Глава 1
Понятие «транзитива» и «радикальных трансформаций» в истории культуры
1.1. Общее понятие «транзитива» как перехода от одной формы организации социума к другой
Анализируя культурные процессы, происходящие в различные эпохи, находя в них общее и особенное, типичное и исключительное, интеллектуальное и повседневное, мы особое место уделяем осмыслению феномену транзитивности. Этот термин для российской социологии и культурологии является новым и малоупотребляемым. По крайней мере, мне не удалось обнаружить ни одной работы в России, посвященной анализу условий возможности и специфики познания транзитивных процессов. Еще примечательнее, что и по сей день в многочисленных российских публикациях, посвященных проблемам культурологи, истории и философии почти не отводится места исследованиям транзитива. Можно найти немало интересных и достаточно серьезных исследований, посвященных экономическим, психологическим и социальным преобразованиям, но исследований, рассматривающих транзитив как важнейшее условие и фактор происходящей трансформации, по-видимому, пока не существует.
Понятие «транзитивы», «транзитивные эпохи» применяется в основном американскими социологами для обозначения переходных состояний в культурно-историческом процессе. В данном контексте показательны следующие, близкие по смыслу понятию «транзитив»: переходные эпохи, «эпоха перемен», «эпоха трансформаций», «сдвиг» и др., сущность которых выходит за границы линейной парадигмы развития. Эти транзитивные эпохи представляют собой те «узлы» истории культуры, в которых и происходит смена культурно-исторических циклов. В них получает завершение то «старое», что сохранилось на протяжении предшествующего цикла, и складывается то «новое», чему предстоит развиваться в следующем цикле; при этом «старое» и «новое» в переходные периоды подчас неразличимо перепутываются, смешиваются, переходят друг в друга, создавая характерное пространство «смысловой неопределенности», в котором противоположности сосуществуют на равных, так сказать, во «взвешенном состоянии». Важно понять, какие культурно-исторические закономерности господствуют в эти транзитивные периоды и управляют сменой парадигм в истории культуры.
Транзитивная культурная эпоха, переходное состояние культуры в самом общем, исходном определении С такой фрагмент культурно-исторического процесса, когда наличная культурная реальность уже вышла за границы прежнего качественно определенного культурного состояния (типа культуры), но не достигла еще характеристики целостности нового типа, нового системного уровня, определенности и самотождественности нового качества. Поэтому транзитивные эпохи в культурно-историческом процессе характеризуются неустойчивостью и нестабильностью. Эти периоды, как правило, сопровождаются кризисами, возникновением и эскалацией рисков, провоцирующих деструктивные явления в культуре, трансформациями мировоззрения общества в целом, социокультурными сдвигами, противоречивостью художественных тенденций и одновременно – активными инновационными поисками во всех сферах жизнедеятельности.
Для эпохи транзитивов характерны величайшие войны, восстания и революции, всемирные столкновения народов, начинавшие новые эры в жизни человечества. В этот период происходит распространение различных учений – политических, религиозных и пр.; распространение ересей, религиозных смут и войн, политических заговоров и путчей. Здесь берет начало духовная деятельность человека, создаются культурные ценности, чистое искусство и наука становятся в край угла общественной жизни.
Характерными свойствами культур транзитивных эпох являются медиациальность и синестезийность, выступающая в качестве антитезы по отношению к процессам дискретности, связанным с переходом. В ряду основных признаков переходности располагаются деструкция в поле универсалий культуры, ее полиморфность, конфликт духовных доминирующих концептов, многообразие тенденций художественных процессов, сочетание несовместимых субкультур, вариативность и трансформация смыслов прецедентных для социокультурного пространства феноменов. Порой в процессе транзитива складываются принципиально новые механизмы социокультурной динамики, дающие о себе знать (различно) как на этапе становления, так и на этапе агонии и распада цивилизационной модели.
Например, итогом Серебряного века в России, как известно, явился социокультурный взрыв – революция, приведшая к образованию «двух культур» в рамках одной национальной культуры, к росту насилия и кровопролитной гражданской войне, к установлению – впервые в мире – жестокого тоталитарного режима на территории огромной многомиллионной страны, положившего конец культурному и социально-политическому плюрализму и создавшему монолитную, монистическую советскую тоталитарную культуру и «параллельную» ей, непримиримую к революции и большевизму, «зеркально» ее копирующую культуру русского зарубежья. После кровавой и опустошительной революции, перешедшей в затяжную гражданскую войну, облик российской цивилизации принципиально изменился: на месте внутренне противоречивой, контрастной и динамичной, но тем не менее единой цивилизации возникли два цивилизационных феномена – Советская Россия и Русское Зарубежье; им соответствовали и «две культуры», противоборствующие, взаимополемичные, конфронтирующие – советская и русско-зарубежная. При всем взаимонеприятии и игнорировании друг друга оба феномена были тесно связаны между собой, представляя в паре конструкцию «взаимоупора», бинарную модель цивилизации.
Транзитивы не ограничены временем и могут длится неопределенно долго. Один из таких периодов – это 1914–1934 годы, когда была решена судьба двадцатого века. Именно в это время были заложены основы будущего Европы и Америки. Примерно, такой же период происходит в современном мире. Старый мир окончательно и безвозвратно рухнул в 1991 году. Ушла "старая" эпоха. Новая – еще не наступила. Россия и Запад находятся в переходной стадии – ранняя форма глобализации закончилась 11 сентября 2001 года. Этот процесс будет длиться еще лет десять-пятнадцать – и возникнет новый мир. Новые эпохи побеждают, когда приходят новые люди и новая культура, события происходящие по всему миру, имеют большое значение для их прихода.
Неопределенности в суждениях о транзитивных состояниях возникают не только из-за трудности или даже невозможности обнаружить и точно фиксировать те состояния вещей, которые позволяют говорить о том, что произошли изменения, но из-за сложности самих транзитивных состояний. Например, процесс гибели коммунизма не был кратковременен мероприятием времен правления Горбачева. Он начался задолго до 1985 или 1991 года, происходил во всех сферах жизни общества и во всех районах страны.
Транзитивный процесс, однако, означает не только крушение status quo ценностно-смысловой системы и разрушительную по своему характеру смену исторических парадигм, коренным образом меняющую культурную семантику и социальную организацию цивилизации. За ним стоит и представление о возникновении нового в культуре, спровоцированного драматическими, а подчас и прямо трагедийными обстоятельствами «выживания» культуры на грани гибели. Этот деструктивный процесс, сопутствующий смене культурно-исторических парадигм, в русской традиции связан с представлениями о «смуте» и «смутном времени», которые в контексте «большого времени» (М. Бахтин)[25] ассоциируются в такой же мере с «концом» истории, как и с ее «началом», с амбивалентной «смертью-рождением» культуры, повторяющейся в каждый переломный ее момент, со «взрывом», который может служить символом разрушения, но одновременно и созидательным толчком к порождению нового.
В каждое транзитивное время гибель одного, завершающегося цикла в развитии культуры совпадает с зарождением и подъемом нового. Фазы культурно-исторического развития, связующие конец одной эпохи и начало другой, отмечены печатью культурной переходности, внутренней противоречивости. Бросается в глаза типологическое сходство всех транзитивных эпох: от Средневековья к Новому времени (XVII век); от классической парадигмы к неклассической (Серебряный век); от советской к постсоветской культурной истории. В известном смысле все эти переходные эпохи представляют собой «смутное время» русской культуры.
Точный прогноз «смутных», переходных процессов оказывается на практике весьма проблематичным и условным. Поэтому природа возникновения транзитивных процессов в обществе до конца не изучены. Существуют несколько теорий или гипотез, которые никакими исследованиями не подтверждаются. Это, теория русского ученого А.Л. Чижевского, о влиянии солнечной энергии на течение всемирно-исторического процесса. Теория пассионарности Л.Гумилева, утверждающая, что пассионарии (сверхактивные люди) являются творцами истории и культуры. Проблемой возникновения переходных эпох занимались Ю.Лотман, А.Н. Данилов и И.В. Кондаков. Необходимо также отметить, что усилившийся с 1950-х годов интерес к естественнонаучным изысканиям в области трансформации сложных систем, обострил интерес философов и культурологов к переходным феноменам, а книга И. Пригожина и И. Стенгерс «Порядок из хаоса» стала методологической базой для некоторых исследований в области культуры. Значимыми для нас представляются исследования зарубежных философов и культурологов: Р. Гвардини, X. Ортеги-и-Гассета, С. Хантингтона, Й. Хёйзинги. Но и они не раскрывают всей полноты проблемы.
Все транзитивные эпохи отличаются друг от друга, поскольку культура в эти периоды совершает переход от качественно отличных друг от друга состояний к принципиально несходным. В то же время конкретные периоды во все переходные эпохи обладают чертами определенного сходства, которые и составляют суть и смысл культурного и цивилизационного «транзитива». Можно выделить четыре основных цикла или периода. Их можно охарактеризовать в рамках теории И.Пригожина как порядок – хаос – порядок.
Первый период характеризуется общим кризисом государства. Он подразумевает кризис идей и падением авторитета государства, отсутствием желаний какой-либо борьбы за идею или право, а потому влечет за собою капитуляцию, сдачу в плен, бросание оружия, бегство с поля битвы, заключению ряда перемирий с врагом, капитуляции на тяжких условиях. Эти факты историки пытаются объяснить истощением нравственных и физических сил, психической усталостью после пережитых волнений, разладом государственного единства, прекращением влияния ранее объединяющей причины, неспособностью, падением или уходом вождей, потерявших доверие масс и власть над ними.
Начало второго периода в исторических сочинениях характеризуется значительным подъемом масс, чем в первый период. Единения пока нет, только начинаются вновь организовываться распавшиеся в первом периоде партии и группы, намечаются вожди, определяются программы. Вопросы, культурные, политические и экономические начинаются вырисовываться и обостряются. Возникновение основных идей зависит от внутренних и внешних факторов: экономического состояния государства, международного положения – угрозы войны, оккупации. Значение этого периода в том, что он полагает основу дальнейшему развитию исторических событий на протяжении данного цикла.
Третий период – основной. Именно в это время имеют место революции и войны, восстания и бунты. Историки становятся в тупик перед фактами, указывающими на то, что идеи, о которых не смели говорить год-два тому назад, теперь высказывались открыта; массы становились нетерпеливее, беспокойнее. Они начинают требовать и вооружатся. Демонстрации делались злобнее и неприязненнее, народные собрания не протекали мирно; массы требовали с мечом в руке своих решений. Населением овладевала глубокая ненависть к своим врагам. Записки современников свидетельствуют о поразительной быстроте распространения народных восстаний и массовых движений. Охватывающих большие территории. История знает примеры, когда войны, восстания и другие массовые движения в небольшой промежуток времени, охватывали огромные пространства – даже целые континенты. Именно в этом период выявлено появление в общественной жизни таких исторических личностей, как Ганнибал, Спартак, Цезарь и мн. др.
Четвертый период не менее интересен, чем предшествующие ему периоды. Он может также изобиловать крупными событиями, но, обычно, в этом периоде лишь завершаются те из них, которые возникли ранее. Если идет война, то она понемногу идет к завершению. Вновь возникшие войны или восстания не разгораются, а быстро утихают, заканчиваясь миром
В переходные периоды стремительно нарастают эсхатологические предчувствия и апокалипсические настроения, нагнетается пессимизм и катастрофизм в восприятии истории, широкое распространение получает пассивное ожидание последствий и результатов «смуты». Известно, например, что и события бурного XVII века, и Октябрьская революция в ХХ в. с последующей Гражданской войной казались современникам национальной катастрофой России, ведущей к окончательной гибели цивилизации и культуры. В таком же ключе нередко воспринимается и сегодня современная постсоветская смута, сеющая раздоры и разрушения, конфликты и взаимонепонимания.
Однако каждый транзитивный период порождает и позитивные тенденции. Как правило, в такие периоды появляются великие реформаторы и удачливые авантюристы; возникают новые ценности и переоцениваются старые; одни нормы отменяются и дискредитируются, а на их месте рождаются другие. Господство больших стилей сменяется пестрой полистилистикой; стройные идеологические системы уступают место борьбе и диффузии идей, среди которых открываются совершенно неожиданные. В каждом предшествующем кризисе, благодаря соответствующим регулятивным механизмам социокультурной переходности, культура быстро и радикально трансформируется, синтезируя элементы предшествующего своего развития, а цивилизация находит в себе новые ресурсы для выживания и смыслового обновления.
Переходные эпохи или периоды в жизни любого народа придают новое значение многим процессам и явлениям общественной, особенно социокультурной жизни, по-новому освещают их, выявляя их более глубинные сущностные основания. Причем от перелома к перелому эти изменения усиливаются, по-новому выявляя и обнажая свою природу.
Что касается русской истории, то транзитивные процессы в культуре означают не хаотическое нагромождение ее смыслов и значений, не один лишь деструктивный процесс социокультурного разложения, но является продуктивным механизмом обновления культурной семантики, сопровождающим развитие цивилизации в процессе ее перехода от одной исторической парадигмы к другой. И нынешняя переходная эпоха является катализатором многих кардинальных культурно-исторических и цивилизационных изменений России – как в лучшую, так и в худшую сторону.
1.2. Феномен «радикальных трансформаций» как разновидность социальных транзитивов
Термин «радикальные трансформации» очень многогранен. Он обозначает коренные, решительные действия – реформы, различного рода преобразования, восстания, бунты, революции и перевороты. Радикальные трансформации представляют собой исторически универсальный феномен. Люди всегда имели причины для объединения и борьбы за свои коллективные цели против тех, кто стоит на пути к их достижению. Историки описывают восстания, бунты, взрывы недовольства еще в античности, религиозные походы в средние века, мощные крестьянские восстания в 1381 и 1525 гг., Реформацию, культурные, этнические и национальные движения Ренессанса. Радикальные преобразования внесли свой вклад в рождение современности в периоды великих буржуазных революций – английской, французской, американской. Именно радикальные движения являются творцами, конструкторами социальных изменений. В то же время они могут облегчить или ускорить исторические процессы, но не могут стать их причиной.
Радикальные преобразования отличаются друг от друга по масштабам предполагаемых изменений. Некоторые из них относительно ограничены по своим целям и не ориентированы на преобразования основных институциональных структур. Они хотят преобразований внутри структуры, а не ее самой.
Революции представляют собой наиболее яркое проявление радикальных трансформаций. Что такое революция? Однозначный ответ на этот вопрос дать очень сложно. Специалисты до сих пор не могут договориться об определении понятия революции, не говоря уже о таком узком термине как культурно-социальная революция. Одних определений около 200. Исследователи теории революции П.Сорокин, Л.Эдвардс, Б.Адамс считали, что революция это есть политический переворот. С ними солидарны другие специалисты-революциологи Джоржд Питти – "революция есть изменения Конституционных установлений незаконными средствами" и Пауль Шрекер – "революция, есть незаконное изменение условий законности»[26]. Такое определение представляется не совсем точным. Более полное определение принадлежит другим исследователям революционных процессов – Г.Лебону[27], Ч.Эллвуду, К.Бринтону, которые полагали, что революция, помимо политических, включает социальные, технические, культурные, религиозные изменения. Если точнее выразить их мысль, то революция – это внезапная резкая, насильственная всесторонняя преобразование общества.
Перечислим некоторые другие радикальные трансформации, отличные от революций. Coupd'etat, или «государственный переворот», – это внезапная, незаконная смена власти, правительства или персонала политических институтов без какого-либо изменения политического режима, экономической организации или культурной системы. «Бунт», «восстание» относятся к массовым насильственным действиям, направленным против собственных узурпаторов или иноземных завоевателей, в результате чего происходят некоторые изменения или реформы, но не революционные преобразования. Под «путчем» имеется в виду ситуация, когда группа, находящаяся в подчинении, отказывается подчиняться, но при этом не преследует четкой цели изменить что-либо. «Путч» означает насильственное свержение правительства армией (или ее частью), либо группой офицеров. Под «гражданской войной» подразумевается вооруженный конфликт в обществе, который чаще всего вызывается религиозными или этническими противоречиями. Наконец, под «волнениями», «беспорядками» и «социальным напряжением» мы понимаем стихийные выражения недовольства, тревоги, раздражения, которые не направлены против кого-то конкретно и не стремятся к каким-либо изменениям. Как видим, коллективное поведение и коллективные действия принимают различные формы, но революции явно стоят особняком: все другие могут в конкретных исторических ситуациях сопутствовать революциям, предшествовать им или следовать за ними, но это не революции.
Радикальные изменения – это, наиболее мощные силы, вызывающие социальные изменения. Многие античные философы отмечали важнейшую роль радикальных преобразований, рассматривая их в качестве одного из главнейших способов, способным изменять общества. Так, древнегреческий философ Гераклит Темный утверждал, что только сила может принудить людей действовать в соответствии с их собственным благом[28]. Он говорит: «Всякое животное правляется к корму бичом». Как и следовало ожидать, Гераклит верит в войну. «Война, – говорит он, – отец всего и всего царь (Poiemos panton esti pater kai basileus); одним она определила быть богами, другим – людьми; одних она сделала рабами, других – свободными». И еще: «Гомер был не прав, говоря: «Да исчезнет война среди людей и богов!» Он не понимал, что молится за погибель Вселенной; ибо, если бы его молитва была услышана, все вещи исчезли бы»[29].
Размышления другого античного философа – Аристотеля о влиянии радикальных трансформаций на конституционное устройство государства выглядят вполне современно. Рассматривая роль государственных переворотов, он считал, что радикальные изменения могут две цели: во-первых, свержение существующей конституции, во- вторых, ее модификацию. Во втором случае возможен ряд вариантов – установление контроля над государственным управлением, изменение природы (олигархической или демократической) в сторону ее укрепления или ослабления и изменение части конституции (например, отмена одной из магистратур). В качестве основной причины переворотов выступает ошибочная концепция равенства, влекущая людей к одной из крайних форм – демократии или олигархии. Избежание этого усматривается в смешанной форме правления – политии. Специфическими причинами переворотов являются чувства людей, мотивы лидеров, а также целый ряд конкретных причин, вызывающих разногласия в обществе.
Важно отметить, что Аристотель дает социологическую концепцию переворотов: его интересуют стабильность режимов и вызовы им, переход одних форм в другие, например от олигархии к тирании через демократию[30]. В этом контексте чрезвычайно важно появление в Античной мысли (особенно у Платона и затем Полибия) концепции цикличности форм правления, которая является открытием своеобразного закона их смены под влиянием изменения настроений общества (мы сказали бы – типов легитимности власти). Перевороты в этой концепции выполняют функцию социальной коррекции режима, когда его форма перестает отвечать изменившемуся сознанию общества.
Шарль Луи де Монтескье (1689–1755 гг.) – крупнейший теоретик Просвещения утверждал, что государство и законы появляются вследствие войн[31]. Не имея достаточных материалов, чтобы построить общую теорию происхождения государства, мыслитель пытается объяснить этот процесс, анализируя то, как зарождались конкретные социальные и правовые институты. В связи с этим он полемизирует с предшествующими ему теоретиками, которые вопреки историческим фактам переносили в естественное состояние такие социальные явления, как собственность (Дж. Локк) и войну (Т. Гоббс). Монтескье был одним из зачинателей историко-сравнительного изучения общества и государства, эмпирического правоведения.
Философ Нового времени Фридрих Ницше говорил «Человеческое, слишком человеческое». Сюжет так и называется С «Война необходима». Ницше писал: «Только мечтательность и прекраснодушие могут ожидать от человечества еще многого (или даже особенно многого), когда оно разучится вести войны. Доселе же нам неведомы иные средства, которые могли бы так же сильно и верно, как всякая великая война, внушать слабеющим народам такую грубую походную энергию, такую глубокую безличную ненависть, такое хладнокровие убийцы со спокойной совестью, такой общий организованный пыл в уничтожении врага, такое гордое равнодушие к великим потерям, к своей собственной жизни и к жизни близких, такой глухой, подобный землетрясению, трепет души; пробивающиеся здесь ручьи и потоки, которые, правда, катят с собой камни и всякий сор и уничтожают поля нежных культур, позднее, при благоприятных обстоятельствах, с новой силой приводят во вращение механизмы духовной мастерской. Культура отнюдь не может обойтись без страстей, пороков и злобы. Когда римляне в императорскую эпоху несколько утомились от войн, они пытались обрести новую силу в травле зверей, в битвах гладиаторов и в преследовании христиан. Современные англичане, которые в общем также, по-видимому, отказались от войны, прибегают к иному средству, чтобы возродить исчезающие силы: они пускаются в те путешествия, мореплавания, восхождения на горы, которые предпринимаются будто бы с научными целями, в действительности же для того, чтобы из всякого рода приключений и опасностей привезти домой избыточную силу. Придется, вероятно, изобрести еще немало подобных суррогатов войны, но именно из них будет все более уясняться, что такое высокоразвитое и потому неизбежно вялое человечество, как современное европейское человечество, нуждается не только вообще в войне, но даже в величайшей и ужаснейшей войне С т. е. во временном возврате к варварству, С чтобы не потерять из-за средств к культуре самой своей культуры и жизни»[32].
«Железом и кровью» С вот выражение, характеризующее политику грубого насилия. Говорят, оно пошло от поэмы английского поэта Теннисона (1809–1892), в которой есть строки: «Не мечтаниями, а кровью и железом будет образована нация»[33]. Его многократно повторял прусский канцлер Бисмарк[34].
Вот некоторые фразы о войне одного из лучших русских философов ХХ века Н. А. Бердяева: «Народы должны периодически сходить с ума, чтобы воевать». «Война, при духовно должном отношении к ней, облагораживает и возвышает человеческую душу». «Война говорит о самобытной исторической действительности, она дает мужественное чувство истории»[35].
Французский исследователь Франсуа Гизо считал радикальные преобразования одним из этапов изменения общества и освобождения его «от оков старого режима, торжество конституционного порядка»[36]. Например, для Гизо Английская революция было источником опыта эволюционной трансформации страны в направлении либерализма и прогресса. А его знаменитый лозунг «Обогащайтесь» ориентировал на эволюционную политическую трансформацию постреволюционного общества, урок которого давала Англия[37].
Другое направление исследований радикальных трансформаций берет начало у Карла Маркса. Феномен революции в теории марксизма предопределен самим ходом общественного развития, движением производительных сил и производственных отношений, результатом медленной, но неотвратимой работы «крота истории». Маркс считал революции неизбежны, развитие и укрепление буржуазной системы отношений на самом деле лишь приближает социальные транзитивы в обществе[38].
Радикальные трансформации являются неотъемленной частью социальных транзитивов. Без революций, бунтов, войн не обходится ни одна переходная эпоха. Как не парадоксально, но именно радикальные преобразования античного мира, Ренессанса глубоко повлияли на самосознание современных обществ. Современные интеллектуальные ориентации ведут свое существование от таких транзитивных эпох, как Возрождение и Реформация. Все эти течения и преобразования прямо повлияли на центральные идейные и символические сферы в европейских обществах, что и привело к созданию нового социального и культурного порядка. Эти радикальные изменения сопровождались перестройкой идеологической сферы, границ политических и культурных общностей, а также институциональными изменениями в экономической, научной и культурной сферах. Они сформировали особую, революционную символику и одновременно сделались составной частью политико-идеологического символизма и образа мышления всего современного мира. И дело не в том, что современная социологическая и культурологическая мысль происходят от идеологических систем и интеллектуальных течений, напрямую связанных с тем или иным радикальным течением, который сформировал современное общество, и что понимание современного общества с его революционным происхождением и опытом как уникального типа общества составляет основу современного политического и культурного анализа. Этот радикальный опыт, воспринятый важнейшими идейными течениями современного общества, породил ряд основополагающих постулатов современной общественно-политической мысли и культурологического анализа о природе общества и в первую очередь о социальных изменениях и преобразовании обществ.