Глава восьмая
Вагон метро
В вагоне метро было свободно и светло. Люди сидели вольготно, отодвинувшись друг от друга на приличное расстояние, и каждый был занят свои делом, не обращая внимания на окружающих.
Я не могла понять своей задачи и цели попадания в этот вагон метро и стала ждать, внимательно рассматривая пассажиров.
Мужчина лет шестидесяти копошился в сумке, и сначала мне казалось, что он что-то ищет, но потом я заметила, как его пальцы повторяют одни и те же движения: он наматывал нить на большой и указательный палец, а потом завязывал узелок, чтобы закрепить ячейку, и ещё одну, и ещё…
Его руки мелькали на поверхности сумки, а в ней уже лежала сплетённая им прочная капроновая сеть.
Первый раз я видела, как плетут сеть, да ещё в таких неподходящих для этого условиях.
Вагон качало из стороны в сторону, но мужчина не останавливался ни на секунду. На его лице была улыбка…
Видимо, он мечтал о чём-то… Возможно, об удачной рыбалке или о вкусной ухе, которую умеет готовить лишь его дорогая супруга…
Приятно смотреть, как трудится хороший человек, вкладывая в своё дело всю душу…
Улыбнувшись в ответ, я переключилась на другого господина, сидевшего с краю, прижавшись к перилам и положив руку на большой кожаный саквояж.
Господин был сосредоточен… Он писал смс-ки на своём новомодном телефоне.
Сразу было видно, что мужчина гораздо старше своего предполагаемого возраста. Джентльмен был изящно одет в дорогой, но уже далеко не новый костюм, в тщательно отглаженную белую рубашку и туго завязанный галстук. Эта одежда была для него комфортной, и галстук не сдавливал шею, что говорило о привычке носить этот аксессуар. Другой бы на его месте давно умер от удушья, а этот сидел себе преспокойненько и нажимал на телефонные кнопочки, и то и дело приглаживал жидкие седые волосы и пышные усы.
Дописав очередное послание, он ждал ответа, а во время перерыва разглядывал своё отражение в экранчике телефона, руки же его при этом слегка подрагивали, выдавая пристрастие своего хозяина.
Он мог себе позволить хорошее спиртное, но и оно имеет свойство делать людей зависимыми… Он поглядывал на руки и недовольно морщился, видимо и они не соответствовали его требованиям…
Я невольно пожалела его… Дожить до таких лет, так беспокоиться о своей внешности и быть настолько неуверенным в себе…
У него было очень много комплексов и беспокойных мыслей, и в его глазах была пустота, но сердце бешено колотилось от волнения в ожидании ответа, и когда смс-ка приходила, он трясущимися руками нажимал на все кнопки подряд, чтобы прочесть её. И всё сначала…
Неожиданно он поднял глаза и посмотрел на меня. Поняв мою заинтересованность своей персоной, мужчина отложил телефон в сторону и улыбнулся мне.
Такой неприятной и похотливой улыбки я ещё не видела.
Этот седой донжуан изо всех сил пытался привлечь к себе женское внимание, видимо, всё ещё надеясь на обаяние, оставшееся далеко позади…
Всю свою жизнь человек был любителем женского пола и не заметил, как перестал интересовать этот самый пол, но всё ещё бился за место под солнцем, надеясь подцепить очередную рыбку. Он так любил самого себя, что за всю свою долгую жизнь не почувствовал, что такое чувство может быть ответным… что можно любить и быть любимым.
Как это печально, подумала я и отвела глаза…
Седовласый господин понял, что и тут неудача постигла его, и вернулся к своему телефонному общению…
Молодой человек, сидевший чуть поодаль от господина с телефоном, прятал своё лицо в чёрный капюшон толстовки и, уткнувшись носом в электронную книгу, похоже – дремал…
Так мне показалось…
Всё ниже и ниже опускал он голову на колени. Но, приглядевшись получше, я заметила, что юноша искоса поглядывает на меня. В его взгляде было любопытство и ещё что-то, неясное и слабо уловимое… Вопрос? Просьба?
Мне стало не по себе, и я отвела взгляд…
По другую сторону от двери сидела женщина лет тридцати семи, а может и больше. Она смотрела вдаль глазами полными слёз, никого не замечая и не стесняясь своего горя. Пальца были сплетены и покраснели от напряжения, но…
Я заметила, как она улыбнулась… Едва-едва, и в этой улыбке уместилась целая вселенная. Звёзды ярко сияли в её карих глазах капельками жемчужных слёз. Её мысли были далеко отсюда, в другом мире, где жила её любовь, и который был создан только для них – двоих, и никто другой не мог в него проникнуть и нарушить их покой. Она защищала этот мир своей любовью и этой лёгкой, почти невесомой улыбкой…
И тут я поняла, что она плачет от счастья. Оттого, что она встретила его, своего единственного и неповторимого.
Мысленно я пожелала ей удачи и терпения… А она, словно прочитав мои мысли, благодарно кивнула мне головой и вновь погрузилась в свои мысли.
Рядом со мной сидела неприятная особа с ярко накрашенными ногтями. Её кожа была бледной, почти белой… И ещё от неё неприятно пахло уксусом… Но я не успела сделать выводы по поводу этой женщины, так как двери вагона открылись, и вошла Она…
Она была лёгкая, прозрачная, как туман. В широком белом одеянии. Точно такая, какой описывал её Пётр.
Дойдя до меня, она села напротив и, сложив руки на коленях, стала оглядывать пассажиров. Женщина, что сидела рядом со мной, встала и выскочила из вагона, когда двери уже закрывались… Она, тяжело вздохнув, посмотрела на меня…
Мой телефон зазвонил, и я проснулась…
Телефон оказался будильником, и в комнату влетел Ник…
Он был с мокрыми взъерошенными волосами и громко кричал:
– Вставай, Варенька, беда случилась, нужна наша помощь. Акулина Фёдоровна звонила. В Москве метро взорвали. Сразу две станции: «Парк культуры» и «Лубянка».
Спустя несколько минут мы оказались на «Лубянке». На этой станции было больше всего пострадавших, оттого-то мы и выбрали именно её…
В искореженном вагоне метро лежали тела, множество почерневших тел. Весь перрон был залит кровью и засыпан осколками стекла.
Раненые лежали в вестибюле, без помощи, истекая кровью и задыхаясь от едкого дыма…
Но мы не были спасателями МЧС… Мы должны были помочь не живым, а тем, кто потерял свою жизнь, внезапно, даже для небес.
Чёрная тень скользнула из вагона, пытаясь подняться к потолку, но тут её поймали за ноги и потянули вниз. Она билась и кричала, она молила о пощаде и сострадании, но тёмные силы не знали, что это такое – сострадание. За секунду до того, как проклятая душа исчезла под землёй, мы увидели лицо женщины… в её глазах стоял ужас и негодование, было видно, что она ожидала совсем другого…
Мы уже ничем не могли ей помочь, и я направилась к искореженному вагону.
Пол был липким от крови, мои туфли приклеивались к нему при каждом новом шаге, и мне приходилось отдирать их с силой.
Несколько раз я наступала на что-то мягкое и бесформенное и, зажмурив глаза, шла дальше, стараясь не задумываться, что это было.
Битое стекло под ногами хрустело, словно я шла по снегу, и мои шаги отзывались эхом…
Все стены были превращены в решето, и многие из этих отметин имели ярко-алый цвет. Проходя сквозь свои жертвы, они уносили их жизни и капли их крови, навсегда впечатывая в стены метрополитена.
Чем ближе к дверям вагона, тем сложнее продолжать путь…
Службы спасения ещё не прибыли, и лишь зеваки с мобильными телефонами пытались подползти к эпицентру взрыва, но я была здесь первой…
Пол в вагоне не был виден за бесформенной массой тел. Сложно было разобрать, сколько их, и кому они принадлежат, мужчинам или женщинам, молодым или старым, но для меня это было и не важно, я смотрела выше трупов. Мой взгляд был прикован к потолку вагона, где парили около двадцати растерянных душ…
Я попыталась привлечь их внимание, но они как заворожённые следили за своими телами, надеясь на их воскрешение.
Через пару минут прозрачные субстанции начали вздрагивать и менять цвет. Казалось, что они становились легче и прозрачнее, из молочно-белого кто-то становился голубым, кто-то сиреневым и даже красноватым.
Я заметила, что тоненькие ниточки биотоков, тех, что тянулись от тел погибших к их энергетическим оболочкам, начали лопаться, отпуская на свободу души для дальнейшего путешествия в мир иной, и многие поспешили этим воспользоваться…
Здесь были все, кто снился мне сегодня… Пожилой ловелас, влюблённая дама, парень в капюшоне и мужчина, который так искусно плёл рыболовную сеть… И ещё многие другие, кого я видела впервые.
Они начали подниматься всё выше и выше и, проходя через крышу вагона, исчезали в свете, который ждал их наверху.
Но были и такие, что озирались по сторонам, не понимая, что происходит… И когда их осталось не более пяти, я окликнула их…
– Посмотрите на меня! Я хочу, чтобы вы меня услышали! Отпустите ваши тела с миром и пойдёмте со мной, я помогу вам, обещаю…
Я протянула руку вперёд, и первым ко мне подлетел юноша с кудрявой копной черных волос.
– Что здесь произошло, вы не знаете?
– Нет, не знаю. Но вам лучше подойти поближе и пожать мне руку.
Он послушно вложил свою туманную ладонь в мою, и тоненькие ниточки, связывающие его с телом, лопнули, и тут он переменился в лице…
В его глазах появился блеск и теплота.
Какой хороший парень! – подумала я. – Какая чистая душа. И почему он не смог уйти на небо…?
– Мама! – тихо произнёс он. – Я спешил к маме. Она в больнице, совсем одна. Я ехал к ней!
И он показал на своё тело. Оно лежало лицом вниз, спина была разодрана в клочья, но под левой рукой виднелся пакет, из которого просыпались на чёрный пол оранжевые мандарины, яркие, спелые, с наклейками-ромбиками. Они словно были лишними на «картине смерти», и казалось, что художник этого страшного шедевра написал их уже после, чтобы ввести нас в заблуждение…
– Она любит мандарины!
Он заплакал, и я обняла его и прижала к себе.
– Как тебя зовут?
– Равиль. Так звала меня мама.
– Не плачь, Равиль! Мы передадим их твоей маме.
Я обернулась и махнула рукой Петру. Он подлетел и поманил к себе юношу:
– Пойдём, Равиль, всё будет хорошо, а Вареньке сейчас лучше не мешать.
Старичок плакал над телом женщины. Она уже давно была на небе, а он всё плакал и плакал…
Я дотронулась до него, и он протянул мне руку, но я резко отстранилась…
– Вам нельзя со мной. Ваша жена ждёт вас на небе, ступайте к ней. Вам больше нечего здесь делать. Вы свободны!
Он посмотрел вверх и увидел, как жена машет ему рукой и зовёт к себе.
– Но я не могу! – плакал он. – Что-то держит меня и не пускает.
Я наклонилась к телу женщины и слегка отодвинула её.
Она была мертва, но человек, который находился под ней, ещё имел признаки жизни.
Мужское тело было искорёжено больше женского, но пальцы его дёргались и хватались за воздух, а тень старика в точности повторяла его движения.
– Вы ещё живы! Вот и вся причина… Вам нужно немного подождать! Совсем чуточку…
– Я хочу умереть, закричал он. Я хочу быть с ней! – и он показал на лик жены, уходящей в свет. – Помогите мне, убейте меня! Прошу!
Я не могла его убить. Я хозяйка «Отеля для Призраков», а не добиватель раненых на поле боя. Но тут подоспел Ник…
Пробираясь через тела, он схватил старика и резким движением выдернул его наверх. Его тело вздрогнуло пару раз и замерло.
Улыбка коснулась его уст, давая свободу душе…
– Спасибо, друзья мои! – услышали мы тихий голос, и старик отправился на небо вслед за своей любимой женой.
Две девочки обнимали друг друга и умоляюще смотрели на меня.
– Мы хотим остаться вместе! Пожалуйста!
Но это было невозможно! Одна из них была жива, а вторую я взяла за руку и потянула к себе. Их тела разъединились, и та, что осталась, вошла в своё тело.
– Она не будет жить, забери её! – настаивал Ник, показывая мне на раненую девушку.
– Не могу, ты же видишь, она ещё жива. А вдруг её спасут?
– Не спасут! Посмотри на неё… Где в этом месиве можно зацепиться за жизнь? За какой орган?
Ник иногда пугал меня своей резкостью в выражениях… Я видела, что юная девушка долго не протянет… но поделать ничего не могла.
Всё это время я держала за руку её подругу, и, не выдержав напряжения, она упала мне на грудь и разразилась рыданием.
– Всё будет хорошо! Вот увидишь! Нет ничего страшного в смерти, тем более, когда она уже случилась.
Мы же разговариваем с тобой, а это значит, что у твоей души тоже есть жизнь, и она не такая уж неинтересная, как может показаться вначале.
Ты пойдёшь со мной, в мой дом. Там у тебя появятся друзья и новые интересы, и ты ещё встретишься со своей подругой, но чуть попозже…
– Обещаете?
– Обещаю!
Её я тоже передала на попечение Петру.
И остался всего один персонаж, но какой!
Его тело находилось под грудой других, и маловероятно, что его когда-либо опознают. И не по тому, что оно было изуродовано больше остальных, а потому что этого человека уже давно не существовала в списках живых.
Наше общество устроено так, если ему выгодно, то ты живёшь, а если нет, если твоя персона, как бельмо в глазу, как незаживающая язва на теле или укор государственной совести, если такое понятие существует, тогда тебя выбрасывают вон, вычеркивают из списка, выкидывают из жизни.
У мёртвого тела не было ни ног, ни рук. Рукава рубашки и брюк были скатаны и защеплены булавками, чтобы не болтались понапрасну…
Тело было пристёгнуто ремнями к деревянной дощечке с прикрученными колёсиками, снятыми с детской прогулочной коляски, а на груди несчастного висела табличка:
«Помогите инвалиду войны».
И ещё… Кое-что оставалось нетронутым смертью, оно находилось между мирами, как дань уважения этому человеку – медаль Героя на его гимнастерке. Настоящая, боевая, омытая кровью солдата и благословленная выжившими благодаря ему боевыми товарищами.
Его дух завис в сторонке и радостно рассматривал своё новоиспечённое энергетическое тело, с руками и ногами, в красивом парадном мундире десантника с эполетами.
Бравый солдат с широкой, доброй улыбкой, и просто – молодой, красивый парень…
– Как вас зовут? – спросила я.
– Серёжа! А вас?
– А меня, Варвара. Можно, просто, Варя. Как вам нравится, мне всё равно. Позвольте пожать вам руку, если вы не против.
– Нет, я не против! – усмехнулся он. – Очень даже – за! Вы такая красивая, Варенька.
Он взял мою руку в свою, и я почувствовала тепло, живое человеческое тепло.
Этот парень так много недожил, недолюбил и погиб по глупости, задохнувшись под горой окровавленных трупов.
Эта картина не была для него ужасающей, он привык к подобным зарисовкам, но я больше не могла здесь находиться…
Начали подтягиваться спасатели, и я поспешила выйти из вагона…
Дома мы были через минуту, и всё благодаря Нику. Его способность к передвижениям в пространстве давала мне возможность попадать в нужные мне места и возвращаться домой за считанные секунды.
Сегодня я была на пределе… Меня вырвало несколько раз, и я рухнула в кресло совершенно без сил. Ник принёс горячего сладкого чаю, и мне значительно полегчало.
Наши новые постояльцы жались к стене и чувствовали себя неуютно.
Девчоночка плакала, а Серёжа, обняв её за плечи, шептал ей на ушко слова утешения, но время от времени посматривал в мою сторону серьёзным, напряжённым взглядом.
Равиль стоял поодаль и тоже смотрел на меня.
Сегодняшний день не окончится никогда…
Долги давили на грудь, и я встала и направилась к Равилю…
– Поедем к твоей маме, отвезём ей мандарины, если ты не против?
– Конечно, я не против, но как мы ей скажем, что я умер? Ведь она этого не переживёт?
– А мы не скажем. Просто навестим и передадим от тебя гостинцы, а там видно будет…
– Хорошо!
– А можно мне с вами? – попросила плачущая девочка. – Там моя подружка, она ещё жива. Была жива…
– Можно…
Я была не в состоянии спорить с ними…
Через несколько минут мы были в больнице…