Часть первая
Лодочник. Пазира
Я простой перевозчик. На этой реке никогда не было моста. И, насколько я знаю, только моя лодка плавает с берега на берег. Это потому, что мало у кого дела бывают там, на другом берегу.
Я живу здесь давно. Мой дом, сложенный из гранитных валунов, стоит у самой воды. Лодка позволяет заработать на жизнь, а одиночество давно стало привычным. Честно сказать, я уже и не помню, когда в последний раз говорил с кем-либо: клиенты мои, как правило, неразговорчивы. Особенно те, что плывут с того берега. А в лавке, где я покупаю еду и одежду, уже знают, когда я приду и за чем именно. К тому же, лавкой заведует седой демон Лаэрций. Он ненавидит меня за то, что я перевез на другой берег его подружку Анфису.
Иногда, когда я рыбачу, он стоит недалеко от причала и смотрит туда, через реку. Наверное, надеется увидеть ее. Но там только туман. Да изредка пролетит какая-нибудь птица, тускло поблескивая крыльями в смягченных туманом солнечных лучах.
Как у всех демонов, его зрачки ярко сияют. Они у него некруглые: он смотрит на мир через вытянутые вертикально эллипсы.
Я перевозил через реку демонов, зрачки которых представляли собой вертикальные щелки, ромбы, квадраты и даже неправильные многоугольники. Мне становится жутко, когда я встречаюсь взглядом с демоном. Что-то как будто поднимается во мне, пытаясь вырваться наружу. И чтобы прекратилось это неприятное ощущение, я быстро отвожу взгляд в сторону.
Я не люблю чистить рыбу. Но приходится – ведь больше некому. В тот вечер, с которого в моей жизни начались крупные перемены, я разрезал брюхо пойманному окуню, чтобы извлечь оттуда все лишнее, и увидел металлическую пластинку. У нее была совершенно гладкая поверхность, но какая-то странная: когда я смотрел на нее чуть искоса, не фокусируя на ней взгляда, трудноуловимые узоры угадывались на ней. Небольшая, она удобно помещалась в моей ладони, слегка покалывая ее углами.
В тот вечер я не расставался с находкой. Жарил окуней – глядел на нее, ел их – глядел на нее. Даже когда я смотрел в совершенно другую сторону, я какой-то частью своего внимания воспринимал эту самую пластинку.
Я уснул, положив ее рядом, и во сне тоже видел ее.
Наутро, среди разнообразного хлама, скопившегося на чердаке, я откопал старый микроскоп. Много лет назад им расплатился за услугу один из первых перевезенных мною клиентов. Взяв в руки микроскоп, я мельком вспомнил те дни. Тогда я только что оправился от многочисленных ран, можно сказать, ускользнул из лап смерти. Моя память была девственно чиста: я ничего не помнил о своем прошлом. Но мое тело было полно желания жить. Я радовался каждому дню, каждому событию. Мне рассказывали, что старый перевозчик выловил меня в реке. Я был почти мертв, но он уловил слабое биение сердца. Он выходил меня и, по странному совпадению, умер в тот день, когда я полностью выздоровел. Казалось, смерть забрала его вместо меня. Я занял его место. Сколько прошло с тех пор времени, знает одна река.
Под микроскопом поверхность пластинки преобразилась. Теперь я видел, что она покрыта маленькими, микроскопическими отверстиями, которые складывались то ли в знаки, то ли в рисунки. Тут в мою дверь постучали, и мне пришлось отвлечься от исследований, чтобы исполнить свои прямые обязанности. Когда я вернулся, ни микроскопа, ни моей пластинки в доме уже не было.
Внимательно осмотревшись, я обнаружил толстый седой волос. Он лежал на столе, а на полу был еще один, точно такой же. Я понял, что это Лаэрций. Всем известно, что волосы демонов постоянно сыплются с их тел. Сыплются, чтобы укорениться в земле и прорасти кустом можжевельника – колыбелью демонов. Именно так демоны множатся.
Но зачем? Зачем Лаэрцию потребовалась моя находка? Я почти выбежал на улицу и направился в лавку демона. Он встретил меня колючим взглядом из-за прилавка.
– Зачем ты взял пластинку, Лаэрций?
– Не твое дело. Она моя.
– Я нашел ее. Верни мою находку.
– Ты не понимаешь, как эта вещица опасна, – усмехнулся демон. – Я объясню тебе. Смотри внимательно.
Он взял пластинку в руку и слегка подул на нее. Над поверхностью появилось легкое облачко роящихся искр. Потом искры стали увеличиваться и превратились в ясно различимые объемные формы. Одни напоминали иероглифы неизвестного мне языка, другие – танцующих серебряных зверей, рыб, людей и демонов. Они все росли в размерах, а весь остальной мир тускнел и скрывался от глаз за желтовато-серой дымкой. Лаэрций прикрыл пластинку ладонью, и танец образов прекратился. Я обнаружил, что руки у меня дрожат, а ноги больше не могут поддерживать тело в вертикальном положении. Какие-то давно забытые воспоминания прорывались на поверхность сознания, но я отогнал их прочь, чувствуя, что прошлое ослабляет меня. Присев на скамью, я смотрел на демона, и вид у меня был, должно быть, ошарашенный.
– Это пазира, – сказал Лаэрций. – С ее помощью я верну Анфису с Того Берега. Для тебя это – только игрушка, найденная в рыбе. А для меня – дар подводных миров.
Я знал о пазирах. Они порождали мифы, внутри которых мыслящие существа могли жить многие века и тысячелетия, не отличая их от реальности. Память услужливо подсказала мне, что однажды я был в одном из человеческих миров, жители которого видели и ощущали только вещи, порожденные одной-единственной пазирой, оживленной дыханием демона. Эти люди напоминали полусонных мух, связанных паутиной иллюзий. Они не имели ни одного шанса вырваться на свободу, потому что не могли даже помыслить о ней.
А еще я знал, что каждый, нашедший пазиру, сразу вступал в игру с первичными силами. Игру, в которой невозможно было выиграть.
– Теперь ты испуган, – торжествующе усмехался седой демон. – Еще немного, и твоя жизнь превратилась бы в речной песок.
– Не хочешь ли ты сказать, что спас меня, Лаэрций?
– Тебе трудно согласиться с этим. Я понимаю. Но просто смирись с тем, что пазира моя, а потом ступай в свою лачугу и продолжай ту же жизнь, что вел раньше. Согласись отдать ее мне добровольно и уходи. А я останусь здесь, и буду иметь дело со всеми силами мира.
– Отдай мне пазиру, – вдруг сказал я, сам удивляясь мощи и гулкому звучанию своего голоса. – Она моя! Силой, заключенной в ней, заклинаю тебя: верни мне мою находку!
Лаэрций замер, удивленно всматриваясь в меня. Как будто бы впервые увидел. Да, я простой перевозчик. Но я не всегда им был. И Лаэрций, кажется, начал об этом догадываться. Сам я ощущал, что во мне проснулась какая-то часть меня, до сих пор безмятежно спавшая на самом дне океана сознания. В одно мгновение я оказался рядом с Лаэрцием и, перебросив его через бедро, выкрутил руку, сжимавшую пазиру. Лаэрций вскрикнул и разжал кулак. В тот же миг я, подхватив свою добычу, уже стоял у двери. Дверь была открыта. Но меня не выпускала некая прозрачная, упругая преграда. Я попытался преодолеть ее, но она спружинила и с силой отбросила меня.
– Это твои фокусы? – спросил я, больно ударившись хребтом о прилавок.
– Нет, – сказал Лаэрций. – Боюсь, заваруха уже началась.
В воздухе стало заметно быстрое мельтешение разноцветных пятен и послышалось жуткое, холодное шуршание.
Высокое существо с мощными руками и ногами, с украшением в виде бычьих рогов на голове, материализовалось перед нами.
Я снова попробовал воспользоваться дверью. Но здоровяк схватил меня за плечо и поставил рядом с собой. Хватка у него была такой, что суставы хрустнули.
– Я Эвкатион, демон вечности, – произнес он голосом, больше напоминающим рев штормового ветра. – Итак, пазира у вас. Я хочу, чтобы вы отдали ее мне.
– Что ты сделаешь для нас за это, верзила? – поинтересовался Лаэрций.
– То, что в моих силах.
В глазах рогатого мелькнул огонек понимания и хитрости. Лично я не верил ни одному его слову.
– Тогда верни мне демонессу по имени Анфиса, – продолжал Лаэрций.
– Следуйте за мной, – сказал Эвкатион.
Мы увидели отверстие в пространстве, напоминающее вход в пещеру. Наш гость шагнул в него и мы, переглянувшись (Лаэрций – торжествующе, я – хмуро), последовали за ним. Лаэрций шагнул первым. А я помешкал секунду. Во мне боролись здравый смысл, который подсказывал, что нельзя доверять этому Эвкатиону, а, значит, нельзя уходить вместе с ним туда, куда он хочет нас привести. А с другой стороны спавший до сих пор во мне авантюрный дух властно приказывал следовать по любому открытому пути. Колебания длились недолго: я отбросил здравый смысл прочь и сделал шаг.
И пришел ветер…
Ветер был так силен, что дышать стало невозможно. Уткнувшись в рукава своей парусиновой куртки, я стоял, безуспешно пытаясь выдохнуть воздух, в то время как мои легкие буквально распирало от давления.
– Отвернись от ветра! – крикнул Лаэрций, видя, что я начинаю задыхаться. Ему каким-то образом удавалось дышать ровно и спокойно.
Я последовал совету, и через минуту смог дышать более-менее размеренно. Теперь, даже когда ветер дул мне прямо в лицо, это не приводило к катастрофическим последствиям. Мир вокруг изменялся с поразительной скоростью. Казалось, что горы и небеса меняются местами, смешиваясь друг с другом в гигантском коктейле.
Эвкатион спокойно ожидал, когда мы адаптируемся.
– Где мы? – крикнул я, пытаясь перекрыть шум ветра.
– На другом берегу, – ответил рогатый. – Ты, Перевозчик, никогда не бывал здесь?
Его вопрос скорее звучал как утверждение. Я кивнул головой, соглашаясь.
– И где же Анфиса? – заорал прямо над моим ухом Лаэрций.
Я заметил, что ветер создает вокруг его тела завихряющийся поток волос: видимо, в этом мире семена демонов отторгались природой. Я наблюдал такое в одном из миров… Полузабытые картины снова начали выплывать из бездонных, еще вчера наглухо закрытых, хранилищ моей памяти.
– Ты скоро будешь похож на клубок, – сказал я, указывая на вихрь, прорисованный в воздухе волосами Лаэрция.
Седой демон усмехнулся, тряхнул головой – и волосы-семена собрались в изящную корону на его темени.
Между тем наш проводник двинулся вперед. Земли у нас под ногами не было. Мне казалось, что воздух уплотняется под подошвами наших ботинок.
Сам рогатый ногами вообще не двигал, просто медленно летел впереди, указывая дорогу. Мир вокруг начал постепенно успокаиваться.
– Куда мы идем? – спросил я.
– Скоро узнаешь, – ответил с усмешкой Эвкатион.
Я уже не сомневался, что следую прямо в расставленную ловушку. Но снова память начала играть со мной в свои мозаичные игры. На этот раз она услужливо вложила в мое сознание странное изречение: «Пусть противник думает, что заманил тебя в ловушку. Иди до конца. Он не знает, что пока ты не сделал последнего шага, ты не попался».
Я задумался над смыслом этой фразы, и обдумывал ее все время, в течение которого мы шли по воздуху. Далеко внизу проступали очертания местности. Скоро стало очевидно, что Эвкатион ведет нас к горной цепи, вершины которой выступили из тумана и возвышались теперь над нами. Шли мы быстро: ветер подталкивал в спину.
Когда горы оказались прямо перед нами, Эвкатион сделал жест руками – как будто открывал створки ворот – и мы влетели в просторный зал, казалось, вырубленный внутри скальной породы. Он был освещен факелами, и в их неверном свете нельзя было точно определить высоту свода.
– Здесь вы побудете какое-то время, – сказал он. – И мы, наконец, сможем спокойно поговорить.
Он сел в широкое каменное кресло, под которым горел маленький огонек. Видимо, такого небольшого огня вполне хватало, чтобы согреть холодный камень сиденья.
– Похоже, мы в ловушке, – шепнул мне Лаэрций.
– Но мы еще не сделали последнего шага, – тихо ответил я.
Лаэрций недоуменно взглянул на меня.
Как бы в ответ на наши реплики, рогатый улыбнулся и спокойно сказал:
– У вас есть то, что мне необходимо. Думаю, не надо вам объяснять, что только одна причина удерживает меня от скоропалительных решений. Пазира принадлежит тому, кому передана добровольно. Владеть ею может только разумное существо, поэтому предыдущий хозяин доверил ее брюху безмозглой рыбы. Я гнался за ним, и у него не было другого выхода: он знал, что я смогу убедить его добровольно отдать мне эту удивительную вещицу. Вы не знали этого, поэтому вам предстоит пережить некоторые не совсем приятные процедуры. Хм! Меня это могло бы позабавить, если бы вы не были такими жалкими и глупыми существами. Я, надеюсь, достаточно ясно выразился? Или вы отдаете мне пазиру добровольно прямо сейчас, или я прибегну к пыткам, чтобы у вас возникло самое искреннее желание добровольно отдать ее мне. Существует такая боль, которая сломает даже самую сильную волю.
Тут Эвкатион разразился раскатом хохота, эхо которого отражалось от стен и множилось вокруг нас.
– Я здесь вообще ни при чем! – заявил Лаэрций. – Это он хозяин пазиры, он, лодочник. Я пытался украсть ее у него, когда он перевозил кого-то на этот берег, но он пришел и отнял пазиру назад.
– Вот как? Это очень трогательное признание, – издевательски улыбнулся Эвкатион. – Но тебе, друг мой, придется помучиться за компанию. Чтобы наш перевозчик не скучал.
Тут он снова начал оглушительно смеяться. Я внимательно смотрел на Лаэрция, но он избегал встречаться со мною глазами. Потом все-таки осмелился поднять взгляд и пожал плечами, как бы говоря, что он ничего не мог поделать. Я насмешливо покивал головой. Мне на самом деле было безразлично, будет ли он проявлять чудеса героизма или наоборот продемонстрирует выдающийся образец предательства. Как я презирал его в ту минуту!
– У меня один вопрос, прежде чем мы начнем, – обратился я к Эвкатиону.
– Говори, лодочник.
– Что произойдет, если владелец пазиры умрет? Тогда хозяином может стать любой?
– Да, любой. Но пазира в момент смерти владельца теряет значительную часть своей силы, и ей приходится много тысяч дней притворяться самой обычной вещью. Прошлого владельца я оставил в живых именно по этой причине. У тебя будет время познакомиться с ним, любопытный лодочник. Я много дней ловил эту рыбу с пазирой в брюхе. А поймал вас. Так случилось. И мы уже ничего не можем изменить в прошлом.
Последние его слова напомнили мне что-то очень важное. Фразу, выученную мной когда-то давным-давно. И у нее было продолжение… Но смогу ли я вспомнить? «Если ситуация вне твоего контроля, успокойся. Так случилось. Ты уже ничего не можешь изменить в прошлом. Но в каждом настоящем моменте есть место, которое ты должен занять, чтобы остаться в живых и победить. Найди его. И окажись там». Откуда я знаю это?
Зал, вырубленный внутри скалы, был очень велик. От углов, в которых огромными черными сугробами лежала тьма, исходили какие-то шорохи. Лаэрций, я это чувствовал, чутко следил за всеми звуками вокруг и время от времени косился назад, где поблескивали створки тяжелых бронзовых ворот. Мы вошли сюда, не открывая их; может быть, прошли насквозь, но кто знает, открываются ли они изнутри?
Эвкатион хлопнул в ладоши. Из тьмы позади кресла показались два крылатых демона. В их глазах (говорю это без преувеличения) горели языки пламени, которыми они видели этот мир. Демоны подлетели и, подхватив под руки сначала меня, а потом Лаэрция, отнесли нас на широкий гранитный уступ. Я не оказывал сопротивления, а Лаэрций попытался вырваться, и, схватив одного из демонов за крылья, пнул его ногой в пах. Пользуясь этой потасовкой, я осмотрелся.
Уступ был высотой в два моих роста и располагался перед креслом, над бронзовыми воротами. Пожалуй, тут, на уступе, были собраны все пыточные инструменты, известные в этом мире и за его пределами. Крылатые демоны, подняв Лаэрция наверх, зажгли факелы и начали связывать моего спутника. В мерцающем факельном свете некоторые из пыточных устройств показались мне странно знакомыми, и тело начало противно ныть. Кажется, в прошлом, меня уже подвергали этим неприятным процедурам.
Отсюда, с уступа, кресло рогатого было отлично видно. А он имел возможность видеть нас в двух проекциях сразу, благодаря широкому, повешенному наклонно, металлическому зеркалу под потолком. Пока крылатые возились с Лаэрцием, я прошелся между пыточными аппаратами. Вряд ли я мог бы сказать, что именно ищу. Но я много раз убеждался, что все, необходимое человеку в данной ситуации, находится в пределах досягаемости. Иногда на расстоянии вытянутой руки, иногда в нескольких шагах. Бессознательно, я, конечно же, искал то самое место в настоящем, которое позволит победить в этой схватке.
И я нашел его. Между дыбой и устройством, напоминающим стальной сапог, находился стол, заваленный разными полезными палачу железяками. В том числе, видимо, и теми, которые были в разное время позаимствованы у гостей. В один миг я вооружился кожаным корсетом, в котором крепились в специальных углублениях разнообразные ножи. Некоторые из них были метательными, хотя, как я думаю, вряд ли использовались здесь по назначению. Кроме того, я прихватил еще небольшой топорик, которым, видимо, палачи мелко шинковали пальцы жертв, и железный молот с округлыми краями, предназначенный, скорее всего, для дробления суставов.
– Эй! – услышал я голос Эвкатиона. – Что вы там возитесь? Опять демоина нанюхались? Быстрее привязывайте его и займитесь вторым!
Крылатые демоны засуетились, уронили что-то и начали переругиваться на незнакомом мне наречии.
Я взял несколько метательных ножей в руки и одним прыжком преодолел расстояние до края уступа, после чего, не медля ни мгновения, метнул в рогатого подряд четыре клинка. Крылатые опешили от такой наглости, и отреагировали только когда я метнул четвертый. Первый в это время уже входил рогатому в ключицу. Для палачей у меня был припасен более весомый сюрприз – как только они двинулись в мою сторону, я запрыгнул на ближайший агрегат и ударил одного из них молотом по макушке. Огоньки из его глаз выпрыгнули и начали хаотично танцевать перед лицом. Второго я просто пнул в морду, и метнул еще два клинка, целясь в незащищенную шею. Но демон увернулся: один из кинжалов вонзился ему в крыло, другой же только оцарапал щеку.
Лаэрций, наконец-то освободившийся от веревок и ремней, которыми его пытались усмирить, угостил палачей какой-то дубиной по головам и принялся их связывать.
Рогатый, истекая кровью, намеревался ускользнуть в неизвестные мне лабиринты своей пещеры, и я вовсе не собирался потакать этому его желанию. Бросив в него топорик, я соскочил с уступа. Эвкатион поймал мой топор на лету и произнес:
– Лодочник, ты не просто лодочник! Ты сойкеро…
Я не знал, что означает «сойкеро», хотя это слово отозвалось во мне смутным ощущением силы. Но пока было не до воспоминаний. Передо мной был мощный противник, сжимающий в руке топор.
Я метнул два оставшихся ножа и сделал сальто назад, уворачиваясь от возможного выпада. Один кинжал вонзился в запястье рогатому, второй – в горло. Топор и тело Эвкатиона упали на пол одновременно. Я бросился к нему, чтобы добить, но не успел: короткая красная молния мелькнула между рогами шлема. Это значило, что хозяин пещеры подготовился к смерти: где-то его ждало новое, хорошо выбранное и подготовленное тело, в которое он реинкарнируется прямо сейчас. И меньше чем через полдня он снова будет преследовать нас. Я содрал с него шлем и осмотрел внутреннюю поверхность. Да, реинкарнатор был здесь, на своем обычном месте, в теменной части. От досады я вонзил в него кинжал. Но времени на проявления ярости не было. Сейчас нужно было допросить крылатых демонов с огненными глазами и выбраться отсюда. Я собрал разбросанное метательное оружие и тщательно закрепил его на кожаном корсете. Кроме того, я обыскал тело Эвкатиона и нашел весьма любопытную вещицу: это был кинжал, лезвие которого украшал вырезанный на нем рисунок дерева, а девять переплетенных корней образовывали рукоять. На другой стороне лезвия была рельефно изображена фигура вооруженного человека. Он как бы стоял на сплетении корней. Когда я увидел его лицо, все мое тело вздрогнуло. Он был мне знаком, даже больше, чем собственное отражение в зеркале. Но кем он был? И главное – кем он был для меня?
– Прими его! – крикнул мне Лаэрций. Он спускал одного из связанных им демонов вниз на толстой веревке.
Я принял сперва одного, потом другого, и помог спуститься Лаэрцию.
Палачи смотрели на нас несколько испуганно. Мы вооружились их мечами. Я попытался было взять себе меч Эвкатиона, но он оказался слишком тяжел для меня.
– Где выход? – спросил седой демон у палачей, и несколько раз повторил этот вопрос на разных языках.
Но, похоже, они его не понимали. Хотя ведь Эвкатион говорил с ними на том же языке, что и мы. Впрочем, я слышал, что крылатые демоны воспринимают не слова, а непосредственно мысли. Их собственная речь представляет собой комментарии к передаваемым мысленным образам.
Непонимание в данном случае означало, что Лаэрций неверно ставит вопросы и передает им не те мыслеобразы. Седой демон показал на ворота и изобразил руками, как они открываются. Это произвело некоторый эффект. Демоны стали оживленно переглядываться и переговариваться друг с другом. Я не мог читать выражения их глаз – только заметил, что цвет этих пляшущих огоньков слегка изменился в сторону желтого. Через несколько секунд эти огоньки приобрели ярко-желтый оттенок, и один из демонов жестом показал, что ему надо освободить руки. Лаэрций подтащил его к бронзовым воротам, и демон, нажав на несколько выступов, дернул маленький рычажок на стене. Створки дрогнули, и с тяжелым, каменно-металлическим гулом расползлись в стороны. За ними была еще одна пещера.
Я видел разочарование, промелькнувшее на лице Лаэрция. Волосы, все еще собранные на его темени в некое подобие короны, взлетели вверх и начали угрожающе надвигаться на крылатого, который, по всей видимости, воспринял этот фокус как знак приближающейся смерти. Огоньки его глаз стали совсем тусклыми.
– Постой, Лаэрций, – остановил я его. – Давай исследуем это помещение.
Мы связали палачам руки и крылья, но освободили ноги. Потом, прихватив со стен факелы, отправились вглубь открывшегося пространства.
Скоро выяснилось, что палачи куда-то ведут нас. Меня это насторожило. Но, с другой стороны, отказаться от проводников в этом царстве тьмы означало обречь себя на бесцельные скитания. Лучше было самим двигаться навстречу неизвестной опасности, чем трусливо ждать, когда она настигнет тебя. Глаза проводников по-прежнему оставались ярко-желтыми. Это обнадеживало. Если я правильно понимал язык их глаз, так проявлялось их желание сотрудничать с нами. Скоро они привели нас к большой клетке, в которой находился еще один крылатый демон, похожий на большую летучую мышь. Увидев нас, он встал с пола. Его глаза не были наполнены живым огнем, а черты лица казались почти человеческими. Когда свет факелов упал на него, я увидел, что его кожа красноватого оттенка, брови почти падают на длинные белые ресницы, а глаза с синей радужкой, желтыми белками и зрачками, светятся умом. Такого крылатого демона я видел впервые, и глубинное сознание мое знало, что эта встреча далеко не случайна.
– Странно, Эвкатион снарядил ко мне целую делегацию, – сказал он насмешливо, слегка щурясь при этом от света.
Однако, заметив веревки, туго стягивающие руки и крылья палачей, он замер в недоумении.
– Где ключ от клетки? – спросил я его.
– В десяти шагах, на стене.
На ржавом металлическом крюке действительно висел тяжелый бронзовый ключ. Я подошел, взял его и открыл решетку.
– Мы пытаемся найти выход отсюда, – быстро сказал Лаэрций. – Эвкатион занят реинкарнацией.
Пленник вышел из клетки и с удовольствием потянулся всеми суставами, расправляя свои кожистые крылья. Я увидел, что они полупрозрачны… На лице его были написаны блаженство и любопытство.
– Вы с того берега? – спросил он.
– Да, – ответил я. – И хотим побыстрее оказаться дома.
– Меня зовут Моргульский, – сообщил он. – Спасибо за освобождение.
– Это ты бывший владелец пазиры? – спросил я.
Вопрос вылетел из моих уст сам, я даже не успел осмыслить его. Главное – я нисколько не сомневался, что мое предположение верно.
– Вы знаете, где она? – лицо Моргульского сразу оживилось.
– Она у меня.
Лаэрций противно усмехнулся, очевидно, не одобряя мою откровенность и представляя себе, как я за нее поплачусь.
– А кто победил Эвкатиона? – спросил Моргульский.
– Слушай, хватит вопросов! – прорычал Лаэрций. – Ты знаешь, где выход, или нам снова мучить этих огнеглазых тварей?
– С помощью пазиры мы можем оказаться в любом месте в этой зоне берега. Дайте ее мне и уйдем отсюда.
Он был коварен, этот демон. Добровольная передача пазиры сразу же делала его хозяином этой необыкновенной вещицы.
– Сейчас я снова закрою тебя в эту клетку, – спокойно сказал я. – А ключ унесу с собой. Чтобы даже Рогатый не смог выпустить тебя отсюда.
– Хорошо, хорошо. Конечно, вы можете проделать это сами. Нужно только немного слюны изо рта демона. При соприкосновении с пазирой она откроет портал в любое место этой зоны.
Я попросил Лаэрция плюнуть на пазиру. Он сделал это, и через мгновение перед нами открылась зияющая арка двери. Я увидел через нее одну из горных вершин, которую мы наблюдали, следуя по воздуху за Рогатым. Закрыв палачей в клетку и выбросив ключ в открывшийся портал, мы шагнули следом.
Ветер снова наполнил наши тела. Он был, казалось, еще сильнее.
– Куда ты вез Анфису? – закричал мне в ухо Лаэрций. – Она говорила тебе?
– А тебе она не сказала? – я не удержался от соблазна уязвить его.
– Лучше скажи! – прокричал он угрожающе.
Я рассмеялся сквозь ветер.
– Она направлялась к Матери Ветров.
– Давайте найдем место потише! – взмолился Моргульский.
Его крылья на ветру стали серьезной проблемой: как он ни старался сложить их покомпактнее, все равно ветер буквально сбивал его с ног.
– Вон в той долине будет спокойнее, – сказал я и протянул пазиру Лаэрцию, чтобы он лизнул ее: плеваться на таком ветру было бы неразумно.
– Не дам своей слюны, пока эта летучая мышь не скажет, где находится Мать Ветров.
Моргульский, которого очередной порыв ветра приподнял вверх и ударил о скалу, жалобно вскрикнул.
– Учти, – сказал я Лаэрцию. – Он тоже демон. Я могу воспользоваться и его слюной.
– Ну ладно.
Лаэрций лизнул пазиру и я, подхватив Моргульского, прыгнул в открывшийся портал.
В долине росли высокие и пышные папоротники, летали крупные яркие бабочки, и ветер был легким, как дыхание мотылька, и теплым, как лучи небесного светила. Я вздохнул с облегчением.
Моргульского пришлось несколько раз ударить по щекам, чтобы он пришел в себя.
– Благодарю, что вы меня вытащили, – улыбнулся он, вставая на ноги и вдыхая полной грудью сладкий воздух долины.
– Где находится Мать Ветров? – повторил свой вопрос Лаэрций.
– Этот берег – своеобразный лабиринт, – сообщил Моргульский, садясь на мягкую, чуть влажную, траву и делая нам приглашающий жест. – Вы присядьте, мне придется рассказать некоторые подробности.
Я почувствовал, что пазира в моей руке почему-то становится теплой, но решил, что так повлияла на нее перемена климата.
– У самой реки вы почти не найдете отличий. Мы называем эту полосу границей. От границы вглубь берега можно двигаться только по определенным маршрутам, при этом, по какому бы пути вы ни двигались, вам рано или поздно придется преодолеть Первые Врата. До Первых Врат мир не подвержен изменениям. Дальше, стоит вам пересечь порог, вы попадаете в царство Вероятности.
Мы внимательно слушали, при этом меня не покидало ощущение, что я не столько внимаю, сколько вспоминаю известное уже давно. Этого нельзя было сказать о Лаэрции: его рот непроизвольно открылся, а глаза готовы были выпрыгнуть из орбит: он просто буравил взглядом крылатого демона.
– После Первых Врат вы оказываетесь в зоне «Икс-1». Это особенное место, которое каждый видит по-своему, и для каждого зона «Икс-1» готовит сугубо индивидуальные ловушки, коварные и смертельные. Там существует множество постоянно изменяющихся путей, каждый из которых, если Вы останетесь живы, приведет Вас ко Вторым Вратам. Далее следует зона «Икс-2», которая изменяется совсем по-другому, и так далее.
– Ну? – сказал Лаэрций.
– Сейчас мы находимся в зоне «Икс-6». Насколько я понял, Эвкатион перенес Вас, используя свой индивидуальный портал. Ему, как демону Вечности, это было вполне по силам. Я уже говорил, что каждая из зон «Икс» постоянно изменяется. Никто не сможет дважды пройти одним и тем же путем, пересекая каждую из них. Врата – единственные объекты, которые почти не подвержены изменениям. Здесь говорят, что сила, меняющая этот берег, называется ВЕТРОМ. Она зарождается в зоне «Икс-9», и именно там находится Мать Ветров. Я не знаю, что она такое, потому что я такой же путешественник, как и вы. А те, кто прошли путь, не скажут ни слова о том, что нашли в его конце. К тому же, я подозреваю, что для каждого из нас Мать Ветров будет чем-то совершенно индивидуальным. Все мы движемся к ней, зная или не зная об этом. Мы идем к ней, просто потому что другого направления не существует. И еще потому, что каждого из нас она зовет к себе. Далеко не все слышат зов Матери Ветров. Но с начала времен люди и демоны переправляются через реку и идут по лабиринту этого берега, и каждый из них надеется, что встреча с той, кто ждет в конце пути, сделает их жизнь полной, совершенной и бесконечной.
Я не понимал своих эмоций. Пока Моргульский говорил это, слезы полились из моих глаз, и я стоял, нелепо вытирая их рукавом своей старой парусиновой куртки. В моем сердце теснились тоска и боль утраты, – такие сильные, что было трудно дышать. И я сел на траву, до боли сжимая в кулаке пазиру, которая отозвалась горячей пульсацией.
– Значит Рогатый оказал нам бесценную услугу! – сказал Лаэрций. – Мы сейчас ближе к Матери Ветров, чем к своему берегу.
– Именно так, – подтвердил Моргульский.
– А сколько времени нужно демону, чтобы пройти все девять врат? – поинтересовался Лаэрций.
– Некоторые идут всю свою жизнь. А кому-то достаточно нескольких дней. Позвольте вопрос. Зачем вам обоим нужна Мать Ветров? Ведь вы оказались на этом пути против своего желания, так?
– Это ему нужно туда, – сказал я, вытирая глаза. – Его подружка много дней назад переправилась на моей лодке и отправилась в это безумное путешествие. Лично я всего лишь хочу… вернуться к работе перевозчика.
Моргульский рассмеялся. Видимо, мои последние слова прозвучали слишком фальшиво. Я и сам удивился этому.
– Так вот, где я видел твое лицо! – сказал Моргульский, отсмеявшись. Смеялся он очень заливисто, как демон, которому не о чем заботиться в этом мире. – Извините, а кто из вас владелец пазиры?
– Я. И самое любопытное, что мне совсем не хочется передавать ее кому-либо.
– Это ты победил Эвкатиона? – спросил Моргульский, глядя мне в глаза.
– Да, – ответил я.
Он чуть прищурился, словно вглядываясь в глубину моих глаз, потом кивнул, словно бы уяснив для себя что-то, и сказал:
– Пазира дает серьезное преимущество в путешествиях. Можно, преодолев очередные врата, задействовать пазиру, и тотчас оказаться на самом коротком из всех возможных для тебя путей, а иногда и прямо у следующих врат. С ее помощью я преодолел зоны «Икс-4» и «Икс-5». А в шестой зоне на меня начал охотиться Эвкатион. Демона вечности победить невозможно. Только сойкеро может сделать это. Я не сойкеро. Я проиграл ему. Кстати, пазира ощутимо теплеет, когда он приближается.
– Значит, он уже совсем рядом, – сказал я. – Но это неважно. Скажи мне, что значит «сойкеро»?
– Если ты забыл это, на то были свои причины, – сказал Моргульский, снова вглядываясь в мои зрачки. – Но я могу сказать тебе только то, что знаю. А знаю я немного. Сойкеро – это непобедимые воины, командира которых называют ОТЕЦ СМЕРТИ.
Словно молния озарила мой ум. Я извлек кинжал, отнятый у мертвого Эвкатиона, вытащил его из ножен и вгляделся в черты мужчины, стоящего на перепутанных корнях дерева. Теперь я знал, кто это. Отец! Как я мог забыть тебя! И тотчас меня озарила догадка: я забыл его, потому что он сам приказал мне сделать это.
Углубившись в дебри своей памяти, я почти не воспринимал того, что происходило вокруг. А между тем реинкарнированный Рогатый явился со своей свитой. Больше сотни тварей, летающих, ползающих и бегущих, вооруженных самыми разными видами смертельных приспособлений, мчались на нас с четырех сторон. Моргульский кричал мне в ухо, стучал по щекам. Но я только улыбался его попыткам вернуть меня к жизни. Я хотел увидеть моего Отца. Потому что в нем был сосредоточен весь смысл моего существования, все темное пламя моего сердца. Когда я был создан из куска плотной тьмы, этот огонь зажег во мне он. И пламя горело во мне все эти бесконечные дни, когда я не помнил о моем Отце.
Я очнулся только когда Лаэрций и Моргульский, разжав мой кулак, одновременно плюнули на пазиру. Мое желание увидеть Отца стало столь всепоглощающим, что я, как само собой разумеющееся, воспринял открывшийся портал и прыгнул в него, всего на миг опередив летящие в меня стрелы, которые пронзили пустоту.
Лодочник. Седьмые врата
Красота и грандиозность Врат не произвели на меня глубокого впечатления. Память стала возвращаться ко мне, и я знал, что Врата таковы, каковы они есть.
Они были выполнены в форме арки из вещества, похожего на янтарь. Похоже было, что это цельный камень. Врата достигали вершин самых низких гор и были не меньше сотни человеческих ростов в высоту. По ширине же арка раза в три превосходила ту реку, на которой я столько дней работал перевозчиком. Внутренний узор прозрачного камня создавал объемные кружева удивительной красоты, производящие впечатление совершенной законченности.
– Это и есть седьмые врата? – спросил пораженный увиденным Лаэрций.
– Совершенно точно, – ответил Моргульский. – Если ты присмотришься к узорам внутри камня, то увидишь, что они сплетены семью нитями. Нам надо спешить. Рогатый скоро будет здесь.
Но Рогатый уже ждал прямо у ворот. И вся его свита стояла рядом. Честно сказать, у нас было только одно преимущество по сравнению с ситуацией в долине папоротников: враги находились всего лишь с одной стороны.
«Когда противник превосходит тебя по силе, дай ему насладиться преимуществом. Тогда он начнет использовать свою силу против себя самого».
Я начал привыкать к тому, что законченные фразы выплывают из глубин памяти как некий свод правил, которые я когда-то учился применять в бою.
Лаэрций как-то сразу загрустил, увидев нашего знакомого. А Моргульский стал похож на сжатую пружину. Мы двинулись к вратам, навстречу опасности.
– Стойте на месте! – скомандовал Эвкатион.
– Это ты, мешок соплей, осмеливаешься мне приказывать? – крикнул я.
Мы продолжали двигаться в прежнем темпе. На нашей стороне был его страх. Ведь один раз он уже был побежден…
– Еще шаг и вы умрете!
Мы сделали этот шаг, и тогда навстречу нам полетели веревочные лассо и сети. Моргульский подпрыгнул и взмыл вертикально вверх, я откатился к обочине, под прикрытие высоких колючих кустов, которые и приняли на себя предназначавшуюся мне порцию веревочных пут. А Лаэрций попался. Теперь его, упирающегося руками и ногами, враги подтаскивали к себе, словно заарканенного мустанга. Несмотря на трагизм ситуации, я получал удовольствие, наблюдая за ним: ну не люблю я Лаэрция.
Я обнаружил, что кусты посажены в два ряда, между которыми вполне можно было пробираться, будучи почти незаметным с дороги. Я тотчас воспользовался этим, и скоро выбрался в тылу врага. Я извлек из кожаного корсета несколько метательных ножей и атаковал. Все мои жала достигли цели и впились в тела врагов, причиняя боль и освобождая кровь. Лаэрцию между тем стянули за спиной локти, так что он начал кричать.
Моргульский, держа в руках два меча, отнятые у врагов, с трудом отбивался от наседавших на него со всех сторон крылатых тварей. И, надо отдать ему должное, сражался он мастерски. Ко мне с трех сторон приближались враги, а сзади, всего в пятидесяти шагах, но такие недостижимые, стояли Седьмые Врата.
– Рогатый! Вызываю тебя на честный бой! – крикнул я. – Один на один!
– Ты нужен мне живым, а не мертвым! – осклабился он. – А я обязательно увлекусь и убью тебя.
Они подошли уже близко. Передние готовились сражаться со мной, а задние лихорадочно готовили лассо и сети. Я извлек из ножен клинок с изображением Отца Смерти и, сжимая в одной руке его, а в другой меч, отнятый у палачей, приготовился сражаться до конца.
И тут Моргульский, совершив какой-то умопомрачительный вираж, пронесся надо мной, посыпая поле боя зеленоватым искрящимся порошком. Я с удивлением увидел, что мои противники теперь очень нетвердо стоят на ногах, а потом они и вовсе стали падать на землю, не дойдя до меня каких-нибудь нескольких шагов. Рогатый, изумленно озираясь вокруг, громко осыпал проклятиями своих воинов и пинал бесчувственные тела, пытаясь привести их в чувство.
В воздухе остался только один крылатый демон, как мне показалось, уже знакомый нам палач Эвкатиона. Моргульский отправил его в нокаут мощным ударом кулака и приземлился рядом со мной.
– Что это? – спросил я.
– Порошок «испорченная радость». Действует только на тех, кто уверен в победе.
– Превосходно. Но Рогатый остался жив и здоров.
– Он знает, кто ты…
Между тем Эвкатион, поняв безрезультатность своих попыток, двинулся к нам, размахивая боевым топором. Внушительные размеры оружия и мастерство, с которым Эвкатион владел им, заставили нас отступать. Меч вылетел из моей руки, подцепленный боевым топором Эвкатиона. В следующий миг Моргульский тоже был обезоружен. Я метнул в Эвкатиона три подобранных с земли ножа. Однако, он вовремя закрылся легким щитом.
– Попробуй снять с него шлем, – сказал я Моргульскому.
Демон кивнул и взмыл в воздух. Эвкатион проводил его тяжелым взглядом, но уследить за нами обоими он не мог, поэтому сосредоточился на мне. Я быстро побежал к нему, сжимая в руке свой кинжал. Кроме него и внезапности у меня не было других видов оружия.
– Не атакуй, если не уверен в победе, – произнес Эвкатион, делая взмах топором.
Лезвие прочертило воздух около моей головы. В тот же миг я, увернувшись, чуть присел, поворачиваясь спиной к противнику, и вонзил ему кинжал в подбородок снизу. Он был слишком высок, этот Эвкатион, и не был готов к такой атаке. Одна его рука держала уходящий по инерции вправо топор. Другой он попытался схватить меня за шею, когда я прижался спиной к его животу, однако, получив удар кинжалом, рефлекторно ослабил хватку, и я сделал кувырок вперед, пропуская возвращающееся лезвие топора между своими ногами.
Мой удар не только прошил ему язык, но и разрезал кожаный ремень, державший шлем. Это позволило Моргульскому, подлетевшему к противнику сзади, схватиться за рога и снять его с головы Эвкатиона.
Вопль, который издал демон вечности, вспугнул птиц, которые принялись с громкими криками носиться вокруг места сражения.
Моргульский, поднявшись снова вверх, бросил мне свою добычу, и я, поймав его, вонзил клинок в брызнувший синей молнией реинкарнатор. Эвкатион посмотрел на меня спокойным, холодным взглядом.
– Ты действительно сойкеро? – спросил он.
Язык слушался его плохо, кровь лилась изо рта. Но он, похоже, не обращал на это внимания. Это и неудивительно. Наверняка, его ждало новое тело, и он, оказавшись дома, наденет новый шлем с реинкарнатором и совершит самоубийство, чтобы вскоре снова почувствовать себя полностью невредимым.
– Уходи. Иначе я заберу твою жизнь, – сказал я, бросая ему шлем.
– Мы еще встретимся, – произнес великан, поворачиваясь ко мне спиной и исчезая в туманной дымке.
Моргульский опустился рядом и принялся массировать крылья. Я подошел к Лаэрцию, который, пытаясь освободиться от пут, запутался окончательно, и теперь, кажется, не мог и пальцем пошевелить. При этом он был сложен почти пополам и смотрел на меня в щель между собственными ногами.
– Разрежь эти веревки! – прорычал он, увидев меня.
– Зачем? – спросил я. – Так, в упакованном виде, ты мне нравишься больше.
Он зарычал в бессильной злобе и я, смеясь, освободил его.
– Думаешь так приятно лежать рядом с трупами и гадать, подействует на тебя этот яд или нет? – спросил седой демон, отряхивая выпачканную в пыли одежду.
– Они не умерли, – объяснил Моргульский, выбирая себе оружие из того арсенала, который был разбросан по полю боя. – Просто спят. Проснутся утром.
– Если бы не твоя «испорченная радость», – сказал я, – Мы бы сейчас опять были в пещере этого уродца. Какие еще ты бережешь сюрпризы?
Последовав примеру Моргульского, я тоже начал пополнять свой личный арсенал.
– Когда путешествуешь, часто встречаешь полезные вещи, – улыбнулся Моргульский. – Нам пора. Пока Эвкатион не одел на голову новый реинкарнатор, мы должны получить задание от Врат.
– Про задание ты ничего не говорил! – проворчал Лаэрций.
– Сейчас все увидите сами. Вперед!
Он слегка подтолкнул нас по направлению к сияющей арке.
Когда мы подошли вплотную, я обнаружил, что врата закрыты прозрачной упругой пленкой, которая слегка поблескивала в солнечных лучах. Моргульский положил на пленку правую руку и назвал свое имя. Тотчас на пленке появилось его отражение, но лишенное резкости, как бы подернутое легкой туманной дымкой.
Мы последовали его примеру. Отражение Лаэрция выплыло из глубины Врат. Теперь мне стало очевидно: то, что я принимал за пленку, было на самом деле четкой границей, отделяющей одно пространство от другого. А вместо моего отражения я увидел образ живого огня, который отбрасывал в стороны лучи тьмы.
– Чтобы пройти в зону «Икс-7» принесите к вратам три символа.
Я стал оглядываться в поисках источника этого нежного женского голоса.
– Это голос Врат, – сказал Моргульский.
– Каждый должен добыть именно то, что отражает его собственную личную природу, – продолжал говорить голос. – Ты, сойкеро, должен принести то, что твой близкий друг перенес в зону «Икс-6», и это поможет тебе обрести память. Ты, крылатый демон, обнаружишь игру, благодаря которой вступил на путь, а тебе, Лаэрций, придется навсегда расстаться с прошлым. Принесите мне символы своей судьбы, и я пропущу вас дальше. А теперь Ветер унесет вас туда, где вы должны оказаться.
Сила, подобная удару штормового ветра, обрушилась на наши тела, и на мир вокруг, меняя формы вещей и превращая нас в длинные нити, несущиеся сквозь пространство. Я закричал, но не услышал своего голоса, и это было страшнее всего. Мир летел вокруг, очертания предметов размывались. Промелькнули горы, вершины которых казались нарисованными грубыми мазками кисти. Мне показалось на миг, что я увидел реку, по которой столько лет перевозил путешественников. А потом блаженная темнота окутала меня. И я провалился в нее, как в спасительное убежище.