Основы философии. Глава 3. Основной вопрос философии (П. С. Гуревич, 2015)

Основной вопрос философии как проблема. Бытие как философская категория. Материя как философское понятие, изменение представлений о ней. Воля как первоначало мира в философии Шопенгауэра. Соотношение материи и сознания. Счастье как основной вопрос философии. Человек как главный вопрос философии.

Перед античными философами по сути дела открылись две реальности: многообразный мир природы и сфера всепроникающего разума. Философ обращался к действительности, размышляя над предметами, вещами, продуктами человеческого труда, над безбрежным космосом. Но этим не исчерпывалась любознательность философа. Он ощущал в себе огромный материк сознания, который также казался достойным внимания. Уже становилось очевидным, что между этими двумя мирами есть какая-то поразительная, непостижимая связь. Но какая?

3.1. отношение мышления к бытию

Каким прекрасным кажется этот реальный зримый мир! Чувствуешь ласковое прикосновение морской волны. Разглядываешь цветок, пробившийся из земли к солнцу. Ощущаешь прохладу пещеры. Напрягая все силы, лезешь на высокую гору. Сколь многообразна и прекрасна природа! Но мир вокруг – это не только природное. Высятся небоскребы. Уходят в небо иглы телевизионных вышек. В океанские глубины Антарктиды отправляются исследовательские зонды. По околоземной орбите с колоссальной скоростью летят космические корабли. Это культурная среда, которую создал человек.

Закрываешь глаза, и все исчезает. Напрягаешь воображение, не размыкая век. Теперь названные мною реальности живут как бы во мне. Их можно представить: память подскажет их образы. Сознание как бы удваивает мир – он существует сам по себе и еще внутри человека. Интересно, если бы меня не было, как отразилось бы это на окружающей реальности? Известное дело, никак. Человек умирает. А река по-прежнему течет меж берегов. О чем-то таинственном шепчет крона дуба. Звезды ведут свой неслышный разговор…

И вдруг меня обжигает парадоксальная мысль: мир именно таков, каким я его вижу? Но кто, вообще говоря, гарантировал, что я могу правильно видеть реальность? Может быть, она совершенно иная? Не обладает ли мое сознание каким-нибудь дефектом? Можно ли, рассуждая философски, задаться таким вопросом: «Мир действительно таков, каким я его воспринимаю»?

В Древнем Тибете была сложена легенда об одном властителе, который обладал необычайным даром: он мог создавать тюльпаны, не выращивая их. Стоило ему захотеть, и окружающее пространство становилось невероятно прекрасным. Да что цветы! Властитель мог умножить себя в сотнях слуг, лошадей, купцов. Он легко преображался в фантастические шатры и караваны. Мысль для того и дана, чтобы творить миры. В миге сознания проходят миллиарды фантасмагорий – невероятных фантастических картин.

Однако мечтания редко когда совпадают с самой реальностью. Смысл легенды состоит как раз в обратном. Миры, которые нас окружают, предельно условны, это скорее всего грёзы внутри грёз. Созидательный дух испытывает блаженство оттого, что способен преобразить не только мир, но и самого себя, создать нечто вроде космической игры воображения. Вот одна действительность, а рядом с ней – другая. Хотите, тысячелепестковые лотосы расцветут перед вашим взором…

Неужели между тем тюльпаном, который растет в оранжерее, и тем, который мы сотворили в нашем сознании, нет никакой разницы? Можно ли видение воспринимать как нечто действительное? Да, отвечают нам древнеиндийские философы. В индийских упанишадах встречается имя богини Майи, которая олицетворяла собой царящий в мире обман. Слово «майя» означает искусство, с помощью которого совершаются чудеса, а иногда означает и сами эти чудеса.

Позже в философии индийского религиозного философа Шанкары (конец VIII–IX вв.) слово «майя» стало употребляться в значении «иллюзия». Существует высшая реальность – Единое, но оно является нашему воображению в обманчивых ликах. То, что вокруг нас, – призрачный мир. Майя – это обозначение перевертывающего, преобразующего принципа, который определяет существование мира. За той повседневностью, которую мы наблюдаем вокруг, кроется иная реальность. Вот она-то подлинна, а эта – призрачна.

Вы идете по лесу, объяснял Шанкара, и вдруг на тропинке видите змею. Вы, естественно, пугаетесь, тело покрывается «гусиной кожей», волосы встают дыбом, дыхание прерывается, мышцы стынут… Но вглядываетесь и видите: никакая это не змея, а всего лишь корень дерева. Змея – иллюзия, а ваши чувства, ощущения – нечто похожее на испуг от иллюзии. Вечный корень – Брахман, только он – реальность, а мир – майя.

Не слишком ли радикально такое предположение? Разве этот мир обманчив? Погружаясь в морскую волну, я знаю, что могу захлебнуться. Сунув руку в костер, конечно, могу обжечься. И это совсем не иллюзии. Может быть, древнеиндийские мудрецы перемудрили? Наверное. Но разве мир столь прозрачен и прост? Обычный человек может без оговорок принять то, что он видит, ощущает, за реальность. Иное дело философ. Давайте мысленно перевернем мир. Что, вообще говоря, получится?

Согласно Платону, мудрый человек – тот, который познает истину и обретает бессмертие. Так, по Платону, происходит потому, что душа человека припоминает свою божественную природу. Для того чтобы обрести знание, надо заниматься философией и наукой. Когда же она (душа), говорит Платон в «Федоне» устами Сократа, ведет исследование сама по себе, она направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно и неизменно, и так как она близка и сродни всему этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только остается наедине с собою и не встречает препятствий. Здесь наступает конец ее блужданиям, и в непрерывном соприкосновении с постоянным и неизменным она и сама обнаруживает те же свойства.

Эту мысль Платон поясняет в «Государстве»: «В науках очищается и вновь оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и делают слепым, а между тем сохранить его в целостности более ценно, чем иметь тысячу глаз, – ведь только при его помощи можно увидеть истину».

Творцы эзотерических учений исходят из двух реальностей – обычной, оцениваемой как нечто преходящее и иллюзорное, и истинной, реальной. Когда Платон создавал свои философские беседы, он исходил из этих эзотерических представлений. Познание и размышление – путь, ведущий душу от мрака и безумия к свету и разуму, который философ понимал как благо и божество. Всякий раз, писал Платон, когда душа «устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, а это показывает ее разумность. Когда же она уклоняется в область смещения с мраком, возникновения и уничтожения, она тупеет, становится подверженной мнениям, меняет их и так и этак, и кажется, что она лишилась ума». Истинная наука, исследуя законы движения светил, приводит людей, согласно Платону, не к безбожию, а наоборот, к познанию божественного.

Платон, как видим, размышлял над теми же вопросами, что и древнеиндийские мудрецы. У него родился совсем иной образ, который оказался весьма важным для европейской философии. В сочинении «Государство» античный мудрец пишет примерно следующее. Представим себе, что человека бросили в пещеру. Он закован и повернут спиной к входу. Теперь подумаем, как он воспринимает мир. Того, что находится за пределами пещеры, человек не видит. (Разве у нас есть гарантии, что реальность представлена перед нами во всей своей универсальности? Может быть, мы наблюдаем только то, что нам открыто?)

Итак, человек в пещере. Что он видит? Тени, которые маячат на стене, противоположной входу в пещеру. И ничего другого. Что же получается? Именно эти тени он и воспринимает как реальность.

Думай, философ, думай! Проверь себя. Представь, что ты прикован к пещерной скале. Слава богу, тебя освободили. Оковы сняты. Ты вышел из пещеры на свет. Глаза слезятся. Перед тобой некий мир. Конечно, ты воспринимаешь его как призрачный – ты ведь уже привык к другой реальности, к другим вещам…

Освобожденному от цепей, тебе неуютно. Твое сознание не позволяет сразу принять новую истину. Однако в конце концов ты все понял, прозрел. Что делать теперь – вернуться в пещеру и освободить людей из заточения, избавить их от химер. Но куда там! Разве они поймут тебя? «Погляди на эти тени, – скажут они, – разве ты не видишь, что это и есть реальный мир?» Тебе не поверят. Более того, Платон высказывает предположение, что люди прогневаются и, возможно, даже убьют философа, ведь их представления о мире совсем иные, чем у него.

Так что осторожнее с переворачиванием мира. Между тем это опасное занятие по-прежнему увлекает многих. В ХIХ в. Шопенгауэр, увлеченный индийской философией, употребил выражение «покрывало Майи». Он обозначил этим образом иллюзорный характер мира. За Шопенгауэром увлеченно пошли и некоторые другие европейские философы.

Современный американский философ Карлос Кастанеда (1925–1998) обучался у некоего индейца Хуана Матуса. Кастанеда изложил устами Хуана учение, уходящее в глубь веков и очень рассчитывающее на нашу наивность и способность первозданного восприятия. Согласно этому учению, видимый мир – лишь результат определенного способа описания, способа, навязанного нам еще в младенчестве.

Вы можете, как выясняется, заказать себе любую повседневность. Не нравятся серые будни, переключитесь на карнавальную пышность. Поток сознания способен сотворить любую реальность. Устали от праздничного великолепия, душа просит отдохновения – так добавьте в собственные миражи элегические, умиротворяющие тона. Жажда сильных потрясений – вступайте на тропу войны. Не буквально, конечно, а в калейдоскопе вызванных видений. Взалкали горечи – вот они, траурные муаровые ленты, созданные вашим воображением и призванные подчеркнуть хрупкость земного бытия. Творите…

«Ну и что тут нового?» – спросите вы. Возможности нашего воображения действительного беспредельны. Однако реальность – это одно, а фантазия – совсем другое. Но в том-то и дело, что те «другие» миры, в которые мы попадаем, оказываются не менее реальными, чем тот, который мы обжили и считаем за единственно возможный. Когда мистик вызывает своеобразные видения, это вовсе не означает, что он грезит. Страшные существа, эксцентрические создания, которые он видит внутренним взором, для него так же реальны, как и все земное. Он может поведать о них, передать их нам, они станут реальностью и для нас. Новый опыт, попросту говоря, позволяет открыть врата иной действительности.

Окружающую нас реальность, по рассуждению Кастанеда, нам навязывают с младых ногтей. Мы как бы сообща включаемся в сотворение действительности, и она становится для нас одинаковой. Восприятия, которые создают мир, образуют сплошной непроницаемый поток. Истинность возникшего мира не подвергается сомнению. Но стоит изменить практическую установку, и откроется неизведанное…

По мнению Кастанеды, любой взрослый, воспитывающий ребенка, учит его, непрестанно описывая мир, и вот наступает момент, когда чадо само начинает воспринимать реальность в соответствии с этим описанием. Но что мы слышим? «Братцы, нас просто обманули! Родители учили нас видеть и оценивать действительность так, как видели и оценивали ее сами. Мы могли узреть другие миры, но родители, учителя закрепили в нашем сознании иллюзию. Как теперь прорваться к реальности, к подлинности?»

Так что же в конце концов лежит в основе мира – некая действительность или мираж?

3.2. Бытие определяет сознание

Философские понятия нередко предельно абстрактны. Иначе говоря, они несут в себе некое умозрительное содержание. Вот, скажем, понятие «бытие». Оно происходит от слова «быть» (наличествовать, присутствовать) и обозначает беспредельную реальность – все, что нас окружает, независимо от конкретных объектов. Все, что есть, укоренено в жизни – реки, пустыни, горы космос, культура – можно назвать бытием. Итак, бытие – это философская категория, которая обозначает прежде всего существование в мире. Бытию противостоит наше сознание. Платон, возможно, первым в европейской философии задумался над вопросом: что же первично? Ответ мыслителя был однозначным: сознание первично, оно породило мир. Еще Сократ рассуждал о том, что познание есть припоминание. Сначала в мире царила некая истина, мир идей! Изначально существовали некие зрительные образы, духовные абстракции. Затем они превратились в вещи, предметы. Раньше, чем появилось море, уже существовал некий образ моря, его идея.

Платону возражали многие философы: нет, сначала появилось вещество, предметы. То, из чего устроен мир, можно назвать философским понятием «материя». Конкретное, естественно-научное представление о материи меняется, преобразуется. Поначалу думали: все, что составляет Вселенную, состоит из атомов. Потом оказалось, что есть гораздо более мелкие частички. Однако каким бы ни был мир с точки зрения физиков, философы обозначают реальность мира одним словом «материя». Итак, что было вначале – материя или сознание? Таков основной вопрос философии. Вообще понятие «основной вопрос философии» ввел в европейскую мысль Фридрих Энгельс (1820–1895). Анализируя историю западной философии, он обратил внимание на такой факт: мыслители, независимо от того, что они изучали – природу, общество, культуру, человека, – брали за основу нечто исходное, которое по их мнению, и можно назвать первичным. Тех философов, которые исходным началом признавали материю, стали называть материалистами, тех же, которые исходили из идеи, – идеалистами. «Философы, – писал Ф. Энгельс, – разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы… – составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма»[45].

О чем бы ни рассуждал философ, он так или иначе возвращается к вопросу о том, что первично, а что вторично. Не здесь ли скрывается стержень всего философского мышления? Однако важно выяснить не только то, что считать первичным, материальное или духовное, но и то, как оно, это первичное, понимается. Как известно, Гегель (1770–1831) считал, что первичным является мышление, существующее вне человека, которое он называл «абсолютной идеей», «мировым разумом». По его мнению, все вещи разумны, логика – их подлинная природа. Мировой разум развертывает, проявляет себя во всем, что мы можем наблюдать. При этом сам он проходит последовательные стадии в своем развертывании, развитии. На ранних ступенях развития духа рождаются восточные культуры, позднее является на свет более зрелое обнаружение мирового разума – европейское сознание.

С Гегелем спорил Шопенгауэр. В основе мира, учил он, лежит вовсе не мировой разум, а Воля. Да, философский язык не прост. Обычный человек сразу готов спросить: чья воля? Шопенгауэр готов ответить: да ничья… Воля сама по себе, как таковая, как некая абстракция. Будучи первичным принципом устройства, существования мира, его державным началом, воля не зависит ни от каких установлений: она неизменна, тождественна самой себе, свободна в своих проявлениях, сама себя утверждает или отрицает. Человек прежде всего существо волящее, т. е. обладающее волей, вожделеющее, а уж потом познающее, мыслящее.

Однако важно сразу уяснить, что понятие Воли в рассуждениях Шопенгауэра выступает не в житейски тривиальном, упрощенном смысле. Известно, что у человека есть воля, разум и эмоции. Но Шопенгауэр трактовал волю не в психологическом значении, т. е. не как волю конкретного человека. Шопенгауэр считал, что слово «воля» должно иметь основополагающий смысл. Она – начало мира. Если хотите постичь основы мира, его бытийность, – везде обнаруживайте волю.

Как устроен мир? Этот вопрос в истории философии обсуждался в рамках учения о бытии, т. е. онтологии. В самом деле, вокруг нас множество вещей, предметов. Какие они разные! Есть косная, неодушевленная материя: камни, вода, огонь. Но мир многолик. Феномен жизни присущ не всем предметам. Есть живая материя – растения, животные. Они живут и умирают. Но присущ ли им разум? Метерлинк, мы помним, утверждал, что цветы тоже наделены разумом. Но многие философы полагают, что одушевленная материя – это человек, наделенный рассудком.

Камни, люди, звери, вещество, предметы не просто различны. Они возникают, существуют и исчезают. Мир меняет свой облик. Но в то же время он в основе своей неизменен. Одни люди умирают, но рождаются другие. Выходит, в основе мира есть что-то вроде базового основания, некий стержень. Что скрепляет единство этого многообразия – мировой разум, некая идея, изначальное вещество? Шопенгауэр отвечает: ни то, ни другое, ни третье. По его мнению, в основе всего, что нас окружает, лежит, как мы помним, некое беспредельное и вездесущее начало – воля.

Согласно Шопенгауэру, воля многолика. Огромна ее роль, например, в растительном царстве. Здесь, полагает философ, она воплощает стремление, желание, бессознательное вожделение. Дерево стремится постоянно расти только вертикально, верхушка тянется к свету, корень жаждет влаги и уходит вниз, в землю. Семя, брошенное в землю, пустит стебель вверх, а корень – вниз. Гриб пробивается через стену, цветок – сквозь асфальт. Все это, считал философ, и есть проявления воли.

Такого понимания воли в прежней философии не было. Предполагалось, что некое побуждение, порыв – это верительные грамоты сознательной личности, косная же природа не обладает никакой волей, поскольку не является мыслящей материей. У Шопенгауэра, напротив, и растения, и минералы одушевлены Волей. Вот почему, например, магнитная стрелка неизменно направляется к северу, а тело всегда падает вертикально.

Тепло и холод влияют на состояние вещества. Язык фиксирует волевое начало. Люди говорят, вода кипит, огонь не хочет разгореться. По мнению немецкого философа, это вовсе не образы, а реальные побуждения, возникающие в сфере стихий, минералов, предметов.

Воля – это сила, благодаря которой появляются существа, индивиды, живущие в пространстве и времени. Воля есть то, что стремится к существованию, становится бытием, воплощается во множестве различных объектов. Сама она не подчинена законам пространства и времени и не может быть познана. Однако ее реальные воплощения наш интеллект способен воспринимать.

Но много ли можно сказать о воле, если наблюдать, скажем, за скалой? Естественно, в человеке она обнаруживается с большей неповторимостью и конкретностью. Именно Воля, по мнению Шопенгауэра, определяет сознание человека, а не наоборот. Более того, если уж задуматься над человеческой природой, над тем, в чем заключается сущность человека, то, как считает Шопенгауэр, можно назвать Волю. Она, как ничто иное, предельно полно раскрывает человеческое существо.

Всеобщая воля последовательно развертывает себя во времени и в бесчисленном множестве феноменов. Они обнаруживают себя закономерно, в постоянных формах, в соответствии с теми неизменяющимися формами, которые Платон назвал идеями. Эта всеобщая воля проходит всю вереницу воплощений от элементарных существ до высших. Каждая ступень волевого феномена отстаивает свое право на бытие, что и порождает, по словам Шопенгауэра, борьбу за существование.

Воля, как считал философ, это неизменное вожделение бытия. Бытие жаждет воли, без которой она ничто, пока существует воля, сохраняется и Вселенная.

Философ считал, что воля наделена тремя главными свойствами: тождественностью, неизменностью и свободой. Иначе говоря, воля всегда тождественна, т. е. равна самой себе, она не может перестать быть собой и обладает свойством раскованности. О чем бы ни писал Шопенгауэр: о бытии, человеке, нравственности, – он постоянно возвращается к своему исходному положению; мир сначала обнаруживает себя как Воля, а уже потом как представление, как определенное знание. Основной труд философа так и называется «Мир как Воля и представление».

«Мир для нас, – писал Шопенгауэр, – именно лишь проявление, отображение воли к жизни, и через это отображение воля познает самое себя; ее собственная сущность дается как представление. Поэтому нам нужно рассмотреть, какое обратное действие на саму волю может иметь это познание, и лишь через это рассмотрение мы только и познаем конечную цель и смысл мира явлений»[46]. Без общего и кардинального понятия воли, полагал философ, нельзя подойти ни к одной проблеме.

Философия Шопенгауэра глубоко укоренена в европейской традиции и вовсе не отрицает значимости сознания, из которого исходит европейская культура, начиная с античности. Но есть нечто, что выше сознания, и этим нечто является воля. Волю можно определить как метафизическое, т. е. извечное глубинное начало мира. Сознание есть лишь обнаружение воли. Сначала захотел, а это «хотение» и есть «воление», т. е. проявление воли, потом осознал. Следовательно, по Шопенгауэру, воля первична, сознание вторично. Воля неизменна, разум же постоянно преображается. Воля может так воздействовать на разум, что он либо воспламенится, либо угаснет. Воля – это абсолютно свободное хотение, которое не имеет ни причины, ни основания.

История философии есть в известном смысле история противостояния материализма и идеализма или, говоря иначе, того, как разные философы понимают соотношение бытия и сознания. С точки зрения сторонников материализма материя, т. е. основа всего бесконечного множества существующих в мире объектов и систем, первична, поэтому справедлив материалистический взгляд на мир. Сознание же, присущее лишь человеку, отражает окружающую реальность.

Материалисты утверждают: идеи древнеиндийской философии о первенстве духа; разъяснения Сократа и Платона о том, что сначала возник мир идей, а потом – мир материи, мир вещей; мысль Шопенгауэра, будто некая воля породила весь мир, в котором мы живем, являются заблуждениями. Согласно материалистическому учению, фантомные, иллюзорные миры, которые можно назвать майей, всякого рода видения представляют собой не первичную, а вторичную реальность; основа же мира материальна.

Бытие – философская категория, которая обозначает реальность, существующую объективно, т. е. независимо от сознания человека. Помните: закрой глаза, и мир исчезнет. На самом деле он, конечно же, остается. Не будь людей, которые воспринимают мир, познают, оценивают его, он все равно существовал бы сам по себе как некая реальность. В этом смысле бытие первично и определяет наше сознание. Каков мир, таким он и предстает в наших мыслях, в процессе познания.

Наряду с материалистическими течениями в философии всегда существовало множество идеалистических течений. Если философ утверждает, что сначала в мире появилась некая идея, мировой разум, всеобщая воля, а от них родилось все многообразие реального мира, то это значит, что мы имеем дело с идеалистической точкой зрения по основному вопросу философии. Иногда спрашивают: а нельзя ли окончательно решить его, т. е. позволяет ли развитие науки признать первичность материи или, наоборот, сознания?

Любой философский вопрос потому и считается философским, что он вечен. Сколько бы наука ни доказывала, что мир изначально материален, все равно будут появляться философы, признающие, что он изначально духовный. Потому они и философы, чтобы ставить вечные вопросы. А если бы этот основной вопрос когда-нибудь был решен, то утратил бы свой философский статус. Его более основательно изучали бы ученые. Философы же обратились бы к иным вечным проблемным, нерешаемым вопросам, чтобы можно было на уровне определенных познаний строить предположения, выдвигать радикальные идеи, раскрепощающие мысль.

3.3. Материя неотличима от разума

Теперь начнем рассуждать так: действительно ли вопрос о соотношении материи и сознания, первичности или вторичности их является основным вопросом философии? Можно ли сказать, что он столь захватывающе интересен, что немедленно воспламеняет наши чувства, рождает множество озарений и новых мыслей? Многим философам ХХ в., признаюсь, и мне тоже, эта проблема никогда не казалась первоначально окрыляющей. Да, конечно, она касается первого вопроса, который возникает перед философом: как устроен мир?

Но есть в данном вопросе заведомая абстрактность, умозрительность. Может быть, это и хорошо для философии. Но многие мыслители ХХ в. считали, что философия не может замыкаться на столь безличностных высотах. Можно, скажем, прийти к убеждению, что мировой разум правит миром. Но что должен сделать я сам, если передо мной раскрылась такая истина? Как жить? Ответ вроде бы готов: жить в соответствии с этим откровением. Но очень уж общим, условным кажется такой ответ. Ведь человек живет не только сознанием, знанием. У него есть воля, эмоции.

Однако можно назвать и другие аргументы, которые ставят под сомнение утверждение, что именно эта проблема и составляет основной вопрос философии. Новейшие открытия физиков создают такую естественно-научную картину мира, которая весьма похожа на откровения древних мистиков. Что это, случайное совпадение или свидетельство прорыва на качественно новый уровень познания?

Недавно умерший английский физик Д. Бом сделал множество открытий в области физики. Он пришел к выводу, что интересы ученых и мистиков стали в чем-то совпадать. Исследование тайн материи привело к вопросу: а вдруг существует что-то еще помимо материи? Или, может быть, материя настолько тонка, что она не укладывается в наше обычное представление о ней? Физики стремятся приоткрыть истинную природу вещей. Они подразумевают при этом, что мир един. Еще со времен древнегреческого философа Фалеса люди искали единство, которое прячется за множественностью проявлений природы. Одни, как мы говорили, ищут единство в материи, другие утверждают, что основа мира дух, сознание, идея, а материя была создана из ничего.

В современных исследованиях материя действительного становится все более тонкой и неотличимой от того, что называется разумом. Американский физик и философ М. Талбот в книге «Мистицизм и новая физика» утверждает, что наш мир – это мир грез и мечты. То же самое более 2000 лет назад обосновывала индийская традиция тантризма (тайной науки, возникшей в I в.): реальность – это иллюзия, майя.

Старая классическая физика строилась на вере в неизменность законов физического мира. Ученые были убеждены, что универсум в конечном счете выглядит одинаково в любом наблюдении, через любой прибор. Но оказалось, что сознание экспериментатора творит некие индивидуальные миры.

Представьте себе: вы закрыли глаза, и мир перестал существовать. Физики, погружаясь в глубины мироустройства, обнаружили нечто похожее: смотрит один наблюдатель через один прибор, и мир предстает как совокупность частиц; смотрит через другой – и видит мир как поле. Каждая вещь – это и волна, и корпускула. А может быть, и с этими двумя странными понятиями – материей и сознанием – дело обстоит точно так же?

Изложенное не следует понимать в том смысле, что физика перестает быть наукой о природе или шире – наукой о взаимодействии человека и природы. Речь идет о важной роли человека не только в познании, но и во Вселенной. Утверждается даже привилегированное положение человека во Вселенной. Можно сказать, что Вселенная – дом человека. Это так называемый антропный принцип (Б. Картера и Дж. Уилера) в физике.

Разумеется, данный принцип в физике во многом дискуссионен. Однако мало-помалу он все больше приобретает академический статус.

Сегодня многие физики признают, что структура материи не может быть независимой от разума. Мы проникли в глубь материи, нашли немного майи и неожиданно… самих себя. Реальность, как выясняется, не одна, их множество, и мы способны проникнуть в них. В индийской мистике можно найти представления, аналогичные представлениям современной космологии (наука о космосе) о черных дырах. Чем становится в результате коллапса (катастрофического сжатия) Вселенная? Превращается в некую математическую точку, не имеющую величины, не ограниченную. Таким образом, концепция тантры вновь обнаруживает прямое сходство с концепцией, обоснованной современной физикой.

Исследования Д. Бома в области физики опровергают традиционное описание бытия как мозаики разъединенных элементов. Мир в его понимании оказывается целостной и неделимой реальностью. Казалось бы, в данной точке зрения нет ничего неожиданного. Но Бом считает ограниченной и незавершенной любую теорию космоса, если она не включает в себя сознание как существенный компонент бытия. Скажем еще определеннее: Бом, как и многие другие физики, склоняется к мысли, что Вселенная сама похожа на какой-то всепроникающий разум. Не о том ли говорит и попытка польского писателя Станислава Лема изобразить некий мыслящий океан?

Работы Бома отражают новые представления физиков о природе сознания, складывавшиеся в рамках так называемой голографической модели сознания. В чем ее существо? В конце 1960-х гг. американский психолог и нейрофизиолог К. Прибрам задался вопросом: в какой части мозга закрепляется память? Последовательно «отсекая» в экспериментах разные участки мозга, он пришел к выводу, что накопленная информация фокусируется везде, в любой клетке, по принципу голограммы: каждая часть общей структуры воспроизводит структуру целого.

Д. Бом воспринял идею Прибрама о том, что материальная структура Вселенной подобна гигантской голограмме. Это слово стало паролем новой научной картины мира. Многие современные физики считают себя материалистами. Но если действительно электрон обладает разумом, то надо как-то определяться. Что делать, если конкретное достижение в области физики или психологии не укладывается в рамки определенной философской традиции или даже взрывает ее? Может быть, отбросить опознавательные знаки, раскрепостить мысль? Прекратить бесплодный, иссушающий спор материалистов и идеалистов, убрать разъединительные метки, отбросить сковывающие мысль символы? В такой постановке вопроса содержится, как мне кажется, немало соблазнительного. Но все-таки тут есть о чем подумать. Лично мне мысль о том, что ни одно мировоззренческое направление не обладает монополией на полную истину, представляется заманчивой.

Материя становится неотличимой от разума – таков итог размышлений Бома над новыми открытиями физики. Еще раз подчеркнем, что эти проблемы имеют сугубо дискуссионный характер. С данной мыслью согласны идеалисты и материалисты, но реагируют они на нее по-разному: в соответствии со своими принципами, опытом размышления, мыслительными установками. Идеалисты сразу сводят материю к одной из форм разума, материалисты же, напротив, сводят обнаруженные феномены к преображенным формам материального.

Может быть, настало время упразднить деление философов на материалистов и идеалистов? Едва ли. Для решения определенных теоретических задач такое разграничение важно. Наконец, как бы внушительны ни были открытия в физике, они не закрывают дорогу философии. Не стоит сразу устранять традиции, снимать вывески. Пусть эти два философских направления – материализм и идеализм – в результате названных открытий поднимаются на новую ступень познания. Идеализму надлежит объяснить материальность мира. Но и материализм, коль скоро есть тенденция потеснить его, должен ответить на этот вызов, более основательно выявить собственный потенциал, дав такую трактовку материи, которая более соответствовала бы научным открытиям. Пусть в диалоге, не утрачивая своей природы, соперничают между собой разные духовные традиции.

3.4. Фундаментальные вопросы философии

Мир, несомненно, находится на пороге создания новой научной картины мира. Эта смена взглядов, судя по всему, будет иметь невиданные масштабы, поскольку в корне изменит все наши воззрения на мир, природу, человека. Вполне возможно, что она устранит пропасть между древней мудростью и современной наукой, между восточной мистикой и западным прагматизмом.

Действительно ли разум присутствует во всех формах материи? Можно ли полагать, что материю, жизнь и сознание вообще нельзя рассматривать как уровни эволюционного развития? Верно ли утверждение о том, что современная наука продвинулась к радикальным изменениям традиционных воззрений? В частности, Бом полагает, что жизнь присутствует везде, а не только в растениях, животных и человеке. Она таится в свернутом виде. Даже в косной мертвой материи есть некое провозвестие жизни. Например, молекула двуокиси углерода, пересекающая границу клетки в листе, отнюдь не внезапно становится «живой», поскольку предпосылки (возможность) жизни в ней уже заложены, и при определенных условиях может начаться сама жизнь, которая, как сказали бы современные естествоиспытатели, есть обмен веществ энергией и информацией. И молекула кислорода не умирает неожиданно при переходе из листа в атмосферу.

По мнению Бома, материя, жизнь и сознание вообще не сводимы друг к другу и не выводимы друг из друга по закону причинной связи, т. е., например, материя не является причиной возникновения и существования сознания. Некоторые открытия Бома из разряда академических новаций постепенно переходят в разряд хрестоматийных очевидностей. Но еще много в них гипотетического. Пока эта ситуация напоминает ту, о которой некий разочарованный ученый муж по имени Фауст сказал:

Каковы же перспективы материализма? Этой духовной традиции предстоит преодолеть прежде всего устаревшие, механистические воззрения и установки. По мере углубления в материю представление о том, что мир якобы состоит из твердого вещества, т. е. материя и есть это твердое вещество, исчезает. Квантовая теория дает возможность выдвинуть гипотезу о том, что Вселенная – бесконечное множество миров, которые не всегда находятся в непосредственном контакте друг с другом.

Материя же это не только вещество, из которого состоят различные предметы, но и поля (электромагнитные, гравитационные, биологические и т. д.), и потоки энергии, и многое-многое другое. В необъятном бескрайнем космосе материя существует в бесконечном множестве форм, системных образований и проявлений. Космос, можно полагать, определенным образом закодирован в каждой клетке, в каждом атоме.

Новые открытия современных естественных наук позволяют говорить не о дискредитации материалистической традиции, а о ее переосмыслении, выведении на новый уровень. Полифонизм различных принципов помогает развертыванию внутреннего потенциала материализма, который пронизан сегодня пафосом одухотворения материи.

Теперь поставим вопрос совсем в другой плоскости. Мы проникли в тайны мироздания. Удовлетворили свою любознательность. Поразили собственное воображение. Это, конечно, потрясающе. Но чего-то все-таки нам недостает. Какое-то неясное томление ощущается в философии. Ставя глубинные, абстрактные вопросы, она постоянно стремится приблизить их к человеку, его переживаниям и чувствованиям. Общая многомерная картина мира может возникнуть в наши дни и в каком-нибудь компьютерном устройстве. Но одно дело – познает машина и совсем другое – человек.

Даже самые далекие, умозрительные проблемы человек решает для себя, для глубинного понимания собственного существования.

Основной вопрос философии, следовательно, не может остаться только в сфере теории познания, стремящейся понять, как устроен мир, что в нем первично, а что вторично, как соотносятся материя и сознание. Естественно, дальше рождается другой ряд вопросов: а каково мое место в этом мире? Для чего я познаю мир? Почему природа в процессе своего развития породила дух, способный постигать тайны мироздания? Скажем проще, в философии постоянно возникает желание придать всем метафизическим проблемам человеческое измерение, т. е. выяснить, каким образом, в какой степени они связаны с человеческим существованием.

Некоторые древние мудрецы полагали, что окружающий нас мир несовершенен, но человек все-таки может достичь счастья. Для всех философов вопросы о том, что такое счастье, как его достичь, и были основными вопросами всякого философского размышления. Зародившись в древности, эта традиция прошла сквозь века и существует поныне. Некоторые считают, что быть счастливым означает быть здоровым, благополучным, испытать земные радости во всем их объеме. Однако древние мудрецы полагали иначе: счастье – это состояние отрешенности, достигаемое при жизни благодаря отказу от земных устремлений. Такое состояние они называли атараксией, безмятежностью.

Но почему же отказ от земного счастья рождает немыслимое блаженство? Потому, оказывается, что жизнь состоит не только из одних наслаждений, в ней есть место горю, утратам, болезням, увяданию. Наконец, к каждому из нас приходит неизбежная смерть. «Человек есть испытатель боли» – эти слова принадлежат поэту И. Бродскому. Чем хороша нирвана – состояние отрешенности, достигаемое при жизни благодаря отказу от земных стремлений? Из этого состояния невозможно новое рождение после смерти. Слейся с миром, сотри все индивидуальное. Именно в этом глубинный смысл счастья, так рассуждали на Востоке. Только вот незадача: уж очень непохожа восточная нирвана на европейское небытие.

В европейской философии складывалось совсем иное представление о счастье. Оно трактовалось как состояние полного, высшего удовлетворения, как некий идеал, которого можно достичь путем разумных коллективных усилий. И. Кант отмечал, что каждое разумное конечное существо ставит перед собой в виде желанной цели счастье. По мнению философа, счастье является высшим благом и конечной целью чистого практического разума. А поскольку достижение его зависит от нас, то искать этого высшего блага следует «не только в том, что может доставить природа, а именно в счастье (в наибольшей сумме удовольствий), но и в том, что составляет высшее требование, т. е. условие, при котором разум только и может признать за существами в мире право на счастье, а именно в нравственно законосообразном поведении их»[47].

Немецкий поэт Фридрих Шиллер (1759–1805) писал:

Может быть, действительно, обретение счастья и есть основной вопрос философии? Не исключено, что мудрецы разных веков для того и раскрывали тайны мира, чтобы понять, в чем же истинное блаженство для человека? Цель, конечно, достойная, почему бы не направить усилия мыслителей на постижение этой проблемы? Пусть все будут счастливы. Возможно, вот он основной вопрос.

Однако выясняется, что проблема эта многогранна. Возможно ли счастье? Если достижимо, то всеми ли и каким образом? Ставя эти вопросы, мы как бы заведомо исходим из предположения, что человек тянется к радости. «В чем состоит счастье – вот вопрос, который еще с незапамятных времен не перестает волновать умы», – пишет современный немецкий философ Роберт Шпеман в очерке о счастливой жизни. Еще римский философ, историк, ученый Варрон (116—27 до н. э.), а позднее, в эпоху Средневековья, христианский теолог и церковный деятель Августин Блаженный (354–430) насчитали 289(!) разных точек зрения на счастье. Вывод Шпемана: «Всякое человеческое существо желает быть счастливым».

Однако так ли это на самом деле? В истории человечества были люди, которые с предельной опаской относились к счастью, понимаемому как постоянное ликование. Счастье, вообще говоря, – это миг, редкий дар. Аскеты, отшельники уходили в пустыню, заведомо обрекали себя на тяжелую жизнь. Так действительно ли достижение счастья есть общечеловеческий вопрос?

Человеческое счастье вовсе не сводится только к положительным эмоциям. В жизни каждого человека бывает немало горестных минут. Да и само блаженство можно оценить лишь на фоне утрат, скорби, горечи. Счастье, вообще говоря, состояние зыбкое, каждый понимает его по-своему. Кто-то полагает, что истинное блаженство заключается в том, чтобы быть богатым и здоровым. Но вот многие страны в нашем столетии достигли процветания. У людей отменное питание, налаженный быт, масса цивилизационных услуг. «Счастливы ли вы?» – спрашивают социологи жителей этих стран. «Нет, – отвечают они, – увы, нам плохо». И статистика самоубийств подтверждает это: самый высокий показатель их, как ни покажется странным, наблюдается именно в наиболее развитых странах.

А вот отшельник, одолевший свои вожделения, утративший все на свете, оказывается, испытывает необыкновенный подъем духа. Он окрылен идеей. Несколько лет назад в Египте меня поразили нищие. Их было мною, одеты кое-как. Но не было привычной для нашего глаза приниженности, убогости. Взгляд, полный достоинства. Глаза, выражающие глубокое удовлетворение. Что за причуда? Счастье – вот загадка. Не случайно в свое время с экрана слетела фраза, которая сразу была воспринята как откровение. Я имею в виду мальчика из кинофильма «Доживем до понедельника». Он написал в школьном сочинении: «Счастье – это когда тебя понимают».

Наверное, основной вопрос философии и не должен быть простым, прозрачным, легко угадываемым. Хорошо, что уже в нем сразу обнаруживаются сложности, и пусть философы размышляют. Этот вопрос не изначален. Иначе говоря, он не воспринимается как исходный, рождающий множество других вопросов.

В самом деле, мы говорим о счастье, разумеется, человека. Но мы еще даже не успели спросить: что такое человек? Вопросы, которые мы только что обсуждали, были неясными для нас не сами по себе, а из-за неопределенности других вопросов: каков на самом деле человек? Чего он хочет? К чему стремится? Почему желает этого, а не чего-то другого? И так далее. Пожалуй, вопрос о счастье, сам по себе, конечно, предельно важный, не обладает статусом универсальности. В таком случае не стоит ли поискать основной вопрос философии в человеческой природе?

Главная проблема философии – постижение человека. Такая точка зрения стала утверждаться в ХХ столетии. Многие приходят к убеждению, что философа должно интересовать человеческое существование во всем богатстве его проявлений. Надо размышлять о счастье и горе человека, его жизни и смерти, величии и ничтожности. «Основной, изначальной проблемой является проблема человека, – писал Бердяев, – проблема человеческого познания, человеческой свободы, человеческого творчества».

Кстати, Бердяев считал началом мира, первоосновой всего не дух, не атомы, не волю, не иллюзию. И даже не Бога, а… свободу. Для философа именно свобода есть первичная реальность. Таково еще одно мнение о том, что же составляет основной вопрос философии и каким может быть его решение. Бердяев как философ очень последователен. Для него свобода – это сущность мира и сущность человека. Поэтому, вопрошая о человеке, мы постигаем мир. Причем более точно, чем тогда, когда, вопрошая о мире, постигаем человека.

Мыслители разных времен с самого начала четко заявляют о своем приоритете в философии. Одни разгадывают секреты природы, полагая, что таким образом постигнут тайны мироздания (натурфилософия). Другие мучительно пытаются определить природу знания (теория познания). Третьи изучают теорию общества, они, как правило, занимаются социальной философией.

Может ли какая-либо одна из мировоззренческих установок (а их на самом деле гораздо больше трех, которые мы указали) претендовать на формулирование основного вопроса философии? Не обернется ли это сознательным упрощением проблемы? Я полагаю, что нет. На мой взгляд, антропоцентрическая установка имеет здесь свои преимущества. О чем бы мы ни размышляли, мы не можем устранить проблему человека. Например, мы говорим о природе знания. Но кто познаёт? – человек. Рассуждаем о культуре или обществе, так ведь это творения человеческих рук и разума. Толкуем о природе. Но человек – ее частица. И как бы то ни было, любой философский вопрос имеет своим первоисточником проблему человека.

Выходит, антропоцентрическая установка – самая главная. Однако не почувствуют ли себя ущемленными те философы, которые занимаются проблемами познания, общества, культуры, природы, Бога? Вообще говоря, какие проблемы исследовать – это вопрос индивидуального выбора философа. Однако напомним, философия никогда не провозглашает окончательных решений. Она всегда в поиске. Вечно предлагает разные варианты.

Мир существует реально, он материален и все результаты его экспериментов повторимы. Может быть, в философии вообще нет никакого основного вопроса? Ведь на протяжении долгих столетий мыслители в большинстве своем не придавали этой теме столь важного значения, хотя, конечно, подспудно, косвенно так или иначе затрагивали ее. Но в ХIХ в. такая проблема была поставлена четко и определенно. Более конкретно наметились (в зависимости от ответа на этот основной вопрос) разные позиции. Кто-то полагает, что стремление вывести всю философию из одной, пусть безумно важной загадки сомнительно. В этом случае будет затронута неисчерпаемость философии, множественность ее подходов. Другие возражают: отчего же нельзя создавать разные модели философии? Можно попытаться сформировать ее вокруг проблемы: что первично – материя или дух? Но не исключено, что определенную целостность философия обретет и в том случае, если начинать всякое рассуждение с постижения феномена человека. Наконец, вполне правомерно задуматься и над тем, не является ли философия обыкновенным ристалищем умов, на котором люди фехтуют парадоксами, а истина постоянно ускользает. Достоверно ли обретенное нами знание? Можно ли ему довериться? Это уже новые вопросы. Одним словом, процесс формулирования основного вопроса философии продолжается.

Основные понятия

Материя – предельно обобщенное представление о «вещественно-телесном», о мире природы и космоса.

Мышление – способ постижения объективной реальности, процесс творческого воссоздания целостных структур окружающего мира.

Онтология – учение о сущем или бытии в целом.

Прагматизм – философское направление, согласно которому истинно только то, что имеет практические следствия и пользу.

Сознание – высший уровень психической активности человека, способность человеческого ума осознавать мир.

Вопросы и задания

1. Поразмышляйте над словами Гегеля: «Всякая философия есть постижение абсолютного». Что имел в виду Гегель? Какое понятие является для него главным?

2. Немецкий философ Иоганн Готлиб Фихте (1762–1814) писал: «Вся философия не имеет в виду никакой цели как только ответ на поставленные вопросы, и в особенности на последний, высший: каково назначение человека вообще и какими средствами он может вернее всего его достигнуть?» Какой подход использовал Фихте при формулировании основного вопроса философии? Согласны ли вы с ним? Есть ли у вас возражения?

3. Предположим, что объявлен конкурс на лучшую формулировку основного вопроса философии. Предложите свои варианты. Попробуйте обнаружить то смысловое поле, на котором можно отыскать основной вопрос философии: судьба человека, любовь, жизнь, бессмертие, познание, вечность природы, нравственность, сущность бытия.

4. А. Шопенгауэр писал: «Едва бы люди стали философствовать, если бы не было смерти».

Может быть, конечность человеческого существования и есть основной вопрос философии? А каково ваше мнение? Есть ли у вас возражения против мысли Шопенгауэра? Может быть, бренность человеческого существования рождает чувство тревоги, которое и заставляет человека задуматься над жизнью, ее смыслом? Не с этого ли начинается всякая философская рефлексия (размышление)? А коли так, то, может быть, проблемы смерти и бессмертия и являются основным вопросом философии?

5. Вспомните, какие современные открытия в физике заставляют заново осмыслить соотношение бытия и сознания. Почему понятие «материя» становится иным, когда происходят важные открытия в физике? Отчего мы вкладываем в понятие «материя» самый обобщенный смысл? Какие задачи стоят сейчас перед материалистами и идеалистами?