Глава 2. История развития и современное состояние нормативно-правовой базы ряда зарубежных государств об ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей
§ 1. Краткий анализ развития нормативно-правовой базы ряда зарубежных государств об ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей
История развития законодательства позволяет проследить особенности возникновения правовой, и в частности уголовной ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей в разных странах с учетом национальных традиций, а также особенностей развития общей преступности.
Как справедливо отмечает А. М. Яковлев, «для того чтобы выявить определенные устойчивые характеристики какого-либо процесса, необходимо, во-первых, наличие достаточного количества отдельных актов, из которых складывается данный процесс, и, во-вторых, он должен быть рассмотрен за достаточно длительный период»[35].
Как в прошлом, так и в настоящее время имелись вполне достаточные основания для принятия государством мер социальной охраны от посягательств указанной категории. Такие меры на разных этапах развития различных стран имели, соответственно, разный объем и содержание. Однако они определялись множеством факторов, в той или иной мере присущих всем странам мира без исключения, как-то: социально-политическая ситуация в стране, характер законодательства, уровень и стандарты жизни населения, состояние экономики, научно-технического развития и др.
Впервые подобная уголовно-правовая норма появилась в XVIII в. до н. э. В дошедшем до нас правовом памятнике Древнего Востока, известном как «Законы Хаммурапи, царя Вавилона», имелся ряд правовых норм, предусматривающих ответственность за подобного рода деяния:
«§ 218. Если врач сделает человеку тяжелый надрез бронзовым ножом и причинит смерть этому человеку или снимет бельмо человека бронзовым ножом и повредит глаз человека, то ему должно отрезать пальцы.
§ 219. Если врач сделает тяжелый надрез бронзовым ножом рабу мушкенума и причинит ему смерть, то он должен возместить раба за раба.
§ 220. Если он снимет бронзовым ножом его бельмо и повредит ему глаз, то он должен отвесить серебром половину его покупной цены»[36].
Здесь, как мы видим, налицо типичное, в современном понимании этого слова, оказание услуг, причем древний законодатель обращает внимание на необходимость персонифицированного субъекта этих общественных отношений внимательно и добросовестно относиться к своим непосредственным профессиональным обязанностям. Законодатель признает преступлением, как следует из правового анализа этих норм, не сам факт недобросовестного отношения к своим функциональным обязанностям, а только подобные действия в случае причинения ими конкретно указанных в норме общественно опасных последствий. Налицо материальный состав преступления. Наказание за это антиобщественное деяние довольно суровое. В первом случае – телесные увечья, а во втором и в третьем случаях – материальное возмещение причиненного ущерба. Проводя дальнейший анализ данного акта, мы находим более конкретизированную правовую норму, которая предусматривает ответственность за умышленно некачественное выполнение работ, не отвечающих требованиям безопасности. Так, в § 229–231 указано:
«Если строитель построит человеку дом и сделает свою работу не прочно, а так, что построенный дом обвалится и причинит смерть хозяину дома, то этого строителя должно убить.
Если он причинит смерть сыну хозяина дома, то должно убить сына этого строителя.
Если он причинит смерть рабу хозяина дома, то он должен отдать хозяину дома раба за раба»[37].
В наличии вновь, как мы видим, специальный субъект – строитель, причем строитель именно жилого дома. Имеется конкретизация объективной стороны этого преступления – выполнение работ, причем конкретных – строительство дома и индивидуализация потерпевшего – только хозяин будущего дома, его сын и раб. Указывается и субъективная сторона этого общественно-опасного деяния – неосторожность в форме небрежности. Состав этого правонарушения материальный. Наказание за его, исходя из анализа приведенного текста, напрямую зависит от персонализации личности потерпевшего, кроме того, налицо использование законодателем принципа талиона, т. е. причинения равнозначного вреда виновному.
При анализе иных древних памятников права, таких, как Законы XII таблиц, Салическая правда, Правды средневековой Англии, Законник Стефана Душанач[38], нам не удалось отыскать правовых норм, предусматривающих ответственность за анализируемые нами правонарушения, за исключением, пожалуй, п. 203 Законов Ману, где указано следующее: «Не должно продавать (товар) ни смешанного с другим, ни плохого качества, ни недействительного (по весу), ни не имеющегося в наличии, ни скрытного», но за совершение подобного правонарушения не предусмотрена какая-либо правовая ответственность. Древнеиндийскому законодателю явно нежелательно совершение данного деяния, но открыто он его не запрещает и при этом не делает никакой разницы между некачественным товаром и товаром, потребление которого опасно для здоровья и жизни покупателя. Видимо, эти нарушения в жизни древнеиндийского общества не были настолько социально опасны.
Более конкретно регулирует эти правоотношения норма, изложенная в тексте «Каролины», – уголовно-судебного уложения Карла V, где в пункте № СХ 111 под названием «Наказание подделывателей мер, весов и предметов торговли» указано: «Если кто-либо злостно и преступным образом подделывает меры, весы, гири, пряности или иные товары и пользуется ими, выдавая их за правильные, то он должен быть подвергнут уголовному наказанию: изгнанию из страны, или сечению розгами, или иному телесному наказанию в соответствии с обычаями и традицией. Если же такая подделка производилась часто, особо злостно и в значительных размерах, то виновный должен быть подвергнут смертной казни по получению совета от законоведов, как указано в конце нашего уложения»[39].
Буквально толкуя эту норму, можно сделать вывод, о том, что германский законодатель уже признает эти деяния преступлениями, но объектом уголовно-правовой защиты он выбирает интересы государства в области товарно-рыночных отношений, а не права и свободы личности.
Характеризуя уголовное право зарубежной Европы начала XIX в., т. е. периода развития и становления капиталистических рыночных отношений, используя при этом тексты уголовных кодексов Франции 1810 г. (Кодекс Наполеона), Германии от 15 мая 1871 г. и Японии от 24 апреля 1907 г.[40], мы приходим к выводу, что подобные нарушения в области товарного рынка все еще социально не столь опасны. Изготовление и продажа товара, производство работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья потребителя, не являлось преступлением, хотя в ряде стран, безусловно, признавалось правонарушением[41].
Однако уже в середине XVIII в. некоторые политические деятели того времени весьма аргументировано, на наш взгляд, требовали криминализации этих правонарушений. Так, Жан-Поль Марат в своем проекте реформирования французского уголовного законодательства, более известного нам под названием «План уголовного законодательства», в гл. III «Преступления против безопасности лиц» предусматривает § 7 «Вредное изменение съестных припасов»[42]. Комментируя указанный параграф, Марат писал: «Среди преступлений, порождаемых жаждой к наживе, немного найдется более тяжелых, чем вредное изменение съестных припасов, ввиду той опасности, которой оно подвергает человеческую жизнь. Изменять или продавать товары, измененные так, что они становятся опасными, а обман не заметен, – это значит не только лишать нас драгоценнейшего из благ – здоровья, но и доставить нам долгие страдания, которые кончаются лишь смертью. Это преступление велико по своим последствиям. Стало быть, чем тяжелее его последствия, тем строже оно должно быть наказано»[43].
По мнению А. А. Герцензона, Марат считал это преступление равносильным убийству, а торговцев, виновных в нарушении здоровья или смерти многих людей – заслуживающими сурового наказания. Он требовал, чтобы подобные торговцы были задержаны, их имущество – конфисковано, а на самом видном месте лавки прибито объявление, написанное крупными буквами и содержащее такие слова: «Здесь торговец, которым рискуешь быть отравленным». Если потребитель испорченных съестных товаров умрет, то виновный в этом торговец будет приговорен к пожизненным общественным работам, а половина его имущества будет конфискована в пользу семьи потерпевшего. Помимо подобных карательных мер, Марат предлагал и меры предупредительного характера: учреждение санитарного контроля за торговлей съестными припасами[44]. Однако предложения Марата так и остались проектом.
Это положение сохраняется и по сей день. Анализируя уголовные кодексы таких стран, как Голландия, Дания, Франция (1992 г.), ФРГ от 15 мая 1871 г. (в ред. от 10 марта 1987 г., с изм. на 1 апреля 1998 г.); Швеции[45], можно убедиться в отсутствии норм, предусматривающих ответственность физических лиц за анализируемые деяния, за исключением, пожалуй, ряда стран Восточной Европы – участников Варшавского договора, а потому находившихся под воздействием советской системы права.
Так, ст. 128 гл. 2 Особенной части Уголовного кодекса Словацкой Социалистической Республики предусматривала уголовную ответственность за поставку недоброкачественной продукции, изделий и работ[46].
Более подробно регламентирует ответственность за подобные деяния УК Испании 1995 г. В гл. 3 «О преступлениях против общественного здоровья», состоящей из двадцати статей, подробно описываются все виды преступлений, посягающих на этот объект правовой защиты и имеющие, как правило, штрафные санкции либо тюремное заключение на срок от 6 месяцев до 3 лет[47]. Из этого можно заключить, что для испанского законодателя указанные деяния явно не обладают большой степенью социальной опасности.
Подобно регламентируется указанное правонарушение в Уголовном кодексе Республики Польша, вступившем в законную силу с 1 января 1998 г. Так, в п. 2 § 1 ст. 165 гл. 20 «Преступления против общественной безопасности» содержит квалифицирующий признак: «Изготавливая или вводя в оборот вредные для здоровья вещества, продовольственные товары или иные товары общего пользования или такие фармацевтические средства, не соответствующие обязательным условиям качества»[48]. Наказание довольно высокое: от 6 месяцев до 8 лет.
Польский законодатель в случае совершения настоящего преступления различает две формы вины: умышленную и неосторожную. Так, в § 4 указано: «Если последствием деяния, предусмотренного в § 2, является смерть человека или причинение тяжкого вреда здоровью многих людей… виновный подлежит наказанию лишением свободы на срок от 6 месяцев до 8 лет», а § 2 гласит: «Если виновный действует неумышленно…»
Однако размеры санкции при наличии этих двух форм вины полностью совпадают.
В странах Юго-Восточной Азии подобные асоциальные деяния обладают повышенной общественной опасностью. Типичным примером последнего, является, например, уголовное законодательство Китайской Народной Республики, где в гл. 3 «Преступления, связанные с нарушением порядков социалистического рынка» в § 1 «Преступления, связанные с производством и реализацией фальсифицированной и некачественной продукции» законодатель выделяет десять статей (ст. 140–150), предусматривающие уголовную ответственность за настоящие преступления. Максимальный предел наказания за них – бессрочное лишение свободы либо смертная казнь. Особо квалифицирующими признаками настоящих преступлений являются экономический ущерб в размере не более 2 млн юаней либо причинение особо серьезного вреда человеку или его смерть. Китайский законодатель жестко конкретизирует объекты материального мира могущие выступать в качестве предметов этих преступлений, однако ограничивает способы их совершения в виде «фальсификации», «производства» и «сбыта»[49].
В иных странах Западной Европы, США, Латинской Америки и Океании действия[50], направленные на выпуск и продажу товара, выполнение работ, оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, еще не признаются столь социально опасными, а поэтому не подвергаются криминализации.
Видимо, законодатель этих стран не стремится вмешиваться в подобные отрасли общественной жизни, фактически разрешая западному товаропроизводителю производить товар, а также оказывать услуги не только изначально некачественные, но и прямо опасные для жизни потребителя. Так, в начале лета 1998 г. Бельгия поставила в Россию 1247 т мяса птицы и 1479 т свинины, зараженных диоксидом, т. е. для его производства использовались заведомо пораженные корма[51].
Производителям, безусловно, выгодно любыми способами увеличивать вес своей пищевой продукции, и в ход идет все: от антибиотиков до мощных стероидов и гормонов, как следствие – страдают потребители. Следующий факт стал известен нам из газет. В начале августа 1999 г. президент Международной конференции обществ потребителей А. Аузан и генеральный директор компании «Филипс-Россия» К. И. М. Баус выступили с совместным обращением к тем, кто купил ручной миксер HP-1340В.
Оказалось, как установили эксперты КонФОП, что этот тип ручного миксера был потенциально опасен. Его пользователям следовало опасаться случайного включения миксера при удержании рукой выключателя. Нельзя было касаться и ножа, если миксер был включен в сеть, не исключалась вероятность его включения.
Администрация компании согласилась с заключением независимой экспертизы и объявила о добровольной приостановке поставки миксеров в страны СНГ до изменения конструкции выключателя[52].
В Бельгии, Люксембурге и Франции в начале лета 1999 г. были запрещены импорт и сбыт знаменитых американских газировок компании «Кока-кола». На подобную меру власти решились после того как медики установили причину массовых отравлений среди бельгийцев и люксембуржцев в первой половине года – некачественное сырье и добавки красителей в десяти видах напитков компании, включая «Спрайт», «Фанту», «Нестле».
По данным минздравов этих стран, на 16 июня 1999 г. было зарегистрировано 120 случаев отравления «американской мечтой». Первыми пострадавшими стали 42 бельгийских школьницы, получившие при употреблении этих напитков пищевое отравление, затем эпидемия отравлений распространилась на Францию и Люксембург. Эксперты французского Минздрава считают, что американцы либо переборщили с биохимическими добавками, либо изготовили напитки из некачественного, хотя и натурального, сырья, «начиненного» бактериями[53].
Согласно публикациям 1996 г. в «Валле-Нувель» (Франция), «Дасамахирин» (Англия), а также по данным Продовольственной комиссии ООН, некоторые западные фирмы расширяют производство и экспорт в «неэлитарные страны» не только экологически опасных, но и запрещенных в развитых странах сельхозтоваров.
Производство такой продукции ускоренными темпами развивается на предприятиях этих фирм на Багамах и Кипре, Филиппинах и Мальте, в Пуэрто-Рико и Сенегале, Израиле и Марокко, Австралии и Кении, а также в Голландии, Германии, Швейцарии, Турции, ЮАР. Так, кола и маргарин, производимые в Голландии и Германии и поставляемые в Восточную Европу возрастающем количестве, консервированы канцерогенным эмульгатором.
Однако мы не вправе настаивать на том, что западный законодатель не стремится регулировать эти явно негативные проявления товарно-рыночных отношений. Видимо, он пытается на них воздействовать, прежде всего, нормами гражданского права[54].
Разрешая производителю при производстве товара использовать фактически любое сырье, западный законодатель путем разработки различных кодов и символов качества обязует его информировать покупателя о вредности товара, оставляя за покупателем право на его приобретение вследствие относительной дешевизны. Так, символы Е-210, Е-212-217, Е-240, Е-330 и др. обозначают, что потребление данного товара вызывает появление злокачественных опухолей. Потребление пищевого товара, отмеченного символом Е-338, вызывает расстройство желудка[55]. В случае отсутствия на упаковке производимого товара подобных символов западный законодатель считает, что налицо совершение преступления и карает изготовителя за мошенничество.
В ряде стран применяются и иные способы правовой защиты. Так, в США, в отличие от нашей страны, нет единого закона по защите потребительских прав, но способов для этого американское законодательство предоставляет достаточно[56].
Так, по данным российской прессы, в 1998 г. Комиссия по безопасности изделий зарегистрировала 22 тыс. травм во время пользования некачественными бытовыми приборами, приведших к смертельному исходу. Был детально изучен каждый случай. Кроме того, в комиссию поступает информация из 100 больниц, с которыми заключен специальный договор. Всего же в 1998 г., по данным этой комиссии, травмы такого рода получили 29 млн американцев. В результате 273 наименования опасных изделий были сняты с производства.
Все пищевые продукты (кроме мяса и птицы), а также лекарства и косметика, контролируются Министерством здравоохранения и социально-общественных услуг, точнее его специальным управлением. Результаты проверок публикуются в журнале для потребителей FDA Consumez.
Интересы покупателей отстаивает и Федеральная торговая комиссия, которая следит, как выполняются антимонопольные законы, как государственное регулирование влияет на конкуренцию, расследует случаи обманных или недобросовестных приемов в торговле. В комиссию еженедельно поступает до 7 тыс. звонков и писем.
Кроме государственных органов потребителей защищают и «сторожевые собаки» – так называют в США общественные потребительские организации, их сейчас более 260. Например, одна из самых мощных организаций – Союз потребителей США – издает самый известный в мире журнал для потребителей Consumez Reports, выходящий 5-миллионным тиражом, в котором публикует результаты сравнительных испытаний различных товаров. Причем товары испытываются в 50 собственных лабораториях, и при этом строго сохраняется независимость экспертизы от производящих фирм.
На страже потребительских прав конкретных граждан стоит и отлаженная судебная система, а в прокуратурах штатов даже есть специальные отделы. В штате Мэриленд, например, аналогичный отдел прокуратуры рассматривает в год до 10 тыс. жалоб, в штате Орегон – 14 тыс.
По американским законам прокуроры обладают большими правами. Так, за нарушение прав потребителей они могут заморозить счета фирм, оштрафовать (в разных штатах штрафы разные, но весьма внушительные: в Орегоне – до 25 тыс. долл., в Айове – до 40 тыс., а если потерпевший старше 65 лет, штраф увеличивается до 100 тыс. долл.). Если нарушения носят массовый характер, прокуратура может наказать фирму, предложив ей вернуть незаконно полученные средства в специальный фонд компенсации ущерба потребителям. Возможно, именно потому что в США такая жесткая система, дело до судебного заседания доходит не всегда. В большинстве случаев фирма предпочитает пойти с обиженным потребителем на мировое соглашение. Тем не менее, по оценкам специалистов, до 20 % фирм, действующих на американском потребительском рынке, склонны обманывать своих потенциальных покупателей и клиентов[57].
Подобная ситуация на потребительском рынке типична, к сожалению, не только для стран американского континента, Западной и Восточной Европы, теперь она стала типична и для стран СНГ.
§ 2. Современное состояние уголовного законодательства стран СНГ и Балтии об ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей
До распада Союза ССР на территории всех союзных республик, ставших впоследствии суверенными государствами, действовала единая правовая система, что наиболее ярко проявлялось в уголовном законодательстве. Практически все нормы, изложенные в уголовных кодексах всех советских республик, принятых в начале 70-х годов прошлого столетия, были фактически идентичны, причем не только по содержанию, но и по форме.
Так, законодатели всех республик бывшего Советского Союза помещали норму, предусматривающую уголовную ответственность за фальсификацию товарной продукции, в главу «Хозяйственные преступления». Анализируя структуру уголовного законодательства советских республик, можно сделать только один вывод: основным объектом этих преступлений признавались экономические интересы государства и личности. Права личности на жизнь и здоровье обусловливались в качестве дополнительного объекта.
Составы всех этих преступлений являлись материальными, т. е. виновное лицо привлекалось к уголовной ответственности лишь в случае наступления указанных в диспозициях статей общественно опасных последствий в виде материального ущерба; наступление вреда здоровью потребителя рассматривалось только в качестве квалифицирующего признака соответствующего состава преступления. Субъектом настоящего преступления все без исключения советские законодатели признавали физическое лицо, которому в законном порядке разрешено было заниматься определенного рода деятельностью в области экономики.
Квалифицирующие и особо квалифицирующие признаки статей республиканских УК, в которых предусматривалась ответственность за подобного рода деяния, также в основном совпадали.
Однако после распада СССР и образования на его территории республик СНГ нарушилась и единая правовая система этих стран. Ряд их воспользовались вновь приобретенным правом и систему своего законодательства стали строить, используя опыт демократического развития правовых систем западных стран, где в качестве основного объекта правовой защиты признаны права и свободы человека. Первой на этот путь вступила Россия, за ней последовал Казахстан. Так, в ст. 269 УК Республики Казахстан практически полностью воспроизведена норма, нашедшая свое отражение в ст. 238 УК РФ 1996 г.[58] Даже их названия фактически совпадали: ст. 269 УК РК «Выпуск или продажа товаров, выполнение работ либо оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности» и ст. 238 (в ред. от 09.06.99 г.) УК РФ «Выпуск или продажа товаров, выполнение работ либо оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». Таким образом, законодатели Казахстана и России одинаково оценивают общественную опасность подобных преступных деяний, на что указывает совпадение родового и видового объектов данного правонарушения. Что касается диспозиций указанных статей в УК РФ, УК Казахстана, то они сконструированы практически идентично, хотя санкции имеют некоторые различия.
Так, законодатель Казахстана предполагает наказывать за данное деяние ограничением свободы на срок до трех лет, тогда как российский законодатель наказывает за это деяние ограничением свободы на срок до двух лет. Однако первый за указанное деяние предлагает использовать такой дополнительный вид наказания, как «лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет». Подобного вида наказания санкция уголовного закона России не содержит.
Квалифицирующие признаки составов анализируемых преступлений, указанных как в российском, так и в казахском уголовном законодательстве, фактически аналогичны, за исключением, пожалуй, более точной конкретизации возраста потерпевшего, указанного в п. «а» ч. 2 ст. 238 УК РФ – дети в возрасте до 6 лет. Казахский законодатель использует более общее определение возраста потерпевшего – «малолетние», таковыми признаются в теории уголовного права дети в возрасте до 14 лет. В последующем позицию Казахстана и России поддержали и иные государства СНГ, в том числе и Средней Азии[59].
Однако ряд государств СНГ остались верны традициям советской правовой системы, где прерогативой в объекте правовой защиты признаются интересы государства или общества. Таковыми являются уголовное законодательство Азербайджана, Беларуси, Молдовы, Узбекистана, Украины[60], где эти нормы находят свое место в главах, предусматривающих ответственность за преступления в сфере экономики.
Приоритет уголовно-правовой защиты в данном случае отдается интересам государства, а не личности, что явно противоречит принципам демократического развития общества, где примат отдается правам и свободам личности как основной социальной ценности.
Составы всех этих преступлений, изложенных в национальных уголовных законодательствах СНГ, как правило, имеют квалифицирующие признаки, только в ст. 149 УК республики Беларусь они полностью отсутствуют.
Объективная сторона этих преступлений предполагает наступление определенных, указанных в диспозиции статей конкретных общественно опасных последствий в виде как материального ущерба, так и определенного вреда здоровью человека.
Все национальные законодатели стран СНГ, рассматривая составы этого преступления, указывают на умышленную форму вины. Кроме того, все они предусматривают наличие специального субъекта, т. е. лица, которому в законном порядке разрешено заниматься определенного рода хозяйственной деятельность.
В странах Балтии ситуация с развитием правовых систем, в частности уголовного законодательства, внутренне противоречива, с одной стороны, полностью отрицается весь советский период развития этих стран как независимых вследствие «советской оккупации», с другой стороны, в построении национального уголовного законодательства используются принципы, характерные именно для советской уголовно-правовой системы. Типичный пример – Эстонская республика, которая, провозглашая приверженность принципам демократизма, тем не менее норму, в которой предусматривается ответственность за выпуск недоброкачественной продукции, опасной для жизни и здоровья потребителей, помещает в главу «Хозяйственные преступления»[61], хотя и признает необходимым условием привлечения виновного лица к уголовной ответственности наличие реальной угрозы жизни или здоровью человека либо общественной безопасности. Тем самым основные права и свободы личности, такие, как право на жизнь и здоровье, эстонским законодателем отодвигаются явно на второй план.
Подводя итоги анализа уголовно-правовых норм, содержащихся в национальных системах уголовного законодательства стран СНГ и касающихся ответственности за подобного рода деяния, можно сделать вывод, что данное преступление законодатели большинства стран СНГ относят к хозяйственным, за исключением России, Казахстана и иных стран СНГ, Средней Азии, где интересам личности отдается явный приоритет.
§ 3. Развитие уголовного законодательства об ответственности за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей в России
Впервые уголовная ответственность, предусматривающая ответственность за посягательства на безопасность жизни или здоровья потребителей, была установлена в российском законодательстве в конце XVIII в. Правовой анализ известных ныне древнерусских правовых памятников[62] не позволяет нам утверждать, что подобные деяния были предусмотрены в качестве преступных в Древней Руси.
Такое положение сохраняется и в законодательстве периода образования и укрепления Русского централизованного государства на рубеже XII–XVI вв. Отсутствие специализированных мер охраны здоровья населения как составной части общественной безопасности в этот период, в том числе и правового характера, можно попытаться объяснить, прежде всего, внешнеполитическими причинами, в связи с чем приоритетным направлением выступает обеспечение внешней безопасности страны.
О. И. Чистяков указывал: «Фактором, ускорившим централизацию Руси, была необходимость борьбы против золотоордынского гнета за освобождение от иноземного ига, независимость, обеспечение обороноспособности страны»[63]. Таким образом, общественная, т. е. внутренняя, безопасность страны законодателем тех лет рассматривалась в качестве второстепенного интереса правовой охраны.
Вступление России в эпоху абсолютизма, развитие буржуазных экономических отношений, революционные движения, кризис крепостнического хозяйства, судебная реформа нашли свое отражение и в содержании уголовной ответственности того периода.
Так, законодательство второй половины XVIII–XIX вв. впервые в истории России установило охрану общественной безопасности. По мнению Г. П. Новоселова, «посягательства на общественную безопасность впервые выделены в самостоятельную группу еще в Уложении о наказаниях уголовных и исполнительных 1845 г., где в разделе «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния» содержалась глава «О нарушении общественного спокойствия, порядка и ограждающих их постановлении»[64].
Однако хочется добавить, что в шестом отделении «О нарушении правил, ограждающих безвредность жизненных припасов и напитков» первой главы раздела VIII настоящего Уложения уже имелось 28 статей (ст. 1058–1075), в которых было отражено наличие определенной правовой ответственности за анализируемые нами правонарушения.
Так, ст. 1058 устанавливала ответственность за продажу сырого или недопеченного хлеба; ст. 1059 – за продажу испортившегося мяса или испортившейся рыбы; ст. 1070 – за выделывание посуды для хранения или приготовления съестных припасов и напитков из составов, вредных для здоровья.
В «Уставе благочиния, или полицейском» от 8 апреля 1782 г., подписанном Екатериной II, уголовная ответственность предусматривалась только за продажу испорченных товаров[65].
Впервые специализированная норма появилась в России в «Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» принятом 20 ноября 1864 г., где в гл. 9 «О проступках против народного здравия» в ст. 115 было указано следующее:
«За изготовление для продажи или за продажу съестных припасов или напитков, вредных для здоровья или испортившихся, а равно за выделку посуды из вредных для здоровья материалов виновные, сверх уничтожения припасов, напитков или посуды, подвергаются аресту не свыше одного месяца или денежному взысканию не свыше 100 рублей»[66].
Уголовное уложение 1903 г. также предусматривало уголовную ответственность за аналогичные действия[67], при этом анализируемые нормы относились к преступлениям против народного здравия и конструировались по типу формальных составов.
Необходимо лишь указать, что законодатели последующих лет фактически принципиально не изменяли данную норму, либо добавляя альтернативные признаки объективной стороны, либо обобщая предмет настоящего преступления.
После Октябрьского переворота в России основы уголовной политики, в том числе в части охраны общественной безопасности, закладывались в первых декретах Советской власти и отражали особенности переживаемого страной периода (обострившаяся классовая борьба, стремление большевиков удержать политическую власть и др.).
Декретом о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. были упразднены все ранее существовавшие судебные учреждения. Новым судам, так называемым революционным трибуналам, были предоставлены широкие возможности разрешения уголовных дел всего лишь на основе «революционного правосознания».
Как следствие – произвол властей, вылившийся в знаменитый «красный террор». Революционные трибуналы, как говорилось в Декрете о суде, были созданы «для борьбы против контрреволюционных сил путем принятия мер ограждения от них сил революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и прочих лиц»[68]. Называя опасные для того времени преступные посягательства, Декрет отмечал в их числе и преступления, посягающие на общественную безопасность, подчеркивая тем самым значимость уголовно-правовой охраны от них.
Однако в тот период не были приняты еще самостоятельные нормативные акты, направленные на борьбу с рассматриваемыми преступлениями.
Вопросы ответственности, в том числе и уголовной, за эти правонарушения рассматривались в тех правовых актах, которые регламентировали борьбу с хозяйственными преступлениями. К их числу необходимо прежде всего отнести Декрет СНК РСФСР от 16 июня 1918 г. «О национализации крупнейших предприятий по горной, металлургической и металлообрабатывающей, текстильной, электротехнической, лесопильной и дерево-отделочной, табачной, стекольной и керамической, кожевенной, цементной и прочим отраслям промышленности, паровых мельниц, предприятий по местному благоустройству и предприятий в области железнодорожного транспорта»[69], а также постановление СНК РСФСР от 30 сентября 1919 г. «О государственных подрядах и поставках»[70], предусматривающих уголовную ответственность недобросовестных подрядчиков и поставщиков, причем в соответствии с п. 23 этого постановления поставщик нес ответственность перед государством за недостатки товара, уменьшающие его цену или пригодность. Следует отметить, что ответственность устанавливалась не за изготовление недоброкачественного товара, а за его поставку. Аналогичный декрет был принят и в других советских республиках[71]. Так, например, подобные вопросы отмечались в постановлении СНК УССР от 25 ноября 1921 г. «Об ответственности за нарушения декрета о продаже виноградных, плодово-ягодных и изюмных вин»[72], где указывалось, что за производство, продажу или хранение в торговом либо промышленном предприятии вин, содержащих вредные вещества, или за их изготовление с нарушением правил производства виновные подлежат наказанию.
Дальнейшее развитие законодательства об ответственности за выпуск или продажу товаров, не отвечающих требованиям безопасности, получило в первых уголовных кодексах союзных республик. Причем законодатель еще не выделяет указанные общественно опасные деяния из общей массы преступлений, направленных на выпуск так называемой недоброкачественной продукции. Так, УК РСФСР 1922 г. рассматривал выпуск недоброкачественной продукции всего лишь как один из видов бесхозяйственности[73].
Следовательно, первый российский Уголовный кодекс РСФСР довольно подробно регулировал вопросы уголовно-правовой борьбы за качество продукции. Так, по ст. 128 УК РСФСР 1922 г. ответственность виновного лица наступала только в том случае, когда ухудшение качества продукции произошло в результате именно бесхозяйственности, т. е. небрежного или недобросовестного отношения лица к порученному делу. Причем небрежность в комментариях уголовного законодательства тех лет усматривалась в тех действиях, где «должностное лицо, внешне исполнительное (своевременно приходит и уходит со службы), не проявляет, однако, достаточно вдумчивого и бережного отношения к порученному делу, формально отбывая в кабинете свою „повинность“. Недобросовестность, напротив, свидетельствует о явной неисполнительности должностного лица, пренебрегающего исполнением служебных обязанностей и безразличного к судьбам вверенного дела»[74]. Уголовный закон криминализировал бесхозяйственность только тогда, когда она выступала как форма определенного вида деятельности, т. е. когда бесхозяйственность носила длительный характер или совершалась систематически.
В отличие от ранее действовавшего законодательства, по ст. 128 УК РСФСР 1922 г. субъектами рассматриваемого преступления могли быть лишь лица, стоящие во главе государственных учреждений. К числу таких лиц относили в указанный период заведующих, управляющих, директоров, начальников учреждений или членов коллегии, если во главе учреждения либо предприятия стояла коллегия[75].
Вместе с тем следует признать, что отдельные признаки преступления были отражены в ст. 128 УК РСФСР 1922 г. недостаточно четко. Например, довольно неопределенно был сконструирован такой признак, как ухудшение качества продукции, что порождало трудности на практике. В. С. Позднышев указывал, что под «ухудшением качества выпускаемых изделий надо разуметь ухудшение по сравнению с тем, что было до данного ведения дела со стороны стоящего во главе лица»[76]. Однако подобное разъяснение не давало конкретных критериев для применения этой нормы на практике. Из дословного анализа текста закона трудно было сделать вывод, устанавливалась ли в нем ответственность только за выпуск недоброкачественной продукции или за ее изготовление. Поэтому ст. 128 УК РСФСР 1922 г. была изменена, и в новой редакции от 10 июня 1923 г.[77] указание на такой признак бесхозяйственности, как ухудшение качества выпускаемой продукции, отсутствовало.
Однако это не означает, что уголовная ответственность за подобные деяния устранялись совсем. Виновные в их совершении привлекались к ответственности либо за бесхозяйственность, либо по статьям о должностных преступлениях.
Подобным же образом решались вопросы ответственности за выпуск недоброкачественной продукции по УК других советских республик[78].
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г.[79] не внес принципиальных изменений в понятие рассматриваемого преступления, он лишь расширил круг его субъектов.
Относительно успешное восстановление и развитие экономики страны обусловили необходимость усиления борьбы с выпуском недоброкачественной продукции. На решение именно этой задачи и было направлено совместное постановление ЦИК и СНК СССР от 23 ноября 1929 г. «Об уголовной ответственности за выпуск недоброкачественной продукции и за несоблюдение стандартов»[80].
Во введении к этому закону содержалась характеристика общественной опасности рассматриваемых действий: «Это явление служит серьезной помехой делу социалистического переустройства народного хозяйства, а также наносит большой вред интересам рабочих и крестьян как потребителей товаров. Для успешного социалистического строительства необходим решительный перелом в сторону улучшения качества продукции, а также стандартизация ее». Для решения поставленной задачи законодатель предусмотрел, что за массовый или систематический выпуск из промышленного или торгового предприятия недоброкачественной продукции виновный наказывался на срок до пяти лет лишения свободы, а за несоблюдение стандартов – принудительными работами на срок до одного года.
При подготовке названного нормативного акта использовался накопленный опыт борьбы с этими преступлениями, что позволило устранить пробелы ранее действовавшего законодательства. Постановление от 23 ноября 1929 г. четко определило признаки состава данного преступления, тем самым внесло большую определенность в организацию правовой борьбы с ним.
В соответствии с этим законом преступлением считались не любые случаи выпуска недоброкачественной продукции, а лишь наиболее опасные, причем, когда они носили массовый или систематический характер. Законодатель конкретизировал и место совершения рассматриваемого преступления – промышленное или торговое предприятие. Наконец, устанавливалась ответственность за выпуск не только недоброкачественной продукции, но и продукции, не соответствующей обязательным стандартам.
Вопросы ответственности за настоящее преступление получили дальнейшее развитие в совместном постановлении ЦИК и СНК СССР от 8 декабря 1933 г. «Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции», где несколько по-иному решался вопрос о социально-политической оценке опасности этого преступления и о правовых основаниях борьбы с ним. Во введении к этому постановлению указывалось: «Несмотря на неуклонный рост продукции государственной промышленности и достигнутые успехи в овладении новой техникой, до сих пор не изжито преступно-небрежное отношение к качеству выпускаемой продукции со стороны руководителей отдельных предприятий и хозяйственных организаций. Выпуск недоброкачественных изделий и материалов со стороны смежных заводов наносит существенный ущерб государству. Особенно нетерпим и преступен выпуск недоброкачественных и неукомплектованных изделий предприятиями, работающими на нужды обороны страны». Постановление называло такой выпуск «тяжким противогосударственным преступлением»[81].
Закон предусматривал уголовную ответственность за данное деяние управляющих трестами, директоров предприятий и лиц административно-технического персонала. Таким образом, определялся круг лиц, которые могли быть субъектами рассматриваемого преступления, а также место его совершения (промышленное предприятие). Была усилена и санкция за его совершение – лишение свободы на срок не менее пяти лет.
В связи с принятием постановления от 8 декабря 1933 г. диспозиция и санкция ст. 128 УК РСФСР были изменены. В п. 1 устанавливалась ответственность за выпуск недоброкачественной продукции из промышленных предприятий, а в п. 2 – за такой же выпуск, но уже из торговых предприятий. Поскольку Закон от 8 октября 1933 г. не регламентировал ответственность за выпуск нестандартной продукции, то продолжало действовать постановление ЦИК и СНК от 23 ноября 1929 г.[82]
Следовательно, российское уголовное законодательство 40-х гг. прошлого столетия различало:
а) выпуск недоброкачественной продукции из промышленного предприятия;
б) выпуск недоброкачественной продукции из торгового предприятия;
в) выпуск нестандартной продукции.
Не совпадали и признаки составов этих преступлений, а также наказуемость за них. Так, если ответственность по п. 1 ст. 128 УК РСФСР наступала даже при единичных случаях выпуска такой продукции из промышленного предприятия, то по п. 2 – только тогда, когда имел место массовый или систематический выпуск недоброкачественной продукции из торгового предприятия.
Кроме того, если выпуск недоброкачественной продукции из промышленного предприятия наказывался лишением свободы на срок не ниже пяти лет, то за такой же выпуск продукции из торгового предприятия могло быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет или исправительно-трудовых работ на срок до одного года.
Здесь следует обратить внимание на тот факт, что рассматриваемые нормативные акты устанавливали ответственность не за изготовление недоброкачественной продукции, а только за выпуск такой продукции из предприятия. Видимо, само изготовление подобной продукции с точки зрения законодателя тех лет еще не обладало столь существенной социальной опасностью.
Причем под выпуском понимались как случаи, когда продукция уже была сдана потребителям или товароторгующим организациям, так и случаи, когда такая продукция была окончательно подготовлена к выпуску[83]. Недоброкачественной признавалась «всякая продукция, не отвечающая своему назначению», а к некомплектной продукции относились «не собранные в единый механизм части, хотя бы все необходимые части были отпущены»[84].
По мере развития советской промышленности и превращения нашей страны в развитое в экономическом отношении государство с еще большей остротой вставали вопросы повышения качества промышленной продукции. Серьезное внимание им уделялось на XVIII съезде ВКП(б), прошедшем в 1939 г. В резолюции съезда обращалось внимание на необходимость «всемерно повышать качество продукции во всех отраслях промышленности»[85].
В целях усиления борьбы с рассматриваемым преступлением 10 июля 1940 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями»[86]. В ст. 1 Указа, в частности, предусматривалось, что «выпуск недоброкачественной продукции или некомплектной промышленной продукции и выпуск продукции с нарушениями обязательных стандартов является противогосударственным преступлением, равносильным вредительству».
Как видно, в Указе не только обращалось внимание на высокую опасность данного деяния, в силу чего оно приравнивалось к такому государственному преступлению, как вредительство, новый закон установил также и более строгую ответственность – от пяти до восьми лет лишения свободы.
В отличие от ранее действовавшего законодательства, Указ приравнивал к выпуску недоброкачественной промышленной продукции выпуск некомплектной и нестандартной продукции. Субъектами этого преступления могли быть только директора, главные инженеры и начальники отделов технического контроля промышленных предприятий.
Законодатель устанавливал ответственность не за производство бракованной продукции, а за ее выпуск, причем не из любого, а только из промышленного предприятия. В связи с принятием Указа от 10 июля 1940 г. п. 1 ст. 128 УК РСФСР был сформулирован в точном соответствии с ним[87].
Поскольку этот Указ не содержал никаких разъяснений относительно ответственности за выпуск такой продукции из торговых предприятий и не отменял в этой части совместное постановление ЦИК и СНК СССР от 23 ноября 1929 г., данный нормативный акт продолжал действовать и в последующие годы.
Определенное значение для совершенствования практики борьбы с рассматриваемым преступлением имело и принятое 30 сентября 1949 г. постановление Пленума Верховного Суда СССР «О судебной практике по делам о выпуске недоброкачественной или некомплектной и несоответствующей стандарту промышленной продукции»[88].
Ответственность за эти деяния была сохранена и в тексте УК РСФСР 1960 г. (ст. 152 «Выпуск недоброкачественной, нестандартной или некомплектной продукции»). Однако в УК РСФСР 1960 г. предусматривалась уголовная ответственность не только за выпуск, но и за выпуск в продажу подобного рода товаров (ст. 157 «Выпуск в продажу недоброкачественных, нестандартных и некомплектных товаров»)[89].
Уголовно-правовая норма, предусмотренная ст. 152 УК РСФСР 1960 г., отличалась от подобной нормы, предусмотренной ст. 157 УК РСФСР того же года только по непосредственному объекту: в первом случае подобного рода преступления могли «причинить большой вред всем отраслям социалистического хозяйства», а во втором – «противоречили принципам советской торговли».
В юридической литературе тех лет указывалось, что «выпуск недоброкачественных товаров в продажу противоречил интересам социалистических организаций, а также отдельных граждан. Поэтому борьба с такими явлениями проводится… в наиболее серьезных случаях… при помощи норм уголовного права…»[90] В соответствии с этим основным объектом рассматриваемых преступлений считались интересы социалистических организаций и лишь дополнительным – интересы отдельных граждан.
Как предмет преступления, предусмотренного ст. 157 УК 1960 г., имелись в виду недоброкачественные товары, т. е. такие товары, которые вследствие плохого качества не могли быть использованы по своему целевому назначению. Оконченным настоящее преступление считалось с момента выпуска недоброкачественных товаров в продажу, т. е. состав преступления являлся формальным, так как наступление общественно опасных последствий особого влияния на квалификацию содеянного не оказывало.
Уголовная ответственность по ст. 157 УК наступала либо в случаях неоднократной продажи либо отпуска товаров; либо выпуска в продажу товаров в крупных размерах.
Субъектом состава этого преступления могли быть только должностные лица, т. е. лица, имеющие право разрешать или запрещать продажу товаров в данном торговом предприятии. К ним, как это прямо указывалось в тексте закона, относились: заведующий магазином, базой, складом, секцией, а равно товароведы и брокеры.
С субъективной стороны выпуск в продажу недоброкачественных товаров предполагал наличие только прямого умысла. Никаких квалифицирующих признаков эта статья не имела.
До 1993 г. основные положения уголовно-правовой нормы фактически не менялись, и только в результате принятия закона РФ от 1 июля 1993 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР» статья претерпела существенные изменения. В соответствии с новой редакцией была установлена ответственность за выпуск или продажу, оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности[91].
Таким образом, новая редакция объединила положения об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции промышленными предприятиями и за выпуск в продажу недоброкачественных товаров торговыми предприятиями, содержащиеся ранее в ст. 152 УК РСФСР. Однако объединение произошло на принципиально новой основе, так как в условиях развивающейся рыночной экономики надлежащее качество продукции обеспечивается не угрозой возможной административной или уголовной ответственности, а в первую очередь борьбой за потребителя, деловой конкуренцией. Поэтому новая редакция ст. 157 УК РСФСР предусматривала ответственность за изготовление и сбыт товаров только в том случае, если они не соответствуют требованиям, обеспечивающим безопасность для жизни и здоровья граждан[92]. Это дает нам основание утверждать, что основным непосредственным объектом данного преступления становятся общественные отношения, обеспечивающие безопасные условия жизни и здоровья потребителя, причем под потребителем понимается только гражданин, т. е. человек. Однако, несмотря на это, указанная статья продолжает оставаться в главе УК о хозяйственных преступлениях, то есть для законодателя основным объектом рассматриваемого преступления оставались общественные отношения в сфере экономики.
Комментируемая статья предусматривала ответственность за совершение уже фактически самостоятельных преступлений:
– выпуск товаров, не соответствующих требованиям безопасности для жизни и здоровья граждан;
– продажу таких товаров.
Преступление продолжало считаться умышленным.
Субъектами этого преступления стали в соответствии с Законом от 1 июля 1993 г. граждане России, граждане иностранных государств, лица без гражданства, являющиеся руководителями предприятий-изготовителей, в том числе выполняющих работы и оказывающих услуги, или торгующих предприятий любой организационно-правовой формы независимо от формы собственности, а также граждане-предприниматели, изготавливающие товары, оказывающие услуги, производящие работы, занимающиеся торговой деятельностью. Субъект этого преступления, как мы видим, продолжал оставаться специальным, хотя его признаки существенно расширены.
Часть 2 ст. 157 УК РСФСР в новой редакции уже предусматривает два квалифицирующих признака:
1) совершение этих действий лицом, ранее судимым за такое же преступление (налицо специальный рецидив);
2) причинение в результате таких действий смерти человеку, тяжких телесных повреждений либо иных тяжких последствий.
В тексте проекта Уголовного кодекса Российской Федерации, предложенного гражданам России в начале февраля 1995 г. депутатами Государственной Думы России – членами Комитета по законодательству и судебной реформе и Комитета по безопасности рассматриваемая нами норма нашла свое место в разделе IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка», в гл. 25 «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности», в ст. 227 «Выпуск или продажа товаров, оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». Указанная статья проекта уголовного закона содержала квалифицированный состав.
В части первой предусматривалась возможная уголовная ответственность «за выпуск или продажу товаров, а равно выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности для жизни или здоровья потребителей, если эти действия по неосторожности повлекли причинение вреда здоровью человека».
Непосредственным объектом данного преступления предполагалось здоровье потребителей. Дополнительным – их материальные интересы. Объективная сторона настоящего преступления в качестве основных содержала следующие признаки – вред здоровью человека и причинно-следственная связь между указанным в диспозиции статьи деянием и настоящим последствием. Таким образом, состав указанного преступления был, безусловно, материальным. Субъективная сторона преступления выражалась только в неосторожной форме вины, на что конкретно указывали авторы проекта, субъект мог быть только специальным, т. е. лицом, которому в законном порядке разрешено заниматься указанным видом деятельности.
Предполагалось наказывать данное деяние «штрафом в размере от пятисот до семисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от пяти до семи месяцев, либо лишением свободы до двух лет».
Указанная уголовно-правовая норма, почти без изменения вошла в 1996 г. в текст нового уголовного закона Российской Федерации, за исключением следующего: изменена нумерация статьи с 227 на 238. В названии ее появились слова «выполнение работ». К объективной стороне состава преступления добавлен новый вид действия – «выполнение работ» и «неправомерная выдача или использование официального документа, удостоверяющего соответствие указанных товаров, работ или услуг требованиям безопасности», в санкции – новый вид наказания – «ограничение свободы на срок до двух лет».
Часть 2 статьи проекта содержала следующие квалифицирующие признаки состава:
– смерть человека;
– причинение тяжкого вреда здоровью человека;
– причинение по неосторожности вреда здоровью нескольких лиц.
Признаки квалифицирующего состава преступления были полностью идентичны признакам состава преступления, предусмотренного ч. 2.
За квалифицированный состав усматривалось следующее наказание: «…штраф в размере от семисот до одной тысячи минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от семи до двенадцати месяцев либо лишение свободы на срок до пяти лет».
Квалифицирующие признаки ст. 227 проекта Уголовного кодекса 1995 г. по содержанию существенно не отличались от квалифицирующих признаков ст. 238 УК РФ 1996 г. Законодатель в уголовно-правовую норму просто добавил один квалифицирующий признак состава:
«а) совершены в отношении товаров, работ или услуг, предназначенных для детей в возрасте до шести лет».
При конструировании санкции, предусмотренной в ч. 2 ст. 238 УК РФ 1996 г., законодатель также использовал все те виды наказаний, которые были предложены в 1995 г., добавив – «ограничение свободы на срок до трех лет». Таким образом, законодатель фактически согласился с качественной и количественной оценкой общественной опасности данного преступления, высказанной депутатами Государственной Думы в 1995 г.
Особо квалифицирующих признаков преступления ст. 227 проекта Уголовного кодекса от 1995 г., в отличие от Уголовного кодекса России 1996 г., не имела.
Заканчивая анализ уголовно-правовой нормы, изложенной в ст. 227 проекта Уголовного кодекса, можно сделать вывод, что законодатель при конструировании в 1996 г. аналогичной нормы в значительной степени использовал результаты законотворческой деятельности законодательной комиссии Государственной Думы России.
Обновление российского законодательства, в том числе и уголовного, принятие Уголовного кодекса России в 1996 г. повлекли существенные изменения в регулировании ответственности за указанные преступления. Так, в частности, изменился объект уголовно-правовой охраны. На первое место в соответствии с заявленными ранее государством социальными ценностями выступили основные интересы личности, в результате чего ст. 238 УК РФ[93] находит свое место в гл. 25 «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности».
Основным непосредственным объектом рассматриваемого преступления становятся общественные отношения, регулируемые уголовным законом и обеспечивающие безопасные условия жизни и здоровья человека в сфере потребительского рынка.
Объективная сторона рассматриваемого преступления характеризуется тем, что для привлечения виновного лица к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 238 УК РФ необходимо, чтобы перечисляемые в ней действия повлекли причинение вреда здоровью (от легкого до тяжкого) хотя бы одного человека. При этом необходимо установление причинной связи между действиями виновного и наступившими последствиями. В этой части законодатель сохранил позиции, предусмотренные еще в ст. 157 УК РСФСР 1960 г. Субъективная сторона рассматриваемого преступления по УК России 1996 г. предполагает, по мнению некоторых авторов комментариев ныне действующего уголовного законодательства России, двойную форму вины, т. е. характеризуется прямым умыслом в отношении самого факта выпуска и продажи товаров, заведомо не отвечающих требованиям безопасности, и преступной небрежностью в отношении последствий – причинения вреда здоровью[94].
Однако ряд авторов, а таких было большинство[95], считали, что указанное преступление может быть совершено лишь с неосторожной формой вины. По их мнению, выпуск подобных товаров, оказание услуг, выполнение работ без наступления указанных в законе последствий законодателем не криминализирован. Действительно, подобное правонарушение в качестве наказуемого предусмотрено административной отраслью права. С такой точкой зрения трудно не согласиться.
Далее, при наличии умысла по отношению к последствиям (вред здоровью или смерть потерпевшего), по нашему мнению, ответственность для виновного лица должна наступать по соответствующим статьям УК РФ как за преступления против личности.
Субъект рассматриваемого преступления считался специальным.
В качестве таковых признавались не только граждане Российской Федерации, но и иностранные граждане и лица без гражданства, однако последние должны были являться официально ответственными за обеспечение безопасности выпускаемых или продаваемых товаров. Субъектами данного преступления могли быть не только официальные представители юридических лиц, но и физические лица – граждане-индивидуальные предприниматели[96].
До середины 1999 г. указанная норма каким-либо изменениям не подвергалась. Однако в соответствии с Федеральным законом от 9 июня 1999 г. «О внесении изменений и дополнений в ст. 238 Уголовного кодекса Российской Федерации» было принципиально изменено название указанной статьи на «Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». Абзац первый части этой статьи был изменен следующим образом:
«7. Производство, хранение или перевозка в целях сбыта, либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей, а равно неправомерные выдача или использование официального документа, удостоверяющего соответствие указанных товаров, работ или услуг требованиям безопасности».
Таким образом, изменения касаются почти всех элементов состава настоящего уголовно наказуемого правонарушения: предмета преступления как основного признака его объекта, объективной и субъективной стороны. Проанализируем их более конкретно и предметно.
1. Предмет. Фактическое содержание предмета настоящего преступления дополнено. Если ранее им являлись всего лишь товары, не отвечающие требованиям безопасности жизни и здоровья потребителей, или официальные документы, удостоверяющие соответствие указанных товаров, работ либо услуг требованиям безопасности, то ныне к ним добавилась и продукция.
Что понимает под этим термином законодатель, какими категориями пользуется при его определении, в чем видит отличие продукции от товара, который, как известно, сам является «продуктом (т. е. продукцией) труда, способным удовлетворить какую-либо человеческую потребность…»[97], из текста измененного закона не ясно.
2. Объективная сторона. Изменена и дополнена довольно основательно. Если ранее анализируемая статья предусматривала ответственность за: а) выпуск товара…; б) продажу товара…; в) выполнение работ…; г) оказание услуг…; д) неправомерную выдачу официального документа…; е) его использование…, то ныне она криминализирует: а) производство товаров и продукции…; б) хранение товаров и продукции…; в) перевозку товаров и продукции…; г) сбыт…, а виды действий, подпадающие под пункты д) и ж) новой редакции ст. 238 УК РФ, практически полностью совпадают с действиями, предусмотренными пунктами в) и д) старой ее редакции. Однако это еще не все. Ранее законодатель признавал состав преступления, предусмотренного ст. 238 УК РФ, материальными, уголовная ответственность для виновного лица наступала лишь в том случае, если налицо были указанные в диспозиции общественно опасные последствия в виде вреда здоровью человека. С точки зрения нынешнего законодателя, для привлечения виновного к ответственности уже не требуется наступление перечисленных в законе последствий, достаточно простого выполнения указанных в диспозиции статьи видов общественно опасного деяния. Это означает, что состав преступления, предусмотренного сегодня ст. 238 УК РФ, становится формальным.
3. Субъективная сторона преступления. Если ранее субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 238 УК РФ, характеризовалась двойной формой вины, то в нынешней редакции статьи форму вины следует признавать умышленной, на что, безусловно, указывает такой факультативный признак субъективной стороны преступления, как цель. Целью анализируемого преступления законодатель признает только сбыт, т. е., по нашему мнению, настоящее преступление может иметь корыстную направленность.
Со стороны субъекта изменений в новой редакции ст. 238 УК не произошло. Это все то же физическое вменяемое лицо, достигшее 16 лет, и которому в законном порядке разрешено заниматься указанными видами экономической деятельности.
Заканчивая анализ изменений и дополнений ст. 238 УК РФ, внесенных Федеральным законом от 9 июня 1999 г., следует отметить, что содержание данной уголовно-правовой нормы претерпело существенные изменения, однако признать их принципиально новыми нет оснований, ибо объект уголовно-правовой охраны в данной статье не изменился, статья по-прежнему находится в разд. IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка», т. е. видовым ее объектом являются общественные отношения, регулирующие систему общественной безопасности и входящие в систему общественного порядка.
Родовой объект данного преступления – это общественные отношения, обеспечивающие здоровье населения и общественную нравственность. Непосредственным же объектом выступают общественные отношения, обеспечивающие безопасность интересов личности в сфере потребительского рынка.
Изменения и дополнения в первую очередь коснулись предмета преступления: расширилось его содержание, серьезно изменилась как объективная, так и субъективная сторона состава этого преступления.
Необходимо также признать, что данные изменения и дополнения в указанной статье уголовного законодательства России произошли под воздействием правоприменительной практики. Сотрудники криминальной милиции и милиции общественной безопасности МВД России настаивали на необходимости изменения состава по конструкции из материального в формальный еще в 1998 г.[98]