Осторожно: массированные фальсификации!
Как уже отмечалось, СССР развалили при помощи предшествующей массированной фальсификации её истории. Теперь принялись за историю Российской Федерации. Прошли серии статей в центральных газетах и Интернете, затем фальсификаторы пролезли в энциклопедические издания, потом добрались и до региональной печати. Например, в Республике Башкортостан. Там в последние 5 лет к. и.н. Р.Н. Рахимов предпринимает масштабные усилия по массированному внедрению в подсознание башкир своей, ущербной, а порой оскорбительной трактовки участия башкир в Отечественной войне 1812 года.
Начав с 2008 года публиковать статьи о «северных амурах», госп. Рахимов сразу же пошёл по пути фальсификации истории башкирских полков по самым её главным основам. Начнём с общего количества сформированных башкирских полков. В можайском сборнике «Бородино и наполеоновские войны» 2008 года в статье Р. Рахимова «1-й Башкирский полк в Отечественной войне 1812 года»[65] прямо в начале – неправда. Пишет: «башкирский народ в 1811–1812 гг. сформировал и отправил в армию 20 пятисотенных конных полков». На самом деле было сформировано 26 полков: 20-ть номерных и 6-ть ремонтных. Уж доцент-то БГУ должен знать это, как «Отче наш». На эту тему давно найдены два исторических прошения от 18 января и 18 февраля 1820 года, да и все отцы – основатели историографии башкирских казаков, доктора и кандидаты наук ясно и твёрдо писали: 20 номерных, 6 ремонтных и 1000 человек (примерно ещё 2 полка), сопровождавших подаренных фронту лошадей. Итого: 28-мь полков.
Изучив его вторую статью в том же сборнике, но уже 2009 года[66], окончательно убедился, что перед нами коварный фальсификатор – системный разрушитель истории башкирских казаков 1812 года. Хорошо, что тогда же президент страны Анатолий Медведев и премьер Владимир Путин озаботились борьбой против переписывания истории. Очень своевременно! Оказывается, что подобные «переписчики» завелись не только за границей, но и у нас дома. Что сильно тревожит. Ведь победы в прошлом – это фундамент побед в будущем!
Статья 2009 года в сборнике «Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы» Государственного Бородинского военно-исторического музея-заповедника названа весьма рекламно – вызывающе «Башкирские полки в 1812 году в современной историографии: от мифов к реальности».
В начале госп. Рахимов опять пишет, что региональная историография насчитывает 28 башкирских полков в той войне, а дескать, дореволюционная историография Российской империи – только 20-ть. При этом неправомерно ссылается на «Расписание всех казачьих войск на 25 декабря 1831 года», выпущенном в Санкт-Петербурге. В мирном 1831 году, скорее всего, так оно и было. Но в военное время, особенно, в 1812 году, выгребали всех, и количество полков резко возрастало. Далее он ссылается на Чернова И. В.: «В памятный 1812 г. выставили 20 полков пятисотенного состава». Ключевое слово здесь: «выставили». Этот или близкий по смыслу термин используется и в юбилейном издании В.Х. Казина 1912 года и в Военной энциклопедии Сытина 1911 года. Имперских авторов правомерно интересовало только количество выставленных на войну полков. А региональные исследователи выявляли, в первую очередь, количество призванных от данного народа воинов. Это две большие разницы: призванных и выставленных в сражения! Призвать и использовать для каких-то срочных нужд государство могли значительно больше, чем выставить на войну. И зачастую в истории Башкортостана, так оно и происходило. Поэтому данные региональных архивов о призывах значительно подробнее и полнее. Наверх забирают сухие выжимки из моря этой информации. Доцент регионального БГУ должен это знать.
Но вместо этого, Рахимов мимоходом оскорбляет память основателя историографии башкирских казаков 1812 года кандидата исторических наук Р. М. Раимова. Дескать, его «брошюра преимущественно компилятивного характера». У кого он мог списать в суровых 1942–1943 годах? Матвиевский издал книгу «Оренбургский край в Отечественной войне 1812 года» только в 1962 году. Д. и. н. Усманов выпустит свою знаменитую книгу «Башкирский народ в Отечественной войне 1812 года» только в 1964 году. Профессор Асфандияров продолжит его дело ещё позднее: в 1992–2012 годах. Документы и книги царского времени были блокированы в осаждённом Ленинграде, Москва была на военном положении. Мемориальную доску надо установить Раимову на его рабочем месте за целостный труд в таких условиях, а не оскорблять на страницах издания Бородинского Музея-заповедника. Его работа была откровением для своего времени и дала направление всем дальнейшим поискам в этой сфере. А ведь когда-то, тот же Р.Н. Рахимов в преамбуле своего раздела «Тептярские полки в Отечественной войне 1812 года» 1992 года[67] признавал, что «дореволюционной историографии по этой теме (участия башкир в войне 1812–1814 гг. – авт.) нет». То есть брошюра Раимова является первой цельной работой по теме. Но тогда доцент Рахимов был в разы скромнее.
В «Военном энциклопедическом словаре» 1986 года и «Советской военной энциклопедии» 1990 года опять используется термин «выставили». И то же самое – в энциклопедиях Российской Федерации. Их составителей интересовал только конечный результат. Детали организации и поддержания полков в боевом состоянии, их доукомплектования взамен убитых, просто не вмещались в столь насыщенные издания. Это – прерогатива региональных исследователей и изданий. Но доцент БГУ не только не ищет сам, а передёргивая, заявляет: «Советская историография уровня ведущих специалистов страны оставила количество полков прежним – 20». Неужели кандидат наук не понимает: исследователей разного уровня интересует разный аспект призывов? Если бы был столичным автором статей для имперской энциклопедии, то тоже написал бы: «выставили на войну 20-ть номерных полков». Но если бы места было чуть больше, чем отпускается в энциклопедиях, то обязательно приписал бы и про набор 6-ти ремонтных полков.
Далее Рахимов наводит «тень на плетень» в отношении исторического документа, где указаны все 28 полков. Это прошение Оренбургскому военному губернатору есаула Каскына Даутова, походного старшины Аюпа Мугаитмасова и хорунжего Зулькарная Буранбаева из 6-го кантона, подписанного 18 января 1820 года. Его обнаружил историк М.Д. Рабинович и включил 28 полков в «Очерки по истории Башкирской АССР» 1959 года, подготовленные ведущими московскими и уфимскими историками: «В достопамятном 1812 году, кроме обыкновенной службы в содержании Оренбургской и Сибирской линий, исправления всех повинностей и пожертвований, 28 полков откомандированы были против нашествия врагов в действующую армию, вооружённых и одетых своею собственностию, где также доказали преданность и усердие Отечеству»[68]. Времена тогда были строгие, прежде чем книгу выпустят в свет, данные неоднократно проверялись и перепроверялись. Это сейчас доцент Рахимов может напечатать всё, что взбредёт в голову. И на прошение 1820 г., и на солидные труды предшественников ему наплевать. Даже на уважаемого профессора А.З. Асфандиярова, нашедшего в 1992 году ещё один исторический документ, подтверждающий 28 полков, тоже наплевать. Как и на поверенного 9-го кантона Давлеткильды Давлетбакова, приведшего это количество в документе от 18 февраля 1820 года в письме начальнику Гл. штаба генералу от инфантерии князю П.М. Волконскому: «В прошедшем же 1812 году сверх обыкновенной службы в отношении содержания Оренбургской и Сибирской линий и исправления всех повинностей откомандировано было противу нашествия врагов в действующую армию вооружённых и одетых своею собственностию 28 полков, где будучи за оказанную к Отечеству усердность, многия удостоены Всемилостивейшего награждения офицерскими чинами, орденами, отличиями и медалями»[69]. А ведь он, и вышеперечисленные есаул, старшина и хорунжий из 6-го кантона были очевидцами и участниками событий, как и высокопоставленные адресаты, которым нельзя было соврать, т. к. канцелярия Оренбургского военного генерал губернатора сама комплектовала и отправляла эти полки на войну, а начальник Главного штаба осуществлял руководство полками на прошедшей войне. Уверен, если хорошо поискать в архивах Оренбурга и Уфы, то найдутся и другие подтверждающие документы. Для башкир было естественно, обращаясь к высшему руководству страны с просьбами, в преамбуле упоминать и заслуги перед отечеством. А когда цифра бесспорная, то она и будет совпадать в документах. Но поиски требуют труда. Вместо этого, «ничтоже сумняшеся», Р. Рахимов заявляет: «считаем такой документ сомнительным с точки зрения достоверности, а его использование…совершенно неуместно». При этом, о себе пишет во множественном числе: «мы». Хотя не представляет ни исторический факультет БГУ, ни исторические факультеты других вузов, а только своё оголтелое «я»..
Походя, кандидат наук, мягко говоря, наводит «тень на плетень» и на труд доктора исторических наук, профессора А.Н. Усманова «Башкирский народ в Отечественной войне 1812 года» 1964 года издания, перепечатанный в юбилейном 2012 году журналом «Ватандаш». Якобы, д.и.н. Усманов долго колебался и осторожно написал: «возможно, существовали шесть резервных или запасных полков, подводя таким образом, общее количество башкирских частей к искомым 28». Между тем, Усманов писал о 28-ми полках, включая и 6-ть ремонтных, твёрдо, ясно и несколько раз: «Исторический документ, сохранившийся в Государственном архиве Оренбургской области, свидетельствует, что в 1812–1813 гг. башкирами было сформировано 28 конноказачьих полков»; «Вряд ли башкиры осмелились бы назвать неточные цифры. Они хорошо знали, что и губернатору и главному штабу достоверно известно о количестве полков, сформированных и отправленных башкирами в действующую армию. Поэтому нет основания не верить заявлению башкир 6-го кантона о формировании 28 башкирских конноказачьих полков»; «Чтобы сохранить боеспособность каждого полка, вместо убитых, раненых и заболевших, необходимо было постоянно посылать пополнение. С этой целью в Башкирии формировались запасные полки, предназначенные для «ремонта» действующих частей башкирских конников. Но запасные полки порядковых номеров или других названий не имели»; «Как можно заключить из переписки начальника Поволжского ополчения генерала Толстого с Военным министерством, посылались люди также для пополнения «ослабевших полков». Одним из пунктов «ремонта» и пополнения «ослабевших полков» был Арзамас. Туда направлялись и башкирские конники»; «Таким образом, для борьбы с агрессивной наполеоновской Францией было сформировано 28 башкирских конноказачьих полка. Кроме того, были сформированы и в разное время отправлены на фронт 2 тептярских и 2 мишарских полка. Следовательно, в Башкирии было сформировано всего 32 национальных полка»[70].
Рахимов же безапелляционно и нагло заявляет: «Разумеется, никаких резервных или запасных полков у башкир не было». Хотя давно известно, что ещё в мае 1811 года в 6-м башкирском кантоне была сформирована команда из 1000 человек, названная резервной, под началом Буранбая Кутучева. Кроме того, там же «выбором приуготовлено к походу» в армию пятисотенный полк под командованием дистаночного начальника Юлбариса Бикбулатова. В 5-м башкирском кантоне начальником Кулуем Кучуковым тогда же было назначено в армию – 65, в резервную команду – 150 башкир. В 7-м кантоне поручиком Юмагуловым была сформирована тысячная резервная команда. Эти документы имеются в ЦГИА РБ: Ф. 2. Оп. 1. Д. 419. Могут возразить, что эти люди вошли в 1-й и 2-й Башкирские казачьи полки, сразу же отправленные на запад России. Но, во-первых, в 1811 году отправлено было два полка, то есть 1060 джигитов. А «приуготовлено»-то, было, значительно больше. Во-вторых, обратите внимание, что дистаночные и кантонные начальники чётко, по-военному, в зависимости от подготовки, наличия вооружения и возраста башкир, сразу же расписали: этих – в армию, а этих – в резерв. Ремонтные полки формировались и в конце 1812 года, и весь 1813 год, – надо только не лениться искать документы в архивах Уфы и Оренбурга.
В течение 15-летнего плотного занятия темой 1812–1814 гг., неоднократно натыкался на упоминания о доукомплектовании того или иного воюющего башкирского или тептярского полка. Причём, сразу по 100–200 человек. Это надёжное дополнительное подтверждение призыва 6-ти ремонтных полков с территории Башкортостана. Они не могли прилететь по воздуху или поодиночке.
Но Р. Рахимов, прямо на наших глазах, переписывает историю и, умаляя вклад башкирского народа, заявляет: «В 1811–1812 гг. в Оренбургской губернии было сформировано и отправлено в армию 20 башкирских полков, два мишарских, два тептярских». Потом снисходительно разрешает добавить 1000 человек, сопровождавших 4139 лошадей, подаренных башкирами фронту: «которых можно засчитать как два безномерных полка, поскольку они к службе в армии не предназначались, но находились на довольствии Военного министерства». В итоге у него получается всего 22 башкирских полка.
Но на самом деле, на Отечественную войну 1812 года и освобождение Европы в 1813–1814 годах, было призвано 20-ть номерных, 6-ть ремонтных полков и 1000 башкир, сопровождавших подаренных лошадей в 1812 году и оставленных Военным министерством на действительной службе. Итого 28-мь.
Конечно, каждый имеет право на своё мнение. Может думать любую ахинею и, даже записать её ручкой на бумаге для личного употребления и хранения в ящике прикроватной тумбочки своей спальни. Но ровно до того момента, как автор сдаст эту ахинею в печать или отправит в Интернет. В этот момент он сразу же подпадает под статью «Распространение заведомо ложной информации, порочащей честь и достоинство страны или отдельного гражданина». Почему-то наши «младоисторики» и отдельные журналисты перестали вспоминать об ответственности момента сдачи материала для публикации. Отговариваются правом на собственное мнение. Придётся напомнить: думать вы можете что угодно, а распространять – только подтверждённые историческими документами факты.
Не получив своевременного отпора и должной оценки этих можайских статей со стороны коллег, госп. Рахимов протаскивает их уже в башкирский журнал «Ватандаш – Соотечественник». И в 10-м номере за 2010 год печатает видоизменённую статью «1-й Башкирский полк в Отечественной войне 1812 года»[71]. И опять, прямо в начале, оскорбление трудов предшественников. О научно-исторических книгах вышеупомянутых уважаемых учёных Р. Рахимов отзывается так: «сформировалась своя мифология». Потому – что, писались труды, якобы, к юбилеям. 1943, 1964, 1971, 2005 годы не были юбилейными к 1812 году, как, впрочем, и 2000 с 2007-м.
Далее опять идёт та же, но уже замаскированная ложь. Пишет: «Как известно, башкирский народ в 1811–1812 гг. сформировал и отправил в армию 20 пятисотенных конных полков». «Отправил» – да, а вот «сформировал», на самом деле 28 полков: 20-ть номерных, 6-ть ремонтных и 2 полка сопровождавших подаренных фронту лошадей. Только один доцент Рахимов утверждает, что было сформировано 20+2 полка. Но своё, абсолютно голословное утверждение, подаёт уже как общеизвестное, то есть налицо – подлог.
В следующем, 11-м номере журнала «Ватандаш» вдруг, тот же Рамиль Рахимов опять пишет: «Он (московский историк М.Д. Рабинович), не разобравшись в проблеме и не пытаясь провести источниковедческий анализ архивных документов, выявленных в Государственном архиве Оренбургской области, произвольно ввёл в научный оборот цифру 28 башкирских полков, вместо 20, тем самым запутав региональную историографию, связанную с башкирами в наполеоновских войнах»[72]. Между тем, как уже отмечалось, д.и.н. Рабинович опирался на исторический документ от 18.01.1820 г. – прошение участников и очевидцев тех событий: есаула Касныка Даутова, походного старшины Аюпа Мугатмасова и хорунжия Зулкарная Буранбаева из 6-го кантона. Позже уважаемый профессор А.З. Асфандияров нашёл и второй исторический документ о сформировании 28 башкирских полков – поверенного в делах 9-го кантона Давлеткильды Давлетбакова.
Но господину Р.Рахимову плевать на них, – решил их просто не признавать. Он, и ему подобные младоисторики, приловчились прикрывать спецтермином «критика источников» своё нежелание признавать неудобный для их целей исторический документ. Помнится, в начале 90-х нас завлекали терминами «общечеловеческие ценности», «западная демократия». А на деле обнаружилось, что под этими терминами радикальные демократы, пришедшие к власти, имели в виду вседозволенность только для себя любимых.
Изучал я эту самую «критику» господина Р. Рахимова в Можайском сборнике за 2009 год. Одно бездоказательное желание переписать историю и более ничего. Если ты не веришь двум прошениям 1820 г. и трудам учёных-предшественников, докторам и кандидатам исторических наук, то найди документы-первоисточники, где приведены другие цифры и доказывай. Но нет, – это требует кропотливого труда. Написал тогда статью-опровержение «Переписчик истории», но Можайский сборник и три журнала его так и не напечатали. И вот пожинаем плоды безнаказанности уже в журнале самих башкир.
Неоднократно ловил фальсификатора истории «северных амур» Р.Н. Рахимова за руку и посылал в 2010 г. статьи-опровержения в журнал «Ватандаш»: 23 мая – статью «Переписчик истории», 29 мая – «Бойся кандидатов исторических наук лихих 90-х, «дары» приносящих», 10 ноября – «Бойся трижды кандидатов исторических наук лихих 90-х», 18 декабря – «Я не понимаю!». Но тогдашний гл. редактор Фарит Ахмадиев не захотел их печатать.
Вместо них, в 12-м номере «Ватандаша» за 2010 год вдруг опять появляется Рахимовская статья из Можайского сборника за 2009 год. Только теперь она называется «Башкирские полки в 1812–1814 годах: некоторые вопросы истории» и несколько видоизменена. Причём, она уже третья за последние три месяца. Как достаточно опытный журналист и многолетний редактор альманаха «Калуга литературная», свидетельствую: «Это возможно только в случае оплаченного заказного материала. Обычные авторы без оплаченного заказа, печатаются обычно один раз в три года. Если, конечно, не входят в штаты редакции. Интересно: «Кто плательщик?»
В начале Рахимов опять пишет, что региональная историография называет 28 башкирских полков в той войне, а дескать, дореволюционная историография Российской империи – только «20 башкирских полков, сформированных в течение 1811–1812 гг.». Об этом он уже писал в 10-м номере за 2010 год на стр.63 и 11-м номере на стр.5. Теперь, следуя известному Геббельсовскому принципу, решил закрепить свою фальсификацию отдельной статьёй, благодаря тесной взаимосвязи с бывшим главным редактором. В эту статью добавлены совершенно неправомерные ссылки на уважаемых Ахметзаки Валиди Тоган и комбрига Муртазина. Они писали о выставленных на войну полках: «В 1812–1813 годы в войне против Наполеона в российской армии башкирские части принимали участие в виде 20 полков»(Ахметзаки)[73]. Никто и не спорит, что в войне башкирские части принимали участие в виде 20 номерных башкирских полков. А Рахимов подаёт это число, как будто призвано было тоже столько же полков. Налицо – подтасовка.
Далее госп. Рахимов издевательски пишет: «Полков с номерами выше двадцатого в документе нет»[74]. Их и быть не должно – ремонтным полкам не положены номера, т. к. они предназначены для пополнения убитых и тяжело раненых в действующих номерных полках.
И опять наводит «тень на плетень» в отношении труда д.и.н. Усманова, но с новым изворотом, стараясь переврать: «ведь писал он о боевом пути только 20 (полков)!». Он и не мог писать о боевом пути ремонтных полков, потому – что они растворились в номерных.
Рахимов же безапелляционно заявляет: «Запасные полки» или, как иногда пишут, «маршевое пополнение», в русской армии в XIX в. не существовали вовсе. …Если их не было в регулярной армии, то в иррегулярной, т. е. у казаков и башкир, тоже не было». Хотя профессиональным историкам хорошо известно, что Россия извлекла полезные уроки из войны с Наполеоном 1805–1807 годов и «для ускорения подготовки резервов в 1808 г. были созданы запасные рекрутские депо»[75]. Позже, резервные батальоны и эскадроны, согласно десяткам имеющихся документов, формировались для каждого регулярного полка русской армии. Также и генерал И. И. Краснов вспоминал о положении на Дону накануне 1812 года, когда большинство служилых казаков находились в полках: «В то время полки за полками беспрестанно выходили с Дона на службу, а в старые полки высылались частые команды для пополнения убыли (!); со службы же полки давно не возвращались, и многие из них находились там лет по десять и более; приходили оттуда на Дон, и то не часто, израненные да калеки, так что, наконец, увидеть в станице казака, способного для службы, сделалось большой редкостью». Десятилетний срок службы донских полков в наполеоновскую эпоху стал нормой, что подтверждает один из рапортов Платова императору, в котором он просит сменить старослужащие полки на прусской и австрийской границах, называя их местонахождение и срок службы: – полк Астахова, в Молдавии, 10 лет; – полк Янова, в Одессе, 10 лет; – полк Кисилёва, на шведской границе, 10 лет; – полк Мелентьева, в Таври, 10 лет»[76].
Вместо тщательного изучения вопроса пополнения полков, госп. Рахимов опять «ничтоже сумняшеся» отписывается: «Некоторые публицисты часто ссылаются на некие «резервы», находящиеся на Оренбургской пограничной линии, или так называемые «резервные команды», считая, что они могли быть резервными полками. Действительно, такие резервные команды создавались на линии, но они и были предназначены исключительно для летней линейной службы, на случай прорыва границы казахами. В дальний поход они не предназначались, к нему необходимо было готовиться по-иному, полковой организации эти команды также не имели».
Во-первых, вышеупомянутые резервные команды создавались не на линии, а по месту жительства, в кантонах. Во-вторых, госп. Рахимов никак не хочет учитывать, что шла война. А во время войны выгребали всё, не считаясь с формальностями. Тот же Кутузов, без всяких формальностей, первым делом пополнил истощённые армейские батальоны и полки московским ратниками из Московского ополчения перед Бородинским сражением. И только оставшуюся часть использовал как ополчение. В-третьих, тщательной полковой организации для ремонтных полков и не требовалось. Только походный старшина и квартирмейстер, хорошо владеющие русским языком, чтобы быстро доставить людей до истощённых башкирских номерных полков.
Но Рахимов, прямо на наших глазах, переписывает историю и, умаляя вклад башкир, бессовестно заявляет: «Никакими архивными документами существование дополнительных полков, как бы их не называли, не подтверждается». Потом опять издевательски повторяет: «Ведомости о составе большинства полков, …отложились в деле, которое называется «Месячные рапорты башкирских полков 2-го, 6-го, 7-го, 8-го, 9-го, 10-го, 11-го, 12-го, 13-го, 14-го, 15-го, 16-го, 17-го, 18-го, 19-го, 20-го за 1812 год», в нём нет никакой информации о полках с нумерацией выше двадцати нет». В этом деле нет рапортов даже знаменитых номерных 1, 3, 4, 5-го полков. Цифры призыва в ремонтные полки надо было искать не в Российском военно-историческом архиве (РГВИА), а повторюсь, – в архивах Уфы, Оренбурга, Челябинска, Перми. Вместо этого, госп. Рахимов опять нагло заявляет: «Анализ широкого круга источников позволяет нам считать, что в 1811–1812 в Оренбургской губернии было сформировано…20 башкирских полков, 2 мишарских, 2 тептярских». Между тем, ни одного первоисточника с другими цифрами призыва башкир он не искал и не привёл. Если ты настоящий историк-исследователь, то найди на два общепринятых документа-первоисточника четыре первоисточника с другими цифрами призыва и доказывай! И где цифры призывов 1813 года?
Между тем, прямо под боком госп. Рахимова, в ЦИА РБ, в фонде И-2, описи 1 имеются солидные первоисточники – формулярные списки воинов-башкир, участвовавших в наполеоновских войнах. Ранее на этот фонд и номер описи неоднократно ссылались историки-предшественники. Но…
Поэтому в юбилейном, 2012 году начальник отдела использования и публикации документов архивного фонда ЦИА РБИ Зульфар Гатиятуллин начал их сплошную публикацию в журнале «Ватандаш-Соотечественник». При внимательном изучении этих списков выясняется, что вопрос доукомплектования полков отражён уже в самих формулярах! Возьмём для примера списки башкир самого большого по населению 7-го кантона, потому – что «из служащих 7-го кантона (совместно с 12-м кантоном) были сформированы и отправлены на войну 2-й, 12-й, 13-й башкирские полки. Кроме этого, судя по формулярным спискам, воины из 7-го кантона сражались в рядах 1-го, 5-го, 7-го, 9-го, 15-го башкирских полков»[77]. Так вот, у 126 башкир, воевавших в 1-м и 2-м полках чётко записано: «с 1811 по 1815 год находился в армии». У 469 башкир запись более привычная для нас: «с 1812 по 1815 год был в армии». А вот у 21 человека запись в формуляре другая: «с 1813 по 1815 год был в армии». А в 1813 году башкир мог попасть в армию только в составе резервного полка или команды для пополнения убитых! Потому – что все 20-ть номерных полков по Указу императора были сформированы и отправлены на войну ещё в 1811–1812 годах. Предвижу отговорку недоброжелателей: «дескать, это башкиры, сопровождавшие подаренных фронту лошадей». Нет, извините, у таких запись своя, особая: «126. Зауряд-сотник Иткул Кусяпов Абузаров, 59 лет, в 1813 году препровождал казённых лошадей в армию, д. Имендяшово». Не надо считать наших предков-военнослужащих дурнее себя! Ещё более интересные сведения обнаруживаются при внимательном изучении списков военнослужащих 9-го кантона[78]. Там также чётко у 22-х человек, служивших в 1-м башкирском полку, записано: «в 1811 году был в армии с 1-м башкирским полком». У 54 казаков запись тоже привычная: «в 1812 г. служил в армии с 8(9) – м башкирским полком». Но у 8-ми человек запись иная: «в 1812 г. с 1-м башкирским полком был в армии». Значит, 1-й башкирский полк, принявший участие во всех боях самого трудного периода отступления и потерявший много бойцов убитыми, начал получать пополнение уже в 1812 году! Очень логично, с точки зрения армейских командиров, пополнить в первую очередь, уже сложившийся и отличившийся в боях полк, чем получить новые, которые ещё неизвестно, как проявят себя. Тем более, что это не требовало от них никаких материальных затрат. Надо было только дать команду и исполнительные башкиры тут же её выполнят. Да ещё и с состраданием к большим потерям земляков из 1-го и 2-го полков. А требования командующих в военное время были обязательны и для генерал-губернаторов краёв. Вот и пришлось оренбургскому генерал-губернатору Г.С. Волконскому одновременно исполнять и просьбы действующей армии, и Указ императора о сформировании новых полков.
При дальнейшем углублённом изучении списка выяснилось даже, кто же доставлял пополнение в армию – есаул Кутлугильда Ишимгулов сын из 9-го кантона, юрт № 21. Его послужной список настолько богат, что заслуживает цитирования почти целиком: «44. Есаул Кутлугильда Ишимгулов сын, 49 лет, в 1812(!) г. с 1-м башкирским полком был в армии, в 1813 г. сентября 28 при городах Фрайберг, октября 14 – Мадин, 6 и 7 октября – под Лейпцигом, где за отличную храбрость награждён орденом Св. Анны IV степени, был в Эрфурте с 28 ноября по 13 декабря 1814 г., при содержании блокады под г. Гамбургом и при оном 20 ноября в сражении, 1814 г. февраля 28 дня при городе Кавес оказывал неустрашимую отважность, врезывался в неприятельский фронт, подавал собою пример своим подчинённым, 21 марта при селении Элле, 24, 25, и 26 марта у города Лаона и 13 марта при местечке Селдизил находился в сражениях. …В 1828 г. за деятельное и успешное распоряжение в доставлении в составе 1-го башкирского полка людей в армию от главного начальства получил благодарность (уверен, за доставление первого, специально сформированного на месте пополнения для 1-го башкирского полка и доставку вновь сформированных полков, так как сам призван только в 1812 году, а 1-й полк ушёл на Запад ещё в 1811 году – авт.), в 1832 г. за успешное распоряжение в доставлении людей в состав 1-го башкирского полка и в пополнение такового же назначенных в армию получил от начальства благодарность (думаю, за второе, а может, и третье пополнение в 1-й полк и пополнения в другие номерные полки – авт.), в 1835 г. за отличную службу всемилостивейшее награждён орденом Св. Станислава IV степени, д. Бекечево»[79].
Изучение списков 10-го кантона даёт почти всё разнообразие ситуаций призывов в эпоху наполеоновских войн. В нём есть один казак, служивший в армии в 1810 году: «104. Казак Нигаметулла Абдулхаиров, 51 год, в 1810 г. был в армии, д. Кашкаково». Наверное, он служил в каком-нибудь из уральских казачьих полков или оренбургских. Такое тоже происходило сплошь и рядом. Тем более, что шла война с турками. А вот других документов об участии национальных башкирских полков в той войне с турками (1806–1812 годов) пока не обнаружено. Хотя они участвовали в войнах с Турцией и до, и после Отечественной войны 1812 года. Казаки 10-го кантона в 1-й и 2-й башкирские полки не призывались, поэтому в списках чётко нет упоминаний о службе в 1811 году. У 122 человек записано: «в 1812 году был в армии с 10-м башкирским полком». У 29 человек записано; «в 1813 г. был в армии». Без каких-либо упоминаний о полках, что естественно, потому-что они уходили на пополнение убыли. Зато у 8 человек чётко записано: «в 1813 г. участвовал в препровождении пожертвованных в пользу казны лошадей до Вильны». У 45 человек запись: «в 1814 г. был в армии». И тоже без упоминаний о номерах полков. Получается, что пополнения формировались и затем распределялись армейским начальством и в 1814 году! Более того, у 3 человек в формулярном списке записано: «в 1815 г. был в армии». Напомню, что в 1815 году Наполеон сбежал из-под стражи и триумфально возвратился на трон на 100 дней. В связи с чем, в русской армии объявили повышенную боеготовность и начали выдвижение корпусов через всю Европу во Францию.
Эти списки-первоисточники по своей научной и общественной значимости должны были стать основой сборника «Вклад Башкирии в победу России в Отечественной войне 1812 года», но не стали. Уж не потому ли, что научный редактор этого сборника госп. Рахимов Р.Н. попутно выполнял и чужой заказ на всяческое принижение роли башкир в той войне?
После критики, но только по оренбургским казакам, госп. Рахимов, наконец-то, начал признавать, что «На укомплектование полков, находящихся в армии, казаки (сопровождавшие в армию подаренных башкирами лошадей 358 русских казаков с 20 урядниками и 6 офицерами – авт.) предназначались в Атаманский, 1–3 оренбургские казачьи полки»[80]. То есть, донские и оренбургские истощённые казачьи полки пополнялись, а башкирские почему-то нет? Видимо, кому-то очень не хочется признавать масштабные потери башкир в Отечественной войне 1812 года и последующем освобождении Европы: 530 чел./1 полк х 6 ремонтных полков взамен выбывших = 3180 погибших (минимально) башкир!
В предисловии к красочному и дорогостоящему альбому «И Париж видали мы…» 2012 года госп. Р. Рахимов опять повторил большинство вышеразобранных фальсификаций, а редактор Э.Р. Хайретдинова всё это одобрительно напечатала[81]. Более того, госп. Рахимов добавил ещё одну, унизительную для кантонных и юртовых старшин Башкортостана, фальсификацию. Два полки, предназначенные для пополнения Западной армии, назывались 1-м и 2-м, первый был сформирован в 7-м и 9-м, а второй – в 7-м и 12-м башкирских кантонах[82]. А госп. Рахимов пишет, что они формировались в Симбирске[83]. А для чего тогда башкир официально превратили в 1798 году в военное сословие? Для чего в каждый юрт и кантон назначали старшин?! Конечно, не для того, чтобы полки формировались где-то в мишарском тогда Симбирске.
Более того, госп. Рахимов Р.Н. повторил эту фальсификацию в отношении 1-го и 2-го башкирских полков даже в 3-х томной общероссийской энциклопедии «Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 1813–1814 годов» 2012 года[84]! Хотя исторические документы-первоисточники говорят совсем о другом. 7 апреля 1811 года Оренбургскому генерал-губернатору Г. С. Волконскому было приказано сформировать два пятисотенных полка из башкир на месте. Ниже приводится цитата из этого подробного и интересного указа:
«1811 г. Апреля 7 – Указ генералу от кавалерии князю Волконскому о сформировании двух башкирских полков.
«Для усиления армии нашей легкими иррегулярными войсками и чтобы приобучить на будущее время к службе калмык и башкир, обитающих в краю, управлению вашему порученному, признали мы за нужное нарядить три полка, один из ставропольских калмыков и два из башкир, для чего повелеваем вам:
Полк Ставропольский составить из 560 человек рядовых при атамане их и надлежащем числе офицеров и урядников, Башкирские же два полка, назвав по нумерам, должны быть каждый из 500 человек, определяя к каждой 5-сотенной команде из них же командира и старшин, по примеру прочих иррегулярных войск.
Назначение сборных мест зависит от собственного рассмотрения вашего с тем однакож, чтоб сие происходило со всевозможною поспешностью. Как скоро оные полки соберутся, велеть им следовать каждому особо к Симбирску, снабдить каждый маршрутом, а копии с них прислать к военному министру, уведомляя его и о времени, когда и откуда которая команда или полк в поход выступает, дабы военный министр мог встретить их заблаговременно предписаниями о дальнейшем их назначении.
В каждый полк прикомандировать одного надежного и исправного армейского или гарнизонного штаб-офицера и снабдить его инструкциею о соблюдении в пути во всем должного порядка».
При выступлении всем, как офицерам и старшинам, так и рядовым, на исправу выдать в зачет полутретное жалованье: на что к вам и особая сумма доставляется. На покупку в тех местах, где казенных магазинов не будет, провианта и фуража отпустить в каждый полк начальникам по 2 000 рублей, в коих они отчет дать обязаны. Сумма же на то равномерно к вам посылается.
О успехе в исполнении по сему, равно и о том, кто вами избран будет в каждый полк начальником и кто из штаб-офицеров к ним прикомандированы будут, имеет доносить мне и военного министра уведомлять»[85].
И формирование полков и резервных команд пошло полным ходом. Как уже отмечалось, эти полки, предназначенные для пополнения Западной армии, назывались 1-м и 2-м, первый был сформирован в 7-м и 9-м, а второй – в 7-м и 12-м башкирских кантонах[86]. В мае их формирование было закончено и они ушли на Запад полностью сформированными и даже получив «полутретное жалованье». В июне 1811 года 1-й Башкирский полк прибыл в Симбирск, через который направился в Муром, потом в Покров Владимирской губернии и 26 июля прибыл в Серпухов. Там он и зазимовал. 2-й полк (командир – майор И. Курбатов) был направлен в г. Рыльск. То есть через Симбирск эти два славных полка только проходили. Ведь ещё в 1805 – 1807 годах чиновники Башкирского войска отработали практические навыки по призыву в кратчайшие сроки аж 20-ти башкирских полков! Так мимоходом, но зло и хитроумно проехаться по неспособности кантонных и юртовых старшин Башкортостана сформировать свои полки, может судить только мишар – националист, презрительно относящийся к способностям башкир.
Прошу прощения за отступления от соблюдения правил ведения научного спора. Но ведь фальсификаторы истории именно на это и рассчитывают, что с ними заведут корректный научный спор на 5-10 лет, а тем временем они успеют задурить голову десяткам тысяч простых граждан страны. Нет, фальсификаторов истории надо одёргивать резко и сразу. Ущерб от их деяний настолько велик, что со временем, можно было бы ввести уголовную статью за системную фальсификацию истории родной страны, а заграничных фальсификаторов объявлять персонами нон грата, параллельно ставя заслон перепечаткам их статей внутри страны. Тем более, что сознательного и системного фальсификатора истории можно отличить от заблуждающегося, уже по одной-двум статьям. А тут явный фальсификатор, печатно разоблачённый ещё в ноябре 2011 г. в альманахе «Калуга литературная» и в январе 2012 г. в журнале «Агидель» сразу двумя авторами, в том числе и к.и. н Янгалиным, протащил свою ахинею, что «Всего было сформировано 20 башкирских…полка» даже в общероссийской трёхтомной энциклопедии «Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 1813–1814 годов» 2012 года[87]. Воспользовался тем, что в редакции энциклопедии нет специалистов по башкирам. Хотя своей ежегодной сменой обоснований и ссылок при твёрдой нацеленности на отрицательный для башкир конечный результат, госп. Р. Рахимов давно напоминает матёрого картёжного шулера.
Не зря президент страны и премьер поставили задачу: активно бороться с переписыванием истории. Кроме зарубежных, оказывается, и внутри страны в лихие 90-е, появились «младоисторики», попирающие, ради денег все труды серьёзных предшественников.
Теперь разберём фальсификации по вооружению башкир. При описании боя под Иньковым (Молево Болото) кандидат наук Р. Рахимов с легкостью необыкновенной в голове, приличествующей только 15-летней школьнице, делает скоропалительный вывод: «В 1-м Башкирском полку огнестрельное оружие имели менее половины воинов»[88]. И на чём же он основывает свой суровый вердикт? А только на том, что в представлении на Жилина сказано: «командуя 200 отборных башкирцев…вёл с неприятелем перестрелку». По его облегчённой логике получается, что если отобрали 200 лучших башкир, то только у 200-т из них и было огнестрельное оружие. Опытный командир, коим, безусловно, был гусарский поручик Жилин, адъютант атамана Платова, отбирает воинов по десятку показателей: меткости в стрельбе, лихости в рубке, возрасту, выучке (в первую очередь на коне), боевому духу, состоянию его коня и даже, по исправности конской упряжи. Можно иметь ружьё и пистолет, но палить в молоко, можно иметь всё в исправности, но иметь раненную лошадь. И т. д., и т. п.
В 2011 году он, злоупотребляя своим служебным положением редактора 4-го тома, повторил эту свою выдумку, но более зло, уже в капитальном издании- 7-ми томной «Истории башкирского народа». Пишет с новой хитрой изворотливостью: «Башкиры были вооружены в основном луками и стрелами, пиками, небольшое количество – саблями, ружьями и пистолетами. Массовое отсутствие огнестрельного оружия связано с последствиями указа от 11 февраля 1736 года, по которому башкирам было запрещено иметь кузни, огнестрельное оружие. Его появление связано с башкирским восстанием, а запрет сохранялся вплоть до введения кантонной системы. Хотя после 1798 года башкирам разрешалось иметь огнестрельное оружие, однако на протяжении нескольких поколений был утерян навык обращения с ним»[89]. Между тем, невозможно было 250 лет (с 1558 года) охранять восточную границу Российской империи не имея огнестрельного оружия. Ещё в царской тайной грамоте от 14 марта 1675 года Верхнетурский воевода Хрущев предупреждается: «По Сибирской дороге, за Уралом, от города Уфы в дальних местах, объявились у многих башкирцев пищали винтовки многие, да и по городовую де сторону Уфы у башкирцев пищали есть же, и пищальной де стрельбе изучились, а лучную стрельбу покинули…а прежде до сего пищалей у башкирцев не было»[90]. Об имевшемся огнестрельном вооружении свидетельствовал в 1678 году и приказчик Аятской слободы Фролка Арапов: «А татарове де и башкирцы все лошадей кормят и луки и стрелы делают…и ружья де у них много, у всякого человека пищали по две и по три винтовок»[91].
В XVIII веке башкиры часто восставали против зарождавшего тогда дикого капитализма с самовольным захватом земель, сведением лесов и загрязнением рек, требуя соблюдения условий вхождения с Иваном Грозным. Восстания жестоко подавлялись. Но империя уже не могла совсем обойтись без башкирских казаков – восточная граница требовала охраны, да и войны вспыхивали каждые 15–20 лет. Поэтому сразу после очередного восстания, уже в 1742 году генерал Соймонов приступает к мероприятиям по повышению мобилизационной готовности башкирских команд. В числе разнообразных мер, он в том же году поручает повсеместно восстановить кузницы, временно запрещенные после восстания 1735 года. Уже через год после восстания в 1737 году была выставлена 3-тысячная команда с двойным конским составом, обозом с фуражом и провиантом, с полным снаряжением, включая походные кузни. Да и с каждой войны башкиры возвращались с гораздо более качественным трофейным вооружением и снаряжением. В середине XVIII в. военная служба башкир приобрела еще более широкий характер. Это подтверждается и учёным Иоганном Готлибом Георги (1729–1802), который написал в очерке «Башкирцы» во второй части своего знаменитого труда «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей» следующее: «По прекращению возмущения их в 1741 году учреждено состояние их по примеру казацкого; и потому правят они службу при пограничной линии, либо и в походу по наряду ходят: причём сами себя должны снабдевать лошадьми, одеянием и оружием;…Во время военной службы выбирают они старшин, также десятников, пятидесятников, сотников и так далее, сами; предводителей же полков, которых называют они атаманами, определяют к ним российские начальники, избирая их из самых лучших старшин.
Собственное их оружие лук, ша, да стрелы, ук, также копьё, сунгус, латы, савот, и головной щит; многие же ходят в поход вместо того только с саблями и ружьями или пистолетами, а у иных бывает и всё вместе, лук да стрелы, так, как и колчаны, садак, которые обыкновенно покрываются медвежью или иною какою кожею и вмещают в себя до 50 стрел, делают они сами. Латы делаются наподобие сетки из железнопроволочных колец, и не только тяжелы, но и дороги: почему мало и употребляются. Лошади под ними бывают добрые; они ездят на них хорошо и смело и стреляют из луков исправно: почему небольшое число башкирцев и одерживает всегда победу над гораздо большим количеством киргизцов; да притом часто башкирцы и одним полком странствуют долго, и не будучи поражаемы, в киргизских ордах как по сей причине, так и для того, что башкирцы в киргизских степях могут пробыть без съестных припасов и прочего, наряжают начальники пограничных мест преимущественно башкирцев, для наказания киргизцов за раграбление караванов или за иные какие шалости. … Всяк ездок надевает такое платье, какое ему вздумается и какое себе сшить в состоянии, только вообще долгое, и всяк имеет у себя по заводной лошади, которую поберегает для сшибки с неприятелем, и накладывает на неё только съестное, которое состоит отчасти в высушенном накрепко рассыпном хлебе: почему и возят они с собою же верхом по несколько жернов. У всякой почти сотни есть свой небольшой пестрой значёк, и сии значки столько же во всяком полку многоразличны, сколько и самое оружие»[92].
Всё изложенное позже подтверждается и русским автором Черемшанским В.М. (1821–1869): «Главные принадлежности вооружённого башкира составляют: ружьё, пика или копьё, сабля, лук и колчан со стрелами. Надобно заметить, что башкиры весьма склонны к воинским упражнениям – все они вообще весьма искусно ездят верхом, мастерски владеют пикой и метко стреляют из ружей и луков, – последними действуют с такой силой, что пущенная стрела, на недальнем расстоянии, как, например, саженях на 15, пронзает насквозь не только человека, но даже и лошадь. У некоторых башкиров сохранились ещё от предков их проволочные латы или кольчуги, которые они надевали на себя во время действий с неприятелем и которые защищали их от пики, стрелы, а на дальнем расстоянии даже от пули»[93].
Позже об имевшемся вооружении писал и Ахметзаки Валиди: «Каждый полк имел своё знамя. Их одежда состояла из матерчатого синего чекменя с белым воротником, широких синих шаровар, по бокам штанины которых были прошиты лампасы. На голове – островерхая войлочная шляпа с согнутыми наверх полями, надрезанными сзади и спереди. Подпоясывались кожаным ремнём с кожаной же портупеей. Патронташи висели на шее с правой стороны и находились под мышкой. Сапоги были сшиты из конской кожи. Оружие: ружьё, каждому по два револьвера (пистолета), кинжал, пика, сабля, лук со стрелами, железная кольчуга, защищавшая воина от сабельных ударов»[94].
Конец ознакомительного фрагмента.