Искра
Из глаз. Из фраз ораторов. Из-под скрипящих колес старых башенных часов на площади. Та, что отправляет в небо салюты в честь главных праздников города, а может, те, что упорным трудом добывали на протяжении лет в пещерах древние потомки?
– «Совершенно нет».
Разве что способно затмить ту искру, что в нас разжигает любовь? В наполненные метаниями, резкими движениями и напряженным дыханием ночи невозможно спокойно лежать даже на самой удобной подушке. А за миг, когда ваши взгляды совпали, держишься до самого утра, страстно желая повторить его.
– «Во всем прочем, эта история не о прошедшем дне».
«И способен ли вообще этот самолет взлететь? Благополучно приземлиться…» – спрашивал я себя в четыре часа ночи, потеряв всякий сон и последнюю надежду заснуть, поднимая в руках оставленный незнакомкой бумажный самолетик. Так и не ответив себе, я отправил его в стену. «О, приземлился. Ну теперь не взлетит. А, к черту!».
Через пару часов очередная утренняя чашка кофе, новоиспеченная шутка Скотта, нетленная лысина Ларри. Не желаемая никем поездка на Браун Стрит, ставшая родной столовая на Пампл с пловом Чарли и множество безответных вопросов. А в сознании моем витает белый мотылек, стремящийся полететь прочь от клетки, яркого света, пророчащего притяжение всех остальных мотыльков. И даже если вопреки законам природы его замыслу суждено сбыться, никто даже ресницей не моргнет, услышав ничтожную весть о том, что мотылек не покорился неписанной истине. Другое дело – человек. Представитель пролетариата, работник мыслей, превращающий безжизненные полотна в произведения искусства, сойдя с нужного поворота системы, мнит себя творцом революции! И континенты блещут овациями, история вписывает его инициалы в свои бескрайние страницы! А я допил утренний кофе и вышел на улицу.
Осенний ветер норовил растрепать и без того ленивою рукой уложенные волосы. Больше всего мне не хотелось вновь поехать на Браун Стрит и на весь день окунуться в криминальную струю, с коей ничто меня не роднило. Нет, в детстве было интересно читать старые детективы или с такими же сорванцами лазить, куда бы нормальный ребенок посмотреть бы боялся, и представлять себя победителем всех дворовых опасностей! Впрочем, матушка отреагировала бы ровно также, как и в мои детские года. Благо, от обязанности носить закрывающие уши шапки я успешно избавился.
Все-таки полезно иногда импровизировать. Да, я, заспанный удрученный флегматик, это подметил, вы не ослышались! Владея запасом времени ровно в четырнадцать минут, по пути на работу я прокатился вниз до Соул Стрит, известной теми самыми круассанами, и захватил своим доходягам по плюшке. И даже придумал на то шутку про Чарли, уж очень он, черт возьми, похож на промасленную пышущую жаром мясную плюшку! И подхваченный осенним ветром, несущим меня вперед, достиг любимой лишь в день зарплаты, менее любимой в день аванса, родной мастерской. Кстати, интересно сейчас расспросить бы Скотта, что же Ларри ему возразил на вчерашний рапорт о нашем тупике.
«Внимание, три… два…» – (шепотом отсчитал я, переступив порог мастерской).
– О, Лаз! Ты сегодня свежее чем обычно! Тебя постирали? – не уступая никогда в пунктуальности и изощренности приветствия никому, обнял меня Скотт.
– Старина! Ты как всегда в своем духе! Приветствую, рад видеть! – радушно похлопал я Скотта по плечу.
– Взаимно! О, это мне?
– Не Ларри же!
– Мм, те самые, с лавки на Соул! Сегодня ты уже заслужил мою любовь! Тогда предлагаю срочно освоить эти кулинарные шедевры, пока Чарли не добрался до нас.
– Ну как тут отказать, а! Кстати, что с ним?
– У меня есть две версии.
– Давай с плохой.
– Он помирился с женой. И либо она забрала его машину, либо его самого вместе с совестью, и поэтому он прибудет на восточном экспрессе до станции, оттуда наверх по Памплу пешком взгромоздит наеденное за плотным завтраком пузо, и распахнет наши двери, когда Ларри будет уже рвать и метать все подручное.
– Что мы имеем с хорошей стороны?
– Он поругался с женой.
– Тогда его пузо должно иметь причину на опоздание.
– Точно! Предполагаю, он выехал, забыв надеть подтяжки…
– Ха, вернулся домой, там злая жена…
– Именно, вернулся на Пампл, а там уже пробка!
– Хуже, если сегодня на Пампл вышли бастовать рабочие Северного вокзала.
– Ну-ка, Скотти, просвети меня, отстал нынче от курса последних городских событий.
– Все то же, что и пять лет назад у рудников за Западной окраиной Роджерса. Задержки выплат, сокращения, клопы в матрасах, отсутствие мяса в щах…
– Дай угадаю, еще ненормированный рабочий день и табак втридорога?
– Да-да-да…
– Если этот лысый черт задержит нам аванс, будем иметь такую же участь.
– Меланхолия от Лаза. Точно, удручающе и никогда не поддержит!
– Даже не поспоришь, старина. – с улыбкой я вздохнул, заканчивая доедать последний, и от этого самый вкусный круассан.
Конечно же, в этот момент распахнулись широко двери мастерской, и влетел запыхавшийся Чарли.
– Я не опоздал? Ларри уже здесь?!
– Куда не опоздал? – с мировым спокойствием спросил Скотт, цивильно дожевывая завтрак.
– Ну на работу естественно! – нервно отозвался Чарли, вытирающий пот со лба.
– Какую работу? Тебя уволили еще час назад.
Холодок пробежал от затылка до пяток нашего толстого недоумевающего друга. И правда, еще чуть-чуть, и Чарли буквально бы оледенел, но Скотт начал тихонько посмеиваться.
– Да расслабься, старина, Ларри нет, ты здесь! – Идиллия!
– Аллилуйя, черт побери!
– Правда, одна плохая новость у нас для тебя все же есть… – подыгрывая Скотту, сказал я Чарли.
Снова наш успешно начавший день толстячок напрягся.
– Круассаны так до твоего прихода и не дожили, ха!
Скосила выражение лица Чарли очень приплюснутая злорадная улыбка, будто бульдогу наступил на хвост маленький мальчик, и ему не больно, не смешно и нелепо.
– А черт с вами! В обед наверстаем! – вдруг сменился на позитивную волну наш бульдог, – Какие будут указания?
– Прогревай мотор, старина! Едем на Браун, оттуда на обед, далее на ковер к Ларри, но сначала мы с Лазом за авансом. Ты с нами?
– Ого, сегодня ж мы станем любимы бухгалтерами! Конечно с вами, нужно же мириться сегодня с женой.
Мы со Скоттом понимающе переглянулись, мол, что и требовалось доказать. Через 15 минут карманы наших рубашек заветно полнились, мы размещали наши зады в плоскости «Бьюика» Чарли. Скотт медленно докуривал, опершись локтем о капот, ветер развевал ему галстук. Такая драматическая картина перед триллером, что вновь ожидал нас на Браун менее чем через час. Наконец, Чарли запустил двигатель, и мы двинулись в путь.
Искра. При зажигании спичек. При горении бенгальских огней в канун Рождества под звон пенящихся фужеров.
– «Да нет же! Совершенно нет!»
Не сравнится по яркости своей ни одна искра с той, что возникает между людьми. Та, что способна освещать стадионы, не вызовет и робкий холодок стеснения между людьми, еще не знакомыми, но чувствующими взаимные взгляды на себе. Когда Чарли распластывается аки барин на водительском сиденье, набивает сполна щеки арахисом и возмущенно пялится на тебя, мол, что в этом такого, ты волей-неволей испытываешь холодок стеснения. И когда тебе оставляют бумажную поделку вместо встречи, пробегает холод стеснения. Вдобавок это еще и бесит! Черт подери тот случай у городского фонтана, который мне непременно еще предстоит разгадать! Замаячили на горизонте узнаваемые кирпичные дома, что вот-вот сменятся на двухэтажные Браунинские.
Вот мне всегда было интересно, кто и как придумывал эти чертовы нелепые названия? Почему улица Браун? Там что, проблемы с канализацией, и от этого вся улица стала Браун? Или раньше был там гетто-квартал с выходцами из Африки? Хорошо, почему Соул Стрит? Что в ней такого «душевного», кроме круассанов? Но больше всего меня забавляет в нашем городке переулок Safety, который ну никак не соответствует своему громогласному имени! Ну никто еще, чувствуя защищенность, по этому переулку не проходил! Тот берет свое начало у Южного моста, и для многих искателей полуночных приключений начало этой улицы становится ее концом! Все же, мы втроем надеялись, что сегодня Браун Стрит не станет нашим концом. Ибо Чарли нужно было мириться с женой, Скотту спешить после работы за подарком Марго, а мне разгадывать головоломку. Звук накатанной бетонной колеи сменился на жесткую брусчатку, мы минули разъезд на Браун. Завиднелся конец улицы с путаницей номеров домов в паутине криминальных событий.
На секунду мне показалось, что асфальт стал холоднее и жестче, а лица пешеходов смотрели недружелюбно на хрипящий «Бьюик». Это ощущение подтверждалось напрягающим звуком перестукивания: то ли у Скотта стучали зубы, то ли Чарли забыл смазать свои суставы. Впрочем, в этот момент все мы втроем с радостью смазали душу градусным напитком, прежде чем снова лезть к ищейкам. Наконец, мы припарковались, и еще не выйдя из машины, мы со Скоттом закурили. В этот раз Чарли даже слова ни сказал.
Вдруг я заметил, как из переулка на нас косился юнец в оборванных лохмотьях, будто на секунду я ощутил перед собой картину военных голодных лет, от чего стало еще более не по себе. Но, сжав волю в кулак, а по правде говоря, намотав на него сопли, мы подошли к ограде злополучного дома. Со стороны он и сегодня казался ничем не отличавшемся от других таких же, стоявших поблизости: оцепляющую криминальный периметр ленту сняли, зевак больше не виднелось, и только люди нашей профессии знали суть.
– Если на нашем пути, джентльмены, не приключится дьявольщина, помирюсь с женой, вот увидите. – на выдохе заверил нас Чарли.
– Это прямая угроза самому дьяволу, смотри аккуратней! – с ухмылкой произнес Скотт, пытавшийся скрыть, что его коленки выстукивали полонез бояки.
– А, к черту, господа. Входим.
Со скрипом отворилась дверь, уверенною походкой ввалились три джентльмена, в сбитом с толку молчании они же и застыли.
– Свет выключен, вещи аккуратно сложены…
– Занавески открыты…
Скотт был первым, кто направился вперед и подошел к окну.
– Да и свежие цветы на подоконнике, земля сырая. Будто кто-то до нас навел здесь порядок и закрыл это дело.
– Пахнет явной чертовщиной!
– В точку, Лаз. Будто дьявол играет с нами.
– Так, нужно подняться наверх, вероятно, там остались хотя бы малейшие зацепки.
С этими словами мы втроем преодолели еще более скрипучую чем дверь лестницу, пытаясь побороть один за другим леденящие тело приступы. Перед нашими журналистскими глазами, имевшими дело лишь с неправильно оформленными статьями, боровшими ночную усталость из-за срочности сдать материал проклятому Ларри, открылась останавливающая все мысли… пустота.
Заправленная кровать с новым постельным бельем. Шкаф, ставшим вчера находкой для шпиона, отсутствовал, оставляя еще больше вопросов. В месте, где вчера лежало тело, находился комод. Кто-то изрядно постарался, чтобы отодвинуть его от стены. Его нижний ящик был легонько приоткрыт, будто чтобы специально заманить случайного посетителя. Или приманить к себе наши не смыслящие в криминалистике носы. Все мы втроем понимали, что именно в нем кроится хоть что-нибудь. Если бы это было не так, вряд ли кто старался навести бы такой безупречный порядок.
– Я посмотрю, парни. – набравшись смелости, шагнул я вперед.
Белый конверт. Потертая марка с самолетом. Более ни слова. В графе адресата отпечаток, сделанный кровью. Мои руки, державшие то, что явно не стоило открывать, налились свинцом.
– Со всеми святыми, Лаз.
– Здесь послание.
– Читай вслух…
«Мгновенно во мне проснулся и забушевал адский дух. В экстазе злорадства я калечил и уродовал беспомощное тело, упиваясь при каждом ударе, и только когда мной начала овладевать усталость, в самом разгаре моего безумия, сердце сковал леденящий ужас…»
– Про-дол-жать? … – пытаясь выдавить из более не двигавшегося от понимаемого рта, произнес я.
Отошедший на несколько шагов назад Чарли медленно одобрительно покивал головой, понимая, что следующие строки могут нести в себе ужас посерьезней.
«…но через секунды приступы слепой жалости к бездыханному окровавленному телу погасли. Как и я ко всему чертовому свету. Потушен светлый источник, задушен белый мотылек в открытой клетке! Ха-ха-ха! Вонзивши в ее нежное тело правду по всем заслугам! Ха-ха-ха! Лавры мне, лавры!…»
– Чертов идиот, упаси Господи и все святые… Свихнувшийся! – едва заикаясь, окрестился Чарли.
Скотт же сухо молчал, пытаясь сфокусироваться на мыслях.
– Продолжай. – кивнул он мне.
«…Тебе даже не стоит найти меня.»
– Закончил. – сухо сглотнув слюну, ответил я Чарли. – Уходим отсюда.
Через мгновение мы запрыгнули в «Бьюик», в тот момент казавшийся спасением из чертовой западни. Письмо мы доставили в целости Ларри, за исключением правого нижнего края – в тайне от всех я оторвал уголок бумаги. Ларри, глядя на нас, за день поседевших, даже не стал расспрашивать, в какую передрягу мы попали. Достаточно было просто посмотреть на Чарли, беспрерывно вытиравшего пот со лба. А на оторванном уголке бумаги красовалось следующее:
Честно говоря, до того момента, как мы вошли в Браун Стрит 43, мое состояние было смесью утреннего недосыпа и радостью от полученного аванса, на взводе я себя явно не чувствовал. Вот она и искра. Пролетела. Меж нами и чертовой пучиной дьявола, над которой, стоя на краю обрыва, ощущали себя мы, журналюги с Пампл, коим бесплатно разливали по пятницам.
Сразу после мы двинулись в бар. Даже не в поисках того, что способно отвлечь от чувства кошмара, скорее, из-за давившего отсутствия идей и непонимания, ради чего нам стоило окунаться во все сплетенные от безумства плети. Пампл Стрит встретила нас еще не горящими вечерними огнями.