Часть вторая
Глава 1
Шел уже второй час после полудня, когда Марта наконец открыла глаза, осознавая, что впервые за долгие годы ей некуда спешить. Она уснула ближе к утру, и не потому, что боялась встретиться со своими придуманными страхами. Теперь ее одолевали страхи реальности. Проснувшись, она несколько часов пристально смотрела в потолок, будто пытаясь отыскать там причину своего поражения. Марта никогда не проигрывала, прежде она не допускала ошибок. А еще женщина просто не знала, чем занимаются люди вне работы. Даже в выходные дни она всегда искала, чем бы заняться, но почти никогда не находила, и все ее дела были связаны только с работой. В офисе Марту давно считали сумасшедшим трудоголиком, но ей было наплевать на мнение других. Отдаваясь целиком и полностью любимому делу, она жила. Не найдя на потолке никаких объяснений, она встала, чтобы выпить свой любимый кофе без сахара. Вся ее жизнь была лишена сладостей и прочих усилителей вкуса. И теперь ей нужно было научиться жить без того, что другие люди делают только по необходимости, проклиная свою жалкую жизнь.
Выпив несколько чашек кофе, Марта позвонила Ходакову, но ее надежды на то, что его вчерашние слова были произнесены сгоряча, оказались напрасными. Ходаков даже не захотел ее слушать, только снова напомнил о своем знакомом психологе. Марта приходила в ужас от одной только мысли, что ей требуется чья-либо помощь. Всю жизнь карьеристка рассчитывала только на себя. А когда она представляла, что в ее голове будет копаться какой-то мозгоправ, используя стандартные методы психотерапии, Марту снова одолевала злость. Она злилась на свое прошлое, на Ходакова, на всех вокруг, но только не на себя. Все свои поступки Марта считала по умолчанию верными, а тех, кто пытался с этим поспорить, она стирала в порошок. Но только не в случае с Ходаковым. Она знала, что, если испортит с ним отношения, на компании, в которой она трудилась много лет и где до заветной должности оставался всего один шаг, можно будет поставить крест.
«А может, стоит попробовать? – спрашивала она себя. – Все равно хуже уже не будет. Если этот психолог действительно профессионал, я смогу вернуться. А если нет… Что мне делать, если ничего не получится? Как избавиться от кошмаров? Почему я должна мучиться всю свою жизнь?» – думала она. После долгих размышлений наедине с собой Марта все-таки решила испытать судьбу. В любом случае бездействовать она не могла. Если бы у нее не было ног, она бы ползла к своей цели. Невзирая ни на что, Марта Гордеева шла вперед, а стоять на месте было, по ее мнению, уделом слабых и беспомощных, которых она всегда презирала. Когда Марта училась в университете и при этом работала, чтобы снимать жилье и хоть как-то существовать, у нее была одна традиция. Она каждый день ходила в кафе рядом с работой и заказывала себе скромный обед. В те времена она питалась раз в день; ее денег хватало только на одну порцию солянки и два кусочка хлеба. Однажды ее трапезу прервал плохо одетый мужчина. Было очевидно, что это бездомный любитель выпить, – от него разило перегаром. Он встал рядом с ее столиком и стал без умолку комментировать, как она, буржуйка, ест и не делится с ним, а он ведь не ел уже неделю. Марте тогда было восемнадцать, но даже в юные годы она не терпела нелестных слов в свой адрес. «Кто-нибудь выставит этого бомжа? Он портит аппетит нормальным людям», – возмущалась Марта на все кафе. Охранники вытолкали бродягу на улицу, а девушка продолжила есть суп, купленный на свои скромные, но честно заработанные деньги. Марту возмущало то, что он, здоровый мужик, смел упрекать ее, вместо того чтобы пойти работать. Почему она, вчерашняя школьница, трудилась, чтобы заслужить эту маленькую порцию солянки, а этот голодранец мог только просить подаяния, а тех, кто ему не подавал, – осыпать укоряющими репликами?
С тех пор многое изменилось. Марта могла позволить себе любой роскошный обед в самом дорогом ресторане города, но одно в ней осталось неизменным – ненависть и презрение к людям, которые избрали самый простой путь: жить на подачки и оправдывать свою лень тем, что все остальные нагло воруют.
Глава 2
«Какой же непунктуальный народ эти писатели!» – думал Вадим, допивая четвертую чашку зеленого чая. Келлер нервно смотрел на часы. Он сам никогда не опаздывал и страшно злился на друга из-за его неспособности распоряжаться как своим, так и чужим временем. Прошло еще двадцать минут, и гений современности наконец пришел.
– Прости, что заставил тебя ждать, – пробки. Хотя я на метро… Но по поводу пробок я не соврал!
Отпустив искрометную, как ему самому показалось, шутку, Блудецкий громко рассмеялся. Вадиму становилось неловко, когда ему приходилось выслушивать неоднозначные остроты писателя. Он всегда был для него не совсем понятным, а выжимать из себя фальшивые эмоции психологу было несвойственно. Они были абсолютно разными, но что-то общее у них все-таки было, ведь их дружбе исполнилось столько же лет, сколько младшей дочери Келлера. Блудецкий задержался по причине трепетного отношения к своей прическе. Лысина была предметом его гордости, он тратил на нее по несколько часов в день и баловал свою гениальную голову дорогостоящими лосьонами. Хотя Блудецкому было далеко до голливудского красавца, поклонниц у писателя было предостаточно. И даже обладая циничным взглядом, как у санитара, всю жизнь проработавшего в морге, и относясь к женщинам потребительски и без всякого уважения, уже немолодой мужчина был кумиром многих дам. На этот раз Блудецкий был одет в ядовито-терракотовый пиджак в крупную клетку, светлые льняные брюки и рубашку в полоску. Он будто нарочно пренебрегал тенденциями моды и правилами этикета в одежде и потому выглядел весьма комично. Вдобавок к плохо сочетающемуся комплекту он умудрился натянуть на шею желтую бабочку в крупный ярко-красный горох. Увидев причудливый костюм друга – любителя эпатировать окружающих своими нарядами, Келлер не стал выказывать ему свое недовольство и лишь улыбнулся в ответ на его неудачную шутку.
– Ничего. Зато у меня была возможность понаблюдать за людьми. Люблю это дело, – ответил Келлер.
В тот день в популярном кафе с символичным названием «Достоевский» было немноголюдно. Девушка с грустными глазами, пьющая уже давно остывший кофе, и влюбленная парочка, ворковавшая на своем, непонятном ни Вадиму, ни Блудецкому языке. «Судя по тому, с каким интересом молодой человек слушает ни на миг не замолкающую девушку, свидание у них первое», – предположил про себя Вадим.
– А что за ними наблюдать? Я бы с той скучающей… – произнес Блудецкий и, снова посмотрев на девушку, продолжил: – И не только понаблюдал, – и снова этот смех, с которым Вадиму постоянно приходилось мириться.
– А мне больше интересна та пара. Я вот сейчас думал, что парень слушает ее уже час потому, что это у них одно из первых свиданий. Или ему и правда интересно. Хотя выражение его лица говорит об обратном.
– Женщины делятся на два типа: тех, которых приходится слушать, чтобы уложить в койку, и тех, кого слушать приятно, но в постель с ними почему-то не хочется, – задумчиво и уже серьезно заявил Блудецкий. Его неожиданная серьезность сменилась мягкой улыбкой. – Хотя была у меня одна поэтесса, с которой мы не только говорили часами, но и все остальное тоже делали часами. Пришла ко мне как-то за рецензией, – многозначительно добавил писатель. – Даже стихи мне посвящала. Стихи так себе, а вот в остальном ей не было равных. Теперь она замужем. А говорила, что рутина не для нее. Вот женщины, разве можно им верить? Больше поэтесса мне не дает. Говорит, что не для того выходила замуж, чтобы потом изменять. Не ожидал от нее – такая похотливая была. К счастью, не все такие верные. Была у меня одна замужняя. В парадный вход она впускала мужа, а в черный – любовников, – Блудецкий снова засмеялся. От его громкого хохота оживилась даже любительница холодного кофе. – Да какая разница, замужняя или нет. Главное, чтобы были дырки.
Удивляясь самому себе, Вадим уже невольно улыбался примитивным шуткам своего похотливого друга. «Оказывается, смысл можно найти и в беспардонной шутке – особенно если ее автором является известный писатель. Как поразительно в одном человеке уживаются неотесанная пошлость и гениальность», – размышлял Вадим.
– С замужними у меня не было. Да и вообще, по количеству романов я тебе явно уступаю, – с некоторым сожалением сказал он. – Не понимаю, как ты так можешь?
Он встретился со старым другом с твердым намерением получить как можно больше информации о прекрасном поле, чтобы наконец разбавить свою рутинную семейную жизнь. По сравнению с распутным писателем Келлер был целомудреннее юной девицы из позапрошлого столетия. Блудецкий утверждал, что своим благоверным изменяют девяносто девять процентов мужчин, и Вадим как раз относился к этому вымирающему виду. Но сейчас он был готов на первую в своей жизни измену. Он знал, что только Блудецкий может проконсультировать его по столь щекотливому вопросу.
– А что такого? Кругом безотказные давалки, и только придурки вроде тебя не пользуются этим. Вот я вообще всеядный. У меня каких только не было: от сорока пяти до ста двадцати килограммов, молоденькие и не очень, блондинки, рыжие, брюнетки. Только лысой не было. Но еще не вечер, – игриво теребя усы, сказал Блудецкий.
– С тобой соревноваться нет смысла.
– Еще бы! – с гордостью ответил писатель.
– А почему ты так и не нашел свою единственную?
– Они все предсказуемы. Неинтересно. Кроме секса, ни на что не годны. Есть особенно умелые – такие удостаиваются второго раза. Но как только я чувствую, что к какой-нибудь шлюхе меня тянет больше, чем положено, я представляю ее сидящей на унитазе и справляющей нужду. После такой картины страсть мгновенно проходит. Рекомендую. Женитьба для мужчины – это кастрация, а для писателя – кастрация еще и творческая.
«А ведь Блудецкий прав…» – подумал Вадим, а вслух сказал:
– Писатели могут прожить множество жизней. Осуществить свои тайные желания благодаря своим героям. Я видел столько персонажей, что, наверное, сам мог бы написать книгу.
– А ты сядь и напиши, – не скрывая раздражения, ответил Блудецкий. – Вот вы все говорите, а пишу только я. Даже одна проститутка, умеющая надевать презерватив без помощи рук, и то сказанула, что может книги писать. Меня это очень разозлило, и только ее бонусный минет, которым она, по всей видимости, решила сгладить впечатление от сказанной глупости, меня немного успокоил.
«Члены, дырки, унитазы… А ведь это автор бестселлеров, филолог», – недоумевал про себя Вадим.
– Ну ладно, не кипятись.
Возникла неловкая пауза. Блудецкий обиженно отвернулся, но, увидев, что девушка за соседним столиком улыбнулась ему, тут же взбодрился.
– Вы готовы сделать заказ? – спросил уже заждавшийся официант весьма интеллигентной наружности. Он принимал и разносил заказы, убирал за гостями заведения, а выглядел в разы благороднее многих посетителей. Аристократичные черты лица молодого человека, прямая осанка и красивая речь выгодно отличали его от бесцеремонного писателя. После очередной смелой реплики Блудецкого Вадим, поглядывая по сторонам, замечал, как она оскорбляла высокодуховные чувства услужливого интеллигента.
– Я есть не буду. Мне вообще надоело есть. Все равно все окажется в унитазе. Неинтересно, – ответил официанту Блудецкий.
Келлеру снова стало жаль воспитанного юношу, который с вопросительным недоумением посмотрел в его сторону.
– Долейте кипяточку, – попросил Вадим.
– Есть не хочу, а пить принесите. Водочки. Ты со мной? – спросил Блудецкий, снова поправляя усы.
– Мне только кипяточку, – с грустью ответил Келлер. Он уже три года как завязал. Были времена, когда ни один его день не начинался без рюмки. Неудовлетворенность семейной жизнью привела Келлера к безудержному пьянству. Он не ночевал дома по несколько дней, срывался на жене и, даже осознавая, что губит свою жизнь, не мог остановиться. Но если бы не страсть психолога к алкоголю в прошлом, они с Блудецким никогда бы не познакомились. Они встретились в КПЗ, куда писателя посадили за драку со своим издателем, – Блудецкий зарядил ему стулом за то, что он отказался печатать его последний роман, а психолога – за то, что он, будучи нетрезвым за рулем, сбил пешехода. К счастью, обошлось без жертв. Но, увидев Вадима по телевизору, невменяемого, дающего показания, тогда еще живая мать сказала ему решающие в его жизни слова: «Сынок, мне было за тебя очень стыдно. Не думала я, жертвуя всем ради тебя, что ты будешь так наплевательски относиться к своей жизни и родной матери». Эти слова так задели Келлера, что с тех пор он не выпил больше ни капли. – И сразу счет, пожалуйста, – добавил он.
После слова «пожалуйста» в глазах официанта появилась надежда и вера в то, что у русской интеллигенции еще остался шанс на спасение. Вадим выслушал от друга еще несколько циничных шуток о женщинах, допил разбавленный чай и поспешил попрощаться. Келлер понял, что богатый опыт Блудецкого заключался только в соблазнении и без того на все согласных женщин. Несмотря на свое хорошее отношение к другу, Вадим презирал его за то, чему еще совсем недавно хотел у него научиться. Верный муж хотел влюбиться, и одних лишь плотских утех, которыми довольствовался писатель, ему все-таки было недостаточно.
– Я должен тебя оставить. Я пообещал супруге, что буду сегодня образцовым отцом и проведу день с детьми.
– Ты, конечно, иди, но после слова «супруга» ты мне больше не друг, – сказал Блудецкий и снова рассмеялся.
– Ты идешь? – спросил Келлер. Блудецкий погладил усы и, кинув похотливый взгляд на скучающую кофеманку, словно кот, увидевший тарелку со сметаной, ответил:
– Я, пожалуй, задержусь.
Глава 3
Никита был в отчаянии. Он перебирал варианты решения своей жилищной проблемы, но все больше расстраивался, когда осознавал, что среди всех его знакомых и так называемых друзей не было ни одного человека, которому бы он не был должен. Несмотря на свое безответственное отношение к жизни, он ясно понимал, что живет неправильно, но не мог этого изменить. Какая-то неведомая сила мешала ему встать на путь исправления, всерьез задуматься о будущем. Никите было намного проще верить в то, что он жертва свалившихся на его голову испытаний. Очень часто он размышлял о своей судьбе и считал, что, как никто другой, заслуживает счастья. Ему казалось, что, послав ему тяжелое детство, высшие силы обязаны обеспечить ему хорошую взрослую жизнь. Никита ждал, что вот-вот все закончится, что после того, как он пережил столько горя, ему не нужно будет ни о чем заботиться и что-либо делать. Он просто жил и ждал чуда, на которое, по его мнению, имел полное право. Но чуда не происходило. «И вряд ли уже произойдет», – думал Никита. Вдруг он вспомнил об одной девушке, с которой виделся всего раз. Они провели вместе ночь, после чего он ушел, даже не попрощавшись. Ему не хотелось никаких отношений, кроме одноразовых. Он считал, что женщины нужны только для того, чтобы удовлетворять потребности его молодого организма. Бывшая любовница, по счастливой случайности, работала администратором в хостеле, расположенном прямо под супермаркетом, в подвале многоэтажного дома. Условия в этой гостинице были даже хуже, чем в той скромной квартире, которой лишился Никита. Тараканы были повсюду. Антисанитария и сомнительные жильцы. Но сейчас было не время выбирать. «Что я ей скажу? Почему ушел? Нужно придумать что-нибудь. Как же ее зовут? Черт, нужно было взять ее телефон!» – думал он. К счастью, Никита запомнил адрес гостиницы. Однако его переживания были напрасны: девушка была так рада его видеть, что даже не стала выяснять, почему он скрылся тогда без всяких объяснений.
– Ты можешь пожить со мной в комнате. Но придется прятаться. Если тебя увидят, меня уволят. Я же сама из-за жилья здесь работаю.
– Тебе здесь не платят? – спросил Никита, уже рассчитывая на то, что сможет воспользоваться ее симпатией в полной мере.
– Платят, но мало. Буду искать другую работу, но, пока не найду, с этой не уволюсь. Ты голодный? – спросила девушка, обнимая блудного парня.
– Валя, а когда воду горячую включат? – прервав их разговор, спросил пожилой постоялец с кавказским акцентом.
«Валя. Точно. Неудивительно, что я не запомнил это имя», – подумал Никита.
– Через три дня. Там поломка какая-то, – ответила девушка.
Постоялец ушел, причитая на своем родном языке. Отсутствие горячей воды меньше всего волновало Никиту. На ближайшие три дня ему есть где жить. А может, и не только на три. «Придется ее потерпеть», – уговаривал себя беспринципный парень.
– Да, было бы неплохо чего-нибудь перекусить, – сказал Никита, чтобы поскорее поесть и сбежать от назойливой поклонницы. Валя была одета в застиранное зеленое платье с крупным цветочным принтом и увешана безвкусной бижутерией, точно безвкусно наряженная елка из далеких девяностых. При дневном свете она казалась ему жутко некрасивой: выгоревшие рыжие волосы, веснушки, которые еще сильнее подчеркивали простоту ее имени, и маленький курносый нос. Казалось, что даже свое лицо она купила в магазине «Всё по 38». Все в этой девушке раздражало Никиту. И, если бы не сложившиеся обстоятельства, та первая близость, случившаяся под воздействием огромного количества дешевого алкоголя, была бы последней. Валя с удовольствием наблюдала, как ест ее парень, – так она его называла про себя. Никита не мог не нравиться девушкам. Он был похож на героя бульварного женского романа: высокий рост, правильные черты лица, белозубая улыбка и пронзительные голубые глаза. Взгляд Никиты был как у семидесятилетнего старика, повидавшего многое на своем веку и знающего о жизни все. В глазах молодого парня была мудрость, которая привлекала девушек. Им казалось, что он, такой красивый и умный, выслушает и молча решит все их проблемы, а потом обнимет своими сильными руками и будет говорить слова любви. Но глаза Никиты лгали. За свою недолгую жизнь он действительно повидал немало бед, однако они его ничему не учили. Никита продолжал совершать те же ошибки, и мудрость его была только во взгляде.
Наивная девочка даже не подозревала об истинных причинах его столь внезапного возвращения. Для нее было важно, что он был тут, рядом с ней. Такой красивый и родной. Вернулся к ней. Выбрал ее из множества других. Но Никите это было и нужно – пользоваться девушками было его любимым занятием.
Насытившись, Никита лег спать, а девушка, вдохновленная неожиданным появлением любимого, пошла выполнять свои обязанности. Проснувшись к вечеру, он протер глаза и увидел перед собой Валю. Она любовалась своим спящим красавцем и только улыбалась в ответ на его ворчание по поводу маленькой кровати, после сна в которой у него дико болела спина.
– Есть хочу, – сказал Никита, стараясь не смотреть в глаза Вале, продолжавшей глупо улыбаться.
– Ужин нам еще не готовили, – ответила девушка. – Нужно подождать.
Конец ознакомительного фрагмента.