12 мая 1993 года
Лиззи и Ронда вприпрыжку бежали по лесу, торопясь к сцене. Всего месяц назад они по этой тропе преследовали кролика. Но теперь снега не было, и клены, росшие вперемешку с елями, канадской тсугой и белыми соснами, начали распускаться. Накануне прошел дождь, но сегодня ярко светило солнце, и лес пах зеленью и прелью.
Лиззи пела песню «Мое страдающее сердце»[3], нарочно перевирая слова, и Ронда покатывалась со смеху:
– И если прикажешь моему сердцу, моему ранимому, страдающему сердцу, я блевану на этого чувака.
Лиззи плавно повернулась и, положив руки на бедра, высоко дрыгнула правой ногой. Это скорее напоминало прием карате, нежели танец «Рокеттс».
Они только что вышли из дома Лиззи, где та сбросила с себя школьную форму. Теперь на ней было гимнастическое трико, легинсы и теплые гетры бирюзового цвета. А еще Лиззи показала Ронде металлическую перекладину, которую ее отец прикрепил над дверью чулана.
– Это еще для чего? – удивилась Ронда.
Лиззи подпрыгнула, схватилась за перекладину и повисла.
– Для растяжки, – пояснила она. – Если каждый день висеть так по пятнадцать минут, можно вырасти выше. Результат гарантирован.
Ронда подумала про себя, что если что-то и растянется, так это руки Лиззи, отчего она станет скорее похожа на обезьяну, чем на танцовщицу из «Рокеттс». Впрочем, Ронде хватило ума промолчать.
– Ты только взгляни, – сказала Лиззи, закинула за перекладину сначала одну ногу, затем другую и, отпустив руки, повисла в дверном проеме головой вниз. Болтаясь на перекладине, она закрыла глаза, представляя, как становится все выше и выше, а лицо ее тем временем краснело все сильнее и сильнее.
– Ты это, полегче, – раздался голос за спиной Ронды. Обернувшись, она увидела в дверном проеме Дэниэла. – Не хватало еще, чтобы ты себе что-нибудь порвала.
– Так делают «Рокеттс», – ответила Лиззи, подтягиваясь наверх, затем спрыгнула и поправила гетры. – Пойдем, Ронни. Питер уже ждет.
Когда они пришли, Питер уже сидел в центре сцены, по-турецки скрестив ноги и пыхтя своей самодельной трубочкой. В воздухе витал запах табака с легкой отдушкой вишни, табак Питер слямзил из магазина. Полуденное солнце светило поверх верхушек сосен, подсвечивая поляну и сцену на ней. Питер тоже как будто весь светился. На нем были выцветшие коричневые вельветовые брюки и зеленая замшевая рубашка. А на голове – венок, сплетенный из виноградной лозы и разнообразных листьев. По мнению Ронды, Питер был похож на сказочного принца – такого можно встретить, заблудившись в лесу. А потом моргнешь – и его уже нет. Ронда моргнула, чтобы проверить. Но Питер по-прежнему сидел посреди сцены, все такой же сияющий.
Затаив в предвкушении дыхание, Лиззи и Ронда взбежали на сцену. Вдруг сегодня Питер расскажет им про свою пьесу. Он вот уже несколько недель ни с кем не разговаривал, запершись у себя в комнате. Вторую половину дня он проводил в библиотеке, а в теплые дни выходил после школы на сцену и что-то писал в блокноте. Никто не имел права мешать ему, пока он сочинял пьесу. Только когда он закончит писать диалоги и ремарки к ним, он всем все расскажет.
Посмотрев на девочек с лукавой улыбкой, Питер поднялся на ноги и протянул Ронде руку.
– Пойдем со мной, Венди, – сказал он.
И Ронда, не раздумывая, взяла его руку. У нее даже не возникло вопроса, кто такая Венди и куда он хотел с ней пойти. Вместе, рука об руку, они спрыгнули со сцены и, словно безумные птицы, обежали вокруг поляны, дурашливо гикая и заливаясь смехом.
– Ведь это здорово – уметь летать!
Лиззи сидела на краю сцены, хлопая в ладоши и смеясь вместе с ними, пока, наконец, уставшие Питер и Ронда не вернулись на сцену и не рухнули у ее ног. Оба лежали на спине, и голова Ронды покоилась на груди Питера, слегка подпрыгивая с каждым его вдохом. Лиззи положила голову на живот Ронды, а ноги перекинула через Питера. Вместе их тела образовали неправильный треугольник.
– Ну как, угадали? – спросил Питер.
В голове у Ронды вертелись самые разные ответы. Пьеса про птиц? Про греческих богов? Или, может, про фей?
– Питер Пэн! – наконец произнес Питер. – Мы будем ставить «Питера Пэна»! Это будет наш лучший спектакль. Я буду играть Питера. Ты, Ронни, будешь играть Венди. А ты, Лиззи, – знаменитого капитана Крюка!
До этого они уже ставили спектакли по пьесам, которые писал Питер, а иногда придумывали их прямо на ходу. Короткие предсказуемые пьески про рыцарей, разящих мечом драконов; про ковбоев, убивающих индейцев; про полицейских, стреляющих в преступников. В прошлом году Питер даже позволил уговорить себя сыграть в пьесе про цыганский табор. Питер играл цыганского барона, Ронда – его жену, а Лиззи – ее коварную сестру, которая тоже была в него влюблена. Лиззи отравила Ронду, и та должна была умереть на сцене драматичной, трехминутной смертью. Цыганский барон Питер приказал повесить Лиззи, после чего сам пронзил себе сердце кинжалом, проклиная коварство женщин и бродячую цыганскую жизнь.
Эта драма следовала формуле большинства их пьес. Все важные персонажи в конце умирали, даже главный герой. Однако на этот раз все должны были остаться в живых.
– Все, кроме капитана Крюка, – пояснил Питер. – Его съест крокодил.
Питер, как автор сценария, режиссер и звезда сцены (не говоря уже о том, что был самым старшим в их компании), диктовал свои правила. И по мере того, как все трое становились старше, пьесы тоже все больше усложнялись, а вместе с ними и правила. Однако одно правило оставалось неизменным – их спектакли нельзя обсуждать с посторонними людьми. До премьеры, вход на которую был строго по билетам, никто не должен был даже слышать про новый спектакль или видеть хотя бы его часть. Репетиции – это что-то вроде тренировок ниндзя, говорил Питер. Нужно очистить голову от посторонних мыслей и втайне от всех развивать свое искусство, стремясь при этом к совершенству.
Некоторые дети мечтали о домике на дереве или о тайном форте. Эти трое мечтали о собственной сцене, и их желание исполнилось. Три года назад на лесной поляне между домом Ронды и домом Питера и Лиззи они построили сцену – рядом с ржавым остовом старого «Шевроле Импалы», который стоял там, брошенный Клемом, с того самого года, когда родилась Ронда. Клем и Дэниэл помогли соорудить сцену – пилили доски, поднимали тяжести. Детям было позволено самим забивать гвозди.
Будучи окончательно построенной, сцена напоминала странный спасательный плот, застрявший в центре лесной поляны, в окружении высоких сосен. Сцену сколотили из досок от старой силосной башни, которую незадолго до этого снесли в нескольких милях отсюда. Задняя часть сцены была закрыта стеной, на которую вешали простыни с нарисованными на них декорациями (за них, как местная художница, отвечала Ронда). Занавеса не было. Декорации менялись прямо на глазах у зрителей. Слева от сцены притулилась старая «Импала» Клема с опущенным верхом. Ее часто использовали как бутафорию. Она была полицейской машиной, цыганской кибиткой. Теперь, пояснил Питер, она станет пиратским кораблем, с мачтой, парусом и черным флагом с изображением черепа и скрещенных костей.
Ронда открыла блокнот, который захватила с собой, и принялась делать наброски корабля. Питер тем временем подкидывал ей идеи. Лучше всего в этой жизни Ронда умела рисовать. Если честно, рисовала она куда лучше, чем играла на сцене, и превосходила в искусстве рисования всех в своем классе, если не во всей школе. Питер писал и ставил пьесы, Лиззи отвечала за костюмы и хореографию, но декорации были делом Ронды.
Пока они были на стадии планирования спектакля. Последующие недели они проведут, рисуя декорации, мастеря костюмы, придумывая бутафорию. Когда занятия в школе закончатся и в летние домики приедут отдыхающие с детьми, Питер проведет прослушивания, и они будут каждый день репетировать.
– Вот здесь будет лежать в засаде крокодил, – объявил Питер, поднимая крышку люка в задней части сцены. Люк вел в яму, которую они выкопали под сценой. Шириной в четыре фута, столько же в длину и в глубину. Люк был нужен для того, чтобы в нем исчезали или из него появлялись злые волшебники, или же чтобы мертвые могли восставать из могил.
– Но кто будет крокодилом? – спросила Лиззи, нервничая по поводу того, кто же станет ее убивать.
Питер пожал плечами.
– Пока не знаю. Но нутром чувствую, что кто-то будет!