Глава 4
Встреча в Первом городе луны
– Берегись! Редиректада! – Карина сама не поняла, как она это сделала.
Слово-знак вспыхнуло огнем в воздухе, каменная глыба впечаталась в землю, замерла на миг, затем словно вздохнула, пошла трещинами и осыпалась мелкой крошкой.
То ли Карина вынырнула из дорожной их дремоты чуть раньше Митьки, то ли у нее вообще реакция была капельку лучше. Но летящий в них обломок скалы отбила именно она. Вернее, не летящий, а свободно падающий с громадной высоты.
Не так давно во Втором городе луны она зубрила торракха – знак, позволяющий обращаться с весьма крупными предметами, как с мячиками для пинг-понга. Теперь сильно пожалела, что не довела до автоматизма его практическое применение. Повезло, что вспомнила редиректада – знак, меняющий траекторию движущихся предметов. Ну хоть не юбку на глыбу намотала, по своему обыкновению, и то хлеб.
Митька застыл на миг и вдруг длинным, ныряющим движением сбил Карину с ног и с силой оттолкнул в сторону. На то место, где они только что стояли, хлынул целый водопад острых обломков другой скалы.
«Скалопад, забодай меня комар», – мельком подумала девочка.
Чего они ждали от Первого города луны на трилунском конце тропы? Мёбиус его знает чего. Но уж никак не планировали оказаться прямо в гуще драки.
Тут стояла такая же темная ночь, как на оставленной Однолунной Земле. Новогодняя, она же ночь Смены лет. Но мрак то и дело разрывался разноцветными сполохами знаков, а холодный ветер, сильно пахнущий морем, едва ли не каждую секунду сменялся палящей сухостью. Ребята сошли с тропы почти в центре круга, образованного несколькими знаккерами. Но те не обратили на пришельцев никакого внимания – все оно без остатка было приковано к…
– Дракон! – вырвалось у Карины.
Когда она, сбитая с ног Митькой, грохнулась, ушибла спину и, кажется, порвала куртку, ее взору открылся необъятный небесный простор. И в нем выписывал невероятные вензеля, свивал свое гибкое туловище в немыслимые узлы лиловый огненный ящер. Он совершенно определенно являлся не драконоидом, но тварью иного порядка!
– Митька, тут дракон!
Митька, игнорируя сей восхитительный факт, волоком потащил Карину за пределы круга знаккеров. Если он кого и зацепил по ногам, то, скорее всего, его проигнорировали. Не до мальчишки было.
Люди метали в дракона кто знаки, а кто – все, что под руку, то есть под знак, попадалось. Гигантская тварь в сполохах пламени, гуляющего по шкуре (о, оно было неописуемого цвета, словно голубое пламя в конфорке газовой плиты слегка, самую чуточку, разбавилось розовым), не оставалась в долгу – неведомо откуда в воздухе возникали булыжники высотой примерно с Карину и толщиной с четырех Карин. Часть камней свободно падала, а часть прицельно отправлялась в трилунцев.
Это было бы похоже на бандитский налет пополам с бомбежкой, да только…
Кто-то сотворил редиректада. Очередная и самая крупная глыба на мгновение зависла в воздухе. Затем, повинуясь следующей неслышной команде знаккера, медленно, словно оглушенная ударом непогашенной энергии, двинулась назад, к дракону. Но силы человека уступали силам твари, и глыба зашаталась на половине пути.
Тогда еще четверо, не сговариваясь, вскинули руки, и над ними, соединяясь в центре, нарисовалась сияющая белым сеть. Наверное, именно такой Ангелия, Митькина бабушка, остановила разбушевавшихся знаккеров Однолунной Земли в коттедже Резановых.
– Дхорж-жжереххата\ – выкрикнул-прошипел стоящий буквально в шаге от ребят высокий человек. Ячейки начали стремительно уменьшаться, сеть сжалась вокруг глыбы. – Дисперсара! Сус-сс-спензиада…
Голос его, холодный и мягкий одновременно, показался Карине знакомым. А огромный камень, повинуясь словесным знакам, пошел трещинами от центра и пару секунд спустя осыпался песком сквозь сетку. К счастью, под потоком никого не оказалось, а то ведь что тонной камня, что тонной песка по башке – один фиг лепешка…
Впрочем, за этими метаморфозами Карина наблюдала не вполглаза даже, а так, в одну тридцать шестую. Во все оставшиеся глаза она смотрела на дракона.
Он действительно находился в постоянном движении, перетекал из одной точки пространства в другую. Пламя твари то вспыхивало, то тускнело и почти гасло, что было легко объяснимо, – отдельные сектора змеевидного туловища то и дело исчезали. Просто исчезали – на первый взгляд. Или на трехмерный. Четырехмерник (и просто человек, который в курсе) без труда соображал, что дракон находится сразу в четырех измерениях, то и дело ныряя в глубину, как бы не удерживаясь в привычной большинству трехмерке.
Когда из виду исчезал очередной фрагмент зверя, через образовавшуюся «прореху» виднелось черное небо.
– Дракон, – выдохнул Митька и метнулся в сторону, уворачиваясь от острого, как меч, осколка камня.
Как дракон умудрялся швыряться этими доисторическими снарядами, было еще более-менее понятно – хвостом он оперировал, как редкий человек двумя руками сможет. Неясным было, откуда снаряды брались. Из глубины пространства? Или, что более вероятно, из тех мест, с которыми глубина соприкасалась? Вполне логично, что, исчезая из трехмерного Трилунья, дракон оказывался в другом, тоже вполне себе трехмерном витке пространства. Очень, очень каменистом.
– А кто все эти люди? – риторически проорал ей почти в ухо друг, помогая подняться.
Теперь Карина сидела, прижимаясь спиной к чему-то твердому. Радовало, что куртка была скорее цела, чем нет. Удручало то, что в опасной близости топтался знаккер, разбивший глыбу. И неизвестно, что хуже, – если он, не заметив, наступит на кого-то из ребят или заметит и прибьет. Он, правда, был очень занят.
– Хватит копаться! – рявкнул знаккер, обращаясь к своим… коллегам? Подельникам? – Подберитесь к нему на кешера, я перекину!
Кешера – усыпляющий знак, вспомнила Карина. Срабатывал только при прикосновении, требовал силы, пропорциональной размеру усыпляемого объекта во всех четырех измерениях. Ого, крутой народ тут собрался, куда деваться…
Кстати, деться куда-нибудь – отличная идея! Девочка осторожно пошарила в глубине своей опоры. Камень. И четвертое измерение – с гулькин нос. Тьфу, невезуха.
Сполохи знаков слепили глаза, делали тьму еще более черной и непроницаемой. Да к тому же все собравшиеся (кроме Митьки и Карины, разумеется) были в мешковатых комбинезонах или чем-то подобном, да еще и с капюшонами на головах. Но как в бальном зале иногда замолкает музыка – специально, чтобы все до единого услышали твою неловкую и неуместную реплику, – так и один из сражавшихся откинул капюшон как раз в момент вспышки. Цвет знака был светло-голубым, но он едва перебил рыжину курчавой шевелюры… Евгения Радова.
– Мрак, – сказала Карина, глотая другое, более емкое и грубое слово. – Это же мой отец.
– Серьезно? – удивился Митька. – Я не рассмотрел.
– Я зато рассмотрела.
– Теперь и я вижу! Так вот куда он сбежал. – Голос мальчишки против воли звучал зачарованно. И было от чего.
Даже в сражении типа «все на одного, но очень большого» Евгений умудрялся привлекать к себе внимание, как тот еще солист. Его пальцы не просто зашевелились, творя ритуальный знак. Они… ожили. «Как стрекоза из ножей в руках Великого Мастера», – подумалось Карине. И вот уже в воздухе на высоте плеча Евгения засияло… засияла… горизонтальная линия. Сразу же появилась следующая – на высоте его макушки… потом еще одна – чуть выше. И еще.
Их сияние озаряло лицо отца – такое же скуластое, чуть курносое и пухлогубое, как у самой Карины, с такими же светлыми глазами. Не услышав, она легко прочла по его губам: «Allez!»
И тут же из тьмы, не охваченной светом знака, вынырнула еще одна фигура – почти такая же высокая, как Евгений, но настолько тонкая и гибкая, что сомнений не было: под мешковатым комбинезоном скрывалась женщина, молодая и прекрасно тренированная.
Она вскинула свое тело на первую, нижнюю из линий, подтянувшись, как гимнастка на брусьях, без разбега. Оттолкнула ногой опору, оказавшуюся ступенью, и та тут же растаяла. А женщина метнулась к дракону – вперед и вверх. Под ее легкими шагами исчезали ступени, но она неслась, не заботясь о спуске. И вот уже сполохи лилового пламени, гуляющие по драконьей коже, практически коснулись ее силуэта.
– Кешера, – выдохнул стоявший перед Кариной и Митькой.
Словесный знак завис, но, повинуясь дыханию создателя, полетел к женщине, балансирующей на тонкой полосе-ступеньке на расстоянии вытянутой руки от дракона. Только руку она простерла не к зверю, а к знаку, подхватывая его на кончики пальцев. Еще секунда, и она сбросит заклятие на зверя, тот рухнет, охваченный сном. Но не успело слово коснуться и ногтя, как вдруг дракон повернул морду в сторону Карины и…
Вокруг нее изменился мир.
Девочка была готова поклясться, что он посмотрел ей прямо в лицо. Его глаза горели огнем и сверкали аметистовыми звездами.
Карина заморгала, понимая, что зрение ее не обманывает, – зверь вскинул бровь. А потом приветственно кивнул. Да еще усмехнулся в тонкие наросты-вибриссы на морде, заменявшие усы.
И исчез. Сияние погасло.
Женщина на верхней ступени слилась с чернотой неба. Но Карина кожей чувствовала пронзительный взгляд из этой черноты и не могла заставить себя отвернуться.
Над полем недавнего боя повисла тишина. Не идеальная – кто-то вздохнул, кто-то ругнулся, кто-то невнятно заговорил с вопросительной интонацией. Да еще и налетевший порыв морского ветра загремел какими-то жестянками-железяками.
– Эй, Юлли! – воскликнула вдруг женщина с высоты, и голос ее рассыпался трелью хрустального колокольчика. – Не атакуй, но посмотри, за тобой на пять часов!..
Один из стоящих перед Кариной и Митькой знаккеров резко обернулся. Митька пружинисто вскочил, заслоняя собой Карину. Но их действительно не собирались атаковать.
– Отсюда не уйти, – спокойно сообщил Юлли из глубины своего капюшона, и Карина чуть не заныла, стараясь вспомнить, где же она слышала этот голос, доносившийся, кстати, как раз с высоты роста этого самого Юлли. – Дети, вам лучше следовать за мной, – добавил знаккер, – или за ней, – махнул он рукой в сторону женщины, – полагаю, вам ничего не грозит.
– Полагаете? – проворчал Митька. – Оговорочка типа дань честности? Не двигайся, Карина, мы, ясное дело, за ним не идем.
Юлли засмеялся:
– Если хотите, ночуйте здесь, мне все равно.
Он развернулся, намереваясь удалиться, но точнехонько перед ним, с чавканьем вбив сапоги в грязь, приземлилась женщина, та самая, что бежала к дракону по вспыхивающим в воздухе ступеням. Она что, с такой высоты спрыгнула? Там же этажа три было, никак не меньше…
– Не слушаются детишки? – весело поинтересовалась она, и Карина просто внутренне сжалась в комок, потому что этот голос… этот голос она узнала.
У этого голоса были особые интонации – хрустальные. Он звенел, как старинные (или просто старые?) бокалы, которые практически никогда не извлекались из серванта в их с Лариком доме. Но ведь хрусталь не звенит, если находится в покое и не ударяется о другой хрусталь. Значит, и голосовые связки должны быть определенным образом напряжены, иначе у речи просто не будет такого звучания. Сколько Карина себя помнила, она задавалась вопросом: «Может, у нее не в порядке эти самые связки?» Сколько помнила… если честно, о ней она помнила ничтожно мало. И эта малость постепенно переставала быть мучительно-драгоценной.
– Да пусть их, – пожал плечами Юлли. – Куда им деваться с острова? Если молодой человек и барышня не хотят провести остаток ночи под крышей, это ни капли не мои проблемы. Однако со Сменой лет, моя дорогая. Ну и устроил нам этот дракон…
На слове «барышня», таком распространенном в Трилунье, но при этом сказанном с какой-то особой интонацией, Карина встрепенулась.
– Я вспомнила, где я вас видела, то есть слышала! – Она умудрилась прикусить себе язык и не ляпнуть «унюхала», что тоже было правдой. – Вы знаккер Кольдегар, я налетела на вас в Ратуше перед гонкой!
Юлли отступил на шаг и еще глубже натянул капюшон. Ну и какой смысл? Один фиг, она его помнит.
– Вы ошибаетесь, барышня, – холодно ответил он, – хотя бы потому, что я отнюдь не знаккер. Я символьер. Здесь вообще ни одного знаккера нет. Если вы, конечно, себя к таковым не причисляете.
Кстати, на площадке (или это была поляна?), кроме Карины и Митьки, осталось всего трое недавних бойцов. Остальные как-то тихо-молча исчезли.
– Им рановато, Юлли, – засмеялась женщина с хрустальным голосом, – а знаккер среди нас все же есть. Ты не забыл про нашего гостя? Евгений! Евгений Радов, хочешь с дочкой поздороваться?
Тут Карина сама полезла прятаться за Митьку. Очень уж живым оказалось воспоминание о тонкой удавке на горле, о кровоточащей шее… О том, что отец, по сути, взял ее в заложницы и выкатил власть имущим трилунцам километр требований. И если бы не Диймар, то… о, стоп. Ни слова, ни мысли о Диймаре Шепоте!
Евгений подходить не стал. Махнул рукой, не то приветствуя, не то прощаясь, и растворился в темноте.
– Я, пожалуй, тоже откланяюсь. – По голосу Юлли Карина поняла, что тот улыбается. – Пристроишь их где-нибудь сама? Впрочем, если понадобится помощь, свяжись со мной.
И ретировался.
– Следуйте за мной, пожалуйста.
Женщина развернулась и пошла немного не в ту сторону, куда смотался Юлли и следом за ним Евгений. Видимо, она не сомневалась, что ребята последуют за ней. И была, разумеется, права. Поняв, что убивать их пока не собираются, Карина и Митька, не сговариваясь, пришли к выводу: нечего ночевать на холоде в совершенно незнакомом месте, если есть возможность провести это время под крышей, пусть даже тоже незнакомой.
– Тут должен быть город. – Метров через триста молчание стало тягостным, и Карина решила его нарушить. – Первый город луны. Но мы явно в другом месте.
Женщина обернулась на ходу.
– Вы там, где надо, – отозвалась она по-прежнему звонко, но хрустальные нотки в ее голосе сменились на стеклянные. – Что ты видишь вокруг? Своим волчьим зрением, я имею в виду.
– Ты и сама знаешь, от волчьего зрения есть толк, если надо кого-то живого и шевелящегося в темноте высмотреть, – ответила девочка, не веря тому, что вот сейчас идет и разговаривает с ней о каких-то почти отвлеченных вещах. Спасибо, что не о погоде, хотя, может, и до нее доберемся. – Сейчас мы как люди и как волки почти одинаково видим какой-то пустырь.
– Пустырь? Что ж, ты недалека от истины.
Женщина остановилась. Тонкие пальцы затеребили браслет. Надо же, символьер, но не пренебрегла бусинами-зраками. Один из шариков взлетел, завращался, активируясь, внутри его разлилось неяркое свечение. Карине доводилось видеть экран, развернувшийся вокруг одного подобного зрака, и слышать голоса, доносящиеся из другого. Но тут все ограничилось светом. Этакий особо продвинутый фонарик, специально для крутых символьеров, не иначе.
В тусклом освещении зрака стало видно, что они находились все же в городе. Вернее, в том, что от него осталось. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась долина, покрытая развалинами. Редкое здание сохранилось выше половины первого этажа. В основном можно было догадаться по контурам стен (высотой Карине по колено), что вот тут был вход, тут комната, а тут начинался коридорчик.
– Что здесь произошло? – в ужасе спросила Карина.
– Война, – просто ответила женщина. – О, не жалей, это… история. Очень, очень древняя. Вряд ли ты станешь лить слезы над каким-нибудь римским Форумом или обломками Трои на Однолунной Земле.
Да, пожалуй. Кстати, больше всего остатки города походили именно на фотографии Форума. Только прелесть Форума была отчасти в том, что он упирался в возвышенность Капитолийской площади и соответственно Капитолийский музей. На площади же, судя по фото, в любое время суток болтались сотни людей, как бы напоминая о том, что жизнь продолжается. Здесь же все было однозначно мертво. – Нам туда, – махнула рукой женщина, указывая вперед.
– Мы удаляемся от моря вглубь острова. Если прибавим скорость, то доберемся меньше чем за четверть часа.
– Я понимаю, что мы удаляемся от моря, – фыркнула Карина, – тут и волком быть не надо, чтобы унюхать.
Та засмеялась:
– Ты просто собирательный портрет всех Радовых. – И, погасив зрак, обратилась к Митьке: – Аты младший Заккараускас, верно?
– Не совсем, у меня… – Митька запнулся, – еще сестра есть.
– Да? Ой, в самом деле. Ты очень вырос, детеныш.
«Выросший детеныш» невежливо хмыкнул и больше ничего не
сказал. Так, в тягостном молчании, уже не пытаясь его разогнать, они и добрались до места назначения. Это был полудом-полускала, определенно заслуживавший более внимательного осмотра при свете дня.
Провожатая толкнула входную дверь, и они оказались в просторном помещении с довольно низким потолком. Этакая пещерная версия внутреннего дворика – сплошной камень, но гладко отполированный, небольшой фонтан посередине, несколько деревянных кресел вокруг. Да еще деревянные двери, почему-то разных размеров, по всем стенам и на разных уровнях. К некоторым вели лесенки из пары-тройки ступеней, в этом случае притолока полностью сливалась с потолком.
Женщина решительно прошла в глубину зала, распахнула очередную дверь.
– Располагайтесь. Попытайтесь отдохнуть, не пытайтесь сбежать. Опасности нет, дороги отсюда тоже нет. Еды вам принесут, но, если еще что-то требуется, обходитесь своими знаккерскими навыками, тут не принято ныть и просить помощи.
– А я к помощи и не привыкла, – огрызнулась Карина, развернулась спиной к хозяйке и направилась в предоставленное им жилище.
Та хмыкнула и, не говоря больше ни слова, ушла.
В крошечной гостиной не было окон, зато, как во внутреннем дворе-пещере, все стены в дверях. Одна в душ, одна в уборную и четыре – в совсем малюсенькие спаленки. Все комнаты пустовали.
– Я буду спать там. – Карина повернула к первой попавшейся.
– Карин, погоди, – тихо окликнул ее Митька.
– Ну, чего еще?
Кажется, начав огрызаться, она уже не могла остановиться. Да и не наогрызалась еще: она ведь только-только начала. Но на Митьку лучше не срываться, раз уж обещала не быть свиньей по отношению к нему.
– Кто она такая? – спросил друг, буравя взглядом Каринкин затылок. – Я ее откуда-то знаю, только вспомнить по голосу не могу. Ты же ее стопудово узнала. Кто это?
– Да так, ничего особенного… – Карина не удержалась и шмыгнула носом. – Это, Мить, была моя мама.