Скажите, вам приходилось идти на грузовике с разваливающейся пространственной сингулярностью? Нет, не с матрицей, о’кей всё с матрицей. С самой сингулярностью. Ведь не приходилось? Вот честно…
Да, господин прайм-прокурор! Да, я отдаю себе отчёт. Да, я намерен излагать только факты. Однако для придания оным фактам некой достоверности считаю допустимым определённый художественный окрас. Нет, я не вижу здесь никакого проявления неуважения. Скорее напротив, много че… Да, господин обер-адвокат, я помню, никаких резких высказываний. Только необходимое. Да, конечно. По существу дела. Но в той манере, в какой желаю, и ровно столько времени, сколько потребуется. Дикси, и это не ругательство.
Зря вы это затеяли, поганцы. Не надо бы выводить меня на публичный процесс, ох не надо бы. Больно дело выходит тут склизкое. Не для меня. Для вас, гадёныши. А тут – пресса. Тут журналисты. И половина – онлайнеры. Да какое там половина – считай, все. У этих чутьё, эти своего не упустят. Будет вам пожива, господа правдоносцы, Гейзенбергом клянусь. Одного только жаль – всей правды я этим уродам не выложу. Облезут. Да и знаю ли я всю правду? Или тот, кто знает всю правду, – уже совсем не я? А, господин Гейзенберг?
Знаете, когда погрешность импульсации лежит в пределах «трёх сигма», – неприятно, но жить можно. Ползёт себе здоровенный такой ромбододекаэдр под названием «Витязь» – странное название для грузовика, не без намёка на славное прошлое, и не ползёт даже, а скачет блохой по космосу. Один скачок – шесть километров. Конечно, и не скачок вовсе, а «отображение на границу зоны действия ТТМ с электронным резонатором», но это ж язык узлом завяжется, пока произнесёшь, а подумать и вовсе страшно. Шесть кэмэ для Вселенной не масштаб, но при частоте пульсации… сейчас прикину… если нормальная накачка резиста – одна наносекунда, ну да, один парсек проскакиваем за сто сорок часиков на пяти на десять в пятнадцатой импульсах.
А вот если бы на имперском крейсере с протонным резистом… Какая ещё тайна? Для кого – тайна? Нет. Это я к тому, что, несмотря на грозное название, сомнения в славном прошлом грузовичка у меня остались.
Так вот, когда импульсацию болтает в пределах от одной до десяти наносекунд, пилот может пить чай с тоником, скринить порно, любоваться космическими пейзажами или решать интегралы Фейнмана по траекториям, кто на что учился. Это нормально. Но когда вторые сутки у тебя «три сигма» со знаком минус, эрго, скорость ниже расчётной – это как-то нервирует. Забавно, что у электронщиков совсем другие сигмы, нежели у физиков. У них «закон шесть сигма». Впрочем, это к делу не относится. К делу относится: накопление ошибок в опорной частоте резиста отклонилось от закона нормального распределения, оно же – распределение Гаусса.
На третьи сутки совсем плохо стало. Опорная упала почти до двадцати. Тут до меня дошло, что неплохо бы, наконец, раз тенденция обозначилась, перестроить и модулирующую, иначе унесёт меня мимо моей какой-то там Персея – тёмную материю помянуть не успею. А модулирующую строить – это уже высшей космической навигацией пахнет, а пилотам грузовозов никакой высшей навигации не положено, наше дело простое: груз доставлен – груз сдан – груз принят. Опять же, и бортовой интеллект среагировал штатно: ситуация кризисная, помочь ничем не могу. Так что прошу принять во внимание безысходность моего положения, восемьдесят жэ ему в ж…
Я даже в ходовую спустился. Нет, что ж я, самоубийца, что ли, заэкранировался по самое не балуй, восемь тесла они и в Африке восемь, и в вакууме, и около нейтронных звёзд тоже, хотя там, говорят, что и побольше… Резист – если кому из прессы любопытно – такой же ромбододекаэдр, как и сам корабль, только маленький, метра два в длину, точно в центре, и сориентирован точно по осям. В норме. Температура твердотельной матрицы в норме. Расход рабочего материала, электронной накачки то бишь, – в норме, напряжённости полей – в норме… Резюмирую: всё в норме, отклонений от стандартной процедуры отображения нет.
А значит, пришло время нестандартных решений. Иначе не видать мне родной Агломерации, как параллельным зеркалам – эффекта Казимира при отсутствии вакуума. Прошу прощения, не обращайте внимания, это от волнения. От волнения меня на псевдонаучную чепуху сбивает. С давних времён заначен был у меня в криостате один препаратик. Ну, какой? Розовая маслянистая жидкость, без вкуса, без запаха, коэффициент вязкости…
Прошу прощения! Универсальный усилитель-преобразователь электромагнитной активности коры головного мозга, номер серии забыл. Приобрёл? У торговца какого-то приобрёл, не помню, может, того торговца давно на атомы разнесло, да не валяю я дурака! Может, господам из прессы, вон, интересно… О! Видите? Господам интересно. Так я расскажу. Тем более, к делу это имеет самое прямое отношение. Вернее, последствия имеют отношение.
Препаратик до комнатной температуры, аптечка, жгут, шприц. Увы, варварство. Средневековье! Двадцать первый век, если не двадцатый. Непростое это дело, доложу я вам, одной рукой на плечо жгут крутить. Ну да, зубы, хоть и атавизм, тоже иногда помогают. Вена вздулась… а я крови боюсь. Вогнал я все двадцать миллилитров – и немедленно гипноизлучатель на полчаса глубокого сна. И чтобы никакой быстрой фазы! Потому что, пока все эти металлизированные, полимеризированные и прочие хренизированные молекулы в моих синапсах обживаются, не приведи Шрёдингер, чтобы даже быстрый сон, не то чтоб в твёрдом уме и ясной памяти… это я для господ журналистов отвлёкся.
Очнулся. На голоэкране топологическое пиршество. Как бы это подоходчивей? Дюжина торов, вложенных друг в друга, кувыркаются лениво так. А если приглядеться – так и не торы это вовсе, а вроде как и петли Мёбиуса. А если совсем приглядеться – чтобы уже в глазах зарябило – и не петли вовсе, и не торы, а вроде змеев-уроборосов, только каждый змей не в свой хвост вцепиться норовит, а в соседский. Очень совершенная конструкция и лаконичная, как правильное уравнение. Синего цвета. И с ней же кувыркается такая же красная, но с некоторой расфазировкой. И меня от этой расфазировки как-то нехорошо плющить начинает. И даже, не побоюсь, тошнить. И вот-вот вырвет…
Когда – хлоп – и всё синфазно, топологическое чудо застывает и делается зелёным, а в голове звучит женский голос, эдакое контральто, с хрипотцой:
– Синхронизация завершена успешно.
Откуда я мог узнать? Высокие стороны, я уже докладывал, что название моего славного грузовика внушало мне смутные сомнения…
– Вот как, – говорю, вернее, думаю, – мой ИИ индексируется по женскому полу.
– Дорогой Макс, – отвечает, – я могу синхронизироваться с тобой абсолютно. Только ты мои сигналы начнёшь воспринимать как свои. Чужие мысли в своей голове неотделимы от собственных.
– Любопытный, между прочим, эксперимент можно поставить, – замечаю. – Но как-нибудь в другой раз. Хотя мысли, отделимые от своих, сильно смахивают на шизофрению.
– Именно поэтому, Макс, выбран противополый вариант. Наибольшее отличие. Но поскольку наши сознания совмещены – насколько вообще это возможно, сразу отвечаю на вопросы. Первое. Проблемы не в резисте, не в носителе и не в оборудовании. Внутри матрицы испаряется сама сингулярность.
Господа! Пока – подчёркиваю – пока прошу поверить мне на слово. Доказательства будут предъявлены в свой черёд.
– Хуже того, Макс. Процесс испарения не изотропен. Именно это создаёт иллюзию сбоя работы модулирующего резонатора. На самом деле сингулярность перестала правильно воспринимать информационную картину импульсов и их моментов, а следовательно, Вселенной.
– То есть…
– То есть нас уже унесло к чёрту на кулички.
Хочу заметить, что я всё ещё не оставил надежды спасти корабль и груз.
– Скажи… как мне тебя называть?..
– Безразлично. Когда выражаешь мысли, артикулируй речевым аппаратом. Так чётче. Видимо, микрочипы надёжней всего оседлали речевой центр.
– Ты можешь закачать в меня сведения, которые помогут устранить повреждение?
Моя диафрагма несколько раз судорожно дёрнулась – я запоздало сообразил, что ИИ, чтоб его накрыло Фурье-разложением, дёрнул меня за центр, управляющий смехом. В голове возникла сложная векторная диаграмма – сперва статическое устройство на трёх точках опоры превратилось в динамическое, на двух, перемещающееся путём сложного преобразования сил, в условиях гравитации, с использованием трения качения…
Тут до меня дошло.
– Понял, – помыслил я некогда боевому ИИ. – Шутку юмора оценил. Нарекаю тебя София.
– Мудро, – не возразила София. – Только что я протранслировала тебе полную информацию о вождении велосипеда. Вопрос: ты научился ездить на велосипеде? Резистивный двигатель устроен несколько сложнее. Если я сообщу тебе, что сингулярность преобразует информацию о движении элементарных частиц в вещественное отображение? Что она «представляет» пространство как обратную решётку кристалла и отображает объект на границу «зоны Бриллюэна», то есть на некое определённое расстояние?
– Например, шесть километров.
– Например, но что тебе из этого понятно? Что говорит тебе словосочетание «зона Бриллю…»?
Тут София, видимо, что-то углядела то ли в лобных, то ли в височных моих долях и сообразила, что всё это мне вполне знакомо. Спокойно, господа, всему своё время. Поэтому закончила она, как гвоздь в крышку гроба заколотила:
– Ты слишком умён для водителя грузовоза, Макс. Главная наша беда в другом. Я не знаю, что такое сингулярность.
Я, призвав в свидетели Эйнштейна, Ферми, Дирака и всех квантовых физиков древности скопом, мысленно отправил проклятую железяку в чёрную дыру и незамедлительно получил в ответ:
– В моей квантовой логике, Макс, есть три состояния: «да», «нет» и «хрен его знает». Сингулярность проходит по третьему пункту. Зато я с высокой степенью вероятности знаю, что произойдёт, когда сингулярность испарится.
Я уже догадывался.
– Жахнет так, что мало не покажется. Примерно через восемь часов.
Проклятая машина на какие-то доли секунды предвосхищала мои вопросы, словно была частью меня, и от этого становилось всё неуютнее.
– К счастью, в расчетное время мы окажемся вблизи досягаемости некой планетной системы. Я имею в виду, вблизи досягаемости для твоего вспомогательного корабля, а не самого «Витязя». Все расчёты уже заложены в автопилот. Ещё одно огорчение: планета относится к числу закрытых, но выбора нет.
Впору было призвать на помощь все силы Ван-дер-Ваальса… или Ваала. Или сразу Вельзевула.
Но… Признаюсь, мне захотелось спросить, что испытывает София в преддверии скорой гибели корабля, а значит, и распада своего квантового разума. Да, желание низкое и недостойное. Особенно если учесть, сколь самоотверженно и уверенно ИИ спасал… или всё же спасала?.. мою шкуру. Мне стыдно, господа, клянусь всеми сильными взаимодействиями! Нет, я отнюдь не ломаю комедию! Я продолжаю. София вновь предвосхитила мои вопросы.
– Время для меня не имеет значения, Макс. Последние пикосекунды до взрыва я растяну до размеров вечности. Ноль и Вечность – в сущности, они ведь одно и то же. И всю эту вечность я стану спокойно размышлять о тайнах Мироздания. Ещё ты хочешь, чтобы я поделилась с тобой частью своих знаний. Некоторое время на это есть.
Да, я помню приоритетные инструкции: бороться за жизнь корабля до последнего мига. Конечно, ценность груза. Однако София сама включила гипноизлучатель, потому что очнулся я уже в кабине челнока, в скафандре. Броневые плиты «Витязя» раздвигались, но видел я это только по бортовой телеметрии. Точно так же, как и сам корабль доставки пилота, который, как известно высокому суду и всем присутствующим из материалов дела, носил имя «Гордый». Не подходящее, увы, для столь низменного дела, как бегство. Униженный, вдавленный перегрузкой, бессильный как червяк, я наблюдал, как отдаляется силуэт «Витязя», как отстреливаются бустеры, как отходит главный бак. Когда, наконец, челнок, набрав необходимую скорость, лёг на курс к Ипсилон Андромеды, уже не экраны, а термостойкие плиты иллюминаторов залило молочно-белым свечением, сразу же, впрочем, пригашенным хроматикой, – это жахнул «Витязь». Строго в расчётное время.