Остаться человеком (сборник). Страсти Земные (Г. Я. Александровский, 2017)

13.05.20…

Наконец-то однообразные дни, как страницы длинной и скучной книги, кажется, превращаются если не в праздник для истосковавшейся души, то в новое измерение, способное выдернуть меня из капкана одиночества и грусти.

День завершен, и я могу спокойно воспроизвести его в уме и на бумаге. Я возвращаюсь к своему дневнику каждый раз, когда жизнь моя сворачивает с будничной дороги в тенистые закоулки, полные таинственной неизвестности и непредсказуемого разнообразия, к чему так стремится моя беспокойная натура. Именно поэтому я с удовольствием приняла предложение шефа вылететь в Микрогорск.

И вот я на борту фирменного вертолета. Он несет меня к неизведанным ощущениям, к новым зигзагам судьбы, встречам и событиям. Мне немножко тревожно и радостно. Мне кажется, что моя миссия – не рядовая командировка, а нечто большее и ответственное. Мое нетерпение мешает сосредоточиться на сути задания. Я встряхиваю головой и обращаюсь к иллюминатору.

Уже вечер. Мы подлетаем к Микрогорску. Внизу полыхает электрический океан. Голубым светом залиты улицы. Дома, как светящиеся кристаллы. Симфония красок! Сверху город похож не на конгломерат цивилизации, а на светящуюся Галактику.

Засоренное звездной пылью небо потеряло свою резкость в электрическом зареве и кажется теперь размытым, неопределенным и загадочным. Тихая музыка улиц и площадей поднимается над плоскими крышами и растворяется в космосе.

Вертолет делает круг над городом и удаляется в сторону близких гор, окружающих Микрогорск. Он расположен как бы в чаще с зубчатыми краями. Горы невысокие и обросли почти до вершин темным лесом. Мы несемся к одной горе с округлой макушкой. На склоне, обращенном в сторону города, есть довольно большое каменистое плато. Я вижу приземистые строения, освещаемые уличными фонарями. Это и есть цель моего маршрута – лаборатория вакуума микрофизической станции.

Идем на посадку. Закладывает уши. Мягкое касание. Утихает гул винтов. Пассажиры суетятся. Их всего трое. Мне помогают спуститься на землю, вернее, на камни. Я поправляю на плече дорожную сумку с нехитрым скарбом и смело ныряю в синий сумрак. Легкие заполняются свежим воздухом, настоянном на горных травах.

Кто-то дотрагивается до рукава моего плаща. Оглядываюсь и вижу высокого молодого человека лет под тридцать. Такие лица, как у него, запоминаются сразу и надолго. Твердое, волевое, резкое. И глаза… Они отливают ультрамарином. Голос негромкий, но четкий. Он что-то говорит, а я будто онемела, глядя в его глаза. Потом взяла себя в руки. Что со мной? Почему-то зазвенело в голове и захотелось подняться, взмахнуть крыльями и полететь.

– Это вы из энергетической компании ЭНКО? – повторил он вопрос.

До моего сознания, наконец, доходит смысл его слов. Я подтверждаю, и мы знакомимся:

Ольга: «Я – экономист. В компании второй год. По особым поручениям.»

Озар: «МНС, кандидат и прочее. Нам сообщили о вашем прибытии. Номер в гостинице заказан. Не люкс, но отдохнуть можно.»

Вертолетная площадка совсем небольшая. Вот и край, огражденный перилами. Меня безудержно тянет взглянуть на вечерний город. Озар покорно следует за мной. Я подхожу к ограде и хватаюсь руками за холодный металл перил.

Внизу бушует всеми огнями сказочный оазис и влечет к себе, и заманивает, и дразнит. Я представляю, что иду по аллее, и подсвеченные снизу деревья кажутся инфернальными существами. Я вглядываюсь в лица оживленных и счастливых людей и завидую им. Но и мне становится легко и спокойно. И почему это все города кажутся прекрасными и притягательными?

Озар угадывает мое настроение. Наверное, поглядывал на мое восторженное лицо и думал: какая-то легкомысленная девица – неужели серьезнее не нашлось? Но вслух сказал:

– Вечер обманчив. Ночь таинственна. А утро отрезвляет. День же – обнажает и отталкивает.

Меня так и подмывает возразить ему:

– Вечер прекрасен. Ночь спокойна. Утро воодушевляет, а день… – я не подобрала продолжения и замолчала. Мне стало неудобно за свой детский негативизм. Что-то раньше я за собой такого не замечала.

Мы идем в сторону станции. Одна улица из нескольких построек неопределенного типа. Это научные корпуса. За ними – площадь. Неоновые вывески. Гостиница трехэтажная с неким подобием архитектурного оформления фасада. Улица и площадь залиты лампами дневного света на высоких столбах, совсем как в большом городе.

Вестибюль гостиницы похож на все другие. Слышится музыка из кафе. Рекламные афиши по стенам. Зевающая администратор. Уютно, тихо, на полу – ковровые дорожки. Процедура оформления заняла несколько минут. Ключ от номера у меня в руках. Озар коротко прощается и обещает зайти за мной в восемь утра.

Вот мои апартаменты. Простенько, но со вкусом. Мне нравится. Быстро под душ. Увидела себя в зеркале. Боже мой! Неужели эта стоеросовая дылда с длинными ногами и ребрами наружу – это я? Под глазами тени. Скулы выперли. Щеки ввалились. Плечи ссутулились. Завтра же возобновить гимнастику, на лицо – легкую косметику, поправить прическу. На кого я похожа? Выдра – выдрой! Понятно, почему в мои двадцать пять лет у меня еще не было настоящего кавалера. Не обидно ли?

Потом спустилась вниз в кафе. Народу немного. Я выбрала столик в углу подальше от эстрады и совместила обед и ужин. Поднялась к себе. Села за дневник. Подумала немного: с чего начать? И вывела авторучкой первое попавшееся слово.

14.05.20…

Солнечный лучик пощекотал щеку, и я просыпаюсь отдохнувшая и готовая встретить новый день с улыбкой. За окном щебечут какие-то птахи. Зарядка. Туалет. Чуть-чуть косметики. Деловой костюм. Щеткой по волосам. Теперь у меня вполне респектабельный вид.

Ах, какой здесь чистый и оптимистичный воздух! Я пью его, как родниковую воду, и не могу напиться. Как прекрасна жизнь! Я иду к краю вертолетной площадки. Каблуки щелкают по камням. Вот и то место. Пологий склон.

Слева по нему ползут разноцветные вагончики фуникулера. Сотрудники станции, проживающие в городе, пользуются этим видом транспорта. И сразу же у подножья горы – город. Справа от меня виден участок дорожного серпантина. На станцию из города можно добраться на автомобиле.

Но где же вчерашняя сказка? Восходящее солнце съело все краски и огни. Настроение увядает, как сорванный цветок. Прав был Озар: утро действительно отрезвляет. Какие-то серые, невыразительные кубы и параллелепипеды, тусклые квадратики окон, пыль и обыденность. Мало деревьев. На узких улицах мечутся юркие легковушки. А люди кажутся отсюда совсем маленькими, точно муравьи с неразличимыми лицами.

Я расстроено отворачиваюсь. Сказки кончились – начались будни. Возвращаюсь в гостиницу. Завтракаю. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Тихо, как при штиле. Только в глубине сознания еще светится огонек светлого ожидания.

И вдруг мне остро захотелось увидеть Озара. Расплачиваюсь, не доев, и бегу в вестибюль. На часах – восемь. Ну, конечно, он здесь. Верен своему слову. Джентльмен. Теперь при дневном свете он тоже как-то потускнел, но кажется еще более мужественным и… красивым – чего греха таить.

Хватит – одергиваю сама себя. Ты приехала не развлекаться, а работать. И все же… Он стал проще что ли. Понятнее. А глаза выцвели. Растрепанная прическа русых волос. Помятая куртка из светлой плащовки. Джинсы. Голубая рубашка. Сразу видно: к одежде он безразличен. Скупая улыбка. Глянцевые, как орехи, зубы. Железная челюсть. Крепкое рукопожатие. Супермен, да и только.

Мы здороваемся. Он избегает встречаться взглядами. Или в самом деле я выгляжу как баба-яга? Мы идем по единственной улице мимо строений и подходим к каменному склону горы. Я удивленно озираюсь. Куда мы пришли? Озар показывает на вход в гору. Металлические ворота, толстые, как дверцы сейфа.

– Лаборатория в горе, – поясняет Озар.

– Но почему?

– В целях безопасности.

– Для вас?

– Для города.

– Но вы-то изучаете пустоту.

– Вакуум не пустота. Это море виртуальных частиц. То есть квази – или как бы частиц. Их нет, но они вроде бы и есть. Но вас интересует не это.

Если я правильно поняла, он пытается узнать цель моего приезда. Рано, рано…

– Я могу прямо сейчас встретиться с профессором Вероном, вашим руководителем?

– Попробуем. А вы надолго к нам?

– Это зависит от ваших опытов.

– Рутина. Они тянутся три года, а могут растянуться на десятки лет. Вакуум непредсказуем.

Мы проходим по короткому тоннелю и упираемся в дверь с табличкой «Лаборатория № 1». Озар открывает ее и галантно пропускает меня вперед. Здесь все непривычно: современный дизайн, чистота, свежий воздух, необычные светильники на стенах. Сотрудники в белых халатах здороваются с нами и таращатся на меня, будто я и есть та самая праматерия, которую они ищут.

Профессор Верон оказался в своем кабинете. Коротко здоровается и усаживает нас в жесткие кресла возле стола. Сам он как глыба: огромный, носатый, седоволосый и нескладный. Ему лет за пятьдесят. Лицо, как говорится, вырублено топором. Голос грубый и басовитый. Я невольно залюбовалась им: этакий мастодонт. Он спрашивает прямо с ходу:

– ЭНКО как спонсор программы хочет знать, на что мы тратим его деньги? Вы для этого здесь?

Мне становится неловко от его прямоты, но я знаю, что ответить в подобных случаях:

– ЭНКО как спонсор намерена дополнительно инвестировать программу, если успех новой серии опытов даст хотя бы минимальный результат. Стране нужна дешевая энергия. Моя миссия более прозаична: констатировать сам факт получения новой энергии хотя бы в принципе. Я понимаю, что до практического использования ее – путь долгий и трудный. Но важен сам принцип… возможность. Вы начинаете новую серию…

Верон не дал мне договорить:

– Вы, я вижу, в курсе наших дел. Начинаем и именно сегодня. И мы великолепно обошлись бы без соглядатаев, несмотря на все наше уважение к ЭНКО. Или наших отчетов недостаточно?

– Достаточно. Но личностный фактор. Лучше один раз увидеть… Я как связующее звено между лабораторией и нашей компанией. Вас это не устраивает?

Вместо ответа Верон сам спрашивает:

– Хорошо. Что вас интересует конкретно?

– Все, – нагло отвечаю я.

– Мы тоже хотели бы знать все. Ваше время пребывания лимитировано?

– Вообще, нет. Все зависит от ваших поисков.

– Понимаю. Вы должны вернуться с победным рапортом. Я не обещаю успеха завтра, через неделю, через год…

– Я решу, когда прервать статус наблюдателя. Вы разрешите присутствовать на всех этапах ваших экспериментов?

– Да, – сухо отвечает профессор и поворачивается к Озару. – Возьми над послом шефство, если она не возражает. Сумей удовлетворять ее любопытство, если сумеешь.

Я чувствую, как приятно засосало под ложечкой, но на лице не дрогнула ни одна жилка. Верон сообщил нам обоим:

– Сегодня только подготовка. Для вас ничего интересного. Завтра приступаем к новой серии. Милости прошу. Озар, не опаздывай – через полчаса начинаем. А вы (обращение ко мне) отдохните, осмотритесь.

И он схватился за телефонную трубку, давая знать, что аудиенция окончена.

14.05.20.. (продолжение)

Дальше день проходил неинтересно. Обошла всю станцию, зашла в магазин под странным названием «Фазотрон». Магазин вместительный. И продукты, и промтовары. Полки полны. Цены умеренные, такие же, как и в моем городе. Кризис постепенно уходит из памяти народной, как тает туман над утренней рекой.

Ближе к вечеру Озар нашел меня на краю площадки, откуда я осматривала дневной город, показавшийся мне невзрачным и… примитивным. Но я хотела посмотреть, как вечер будет преображать его. И Озар понял мое желание.

– Я предлагаю спуститься и погулять по городу.

Он попал в самую точку. Догадливый. Мы садимся в вагон фуникулера. Вечер уже заносит свои крылья над горами. Некоторые вершины четко выделяются на синем небе, освещенные косыми солнечными лучами. Очень красивое зрелище. А город внизу как бы уходит в тень, замирает. Через двадцать минут мы вступаем на городской асфальт.

Мне очень хочется поговорить с этим приятным молодым человеком, но стеснительность не позволяет первой начать разговор. Откуда только взялось это стеснение? Вот уж никак на меня не похоже. И тем не менее… Озар, наверное, думает, что я настоящая бука, и тоже молчит. Придется идти на помощь. Я преодолеваю робость и спрашиваю:

– Вы профессиональный физик? (А ведь хотела спросить его: не женат ли?)

– Думаю, что да, – с радостью отозвался Озар. – Наука – это жизнь.

– Вас что-то тревожит?

– Мы топчемся на месте. Нужны новые подходы. Нужно не столкновение частиц, а фокусировка мощных лазерных лучей. Вот завтра посмотрим.

– Везде только и разговоров о вакууме, о Большом взрыве. Самая модная тема. Знаете, я читала труды многих физиков, но, откровенно говоря, мало что поняла. Столько гипотез.

– Вы всегда так готовитесь перед заданиями?

В его голосе мне слышатся иронические нотки, и я ничего не ответила. Некоторое время мы шли молча. Потом он не выдержал:

– Вам проще: посмотрели, составили отчет и… до свиданья.

– А чем вы рискуете?

– Деньгами вашей конторы. Институт микрофизики беден, мы зависим от вас. Это тяготит. Если в этом году не добьемся положительного результата, то… средств РАН не хватит даже на одну серию опытов.

– Положительным результатом вы называете получение неограниченной вакуумной энергии? В каком виде? Неизвестные частицы? Структуры Хиггса? Струны? Черную дыру?

– Посмотрим, что получится. Но сначала надо найти подступы.

– Но ведь для возбуждения вакуума нужна колоссальная энергия, а выход едва ли превысит вклад. Вы знаете, как повысить КПД? В какой форме проявится эта энергия? Как ее утилизировать? Видите, сколько белых пятен? А вы уже проектируете вакуумный реактор.

– Поразительная осведомленность.

– Из доклада Верона на симпозиуме в прошлом году.

Я не ручаюсь за дословность диалога, я восстанавливаю его по памяти. Но смысл разговора передаю точно. Озар нахмурился, будто я задела какие-то струны в его душе. И опять мы на какое-то время замолчали.

А вечерний город очаровал меня. Мы идем по булыжному тротуару там, где он оставлен для чудаков, любителей старины, и для влюбленных. Остро пахнут фиалки, но я не вижу, где они растут. Чередуются тень и свет от фонарей за тюлем кленовых крон. Мы останавливаемся у фонтана. Лицо покрывается остужающей моросью. Я искоса поглядываю на попутчика и стараюсь угадать, о чем он думает? Уж не обиделся ли на меня? Замечаю, что и он нет-нет да бросит на меня быстрый взгляд. Женщины чувствуют такие взгляды затылком.

Мимо гуляют неторопливые, оживленные люди. Громко обсуждают свои проблемы, спорят, смеются. Проезжают глянцевые такси. Назойливо лезет в глаза электрическая реклама. Какая глупая реклама! Впрочем, в большинстве реклама весьма низкого уровня. Я не люблю ее. По радио где-то исполняют модный шлягер. В аллеях сумрачно и символично. Я думаю: какое счастье чувствовать запах цветов, видеть звезды, познавать тайны природы и, вообще, жить! Кажется, я произнесла это вслух, потому что Озар с готовностью подключился:

– Счастье также и в том, чтобы знать кому и чем мы обязаны за это счастье, ради кого пахнут цветы, для кого мерцают звезды, почему идеологический бред XX века не поглотил весь мир. Счастье и в том, что России удалось выстоять и вернуться в мировую цивилизацию. Но не думаю, что красивые девушки увлекаются политикой.

Наконец-то я услышала от него первый робкий комплимент. Я так обрадовалась, что засмеялась. Нет, конечно, я не собираюсь заводить легкий флирт с кем бы то ни было. Это не в моих правилах. Но какой девушке не лестно услышать хорошие слова в свой адрес?

Потом мы сидим в ресторане. Веселые лица, музыка, свет, аппетитные запахи… Потом мы танцуем. Он неплохо водит. У меня кружится голова. Потом… Я смотрю в его глаза, которые днем почему-то серые, а при искусственном свете – синие.

Не чувствуя ног от усталости, но довольная, едва успев сделать запись в дневник, я бросаюсь на постель и, почти не раздеваясь, моментально засыпаю. Так что дневник я закончила только утром. И странно – я запомнила фрагмент его стихотворения. Он прочитал его у фонтана.

«И любить, и искать новое, и метаться между улыбкой и звездами – это так тяжело, но выше головы – мы природой такими созданы!»

Простенькие стихи, но что-то в них есть. Трогают. Иначе я не запомнила бы их.

15.05.20..

Лаборатория, или, как ее здесь называют, операционная, представляет собой круглое помещение без окон, освещаемое квадратными светильниками под потолком. Прямо по входу – во всю стену – огромный экран, словно мертвый глаз циклопа. Перед ним – тоже полукруглый – пульт управления с компьютерами и незнакомыми мне приборами. За пультом в центре в вертящемся кресле восседает, как олимпийский Зевс, сам профессор Верон. Сделал вид, что не видит меня. Подумаешь! Не очень-то и хотелось. Невежа! Вокруг него – человек двадцать ассистентов в белых халатах. Озар – рядом с Вероном. Интересно: какова его роль в этих опытах? Я уселась за ним. Озар часто поворачивается ко мне. Объясняет, показывая на большой экран:

– Там за стеной – рабочий зал. Главный узел – это пустотелая сфера из инертного материала. Это реактор. Из него выкачан весь воздух. Абсолютно весь, до последнего атома. Это очень важно. В отличии от Большого Андронного коллайдера мы не сталкиваем протоны, а возбуждаем вакуум лазерными пучками огромной мощности. Шесть мощных генераторов излучают лазерные импульсы так, чтобы лучи сходились в одной точке в центре генератора. Точка на самом деле меньше микрона. Совместная мощность должна возбудить вакуум и тогда…

Меня все это заинтересовало.

– А как вы узнаете, что там, в сфере, происходит?

– Не просто, но нам удалось создать систему датчиков, контролирующих весь процесс. Они передают закодированные сигналы в главный компьютер, а тот моделирует процессы и в виде условной схемы отражает на большом экране. Так что, мы видим не сами реакции, а их электронные модели.

Возбуждение Озара передается и мне. Я ощущаю сложное чувство ожидания и скептицизма. Но то, что Озар – один из участников важного эксперимента, делает его в моих глазах фигурой почти сказочной. Я улыбаюсь ему уголками губ. Неразумное сердце, почему оно бьется так часто? Что оно предчувствует? Жаль, что не изобретен прибор для определения уровней предчувствий. Но и человек задолго ощущает зарождение большого чувства в смятении души, в бессвязных мыслях, в нервном пульсе крови в венах. Неужели я?..

Я обрываю свои догадки и переключаю внимание на внешние источники информации. А мысли прорываются сквозь заграждения, и я возмущаюсь: нет, нет, это не должно начаться так… Это только намек… вопрос без ответа… Озар сидит впереди. У него чисто выбритое лицо, смешная прическа, вернее, отсутствие ее. А в синих глазах – нежность, спирающая мое дыхание. Как мне прервать тонкую нить возникшей симпатии? Справлюсь ли я? Вот взять и уехать прямо сейчас… А Озар вдруг заявляет:

– У вас красивое имя – Ольга. Мне нравятся ваши волосы, глаза и… вся-вся…

Я по-детски краснею. Нашел время! Но мне приятно услышать уже второй комплимент. Но тут Верон скомандовал:

– Начинаем. Доложите готовность.

Почти сразу же последовали отчеты:

– Блок один – готов.

– Блок два – готов.

– Блок три – готов.

Озар тоже откликнулся:

– Блок – пять готов.

И снова Верон:

– Отсчет от пяти. Пять… Четыре… Три… Два… Один.

Я сжимаюсь, как от удара или от дурного известия, и тут же кляну себя за трусость. Ну почему должно произойти что-то ужасное? Щелкают клавиши, тумблеры. Пульт оживает, словно некое технотронное чудовище. Загораются экраны и индикаторные лампочки. Озар тоже шевелит пальцами на клавиатуре своего компьютера. Большой экран зеленеет, а свет в помещении гаснет. За стеной рождается жужжание работающих механизмов. Возможно, это включились вакуум-насосы.

Подумалось: а на улице сейчас солнце, над вершиной нашей горы летит коршун, почти не взмахивая крыльями. Пахнет травами и родниковой водой. Небо ложится голубоватой скатертью на плоские крыши зданий. Шелестят зелеными ладонями клены на городской аллее…

На большом экране появилось изображение кипящей среды. Тысячи мелких пузырьков. Появляются и тут же исчезают. Озар шепчет, повернув голову:

– Электронная модель вакуумной «пены». Будьте внимательны. Сейчас начнется.

Я и так внимательна до предела. А «пена» на экране все кипит и кипит. Верон командует:

– Пуск!

За стеной раздается приглушенный звук. Я вздрагиваю и покрываюсь потом. Неожиданно, черт возьми! На большом экране вспыхивает молния, ослепив на мгновение.

– Нет эффекта, – докладывает кто-то.

– Прибавляем мощность по второму варианту.

Опять раздаются звуки и взрывается молния на экране. Но все проходит, и на экране опять булькает пузырящееся месиво. Я разочарованно вздыхаю.

– Третий вариант. Пуск, – требует Верон.

Бухает третий залп, а на экране возникает черная точка, медленно удаляющаяся от центрального положения. Верон кричит от избытка чувств. Вот уж не ожидала от него такой экспрессии. Кто-то принес ему стакан воды, и он пьет его жадно и азартно. Самой захотелось пить. Точка на экране занимает постоянное место и начинает вибрировать и испускать еле заметное сияние вроде нимба. И вдруг все меняется. Кто-то охнул. Кто-то даже вскочил на ноги. Озар мотает головой.

– Параметры? – орет Верон. – Напряжение? Снять «шубу»! Еще… еще. Ну… что теперь?

Ассистенты быстро сообщают показания своих приборов. Точка на большом экране окутывается зеленым туманом и приближается к поверхности реактора.

– Стабилизация не удается!

Напряжение падает!

– Гасите, – Верон машет рукой. – Банальная нехватка энергии раскачки. На сегодня хватит. Завтра в девять.

Точка погасла. Вот и «кипящее море» застыло, словно обледенело. Я вся дрожу от возбуждения. Озар берет меня за руку и говорит:

– Скорее на воздух.

Вместе с озабоченными сотрудниками мы идем по тоннелю, обмениваясь на ходу о случившемся. На площади я прихожу в себя. Сажусь на скамейку в тени. Озар – рядом. Молчим. Потом идем обедать. А вечером мы с Озаром спускаемся в город и идем в кино. Волнение улеглось. Американская эротическая комедия, глупая до невозможности, тем не менее, развеяла неприятное впечатление от неудачного опыта. И все-таки день был насыщенным.

16.05.20…

Сегодня день полный неожиданностей. Кажется, эффект получен, но не тот, который ожидали. Но по порядку. Утро пасмурное. Верхушки гор тонут в лиловых тучах. Моросит противный дождичек. С утра у меня предчувствие чего-то неожиданного. Впрочем, я часто ошибаюсь. Если бы я решила стать предпринимателем, то очень быстро разорилась бы. Тем не менее, мне захотелось выглядеть сегодня особенно хорошо. Полчаса зарядки, тщательная прическа, строгий костюм, но сногсшибательная блузка. И туфли на высоченных каблуках. Теперь я похожа на манекенщицу. Полюбовалась на себя в зеркало и с удовлетворенным тщеславием представила, какой вид будет у Озара, когда он встретит меня. Почему я так часто думаю о нем? Неужели влюбилась? Бегу опять к зеркалу. Изучаю себя. Огромные янтарные глаза. Брови вразлет. Светло-каштановый водопад волос на спине и плечах. Не красавица, но и не… О господи – типичный нарциссовский комплекс! Я отбегаю от зеркала, будто меня застигли за неприличным занятием. В кафе теле диктор передает известия:

– В США уничтожены последние ядерные боеголовки… На всемирном экологическом конгрессе в Москве решаются проблемы очистки океанов… Вчера стартовала русско-американская научная экспедиция на Марс… Меланофилл вместо хлорофилла. Освоение до 80 % солнечной энергии. Пшеница выше двухэтажного дома. В Ашхабаде подписана Декларация о создании Евро-Азиатской конфедерации… На предстоящих выборах президента России выставлено двенадцать кандидатур от десяти партий…

Озар точнее, чем швейцарские часы «Омега». Уже ждет меня на обычном месте в вестибюле гостиницы. Я улыбаюсь ему раскованно, а он вытаращил глаза, как на чудо-юдо. Увы, днем у него глаза становятся серыми. От его улыбки у меня мурашки по коже. Сейчас он отвалит очередной комплимент. Я и приготовилась соответственно. Но он заговорил о деле, о пасмурной погоде, еще о чем-то совершенно не интересном. Я вздыхаю и тащусь за ним в лабораторию, как подопытный кролик. Так что захожу в гору не как хозяйка Медной горы, а как пленница ее. Все уже на месте. Краткие приветствия. Верон кивает мне:

– Вы не уехали?

– Чего ради?

Но он уже отвлекся, оставив меня в недоумении. Ровно в девять Верон дает установку:

– Корректировка программы. По варианту четыре включаем все шесть квантовых генераторов. Частота импульсов… сужение точки… Показывает же расчет, что этого хватит для возбуждения вакуума. Так что резервы у нас еще есть. Да благословит нас бог, дети мои! Вперед!

Все повторяется по вчерашнему сценарию. На большом экране снова «кипит» вакуум. Опять черная точка разбегается в сторону от центра. Через час появляется кое-что новенькое. Вокруг точки обозначились какие-то нити и спирали. Сотрудники начинают оживленную дискуссию. Слышу знакомые фамилии: Альбрехт, Стейнхард, Либшер, Линде… Речь идет о каких-то монополях, о мембранах, о частицах Хиггса. Еще называют фридмоны. Это они интерпретируют изменения. А теперь кто-то сказал: черная дыра. Я настораживаюсь. Тем более, что на большом экране маленькая точка превратилась в большую, черную и зловещую.

Озар шепчет мне:

– Ты понимаешь – что это? (Он назвал меня на «ты»? Снизошел все-таки.) Это сенсация! Мы выбили ее… Не ту, а другую.

Верон вмешивается:

– Спокойнее. Не мечите икру преждевременно. Это не черная дыра. Следите за ее активностью, а то она наломает нам дров.

Через некоторое время кто-то выкрикнул:

– Вроде бы стабилизировалась.

Верон огрызнулся:

– Это не масса. Что-то происходит с континуумом.

– Подбавить жару? – поступило предложение.

– Я тебе подбавлю.

Их беспокойство передается и мне. Я начинаю ерзать в своем кресле. Озар успокаивает:

– Пока нет причин беспокоиться. Вот если активизируется, тогда все…

Что «все» я так и не поняла. Через час черная точка на экране не шелохнулась. Озар забормотал стихи. Я прислушиваюсь.

Но тогда я не сразу поняла, что это за стихи. Только ночью я вспомнила их и подумала, что неизвестного в мире больше, чем известного, и что пройдет миллион лет, прежде чем люди сравняются с богами.

Вечером разболелась голова, и я осталась в гостинице, хотя Озар приглашал в городской парк. И еще я побоялась быть лишний раз в компании Озара. Шутки шутками, а дело может принять серьезный оборот. А иногда мне кажется, что я сама с собой играю в прятки. Может быть, лучше сразу – с берега в воду с головой? Трудно ли переступить через свое «я»? Вот так рефлектирует молодая, симпатичная и одинокая девушка перед сном.

Да… а черная точка так и осталась торчать на одном месте, и пришлось установить круглосуточное наблюдение за ее поведением.

17.05.20…

Сегодня записывать почти нечего. Черная точка сохраняет свою статичность, несмотря на медленную прибавку мощности лазерных лучей. День тянется медленно, нудно. Я с удовольствием занялась бы чем-нибудь более интересным, но я обязана довести свою миссию до конца. Озар живет своим делом. Он похож на хищника, который выжидает свою добычу, чтобы броситься на нее. Он говорит, что эта точка – коварное и непредсказуемое порождение вакуума и в любой момент может начать «изменение». В первом случае она просто растворится без всяких последствий. Во втором случае все намного сложнее и опаснее. Она взорвется с разрушительными последствиями. Наша Вселенная именно так и произошла.

Дежурство в лаборатории показалось мне утомительным, и я позволила себе взять тайм-аут. И вот я хожу вдоль каменного склона нашей горы и ищу, где он не такой крутой. Иногда сверху падают мелкие камешки. Мне очень хочется взобраться на вершину. Прикинула высоту: метров триста. Чепуха – я поднималась и выше. С восточной стороны склон вполне приемлемый. Весь оброс кустами и деревьями, но меня это не пугает. Когда-то я облазила крымскую Яйлу, поднималась на Ай-Петри. Обстановка похожа. Ну-у, пробуем?

Конечно, в одиночку предпринимать восхождение любой сложности не рекомендуется, но кто может остановить меня? На одном могильном памятнике древнеегипетской женщины были высечены следующие слова: «Вот я ухожу в ту страну, откуда нет возврата, и нет никого, кто бы остановил меня…»

Здорово сказано! Как раз про меня. И я полезла. В платье, в туфлях. Представляете? Цепляюсь за ветки, упираюсь ногами в каменные выступы. Лезла часа два. Один каблук сломался. Порвала подол платья. Руки исцарапаны. Но какое неслыханное удовольствие! Почти счастье! Я на вершине мира – не меньше.

Отсюда невыразимо прекрасный вид. Город, словно в уютных ладонях невысоких гор, кажется игрушечным и гармоничным. Вот на каменистом плато наша станция из двух десятков строений. Еле видны вагончики фуникулера. А небо – совсем рядом. Если поднять голову и подставить разгоряченное лицо навстречу ветру, то кажется, что летишь коршуном над подлунным миром. Большего блаженства трудно вообразить.

Солнце уже касается круглых макушек гор и румянит их. Очень похоже, будто обжаривается праздничный пирог. Вся долина погружается в опаловые сумерки. Чистота красок необыкновенная. Я начинаю мерзнуть. Пора возвращаться. На душе легко-легко, точно я вернулась в детство. Космическая энергия вливается в мой организм и удесятеряет силы.

Спускалась я с большими трудностями, чем при подъеме. Кое-как, пятясь и падая, хватаясь за траву и ветки кустарника, пробуя устойчивость каменных опор, я все-таки сползла с горы и перевела дух.

В гостинице на меня смотрели как на экстравагантную особу, но мне было наплевать, как я выгляжу. Я торжествовала. Я была горда своей победой. Хотя – какая это победа? Триста метров! А все равно… Озар подбегает:

– Ольга, я жду вас. Где вы были? Что за вид?

Пришлось рассказать о своем восхождении. Слушает он внимательно и серьезно. А на лице читается целая гамма чувств. Тут и восхищение мной, и укор, и радость встречи, и грусть. Но я чертовски устала. Поэтому извинилась и пошла приводить себя в порядок. Озар был опечален, но ничего не сказал. Ему очень хотелось провести этот вечер со мной. Мне – тоже. Напоследок он сообщил, что черная точка остается в том же состоянии. Интересно: надолго ли? Ладно, последнее предложение – и гашу свет. Будет ли завтрашний день повторением сегодняшнего? Спокойной ночи!

18.05.20…

Кошмарный день! Сплошные волнения! У меня дрожат пальцы, хочется порвать дневник и забросить его куда подальше. Но с утра я была благоразумной и тихой. Ничто не предвещало последующих драматических событий. Как обычно, Верон командовал. Ассистенты включали и выключали свои установки. Озар был хмур и молчалив. Уж не из-за вчерашнего ли вечера? Но я уловила в его синих глазах холод нежности и теплоту надежд. Я старалась быть с ним приветливой, но не фамильярной. Я закрылась в свою скорлупу одиночества и только наблюдала из-под нее, как другой человек накапливал в себе невысказанные заряды любви. Мне льстила эта игра с огнем. Мне нравилось дразнить Озара, раздувая в его душе пламя и тут же гася его.

Все началось в первом часу. Верон заметил изменения в поведении черной точки. Он закрутился в кресле, тыкал в приборы толстыми пальцами и фыркал. Но я не заметила никаких изменений на экране. Точка по-прежнему торчала почти в центре картинки и не вызывала беспокойства. Но датчики уже уловили что-то, и люди зашевелились. По их восклицаниям я поняла, что точка начала «таять». Я спросила у Озара:

– По какому сценарию?

Он осторожно, точно жалея меня, ответил:

– Ничего не понятно.

Это значит, что точка стала испаряться рывками, неравномерно. На одном мониторе я увидела диаграмму процесса: кривая то вскакивала вверх, то падала вниз, то тянулась горизонтальной прямой.

– Она взорвется? – испуганно прошептала я.

– Пока неизвестно. Для окончательного вывода не хватает информации.

Наступило тягостное молчание. Верон прогудел:

– Попробуем снять избыток энергии. Это должно стабилизировать объект.

Я не поняла, что он имел в виду, но догадалась, что он хочет направить таяние точки в безопасное русло. Изображение на большом экране загустело, подернулось белесоватой дымкой, но точка оставалась неизменной.

– Бесполезно, – растерянно произнес один из помощников.

Верон согласился:

– Черт возьми, нам чего-то не хватает.

Вместе с напряженной тишиной в меня грубо и зримо вошло беспокойство. Не столько за себя, сколько за результаты опыта. Озар придвинулся к Верону и стал что-то доказывать вполголоса. Тот качал седой головой и не соглашался. В неверном свете мониторов и большого экрана лица ученых напоминали ритуальные маски негритянских племен. На миг почудилось, что не было долгого и мучительного прогресса, будто история застряла где-то в пещерном веке, а цивилизация – только сон, приснившийся жрецу неандертальского племени после сытного ужина. Я расслышала слова Озара:

– Не надо прерывать. Давайте понаблюдаем. А вдруг…

А Верон возразил:

– Рискованно. Внутри возникло какое-то поле… Вихри притяжения… Континуум… Стрела времени… Измерения…

О чем они спорят? К кому не подступиться? Какое поле? Обстановка между тем все накалялась. Точку на экране заволокло белым облаком, в котором вспыхивали яркие точечные искорки. И вдруг точка беззвучно вспыхнула миллионами молний. Я ослепла и с головы до ног покрылась противным липким потом.

Верон раздраженно, но настойчиво приказал всем покинуть лабораторию и пройти в убежище здесь же в горе. И добавил:

– Объявляю тревогу на станции.

Озар очутился рядом и торопливо заговорил:

– Остались считанные минуты. Мощность взрыва неопределенна. Расчеты дают противоположные результаты. Но лучше быть от греха подальше. Идите…

– А ты? – спросила я и поняла, что впервые обратилась к нему на «ты».

– Профессор оставляет только меня. Есть один шанс.

– А если – нет?

– Шанс всегда есть. Помните: вечерний город, голубые улицы, фонтан, тесные вагончики фуникулера? Как прекрасно все это! Как давно и прекрасно! Помните…

Он почти насильно извлек меня из кресла и чуть ли не силком погнал к выходу. Я хотела крикнуть о чем-то, но язык прилип к гортани, и я издала только хрипящие звуки. Вот когда мне стало страшно по-настоящему.

Не помню, как я вышла и что я думала при этом. Скорее всего – ничего. Я, как сомнамбула, сидела вместе со всеми в каком-то убежище с каменными стенами. По радио то и дело передавали какие-то сообщения. Люди тихо переговаривались и поглядывали на перекрытие. То же, наверное, чувствовали наши предки в холодных пещерах при неверном свете подвижного костра, когда на воле бушевала гроза и крупицы дождевых брызг залетали в пещеру и, шипя, таяли в огненных языках.

Потом последовал отбой. Потом меня разыскал Озар, и облегченно заявил: – Невероятно, но факт. Взрыв произошел как бы в другом измерении и никак не повлиял на наш мир. Но там что-то произошло с убыванием вакуума. Он куда-то исчезает.

19.05.20…

Это ужасный… ужасный… ужасный день! Лучше бы мне совсем не приезжать сюда и не быть свидетелем неожиданных и страшных событий. Ах, зачем я всегда ищу приключений! Есть же люди, довольствующиеся простыми человеческими заботами. Почему я не как все?

Но теперь я уже не могу вернуться просто так. Да, у меня накопилось много материала для отчета. Но Озар… Дело все-таки в нем. Из-за его исчезновения я не могу оставить станцию.

Нет, сегодня я не могу больше писать. Настроение угнетенное, отвратительное, Я ненавижу сама себя!

20.05.20…

Я разбита… угнетена… (зачеркнуто). Я не знаю, как описать то, что случилось вчера. Рука не подчиняется уму (зачеркнуто). Сейчас я уже пришла в себя и решилась описать этот злосчастный день. Дневник тоже документ. Ну, ладно…

С утра лил дождь. Где-то далеко гремел гром, но молний не было видно. Похолодало. Говорят, дуб распускается. По-моему, погода и события тесно связаны между собой.

Убывание вакуума – это по-настоящему здорово! Это открытие мирового… исторического значения! Но почему на душе так скверно и пусто? Впрочем, я путаю сегодняшнее мое состояние с тем, которое было вчера утром.

Утром я встретила в кафе самого Верона. Он подсел ко мне с бутылкой кефира. Словно бог сошел с Олимпа. Поговорили ни о чем. Сказал, что вторые сутки в лаборатории дежурят сотрудники.

– Озар – неплохой парень. Вы не ошиблись, – и пошел.

Кажется, я покраснела и поспешила на воздух, забыв расплатиться. Вот и рассеянность появилась – не к добру. Озар встретил меня у входа в «гору». Внимательно пригляделся, хотел что-то сказать и не осмелился. Какой он милый сегодня. Сильный, добрый и милый. Сердце кольнула нежность, и с губ чуть не сорвались горячие слова. Но проклятая натура сразу шлепнула меня по лицу, чтобы не зарывалась в своих симпатиях.

Я еще не успела сесть за спиной Озара, как Верон стал объяснять нам:

– Вот данные анализов. Косвенных, конечно. В реакторе больше ничего нет. Сигналы о процессах внутри его поступают. Мы обрабатываем их. Нет сомнения, что мы имеем дело с неизвестным феноменом. Поэтому нашему миру ничего не грозит. Мы стараемся стабилизировать движение вакуума, ибо не знаем последствий этого движения. Для нас важно не допустить экстремальных значений. И другой факт, который невозможно было предсказать. В реакторе время изменило свое направление и появилось некое поле. Пока мы не знаем его свойств. Проявляйте терпение и наблюдайте. Не упускайте ни единого изменения… Готовьтесь к длительной осаде крепости.

Потекли ленивые часы наблюдений. Я уже хотела покинуть лабораторию, как вдруг Озар, поняв мое намерение, взял меня за руку и слегка пожал. Шепнул что-то, и я осталась. Верон удивленно захмыкал.

– Что там происходит? – спросила я Озара.

– Отделение света от тьмы, – улыбнулся он.

Озар что-то сказал Верону. Тот вспыхнул:

– Я вижу, черт возьми! Мы же не боги.

Я спросила у одного из сотрудников:

– Это очень опасно?

– Еще бы, – фыркнул он. – Взлетит на воздух не только лаборатория, но и город, а может быть, и весь земной шар.

На экране белое облачко подобралось почти под верхний край рамки. И вдруг изображение процесса на большом экране исчезло. Кто-то охнул. Верон стукнул кулаком по пульту. Прогремел его повелительный приказ:

– Какого черта? Что там с видеокамерами?

И стал нажимать какие-то кнопки на пульте. Замигали красные лампы на стенах, взвыла сирена. Я приросла к месту, не имея сил подняться.

Кто-то доложил:

– Отключились все датчики. Энергия вырубилась.

Озар обратился к Верону:

– Надо посмотреть. Я спущусь в отсек и сообщу вам обо всем, что увижу.

– Давай, – нехотя согласился Верон.

Озар положил руку на мое плечо. Торопливо выговорил:

– Я знаю, как это сделать. Я быстро… Ольга, я давно хотел сказать тебе, что люблю тебя. Ну, вот и сказал.

И убежал. И мне стало стыдно за все, что могло быть и не случилось. Но все впереди. Тогда я и подумать не могла о том, что произойдёт. А тут я хотела побежать за ним, но осталась стоять, как вкопанная. Страшное оцепенение охватило меня. Я вцепилась в спинку озаровского кресла, чтобы не упасть. Оглушительно стучало сердце. Почему-то дрожит пол. Или это меня трясет нервная лихорадка?

На другом экране мы наблюдали, как Озар прошел по коридору, вошел в первый отсек, во второй и… исчез.

– Верон вскочил на ноги. Прорычал:

– Что там с системой наблюдений?

– Отключилась, – ответили ему. – Все вышло из строя.

Верон упал в свое кресло и задумался, щелкая клавишами компьютера. Долго смотрел на погасшие экраны. Что-то соображал молча, закрыв глаза. Потом как бы очнулся и увидел меня.

– Все, – сказал он грустно. – Он исчез. А мир цел.

– Кто исчез? – почти грубо спросила я.

– Озар. Это было четвертое измерение – вот что, – продолжал Верон, не глядя на меня. – Мы выбили воронку в вакууме. И в нее стало перетекать пространство и время из нашего мира в тот, параллельный. И захватили с собой все наши установки. Их исчезновение в этом измерении абсолютно непредсказуемо. Это, конечно, мировое открытие, но… Я думаю – он сейчас там.

– Где? – одними губами спросила я.

– В другой вселенной. В другом континууме. В другом измерении.

Я потеряла сознание.

22.05.20…

Очнулась я в больнице. Мне запретили разговаривать. И даже вспоминать тот день. Смешно! Разве можно усилием воли выключить память? Озар оказался втянутым этим самым четвертым измерением или чем там еще. Мне было одиноко и тяжело, как никогда. Я корила себя на чем свет за свою зашоренность, за то, что не открылась навстречу его любви. Но прошлое не возвращается в нашем мире.

А ночью бессонница извлекла из памяти его образ. И я снова гляжу в его синие-синие глаза и обращаюсь к нему с самыми важными словами о любви, которой суждено теперь медленно уходить из моей жизни. Но что заполнит оставшуюся пустоту? И я беззвучно повторяю полные драматического смысла его стихи:

«…И любить, и искать новое, и метаться между улыбкой и звездами…»

Эпилог

Большая пещера. В центре ее горит костер в чаще из каменного вала. За пещерой – ночь и гроза. Гром врывается в пещеру и долго мечется в каменных стенах, обессиливая. Сильный ветер иногда забрасывает в пещеру дождевые струи.

У костра на каменистом возвышении, покрытом шкурами животных, сидит почтенный старец. Все его лицо обросло густыми седыми космами. Видны только поблеклые синие глаза, полные нечеловеческой тоски. Он одет тоже в шкуру.

Вокруг него сидят странные существа, чем-то похожие на людей. Но у них по четыре ноги и две руки. Сейчас ноги подвернуты под мохнатые крупы, которые впереди выпрямляются в грудную клетку. Завершают вид сплющенные головы, не похожие на человеческие. Описать их лица – задача невыполнимая. Надо видеть их. У них есть большие и внимательные глаза, светящиеся дремучим разумом.

Они слушают старца. Некоторые качают на руках детенышей или кормят их грудью. Некоторые держат в руках деревянные топоры с каменными лезвиями. Старец время от времени поднимает жилистую руку кверху и, словно в экстазе, повторяет увлеченно в который раз:

– Я говорю вам. Вы еще дикие и темные. Молнии еще не озарили ваш разум. Пройдет много-много лет, прежде чем проснется ваше сознание, и вы начнете понимать мир. Я говорю вам. Есть другой мир. Там на небе. Он такой же прекрасный и светлый, как этот. И там есть звезды. И там есть жизнь. И там живут люди, подобные вам, но ушедшие в своем развитии на многие тысячи лет вперед. Я говорю вам. Я пришел из того мира к вам, чтобы дать вам знания, учить добру и миру. Я говорю вам. Настанет день, тогда я вернусь обратно. Обещайте жить по моим заветам, и вы приобретете смысл существования и радость. Я говорю вам. Это наступит не раньше, чем вы научитесь сами добывать огонь, варить пищу, разводить скот и выращивать злаки, которые вы называете «желтым семенем». Я говорю вам. Живите в мире и любви друг к другу, и не делайте никому зла. И вы станете великими и могущественными под вашим небом. Я говорю вам. Блаженны верующие в меня, ибо они обретут вечное блаженство и бессмертие. Я говорю вам…

Но возраст одолевает старца. Он закрывает глаза и засыпает. Во сне он что-то бормочет. Наиболее догадливые аборигены слушают это бормотание и выдают своим соплеменникам за откровение «пришедшего со звезд».

А старцу снится голубой город и девушка, самая прекрасная на свете. И он зовет ее по имени, и хочет рассказать ей обо всем, что он не успел сделать в иной жизни. Где это было? Когда? И было ли на самом деле?

1

Граждане судьи, выслушайте меня. Всё расскажу: с чего всё началось и как оно всё было. Ничего не утаю. Вникните в события, и вы поймёте, кто настоящий виновник. Ежели вы согласны, то я начну с того самого утра, когда…

2

Жена, в конце концов, меня достала. Выложила всё, что накипело на душе:

– Третий месяц на моей шее сидишь. Ни рубля от тебя. Какой ты мужик после этого! Иди хоть сторожем, горе моё…

А мне и без неё тошно. Ещё бы! Мужик в расцвете лет, бывший ударник коммунистического труда. Грамот – целый чемодан. Слесарь, каких на всю область раз-два и обчёлся. Но завод стал, и я в числе многих оказался в неоплачиваемом отпуске на неопределённый срок. А проще – безработным. Только и разница, что трудовая книжка осталась в отделе кадров. Вот так-то! Раньше с доски почёта не слезал, а теперь лишним стал. Обидно до чёртиков.

Ну вот. Не стал я завтракать. Дверью погромче хлопнул, чтоб жене досадить, и подался на улицу. А на улице жизнь бьёт ключом. Народу столько, будто все жители стали безработными. Даже на душе полегчало – не я один такой невезучий. Машины носятся. Магазины всякие. Рекламы. Только мне всё это до фени. Мне работа нужна, а не реклама. Я и без неё знаю, как и чем зубы чистить. Почему-то нет рекламы, где деньги зарабатывать.

Вы думаете, я не искал, где мне свои таланты приложить? Ещё как искал. Все три месяца. Все городские предприятия обегал. Везде одно и то же. Или возраст – свыше сорока. Или иностранным языком не владею. Либо просто рылом не вышел. Нужны сварщики или там менеджеры. Приглашали, правда, в ассенизаторскую бригаду – нечистоты вывозить. Ну, так у меня своя рабочая гордость ещё есть.

Значит, иду я по улице и жалею, что от завтрака отказался. В животе довольно явственное напоминание. И тут меня словно в лоб ударило. Вижу на двух стойках большую афишу. А на ней нарисована красномордая личность, пожирающая блины. Жрёт и ухмыляется, глядя на нас. А ещё на афише большими буквами написан текст:

«Конкурс желудков»! В кафе «Аппетит»! Только один день! Кто за десять минут съест больше блинов. Приз – тысяча долларов. Плата за участие пятьсот рублей. Спешите принять участие. Только один день – 1 июня. Начало в 9 часов утра».

Прочитал я и усмехнулся. Глупость какая-то! Где это видано, чтобы за поедание блинов ещё и доллары платили. Враньё всё это! Но с другой стороны, что значит «больше»? Вот на прошлую масленицу я у тёщи в гостях два десятка блинов умял. Правда, были они не толще газетного листа, но зато со сметаной. А сметана, как смазка, с ней сколько угодно одолеешь.

Задумался я. Или попробовать что ли? Всё равно делать нечего. А вдруг… Тысяча баксов – это не шутки. Как бы они сейчас пригодились! Жена прекратила бы своё пиление.

Кто-то рядом со мной кашлянул. Оглянулся. Тип кавказской национальности с горбатым носом и чёрными глазами навыкате. И он обращается ко мне, кивая на афишу:

– Что, дорогой, хочешь завтра участвовать?

– А вам-то что за дело? – неласково отвечаю ему.

– Вай-вай, конечно, хочешь – на лице написано. Слушай: могу помочь.

– Это как? – заинтересовался я.

– Гарантирую победу. И тысяча зелёных твои.

Ну, я в бизнесе тоже кое-что кумекаю. Я же сообразил, что кафе «Аппетит» выручит за свой конкурс куда больше, чем сумма приза. Поэтому спрашиваю:

– А вам за это что? Какой навар?

– Ничего! Это эксперимент. Ради науки. Понимаешь?

После таких слов хотел я отвернуться от него, но он схватил меня за рукав и почти в самое ухо зашипел, брызгая слюной:

– Слушай, дорогой. Я учёный, профессор гастроэнтерологии. Я открыл способ увеличения аппетита в десятки, сотни раз. Один укольчик, и ты – чемпион.

– У меня, – говорю, – и без укольчика свой аппетит, слава Богу, не жалуюсь.

– Вай-вай, – скривился он. – Погляди на себя – сытый, гладкий. Больше двух десятков блинов тебе не одолеть. А сколько кругом по-настоящему голодных? Нищих, бомжей, пенсионеров, беженцев, гостарбайтеров! Да они тебя в два счёта переедят. Аппетит у него! Нашёл чем хвастаться. Или тебе деньги не нужны? Так и скажи. Тоже мне – миллионер безработный! Я и другому могу предложить свои услуги. Ради науки.

Я ещё продолжал сомневаться и почему-то перешёл, как и он, на «ты».

– А почему я тебе верить должен? Я похож на лоха?

– Пойдём со мной – сам увидишь.

Чёрт меня дёрнул согласиться. Не пошёл бы – ничего и не случилось бы. А, думаю, нищему пожар не страшен, а железу – тупое зубило. Хоть наемся вволю на халяву. Пошёл я. К моему удивлению, это оказалась аптека. Зашли мы с заднего входа и попали в комнату, где лекарства разбирают привезённые. Вспылил я:

– А ты говорил, что ты профессор!

– Неважно, – отмахнулся он. – Давай знакомиться.

И называет свою фамилию – не то Кукинян, не то Хугинян. Я не уловил. Пришлось себя назвать, не выдумывая. Посадил этот «ян» меня в продавленное кресло, погипнотизировал взглядом и заговорил:

– Ты человек просвещенный (ещё бы: когда-то я ПТУ окончил), и должен я тебе всё разъяснить, чтоб потом претензий не было. А дело в том, дорогой, что кровь голодных людей вырабатывает сложное белковое вещество – пептид. Нам удалось выделить его. Стоит человеку принять определённую дозу этого пептида, как аппетит чудовищно возрастает. Чем больше доза – тем дольше его действие. Просто, как дважды два. Жизни твоей ничего не грозит, но какие-то последствия будут. Мы ещё не знаем – какие, потому как эксперимент, а ты – доброволец. За тысячу баксов. Ну… по рукам?

– Чёрт с тобой, – согласился. – Мой желудок – что рашпиль, всё перетрёт.

Тут он подсунул мне договор и авторучку. Вздохнул я и подписал. Дескать, никаких претензий к фирме «Забота» иметь не буду. (Этот «ян», оказывается, в такой фирме работает.) Подписал, почти не читая. Ну и свалял же я дурака тогда! Но если бы всё заранее знать…

Всадил он мне шприц в задницу, влил какой-то гадости, отчего весь нижний бюст зачесался, смазал место укола проспиртованной ватой и сказал:

– Завтра, дорогой, встанешь и себя не узнаешь. Совсем новый человек будешь. Иди смело на подвиг. Я наблюдать буду.

Мы хлопнулись ладонями по-кавказски и расстались. День прошёл без особых событий. Вечером жена опять читала нотации, но ужином накормила. Ничего я ей про конкурс и про договор с «яном» не сказал. Зачем? Может, это всё туфта? Прислушался к желудку – никаких признаков. Обманул меня аптекарь, а зачем? Ну да ладно, чёрт с ним! Подумаешь – Хугинян липовый! Я сам профессор по металлу. Спать всё равно я спал крепко.

3

А утром проснулся я чуть свет от чувства сильного голода. Аж спазмы появились, как у язвенника. Ага, думаю, подействовал укол! Поворочался-поворочался, плюнул на обстоятельства и пошёл на кухню к холодильнику. Слопал полкастрюли рисовой каши – вроде полегчало. За завтраком жена опять за своё:

– Как зарабатывать – так нет тебя, а как за стол…

Тьфу ты, леший её забери! Не выдержал я её правды и ушёл не емши. Купил в хлебном батон и тут же за углом магазина слопал его весь. Помогло, но не надолго. Через полчаса в животе разыгралась целая битва. Ну, думаю, сейчас самый раз и на конкурс идти. Есть подготовочка.

Пошёл. Завернул в переулок, где это самое кафе «Аппетит» находится, а тут вокруг него флаги, афиши и транспарант над мостовой: «Все на конкурс желудков!» И такая очередь, что я растерялся. Таких очередей я даже в водочный магазин при перестройке не видел. Пристроился в конце и стал оглядываться. Впереди меня оказалась согбенная старушка – божий одуванчик. Лето, а она в валенках. Дрожит, как в ознобе – от голода что ли? За мной пристроился красноносый хлюпик, прозрачный, как стекло, небритый и жалкий. Бомж, наверное. Гляжу, а тут вся очередь из таких типов. Я здесь будто случайный элемент. И все больше пожилые и потрёпанные жизнью. Прав был этот «ян». И тихо так. Не очередь, а панихида.

Стоим и маемся. Сколько так простояли? Часов ни у кого нет – спросить не у кого. Когда только у нас всё будет начинаться вовремя? Но вот все зашевелились и заговорили. Кафе открылось. Это кафе у нас прозвали «Аквариум», потому как все стены у него стеклянные. Летом от жары внутри его – душегубка, а зимой – настоящий холодильник. Вот бы сюда поселить архитектора подобных «аквариумов»!

Над головой вдруг заголосил радиодинамик, подвешенный к столбу. Кто-то прокашлялся и грубым басом объявил: «Граждане-участники, не ломитесь вперёд – соблюдайте очередь. До трёх часов всех пропустим. Каждый тур – не более двадцати минут. Всего у нас десять мест. Есть компетентное жюри. Всё по правилам. Платить при входе – по пятьсот «деревянных». Почти бесплатно. Да, ещё – принимать блины можно любым способом: жевать, глотать, хоть руками, хоть ногами. Шутка! Результаты сообщаем сразу. Награждение – по окончании соревнования. Ну, вот и всё. Погнали…»

Стеклянные двери открылись, и первая партия страждущих вошла внутрь. Радиодинамик заработал, но с перебоями: «…энергично приступают к трапезе… Кто же успеет больше? Ага, вот один… Иван Полосухин… слабо охает и падает на пол… Впереди Фёдор Жучкин… на второй десяток… Всё из него назад… Кто бы мог подумать?.. Двадцать второй блин! Уважаемая Мария Евлампиевна, как это вам удаётся – поделитесь… Хоть раз душу отвести? Поздравляем… в первом туре…»

И пошло, и пошло. Из дверей кафе вываливались участники блинного марафона с перекошенными физиономиями и ошалелыми глазами. Кого-то выводили под руки. Подъехала «скорая».

Я хотел есть до тошноты. В животе – настоящая революция почище октябрьской. Через два часа я понял, что съем сто блинов вместе с поваром. Долгое стояние в очереди настроили меня на альтруистический лад. Мне стало жаль всех этих людей, пришедших сюда не столько ради выигрыша. Сколько ради сытой и дешёвой еды. Никогда не думал, что в городе столько нуждающихся! Мне даже показалось, что это кафе само, как хищник, глотает людскую массу и лениво пережёвывает её под бодряческие объявления радиокомментатора.

Не помню, как я дождался своей очереди. Уселся за П-образный стол где-то с краю. Разнесли нам горки блинов на тарелках. Непередаваемый запах поджаренного теста опьянил сразу так, что слюни потекли обильнее, чем у павловской собаки. И никакой сметаны. Ешь всухомятку. Но всё равно – прекрасно! Я набросился на блины, как тигр на добычу. И моментально опустошил тарелку. Мне подсунули вторую. И её одолел моментально. Потом ещё и ещё. По радио услышал свою фамилию – Кирилл Авоськин. Вспыхнули вспышки фото- и видеокамер. Но мне было не до этого. Я бросал в рот блин за блином, предварительно свёртывая их в трубочку. Так кочегар бросает уголь в топку котла.

Очнулся я от встряхивания. Кто-то дёргал меня за плечо. Три дюжих молодца в кожаных куртках и в нарукавных белых повязках – охрана.

– Ну, ты даёшь! – восхищенно выкрикнул один из них с золотым зубом. – Кончай, а то копыта отбросишь. Это сверх рекорда! В Книгу Гиннеса! Шестьдесят восемь блинов!

Я чуть со стула не свалился от этой цифры. Не может быть! Откуда-то налетели фотографы, люди с телекамерами, цветами. Начали тискать, хлопать по плечу, отрывать пуговицы, целовать куда попало. Потом объявили меня досрочным и абсолютным чемпионом и всучили пакет с призом. Живот благодарно молчал, переваривая рекорд.

Остаток дня я болтался по городу, изучая свои ощущения. Странно – часа не прошло, как я снова хотел есть. Всё сильнее и сильнее. Какое-то наваждение, болезнь, чертовщина. Так не может быть. Конечно, можно было разменять «зелёненькие» и предаться чревоугодию. Но валюту я берёг для жены. Вы понимаете – почему. Терпел. Кстати, в туалет трижды заглядывал. Из меня, как лава из вулкана. Но домой идти боялся. Почему? Чего? Из-за ненормального моего нынешнего состояния? Как я с таким аппетитом заявлюсь? Что скажу? Как объясню? Поймёт ли она меня? И вообще – надолго ли у меня этот недуг? И дёрнуло меня согласиться на идиотский укол! Как я ругал себя тогда!

Я занервничал, задёргался. Нужно было срочно разрядиться. И решил: пойду-ка в аптеку к «яну» и потребую вернуть прежнее состояние, поскольку не знал: надолго ли оно такое протянется. Даже если на это придётся премию отдать.

Прихожу. Накрашенная девица в белом халате заявляет, что Хугинян, или как там его, вчера вечером уехал в Израиль.

– Куда? – закричал я. – Что армянину делать в Израиле? А как же я теперь?

– А вы договор подписали, что претензий не имеете. Юридический документ. Вас предупреждали. Так что – ничего не знаю.

– А может это ваш «ян» в сговоре с устроителями конкурса?

А она молча пытается оттеснить меня к выходу. Вот тут-то меня и разобрало по-настоящему.

– Ах, мать вашу!.. Как людей травить – вы знаете, а как отвечать за это – так в Израиль! Счас я без всякого суда вашу лавочку раскидаю!

Девица от испуга стала белее халата и убежала с криком: «Милиция! Милиция!»

А я начал крушить всё подряд. Какие-то стеклянные этажерочки, полочки, баночки-скляночки. Звон разбиваемой посуды. Вонь от пролитых химикатов. Дым столбом. Я же сделался как сумасшедший. Ничего не соображаю в гневе. В раж вошёл. Понимаю только, что надо отомстить за своё несчастье.

В самый разгар моих необузданных, но извинительных поступков ворвались милиционеры, заломили руки и потащили на улицу. Впихнули в машину и вот…

Ночь провёл в изоляторе при милиции, насчёт живота я уж и не говорю. Муки адовы! Ну, дали мне кусок хлеба и какой-то бурды… Это даже и не червячка заморить, а так – пылинка. Не спал. Нары жёсткие. Утром жена прибежала. Вся в слезах.

– Тебя по телевизору областному показывали. Как же ты это? Я всю ночь тебя искала. И в больнице, и в морге. Прости меня – не жалела тебя, ругала. Дура я, дура!

Хотел я ей доллары отдать, полез в карман – тю-тю, нету их. Наверняка при обыске в отделении взяли в долг без отдачи. Ну, паразиты!.. Объяснять стал жене, а она руками машет:

– Ничего мне не нужно. Только сам скорее возвращайся. Ждать тебя буду, – и опять в слёзы.

– Не реви, – говорю. – Не имею на тебя обиды. Не ты виновата, а время такое дурацкое, да ещё этот армянин, чтоб ему самому такой укол просверлили. А также конкурс свихнутый, над людьми издевательский.

И в тот же день меня в суд за причинённый ущерб.

– Вот, граждане судьи, спрашивается: кто виноват? Кого судить надо? Меня или тех, кто дурацкие конкурсы устраивает? А как мне теперь жить с моим желудком? Это какие же миллионы нужно иметь, чтобы мою утробу прокормить? Где мне заработать эти миллионы? А кто мне мой выигрыш вернёт? Подскажите, судьи дорогие. Помогите!

После этих слов суд удалился на совещание и надолго засел там. В ожидании приговора я с вожделением поглядывал на пухленькую секретаршу суда. Уж очень аппетитная, чертовка!

1

Терпеть не могу чёрных кошек. Не потому, что я суеверный, а просто по факту. Стоит этой твари перебежать мне дорогу – обязательно со мной приключится какая-нибудь гадость. Так и сегодня. Только вышел из дома, как вдруг чёрная кошка (а может и не кошка – хрен их разберёт) как шуганёт из-под ног. Хотел я ей туфлёй поддать под хвост, но не успел. Удрала, зараза.

Настроение сразу упало. Ну, думаю, добром этот день не кончится. И как в воду глядел! Но об этом потом…

Иду себе по улице. Солнце обливает августовским жарком людские физиономии. Прохожие бегут туда и сюда, будто куда опаздывают. Машины мчатся, как угорелые. Столько их развелось – даже пробки на улицах образуются, несмотря на то, что наш город – глубинная провинция, забытая богом и властями.

А чего тут удивляться? Настроение и до кошки было неважным, а после неё и подавно стало хреновым. Вообще-то у меня отпуск. Чо хочу, то и делаю. Хочу – весь день на диване валяюсь, как летний валенок. Но это скука… Это не по мне. Мне что-нибудь этакое, чтоб адреналин закипел. А на улице – всё может случиться. Машина с копыт собьёт. Хулиганы пристанут. Споткнусь и ногу вывихну. Кирпич с крыши свалится на голову! Столько возможностей для развлечения! А всё потому, что я любитель сильных ощущений! Хотел в этот отпуск с приятелем по горам полазить. А он, как на грех, заболел. Вот и ошиваюсь, как неприкаянный, один по улицам и ищу на свою задницу приключений!

Вот над входом в двухэтажный дом вывеска: «Экскурсбюро «Экстрим». Читаю раз-другой, слева направо, потом справа налево. И никак не врубаюсь в смысл вывески. Насколько я помню, раньше здесь адвокатская контора была. Разогнали их что ли? Или рейдеры захватили? Сейчас это модно. Ну «Экскурсбюро» – это понятно. Прогулки там всякие, поездки по интересным местам в городе и его окрестностях. А где у нас эти интересности? Сразу за городом – глиняный карьер. С другой стороны – мусорная свалка. Там обанкротившийся завод железобетонных изделий. Ерунда какая-то с этими экскурсиями. А вот что означает «Экстрим»? Сплав на байдарке по нашей речушке с тухлым запахом из-за дырявых очистных сооружений? Прыжки с парашютом с крыши трёхэтажного дома городской администрации? Тоже мне – экстрим. Вообще-то, как я уже сказал, я человек рисковый. Если то, что на вывеске написано, не туфта, не замануха, а серьёзно, то стоит заглянуть. Чем чёрт не шутит. Может чо стоящее?

2

Перехожу улицу под самым носом КАМАЗа. Водитель высунулся из кабинки и обматерил меня:

– Ты, самоубийца грёбаный, из-за таких придурков мы в тюрьму попадаем. Сидел бы дома, раздолбай хренов!

Что он там дальше орал, я не усёк, так как уже подошёл к входу этого самого «бюро». Несколько мужиков пытаются открыть входную дверь. Дёргают поочередно за огромную медную ручку, а дверь словно заклинило – ни туда, ни сюда. Один мужик плюнул и с выкриком «а ну её на хрен!» отошел. Я тоже хватаюсь за ручку – и дверь очень даже легко открывается наружу. Странно! Мужики глядят на меня с уважением. Входим в тесную прихожую. Нас встречают два охранника, огромные, как бульдозеры!

– Не спешите в ад! Выкладывайте оружие, наркотики, взрывчатку…

Один из вошедших ему вежливо возражает:

– Мы тебе чо, террористы?

А ему в ответ:

– Будешь гавкать – вытолкну назад!

И норовит нас по карманам обшманать. Второй мужик не выдерживает и со словами «да пошёл ты…» выгребает на улицу. Мне становится интересно, и я безропотно подставляю свои карманы. Естественно, в них ничего подозрительного не находится. Я не упираюсь. На фиг мне глупые стрессы. Если бы эти бульдозеры напали на меня, это было бы интересно. Впрочем, обошлось всё по-мирному.

Осталось нас трое любителей острых ощущений. Вытолкали нас из прихожей, и мы попали в преисподнюю. То есть в совершенно неосвещенное помещение типа коридора. Я понимаю, что это ещё одно испытание наших нервных систем. Забавно. Ловят, как лохов. Расставляю руки вперёд и стукаюсь лбом об какую-то деревяшку. Мужик рядом со мной упал и ругается нецензурно. Другой мужик нащупал выходную дверь и смотался, крикнув: «Придумали, гады!»

И тут свет зажигается, и мы оказываемся в узком коридоре без окон, в который выходят несколько дверей. Так, обо что это я звезданулся? Смотрел, смотрел и ничего не увидел. Голые стены да двери. Одна из них открывается, выходит объемистая тётя и приглашает войти. Мы входим. Не выходить же, как этот слабонервный.

Обыкновенная комната с одним окном. В одной стороне – два письменных стола. В другой – тоже за столом – эта самая тётя. Смотрит на открытый ноутбук. И говорит нам:

– Что стоите? Садитесь. Вот вам анкеты – заполняйте.

И суёт нам листы бумаги. Действительно – анкета. Вопросы и свободные места для ответов. Мой коллега удивляется:

– А за каким, извините, лешим мы должны отчитываться? Мы не на работу поступаем.

– А не устраивает, – отвечает, – скатертью дорога. Слабакам здесь не место. Берите ручки и заполняйте. Только откровенно, чтобы вас не забраковали.

Беру я эту анкету – ничего особенного. Фамилия, имя, отчество. Пишу: Борзов Виктор Степанович. Что там ещё? 24 года. Среднетехническое. Холост. Охранник в сбербанке. Служил ли в армии? А это зачем им знать? Ну, служил, на Камчатке. Гарнизон наш там был. Вот где экстрим! Какие у меня сейчас увлечения? В отпуске дома не сидеть. И куда подальше. Вот такая анкета. Отдаю её объемистой тёте. Та кивает головой и велит пройти в кабинет директора через коридор напротив.

Покидаю эту приёмную с облегчением, будто с плеч мешок с цементом свалился. Вхожу к директору. Кабинетик – так себе. Стол, шкаф да стул перед столом. А за ним сидит бородатый интеллигент в очках. Смотрит в компьютер и кивает прилизанной причёской. Своей бородкой здорово похож на Михаила Ивановича Калинина.

– Прочитал вашу анкету, – говорит. – Она нас устраивает.

А сам внимательно смотрит на меня, будто взятку ждёт.

– Я вас поздравляю. Предварительные тесты на «пять». Анкета на «пять». Идеальный клиент. Зовите меня Артур Иванович. Но прежде чем вы вопросы зададите, я вам задам свои.

И пошёл сыпать, да не просто вопросы, а чёрт знает что. Например: дрался ли я в детстве? Не издевался ли над животными? Не строил ли пакости учителям? Не пытался ли уклониться от призыва в армию? Не лунатик ли я? А как насчёт сексуальной ориентации? При испуге не порчу ли штаны? Что я буду делать, если провалюсь в канализационный колодец? Не матерюсь ли при женщинах? Смогу ли набить морду обидчику?

Бредовые какие-то вопросы. Морду я, конечно, могу набить. А насчёт испуга – это не моё. В общем, отвечаю кратко: да, нет, никогда, ни то и ни другое. Аж вспотел от такой беседы. Потом он разрешил задавать вопросы ему. Я тут же спрашиваю:

– Экскурсия – это надолго и куда именно? Вроде бы на сто вёрст от города ничего такого интересного или незнакомого.

– От суток до трёх, а куда – зависит от вашего сознания и подсознания. Как они дружат. Для вас это будет полный сюрприз!

– Не понял, – говорю. – Как это?

– А так, – отвечает Артур. – Вы знаете, что такое экзистенция?

– А хрен её знает, – отвечаю. – Я знаю, что такое эссенция, экзекуция, эксплуатация, эксгумация, эрекция, эякуляция и даже – эпиляция!

– Каков эрудит! – говорит он. – В философии вы, конечно, профан. И про учение экзистенциализма ничего не знаете!

– Ну, – выжидательно мычу я.

– Экзистенция – значит существование от рождения до смерти. Это некая субстанция, влияющая на всю жизнь человека. Это астральная сущность человека. Если вы её ощущаете, вы проживёте удачно. Нет – загнётесь раньше времени. А в её ощущении участвуют как сознание, так и подсознание… Теперь дошло?

Ну, не признаваться же, что я «чайник» по этим вопросам. И говорю:

– Так складно всё изобразили, что любой дурак поймёт. А в чём экстрим-то? – спрашиваю. – Тронусь умом, ослепну, сломаю ногу? Подерусь с пришельцами?

– Всё зависит от выхода вашей экзистенции в форме астрального тела в другое измерение. Подписывайте договор, платите полностью и – с богом…

И подсовывает мне бланк. А в нём такой текст – цитирую, как запомнил: Я (имя рек), находясь в здравом уме и чёткой памяти, согласен на услуги, оказанные экскурсбюро «Экстрим», за что согласен заплатить по тысяче рублей за сутки… За возможные последствия фирма ответственности не несёт…

Подписал договор и думаю: не свалял ли я дурака, согласившись неведомо на что?.. Так и неясно, что это за экскурсия, где будет проходить и всё такое… Тем не менее нужную сумму выложил. Артур жмет мне руку и велит подождать группу в соседней комнате. И протягивает мне крестик на цепочке.

Удивляюсь и даже протестую:

– Он мне как козе бюстгальтер. Я атеист.

А он терпеливо разъясняет:

– Как станет невтерпеж от экстрима, выброси этот крестик и всё вернётся к началу событий. Это твой талисман. Но с шеи не снимай ни при каких условиях. Иначе так и останешься в том месте навсегда. Тебе это надо? А теперь пройди в комнату в конце коридора и отдохни там. Не больше полчаса. На подходе человек десять желающих. Завидую вам: вы увидите то, что я никогда не увижу. Всех благ.

3

Выхожу в коридор, прохожу вглубь и нахожу ещё одну дверь. Вхожу. Сразу видно, что это комната отдыха. Несколько кресел вдоль стены с высокими спинками и подголовниками. Напротив, на стене, вывешены всякие картины. Странно то, что нет окон. Горят две люстры под потолком. В одном кресле дремлет парень и кивает большим носом. Сажусь в крайнее кресло, ближе к двери. Странное кресло. Внутри спинки что-то журчит. Что-то там действует. Ладно, хрен с ним. Изучаю картины. Странные какие-то. На одной нарисована машина на дороге, ударившаяся в дерево. На другой – дом покосившийся, как эта самая башня в Италии. Глупые картины. На крестик свой полюбовался. Серебряный. Талисман… Внизу у него закорючка, как у ключа. Ладно, пусть под рубашкой висит. Не тянет. И вдруг свет погас. Посидел, посидел с открытыми глазами – стало скучно. Прикрыл глаза на секунду. Хотел даже вздремнуть, но свет внезапно вспыхнул, и я распахнул зенки. Что это?

Конец ознакомительного фрагмента.