент – это правда.
– …, ……, …?!!!!.. – выразительно промолчала Ида, слегка округлив глаза.
– Вы, я вижу, понимаете величину и глубину пропасти, разделяющей комплиментарное и правдивое мнение о вас.
– В общем, да, – кивнув головой, сказала Ида, глубоко-глубоко заглянув мне в глаза.
– Вот и славненько. Я правду сейчас сказал, вы понимаете, я вижу. Меня это радует.
– Замечательно, улыбайтесь дальше.
– Что ты сегодня ночью делаешь? – неожиданно для нас обоих спросил я.
– Пока не знаю… а что? – Я заметил, что этот вопрос от меня ей не показался неожиданным.
– Как что? Ты привлекательна, я интересен, зачем затягивать, раз так всё замечательно?
– Я не уверена, что буду чувствовать себя подобающе… к этому… после работы, – поняла Ида. Мне это в женщинах нравится.
– Все болезни от недолюбви, – сообщил я. – Знаешь, аппетит приходит во время еды.
– Да? – сыграла наивность Ида, – Хорошо, раз такое ты знаешь.
– Я тебе ещё одну сказку расскажу, потом, если захочешь.
– Буду ждать.
Я медленно сделал шаг назад, улыбаясь, повернулся и пошёл за Семёном. То, что сейчас произошло у меня с Идой, я называю полное взаимопонимание и симпатия. За дверью с оранжевым квадратом Семён уже успел залезть в дебри компьютерной графики.
– Странное и в то же время интересное впечатление производит эта Ида, секретарь, – рассудил я вслух, разводя Семёна на поболтать про Иду.
– Это в начале так кажется, я тоже так думал, а на самом деле она нормальная, понимает, в чём надо. Поэтому у нас и работает. Она в Оксфорде училась, потом ещё где-то в Штатах. Её Игорь сам продвинул в плане обучения.
– Что же она, такая грамотная, а сидит секретарём?
– Уверяю тебя, если сидит, значит своё место занимает. У нас никто просто так не своим делом не занимается. У нас все делают то, что могут. И не просто могут, а лучше всех, – Семён помолчал. – Лучше всех, вообще. Если ты не спросил до сих пор, то я тебе сам скажу – тебя Игорь ведь не просто так взял, значит, он знает – ты можешь что-то. Он в этом понимает.
– Я сам думал и спросить хотел. Неожиданно всё…
– Давай я тебе такую вещь скажу: ты не думай сам лишнего, а то не то чё-то придумаешь… если что, лучше спроси. Тебя почему Игорь ко мне направил в первую очередь? Чтобы ты вникал правильно. И допуск у тебя нулевой уже есть.
– Ида… интересное имя у неё, – рассуждал я вслух. – Напоминает, что может быть «и-ДА», а может быть «и-НЕТ». Она —
«и-ДА», значит – ответ положительный. Но… непонятно мне пока… на какой вопрос?
– А ты пойди у Игоря спроси, на какой… – посоветовал Семён.
Я включил дурака – воспринял всё буквально, и пошёл к Игорю Игоревичу. Пока я шёл к его кабинету, само собой пришло понимание, что с этого момента я могу спокойно называть его Игорем, без упоминания отчества. Не следует ждать от него повода, я этот повод сейчас сам беру.
– Слушай, Игорь, тут у меня такой вопрос возник, по поводу Иды…
– Ты мне Иду здесь не сбивай… – посоветовал Игорь, не дав мне договорить. – Тебе что, делать нечего?
– Я не сбиваю. В чём её прикол тут у вас? Что это, её трогать нельзя?
– У Иды большой потенциал, но имеется одна навязчивая идея, и пока она её не реализует, то, на что она способна, не проявится. С этим ничего не поделаешь.
– Что за идея – реальная? – спросил я.
– В общем, да. Как бы это сказать… Она хочет дать Бивису и Батт-Хеду…
– Это что? Тем двум придуркам со второго канала из «Городка»? – не уловил я буквального смысла.
– Нет, конечно! Тем пусть их поклонницы дают. А наша Ида девушка не простая… Она хочет настоящим придуркам дать, – объяснил Игорь.
– Ни фига себе!.. С фантазией девочка! Ну и что, реально её мультиком сделать или придурков оживить?
– Мы нашли самый простой и доступный способ помочь ей, – Игорь говорил очень серьёзно, было видно, что решение этой проблемы для него очень важно. – У нас есть возможность ввести её в двухмерное пространство, сделать мультиком. И, что самое важное, потом, когда всё случится, вывести из него. Возможно, для этого она слетает в Нью-Йорк, в студию, где делали этот мультик. Там все уже в курсе. Нарисуют, что надо, она в мультике им даст, хэ-хэ, и всё такое. Сделают серию. Прокрутят по эм-ти-ви, и всё встанет на свои места, она сможет нормально работать и делать то, на что способна. А она способна, поверь мне. Хотя… я лучше сюда вызову этого художника, который Бивиса и Батт-Хеда придумал, – Игорь посмотрел сквозь всё в даль, будто на саму Америку и на того самого художника.
– Ого, фишка, ей обязательно надо, чтобы показали по ти-ви, может, дома закольцует видео и будет смотреть, как она даёт, – попытался я прояснить ситуацию и найти возможный компромисс.
– Это ещё решится, но если надо будет, то закольцуем всё тиви, – твёрдо сказал Игорь.
– Интересно, а где она сама будет, когда будет мультиком?
– Как где? В двухмерном пространстве… она же мультик… где ей быть ещё?
– То есть… она исчезнет отсюда… я имею в виду, как ты и я?
– Никуда она не исчезнет, я же говорю, она будет нарисована. Это тебе кажется – что ты реален, а она, нарисованная – нет, может, став мультяшкой, она будет реальнее всех нас вместе взятых, – раскрыл мне глаза Игорь на бытие.
– Мне казалось, что фишка мультика именно в том, что этим двум никто никогда не даст. Как же, когда она даст… что потом с сериалом будет? И как только согласились на эм-ти-ви пойти на это? Насколько я знаю, этот мультик делать уже перестали, у нас крутят старое.
Игорь посмотрел на меня, как на полную безнадёжность, потом, последовательно и понятно, разложил всё по полочкам:
– Они не могут хотеть или не хотеть… хотя могут, конечно, – дело не в этом. Их никто не спрашивает. Решаем всё мы: два-дэ и я. Вообще всё. Как там сочтём нужным, так оно и будет. Придурки с эм-ти-ви – это так, нам это надо, чтобы Иду в себя привести. У всех, вообще у всех, есть иллюзия, что что-то зависит от них самих, но Мир устроен так, что всё идёт через простейший информационный носитель – бумагу, а бумага – это плоскость, а плоскость – это два-дэ. Люди не верят друг другу на слово, верят написанному – отсюда паспорта, документы. Миром управляет информация на бумаге. С древности люди пытались найти универсальный носитель информации и знаний, стремились научиться передавать её и архивировать. Сначала на скалах рисовали, на камнях высекали символы, потом на папирусах и на бересте… Но потом появилась бумага – самый практичный носитель. С тех пор все решения, на всех уровнях, принимаются на бумаге. Война или мир – текст, подпись на бумаге. Спутник в космос, любая гайка, казнить, миловать – всё через бумагу… Никогда не задумывался, почему напечатанное на бумаге вызывает больше доверия и имеет более весомый авторитет, нежели нечто, высказанное в устной форме… В том-то всё и дело. А если это напечатано на бумаге форматом А4, да ещё если подписано ответственным лицом чернильной ручкой – это уже документ официальный. В этом нечто есть… белое и чёрное… две противоположности. На белой бумаге пишут чёрными буквами. Чёрный цвет – символический аналог белому цвету и абсолюту, с его помощью можно выразить и абсолютную полноту, и абсолютную пустоту… Белая бумага, сгорая, становится чёрным пеплом… Это не просто так… Если учесть всевозможные проекты и разрешения на каждую мелочь, то бумаги в этом всём очень много. Если на абстрактные, гигантские весы, положить самолёт на одну чашу, а на другую все документы и разрешения на каждую деталь, то перевесит бумага. Сейчас через компьютеры много чего идёт, но компьютерами тоже два-дэ заведует… Ты родился – записали – ты есть, умер – записали – тебя нет. Был и нет, все ходы записаны. Деньги, финансовые документы, Мир движется через бумагу. Так всё устроено. Представь на секунду, что начнётся в мире, если бумагу исключить. Всё остановится. Всё рухнет. Паспорта, деньги… книги, газеты – всё… Бумага в современном мире играет гораздо большую роль, нежели кажется… Вот маленький пример, есть один человек, он бумагу для всего правительства поставляет, и в думе тоже его бумага. Он для эксперимента показательного задержал плановую поставку бумаги форматом А4…
– А, точно… я помню, было такое. Там вся работа встала.
По телеку показывали, – вставил я воспоминание.
– Вот именно, журналисты это как главную новость в те дни обсуждали, что из-за отсутствия простой и привычной бумаги всё остановилось. Возникла ситуация, препятствующая нормальной работе отлаженной структуры. Но я не уверен, что все это осознали. Главное, что мы это и так знаем…
– Так и есть, но какая роль нашей конторы во всём этом? – вникал я.
– Я их представитель здесь – там всё решается, в два-дэ, но всегда существует человеческий фактор, много чего нужно делать здесь, поэтому есть я. Не раз в истории было так, что в воспалённом мозгу одного человека рождалось что-то, и он это делал и влиял на ход истории не в лучшую сторону. Потому что часто в таких случаях без документов всё решалось. Собирались активные деятели и в устной форме принимали решение или кто-то один влиял на ход событий.
– Ты не переоцениваешь значение личности в истории? Я думаю, общий ход событий влияет на общество, и на тех, кто принимает решения в этом обществе. Назревает что-то и под этим впечатлением совершается что-то… Не кто-то один, – высказал я своё понимание.
– Это ты недооцениваешь роль личности в истории. Кто-то один убил царскую особу в Югославии в начале века, и началась первая мировая война.
– Так там же не он один решал это – там была группа недовольных…
– Но исполнил или окончательное решение принял кто-то конкретно, он мог в тот момент обернуть всё иначе… Первая мировая не очень удачный пример… Вот возьми Александра Македонского… он хороший пример личности в истории. Гитлер тоже. Сейчас если кто-то обвешается гранатами и пойдёт дарить президенту цветы, то история изменится. Был же этот военный лётчик при Брежневе, который сам хотел всё изменить, он стрелял в генсека, но не попал. Но попади он тогда, всё было бы по-другому. Они в два-дэ не всегда могут предугадать и предотвратить подобное, а если бы не было два-дэ, то и история была бы другой… Мир развивался бы по своему непредсказуемому сценарию. Кстати, не повесь себе Брежнев пятую звезду, то и прожил бы подольше… Четыре нормально было… жадность подвела его и маразм… – Игорь помолчал, вспоминая те звёзды. – Раньше не было никого, кто может видеть на чистой бумаге. У меня есть эта способность – видеть, это сверхъестественно, ни они, ни я не знаем, откуда это и почему. В любом чистом листе или плоскости, потенциально способной принять написанное, уже есть всё, что когда-либо было. Не зная этого, человек берет, пишет или рисует на нём – делает свой маленький вклад. Я стал видеть относительно недавно и сразу всё понял… Написал им про эту способность в письме и сжёг. Сработало, услышали меня в два-дэ. Я пишу им, они – мне, то есть я вижу написанное ими на белом листе. Вообще, вся информация, которая когда-либо попадала на бумагу, уже есть на любом листе. Это как голографический принцип Мира – в любой его малой части есть всё то, что есть вообще. Это как телевизор: когда он просто стоит – он есть, но он может показать любую программу или фильм, если трансляцию поймать. Там, в два-дэ, решили, что я смогу им помочь найти мессию, он сможет осознать и принести в этот Мир новое учение. И я его уже почти нашёл, но пока рано всё.
– Круто. И мессии пора бы появиться, не понятно, куда всё может прийти по сегодняшнему пути.
– Правильно. Расскажи мне кратко, что и как ты понял, – решил проверить мою понятливость Игорь.
– Мы – бумага, то есть структура, в которую стекается вся информация, которая в том или ином виде существует на бумаге. Мы контролируем эту информацию, анализируем и принимаем решения… – протараторил я. – Но как такой объём информации обработать можно? – Как раз это я и не уловил.
– Можно. Бумага – это образно. Всё, что оказалось на плоскости, на бумаге, – это газеты, фотографии, любые публикации, журналы, – автоматически попадает в два-дэ, они сами обрабатывают всё, и мне, как их представителю здесь, предоставляют основную необходимую информацию. Ты правильно заметил, что мы информацию анализируем, большинство её просто потребляет. Ещё, любое изображение, попавшее на монитор компьютера или телевизора, также автоматом в два-дэ уходит. С ним происходит то же самое: фильтруют —и сюда основное. Также все эти телефонные разговоры, электронные средства коммуникации, это тоже всё два-дэ, на самом деле, если разобраться. Так всё устроено в нашем мире. Вот мы и разбираемся со всем этим… Утром возьмёшь у Иды допуск первого уровня. Завтра её в два-дэ вводить будем, хочу, чтобы ты поприсутствовал.
– Да, интересно будет. Я вот что подумал в связи со всем этим… В Израиле – Стена Плача, там верующие свои записки Богу вставляют между камнями стены этой… что-то вроде… таким образом пытаются свою просьбу донести, – поделился я соображением.
– Ну, это неосознанно, там своя легенда. Они же про два-дэ не знают. У них религия… но, с другой стороны, правда в том, что просьба на бумаге автоматом в два-дэ попадает и оказывается там, где они хотят, – рассудил Игорь.
– Я про Иду хочу спросить, – вспомнил я. – Она вообще фантазии свои реализует? Она хочет в мультик попасть… Она что-нибудь умеет? Что-нибудь реальное она сделала?
– Она сделала такую вполне реальную скульптуру… Называется «Писающая девочка», и планирует установить её напротив
«Писающего мальчика» в Брюсселе… «Чтоб равновесие соблюдалось», как Ида говорит. Ещё у неё идея такая: организовать автоэкспедицию по такому маршруту в России, чтобы когда потом отметить путь на карте, то можно увидеть слово «Позитивизм». Она говорит, что «по кругу Земли ездят только мудаки, которые о своей славе думают. Землю не покорять надо, а спасать».
– Надо же… Ай, какая молодец, эта Ида! Это яркий пример внешней философии, – заценил я новую знакомую.
– А что, бывает внутренняя? – спросил Игорь.
– Конечно. Выгляни сейчас на улицу… там у всех внутренняя… у них таких проектов быть не может, – высказал я в первый раз вслух свои наблюдения.
– Вот… ты меня уже учить начинаешь… это хорошо. Но ты главное учеников не набирай… – дал совет Игорь.
– А зачем они мне нужны? – не понял я.
– Правильно, не надо.
Дома я сидел весь вечер и смотрел в одну точку в центре выключенного телевизора. Я совершенно конкретно подсел на думку про бумагу. Не каждый день постигаешь такое.
Потом позвонила Ида, сказала, что привела себя в порядок и можно пересечься. Мы встретились и сделали всё то, что хотели. Мы насладились друг другом. Потом она уехала к себе.
Спал, как ребёнок. Мне приснилось, что я попал в бумагу и в тот же момент Всё про Всё понял. Но когда я проснулся – Всё это забыл. Причём я проснулся от собственного крика… я что-то хотел спросить… Утром было такое ощущение, что я узнал в темноте ночи Самую Крутую Фишку, но, проснувшись, забыл…
Так минул день первый. Красный.
∞
– Мама, почитай книжку.
– …И после сего видел я четырёх Ангелов, стоящих на четырёх углах земли, держащих четыре ветра земли, чтобы не дул ветер ни на землю, ни на море, ни на какое дерево без их ведома. И видел я иного Ангела, восходящего из небытия и имеющего печать бога живого. И воскликнул он громким голосом к четырём Ангелам на четырёх углах…
– Стоп!!!
∞
Первый раз Фишка пришла сюда к Алле Борисовне, она Её просекла. Потом Фишке стало скучно с нею и со всею её музыкальною семьёю. Фишка оттуда ушла. Филипп Ей сразу не понра вился, он Фишку со своим творчеством не рюхал вообще. Но общение с этою семьёю дало Фишке понимание, что Она может прийти, то есть Она, оказывается, ходить умеет… Также ей стало ясно, что Её можно просекать и рюхать. Фишка решила не только приходить к кому-то, но и быть в чём-то. В тот момент, когда Она появилась в мелодии одного заурядного композитора, который крутился в том, что здесь называют шоу-бизнес… (Наивные люди… они как раз фишку не рюхают… это не шоу-бизнес, когда вас пираты нагнули, и когда вы платите за эфиры… Когда артисты зарабатывают не на пластинках, а выступая на концертах и в клубах, повторяя из года в год одно и то же, – это мышиная возня. Все ваши тусовки – это брожение в собственном скисшем соку, такое в Европе и Америке не хавают. Ребята, не бизнесом надо заниматься, а делом. Отстреляйте пиратов и зарабатывайте нормально.) В тот момент горе-композитор воскликнул: «Ого, Фишка!!!» Потом эта ублюдочная мелодия имела некоторый успех и ротацию у таких же ди-джеев и слушателей… Но наш композитор больше умел молоть языком, нежели писать свои мелодии. Он болтал направо и налево: «Фишка – фишка, фишка – фишка!» Короче, подсел на Фишку. И, как следствие, через непродолжительное время, на это слово… Замечу! не на саму Фишку, а именно на слово, подсел весь этот русский шоу-бизнес, а уж потом те, кто думал про себя, что они Её секут. (ХА-ХА!!! Наивные люди.) Потом Её часто стали упоминать все подряд, и она узнала, что Её можно: хавать, сечь, просечь, видеть, слышать, делать, производить, рюхать, не рюхать, иметь, пускать на поток, вырубить, врубить, рубить, петь… и вообще, многое другое. Ей такое обращение не понравилось. Фишка изначально была не для всех. Потом Фишка ушла к себе, но слово осталось. Так мы теперь и вынуждены слышать иногда слово, без истинного его понятия здесь.
Всё вышеизложенное напомнило мне одного деятеля. Он ходил на все вечеринки и клубился в лучших клубах. Выглядел он очень хорошо и проходил любой фейсконтроль, но это всё потому, что никто и никогда не смотрел на его руки… Однажды я встретил его в Пассаже, он шёл весьма довольный собой оттого, что накупил себе много всего нового и последнего. Поздоровавшись с ним при дневном свете, я обратил внимание на его руки – они были по локоть усеяны страшными, крово-гное-точащими язвами. Я спросил его: «Что это у тебя?» Он, как ни в чём ни бывало, преспокойно мне ответил: «Фишка в том, что я участвую в шоу одном… там Алибасов в конце выезжает на белом коне… Они экономят на этой лошади и кормят её не овсом, а отходами… и от такой человеческой еды, от этих трюфелей и икры, у бедного животного несварение желудка и запоры всю дорогу… Ну, я слежу за ней и два раза в день подхожу к этому коню сзади, поднимаю хвост, засовываю руку и выгребаю всё это несварение руками… от этого и язвы. Так сказать, профессиональная болезнь… следствие стиля жизни». Я, конечно, весьма удивился и спросил:
«Так на фиг тебе такая работа? Ты чё с ума сошёл? Брось всё это… и пошли ты этого Карабаса-Барабаса нaхер!» Он, в свою очередь, тоже очень удивился подобному предложению, затем, с превеликим достоинством встал в позицию оратора, поднял вверх указательный палец с язвами и громко произнёс: «Ты чё дурак? Чтоб я бросил ШОУ-БИЗНЕС? Никогда!! Да я, собственно, ничего другого и делать-то не умею». И в тот момент я понял, что человек способен полюбить навоз, больную лошадь и даже Карабаса-Барабаса, относиться к этому всему с нежностью, трепетом и любовью, если от этого зависит его жизнь, благополучие и счастье…