Глава пятая
Данила
Раз, два, три, четыре —
Меня грамоте учили:
Не считать, не писать,
Только по полу скакать.
…2–3; 1–2; 1 – 13…
Когда-то Данила знал, что земля плоская, и она была плоской, и держалась на трех китах, старых, добродушных, страдающих под тяжестью ноши, от глобального потепления, загрязнения Мирового океана.
На плоской земле было удобно жить. Никуда не закатывались мячи и блестящие металлические шарики, которые и были его единственными игрушками в детстве. Да еще, пожалуй, кубарь, такая деревянная юла, которую запускали рывком коротенького ремешка, а потом подстегивали, заставляли крутиться почти бесконечно. Кубарь на плоской земле чувствовал себя замечательно, иногда он вращался с такой скоростью, что, казалось, замерев, стоит на месте и только переливается, плывет на его боках разноцветный узор. На плоской земле не было и никакого притяжения, Данила часто летал над нею и нисколько не боялся высоты.
Плоскость была хороша и в драке, она никому не давала преимущества, и бой был честен. Всегда побеждала справедливость, торжествовала правота, если, конечно, противник не брался за свинчатку.
Потом земля стала круглой, и куда-то задевались все мячи, шарики, кубарь больше не стоял на месте, а норовил закрутиться в темный угол и, наконец, исчез там. Круглая земля не давала стоять на месте, все время подталкивала: шагай, шагай, не стой на месте, ищи!.. И Данила ходил и однажды нашел старинные весы, этакое металлическое коромысло с крюком посередине. Весы были странные, их нельзя было уравновесить. Причем, когда на железные плечи весов не подвешивали никакого груза, они пребывали в полном равновесии. Данила нагружал на плечи весов одинаковые килограммовые гири, и равновесие тут же нарушалось. То перетягивала правая гиря, то левая – и так бесконечно. По ржавому металлу капризного прибора шли какие-то таинственные знаки, будто арабские. Данила попросил перевести надпись старого казаха – Миртая, который не признавал никакого жилища, кроме юрты. Юрту он поставил в самом центре села еще до рождения Данилы, сыновья и снохи давно предлагали старику хороший дом, начальство – квартиру на пятом этаже крупнопанельного дома, все завидовали таким предложениям, но Миртай отказывался, говорил: вся вселенная устроена, как моя юрта, зачем мне бросать ее?.. Странный был старик, не как все…
Миртай долго вглядывался в надпись на весах, закрывал глаза, как будто дремал, потом сказал:
– Мне этот язык незнаком, но здесь написано, что равновесие устанавливается не весами, если оно есть на земле…
Данила удивился, как же Миртай перевел надпись, если не знает этого языка?..
Жизнь потом сложилась так, что Данила нашел много странных вещей, как будто он притягивал их, а может, так оно и было? Вещи были всюду: в степи, что открывалась сразу за селом, в маленьком покосившемся магазинчике на позабытом хуторе, на чердаке собственного дома… Он иногда думал, что эти вещи сами искали его. Он складывал их сначала в большой шкаф, оставшийся от бабушки, потом вещи стали загромождать весь дом… И он почему-то знал, хотя не в книжках это вычитал, не по радио услышал, что все эти вещи были когда-то незаменимыми для людей, что расстались они с ними вынужденно, не по своей воле, и мечтают их вернуть, ищут их, но как им найти эти пыльные сюртуки, старинные книги, тяжелые подсвечники, связки писем, потускневшие портреты, пистолеты с отсыревшими зарядами, давнишние векселя, утерянные завещания?..
Он думал иногда, что, может быть, и родился для того, чтобы помогать находить утраченное, однажды показавшееся людям незначительным, ненужным, но обернувшееся вдруг самым дорогим. Как часто бывает такое в жизни!..
Данила родился в большом и богатом селе. Раньше в нем было два церковных прихода, и по праздникам все верующие умещались в храмах, молились, просили хорошего урожая, благодарили за дождь, если он бывал, поминали своих умерших, желали им царства небесного.
Новая власть, нагрянувшая с красными знаменами и пятиконечными звездами, церкви закрыла, в одной устроила клуб, во второй склад отходов. Часть народа разбежалась, часть померла, а остальным деваться было некуда, стали жить, как новая власть велела, сидеть на собраниях, плясать в самодеятельности и работать от зари до зари. И потихоньку село окрепло, не так, как прежде, но все-таки оправилось, ожило. Запели опять по утрам петухи, замычали коровы, люди знающие стали поговаривать о том, что и церкви откроют. Ну не обе, конечно, а одну… Слава Богу!..
Было это задолго до рождения Данилы. Однажды собрались женщины, те, кто постарше, смелее, и отправились к самому высшему районному начальству, которое сидело в двухэтажном оштукатуренном доме, разъезжало на «газике», а седьмого ноября кричало на площади торжественные лозунги.
Начальство выслушало женщин, не прерывало, не делало ненужных замечаний. А просили они открыть церковь, и громче всех Лукерья – бабушка Данилы.
– С Богом в душе, конечно, живем, – говорила она, – как же иначе?! Но без храма нелегко человеку!..
– Этот вопрос будет решен, – хмуро заверило женщин начальство, они не поверили, но делать нечего – отправились восвояси. Безбожное было начальство. А наутро они все пропали, а вместе с ними и старый слепой звонарь, доживавший свой век в глиняной мазанке, пару подслеповатых окон которой смотрели на старую церковь. Больше никто их не видел. Люди осторожно интересовались: куда же они подевались, куда?.. Может, они власти понадобились, но зачем?.. У власти вона какие молодцы мордастые, с револьверами, петлицами, для чего власти старухи?.. Какой с них прок, кормить зазря?.. И тогда кто-то тихонько сказал: на Остров подались, не иначе. Есть такая земля, где всем хорошо и никто никому не мешает. Хочешь петь – пой, желаешь плакать – пожалуйста, там нет ни голода, ни запретов…
Кто-то даже название земли той вспомнил – Беловодье… Беловодское царство… Хотя потом приезжали ученые лекторы и объясняли, что такого царства нет и быть не может, что все это выдумки, наука давно доказала невозможность существования этого царства, но в селе только укрепились в своей догадке: именно туда добралась-таки Лукерья с бабами. Там и поселились и по сей день здравы. Вот ведь как, сколько мужиков искали туда дорогу, а не нашли… Сотни лет про то царство люди баяли, и вот случилось…
А однажды Даниле приснилось, что едет он по тенистой лесной дороге на странной тележке. Телега, в общем, самая обычная, только доверху набита старыми вещами, а странное то, что едет она сама по себе. Никто ее не тянет, не толкает, а небольшой гривастый конек легко бежит рядом… И дальше снилось ему, что выезжает он из леса и видит большой деревянный мост, а перекинут он через широченную реку, а может, и через само синее море, а на другом берегу чудесный город, светлый, открытый… Он сразу понял – вот оно, Беловодье!.. Так ясно привиделся ему город этот, что разглядел он даже название одной из улиц – как будто Бархатная… И будто бы Данила пошел по этому мосту, по его теплым доскам, и так хорошо ему было идти, как будто ждало его впереди самое чудесное чудо…
Данила проснулся и стал размышлять. И чем больше думал, тем больше убеждался: сон не обманный, верный… Конечно же, город с Бархатной улицей есть!.. Не в нем ли живет его бабушка Лукерья?.. И разве не может телега катиться сама по себе? Если земля сейчас круглая, то нужна только хорошая смазка для колес, чтобы силу трения преодолеть, да и колеса на резиновом ходу, а потом толкни слегка телегу – и поедет она, не угонишься за ней!..
С телегой хлопот не было. Сельский кузнец почти задаром отдал, на легких колесах со стальными надежными спицами; гужевой-то транспорт кому теперь нужен? Все на мотоциклах, машинах, а сено на тракторе возят…
А вот смазку Данила долго подбирал. Остановился на топленом сливочном масле. Не успел смазать ось, как экипаж рванулся, еле удержал его. Данила даже не очень удивился – для того и существуют законы природы, чтобы служить людям.
Одним солнечным утром он загрузил в телегу свои находки, уложил их тщательно – пригодятся. Людей-то по свету много, может, кто и признает свои потери? – и он тронулся. Чтобы от зевак не отбиваться, не вести бесконечные технические споры с новаторами движения, впряг для виду в телегу молодого конька и поехал.
И куда, куда только человек рвется?.. Дорога неведома, припасов съестных никаких… А случатся волки, лихие люди, чем отбиваться?.. Нет, не разумом живет человек, не точными расчетами, а чем?.. Чем?.. Родился, крестился, учился, родители думали, что в люди выйдет, может, в летчики, а может, и на должность станет, но над ним дорога взяла силу, заколдовала, увела, должно быть, навсегда…
Месяц ли, год ли ездил на своей телеге Данила, менял старье на старье, выспрашивал верный путь, нужные координаты. Находились люди, которые будто бы сами бывали в Беловодье, даже книжки об этом написали, но дорогу подзабыли, память не держит мелочей, а может дорога та заколдована?..
Однажды подсел в телегу к Даниле усталый, хмурый мужичок. С виду непрост, очки на носу, а одежонка старая, тертая временем, непогодой. Ехали вместе не день, как-то у костра, за кашей с салом, мужичок разговорился. Оказалось, старый яицкий казак, большой ум, но отвергнутый, гонимый. А Даниле как раз он и нужен был. Земля сама сводит нуждающихся друг в друге. И рассказал он Даниле историю, хранимую яицкими казаками, которых прежде повелели называть уральскими, а ныне, говорят, и вообще их как будто нет. А они есть и не забыли о Беловодье. Потому что в стране той все по правде делается, чинится по справедливости. Правда это, или брехня, но потомки казаков верят этому. Тоска по казачьим вольницам не прошла. И поэтому ищут они, который уж век, заповедную землю, где царила бы благодать, где «истинная вера порождает истинное благочестие».
Вспомнил Данила, что где-то в телеге есть у него книжка, как-то вечером листал он ее: «Путешествие уральских казаков в „Беловодское царство“». Покопался в телеге и она, как будто ждала своего часа, легла на ладонь – небольшая совсем книжица, писанная неким Хохловым. Данила протянул ее старому казаку. Тот увидел, обрадовался ей, как старой знакомой:
– Как же, как же, произведение Григория Терентьевича, читали… А предисловие к ней написал сам Владимир Галактионович… Это тоже кое о чем говорит…
Он помолчал с полминуты, продолжил с прежней горячностью:
– Сердцем чую, что есть такая страна… Не дурнее нас люди были… Верили, да как верили! Скажешь, темные были?.. Нет, как раз просветленные… Ты любую вещь старинную возьми – глаз на ней радуется! Дома строили – до сих пор стоят, часы делали – идут точнее нынешних, книги писали, так одно слово – классики!.. Так почему же многие думают, что с Беловодьем они маху дали?.. Спросишь, так почему благодатная земля по сей день не открылась?.. Ан, не знаю, не скажу, может, греха на нас много… Вот казаки поручали специальным делегатам заниматься поисками, меч тали, чтобы все Уральское войско со временем могло туда переселиться… Но куда только не уводили казаков дороги, а все пока не вывели к нужному месту. Но земля эта близко, она есть… Ходим мы вокруг да около нее…
Старый казак часами мог говорить о Беловодье, горячился, норовил сорваться в спор, а Данила его и не очень слушал, иногда улыбался про себя: ведь катится же куда-то его телега? Не туда ли?..
Однажды Данила спросил:
– А вот найдете свое царство, туда все подадитесь?.. Тот долго молчал, смотрел на затухающий огонь, потом сказал:
– Может, кто и подастся, а большинство не тронутся никуда…
– Как же так? – поразился Данила.
– Притерпелись люди… А кроме того, нельзя превращать надежду в дом, шубу, город, страну… Вдруг в доме протечет крыша, а шубу потратит моль?.. А если в городе, не дай Бог, опрокинется трамвай или заведутся крысы?.. А на страну обрушится неурожай, завладеет ею недобрый царь?.. Что ж тогда станет с мечтой?.. Искать тогда другое царство?..
– Но ты ведь идешь в Беловодье?..
– Я иду, – только и ответил он. – Так ведь и ты туда идешь… Больше скажу: мы все, не успеем родиться, а уже начинаем искать для себя другое место – чтобы теплее в нем было, чтобы хлеба вдоволь, чтобы ветра и снега в лицо поменьше…
– Как тебя звать, человек? – вдруг точно ударило Данилу.
– Из Хохловых мы, а зовут меня Егорием…
– Не из тех ли? – удивленно спросил Данила. Казак в ответ только улыбнулся.