Остров бабочек. δ
Полночь. Тёплая летняя ночь. Убывающая луна, кажется, в знаке Тельца. Почему в знаке Тельца?! Да хрен его знает! Сегодня прочитал в астрологическом прогнозе, содержащемся в нашей районной газете «Красный штык». Бабушка в обрывках её пирожки заворачивала. Купил у неё пирожок. Съел. А бумажку сразу в урну не выбросил – прочитал в жирном пятне, мол, так и так, сегодня луна в знаке Тельца. Оказывается, и у нас, в Кашкино, есть свои мудрецы, посвящённые в халдейские секреты. Жаль только самого Тельца в самом конце июня ещё не видать. Появится лишь в начале августа. Но и без Тельца звёзд видимо-невидимо (правда, не такие яркие из-за бледной ночи), как будто дуновение ветра стронуло цветочную пыль на дневной луговине в период буйного цветения. Одним словом, звёздная пыль (stardust) словно бы вызволенная к существованию из небытия энтропии чудной мелодией знаменитого джазового «стандарта» Хоуги Кармайкла. The nightingale tells his fairy tale of paradise where roses grew29. Немного витиевато. Да и соловьи… А что? Разве уже перестали петь? Да, умолкли. Сладко пел душа соловушка В зеленом моём саду. Потом подумал, подумал, и перестал. И в самом деле, не всё время же драть глотку этаким трубадуром, пора заняться более практическими вещами: облагораживать гнёздышко, высиживать яйца, выкармливать потомство.
Я, примастыренный в ящике сеялки, серьёзными глазами заядлого трезвенника глядел на ночное небо, на старую луну и россыпь алмазных звёзд, которые казались (наверно, глюки) и вправду драгоценностями чуть ли не Великих Моголов. И почему-то вздыхал, думал, курил, опять вздыхал, опять курил, пуская то кудрявую струю, то витиеватые кольца. Иногда находила вдохновенная строка.
С моря дул ласкающий морщины свежий бриз.
Тут и увидал её стареющий маркиз.
– Полюби меня, краса, казною я обилен.
– Что твоя казна мне, коль ты, старый хрыч, бессилен.
Не шедевр, конечно. Но что-то здесь есть… Да-а, сложная всё-таки штука жизнь! Много в ней печального, трагического… Интересно, что сейчас происходит на Остове бабочек? Наверно, русалки во всю хороводы водят. А что если среди них моя Ирина? Чем чёрт не шутит. С неё станет. Утром читает книги, а ночью водит русалочьи хороводы. Эхма… Остров бабочек… Paradise where roses grew…
Надо оговориться, на своём велосипеде с погнутыми спицами я до Острова бабочек не доехал. Да вы и без меня уже это поняли. Решил, знаете ли, завернуть к древним сенокосилками и сеялкам, которые издали в бледной темноте напоминали разбитую технику вермахта после Курской битвы. Тянет же меня ко всяким развалюхам! То к гнилым воротам в деревни Сёмки, которые меня чуть не придавили, то к полуразрушенной колокольне, по оббитой лестнице которой я съехал пузом вниз, то к одному редкому экспонату городского музея, из-за повышенного интереса к которому меня чуть не забрали в отделение. Но это дело прошлое. Ныне же лунная ночь… чуть не сказал, на Днепре. Но мне всё трын-трава! Пусть ночь будет хоть на Днепре, хоть на этом поле с ржавой техникой. Главное, со мною рядом велосипед, на сегодняшнюю ночь моё аlter ego. А как же! Без его колёс моё передвижение по местности в это время суток было бы весьма проблематичным. И сам я не плохо снаряжён, чтоб кровососы меня не донимали. О да, на мне всё чин чинарём: ветровка, спортивные штаны и кроссовки.
Но и с таким снаряжением моё лежание нельзя было в полной степени назвать комфортным (вам когда-нибудь приходилось лежать в ящиках старых сеялок?), но краса летней ночи нивелировала всякое физическое неудобство. Тем более металлический корпус был погнут и подбит таким образом, чтобы членам тела создать по возможности сносное пребывание в этом сельскохозяйственном устройстве, чтобы можно было беззаботно лежать и думать о вселенной, бесконечных пространствах, сингулярности, теории Большого взрыва и т. п. Мне даже пришла мысль, что ящик сеялки специально готовили для подобного праздного времяпрепровождения. В правильности этой мысли меня убеждало и то, что на дне лежал кусок фанеры. Любит, ох, любит наш брат обустраивать лежанки в самых, казалось бы, непригодных для этого мест. Это могут быть и сопла самолётов, и худые чердаки, и канализационные трубы, или, как теперь, сельхозтехнические средства.
Улёгшись в сеялке, поместив голову на будто кувалдой отбитую вмятину и крестообразно высунув из ящика ноги, я медленно курил, и мысли мои были спокойны, величественны и мудры, как у всякого, кто беседует один на один с ночью, невольно становясь свидетелем её интимных тайн. Иногда со стороны шоссе доносился шум несущихся машин. Но это не вносило дисгармонию моё душевное состояние. Всё хорошо. Отлично. Мир имел форму идеальной завершённости, в которую можно было отлить прекрасную античную статую, неважно какую, мужскую или женскую, всё это зависит от пристрастий. Прошлого же не существовало. Только – настоящее. Это было тысячу лет назад, Так давно, что забыла ты (Георгий Иванов).
Всё хорошо было ещё и потому, что у меня начался отпуск. На два месяца государство с его социальным заказом я мог послать к чёртовой бабушке30. Теперь я никого не должен поучать, воспитывать, нянчить. Фрекен Бок права. «Ах, какая мука – воспитывать!». Трудное это дело, когда осознаёшь, что ты к этому абсолютно не способен. Меня бы кто поучил, повоспитывал! А то всё книги, книги. Плиты мёртвых знаний, до сути которых самому нужно докапываться. Нашёлся бы какой-нибудь Аристотель, который вживую поделился бы со мною своими энциклопедическими знаниями. Прогуливаясь со мною, допустим, не возле Ликея (Λύκειον) среди кипарисов, платанов и миртов, а под окнами нашего медучилищного общежития рядом с берёзами, где наши штиблеты наступали бы не на листья платана, а на использованные презервативы, – о чём бы, интересно, он мне рассказывал? О четырёх причинах? О Боге как перводвигателе? Об энтелехии? Об акте и потенции? Может быть, колупая носком своей штиблеты (пардон, сандалии) странный резиновый предмет, похожий на здорового мутирующего глиста, наверняка о потенции что-нибудь да загнул.
Пускай далёкие звёзды и заставляют размышлять о вечном, строгом целомудренном, но всегда, в конце концов, по закону истечения эманации (сугубо духовное понятие!) возвращают нас на грешную землю. Ведь не случайно молоденькую дурочку мы обрабатываем сначала разговорами о небесных предметах. Приводим (заводим) её восторженную, романтическую, ближе к ночи на какой-нибудь луг. А тут как раз и опускается ночь, тёплая, бирюзово-ясная, манящая своими скоплениями, дырами и Магеллановыми облаками. Бесцеремонно тыча пальцем во все эти галактики, разделённые какими-то чудовищными парсеками, и в Млечные пути, таящие в своих недрах брюхоногих или членистоногих братьев по разуму, мы, не отягощаясь кантовскими парадоксами, будем ей просто, как само собой разумеющееся, называть планеты и созвездия. «Видите вон то скопление? Классно? Это Козерог. Через него сейчас проходит Юпитер. А вон обратите внимание на ту красненькую звёздочку. Это… правильно, моя киска, Марс. А теперь поверните вашу хорошенькую головку вон туда. Это планета любви Венера». Потом мы покажем ей, с соответствующими мифологическими справками, Сириус, альфу Большого Пса. Потом Арктура, альфу Волопаса, Антарес, Альдебарана (– Какого барана?—Не перебивай, детка) и многое другое. И не важно, что Антарес и Альдебаран летом не видны, для милой девушки всё одно, лишь восхищённо хлопать глазами на блестящие штучки, будь они на небе или в кошельке, да находиться рядом с человеком, который ради неё может прыгнуть с Бруклинского моста прямо в Темзу. А мы тем временем будем продолжать в том же духе: Вега, Алькор, Мицар, Гемма, Фомальгаут. И убаюканная этими сладкоречивыми названиями, под наш воркующий голос, она клюнете раз, второй, и, склонившись к нам на плечо, всхлипывая, как ребёнок, заснёт. А мы нежно-нежно подхватим её и, лихорадочно осматривая, где поблизости кусты или стожок… Ой, как это мелко, пошло, гадко. Не нужны мне эти мерзости. Не нуж-ны!
Я высоко подбрасываю окурок. Рисуя в воздухе огненную дугу, он перечерчивает зигзагу, которую изображает в этот момент бесшумно порхающая летучая мышь. С одним живым существом я уже повстречался, не считая комаров. «Мы с тобой одной крови». Надо отметить в тетради натуралиста. Чо-то нынче ночных бабочек не видно. Бражников там, хохлаток, монашенок… Интересно, а совы здесь летают? Наверно, летают. Воспитанник Станции Юннатов Слава Рогов говорит, что в этой стороне водятся и домовый сыч, и серая неясыть. А подалее, в дебрях, гнездятся и филины. Надо как-то сходить с юннатами на их пункты наблюдения, всё-таки я, какой-никакой, а биолог. Хотя, какой я нафиг биолог! Так, натуралист с фиговым листом. Слишком много во мне интересов умещается. Философия, мифология, история, астрономия, антропология, классическая музыка, литература всех времён и народов. Кроме того, ты не просто биолог, а школьный учитель, которого гнобят и дрючат во все дыры. Анализы, самоанализы, отчёты, планы, методики, курсы повышения и прочая дребедень. На подлинное творчество и научное, и литературное остаётся с гулькин…
Тррддддн!…Вдруг послышался характерный треск. Меня и сельхозтехнику осветили фары двух мотоциклов. Так, сюда свернуть решили. Даже ночью покоя не найдёшь. Дня им мало – это точно. Темнота друг молодёжи, изречение, дошедшее до нас аж ещё из древнего Шумера. С этим можно поспорить, поспорить именно с тем, что темнота исключительно только для молодёжи, ибо и кому за сорок, даже за пятьдесят, вожделенная темнота не является врагом. Ведь недаром когда-то пел импозантный Иосиф Кобзон: Не расстанусь с комсомолом. Буду вечно молодым…
– Катька, стерва, – раздался грубый басище. – Своими ногтищами всего меня исцарапала! Кошка, мля!
– А чего нёсся как угорелый! На последнем повороте еле удержалась, – хохотала Катька, ничуть не обиженная таким неджентельменским обращением.
– Она ещё не научилась распалять мужика, – раздался смеющийся тенорок. – Вот моя Кристинка, по этой части, просто клад!
Катька и тенорок засмеялись.
А вот и ночные бабочки с филинами ушастыми подвалили, подумал я. Не знаю только, нужно ли их отмечать в тетради натуралиста.
Я вжался в ящик. Хоть и живые существа, и ходят на задних лапах, но на общение меня не тянуло. Ну, не тянуло – и всё!
– Ну, чего, Лёха, – послышался другой девичий голос, не высокий, как у Катьки, а грудной, видимо, Кристинки. – Чуяло моё сердце, что не туда завернёшь. Тут же сеялки. Слепошарый!
– А я специально сюда заехал, – ответил басом Лёха. – Думаю, девкам нужно в кусты сходить. Правда, Вовка?
– Точно, точно, – затенорил, смеясь, Вовка.
– После такой езды – это конечно, – всё хохотала Катька.
– Дурни вы и есть дурни, – иронично усмехнулась Критинка, из всех четверых, очевидно, имеющая наиболее высокий коэффициент интеллекта.
– Ну, раз девки не хотят, – скомандовал Лёха. – Тогда разворачиваемся!
– Если сука не хочет – кобель не вскочит, – отколол ни к селу ни к городу придурковатый Вовка.
– Ха, ха, ха, – залилась Катька.
Кристинка только заметила:
– С перепоя ему суки какие-то померещились. Но про себя не обманулся: кобелём назвался. Что верно, то верно.
– Лёх, – смеялся Вовка. – Смотри, как она меня подколола?
– Ладно, хватит ржать, – отчего-то обозлился Лёха. – Не клоун. Всё. Едем!
Парни повернули ручку газа на себя – раздался жуткий треск. Мотоциклы развернулись, и понеслись в сторону шоссе. Когда доехали, развернулись вправо и на скорости, прожигая тьму лучами фар, понеслись навстречу ночным приключениям. Скорей всего, намылились в бар «Цыплёнок жареный», что находится в трёх километров отсюда по дороге в Кашкино.
Всё это время, пока мотоциклы работали на холостом ходу, они успели отравить гарью окружающий воздух. Старьё. Либо «Ява», либо «Иж». Рисковые. Как водится, у таких кляч искра бьёт по раме и свече, когда трогаешь раму. Значит, идёт пробой искры на массу. Вывод: скорей всего, высоковольтный провод или свечной наконечник неисправны. И движок заводится от кикстартёра. Ребята, вообще-то, могли пополнить этими раритетами музей под открытым небом старой техники, где я получаю, как на курорте, оздоровительную порцию звёздного загара? Хотя деревенским парням и их любам и такие кони за милую душу. Пыль крутит, лихач кричит, Лёшка с Катькою летит – Електрический фонарик На оглобельках…
Я опять лёг в привычную для себя позу релаксирующего йога (А такие есть? А то они всё медитируют). Посмотрел на фосфорицирующие часы. Без десяти час. Ещё немного пофилософствую и буду возвращаться в город. Любимый город в синей дыимке таает. Немного сфальшивил. Кх, кх.
В стороне пролетела большая ночная бабочка. Вот, к примеру эта бабочка, живёт ночью, паразитирует на листьях или хвое, спаривается, откладывает яйца, из яиц появляются куколки, из куколок – такая же бабочка. Мораль?! Слишком не запаривайся. Или, как у нас говорил в армии прапор: сделай е…ло попроще. Всё за тебя решено. Ты такая же паразитирующая тварь. Ищешь, на ком бы поживиться. Спариваешься, и называешь это любовью. И плоды твоей любви будут такими же, как ты. Яблоко от яблони недалеко падает. Ничто и никто не изменит заведённый порядок. В этом случае показателен пример Бодхисаттвы Авалокитешвары, следующий Великим путём на Большой колеснице31. Являясь учеником Будды Амитабхи, он дал обет своему учителю, что не перестанет медитировать, пока каждое существо на земле не выскользнет из колеса сансары. В противном случае он распадётся на мелкие части. Но после долгих лет медитации, когда Авалокитешвара вышел из пустыни (или пещеры, уж не помню), он с ужасом увидел, что спаслось лишь малая толика существ. От великой скорби его голова разломилась надвое, а тело на мелкие огненные частицы…
Неужели цель человечества так ничтожна, примитивна, элементарна? Стандартизированные человеческие души лишены подлинного личностного начала. Самый страшный враг личности – стандарт со штрих кодом на лбу. Люди, чей образ жизни сформирован маркетологами, живут в иллюзорном мире. Напяливающие на себя шмотки, которые носят высокооплачиваемые спортсмены, ездящие на тачках, на которых носятся голливудские актёры, голосующие за тех, за кого голосуют поп-звёзды, – они тоже ощущают себя кастой. Поистине, если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму. А как же великие безумцы, которые всходили на костёр, которые гнили земляных тюрьмах? Они не хотели никому подражать, и остались самими собой. По словам Сартра, нет ничего выше, чем остаться самим собой, соблюдая принцип аутентичного существования. Не нужно подражать паразитам, которые увлекают в своём эгоизме всё человечество. Нужно трезво смотреть на мир, меняющийся каждый день. Жить, мыслить, любить!
Устав от всего этого пессимизма, я начинаю насвистывать беззаботную мелодию «Сказок венского леса». Конечно, свистун из меня, прямо скажем, никудышный. Вот помню, когда на третьем курсе в сентябре в колхозе картошку убирали, был там тракторист Федя, мастер по художественному свисту. Чего стервец вытворял! Всю душу наизнанку выворачивал. Я ему говорю, Фёдор, ты же, гад, талант в землю закапываешь? Надо, чтоб тя люди слушали. А он мне:
– А они меня и так слушают. Вот в октябре с капустой закончим, поедем по району с концертами. Девчата будут петь про рябину кудрявую. Петька отрывки из Руси кабацкой читать. Сторож Никифор частушки петь. Есть лещиночка одна. Родничок там из вина, Да цветочек аленький. Всё загадки говорю. Так мило̒й и к январю Не дойдёт до спаленки. Санька из МТС, ты его не знаешь, «Барыню» будет плясать, а я свистеть.
– Ну, это только по району, – говорю. – А вот если бы поступил в кулёк, получил бы путёвку в жизнь. Ты же самородок.
– Да не хочу я никуда, говорит, я здесь вырос, здесь на кладбище мои предки покоятся.
Вот какая была привязанность у человека к своей родине. Не то, что другие! Как открыли железный занавес – побежали, как крысы, за лучшей жизнью. Тфу, опять я расстроился! Потерял душевное равновесие, которое вначале было. Правильно говорят: меньше будешь думать, меньше будете проблем. Или как там? «Think less live more». Такая надпись была на майке у Серёги Мухина! Я его с того митинга так и не видел. Говорят, штраф присудили. Он отказался платить. Теперь где-то на исправительных работах корячится. А Сиротин молодец. Штрафом откупился. А как ему не откупиться? Он же руководитель местной ячейки. Ему канавы рыть – себя в глазах толпы уронить.
Я ещё раз взглянул на небо. Луна находилась в зените. Созвездия тоже немного сместились. Спаренные Венера и Юпитер после захода солнца хорошо были видны. Теперь они стремительно скрывались на востоке. Зато свинцовый блеск Сатурна можно наблюдать всю ночь. Хотя какая в конце июня ночь! На три-два часа. Но, что ни говори, и за этот промежуток прекрасны звёзды ночного неба. Однако это занятие, этот блаженный трип меня уже начинает утомлять. Достаточное количество мемов я уже получил. Да и постоянно задирать голову (хотя я лежу в ящике сеялки) не даёт шейный хондроз – позвонки хрустят. Это намёк на то, чтобы слишком долго не пребывал в эмпиреях. Земля предков ждёт от каждого, исходя из его талантов: от одних работы с плугом, от других работы со скальпелем, от третьих – измерения со штангенциркулем, от четвёртых – мудрого управления, от пятых – защиты священных рубежей.
Да, надо прощаться со звёздами. Получил вдохновение на свершение дел – и в путь к земным заботам. Всё-таки звёзды – это несерьёзно. Не быть мне с ними вечно. Нет! И пусть в моих глазах по совершенству слёзы, Мерцающие звёзды, я не ваш, не ваш!