Знаковый Семён
Стены кабинета были покрыты множеством цветных геометрических фигур с преобладанием, конечно же, квадратов разных размеров (видать, любят здесь на них смотреть), при ближайшем рассмотрении выяснилось – в середине каждого из них находился непонятный знак наподобие иероглифа, но не иероглиф – это точно. Семён – длинноволосый блондин, с утончёнными чертами лица, за исключением губ. Его можно назвать губошлёпом. Такие губы нравятся чувственным женщинам, которые сразу представляют себе обладателя этой черты лица в постели… а более непосредственные и склонные фантазировать женщины представляют всё возможное действие на пустынном тропическом пляже белого песка, чуть тронутого нескромным жёлтым рассветом, который тоже пришёл поваляться у воды. На стильном поясе у Семёна висела небольшая плоская сумочка – последний выкрик моды. Из-под майки, на руках и на шее, выглядывала витиеватая татуировка красного цвета. Странноватый узорчик… я таких стилей тату не видел никогда. Он сидел за экраном монитора, на котором были голубые и синие квадраты, часть из них содержала в себе знаки, похожие на настенные. В кабинете также находился округлых форм молодой человек, во всём выдержанном в стиле семидесятых и в очках-каплях, которые имели разные стёкла – красное и синее. Впоследствии я узнал, что это Дмитрий, который логотипы рисует правильные, а неправильные он рисовать не умеет. Дмитрий собрал бумаги со стола и вышел, моргнув мне странно и как-то заговорщически, через красное стекло. Мой приход остался не замеченным Семёном, как мне показалось.
– Если ты Семён – то мне к тебе, Игорь направил вникать, – объявил я.
– Послушай, А Четыре, я в курсе, а Игорь для тебя никакой не Игорь – для нас с тобой он Игорь Игоревич. Садись, вникай. Я тебя здесь учить буду ложку держать в правой руке и бантики на шнурках завязывать правильно. Что ты знаешь про полиграфию? – с ходу схамил мне Семён. Я расценил это как потенциальный конфликт.
– Общие понятия, полиграфия… краска, печать, бумага…
– Так вот, забудь про полиграфические понятия. Никогда не учат тому, что нужно знать на самом деле. Спроси у любого препода, как энергетически при помощи полиграфии, вербально воздействовать на потенциального зрителя, – он от такого вопроса офигеет. Никто никогда не скажет правду, да и знают её процентов… нет такого процента, – человека четыре знают… А все преподы на вопрос ответят чушь какую-нибудь, в которую сами верят. Именно поэтому вокруг всё то, что ты видишь каждый день, за редким исключением. – Зазвонил телефон, Семён чтото буркнул в трубку и вышел. Некоторое время я оглядывал кабинет. Телефон опять дал о себе знать. Я, совершенно без задней мысли, ответил на звонок традиционным «аллЁ-у», и добавил от себя: «Управление Стандартом слушает». Трубка голосом Семёна отчетливо спросила: «Я просил трогать телефон в моём кабинете?.. Ладно, сейчас в „фотошопе“ открыта картинка, ничего, кроме уменьшения и увеличения, не делай. Посмотри на неё, подумай, там внутри значки мои, – пятый ты наш». Семён произвёл на меня впечатление человека, склонного к конфликту и не всегда – к компромиссам. Посмотрим, что дальше будет, я конфликты не очень люблю… могу и в морду дать, если что…
Я стал уменьшать компьютерное изображение, постепенно квадратики сложились в плавно перетекающие друг в друга цвета. С монитора смотрел чей-то глаз. Уменьшение заняло ещё некоторое время, теперь стало ясно – в «фотошопе» изображение смазливого парня, одетого в светлые одежды, и с носкамиперчатками на ногах. Рекламный текст предлагал заморозить любого желающего после смерти, в надежде на воскрешение в будущем, когда медицинская технология достигнет фантастических, по сегодняшним меркам, высот.
Вошёл Семён. Хотя это сложно назвать «вошёл». Он пнул дверь и пропрыгал к окну, держа ноги вместе, руки – на уровне груди, со сжатыми пальцами. Так делают дети, когда хотят показать зайчика. Этот вариант зайчика пропрыгал и заорал в открытое окно человеческим голосом:
– О-о-а!!! А-а-а-а! – громко и протяжно.
Эхо, исполняя обязанности, отлетело от напряжённых голосовых связок Семёна и обрушилось на противоположно-стоящий дом, ударившись лицом о стену. Отскочив, громыхнулось затылком о наше здание. Перспектива ещё раз встретиться с домом не прикалывала, Оно улетело в переулок, справа от неожиданного дома, и растворилось. Эхо не любило Семёна, особенно когда он так кричал. Эти его непредсказуемые выходки… Возможно, Семён знал о существовании Эха и делал это специально, чтобы Оно не расслаблялось. Но Эхо есть Эхо, надо исполнять своё предназначение.
В доме напротив, о стену которого Эхо разбило лоб, в маленькой квартире, в средней по достатку семье, жила крыса. В этой же семье рос маленький мальчик, который не интересовался детскими сказками. Он просил маму читать ему, время от времени, взрослую книжку. Мама была добрая женщина, она не грузила сына детскими заморочками, брала в руки взрослую книгу и читала ему открытое наугад место. Сын говорил: «Стоп!», когда ему хотелось прекратить чтение, – это была странная, придуманная им самим игра. Он представлял себе маму воспроизводящим устройством, способным озвучить толстую книгу, которая имеет в себе много разных, иногда повторяющихся буквочек. По причине своего малолетства, маленький мальчик букв не различал. Он понимал прочитанное по-своему. Ему нравилось врубаться в сказку для взрослых. Мама, читая книгу, пропускала некоторые абзацы и строки, – по её мнению, лишние для восприимчивого сына, и в воображении ребёнка складывалась новая, случайно редактируемая история.
От неожиданности обрушившегося крика крыса выронила из лап сухарик, дёрнулась и ударилась о ножку табуретки. Неспокойно за окном – шумно. Что-то подобное было в девяносто первом и в девяносто третьем… Сначала кричали… Когда кричат громко, и на улице лежат мёртвые солдаты – плохая примета. Что мы знаем про крыс? Они живучие, к ядам привыкают, потом питаются ими. Но эта крыса имела отличия. Есть предположение, что это та самая крыса или родственница той крысы, которую Король предложил судить и миловать Маленькому принцу. Хотя предположение, что родственница, хоть и дальняя, неверно. Я проверял, она оказалась той самой крысой. Она потом сбежала с планеты Короля, ей самой надоело, что она скребётся по ночам и Король это слышит. Тем более он предлагал Маленькому принцу приговаривать её к смертной казни периодически, не важно, что потом миловать. Ей нравилось, что теперь её жизнь зависит только от неё самой, а не от того, что её будут судить и миловать, даже если это просто предположение и фантазия капризного Короля. И здесь ей было не так одиноко. Ей нравился мальчик в этой семье. Хотя можно было уже привыкнуть к этим крикам, приходившим из дома напротив, и не дёргаться, роняя сухарик, но крыса знала, что всегда трудно первые сто лет.
– Ну и чего – разобрался? – спокойно спросил Семён, обернувшись ко мне.
– Всё нормально? – спросил я на всякий случай.
– Конечно, нормально, в том-то всё и дело, что нормально. Кураж, пары выпускаю. Смотрел «Зимний вечер в Гаграх», – Семён округлил глаза, принимая некий, не понятный мне образ.
– Да, вспомнил, хороший момент, я сам иногда покрикиваю, но не обязательно так, и не всегда в окно.
– Моментов, вообще, много хороших. Этот Кураж специально для того, чтобы Эхо не расслаблялось, потому что оно вообще… ладно, потом как-нибудь. Разобрался со значками моими? – любопытные отношения сложились у Семёна с Эхом.
– При помощи знаков, которые мы располагаем в определённых местах изображения, можно воздействовать на подсознание потенциального зрителя, как ты выражаешься, – высказал я своё понимание экзаменатору.
– Не я так выражаюсь, а так и есть на самом деле. Кроме глаз здесь ничего пока не обработано. Как ты думаешь, над чем здесь надо ещё поработать?
– Над точкой, – ответил я, узнав про квадраты. Это было очевидным.
– Сечёшь фишку, правильно Игорь говорил.
– Игорь Игоревич… – поправил я Семёна.
– Пока Игорь не дал ТЕБЕ повод говорить «Игорь», он Игорь Игоревич для ТЕБЯ, – театрально расставил смысловые ударения Семён.
– А, ну-ну… А тебя не обламывает, Семён, что ты вот сидишь здесь, в офисе, перед компьютером, сидишь, а жизнь так мимо и проходит? Ты вроде как офисный человек… робот такой, придаток к компьютеру. Раньше были пещерные люди, а ты из офисных… – без намеренной злобы вспомнил я ему бантики на шнурках и ложку. Назрел реальный конфликт.
– Что-о-о-о? – удивился Семён, для него подобный реверанс с моей стороны был полной неожиданностью, на что, собственно, я и рассчитывал. – Пошёл ты, знаешь куда, с такими выводами? Ты вообще в школе хорошо учился?
– Я вообще не учился никогда, если честно.
– Значит, географию хорошо знаешь? – не уловил моего откровения Семён.
– В общем, да, а что?
– Если я тебя сейчас куда подальше пошлю, ну например нaхер, ты найдёшь, где это? – в категоричной форме поставил он вопрос.
– Да пошёл ты нaхер сам. Долбоёб. И вообще, не дёргайся при мне, меня это раздражать начинает, – спокойно сказал я новому коллеге. Мой жизненный опыт говорил мне о том, что если первоначальное общение начинается с конфликта, то потом всё будет нормально.
– Офисный робот – это тот, кто картинки рисует на рабочем компьютере, а я знаки в изображения вставляю, и я один, кто это делает правильно! – прокричал мне в лицо Семён, подёргиваясь всем телом.
– Расслабься. Я иронизирую… в некотором смысле, – попытался я разрядить обстановку.
– Да-а… так вот сидишь здесь, хочешь всё сделать лучше, и думаешь про себя что-то, а придёт такой умник, скажет чё-то такое, послушаешь его, так и обнял бы и поцеловал за правду и раскрытые глаза на всё… робот… надо же, – так же резко, как и вспылил, успокоился Семён. Он прошёл мой тест. У парня всё в порядке с головой.
– С точкой понятно, а глаза? – Я попытался дать понять, что в данный момент меня больше интересуют эти фишки со знаками в изображениях.
– Очень важно, когда ты видишь человека в первый раз, его глаза, взгляд. Здесь он смотрит прямо, это основное, – спокойно, как ни в чём не бывало, продолжил Семён учить меня завязывать бантики на шнурках. Но теперь уже без ложного пафоса. – Заметь за собой, когда ты смотришь на подобный плакат, первое – глаза. Потом может быть всё остальное, если сработал взгляд. Вообще реклама – это магия, если хочешь. Главное, чтобы рекламе верили.
– А что же это за парень, заморозить всех хочет? В чём его проблема? – спросил я, указывая на монитор.
– Он вообще не знает, чего хочет, как я понял. Вот в чём его основная проблема. Он занимается себе церковным бизнесом. Денег нарубил, по миру поездил. В Америке познакомился с людьми, которые этой заморозкой занимаются. Подумал, что у нас прокатит это. Мы с ним один проект церковный делали, там всё грамотно получилось… он предложил помочь ему с этой заморозкой. Вот помогаем…
– Что-то кидает его странно – то религия, то жизнь после смерти. Он вообще верующий?
– Слушай, если захочешь, сам поговори с ним на эту тему. Мне вообще по фигу его вера, – отмахнулся от вопроса Семён.
Когда Семён посадил меня за свой компьютер, я сразу обратил внимание на расположение команд и функций в программе – всё как-то иначе.
– Что это у тебя «фотошоп» такой. Что-то в нём не так. Семён удивился вопросу, принял заранее усталый вид.
И дальше некоторое время говорил со мной, как с ребёнком, объясняя следующее:
– Как раз у нас «фотошоп» как надо. У нас он такой, какой он есть на самом деле. На рынок выпустили ту версию, которой пользуется весь Мир, и правильно, пускай Мир думает, что у них он такой как надо. Таких версий, как эта, всего две, у самого Фотошопа и у нас.
– Секундочку, «фотошоп» делает студия, там сидят специально обученные люди, их много, они много работают над ним, обновляют периодически.
– Это версия, Четвёртый, – ты пятый, кто в курсе.
– Фотошоп он один, что ли? Ты его знаешь? – У меня было смешанное чувство об услышанном.
– Да, он один, и я его знаю. Может, скоро подъедет к нам – увидишь. Забавный в некотором смысле парень – оригинал.
– Что значит оригинал? В чём? – заинтересовался я.
– До фига вопросов, не запаривай! Увидишь его – всё поймёшь.
– От твоей информации, у меня сейчас переосмысление, переоценка, если хочешь, – я понимал, что такой ответ позволит Семёну продолжить тему, – скажи, в чём оригинал?
– Фотошоп оригинал в том, что он и есть Фотошоп. Он, типа, гений. Да, программа, да, пользуется весь мир, да, революция в графике, – и это всё он один. Он – Фотошоп! Заметь, написал программу, не имея компьютера, – на бумаге, – рассказал совершеннейшую новость для меня Семён.
– Разве так может быть? На бумаге? Любой человек, который сталкивался с программированием или написанием программ, тебе скажет, что этого быть не может. По меньшей мере, нужно хоть какое-то железо.
– Этот… может. Посмотри, вот доказательство, – указал Семён на монитор с Фотошопом. – Любую готовую программу можно представить в виде знаков и перенести на бумагу. Он сделал наоборот. Когда он там, у себя, в Силиконовую долину пришёл с папочкой, его не поняли, послали куда подальше, даже не посмотрели. Мы узнали всё, пригрели парня.
– Ну и дела тут у вас. Интересно – Windows кто? Его-то сделали по-честному? – задал я новый вопрос.
– Что значит по-честному? Если Фотошоп написал свою программу сам – это значит не по-честному?
– Я имею в виду, Windows написала команда? Билл Гейтс имеет к нему отношение или он погулять вышел?
– Windows сделали традиционно, как ты привык. Нормально всё, хотя есть подобные программы покруче во много раз, но именно его внедрили. Пользователи всё понимают, поэтому на него и наезжают все кому не лень, но противостоять невозможно уже. Загляни в сеть – как только Гейтса не склоняют, чатов столько… В то же время продолжают пользоваться – деваться некуда. Всё потому, что мы с Гейтсом по-умному поступили.
– По-умному это как? – не понял я.
– У тебя допуск какого уровня? – строго спросил Семён.
– Обещали нулевого…
– Когда получишь первый уровень, задашь этот вопрос, если он тебя к тому времени тревожить будет, – посоветовал Семён. – Давай лучше проедемся, чтобы ты вникал последовательно.
Мы вышли во двор, там за машинами стояли два дорожных скутера.
– Разберёшься с коником? – между прочим осведомился Семён, надевая шлем.
– Слышал про тех, которые сначала на мопедах, а потом ходить? Я из них, – сообщил я.
Семён, усмехнувшись, оценил ответ.
∞
– Мама, почитай мне книжку.
– …Впрочем, у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны…
…Шестый Ангел громко вострубил и я услышал один голос от четырёх рогов золотого жертвенника, стоящего перед Богом…
…И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нём; Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: «на кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нём, Тот есть крестящий Духом Святым»; И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий. На другой день опять стоял Иоанн и двое учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий…
– Стоп!
∞
Проехав по улице, мы остановились напротив известного всем плаката. На нас смотрела девушка-женщина – непонятно. Она в голубоватых оттенках вся. Белый фон. Чёрная надпись: «Я тебя люблю…» Таких бигбордов по городу висело на каждом шагу, я ещё думал раньше – сколько денег-то у людей!.. и чего она от него хочет?
– Вот смотри, она хотела его или что-то от него, я не вникал, – сказал Семён, махнув в сторону плаката. – Она к нему очень хорошо относится, насколько я в курсе. В общем, она своё место занимает – не лезет, куда не надо. Хорошая. Её понимающие к нам направили, она рассказала, что к чему. Мы помогли. Теперь всё нормально.
– Так это ты делал?.. Я слышал, это частный заказ. Ещё говорили – социальный плакат, будто хорошо, когда ты любишь и тебя любят, или что там у них. У меня всё время было чувство, что за этим что-то стоит, за этим троеточием… там что-то такое, о чём знают только она и он.
– Теперь скажи, почему у них стало всё нормально? – спросил Семён.
– Обработали, как надо, взгляд и точки. Хотя взгляд не обязательно, они же знакомы. Остаются точки. Да, наверное, знаки бывают разные – в зависимости от задачи. Ими и обработали!
– Быстро схватываешь, у меня неделя ушла на переосмысление, как ты говоришь. Уважаю понятливых, – похвалил Семён. Впоследствии он разговаривал со мной в несколько ином тоне, нежели когда мы встретились впервые. Может, Игорь Игоревич что-то сказал или Семён сам понял. Хотя, что про меня можно понять за такое время? Я видел таких, кто на лету, даже опережая, получше меня ловил. Это как раз те, кто кидает государства… Только где они сейчас?
– Я смотрю, этих знаков не видно на плакате, но я знаю, что они есть. При печати чёрное печатается как чёрное, без знаков. Вот она, точка. Как они работают? —уточнил я у Семёна.
– Как надо работают. Их и не должно быть видно – главное, что они есть. Мы сделали изображение. Принесли в типографию, одни ребята напечатали, другие повесили – всё работает. Если ты о чём-то не знаешь, – это не значит, что этого нет. В большинстве случаев вообще не важно, с какой типографией работать. Мы задачу поставили – они сделали. Всё, – просто объяснил Семён.
– Мы с тобой говорим всё время: знаки, знаки. Они же не просто так, как их правильно называть? – поинтересовался я, всматриваясь в подкачанные губы на бигборде.
– Знаки. Нужно приучить себя вещи называть своими именами, – научил Семён. – Конечно, можно придумать что-то умное, но если они знаки, то они и есть знаки. Был до меня Семён Франкович, который всё это придумал, он так и объяснил, что они знаки. Он же мог как угодно назвать. Классный мужик, такие вещи генерировал… Вот, например, цитирую: «Знак – это проявление вечного и подлинного во временном, окружающий нас мир – это просто видимость, эмблема подлинности. Про эти знаки нельзя сказать ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют. Знаки способны работать только с подсознанием, и это действует тогда, когда подсознание преступило все пределы ограничений. Знаковость – это причинность из абсолютной свободы». Понял?
– Он тоже Семён?
– Это я – тоже. Первичен он, – пояснил Семён, указав пальцем куда-то за спину, вероятно, подразумевая Семёна Франковича.
– Это случайно или закономерность какая-то существует… в именах?
– Что значит закономерность? Имя есть имя. Я – Семён. Я сейчас здесь этим занимаюсь потому, что он Семён, а Несемён этим заниматься не может. Вот ты А Четыре, заметь, не А1 и не А2… и А3 тебя никто не называет, правильно?
– Правильно, не хватало, – возмутился я.
– Вот и хорошо, и занимайся своими делами, а я буду квадраты рисовать. Всё на своих местах должно быть.
Семён предложил проехаться по центральной улице, рассмотреть наглядные примеры и «перекусить в милой кафешке заодно», как он выразился. Мы уже подъезжали куда нам надо, свернули и проехали, срезая дорогу, под знаком, запрещающим движение. Нас остановил гаишник, хотя такие скутера они вообще не трогают. Этот мент какой-то мудак оказался. Он был весь в пыли, курил дешёвые сигареты. На кителе, на уровне груди виднелись жирные пятна. Ботинки грязные. В общем мент – реальное чмо. Семён потом сказал: «Они все такие, даже если чистые. Нормальный человек на такую работу никогда не пойдёт». Мы спокойно могли бы проехать мимо, но Семён остановился, повинуясь отмашке жезла. Гаишник решил, что имеет дело с тинэйджерами, повёл себя неправильно. Конечно, мы молодо выглядим, но не до такой же степени… Развязно подошёл к нам, не представился, обратился на «ты». Семён не любил, когда у людей грязные ботинки.
– Ты што, знака не видишь? Куда едешь? – спросил мент у ехавшего впереди Семёна. Преисполненный властью, буквой закона и иллюзиями по поводу своей значимости, гаишник помахивал полосатой палкой.
– Как бы тебе объяснить, мусор? Я знаю, куда я еду. Ещё я знаю номер телефона твоего непосредственного начальника, полковника Тимофеева, это тот, к кому ты задом вперёд в кабинет заходишь. Помнишь такого? Ты щас неправ по всем понятиям. Пуговица расстёгнута, портупея у тебя висит, обратился не по форме, – мусор слушал и охуевал. – По этому грёбаному городу я езжу так, как я хочу. Ты понял? – наехал Семён.
– ………………? – промолчал гаишник, хватаясь за рацию.
– И вот я еду себе, еду, – продолжил Семён. – А тут ты – говно на дороге. И я вынужден сейчас тратить на тебя своё время – говорить с тобой. Знаешь, чем мы отличаемся друг от друга? Знаешь, в чём разница между нами?
– ……? – промолчал гаишник, размышляя, говорить что-то в шипящую рацию или нет.
– Разница между нами в том, что ты стоишь здесь, на дороге, дышишь этим воздухом выхлопным, и думаешь о том, как бы кто нарушил правила, ты его остановишь, и он тебе денег даст. Ты их положишь в карман и будешь ждать следующего нарушителя. Так твоя жизнь и проходит. А я еду по своему городу и думаю, какое вокруг дерьмо, и как можно этот Мир спасти от этого всего… Вот такая между нами разница. И вот я об этом думаю, а ты меня останавливаешь. Понимаешь? То, что я тебе сейчас говорю, тебе никто другой никогда не скажет. Ты над этим подумай… Как ты живёшь и о чём думаешь. Я сейчас уеду, а ты будешь стоять и думать над тем, что я тебе сказал. А если ты сейчас хоть одно слово мне против скажешь, то завтра тебя здесь стоять уже не будет. Я даже хочу, чтобы ты щас что-то против мне сказал, ты мне вообще чего-то не нравишься.
– ……, – молча согласился перепуганный инспектор, оставивший рацию в покое. Его полосатая палка перестала болтаться и жалко висела.
Семён махнул мне рукой, мы поехали дальше. Лихо он обломал этого гаишника. Ментовской проповедник направился в известное ему место, по пути комментируя.
– Интересно, что от чего произошло… слово «доку-менты» от ментов или менты от «доку-ментов». Или вот ещё слово: «менталитет»… Менты, наверное, так зовутся оттого, что у них менталитет такой особый, документы спрашивать, – рассудил Семён, видимо, пришло к нему какое-то филологическое настроение, навеянное диалогом с представителем власти. – Ты бы пошёл в менты? – неожиданно спросил Семён.
– Ты что? Я бы лучше в криминал пошёл. Там у них порядка побольше будет, и понятия правильнее… А что это за полковник Тимофеев, о котором ты мусору говорил?
– Это один человек есть… он наделал себе служебных визиток высших ментовских чинов и продаёт… Если гаишник остановит, и у тебя такая визитка есть, ты её достаёшь и демонстративно начинаешь звонить по якобы личному мобильнику этого начальника ГАИ. Трубку там кто-то поднимает, ты говоришь, что, мол, эти ваши мусора совсем оборзели, не дают нормальным людям ездить спокойно и телефон гаишнику передаёшь. Он трубку берёт, и очко у него уже играет, а тот голос в телефоне начинает орать на него… Гаишник извиняется перед тобой и отпускает… – рассказал Семён о своём опыте общения с ГАИ.
– А кто это по телефону говорит с инспектором?
– А это неважно кто… Никто… Может, и правда полковник, а, может, сам этот… кто визитки продаёт. Он ещё иногда пишет на обороте: «Проезд всюду! Не трогать. Тимофеев». И это вроде как разрешение на вседозволенность на дороге.
– Интересно… а вдруг снимут с работы этого Тимофеева?
Визитку можно выбросить, так?
– Голос из телефона новые напечатает, у него гарантия пять лет. Эти люди ущербные получат должность, стоят на дороге в грязной обуви и думают, что им можно хамить мне. Так часто бывает… в разных ситуациях по-разному. Вспомни такой момент, он в жизни каждого бывает не раз. Когда видишь человека в первый раз, то вырабатываешь определённый стиль общения. Первую секунду вы смотрите друг другу в глаза, оцениваете друг друга. Ты знаешь, что у него есть жизненный опыт и определённая мораль, как и у тебя, и он это знает. За долю секунды избирается некая тактика и стиль общения. Если ты увереннее в себе, убедительнее в аргументах, ты выше его морально, если нет, то он. Всё правильно. Но иногда такие уроды ущербные попадаются, которые знают про себя, что они, реально, никто, но прячут это глубоко внутри от себя самого и от других за полученной должностью или ментовским удостоверением. Они думают, что могут избрать стиль общения со мной свысока. Смотрит мне в глаза, понимает, что сам ноль, но хамит с высоты придуманной. Я таких опускаю на месте. Иногда так приходится опускать, что они себя потом ищут и не находят… пропадают люди за хамство. За базар надо отвечать. Иногда такая лажа в клубах на фэйсконтроле была, когда я по всяким клубам тусовался. Я знаю, что я нормальный, но эти охранники, реально чмошники. Может, у них проблема какая-то или им жена не дала, и они начинают выпендриваться перед посетителями… Стоит на входе, чувствует себя чем-то значительным. Может пустить, может не пустить. Меня один раз перепутали с кем-то и вывели из клуба без объяснения причин. Охрана неправильно себя повела со мной, некрасиво и некорректно… я вызвал ребят правильных, они приехали со своими автоматами – всех охранников раком поставили. Только тогда охрана поняла, что неправильно поступила со мной… О, такое тоже было, когда государство на Мост-Банк первый раз наехало. Там охранники у Мост-Банка все такие в галстуках, тоже строят из себя, типа, работа такая не пускать и проверять. А тут понаехали мусорa отмороженные, всех мордой в грязь. Потом я сидел смеялся, когда по телеку показывали этих охранников, стоят такие жалкие: нас побили – мордой в снег. Не надо было в охрану идти! Правильно всё! Если чем-то заниматься начинаешь, надо сразу предполагать к чему это может привести… и быть готовым к этому.
Вырулив из переулка, мы проехали под очередным кирпичом, между ограждением, попав сразу на пешеходную зону Арбата. Снизив скорость до пешеходной, Семён продолжил свои рассуждения на тему представителей закона.
– Мы говорим про них: мусор, мусор… а если разобраться, откуда он берётся? А вот он, – указал Семён на кучу мусора, состоящего из обёрток и пустых банок, сметённого дворником в кучу посреди улицы. – Мы его выбрасываем на улицах в мусорные баки или дома в мусоропровод. Потом его куда-то там увозят. И где он оказывается?
– На свалках? – предположил я, не понимая к чему клонит Семён.
– Я скажу тебе… Он перерождается, вырастает, ходит в среднюю школу, потом поступает в милицейскую, там ему форму дают, и он учится, как правильно быть милиционером, потом он семью заводит, и всё это время он думает, что он человек… Когда он отучится, ему дают резиновую палку или полосатую, и САМОЕ ГЛАВНОЕ, – выделил интонацией Семён, – право доёбываться до людей! Причём именно до тех, которые налоги государству платят, и таким образом содержат его самого, и его семью… Но он этого не понимает, он думает, что он борется с преступностью. В тот момент, когда нововыведенный милиционер доёбывается в первый раз до законопослушных граждан, он, сам того не осознавая, становится мусором автоматически! – выстроил цепочку Семён.
В этот момент, цокая копытами, к нам навстречу бежал зелёный милиционер или мусор, непонятно с первого взгляда. Судя по полосатой палке в руках, это был, предположительно, автоинспектор. Но я сразу понял, что ошибся, когда он заговорил:
– Вы што? Знакав ни видили? Доку-менты придъявити!
Здесь пишыходная зона!
– Пшол вон, мусор!!! – крикнул ему Семён, проезжая мимо.
Мусор сразу обломался, и мы спокойно поехали дальше.
– Мы в этой стране до тех пор мусорoв мусорaми называть будем, – продолжил прерванный Семён, – пока они реально мусорaми оставаться будут, с мусорскими мозгами. Пока сам мусор не изменит себя, пока он будет оставаться собой, мы ничего с ним поделать не сможем. Проблема в том, что мусор сам хочет таким оставаться и не хочет быть ни чем другим. Нужно быть справедливым по всем понятиям, а не заниматься диктатурой закона. Закон тоже люди пишут, а они ошибаться могут.
Мы приблизились к большому рекламному бигборду, который затмил собой один из многих арбатских памятников зодчества. Так новое доходное направление человеческой мысли и деятельности очень легко и буднично может опустить гений умершего в прошлом веке архитектора, который жизнь свою положил, пробивая свой проект. Семён посмотрел на изображение и сказал:
– Вот смотри – образец ярковыраженной ублюдочности в рекламном искусстве. Так делать нельзя… это не искусство. Лох какой-то делал для лоха – заказчика. Чё продают, непонятно, то ли девку эту, то ли окна. Для них главное любовницу свою напечатать, написать «Окна, пластиковые, то, сё… купи окна мои», окна ладно, девка тут причём? Не понимают они этого. Девяносто четыре с половиной процента всех плакатов и реклам с модельками – бездарны, для рекламодателя это повод познакомиться с одной из них. Вообще, с девками отдельная история, думают, напечатают её и всё – и не важно: двери, супермаркет, колбасу продают… Сплошь и рядом в рекламе девки эти смазливые, а причём товар, рядом с которыми они стоят, я так и не понимаю до сих пор. У моделей этих, так называемых, на лбу написано: «Я дура конченая, даю хозяину этой колбасы, ничего больше меня не интересует, кроме его денег, и на колбасу эту мне плевать, и на него мне плевать, но пока содержит, – буду делать всё, что скажет, так как работать и думать ни о чём не хочу, не могу и не умею». Бывают нормальные, но редко. И на выставках разных и на презентациях, особенно на презентациях новых автомобилей, нагонят этих дур смазливых и думают, что машина от этого лучше, так получается… И стоят эти модели, так называемые, возле машины или на подиуме, и на лице у них такое блаженство и радость от окружающего происходящего. Она, бедолажечка, не способна понять убогости своей мебельной и вешалочной в тот момент.
– Я примерно так и думал, но сформулировать не мог. Хотя, по-моему, ты слишком категоричен, – предположил я.
– Так есть на самом деле. Они в принципе продажные, – высказал своё мнение Семён. – У них профессия такая – продавать себя… своё тело… для фото или подиума. Может, в голове ничего, но её покупать будут. В агентство портной приходит, ему показывают тёлочек, он кастингует их по своему вкусу, чтоб талия была, чтоб грудь стояла… Он не спрашивает: «А что ты думаешь вообще про этот весь модельный бизнес?» – он не спрашивает про Канта. Ему это нафиг? Он спрашивает: «Сможешь пройти так, чтоб грудь при ходьбе колыхалась?» Она говорит:
«А я по-другому не умею». А потом на дефиле она пройдёт длинными ногами, вешалкой поработает, грудь колышется, – и всё нормально… Деньги возьмёт и пойдёт покупать себе йогурт и мюсли, чтоб талия была…
– Правильно, зачем ей про Канта знать? Она же не мозг продаёт, а тело.
– Так я об этом и говорю – незачем ей… Такая стремится личную жизнь устроить за счёт своего тела, она сильно отличается от той, которая своё будущее устраивает за счёт личной головы… Вот щас много тёлок за рулём… процентов девяносто из них ездят на подаренных машинах. Всем понятно, каким местом они их заработали… но ведь она едет с таким видом, что можно подумать, будто у неё отсутствуют все те места… Судя по её лицу, всех этих мест просто нет, она их только головой осознаёт… теоретически. Такой вид у неё, что можно подумать, будто она учёный такой – теоретик тончайшей высшей математики, где все неизвестные иксы и игреки в уравнениях известны только ей. В связи с этим всем лично я совершенно чётко вижу на её лице, что для неё держать член во рту, это то же самое и так же естественно, как для коровы щипать травку на альпийских лугах…
Впереди виднелись телевизионщики, делающие стрит-токи. Заметив нас, особа женского вида и поведения, с микрофоном, направилась к Семёну наперерез.
– А вот а… ещё пара стильных ребят на мопедах таких… скутерах, и мы э-э… сейчас узнаем, что носят с собой… в своих карманах, модная молодёжь. – Она говорила в камеру, оператор качался и подёргивался, пытаясь создать видеоэффекты. Преградив дорогу и вынудив нас остановиться, ведущая, нарушая все доступные границы личного пространства, ткнула в лицо Семёна микрофоном с логотипом MTV. – Привет, ребята, это программа
«Стилиссимо» с канала эм-ти-ви, мы хотим знать, что э… в ваших карманах и в этой стильной сумочке на поясе у вас.
– С какого эм-ти-ви? Какое твоё дело, что у меня в карманах? – изобразил удивление неудавшийся интервьюируемый Семён, разглядывая микрофон.
– Ну ладно, перестань, шутник, ха-ха… – сказала ведущая, преданно глядя на Семёна. Оператор продолжал покачиваться.
– Всё серьёзно, почему ты меня останавливаешь, ни извините, ни разрешите вас побеспокоить, тычешь микрофон? – спросил, разводя руками, стильный, модный, конфликтный Семён.
– Ну ладно, все сниматься хотят, мы же с эм-ти-ви, – парилась ведущая.
– А я тут при чём? Нечего меня снимать, я что, тёлка? И вообще, с какого такого эм-ти-ви, я спрашиваю? – Не желал понимать Семён.
– Ты чё, не знаешь? – удивилась она.
– Не знаю, а ты лесника Кузьмича, из леса подмосковного знаешь? Не знаешь! Так вы не жили, ребята, с вами разговаривать не о чем. Так и умрёте дураками, – сообщил новость Семён и начал движение дальше. Ведущая отскочила в сторону. Мне увиденное показалось чересчур забавным, так на место поставить… Надо же. Но зачем? – Терпеть не могу, когда думают, что знать что-либо очевидно, хотя сами не понимают, что для кого-то может быть очевидным диаметрально противоположное, – опередил мой вопрос Семён.
– Ты что, телевизор не смотришь? – спросил я, уточняя непонятое.
– Смотрю, конечно, и программа мне эта нравится, но когда без извинения останавливают… Что они про себя думают? Человек едет по своим делам, может, настроение у него плохое, и может, говорить с посторонними он не хочет. Вот и попалась под руку. Иногда можно просто так, бесплатно, поставить человека на место, глядишь дойдёт чего-нибудь. Это вроде как благотворительность, то что я сейчас сделал.
Свернув в тенистый переулок, мы оказались во дворе уютного ресторанчика. Семёна тут знали, это было заметно. Он сказал:
«Как всегда, на двоих». Ожидая заказ, я продолжал вникать.
– Семён Франкович куда делся?
– Ушёл на покой. Живёт сейчас где-то в Париже. Он в полном порядке. За кого-за кого, а за него я спокоен, – поделился Семён.
– Устал, что ли, или надоело ему – такую фишку придумал, знаки разработал.
– В том-то и дело, что разработал, он же не будет теперь сидеть и вставлять их. Он расслабляется теперь, по полной. Говорил, что всегда мечтал о Париже.
– Успокоился, получается. А усовершенствовать, дальше пойти, не хочет? – спросил я.
– Он так сказал: «Знаки есть, они работают. Ничего больше с ними уже сделать нельзя. Они могут быть или такими, или никакими. Я поехал в Париж». И подарил мне это кольцо, – Семён сунул руку в сумку на поясе, достал тонкое невзрачное кольцо, – Франкович сказал, что это кольцо тоже знак, или символ того, что между нами существует энергетическая связь.
Когда мы возвращались в офис, по пути ещё несколько раз попался бигборд «Я тебя люблю…». Я дал Семёну знак остановиться в ближайшем парке на бульваре.
– Эта девушка в голубоватых оттенках напечатана. В этом какой смысл? – поинтересовался я.
– Смешная история, есть такой парень, он полиграфическими вопросами занимается – Вася Копейко. Он дальтоник, на самом деле, но сам в это не верит и окружающих убедил в том, что он цвета различает. Мы знаем про это и всё равно решили этот проект ему отдать.
– Какой смысл дальтонику печатью заниматься? Можно же лучших найти.
– Есть лучшие, конечно, но тут смысл весь не в цвете, а в другом. Нам было интересно, как Копейко это всё увидит и сделает. Он так сделал, значит, так правильно. Конечно, дальтоник не может цветной печатью заниматься, но Вася занимается, и занимается именно потому, что не делать этого он не может. Вася интересен нам именно потому, что он занимается тем, чем он в принципе заниматься не может. Но он уверен в том, что он делает, – это очень важно для нас.
– Так Игорь Игоревич по этому принципу людей набирает?
– Да. Не важно, чем ты занимаешься, если ты уверен в том, что ты делаешь, и не можешь этого не делать, не важно, как ты это делаешь. Важно то, что ты это делаешь и жить без этого не можешь, – значит, ты крут в этом. Вот яркий пример – Дима наш, который был у меня, когда ты только появился, помнишь?
– Конечно, его очки с разными стёклами разве можно забыть? И что он?
– Он человек, который лучший в своём деле – логотипами занимается. Ты думаешь, почему Дима самый крутой логотипщик? Потому что он логотипы ещё в школе начал рисовать в тетрадках. Его заметили, взяли в контору одну. Он там сидит, логотипы рисует, не для того, чтобы заработать, – он жить без этого не может. Дали заказ. Приходит заказчик. Дима ему логотип талантливый показывает, говорит: «Вот». Заказчик посмотрел: «Мне этот логотип не подходит, мой логотип должен быть таким-то и таким-то», чтобы так сказать, надо не знать Диму. Дима ему: «А кто знает, каким он должен быть? Я нарисовал, значит он такой», заказчик: «Я здесь плачу, я знаю!» Дима свою фишку: «Что значит, я знаю? Ты курями мёртвыми торгуешь, деньги считаешь – это ты знаешь. Я для тебя логотип нарисовал правильный – помогаю тебе курей продавать. А ты мне – я знаю. Знаешь, ты – не знаешь. А кто вообще может про логотипы знать? Если есть у тебя линейка, в которой написано: „Логотип должен быть такой и такой. Такой плохой, такой хороший. Вот точка отсчета, вот ноль“, – покажи линейку. Давай измеряем. Что? Нет такой линейки? В связи с этим обстоятельством: отсутствием линеечки такой, я хочу вам сказать… я, конечно, понимаю, с кем я разговариваю, и поэтому я вынужден тщательно подбирать слова и выражения… И вот что я вам скажу… А не пойти ли тебе нафиг, заказчик ты мой дорогостоящий! Я другой логотип для тебя рисовать не буду!» Заказчик разорался: «Да я!.. Да он!..» Перед ним извинились, Диму уволили. И так увольняли несколько раз, пока он к нам не попал. Его Игорь заметил.
– Так Дима крутой, потому что может заказчика послать элегантно? Так каждый лох книжек начитается и будет строить из себя… заказчика посылать.
– Каждый лох не будет. А крутой – не потому, что может послать или книжек начитался, а потому, что знает и может, и логотипы рисует такие, какие они должны быть. Все, кто его логотипы принял, сейчас в шоколаде. Может, они мусор продают и считают хуже, чем другие, но у них Димины логотипы. Логотип для фирмы, может, как подпись у человека, она есть, она такая.
– А что за линейка, про которую он говорил?
– Дима говорит, что реально нет на самом деле никакой линейки, она в каждом из нас. Если ты что-то знаешь, ты и есть линейка для себя самого и для других, но это если ты знаешь.
– Игорь так тоже утверждает.
– Так есть на самом деле, – с видом пророка изрёк Семён.
Насамомделе и Какбы были старыми друзьями. Они неожиданно стали скучать у себя и решили попутешествовать к людям. Ещё им импонировало, что люди всё чаще стали их упоминать, как бы между прочим. Так что, попасть к людям сейчас было бы как раз вовремя. Специально для того, чтобы осознать неведомое про себя самих. Но проблема в способе проникновения. Так просто туда не попадёшь. Но надежда оставалась.
Компания мажоров разного пола собралась вызывать дух Джона Леннона. Они специально собрались у того из них, кто жил на последнем этаже. Все имели большой опыт и понимали, что духу мешают приходить квартиры, которые могут быть над той, в которой происходит таинство контакта. Сейчас всё было правильно. В этот раз решили послушать битломанку Лену, которая всегда имела чистый кокаин, и воспользоваться её способом контакта. Странно то, что, по идее, чистый кокаин должен быть у Юры, потому что он Лену продюсирует… но прикол именно в том, что у Юры только конфеты в кармане были, и Самбука на дне, в двухлитровой пластиковой банке от Кока-Колы. А кокаин именно у Лены… может, она грибные места знает? Она принесла с собой круглое зеркало, положила на такой же стол, который приобрели заранее, специально для этого случая. Радиус зеркала и стола совпадали. Высыпав в центр зеркала полкилограмма кокаина, она начала всех строить, как ей подсказывала интуиция.
– Так… Юра, Ева, вы садитесь по часовой стрелке после меня, я сяду спиной к окну. Через раз, мальчики, девочки, мальчики, девочки. У нас сегодня всё будет по-взрослому, правильно. Так… Теперь Саша, и ты… как тебя? вообще-то не важно, вы – после Евы. Да, так… Ты, Греков, после неё. Так… Теперь кокаином пишите имя Джона Леннона на зеркале напротив себя.
– А зачем нужен именно круглый стол? – уточнил Греков.
– А затем, что Рыцари, когда Грааль искали, образовали общество Круглого стола. Понял?
– Нет.
– Значит, тебе и не надо.
– А тогда зачем столько кокаина? Буквы, что? большими писать надо?
– Его хватить должно, а лишний надо с балкона рассеять… Сегодня ветер западный, дует, как надо, – изложила план Лена. – Пишите давайте!
– По-английски? – спросил Саша.
– Не важно. Важно понимать, кого вызываем. Ты пиши и думай о нём. Буквы сами как бы смыслом наполнятся, – разъяснила Лена.
– Понял.
– А если я буквы толстыми напишу, передоза не будет? Их все надо потом вынюхать? – спросил Греков.
– Да, вынюхать надо всё, что напишешь. Так что силы надо рассчитать правильно, у нас вся ночь впереди, – сообщила Лена. Все принялись кокаинить зеркало, забирая щепотками трёх пальцев маленькие дозы белых изысканных чернил, выписывая нужное.
Пунктуальный, правильный и аккуратный во всём, Юра написал печатными газетными буквами, соблюдая стиль и смысловую знаковость:
Юра до поры до времени был нормальным парнем, а потом его испортило то, что у них шоу-бизнесом называется. Он когда здесь появился, его Судьба свела с некоторыми нормальными людьми. После первого клипа Юра ещё собой был, а потом он начал снимать себе много клипов на изотовские деньги, и… примерно после четвёртого клипа Юру начало колбасить не в ту сторону. Это проявлялось в том, что раньше Юра без пафоса был и сам звонил нормальным людям, а потом, после четвёртого клипа и расколбаса, он собой быть перестал… он стал другим… может, это пафос ложный? но я не уверен… В общем, Юра стал общаться с другими людьми, вроде Шпицев, и они его деньгами испортили. Юра сам звонить перестал, а когда мы ему звонили, и в гости приглашали, он уже научился отвечать, что «сильно занят» или
«сижу на студии» или «у меня сейчас съёмки, я сам перезвоню»… и естественно – не перезванивал. Ну… что ж поделать? Ты сам сделал этот выбор, Юра…
Ева написала детскими кривоватыми буквами, просто как слышится:
Ева осталась собой после всего этого сомнительного успеха. Правда, её тоже приучили отвечать «у нас съёмки, мы перезвоним», а не перезванивать она сама научилась уже потом… это с ней, примерно, после пятого клипа случилось… Ещё её начало клинить на шмотки, в смысле своего производства. Она резко стала хотеть свою собственную марку одежды, как у «хэнды хохов». Ева, это не твой путь, сядь подумай об этом и пиши дальше стихи. Они у тебя хорошо получаются – позитивные… «…это важнее воды…» мне очень понравилось, тонкая вещь.
Саша написал, подстраховавшись, для верного контакта, буквами двух алфавитов. Одинаковые по написанию он оставил по одной:
Про Сашу знаю мало, видел его пару раз. Но мне сразу стало понятно, что лучше бы он дальше деньгами занимался, а не музыкой. Хотя… я могу ошибаться… Вот собственно и всё… Да, ещё, чуть не забыл… Саша, не нужно громко кричать на людей. Сдерживайся, пожалуйста. Я видел, как это ты делаешь, – со стороны очень некрасиво выглядит. Если бы ты увидел себя со стороны, ты бы понял – это ужасно некрасиво… Сдерживайся. И потом, так крикнешь когда-нибудь, случайно, не на того, и пиздец – могут голову оторвать…
Сашина девушка написала, с учётом небольшого кокаинового опыта, сокращённо, с лёгким девичьим наклоном:
Мечтая объяснить Леннону, что Йоко не рубит, она для большего внимания к себе со стороны легендарного муж-жчины подчеркнула свои стрёмные буквы. Её все видели в первый и последний раз. Где Саша её взял? Неизвестно. На её лице я прочитал, что на жизнь она зарабатывает, раздеваясь публично…
Жадный халявщик Греков, предпочитавший всему другому представленный здесь чистый порошок, написал заглавными толстыми буквами, повторив их дважды, а некоторые и более, выделив кавычками, и добавив для верности три восклицательных знака:
То, что Греков умеет клубиться на чужие деньги, говорит о нём всё… или если не на чужие, то за всю ночь он умеет не потратить ни доллара. И это не мешает ему иметь последний Крайслер и квартиру в два этажа во весь дом, купленную на мамины деньги. Вот такой крутой чувак этот Греков!.. Да, он ещё трахает исключительно дочек крупных бизнесменов…
Лена, склонная к изысканности, вывела прописными англосаксонскими буквами, демонстрируя образованность и способности к каллиграфии:
Лена сама про себя всё знает… и я всё знаю про неё тоже… именно поэтому у нас ничего не получилось с её так называемым творчеством. И отвечая честно на твой вопрос, Лена: «А Четыре, ты поменьше думать не пробовал?», я тебе скажу: «Лена, если я буду меньше думать, я буду похож на тебя».
И теперь вы все сидите за круглым столом и знаете, что моё появление в вашей жизни – это… ну чтоб вы поняли: как стояние Сорокина в Очереди, ему джинсы не нужны были, ему нужно было понять тех людей, которые совсем другие, нежели он. Они могут неделю стоять за джинсами, которые им разрешило купить Государство. А сам Сорокин такие джинсы не носит, он вообще всё японское надевает из принципа. Так и я, мне известна та самая Дверь на втором этаже, со служебного хода, и я в неё вхожу… Но я не знаю, как это – жить, как вы, и стоять в очереди на сцену, чтобы станцевать перед нами… Я давно заметил, люди верят в убедительную ложь… Они хотят верить в то, что ты им расскажешь. Стоит привести их в любой дом и сказать, что ты здесь живёшь, и они поверят… и они поверят во всё то, что ты им расскажешь, угощая дымом из кальяна… Если изучаешь бабочек, надо ехать в джунгли и засесть с фотоаппаратом в шалаше… и не дёргаться. Самый крутой из всех вас – Изотов, он всегда понимал чётко, чем он занимается, как это делать и зачем ему всё это нужно… Но он вам правду никогда не скажет. И мне он её не сказал, не волнуйтесь, я просто сам всё понял, когда посмотрел ему в глаза… и он тогда про меня всё понял – зачем я среди вас… Поэтому он единственный, с кем я могу нормально общаться. И самое главное в Изотове – это то, что он светиться не любит! И ещё, он не учит жить… Один совсем сизый продюсер мне как-то сказал: «Ты не с теми спишь… Если хочешь добиться чего-то в этом бизнесе, надо спать с теми…» – вот такая у него философия. Правильно, я не сплю с теми, а сплю с теми, с кем я хочу… Хотя… ради эксперимента, можно было бы всех вас трахнуть…
Завершив личное таинство, каждый из присутствующих за круглым столом посмотрел на работу другого, осознавая, как всётаки можно извращённо понимать простые вещи. Лена, собрав с помощью столовой лопаточки остатки белого вещества в ладошку, вышла на балкон и прошептала кокаину заклинание: «Лети, лети, кокаин, через запад на восток, через север через юг, возвращаясь, сделай круг. Лишь коснёшься ты земли, быть по-моему вели… Вели, чтоб Джон Леннон пришёл к нам за круглый стол!» – исполняя ритуал, она подбросила порошок вверх, развеяв по Ветру. Западный Ветер подхватил белое облако и понёс его сначала на восток, как и предполагала Лена. Но она не могла предположить, что Ветру раньше никогда не приходилось иметь дело с кокаином. Пыль, дождь, снег, сухие листья и всё такое – это Ему привычно, но… кокаин!!! Люди вообще не склонны выбрасывать на Ветер кокаин. Он не знал, что так бывает. Ветер, понюхав белое облако, ощутил странный прилив сил, которого он не испытывал с молодости. Естественно, Его переклинило – изменив направление, Он обрушился, смеясь и завывая, на песчаный остров в океане. Там сидел человек, который держал на своих коленях ноутбук и для развлечения нажимал наугад смешные клавиши с буквами. У него получался какой-то текст. Человек, спасаясь от внезапной стихии, быстро вбежал в дом, закрыв все двери и окна. «Странный ветер. Откуда он?» – подумал человек,
«Может быть, это… ого!.. Надо его в свой текст вписать…»
Лена вернулась с балкона, отряхнув на ходу руки, и раздала всем новые стодолларовые купюры.
– Внимательно, чтобы эти ноли снаружи были, – показала она, как правильно сворачивать трубочки для носа. – Сначала в левую нюхать, потом в правую. Каждую букву через раз. Надеюсь, понятно? Тебе, Греков, придётся по две за раз… чтоб синхронно со всеми… понаписал себе по две буквы… пис… пис-сатель… Тоже мне!
– Ты что? Это для усиления смысла… и контакта… У меня тут ещё кавычки есть! Я их заранее… чтобы с вами в синхроне буквы нюхать, – сказав это, Греков, не оставив времени опомниться никому, быстро вынюхал первые кавычки. Довольный, поднял лицо. Со звуком «в-в-в-в-в», помотал головой из стороны в сторону, интенсивно и часто втягивая воздух носом. Сказал: «Да-а-а! Чистый! Вот это кавычки!» – вытер нос тыльной стороной руки, издал звук «у-у-у-у-в-а-у» и засмеялся идиотским смехом, обводя всех вокруг новым взглядом.
– А почему принято его нюхать с зеркала? – спросила неопытная подружка Саши.
– Я тебе потом объясню, – негромко сказал Саша.
– А чё потом? Мне щас знать надо! Мы же собираемся Леннона вызывать! – потребовала объяснений совсем молодая, поэтому капризная девушка.
Саша помнил, что если хочешь, чтобы тебя поняли, говори с человеком, как будто ему четыре года. И терпеливо объяснил:
– Понимаешь, это для того, чтобы визуально, его в два раза больше было… Две возможные дороги видишь – одна над другой. Когда его обычно нюхают, его в одну линию, желательно ровную, выстраивают… Эта линия из кокаина дорогой называется… Получается не как в жизни – две дороги направо и налево, а именно прямые кокаиновые, в два этажа… Одна над другой… и в этом всём самое главное, что нижняя дорога видимая, но не вполне реальная… И когда нюхаешь с зеркала, ты себя в нём видишь реального, второго, но наоборот… Чтоб помнить себя. И, конечно, лучше нюхать через свёрнутые сто долларов, нули какое то своё правильное действие оказывают… тем более их два… А когда вынюхаешь кокаин, то ты уже не ты становишься, потому что сделал и выбрал свою дорогу, и пошёл по ней, но в зеркале себя-себя видел и запомнил, чтобы не забывать, когда там окажешься… и когда сюда вернёшься.
– Вот оно что, на самом деле!!! – впечатлилась девушка Саши.
– Да.
– Круто! А то все вокруг нюхают, так и не врубаются, почему именно так. Думают, что просто… как бы традиция такая. Круто… на самом деле…
– Так эту традицию правильные люди придумали… на самом деле, – сообщила Лена. – Ладно, хватит. Пора делом заниматься. Всё синхронно должно быть… Ну… как бы начали… поехали.
Компания как смогла вынюхала свои надписи. Посмеиваясь между буквами, они делали непродолжительные паузы для нашёптываний Лены, которые она производила перед каждой новой буквой. Желаемого синхрона добиться удалось условно. Никакой Джон Леннон не пришёл. Однако, воспользовавшись чужой дорогой, пришли Насамомделе и Какбы. Когда зеркало опустело, все забыли не только о Битле, но и обо всём другом, о себе в том числе, открыв, таким образом, желаемый путь для путешественников.
Наши горе-путешественники сразу пожалели, что проделали этот путь, потому что на них обрушилось сразу всё… каждое упоминание о них здесь их самих страшно путало и пугало. Они ничего не понимали… в каком контексте следует воспринимать услышанное? Никакого ожидаемого здесь откровения, Какбы и Насамомделе не поимели. Люди же, упоминавшие их направо и налево, по причине своей недалёкости и незнания, не могли предполагать о подобном дискомфорте для двух понятий, образованном во время произношения просто слов. Сильно осерчав, Насамомделе и Какбы, не сговариваясь, очень уж синхронно, как будто репетировали, покарали передозом своих контактёров, позволивших им попасть сюда и поиметь новый геморрой с головой на неопределённое время.
Наутро родители нашли шесть молодых мажорских трупов охлаждёнными. Всех их подвела интуиция кокаиновой Лены-колдуньи.