Глава пятая
Шаг вперед
Переломы обеих ног со смещением. Операция, гипс и боль. А еще страх – вечный союзник, от которого так непросто избавиться, про него не забыть, его не оставить на свалке, как ненужную вещь. Страх цепляется и преследует, затягивает в железные тиски своих объятий, лишая воздуха и света. Через него всегда так тяжело перешагнуть, почти невозможно.
Гипс нельзя держать слишком долго: мышцы, и без того слабенькие и неразвитые, совсем завянут. Движение – значит жизнь. Но каким осторожным и продуманным оно должно быть! Если даже прикасаться к сложенным заново ногам ребенка страшно.
Томаш в ужасе кричал и плакал, когда Бьянка снова начала гулять около дома и соседские ребятишки здоровались с ними или пробегали мимо, увлеченные играми. Она прятала сомнения и ощущение безысходности, граничащее с безумием. Настойчиво, изо дня в день, из месяца в месяц Бьянка продвигалась вперед к нормальной, полноценной жизни и тянула за собой Тома. В какой-то момент он перестал плакать, когда мама доставала курточку и шапку, надевала на тоненькие ножки ботинки. Перестал метаться в коляске, если они приближались к площадке, и снова с интересом наблюдал за играми маленьких сорванцов.
– Почему я не похож на других? – первое осмысленное предложение из уст Томаша, которое заставило плакать и смеяться Бьянку. Ему стукнуло четыре года.
– А зачем быть на кого-то похожим? Это же скучно! Ты – другой. Особенный! От этого я еще сильнее тебя люблю!
Бьянка развернула коляску и направилась в сторону магазина. На душе стало легко и радостно, она шла, улыбаясь весеннему солнцу, а Томаш разглядывал прохожих, деревья и проплывающие мимо здания, иногда указывая ручкой на яркие пятна рекламных вывесок, называл предметы своими именами и говорил, говорил, словно давным-давно этому научился. «Мальчик бегает!» – у магазина нарезал круги в ожидании родителей школьник. «Машины, машины гудят!» – и откуда он только знает, как все это называется? «Листик прилетел!» – ветер прилепил к его курточке почти высохшую полупрозрачную бабочку. Он взял ее ручкой, и бабочка, взмахнув невесомыми крылышками, упорхнула. Бабочка ранней весной?! Еще снег кругом!
Дальнейшие события не раз заставляли Бьянку удивляться неожиданным поворотам судьбы. Казалось, еще вчера малыш не произносил ни звука, мало двигался и оставался равнодушным к окружающему миру. Его ножки, будто не настоящие, а так, по ошибке пристегнутые от какой-то механической куклы, уныло свешивались с коляски или стульчика. Но на очередном сеансе физиотерапии врач отметил, что мышцы конечностей окрепли, а кости на снимках выглядели более плотными. И тогда все занятия перешли на новый уровень – появилась задача не просто поддерживать мышечные ткани, а заставить организм работать как полагается. Ребенок научился ползать по дому и вставать, держась за опору. Стоял, правда, всего несколько секунд, но ведь стоял! Бьянка с отцом затеяли ремонт в квартире. Они вскрыли полы и поменяли скользкий линолеум на дорогое пробковое покрытие. Привезли новую мебель – никаких острых углов и выступающих частей, никаких зеркал, только плавные линии и максимум пространства. Отец смастерил ступеньки и подставочки, приделал к стенам круглые перила и удобные поручни в ванной и туалете.
Мама улыбалась и глотала слезы, видя то упорство, с которым Бьянка боролась за сына. Родители постарели, годы отпечатались на их лицах глубокими морщинами и трагической обреченностью в глазах. Они часто подолгу разговаривали о прошлом. Но Бьянка не позволяла раскисать, горестные воспоминания тонули в счастливой эйфории от каждой, даже самой маленькой победы, будь то новое слово, действие или умение Томаша. Приобретенные навыки сын демонстрировал с явным удовольствием, осознавая, что радует самого близкого человека на свете. Теперь Бьянка точно знала: дорога в рай ада не минует.
В субботу вся дворовая ребятня собралась в песочнице. Даже те, кто был постарше, уже школьники, теснили малышей и весело развлекались, стряпая песочные куличи. Но Бьянка по-прежнему не решалась отпускать Тома, хотя тот отчаянно барахтался в коляске, требуя свободы.
Она отошла в сторону и пыталась успокоить ребенка, когда среди веселого детского шума, из гущи событий раздался надрывный крик. Мальчик лет семи катался на спине, держась за коленку, он заливался слезами и истошно орал от боли. Ребятишки затихли, взрослые стали оглядываться по сторонам в поисках родителей мальчугана. И даже Томаш замер в коляске, только иногда потирал ручки друг об друга.
– Похоже, он коленку вывернул, – Катина мама направилась к мальчику, и Бьянка шагнула за ней. Но в этот момент приятельница застыла и еле слышно прошептала: – Бог ты мой, смотрите!!! – ее рука указывала в сторону Томаша.
Воспоминания подкатились к горлу твердым комком. Затаив дыхание, Бьянка повернулась и обомлела, словно ее окатили ведром холодной воды. Она присела на какой-то ящик, торчавший из земли, дрожащей рукой закрыла рот, чтобы не завопить, не закричать от восторга, ибо то, что представилось ее глазам, было похоже на чудо. Да нет, это и есть чудо!
Услышав крик, Том рассмотрел в толпе пострадавшего мальчугана. Он перевернулся в коляске и сполз на землю. Ухватился за стоявшую рядом металлическую лестницу и встал. Ножки напряглись и задрожали, Томаш стоял, слегка покачиваясь. Через мгновение он сделал шаг вперед, потом еще один, рука уже не могла дотянуться до опоры, и ему пришлось отпустить перекладину и шагать самостоятельно. Делая неуверенные шаги, он продвигался к Мише. Вот уже вся площадка молча наблюдала, как Том, прихрамывая на левую ножку, впервые шел сам, без чьей-либо помощи. Он приблизился к мальчику и опустился на коленки, коснувшись ладошкой лица. Плач прекратился, и удивленный Миша уставился на Тома.
Из магазина вышли две женщины, одна из них – Мишина мама. Длиннющая, в туфлях на высоченных каблуках и тугих обтягивающих легинсах, она разговаривала с приятельницей и остановилась на полуслове.
– Что происходит? – женщина только что уловила звуки тишины, воцарившейся на площадке, а поскольку тишина – состояние абсолютно не свойственное детскому коллективу, то она резала слух и приводила в замешательство. Но ее собеседница по-прежнему, не стесняясь, на всю улицу расписывала свои новые кружевные трусики.
– Да тише ты! – Кто-то из толпы цыкнул на непутевую мамашу.
– Вы мне? Да что, собственно… – она так и не договорила, заметив сынишку с красным зареванным лицом, а рядом – странного мальчика, которого все время возили в коляске.
Томаш в это время обхватил ручками вывернутую коленку подвывающего Миши. Сустав распух и, несомненно, болел. Но когда Том приподнял и повернул ногу, тем самым заставляя Мишу подтянуть ее к животу, в коленке что-то щелкнуло, и сустав встал на место. В тишине щелчок прозвучал как выстрел, и все наблюдавшие вздрогнули. Тут же ритмично зацокали металлические каблуки по асфальту – Мишина мама понеслась к своему отпрыску, с опаской поглядывая на Томаша, который все еще не выпускал больную коленку из своих маленьких ручонок. Он провел по ней ладошкой, и вроде бы припухлость стала меньше, может, только почудилось? Миша перестал скулить и затих, он пробовал шевелить ногой, вытягивал вперед и сгибал в коленке, все еще морщился, но боль отступила. Тогда мальчик вскочил, прорвался сквозь мамины руки и побежал к ребятам как ни в чем не бывало, а Том плюхнулся на тротуар и стал тереть ладошки о штаны. Мишина мама сначала протянула к нему руки, чтобы помочь подняться, но тут же отдернула и стала оглядываться по сторонам в поисках Бьянки. Но та сидела на ящике не в состоянии что-либо сказать или сделать. И только когда Том позвал ее, она очнулась и подошла, разглядывая маленькое серьезное личико. Том продолжал смотреть на маму, но в его глазах Бьянка не увидела ни страха, ни привычной боли, только усталость. Он показал ей покрасневшие, горячие на ощупь ладошки, как будто стер их, катаясь на горке. Бьянка без слов взяла сына на руки, отнесла в коляску и направилась в сторону леса. Хотелось свежего воздуха и покоя. Мысли сбивались в кучу, и на душе появилось странное ощущение не то радости, не то тревоги.
Весь вечер Бьянка наблюдала за сыном. Он спокойно играл с игрушками, вставал, переходил от места к месту, будто давно этому научился. Том хорошо держал равновесие, не качался, не дрожал от напряжения и не боялся упасть, лишь прихрамывал на левую ножку. Ей показалось, что малыш слегка горячий на ощупь, но потом и это прошло, ладошки побледнели, Бьянка на всякий случай смазала их детским кремом. Ничего необычного, только необъяснимая тревога глубоко внутри так и не утихла.
На следующий день Том проспал до обеда и ни разу не встал на ноги, только ползал как раньше, словно и не было никакого чуда. Проходя мимо детской площадки, Бьянка заметила, как притихли соседи, свидетели вчерашнего происшествия, но вслух никто ничего не говорил и не спрашивал.
Томаш встал на ножки после двух недель перерыва. Еще дней через пять играл с камешками на берегу, как обычно, только теперь сам ходил и даже пытался подпрыгивать, забирался на каменистые возвышения, уверенно сбегал вниз. Он выглядел счастливым и здоровым ребенком. Бьянка наблюдала со стороны – Томаш не просто шагнул вперед, а сделал огромный смелый рывок. И сама она переступила через сомнения и подавила в себе мучительный страх, по крайней мере один из них. Она по-прежнему ощупывала его ножки, с замиранием сердца следила, как малыш разбегается, опасалась падений и новых переломов – Томаш передвигался так быстро, слишком быстро! Но Бьянка впервые в жизни позволяла сыну ощущать себя таким же, как все дети, которых он видел и знал.
А Миша с мамой перестали гулять во дворе. Когда Бьянка случайно встретила их в универмаге, то женщина, подхватив ребенка на руки, кивнула и поспешила выйти из магазина раньше, чем Томаш смог подбежать к Мише поздороваться. Все это наверняка утряслось бы и даже забылось, но спустя некоторое время произошел еще один необъяснимый случай, который заставил Бьянку призадуматься. В ее голове постепенно складывались отдельные составляющие удивительной версии, не похожей на реальную – но куда денешься, если события происходят на самом деле, а не в каком-то фантастическом кинофильме.