Туманов П. И.
Мерзкий звук, выдравший Туманова из сна и казавшийся громом небесным, был обычным дверным звонком. Пошарив по стене, он нажал кнопку – стервозное сопрано проинформировало: «Четыле часа тли минуты». Действительно, мерзкий звук. Кому-то не спится, догадался он, извлекая из валявшейся на полу кобуры «Ламу М-82» – испанскую родственницу пистолета-«кольта», унаследованную в Кабардино-Балкарии. Микрофон когда-то модной системы «Посылай лежа» висел над кроватью, так что к двери он не пошел.
– Говорите, – проворчал в мембрану.
– Федеральная служба безопасности, – сказал динамик замогильным голосом. – Открывайте немедленно!
Все возможно в это смутное время, соображал почти проснувшийся Туманов, влезая в штаны. В том числе аресты под утро. Практика устойчивая, испытанная поколениями, а главное, не пошлешь, как при Бориске. Отсюда вывод – напрягись.
– В чем дело?
– Открывайте быстро! – И голос постарше, поспокойнее, сменивший замогильного: – Дверь выставим – хуже будет.
Дверь, как и замки, сработаны на совесть – кучу денег вбухал, но у ФСБ и других настойчивых контор есть своя штука, под названием «С добрым утром», – вынесет вместе с косяком. Правда, у Туманова и ответный прибор есть, «Привет незваным» называется. Один опытный человек делал. Пока чекисты от двери напротив отлипать будут, можно успеть на лоджию, через дыру в стеночке – на соседнюю, там в квартиру, где тезка Черных с перепоя дрыхнет. А потом – либо вниз (их подъезд на другую сторону), либо на чердак.
– Выносите, – разрешил он, цепляя лямку «тревожного» рюкзачка. Вещички давно собраны. Если и впрямь «гэбэ» наехало, примерное поведение все равно не панацея. Кроссовки, курточка, что там еще…
– Открывай, падла! – заорали в динамик. Нервные какие-то. Чекисты давно бы терпение потеряли – и получили бы взрыв (одинарный, если применить гидроаккумулятор, и двойной, если… два).
– Вы из районного, ребята? Или из городского? – поинтересовался он, завязывая шнурки. Все, собрался. Можно убираться. Но вот нужно ли?
– А тебе какая разница, тварь?! А ну отворяй, я тебе сказал!
Точно, импровизаторы. К тому же глупые и нетерпеливые. Найдется кто-нибудь смелый по соседству – глаза протрет и брякнет по «02». Хотя кто нынче смелый…
– Если из районного, – Туманов облегченно вздохнул, – то позвоню дежурному, они вас, я слышал, давно пасут. А если из городского…
По лестнице зацокали копыта. Тишина. Дошло до шакалов.
Самые безотказные способы ограбления – «Патруль! Предъявите документы» или как сейчас – «Открывай, чека!». Так и прозвали – «гоп-стоп-чека». Люди пуганые, дверь отомкнут – лихие люди мало-мальски ликвидное барахло изымут, а хозяев, дабы не расстраивались, – в расход.
Бросив в угол рюкзак, он прошел на кухню, глянул в окно. В предрассветной серости, мерцая габаритными огнями, таял микроавтобус. Светлый, «Ниссан» или «Тойота». Или… любой другой. Номеров не видно, но пусть и видно – все равно «дежурные». Можно намекнуть Гальяну. Такое отпетое хулиганство на его территории – не простит. Поймает – накажет чужаков.
Ох, дела. Почесав затылок, он отправился в ванную. Какой теперь сон?
Сентябрьское солнышко слепо щурилось, и дети в новой школьной форме (сплошная синтетика и мутант с двумя клювами на рукаве) торопились припасть к источнику знаний. Туманов достал брелок – «Кадет» приветственно бибикнул. Хуже нет – оставлять машину на улице. Но больно он поизносился накануне. Все силы ушли на Оксанку. Бог понял и посторожил.
Из подъезда по его следам выбежала соседка-долгожительница с пятого этажа.
– Пал Игорич, подождите минуточку, ух, устала гнаться за вами… Не успела, вы простите, молоко принесла, на плиту ставила…
– Не спешите, Марь Матвеевна, – Туманов скрипнул зубами. – С добрым вас утром. Случилось что?
– Утро доброе, Пал Игорич… Хотела с вечера зайти, да не было вас, а потом спать легла, давление скачет, и проспала, вы не обижайтесь… – Старушка наконец остановилась, пытаясь отдышаться.
Он не обижался.
– Марь Матвеевна, – работа в принципе не горела, начальник не опаздывает – он многозначительно задерживается. – Говорите, что случилось. Но без паники, хорошо?
– Да как же, Пал Игорич… Витальку забрали… – казалось, старушка сейчас заплачет.
Виталькой звали ее внука, шебутного отрока лет пятнадцати, которому Туманов весной устроил экскурсию в наркологический диспансер. Поймал в подвале с тремя такими же за сеансом – подростки самозабвенно вдыхали «Момент». Как водится у «кислотных», пытались возмутиться – но недолго. Для филиала концерна «Муромец», где Туманов выступал в роли начальника аналитического отдела, диспансер давно стал чем-то вроде подсобного цеха, так что поездка не была чистой благотворительностью. Вволю наглядевшись на пьяниц с «белочкой», на «ширевых» в ломке и более подробно – на превратившихся в овощную грядку ветеранов клея, Виталик определенные выводы сделал. Отец отбывал сельхозповинность (на его счастье, а то отбывал бы севернее, чудак приблатненный), мать погибла в перестрелке год назад, оказавшись с булкой хлеба между двумя бандами, так что кормить и лелеять подростка пришлось бабке. Авторитетный сосед с положением в обществе воспринимался Марьей Матвеевной как подарок судьбы, чем она периодически и пользовалась.
Путаясь в словах и впадая в мемуаристику, старушка поведала, как вчера днем прибежал друг Виталика Серега, лично видевший, как пьяного бабкиного внука самым драматичным образом заметал патруль. Бабка сбегала в РОВД, но там паренька выдавать отказались, а порадовали фразами вроде «сопротивление патрулю» и «хулиганские действия».
– Посадят парня, ведь посадят, а?.. – причитала старушенция, поглядывая на Туманова с какой-то неясной надеждой. – Маленький он совсем, да закон уж нынче строгий…
– Погодите, Марь Матвеевна, не надо расстраиваться раньше времени. И вообще не надо. У вас телефон работает?
– Работает, Пал Игорич… Виталик починил, у него ручонки золотые, кабы не Гришка, алкоголик проклятый, был бы парень как парень…
Гришкой звали отца Виталика, а телефон грохнул об пол сам сынуля недели три назад в знак могучего протеста.
– Вы вот что, Марь Матвеевна. Идите домой, а я узнаю в милиции про ваше чадо. Сейчас девять, в одиннадцать я вам позвоню. Таблетки дома есть?
– Да, конечно, спасибо вам, Пал Игорич, вы уж узнайте…
Под медной доской с надписью «Концерн «Муромец». Энский филиал» тянул папиросу гигант мысли Костя по фамилии Рогов – по кличке соответственно Рог – плечистый детина с травмированными ушами и впечатляющей шеей. Остальная фигура, затянутая в камуфляж, соответствовала. Директор филиала Кравцов в молодости посещал самбо, борцам симпатизировал, в людях разбирался и Рога время от времени на ворота ставил не зря – кого велели, впускал, а прочих разворачивал невзирая на форму, чины и кобуру на поясе.
– Здравствуй, Костя, – поздоровался Туманов. – Враги не приходили?
– Здравствуйте, Павел Игоревич, – боец выпятил грудь. – Не пройдут!
– Ну, бди, – кивнул Туманов и поднялся на пятый этаж.
Милена, она же Мила, она же Лена, кому как приятно, диспетчер отдела, вершила маникюр. Поздоровалась. Поднесла руку к лицу и стала одним проникновенным глазом рассматривать Туманова, другим – ноготочки. Ноготочки были высший класс. Правда, лак – отечественный.
– Звонили?
– Шульга из транспортного, – пропела Милочка. – Насчет использования порожняка, он перезвонит. Гарницкий, просил позвонить, он в сводке есть. Так, еще – Бежан Борис Андреевич. Я записала, вот, – Милочка послюнявила календарик: – «Если интересует рубероид, от двух вагонов, буду звонить после двух. Бежан». Все. Вот почта.
– Сводки принесли?
– Принесли, Павел Игоревич.
– Кофе есть?
– Есть, Павел Игоревич. Только это не кофе! – Девочка игриво подула на ноготок…
Он курил, прихлебывая насыщенную цикорием жижу. Настроение портилось. Черт явился за его душой, не иначе. «Если интересует рубероид»… Какое дело начальнику аналитического подразделения до строительных материалов? Целую вечность назад, чудом выбравшись с фабрики по производству зомби, попутно прихватив с собой очень привлекательную женщину, Туманов ощутил свою полезность и завербовался (читай, завербовали) в «Бастион» – нелегальную организацию неусидчивых вояк, возомнивших себя спасителями Отечества. В первые годы века это было не самой большой бравадой. Зачем им понадобился бывший опер – не совсем понятно. Возможно, по принципу «лишней веревочки в добром хозяйстве», возможно, по разнарядке. Тренировочная база, краткий отпуск, Чечня. Работал легально, под своим именем. Никому из «сотрудников» «Бастиона» не возбранялось участвовать в боевых действиях – лишь бы языком не болтали и выжили. Впрочем, добровольцем он себя не признавал: удовольствия от войны не испытывал. Очень часто вспоминал родную ментуру и до слез грустил. Номинально он являлся представителем штаба Объединенной группировки на том или ином участке, фактически – координатором, а нередко – и прямым участником событий. Дважды под Гей-Чу ввязывался в рукопашную, когда с одной стороны в мертвой тишине из-за хребта набегали обкуренные «душманы», с другой – озверелая с голодухи десантура. Бились до последнего. Превосходящий числом и побеждал. Не Альпы, не умением… Под Грозным, на пару с немногословным умником из ГРУ, которому Туманова ангажировали в качестве «парня на подхвате», провели акцию, отличились: направили банду на минные поля и сами ошалели – да неужто получилось? (Сто тысяч баксов работнику ФСБ за коридор – это, конечно, сказка для телевизора, но пять-десять – почему бы нет? У него жена, дети… Впрочем, умник из ГРУ получил больше.) Под Чапаевкой влупило по бронежилету. Неделю провалялся. Спасибо за отпуск. Четыре дня сладкой жизни пролетели, как в дурмане. Потом – Шарой, Сержень-Юрт. Новая власть. Кавказ тряхнуло по всему Большому хребту. Полыхнуло разом, словно сговорились. Из Алагира его вывозили на вертолете – очередь из РПК распорола бедро. Мягкие ткани пострадали. Месяц похромал – снова за работу. А работы навалом – наших били по всему фронту, потери несли жуткие, и, главное, никто не представлял, во что ввязались. Тогдашний куратор Гибадуллин отыскал его под Домбаем, подавленного, быстро спивающегося – отправил в Иркутск. Там к осени и оценил он по достоинству размах постигшего страну несчастья. Поначалу было ясно и красиво – развернемся, прижучим казнокрадов, приличных людей поддержим… Поддержали. Не все, правда. Кое-кто, явно замешанный в тогдашние игры, нынче пригрелся в ЦК НПФ, структурах пониже и неплохо себя чувствовал; кое-кто рванул на Запад. Чрезвычайщина, «восстановление армии», «наведение порядка»… Навели, спасители. Только в родном округе генерал-майор Буторин застрелился, не снеся позора, генерал-лейтенант Козырев расстрелян по приговору трибунала (вот тебе и слуга царю, отец солдатам), еще семеро получили сроки, десятка три уволено. А ради чего? Ну, заработали со скрежетом заводы, ну и что? Цены подскочили втрое, зарплата скрючилась, частных лавочек осталось с гулькин нос: не все, что удивительно, бизнесмены, возжелали вступить в НПФ. Новый «железный занавес» – отгрохали, православие на щит – подняли, доллар – упразднили. Реорганизованные спецслужбы, чувствуя звездный час, подняли головы. В один прекрасный день узнали про слово «Бастион». Тогда он и помчался в Энск, напуганный за судьбу единственного близкого человека. Доверенные люди сделали Динке билет, «коридор» – отправили с богом. Вернулся злой, потрясенный. Но не спился, как многие, работа засосала. Руководил одной из охранных структур в концерне «Булат», попутно содействовал диверсии на Байкальском ЦБК – дело «Бест» (заодно и на Ольхон сплавал, за редкой травкой сагандайлей – незаменимой от похмелья и для потенции). Руководил терактом в поселке «Ленинец» под Иркутском (царствие вам небесное, господин второй секретарь). Дважды проводил евреев через Кяхту. Когда пришли чекисты и стали хватать руководство «Булата» – предпочел не играть с судьбой. Сиганул в окно и, приняв грязевую ванну, скрылся в тумане. Всплыл в Лесосибирске – свои люди порекомендовали фирму «Енисей» – отсидись, мол, отдохни. Полгода не заметил как пролетели. «Ну ты даешь, брат, – присвистнул Гибадуллин, явившись однажды под утро – в цивильном костюмчике, с портфелем. – От тебя в этой дыре проку, извини, как от ядерщика в кошаре». И предложил трудоустроить на родине, в Энске. Сомнительная фирма (тогда «Муромец» и вправду был сомнительной фирмой), зато при должности – замначальника аналитического отдела. «Научишься, – пообещал Гибадуллин. – Город твой, менты твои, не всех еще разогнали, биографию оставим как есть, рекомендации – закачаешься. И шеф твой – наша креатура». Начальника аналитического отдела Мещерякова Сан Саныча «Бастион» действительно на чем-то зацепил. Пришлось подвизаться в подпольщиках. Впрочем, через месяц Сан Саныча не стало: прямо в рабочем кабинете 47-летнего службиста, никогда не жалующегося на сердце, хватил инсульт. Туманов, как наиболее перспективный, уселся на его место: Кравцов действительно разбирался в людях. Полетели недели… Прибыл связной, дал явку и код. Полетели месяцы… Познакомился с женщиной, лишившейся мужа (в Америку рванул, стервец), стали встречаться. Жизнь входила в колею. И вот оно, дождались. Ключевые слова – «если интересует рубероид»…
Тяжело…
Конверт со штампом «отдел охраны» содержал, как обычно, два листа. Начальник отдела, некий Котляр, бывший капитан ФСБ, ненавидел Туманова всей душой. Обидное дело – перед ментовским старлеем отчитываться и не шипеть – потому что вылетел из органов за «крышу», предоставленную азербайджанцам еще до ЧП. Это ж надо так обхалтуриться! Отчасти, впрочем, повезло, попадись он после, им бы сейчас не старлей из ментуры в конторе заведовал, а урка-бригадир на лесоповале. А до лесоповала еще доехать надо и не помереть – не любят блатные чекистов. Милицию они, впрочем, тоже не любят. Каждое утро Котляр заявлялся к восьми, правил сводку происшествий и отдавал диспетчеру, милой девушке Жене: «Отнеси этому менту». А милая девушка перепечатывала оригинал сводки и приносила оба – чистый и грязный. Потому что Котляр, как она жаловалась, – прилипала и требует интимных услуг, «а у самого ни в какую и неизвестно, когда заработает. Пока его, замороженного, ублажишь, пройдет тысячелетие, а у меня что, других дел нет?..»
Туманов раскрыл сводку.
Склад на Лесоперевалке. Два ухаря «по халатности охранника Борзых» (пьянствовал Борзых, не иначе, приносил и распивал) увели фанеру. Много. Ущерб уточняется. Виновный наказан.
Товарная станция Лещиха. При разгрузке вагона с китайским ширпотребом приходил молодой человек, возраст около двадцати (грамотей), «с целью выяснить, чья «крыша». Заняться чекисту нечем. Ходили, ходят и будут ходить. Услышат про «Муромец» – отваливают.
Так, а это Котляр решил зажать. Абзац вычеркнут полностью.
«В магазин «Для дома, для семьи» на Благовещенской, 29, за час до закрытия…» Двое крепких ребят зашли проведать – «мы район держим, платить будете Чугуну (это еще что за покойник?), завтра приготовите полста кусков». Мелко плавают. Оборот у магазина – миллиона полтора в день, не считая отоварки. Значит, чекист размяться решил. Соберет «зондеркоманду», сядет в засаду, те за деньгами, а он – «руки вверх» и сдаст в милицию. А потом Кравцову нахвастает, чтоб директор не забыл, что у него начальник охраны – дурак.
Ну что ж, лишний повод зайти к Гальяну.
Далее шла сводка аналитиков…
Звякнул селектор.
– Павел Игоревич, – прошелестела Леночка, она же Милочка. – К вам Иванцов просится. – Только этого инвалида не хватало.
– Скажи – уехал в… («Тугодум ты стал», – подумал Туманов.) Куда я уехал, Милочка?
– В горсовет.
– Умница. А зачем?
– Я придумаю, Павел Игоревич.
– Вот и целую.
– Да вы все обещаете, обещаете…
Действительно. Мог бы и поцеловать. Кстати, о звонках. Туманов отбил номер.
– ГОВД? Дежурный? Здравствуй, Николай. Как жена, дети?.. Не женат, говоришь? Слушай, у тебя пацан числится, Осипов Виталий, 85-го года отрок. Оформил? Отправил? За кем он?.. Ладно, с Полыниным я разберусь. Скажи, Туманов подъедет, пусть пока в «стакане» посидит. Места нет? Ничего, он тощий. Скоро буду.
Туманов скормил сводки единственной на всю контору «соломорезке», вышел, захлопнув дверь. Секретарша взметнула глазки.
– Милочка!
– Леночка…
– Как Леночка? Какая ты изменчивая, Милочка. Держи оборону, ладно? Я к обеду приеду и торт привезу.
– Зачем? – удивилась девочка.
– Как зачем? Ты когда сюда устроилась? Год назад, правильно. Восьмого сентября. Пришла вся из себя такая скромненькая, глазки в пол, ручки за спину… Помнишь? А кем стала? Начальницей аналитического отдела.
– Павел Игоревич, вы феномен…
– Я в другом феномен. Будешь умной девочкой, расскажу. Все, держи оборону.
Под обиженное «да вы все обещаете, обещаете…» он убыл.
Освобождение непутевого подростка вкупе с отправкой в толчок «сопроводиловки», в которую трудолюбивый Полынин успел вписать и «хулиганские действия», и «сопротивление патрулю», и полный бред про «нецензурную брань» (когда успел? наверняка били без пауз), обошлось Туманову в литр водки – оперу, и два пива – дежурному. Виталик вышел, полыхая свежими фонарями – сопротивлялся, видимо, головой.
– Ну и что с тобой, чудаком, делать будем? – вздохнул Туманов, когда спасенный угрюмо влез в машину и пристегнулся.
Виталик хрипло вдохнул и ни к селу ни к городу понес про гадов-патрульных, что средь бела дня его, «совсем трезвого», ни за что ни про что замели прямо под бабкиными окнами.
– Не ври, не в милиции, – перебил Туманов, обруливая монтируемый гигантский плакат с располагающей физиономией президента и надписью: «Мы подняли Россию с колен!»
– И поставили на карачки… – пробормотал тихо.
– Что? – не расслышал Виталик.
– Не подслушивай. И учти, средь бела дня «ни про что» таких сопляков, как ты, пока не заметают. Будь ты девицей или врагом народа – другое дело. Поставь свечку, что не попал к Самцову – он бы махом тебя во враги произвел, а потом сокамерники – в девицы. Молчи, – покосился он на пыжащегося пацана. – Головой думай.
– О чем? – приуныл Виталик.
Туманов подрулил к светофору, остановился перед грязно-канареечным «купе». Вздохнул и поглядел на парня – глаза в глаза. Тот отвел свои и сморщился от боли.
– О времени и о себе, Виталя. О бабке. Как жить дальше будешь?
– Школу закончу…
– …И в тюрьму сяду.
Зачем, спрашивается, Макаренко из себя корчит? Папа стежку протоптал, и сынок туда же. Вечно его вытаскивать? Нашли опекуна. Всех не вытащишь.
– А что делать? – заныл отрок.
– Можно палатки бомбить. Можно магазины. Блеск. К примеру, двое смертников вчера на Благовещенской бабки шальные трясли.
– Почему смертники? – не понял Виталик.
– А потому что недолго им осталось. Ты их знаешь?
В глазах отрока мелькнуло что-то компетентное. Но он быстро отвел глаза.
– Откуда?
– Знаешь, юноша, – построжал Туманов. – Кто такие?
– А вам зачем? – На этот раз взгляд был прямой – что, с одной стороны, и похвально.
– Ты лучше спроси, – предложил Туманов, выруливая на Ленина, – зачем я тебя из ментуры вытаскивал.
– Допустим, спросил, – выдавил парень, уставясь в пол.
– Бабку жалко. И ты не потерян. Пока голова работает.
– Вязьма и Лорд, – бухнул Виталик.
– Шибко крутые, да?
– Они по году отсидели – на малолетке. И два – на взросляке…
– А теперь подумай, что будет, когда до Гальяна дойдет – махновцы на его территории? – Убедившись, что до парня дошло, смягчился: – В школе надоело?
– Надоело, – подтвердил пацан.
– Есть одно хитрое ПТУ. Не плюйся, там делу учат и заработать можно. Бабка говорит, ты в технике спец?
– Ну, не во всякой… – Парень неудержимо покраснел. – Какой я, на фиг, спец…
– Хочешь – устрою. Не хочешь – блатуй. Твои похороны.
Виталька молчал минут пять.
– А там точно заработать можно?
– Если руки под дело заточены.
– Я подумаю.
– Думай. Иркутская, 9. Спросишь Михал Антоныча, скажешь, от Туманова. Все, выметайся, мальчишка, приехали.
Виталик помялся, открыл дверцу.
– Пал Игорич…
– Ну.
– Спасибо вам…
– Много, беги.
Михаил Антонович Векшин в другое время был бы известен не меньше Макаренко или Спока. Учитель от бога, он ухитрился скромное ПТУ при радиозаводе превратить во вполне доходное – для юных тружеников – предприятие. Нашел учителей, дающих знания на уровне, оборудовал спортзал, нанял тренера. Умудрялся увиливать от опеки назойливых югендфюреров из СМП (Союза Молодых Патриотов). Хорошо это, конечно, но печально. Сколь веревочка ни вейся… Посадят Векшина по доносу, а его ребята, если не сядут за компанию, станут еще одной местной бандой, которым в этом городе учета нет.
Внезапно заныла голова. Самое время – рабочий день только начался. Он откинул ее на подголовник, стал машинально крутить настройку приемника.
Эфир выдавал что-то неживое, вьюжное. Диапазон FM упразднили (как не было, так и дальше не будет). На средних волнах вещал вечный «Маяк», на длинных – радио «Возрождение», на УКВ – местный «Голос Энска». Слушать нечего. Сплошные успехи.
Позывные колокола «Возрождения» сменил нетленный хит горластого Гамзанова «Из глубины веков» – порядком надоевший, но в определенных кругах имевший бешеную популярность и даже прозванный непонятно с чего «гимном Нового Возрождения».
Маршевый бой барабана нестерпимо стучал по ушам. Он раздраженно переключил диапазон.
– …В ходе стремительного продвижения вдоль трассы Караюрт – Ноябрьск силами 224-й бригады и 61-го мотострелкового полка нанесен значительный урон боевикам, окопавшимся вблизи села Мансурово. Уничтожен склад боеприпасов, восемь единиц бронетехники и более сотни бандитов. Взят под контроль ряд господствующих высот над нефтеперерабатывающим комплексом Балабаевский, близ которого отмечены паника и поспешная перегруппировка бандформирований. Командующий сухопутной группировкой на Северном Кавказе генерал-лейтенант Ипатов выразил твердую уверенность, что уже к середине сентября…
Не осталось уже ни злости, ни обиды, душа переболела. Воевали мертвые души. 224-я Юргинская бригада, прозванная «бешеной», еще в июле сгинула в районе Кургунского ущелья, поимев глупость пуститься в преследование якобы разбитого войска «имама» Дакаева. Полегла практически вся – за тактические ошибки гяуры платили по полной строгости. То, что спустя две недели, покалеченное и обезумевшее, выбралось из западни, меньше всего напоминало бравую бригаду, а больше – какой-то сумасшедший лазарет с числом больных порядка взвода – без техники, почти без оружия…
Знали об этом, естественно, немногие. И те помалкивали.
За заводом рембыттехники дорога сузилась. Этот участок ремонтировали года полтора. И никаких перспектив. Проплыла разрушенная котельная – последствие прошлогоднего теракта (неизвестного мастера), потянулись низенькие корпуса фабрики металлоизделий. Номенклатура производимой здесь продукции отличалась редким разнообразием – от крючков для полотенец до карданных валов уборочных комбайнов. Иногда зарплату платили. А в прошлом году производство встало. Заработал молох. Руководство фабрики обвинили в воровстве и причастности к производству и сбыту левой продукции. Директору дали вышку, остальных, вплоть до мастеров участков, пересажали, фабрику закрыли. Какие-то «комсомольцы» пытались приспособить пустующие площади под проведение своих шумных мероприятий, но местный ареопаг распорядился иначе. «Комсомольцев» прогнали. Постановили – резервная территория и никаких гвоздей. Дворы поросли бурьяном, машинерию растащили.
Заморосил дождик. Подъехав к приземистой облезлой, но еще крепкой на вид избе, Туманов остановился, посигналил.
Загавкал пес. Через пару минут из калитки выглянул опухший мужичонка и вежливо спросил:
– Какого надо? Гудишь тут…
– Скажи Михалычу, Туманов по его душу.
Опухший чего-то проворчал и убрался в дом. Через пять минут вернулся, дохромал до ворот гаража – вровень с забором – принялся возиться с висячим замком. Отпер, распахнул ворота, ушел внутрь.
Задняя стена гаража была переоборудована в еще одни ворота – уже открытые. Туманов проехал гараж, теплицу, где грядки теснились у боковых стенок, а стекла в рамах не только никогда не мыли, но и намеренно пачкали, и оказался в новом гараже – подземном. Компанию «Кадету» составили «БМВ», ниссановский джип и замызганная «четверка». Гостя встретил и молча сопроводил на поверхность молчаливый шкаф с кобурой под мышкой. В доме, снаружи неотличимом от других обшарпанных изб местного частного сектора, а внутри обилием ковров и быттехники напоминавшем склад хозяйственного магазина, ждал коротконогий, почти квадратный крепыш с белым шрамом в пол-лица – Меченый, он же Гальян.
Виктор Михайлович Галеев криминальную карьеру начал резко – с ограбления в 79-м в составе банды покойного Студента склада «Ювелирторга». При обыске, кроме старенького «ТТ», обнаружили числящееся по списку кольцо с маленьким бриллиантиком, и один слушатель из сокамерников выдал Галееву кличку (Гальян, по фене – бриллиант). Отсидев пару пятилеток, Гальян активно включился в рэкет – не забывая добрых воровских традиций, но и не брезгуя злыми бандитскими. На первые роли не выступал. Обходили молодые и наглые. Не возглавлял фирм, не вступал в партии, не выставлял свою кандидатуру на выборах. И в тяжелые времена Чрезвычайного положения, когда Рустам-апельсин, купивший титул вора в законе за пол-лимона зеленью, предпочел сбежать, Вяза и Малыша пристрелили «при попытке сопротивления», а Бондарь просто исчез, унаследовал район. Не построив особняка в веселые годы демократии, Гальян так и остался жить в Нахаловке. Вокруг «резиденции» надежно прикормленные соседи, никакой спецназ втихую не подберется. Заборы, плетни, «ягодный» кустарник, непролазная грязь летом и лед зимой. Дом, впрочем, обставил, проведя горячую воду и телефон, а заодно – подземный ход в подвал возведенной в девяносто девятом элитной многоэтажки, где Гальяну принадлежала квартира, оформленная на чужое имя.
– Что скажешь, Туманов? – Присесть и угощения с разносолами не предлагал: пришел бывший мент, пусть выкладывет свое дело и убирается.
– Бардак у тебя в районе, Галеев.
– Дальше, Туманов, – поморщился авторитет.
– Цинбан рынки шерстит.
– Тебя задели?
– Тех, что задели, уже обработали.
Пятерых китайцев, пытавшихся обложить данью ларьки, принадлежавшие «Муромцу», встретили хорошо подготовленные ребята из группы безопасности тумановского отдела и провели просветработу на тему: «Будем дружить или будем садиться?»
– Шпана какая-то в гоп-стоп-чека играет. Знаешь, Галеев, я по ночам люблю спать, а не нервничать.
– Разберусь, – помрачнел Галеев.
– Двое крутых посетили наш магазин на Благовещенской. Сказали, теперь им надо платить. Нам самим их воспитывать или тебе оставить?
– Кто такие? – Гальян багровел на глазах.
– Вязьма и Лорд, есть такое мнение.
– Тебе их прислать? – процедил хозяин.
– Мне-то они зачем? Это твои игрушки…
Возвращаясь через сквозной гараж, он представил, как вооруженная «зондеркоманда» Котляра весь день напролет, прикидываясь покупателями, отпугивает покупателей настоящих, – и слегка повеселел.
Бежан – высокий, накачанный, движения обманчиво неуклюжие, по облику – типичный бандит из «умных», разливал водку. Стол сварганил по уму, но у плиты не стоял – все готовое, с рынка. Даже форекол – норвежское блюдо из баранины и кислой капусты – брал в готовом виде. В квартире чисто, но как бы это выразить – неуютно. Нет хозяйки, хата съемная и, хочется верить, на предмет «жучков», «клопов» и прочих насекомых проверенная.
– За светлое завтра, Павел Игоревич, – хитровато щурясь, поднял рюмку Бежан. Выпили, закусили совхозной буженинкой.
Туманов поинтересовался:
– У Кривули служил, Борис Андреевич?
Майор Кривонос, командовавший их батальоном при фильтрации «лояльной» Чечни – той, что севернее Терека, этот радостный тост обожал. А возможно, верил в мистическую силу пожеланий, спрыснутых крепким алкоголем. Вера не оправдалась – снайперская пуля уложила майора под Наурской, как раз в тот момент, когда, извлекая из дальнего кармана фляжку, он позволил своей голове воспарить над окопом. Сам Туманов к тому времени из батальона уже убыл, увозя с собой двух чеченцев бородатого вида. Омоновцы, изловив их в хорошо замаскированном подвале под овчарней, хотели тут же пристрелить, но «командированный от штаба» беспардонно отнял. Обиду залили привозным спиртом, а пленные получили отсрочку – на пару дней, рассказали все, что знали (попробовали бы не рассказать), и – вполне заслуженно почили без скучной судебной волокиты.
– Он у меня служил, – уточнил Бежан, разливая по новой. – Хорошо идет, а, Павел Игоревич? Может, девочек позвать? Из бюро добрых услуг?
– Или мальчиков. Из другого бюро, но с магнитофонами, – пробормотал Туманов. – Бросай цирк, Борис Андреевич. Ночь коротка.
– Спят облака, – Бежан подмигнул и отодвинул стопку. – Как скажешь, Павел Игоревич. Ваша фирма сельхозпродукцией занимается?
– Да.
– Тогда слушай.
Какие-то глубоко законспирированные «партизанские» хозяйства из северных районов искали покупателей мяса. По возможности своих и без засветки. Любая засветка в таком деле чревата немедленным уничтожением как самого хозяйства, так и «фермеров».
– Сделка чистая, – перейдя на строгий тон, стал убеждать Бежан. – Мясо переправляем через ваши заготконторы в Турово и Столешино. Поставщик липовый, но кто докажет? На поросятах не написано, что они партизанские, верно, Павел Игоревич? А документы и все сопроводиловки настоящие. В случае прокола ваша фирма не отвечает – виноваты заготконторы: самодеятельностью занимаются. Но я обещаю тебе, Павел Игоревич, прокола не будет. А стопроцентная прибыль – гарантирована. И вашей конторе, и… – Бежан лукаво подмигнул. – И нашей.
– Буду думать, – вздохнул Туманов.
– Думай. И побухти наутро с шефом, добро? Дави на то, что поставки будут осуществляться с Гремяжьего хутора – это наша область, недалеко от Крутихи. Там официальное хозяйство, он должен знать. Надумает проверить – люди из Крутихи подтвердят, у них все схвачено. Так поможешь, Павел Игоревич? Учти, у партизан цена смешная.
– Подумаем.
– И еще одно, – Бежан помолчал. – Просьба у меня к тебе великая. Хочу завтра тебя поэксплуатировать. Не против? После полуночи?
– Девочки? – Туманов нахмурился. – Или мальчики?
– Скажем, мальчик, – Бежан натянуто улыбнулся. – Переросток. С деятелем одним надо разобраться… Сволочь редкостная. Подстрахуешь?..
Дьявол… А ведь точно прибыл по его душу. Полтора года от «Бастиона» ни слуху ни духу. Он забыл и про присягу, и про роль законсервированного агента, которого могут расконсервировать в любую минуту. Должность аналитика в процветающей фирме Туманова устраивала. Начальство терпит, люди уважают, деньги рекой – чего еще надо миролюбивому мужику в смутное время?
Рука машинально потянулась к бутылке. Поосторожнее бы надо. Завалиться проще пареного. Прощай тогда и сытая жизнь, и положение в обществе…
– Ты жуй телячьи нежности, Павел Игоревич, жуй, не стесняйся, – Бежан улыбался. Серыми глазами прощупывал собеседника хитро и пристально.
«А ведь я о нем ничего не знаю, – думал Туманов. – Да, гонец, да, представитель «Бастиона». Выдал условную фразу – и, выходит, он обязан ему теперь подчиниться. Хоть тресни, а обязан. Таковы правила. Нарушать нельзя. Опасно».
Он со злостью воткнул вилку в грубо отрезанный телячий шмат. (Интересно, как у этой скотинки с губчатой энцефалопатией?) Ну ладно, с Олегом Ивановичем Кравцовым он договорится – директор «Муромца», невзирая на близость к националам, мужик нормальный. Не самодурствует. Подчиненного охотно выслушает и помозгует. А вот пойдет ли навстречу – забота уже не Туманова. Да и для Бежана данное «свиное» поручение, похоже, просто так – в нагрузочку.
Чего он удумал? Ясный факт, Боря Бежан притащился в Энск не водочку кушать. С кем он собрался разобраться?
– Поехали, Борис Андреевич, – Туманов поднял стопку. Время не резиновое, надо закругляться. Собутыльник выспится, а ему с утра на работу.
– Полетели, Павел Игоревич, – Бежан небрежно чокнулся, расплескав капли по столу. Глазки весело заблестели. – Как говаривал мой предок-хохмач – за ту макаронную фабрику, что производит эту горилку… Ну, будь.