4
– Это мой знакомый. Его зовут Гена, – немного смущенно представила Черепашка своего спутника. – Он в этом же доме живет, – зачем-то пояснила она, хотя ни психолог, ни Торопцев никакого удивления не выказали.
И только теперь, когда психолог, протягивая Гене руку, назвал себя по имени-отчеству, Люся узнала, что его зовут Эдуардом Васильевичем.
«А ведь мы даже не познакомились, – как-то отстраненно думала она, глядя на мелькавшие за окном машины рекламные щиты. – Хотя это неудивительно. Там – это слово «там» даже в уме прозвучало с каким-то особенным значением, – там нам было не до знакомств».
Только теперь до Черепашки начал доходить весь смысл происходящего. Зачем она позвала с собой Гену? И что она ему скажет, когда они приедут к Машиному дому? Позовет с собой или попросит подождать у подъезда? А если подождать, то зачем? Что они будут делать потом, когда она вернется? О чем говорить? Да, права была ее лучшая подруга Лу. «У тебя, Черепашка, всегда так: сначала сделаешь что-то, а уже потом начинаешь думать: зачем же я это сделала?» – частенько критиковала она Люсю.
Вдвоем сидели они на заднем сиденье. После того как Гена познакомился со спасателями, он не проронил ни слова. Казалось, он тоже о чем-то напряженно размышляет.
«Может быть, жалеет, что согласился поехать со мной? – подумалось вдруг Черепашке. – Сколько же мы не виделись? Месяц? Или больше? – вспоминала она. – Осенние каникулы мы провели в Питере…» – не смогла сдержать вздоха сожаления Люся. И хотя времени с тех пор прошло совсем немного, ей сейчас казалось, что их с Геной осенняя питерская сказка случилась в далеком-далеком прошлом. И была ли она вообще? «А потом… Потом мы вернулись, и его дружок, этот скользкий тип Шурик Апарин, всучил мне свою мерзопакостную повесть… И все. А теперь уже вторая четверть заканчивается… Скоро Новый год…»
Внезапно прозвучавший голос Александра Торопцева вернул ее к действительности.
– Приехали. Вылезайте. Люсь, скажи нашим ребятам, чтобы спускались!
– И построже там с этой Машей. Ни в какие разговоры ненужные не вступай. Передай письмо и уходи, – напутствовал ее психолог. – А вечерком я тебе позвоню, договорились?
Люся кивнула и увидела протянутую ей снаружи руку без перчатки. Второй рукой Гена предусмотрительно придерживал дверцу.
– И огромное тебе спасибо! Еще раз! – крикнул Торопцев. – Ты классная девчонка!
И когда Черепашка с Геной уже направились к дому Маши, психолог опустил со своей стороны стекло и выкрикнул:
– Черепашка, ты – супер!
Обернувшись, Люся увидела два оттопыренных пальца – большой и указательный. Это был рокерский жест, означающий «все – путем!». И она с удивлением подумала, что психолог Эдуард Васильевич, наверное, смотрел по телевизору ее программу.
– Веселые ребята, – по-своему прокомментировал выходку психолога Гена, набирая код подъезда. Тот был предусмотрительно указан на Женином листочке.
Сейчас Гена выглядел совсем сникшим, и эту фразу он произнес исключительно для того, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу.
Люся всматривалась в его ясные фиалкового цвета глаза и пыталась прислушаться к себе, понять свои чувства к этому человеку. Единственное, о чем можно было сказать наверняка, – Черепашка не испытывала к Гене ни злости, ни обиды… Пожалуй, она ничего к нему не испытывала. Видимо, в тот момент, когда Люся предложила ему поехать вместе с ней к Маше, в ней говорил подсознательный страх остаться один на один с незнакомой и, судя по всему, не вполне нормальной девушкой. Черепашке необходима была поддержка, плечо, на которое можно было опереться в трудную минуту. Все-таки знакомый человек рядом… А денек выдался нелегкий! Тут уж ничего не скажешь…
Подойдя к нужной двери, Люся невольно прислушалась. Кажется, тихо… Помедлив, она нажала на кнопку звонка. Гена неловко переминался с ноги на ногу. Через несколько секунд им открыли. И хотя человек, стоящий на пороге, был без формы, Люся поняла, что это спасатель, а не кто-нибудь из родственников Маши. Она уже научилась определять этих людей по какой-то особенной решительности и жесткости во взгляде. Его коллега не замедлил появиться из комнаты.
– А мы вас тут уже заждались, – вместо приветствия сообщил он.
– А где же Маша? – спросила Черепашка, расстегивая куртку.
– Спит, – махнул рукой спасатель, тот, что открыл им дверь. – У нее была истерика. Орала тут… Пришлось сделать успокоительный укол. Так что вы, наверное, оставьте на столе это письмо или что там?..
– Нет, я подожду, – перебила Люся. – Я обещала Жене, что передам записку прямо Маше в руки. А что, ее родителей дома нет? – робко поинтересовалась Черепашка.
– В отъезде, – последовал ответ. – За границей, на отдыхе.
– Ясно, – протянула Люся. – Там, внизу, машина. Александр Торопцев сказал, чтобы вы спускались.
– Есть! – улыбнулся спасатель и приложил руку к виску, как бы отдавая Черепашке честь.
Второй парень оказался менее общительным. Все это время он молча стоял в дверном проеме, сложив на груди руки. По-военному быстро парни оделись, попрощались и уже было вышли за дверь, когда Люся спросила:
– А эта Маша… она вообще как? Ну… в смысле, что собой представляет?
– Обычная истеричка, – пожал плечами более разговорчивый спасатель и добавил: – Но она неопасная, не бойся.
– Чего мне бояться? – с оттенком обиды в голосе отозвалась Люся. – Просто спросила, чтобы знать, к чему готовиться.
Черепашка и Гена прошли в комнату, ту, из которой появился второй спасатель. Дверь напротив оказалась закрытой, и Люся подумала, что там, должно быть, и спит Маша.
«Квартира двухкомнатная», – про себя отметила Черепашка, устраиваясь в глубоком, обтянутом ворсистой тканью кресле.
– Ты иди, наверное, – посмотрела она на Гену. – Неизвестно, сколько эта Маша еще проспит.
– Выгоняешь? – серьезно спросил он.
– Да нет, почему? – смутилась Люся. – Сиди, если хочешь…
– Сейчас бы чаю! – мечтательно глядя в потолок, произнес Гена.
Признаться, Люся и сама не отказалась бы сейчас от чашечки чая или кофе, но хорошо ли это – без разрешения хозяйничать на чужой кухне? Однако, поколебавшись с минуту, она поднялась:
– Ладно, пойдем. Думаю, Маша на нас не обидится.
Открытую пачку заварки они обнаружили на столе. Тут же стояли две чашки с недопитым чаем.
«Не мы одни такие!» – подумала Черепашка, решив, что это спасатели, успокоив разбушевавшуюся Машу, расслаблялись мирной беседой за чашкой чая. Пока Гена занимался электрическим чайником, Люся вымыла чашки.
«А ведь нам с ним даже поговорить не о чем», – с легкой грустью подумала она.
Тем временем Гена разливал по чашкам заварку.
– Я вот думаю, насколько все-таки человеческая натура… подлая, – усаживаясь за стол, глубокомысленно изрек Гена.
– Кого ты имеешь в виду? – удивленно подняла брови Черепашка.
– Себя, естественно. Кого же еще? Я-то думал, вообще не смогу тебе в глаза смотреть… А теперь – ничего… Сидим вот, чаек попиваем. – В его интонации слышалась горечь или даже какая-то злость. На себя самого, конечно.
Люся промолчала. Да и что она могла ответить?
Их роман был странным, удивительным и… трагическим. И состоял он из двух частей. Все началось год назад. Тогда Люся еще не работала на телевидении, не имела множества поклонников, фанатов, собственного сайта в Интернете, а была самой обычной школьницей, ученицей восьмого класса. Гена же учился в десятом. До него Черепашка ни с кем не встречалась. Он стал ее первым парнем и… первой любовью. Искренней и настоящей. Их школьный роман прервался тогда так же внезапно, как и начался.
Инициатором разрыва явился Гена. Тогда он увлекся Черепашкиной подругой – бойкой красавицей Лу Геранмае. Но встречаться с Геной Лу не стала, хотя ей очень этого хотелось. Причиной стало признание самого Гены. Оказалось, что с Люсей он закрутил роман не потому, что она ему действительно понравилась, а на спор. Со своим другом, Шуриком Апариным, Гена поспорил, что влюбит в себя эту хрупкую и, как считали все, не от мира сего девчонку. На кон Шурик поставил отличный, почти новый и совсем не дешевый снегоход. О таком Гена даже и не мечтал.
Познакомившись с Черепашкой ближе, он понял, насколько та искренний, ранимый и не похожий на остальных человек. Люся вызывала в нем симпатию, а подчас даже жалость, но не больше. А после похода в ночной клуб он понял, что влюбился в Лу, в чем и признался ей на следующий же день. Конечно, Лу не рассказала Черепашке ни о том споре на снегоход (зачем же так травмировать человека?), ни о том, что Гена предложил ей встречаться. Впрочем, будучи от природы чуткой и внимательной девушкой, Люся и сама поняла, что Гена «неровно дышит» к Лу. Причем увидела она это сразу, в первую же секунду знакомства Гены и Лу. А спустя неделю Черепашку с тяжелейшей депрессией положили в больницу. Оказалось, что к такому испытанию ее неокрепшая душа не готова…
А тем временем Лу встретила настоящую любовь, Костю, и о Геше Ясеновском даже думать забыла. Он же переехал с родителями в другой район. Теперь они с Люсей даже в школе не встречались. И она, признаться, была этому рада. После выписки из больницы у Черепашки началась новая, наполненная яркими событиями и впечатлениями жизнь. Ведь именно ее из всего множества претенденток выбрали на роль ведущей молодежной программы о современной музыке. В какой-то момент Люся искренне думала, что забыла Гену и свои чувства к нему. Однако, когда он спустя полгода вдруг неожиданно позвонил ей, она поняла, что ошибалась. Нет, Черепашка его не забыла! Слишком глубоким оказалось первое чувство. И любовь их вспыхнула с новой силой. И на этот раз она была взаимной.
Так началась вторая часть их романа. Правда, какое-то время Люсю терзали сомнения: а что, если Гена вспомнил о ней потому только, что она теперь знаменитость – ее даже на улицах начали узнавать? Конечно! Ведь теперь знакомству с ней любой парень был бы рад! А тут еще мама и Лу, как сговорившись, принялись ее в этом убеждать. И первый раз в жизни Черепашка поссорилась с мамой. Она даже из дома тогда ушла. Правда, на один только день, но все равно! Однако сердце не обманывало Люсю: Гена действительно ее любил. По-настоящему, искренне и преданно. И вовсе не из-за того, что она стала телезвездой… И казалось, нет на свете силы, способной разрушить их счастье. Так думала Черепашка.
А Гена знал, что такая сила существует! Все это время он жил в ожидании катастрофы. Это была бомба замедленного действия. Ведь сказано кем-то, что все тайное рано или поздно становится явным. Сколько раз он говорил себе, что надо во всем признаться Люсе. Самому обо всем рассказать. Говорил и собирался, но… не смог. Не нашел в себе силы. Не так-то просто признаться любимому человеку в подлости.
Тогда, полгода назад, рассказывая Лу о злополучном споре (кстати, выигранный снегоход Геша вернул Шурику, прямо под окна подогнал, и потом разорвал с ним все отношения), Гена скрыл от Лу самое, пожалуй, главное во всей этой неприглядной истории. Апарин поставил перед ним условие: он, Гена, обязан передавать Шурику все подробности их с Черепашкой отношений. Для чего Шурику это понадобилось? Для повести, которую тот собрался написать, чтобы отослать на литературный конкурс. И Гена, мучаясь поначалу угрызениями совести, а потом позабыв о них, в красках живописал Шурику все детали их с Черепашкой романа, а тот переносил их… в свою повесть. Шурик же получал от всего этого несказанное удовольствие, ощущая себя главным, хоть и незримым персонажем истории под названием «Черепашкина любовь». Иногда Геша действовал по его, апаринской указке, руководствуясь его «мудрыми» советами и наставлениями. Правда, повесть Шурика так и осталась недописанной и ни на какой конкурс он ее не послал. Но ведь все это было! И повесть, пусть и неоконченная, служила неопровержимым доказательством Гешиного цинизма и подлости. И об этом Гена не мог забыть ни на секунду. Ведь он лучше чем кто бы то ни было знал скользкий и завистливый характер своего бывшего друга.
Конец ознакомительного фрагмента.