Вы здесь

Отдел «Массаракш». Глава пятая (А. И. Первушин, 2011)

Глава пятая

Заставу Птицелов увидел, как только вышел из-за поворота, оставив за спиной заросли лещины и пахнущий грибами валежник.

По обе стороны от старого шоссе возвышались два неказистых здания из серого бетона: в один и в два этажа. Над двухэтажным развевался черно-желтый флаг и торчала мачта радиоантенны, а в окнах одноэтажного не хватало стекол. Чуть в отдалении трепетало на ветру полотно армейских палаток. Возле них стояла какая-то машина, скрытая под камуфляжной сеткой.

Двое часовых неторопливо выдвинулись навстречу Птицелову.

– Ружбайку давай сюда, – сказал один из них. – И торбу тоже.

Птицелов сделал так, как ему приказали.

– Сам кто будешь? – спросил второй. – Из фермеров?

…Вся прежняя жизнь Птицелова проходила среди мутантов. С рождения он привык видеть рядом с собой изуродованных созданий. Мать с неестественно длинными руками. Отец, который умел дышать под водой. Кузнец Скибу – из его левой лопатки росла недоразвитая ручка. Дурачок Пишту с четырьмя глазами, одни из которых – на затылке. Пакуша со свиным рылом вместо носа. Добрый, но страшный, как божий гнев, друган Бошку. Лия – очень тонкая и очень красивая в нечеловеческой своей красоте.

Раньше северян Птицелову доводилось видеть все больше издалека и то – сквозь прицел. Пошли как-то с Бошку и Хлебопеком на оленя и едва не наскочили на каких-то очень важных дядек в сопровождении взвода черноберетников. «Дядьки» установили в лесу железные ящики со стеклышками, а потом удалились, оглядываясь украдкой, как недоросли, что затеяли шкоду. Явно замышляли недоброе.

И против кого? Против мутантов ведь… Других на той стороне Голубой Змеи – раз-два и обчелся. Птицелов, Бошку и Хлебопек тогда вдребезги разломали эти ящики да помочились на них. В поселок вернулись очень довольные собою. Хотя и без добычи.

Похожий на грязного борова дезертир – не в счет. Он был уродливее и грязнее самого чудовищного мутанта: гнилая изнутри коряга, не человек.

А здесь – двое парней. Рослые, с правильными чертами лица и пропорциональным телосложением. Внезапно Птицелову показалось, что он видит перед собой живые статуи титанов из Публичной библиотеки.

Неужели эти красивые люди расстреливали безоружных мутантов? Из огнеметов – по хижинам, из автоматов – по мутантам, что ополоумели от ужаса! А потом – контрольные для тех, кто еще дышал…

Внезапно Птицелов почувствовал к ним – краснощеким и упитанным – жгучую ненависть. Он прищурил левый глаз, поглядел на одного солдата, прищурил правый – зыркнул на другого. Сзади за поясом у него оставался верный тесак. Лезвие как будто ожило, налилось нестерпимым жаром – так просилось оно наружу.

– Язык проглотил?

Что ж, теперь придется обвыкаться. Выбирать нужно, брат-мутант. Что важнее – отыскать и попытаться вывести на чистую воду пришельцев или мстить каждому встречному солдату?

Когда-то он помогал матери ухаживать за свиньями. И огородничал по мере сил – вплоть до дня похищения Лии. Поэтому с какой-то стороны он был фермером. Пожалуй, тут никому врать не нужно.

– Фермер… – выдохнул он.

– Имя?

– Птицелов, сын Сома, – проговорил с вызовом.

Солдаты заулыбались так, словно услышали скабрезную шуточку.

– Чего-чего?

Птицелов повторил.

– А человеческое имя у тебя есть?

Помотал головой. Поглядел вопросительно: мол, долго ли соображать будете?

Солдаты сразу поскучнели.

– Как это нет нормального имени? Не положено так! Это только у мутантов, массаракш, нет имен. Давай, парень, не мели чушь. На границе шутки шутить себе во вред только.

– Я и есть мутант. Не признали, что ли? Из долины Голубой Змеи! – Птицелов развел руки в сторону: мол, полюбуйтесь, если не видели. – Иду на поселение. Хочу поближе к людям перебраться. Потому как право имею! – позволил он на последней фразе нахальную нотку.

Солдаты переглянулись.

– Мутант? – переспросили Птицелова. – А ты ничего не путаешь? Не слишком-то ты и похож…

– Как я могу?..

– Ну вот… Притащился на наши головы! Из-за тебя на карантине куковать придется! Не заразный хоть? Нет? Язв нету?

Птицелов опять помотал головой.

– Ну пошли тогда! Раз на поселение, массаракш… – бурчали солдаты. – Прутся всякие, и всем – на поселение, массаракш! Слушай, а ты точно мутант?

– Точно, точно.

Сначала его привели к двухэтажному зданию. Им навстречу вышел третий солдат, был он чуть старше сопровождающих Птицелова и держался на порядок увереннее. Солдаты обращались к нему «господин капрал». В нескольких словах да в пяти-шести «массаракшах» они передали суть разговора с Птицеловом. В это же время в окно выглянул усатый человек в мундире с офицерской шнуровкой. Он приоткрыл раму, вопросительно поднял седые брови.

– Разрешите доложить, господин штабс-ротмистр! – обратился к нему капрал. Получив в ответ холодный кивок, он продолжил: – При пересечении государственной границы задержан мутант! Идет из долины Голубой Змеи. Называет себя Птицеловом. Говорит, что направляется на поселение, поближе к людям. С собой имел армейский карабин системы «варинару» и вещмешок с личными вещами.

Офицер смерил Птицелова презрительным взглядом.

– Зарегистрировать и сдать в санобработку! – распорядился он, а затем добавил с издевкой: – Гляди, не нахватайся от него вшей, капрал!

– Так точно, господин штабс-ротмистр!

Часовых сменили, солдаты отправились к одной из палаток, а капрал завел Птицелова внутрь одноэтажного здания.

Перед тем как перешагнуть порог, Птицелов поглядел на лес, на пасмурное небо. Дураком он не был, и солдатам не доверял ни на грош. Боязно ему было идти в застенок послушным телком, но другого выбора, похоже, не оставалось.

– Шагай, массаракш!

…На такие «хоромы» – со старой побелкой на потолке и облупившейся краской на стенах – он и в развалинах мутантов насмотрелся. Птицелова удивило, что нормальные люди живут и работают в таких же нищенских условиях. Впрочем, удивило несильно, потому как понимал, что здесь, в самой глухой из всех глухих окраин, дворцов ему не увидеть.

Капрал распахнул оббитую жестью дверь, указал рукой на железную лестницу, которая вела в полуподвальное помещение. Птицелов, скрепя сердце, ступил на ржавые ступени.

Внизу воняло плесенью, застоявшейся водой и мочой. Тепло было и парко, почти как в баньке у старого Отту, только жару чуток не хватало.

В свете тусклой лампочки – настоящей электрической! – Птицелов увидел узенькую комнату. В противоположной стене – две двери, одна была заперта, вторая приотворена. Две потертые скамьи, пустая вешалка и железный ящик – вот и вся обстановка.

Приоткрытая дверь распахнулась до конца, навстречу капралу и Птицелову вышел человек в шуршащей накидке из черной материи. Был он всклочен, небрит и глядел красноглазым упырем, которого посреди дня выдернули из логова.

– Чего забыли? – неприветливо поинтересовался он.

– Мутант из долины Голубой Змеи! – бойко отрекомендовал Птицелова капрал.

Человек в накидке поморщился, словно мучило его похмелье, поднес палец к губам, призывая громкоголосого капрала говорить тише. Вытянул из кармана резиновые перчатки, натянул на холеные руки. Из другого кармана вынул складной лорнет, развернул, оглядел Птицелова с головы до ног.

– Это никакой не мутант, – сказал утомленным голосом.

– Мутант, – возразил капрал. – Он сам так сказал.

– Темная деревенщина, – проговорил человек, не разжимая губ. – Не ведает, что мелет…

– Мутант он или нет, – капрал пожал плечами, – а первичную санобработку и карантин никто не отменял. Ты же сам знаешь, Вику, таков приказ командующего округом.

– Не Вику, а господин младший штабс-ротмистр! – с угрозой проговорил человек в накидке. – Только я отвечаю перед командующим округом и департаментом медицины за радиологическую и биологическую безопасность перемещенных лиц. И, соответственно, только мне, массаракш, судить, кто они такие – мутанты, упыри или низложенные Неизвестные Отцы! А ну, смирно, капрал! Напра-во! Нале-во! Вольно! Так-то… – он оживился. – Распустили армию! Выродки! Ваш командир – аграрий, по стечению обстоятельств напяливший на себя мундир! Солдаты – слюнтяи и ротозеи! Вы знаете, что такое первичная санобработка по-нашему? Это значит, что прямо во дворе вы должны были стащить с него штаны и окатить из водомета дезактином!

– Вику, пожарный насос год как в ремонте…

– Смирно! Кру-гом! Ать-два! Кру-гом! Ать-два!

Капрал так невольно и застыл по стойке «смирно». Птицелов же недоуменно оглядывался по сторонам да бил на себе комаров, которых оказалось в теплой и сырой комнатке, что летом на болотах. Но через миг и до него дошла очередь встречать грудью порцию словесной картечи.

– Чего крутишь головой? – бросил человек. – Чего уши развесил? Чего слушаешь то, что не полагается слушать? Раздеться! Раз-два! Одежду – в ящик!

– Как так – раздеться? – опешил Птицелов.

– Вопросов не задавать! Не озираться! Выродок! Это еще нужно уточнить, из какой это долины Голубой Змеи тебя принесло!

Птицелов стал стаскивать с себя одежду. Бросил в ящик залатанную ветровку, что верой и правдой служила ему не один год, вытащил из-за пояса тесак. Зашелестело доброе стальное лезвие, радуясь тому, что его наконец-то достали на свет.

– Куда это? – спросил у застывшего капрала.

Вику выронил лорнет и присел так, словно ему двинули ногой под дых.

– Массаракш-и-массаракш! – проговорил сдавленным голосом. – Вы куда смотрели, гельминты безглазые?

Капрал схватился за кобуру. А Птицелов улыбнулся:

– Тут сталь хорошая, имперская. Вернете мне потом, лады?

Тесак забрал капрал. Пока Птицелов раздевался, Вику ходил вокруг мутанта, делая замеры при помощи маленького приборчика, умещавшегося в ладони. Приборчик трещал и хрипел.

– Ну! Покажите мне здесь хоть какую-нибудь мутацию! – воскликнул Вику, когда вся одежда Птицелова оказалась в ящике под крышкой с нарисованным черепом на фоне поганки-мутанта. – Вы видите, капрал, хоть одну морфологическую аномалию? Где антропометрические нарушения, диспропорции и асимметрии?

Видя замешательство капрала, Птицелов пришел ему на выручку:

– У меня шесть пальцев на ногах.

– И что? – насел на него Вику. – И что, спрашиваю? У моего прадеда тоже было по шесть пальцев на ногах! У племянника – по шесть пальцев на ногах! И кем они были, и кто они есть? Прадед – начальник канцелярии Императорского Адмиралтейства; награжден тремя орденами за заслуги. Племянник – кадет бывшего военного училища имени Доблести Отцов, а ныне – защитник Отечества, младший ротмистр, гордость семьи, служит в гвардейской танковой дивизии. А вы говорите: шесть пальцев!.. Шесть пальцев – это, между прочим, признак благородства. Аристократическая кровь дает о себе знать таким образом! Вы, часом, не аристократ ли? – он сверкнул лорнетом в сторону нагого Птицелова.

– Он сказал, – ответил капрал, – что зовут его Птицелов и что он сын некого Сома. То есть фамилии своей не знает.

– Ничего-ничего, – стоял на своем Вику. – Маршала от инфантерии при дворе Кирогу Второго звали Белка Сердцеед. Имя нисколько не помешало ему сделать карьеру. Так… Открыть рот! Закрыть! Сколько лет?

– Чего? – не понял Птицелов.

– Сколько лет тебе?

– А… – Птицелов почесал затылок. – Шест-надцать прошлой весной стукнуло.

– Шестнадцать? – Вику снова поднес лорнет к лицу. – Никогда бы не дал… Здоровый такой конь, лет на двадцать пять выглядишь. – Он покопался в кармане накидки, вытянул за кольцо связку ключей. Подошел к запертой двери, открыл замок. – Раньше порядок был: мутанты не подходили к заставе и на пушечный выстрел. А теперь – блажь! Видите ли, для борьбы с разрухой необходимо мобилизовать все имеющиеся ресурсы. Вот и прут с юга, точно медом у нас намазано… А наше сердобольное правительство, в котором одни выродки, массаракш, готово впустить во внутренние районы кого ни попадя… На каждой заставе поставили по медработнику в воинском звании. Я, видите ли, обязан оказывать помощь беженцам с юга, в том числе – мутантам. Кроме этого, на мне первичная санобработка и дезактивация… Впрочем… чего это я распинаюсь перед тобой, неучем?.. Тряпье твое фонит ведь. И хорошенько, к слову, фонит! Сам тоже фонишь. Так что, марш под душ и не забудь помыть за ушами!

– Туда? – Птицелов указал рукой на открытую дверь.

– Туда-туда, – ответил Вику нетерпеливо. – Как с кранами обращаться, надеюсь, знаешь? Или ты совсем… Птицелов, сын Сома?

– Справлюсь, не вчера родился.

– Вот умница. Вперед!

Едва Птицелов переступил порог, Вику захлопнул дверь и запер замок. Птицелов пожал плечами и огляделся: свет в это помещение проникал через ряд зарешеченных окошечек под самым потолком. В половине из них не было стекол. Неровные стены облюбовала разноцветная плесень – грибкам здесь явно нравилось.

С ржавых труб капало, цементный пол оказался мокрым и холодным.

Птицелов повернул единственный обнаруженный кран, и из-под потолка потекла в несколько вялых струй теплая, перенасыщенная химией вода. От нее резало в глазах и пекло во рту. Под таким душем Птицелову стало дурно.

Он поспешно выключил воду, приковылял к дверям…

…Как он и опасался, они были заперты.

Пришлось стучать. Долго стучать: кулаком, пяткой, лбом… А удушливый пар заволакивал тем временем комнату плотными клубами. Птицелов почувствовал, что его покидают силы. Что он вот-вот свалится на пол. Закроет глаза и забудется, уйдет, растворится в химическом тумане.

Ему все же открыли.

Выволокли наружу – едва живого, задыхающегося, невменяемого.

В узенькой комнатке помимо капрала и Вику присутствовали двое автоматчиков и усатый штабс-ротмистр. Птицелову всучили в трясущиеся руки комбинезон – ярко-оранжевый с черными вставками. Надевать его пришлось при помощи капрала. Под дулами автоматов.

А потом, когда его выводили наружу, Птицелов услышал за спиной голос штабс-ротмистра:

– Шпион?.. В мое дежурство?! Массаракш!..


…Птицелов бежит под дождем через ночной лес.

Мимолетный простор опушки, стена колючего кустарника, чаща. Перед глазами мелькают ветви, стволы деревьев, обросшие мохом камни и неглубокие балки. Все вокруг – сине-черное, мокрое, топкое. Вкрадчиво шелестит дождь, а он бежит, хрипит и кашляет на ходу.

Он бежит.

За его спиной осталось пепелище и общая могила, поглотившая всех, кого он знал…

– Да-а… Еще одно доселе неизвестное, недокументированное преступление Неизвестных Отцов против своего народа всплыло на поверх-ность, – глубокомысленно произнес бригадир Лару. – Произвол военной диктатуры, потакающий бесчинствам Боевой Гвардии – как же мне знакомо… До боли в почках знакомо! Эту запись мы обязаны сегодня же передать командующему округом. Полагаю, он переадресует ее Департаменту Пропаганды. Граждане Свободного Отечества должны знать, с чем именно боролись герои революции…

…В тускло светящемся небе расползались две кляксы. Послышался раскат далекого грома. Гул в поднебесье набрал силу, превратился в пугающий рев. Самой железной птицы видно пока не было, но Птицелов знал: она вот-вот появится. Вывалится из-за облаков – округлая и стремительная – запляшет над землей на дымных лиловых струях…

Птицелов невольно сжал подлокотники кресла.

Диковинный ящик показывал его прошлое четко и беспристрастно. Сколько раз Птицелову попадались похожие устройства среди развалин, но и в голову не приходило, что при помощи них можно творить эдакие чудеса. Все, что он когда-то видел, оживало на серебристой поверхности экрана в цвете и звуке.

…Коричневый пришелец выбрался из отверстия в боку железной птицы. И с чего Птицелов взял, будто он – бог?.. Чужак! Всего лишь чужак, вторгшийся из черной бесконечной пустыни, как порой южные варвары вторгаются в долину Голубой Змеи…

– Это видение является следствием травматического шока, – высказался штаб-врач Таан. – Сейчас аппарат показывает вымышленную реальность, подмену. Объект же уверен, что в действительности с ним все так и было. Парень потерял голову, когда хоронил своих близких. На самом деле он лежит без чувств в какой-нибудь канаве, а эта опустившаяся с небес штуковина – бред чистой воды. Техник, промотайте чуть вперед, пожалуйста!

…И точно – валяется на старых шкурах. Вокруг то ли руины, то ли свалка. А может, то и другое сразу. Лысый мутант с лягушачьим ртом поит больного отваром. Пришептывает утешительные словечки. Добрый друган Бошку! Стреляет в небо искрами костерок, освещает фигуру худенькой девочки, которая остановилась за спиной Бошку и глядит на Птицелова. На голове вместо платка – застиранная марля, в темных глазах сверкают слезы.

Лия!..

Кажется, он закричал. Кажется, он рванулся вперед, точно надеялся, что сквозь светящееся оконце в волшебном ящике ему удастся просочиться в прошлое. Но он был крепко-накрепко зафиксирован в кресле. Руки и ноги – в ременных петлях, голова…

– Мутанты… – младший штабс-ротмистр Вику поморщился. – Как их много! Не знаю, как вы, но меня тошнит от этих рож, гос-пода!

…Мутантов действительно было много: Лия, Киту, Бошку, Рудо, Хлебопек, Колотун, Пакуша, Прыщ. Грязные, полуголодные, полуживые, полумертвые…

– Вы видите? – штаб-врач щелкнул по экрану пальцем. – Опять бредит!

Птицелов заскрежетал зубами. Задергался из стороны в сторону, точно в припадке.

…Его снова заставили пережить свой позор! Вонзили в незаживающую рану грязный крюк и потянули! Потянули, выдергивая жилы, выламывая кости!

Чудовищный Лесоруб забросил Лию внутрь железной птицы. Повернулся к Птицелову, взмахнул топором с закругленным лезвием.

И вновь Птицелов увидел в том лезвии отражение своего перепуганного лица.

Он попятился, провалился сквозь серебристую дымку. Очутился в пыльном карьере. На руках у друзей…


– Все, – сказал доктор. – Катарсис! Техник, выключить!

Птицелов обмяк в кресле, на искусанных губах вспузырилась пена.

– Да-а… – протянул бригадир. – Да-а…

Какое-то время они молчали. Потом штаб-врач приказал техникам освободить «подозреваемого» от датчиков ментоскопа. Птицелов что-то промычал, когда к нему прикоснулись обтянутые латексом руки, но глаза не открыл.

Бригадир сел за стол, достал трубку, кисет и занял дрожащие руки делом.

– Я не заметил в воспоминаниях этого несчастного ни хонтийских танков, ни субмарин островитян, – пробурчал он. – У меня сложилось впечатление, что всю жизнь этот парень носа из лесу не высовывал. Что скажете, младший штабс-ротмистр медицинской службы?

Вику рассеяно улыбнулся.

– В наше время бдительность не наказывалась.

– В ваше время! – всплеснул руками бригадир.

– Шесть пальцев на ногах – незначительное отклонение от нормы! Оно могло послужить прекрасным прикрытием шпиону! – продолжал стоять на своем Вику. – С мутанта ведь – взятки гладки. Посудите сами! Я дейст-вовал в интересах безопасности Отечества!

Штаб-врач Таан подпер кулаками бока.

– Послушайте меня, Вику! Завязывайте с алкоголем, я очень вас прошу, завязывайте! Вас отправили на самую дальнюю заставу, но вы и там умудрились дать маху. Отправить вас еще дальше? Да ведь некуда! Разве только терапевтом-добровольцем к тем несчастным мутантам, от которых вас тошнит, за Голубую Змею, в радиоактивные районы…

– Нет уж, господин штаб-врач… Лучше тогда – в джунгли на раскорчевку…

– Молчать, Вику! Вашего мнения никто не спрашивает! – Штаб-врач принялся мерить комнату шагами. – Вы посчитали тронутого умом мутанта – шпионом Островной Империи! Вы – блестящий выпускник Медицинской Академии Столицы! У меня просто слов нет, чтобы выразить степень разочарования вами как своим подчиненным! Или вы полагаете, будто у нас есть время и необходимые ресурсы, чтобы подвергать ментаскопированию каждого беженца с юга? Отвечайте, Вику! Считаете или нет?

Вику вяло улыбнулся.

– Нет, господин штаб-врач.

– Тогда заткнитесь и слушайте!

Бригадир вынул изо рта трубку, которой дымил во время перепалки двух медиков.

– Хватит, Таан! Достаточно! А вы, Вику, ступайте! – он указал на дверь. – Продолжайте службу! На этот раз дисциплинарных взысканий не последует, но имейте в виду, Вику!.. – бригадир пригрозил младшему штабс-ротмистру пальцем, словно мальчишке.

Вику откланялся и вышел, хлопнув дверью.

– Каков, а! – бригадир затянулся. – Вику, Вику… Старая гвардия! Не перевоспитать и батогом.

Штаб-врач кивнул. Он подошел к Птицелову, положил пальцы на сонную артерию. Вынул из кармана френча хронометр на золотой цепочке, поднес циферблат к длинному носу.

– Как он? Крепко досталось? – поинтересовался Лару.

– Вторичный шок. Ничего, парень крепкий. Выдюжит.

– Насколько я понимаю, Таан, этот Птицелов – ваш клиент. Как распорядитесь с ним обойтись? Медалью нас не наградят, если мы пропустим во внутренние районы сумасшедшего мутанта.

Таан потер ладонью гладковыбритые щеки.

– Мутант безвреден, клянусь честью. Разве что слегка радиоактивен. Предлагаю дейст-вовать согласно стандартному предписанию: если он желает переселиться поближе к людям, пусть сначала заработает такое право. А я организую ненавязчивое наблюдение. К концу положенного срока станет ясно, стоит ли его подпускать к нормальным людям.

Бригадир погрыз мундштук трубки.

– Следовательно, в лагерь для перемещенных лиц? На раскорчевку джунглей или на борьбу с наследием старой войны?

– Можно на то и на другое. Полагаю, так мы не нарушим ни одной директивы.

– А вы голова, Таан, – бригадир усмехнулся. – Приведите парня в чувство и сообщите, что он – не шпион Островной Империи. Глядишь, обрадуется.