Пиночет
Полковник Лукин был удивительным образом, совершенно, доподлинно и безупречно похож на чилийского диктатора Пиночета: среднего роста, крепкого телосложения, с умеренным излишком веса, который, кстати, наполнял полковника солидностью, основательностью и тем достоинством, которое не к лицу офицерам младшего чина. Идеально подогнанная форма, офицерская фуражка на взлёт с тем, что называется «вставочкой» и безупречной кокардой, и взгляд – спокойный, уверенный и проникающий сквозь любую броню человеческого или бронетанкового характера. Ему даже старались не смотреть в глаза. Впрочем, Сергей Иосифович считал себя человеком добрым и с устоявшейся настойчивостью вторил кровавому диктатору: «Я не диктатор, это у меня взгляд такой». Офицеры с пониманием соглашались, но объяснимая и вполне ощутимая тревога заставляла их напрягать неравнодушную улыбку.
В округе Лукин прослыл волевым, жёстким и даже жестоким командиром, оттого и направили его служить в гарнизон расхлябанный, разнузданный и прославившийся не одним криминальным скандалом. Ему поручили гарнизон, самый скверный из всех самых скверных, гарнизон – образ или даже подобие развала, разрухи, разложения, гарнизон, который стал излюбленным местом начинающих газетных щелкопёров и жадных до скандалов маститых, равнодушных до чужой боли и думающих только о рейтинге телевичков. Проще говоря, Лукину поручили гарнизон – символ утраты военной силы.
Для представления нового начальника на плацу были построены все военные подразделения гарнизона. Штабисты округа, которых возглавлял генерал Платов, ровным порядком встали возле стойки с микрофоном.
Начальник штаба подполковник Бабахин слегка осипшим голосом командовал построением.
– Гарнизо-он! Смир-р-но! Равнение на середину! – Он, стараясь чеканить каждый шаг, подошёл к штабистам и, приложив руку к козырьку, доложил: – Товарищ генерал-майор, гарнизон по вашему приказанию построен!
– Здравствуйте, товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты! – поприветствовал всех генерал.
– Здравия желаем, товарищ генерал-ал-ал! – недружным эхом отозвался строй. – Генерал не показал неудовольствия отсутствием простейших навыков строевой подготовки и продолжил говорить в микрофон холодно и отстранённо: – Представляю вам нового командира гарнизона полковника Лукина Сергея Иосифовича!
Генерал отступил от микрофона, а на его место шагнул полковник Лукин.
Строй отреагировал немым, но слышимым удивлением – перед ними стоял человек небывало грозного вида, но более всех поразил его парадный мундир, густо и плотно увешанный орденами и медалями. И всем сразу и вдруг стало ясным и понятным, что гарнизоном будет командовать человек необычайной судьбы и характера.
– Для опроса жалоб и предложений, – низким голосом произнёс Лукин, – на установленную дистанцию, шагом марш! – Сержанты сделали три шага вперёд, прапорщики шесть, а офицеры девять шагов вперёд. И все замерли в настороженном строю.
Лукин прошёлся вдоль шеренг и батальонных построений, останавливаясь перед каждым подразделением, спрашивал:
– Товарищи солдаты, у кого есть жалобы и предложения?
Но строй, как положено, молчал и пытался прочесть иконостас полковника – отнюдь не свежий и для многих загадочный. Солдаты с любопытством пялились то на просторное поле наград, то на фартовые, ручной работы сапоги с идеально стоящими голенищами. Всё свидетельствовало о том, что полковник человек упрямый, тщеславный, обожающий свою службу и безгранично предан однажды выбранному делу.
После обязательного построения, прощаясь, генерал Платов, приобнял Лукина и по-мальчишески с искренней жадностью попросил:
– Сергей, как говорится, не для прессы, прошу как друга, как однокашника, наконец, – наведи здесь порядок Век помнить буду! Понимаешь, для меня это крайне важно. Я, можно сказать, в твоих руках. От тебя теперь зависит, как я закончу службу. Смогу ли уйти с достоинством. Понимаешь, мне скоро на покой, хочется смотреть на внука и на поплавок, а войнушку эту забыть и не видеть. А тебя буду рекомендовать на своё место, если захочешь, конечно. Там откроются другие возможности и горизонты, хватит тебе ходить в полковничьих погонах. Ты понимаешь, о чём я? От меня любая поддержка, помощь, всё, что пожелаешь, кто будет мешать – тех порву, кто помогать – тех награжу! – Генерал глубоко вздохнул, подумал и продолжил: – Знаю, что трудно будет, мне иногда кажется, что сюда со всего округа самую избранную сволочь собрали, как в околоток. Понимаю, всё понимаю, ну, и ты меня пойми. Кроме тебя, никого не знаю, кто бы эту гадину задушил. А ты справишься, я верю, я знаю. У тебя здесь уже всё пучком, даже прозвище подходящее – Пиночет.
– Матвей, ты не Карабас Барабас, чтобы подвешивать меня, как Пьеро, на стенной крючок.
– И это всё, что мне мог сказать человек, после того как я лбом все двери обстучал и вынул его с Острова, на котором даже черти передохли, – в город и с квартирой?!
– Матвей, я ведь тебя не просил. Может, мне на Северном Острове теплее было, – Лукин поправил фуражку и немного обмяк. – Пойдём, я тебя до твоего паровоза провожу, – предложил он, указывая на генеральский джип.
– Ну, язва. Хуже крапивы, – с облегчением выдохнул генерал, будто ещё раз убедился, что в выборе начальника гарнизона не ошибся.
– Видишь, как получилось: хороших – по хорошим, а меня к тебе, – привычно съязвил Лукин.
– И почему я тебя тогда ещё, в училище, на ковре не задушил? – генерал слегка ударил полковника по плечу, приобнял по мальчишески за плечи и направился к машине.
– Видимо, на крайний случай берёг, – скинул его руку Лукин. – Чтобы потом всё-таки рассказать мне действительные причины моего волшебного перевода с Крайнего Севера, да в самую серёдку округа. Я же, Платоша, тоже многое уже видел, а оттого и много знаю. Не переживай, всё сделаем, как надо, служба есть служба. Не подведу! – Лукин на прощание крепко сжал руку генералу.
– Ух! Хватка у тебя мёртвая, помнишь, на занятиях по самбо я тебя положил на ковёр хитрым приёмом? Лежу сверху, а ты пыхтишь и пытаешься вырваться, а я говорю тебе: «Спи, Лукаша, не отпущу», и болевой тебе жму! А ты вдруг зашипел: «Отпустишь», и ведь встал вместе со мной на плечах, вот ведь силища-то какая была! А!
– Да дело не в силе, хотя, я действительно крепок был.
– Правильно, не в силе, а в характере! Вот потому-то ты и здесь! Тебя не сотрёшь, потому что ты уже как памятник в землю врос. Не своротишь, тебя одолеть нельзя, убить если только, но они на это не пойдут.
– Кто они?
– Это я к слову. Ну, давай, прощай, брат, я, если что, рядом, я, если что, прикрою. – Они обнялись и, более по привычке, отдав честь, расстались.